Е. И. и Красниковой О. М. Антропология Берта Хеллингера Начинаем наше 14-ое заседание

Вид материалаЗаседание

Содержание


Еще мы должны предоставить последнее слово докладчикам.
Только нам надо быть к этому готовым.
Красникова Е.И.
Директивен ли садовник, который говорит, что нужно обрезку этого куста делать в мае, а вот этого куста - в марте?
Подобный материал:
1   2   3   4
Красникова Е.И. У вас есть высшее психологическое образование?

Выступающий. У меня нет высшего психологического образования. У меня есть богословское образование. Но в свое время я оканчивал довольно большой психологический факультет. Я был вице-президентом белорусского [...]. Я много лет проработал психологом, и у меня достаточно опыта. (?!)

Выступление 4. Сколько я ни хожу на ваши собрания, я все больше "разжигаюсь". [...]. Если мы - профессионалы, то в чем этот профессионализм? Вот мы послушали сегодня. [...]. Нет ни одной [...] системы, которая бы выдержала критику с позиций Христианства. Но надо ли все это [...]? [...].

На самом деле, это очень серьезная вещь. Мы - сообщество христианских психологов... Что мы делали? [...]. Можно дойти до таких крайностей, до такого догматизма. [...]. Как нам так жить, чтобы, православно работая, свободно себя вести, имея в виду точное духовное чувство: что можно, а что нельзя. С чего начать? Может быть, провести какую-то линию... Я не знаю. [...]. Меня интересует психология верующего человека. Что такое христианская психология, я не знаю. Мне кажется, что опыт вот этих наших коллег чрезвычайно интересен. [...].

Что здесь такого соблазняющего, оккультного, шаманского? Эта проблема есть. Вам не нравятся расстановки? Делайте что-нибудь другое. Ведь у вас же есть ощущение, что это странно. Вы видите перед собой работу грандиозную. Ваше чувство говорит: "Здесь какой-то элемент магии, с чем я не могу согласиться. Но, может быть, то, что здесь магично, я могу сделать по-другому?" Давайте свободно и не предвзято смотреть на любой психотерапевтический опыт. [...].

О. Андрей. Я позволю себе подвести некоторый итог, и тогда мы помолимся, попрощавшись перед этим на летние каникулы. Еще мы должны предоставить последнее слово докладчикам.

Сегодня в нашем обсуждении мы услышали почти весь спектр возможных оценок, включая крайние оценки. Мне кажется, это хорошо. По крайней мере, Елена Ивановна, которая так долго избегала больших аудиторий, услышала, что говорят на Москве. На Москве говорят разное, как водится. И теперь понятно, что и как происходит.

Кто выберет какой в этом путь, зависит от нашего общего состояния или от нашего личного выбора. Естественно, что каждый выбирает свой путь: и в психологии, и в жизни, и в церкви.

Но я думаю, что то явление, которое можно было бы назвать явлением в Европе вот этого нарастающего, как лавина, увлечения Хеллингером, оно относится к тем явлениям европейского сознания и европейской мысли, которое интересно, и требует своего анализа. К сожалению, человек, который делает анализы, ушел. Я попытаюсь высказать свою точку зрения на эту проблему.

Европа увлекалась за последние столетия разными вещами. Одной из первых был индивидуализм, который выразился в классической немецкой психологии, и дошел до своего некоторого абсурда. Затем был социализм, который дошел в разных вариантах до своей абсурдной точки. Затем, на заре XX в., возникло увлечение антропософией, которое тоже дало определенные результаты в виде Штайнера, в виде [Вальдорфской] педагогики (которую, Анна Михайловна, мы уже так много обсуждали здесь, на нашей Москве). Было увлечение восточными оккультными учениями (йогой и всем прочим).

Теперь, вероятно, возникла новая лавина, которая началась не с Хеллингера, а с Кастанеды и с даосских практик, и которая сейчас активно развивается под названием "трансперсональная психология". В какой-то степени что-то роднит ее и с учением Хеллингера, потому что там прослеживается одна и та же даосская практика (они и называют ее чем-то общим).

Но ведь можно и по-другому на это дело взглянуть. Я бы выделил здесь три позиции (не могу сказать: "оппозиции", - потому что их там три, а не две). Это увлечение социумом, которое вырождается в социализм. Это увлечение семьей: то, что предлагается в системе Хеллингера как некая антропологическая система, в которой (как правильно заметил Юрий Михайлович) преимущество отдано не личности, а роду, семье. И, наконец, индивидуализм, личность.

Да, наша европейская психология (и советская, в том числе) индивидуалистична, и поэтому она, в конце концов, привела к пониманию личности как важнейшей категории. Это наследие Христианства. Христианство, прежде всего, личностно по своей основной богословской направленности и по своему основному контакту с психологическими науками. Поэтому естественно, что всякого православного в знакомстве с методом Хеллингера удивляет то, что личность клиента тут практически не интересует самого терапевта. На нашем обсуждении на факультете Денис Новиков сказал хорошую фразу: "Я чувствую себя обреченным". Клиент в этой методике чувствует себя обреченным: ему нечего выбирать. Он может выбирать из плохого или не выбирать. То есть, он может поступить так, как рекомендует терапевт, или отказаться. Но тогда он обречен оставаться со своим заболеванием.

Это известная христианская оппозиция между природой и личностью. Личность стремится к свободе, и потому поступает часто против семьи и против рода, высвобождая себя на этом пути, и, к сожалению, разрушая очень часто дом, семью, родственные связи (иногда с кровью). Но эта свобода почему-то человеку очень нужна, хотя она может стоить жертв. Потом оказывается, что эти жертвы во втором и третьем поколении приводят к боли и к беде.

Да, свобода стоит дорого. Но, тем не менее, мы понимаем, что свобода - это путь индивидуалистически-личностный, который когда-то так критиковали в немецкой философии Хомяков и Киреевский. Но, между тем, это именно христианский путь, это именно христианское движение.

Хеллингер обращает нас к роду, и обращает, как я думаю, вот почему. В своем увлечении индивидуализмом Европа дошла до крайней точки, в которой оказался разрушенным человек. Антропологическая катастрофа, которая постигла европейскую цивилизацию, - факт XX в. Тогда Европа стала обращаться к тем культурным практикам, где этого еще не произошло: к восточным практикам (даосским, индийским и, кстати, к восточно-христианским, т.е. к православным практикам), где традиционная культура (т.е. культура антропологическая) до сих пор жива, оттуда пытаясь получить некий спасительный для человека кров. Но поскольку европейская цивилизация христианская, с водой пришлось вылить и ребенка. Не удивительно, что не только Хеллингер, а многие мыслители, которые критиковали весь европейский путь цивилизации, всю критику опрокинули и на Христианство.

Тут, конечно, есть и личная история Берта Хеллингера, который был священником, монахом, миссионером, и долгое время возглавлял в Южной Африке образовательный центр. Он был благочинным целого образовательного района. Его кризисный путь: его отношение к своему ордену, католичеству, церкви, Христианству в целом, - критическое отношение, которое теперь он довел до своего, может быть, предельного вывода, когда он его полностью стал отрицать, - это его личный путь. Но в нем прослеживаются некоторые общеевропейские тенденции, которые отчасти нам известны, отчасти еще, вероятно, предстоит увидеть. Но, я думаю, то, что происходит с ним, то же происходит и с нами со всеми: некий такой религиозный синкретизм, в котором Христианство может быть совмещено с Индуизмом, совмещено с оккультными, шаманскими и какими угодно практиками.

Еще одна идея, которая поражает (из того, что рассказывала нам сегодня Елена Ивановна), - это мессианство: человек, который сумел помочь сотням, тысячам, может быть, уже десяткам тысяч людей. Ему, может быть, кажется теперь, что он может помочь всем. Но разве он первый, кто пострадал от идеи мессианского спасения человечества? Ну, не первый. Многие мечтали об этом.

Только нам надо быть к этому готовым. Если эта лавина в сентябре или в октябре хлынет на наши подмостки, то нечего этому удивляться. Наверное, этому надлежит быть. "Надлежит всему быть" - как писал Апостол Павел. "Надлежит быть разномыслиям, чтобы в этом разномыслии возникли наиболее искусные, и искусные бы показали нам, где выход".

Я думаю, что и пугаться этого нечего. Но в том анализе, который нам был предложен, мне кажется, следует развести: психологическую методику и психологические реальности, с которыми работают Хеллингер и его ученики, и ту философско-антропологически-религиозную систему, которую строит Хеллингер. Наверное, это все-таки разные вещи.

Когда нам читали лекции по истории психологии, я помню, что даже наши коммунистические преподаватели говорили о том, что философия Фрейда и его методика психоанализа - это разные вещи. Так, наверное, и тут тоже. Хотя, несомненно, в этом во всем есть глубокая связь: между теорией и методами, между идеологией и прагматикой.

С чем я не могу не согласиться с Еленой Ивановной: это то, что, во всяком случае, мы не можем оставить без внимания вот это большое движение, что, наверное, имеет смысл многим психологам и историкам психологии (Юрий Михайлович) заняться всерьез этой проблемой, и изучать всерьез именно оригинальные тексты, посещать его семинары, чтобы слышать, слушать, и научиться понимать. Наверное, тогда из этого сформируется и наше отношение: более профессиональное, более духовное, более верное.

Я думаю, что и наш семинар послужит, наверное, только началом разговора в нашем отечестве, на нашей Москве, об этом замечательном явлении.

Красникова Е.И. Я сейчас попробую вспомнить какие-то свои реакции на ваши выступления.

Людмила Федоровна, по поводу вашего выступления даже ничего не могу вам сказать. Просто мы видим ситуацию в каких-то параллельных плоскостях. Апеллировать к Интернету и к той женщине, которую я не могу знать... По каждой третьей или четвертой позиции хочется сказать: "Но это же не правда". Вступать с этим в дискуссию нет никакого смысла.

По поводу вот вашего выступления. Я услышала внимание к тому, что здесь происходит. Я услышала понимание. Я вдохнула университетского академизма: так приятно повеяло, и я благодарна вам за это ощущение. Но, я думаю, что у вас свои задачи. Так что, так, наверное, и нужно.

Меня приятно ошеломило выступление того человека, который ушел. Он говорил какие-то очень точные слова, говорил мастерски. По мере того, как я его слушала, к концу его речи я, видимо, впала в такой транс, и пришла к заключению, что все, никогда с Бертом Хеллингером я работать не буду... Или это был гипноз. Так что, большое спасибо вам, Татьяна, что вы меня выели из этого состояния транса, в которое он меня ввел. Я, конечно, совершенно солидарна с тем, что вы сказали. Хотя я бы еще оченььь серьезно поговорила с этим человеком. У него были очень серьезные аргументы и предупреждения. Я почувствовала, что за ним стоит знание, (?!) т.е. то знание, которое я ищу: что с нами происходит, если мы занимаемся тем, чем мы занимаемся...

Большое спасибо за то, что вы так здорово подытожили, и как-то обобщили то, что я здесь говорила, те ассоциации и вопросы, которые здесь возникали. Единственное, что меня зацепило: это по поводу директивности этого метода. Я все-таки на это отвечу.

Директивен ли садовник, который говорит, что нужно обрезку этого куста делать в мае, а вот этого куста - в марте?

О. Андрей. У куста нет свободы...

Красникова Е.И. Конечно, директивен, если он знает процесс, которым живет этот куст, и процесс, которым живет этот куст. Он это знает. Вы можете сделать по-другому. Но что будет с этим кустом?

За внешней директивностью стоит знание процесса. Те психологи, которые знакомы с процессуальной психотерапией, хорошо знают такого рода директивность: когда я, зная процесс, следую за ним с трепетом и страхом (как говорит Хеллингер). Это есть у него, у единственного психотерапевта. Поверьте мне: я читала много, и слушала много. Он говорит о трепете, с которым психотерапевт должен подходить к человеку.

Вот такая гамма чувств. Сейчас я как-то успокоилась, и у меня такое ощущение, что у меня произошло отчуждение от того, что здесь происходило, и от того, как я в этом участвовала. Я очень рада, что мы что-то такое пустили сейчас по этой воде, и оно поплыло.

Я думаю, что нужно было отреагировать на то, что происходит такое серьезное событие в психологической жизни, и попробовать как-то вписать его в контекст вашей жизни. Во всяком случае, никакой другой цели у меня здесь не было, кроме как проинформировать, и выразить отношение.