Урочище сто могил
| Вид материала | Книга |
- Список литературы, 4.61kb.
- Развитие теоретической физики в ХХ веке шло под флагом зарождения, развития и становления, 110.96kb.
- Тематика проведения классных часов по воспитательной методике, 151.82kb.
- -, 8904.36kb.
- Место проведения: г. Семей урочище Жидебай, 123.69kb.
- Отчет о научно-исследовательской работе, 2050.33kb.
- «Хочу все знать», 18.63kb.
- Наваждение или феномен блуждающих могил, 6011.03kb.
- Южный Урал. Активные маршруты по Башкирии, 55.69kb.
- Урок-повторения и обобщения темы "сто специальная теория относительности", 114.09kb.
вой стенке камеры. Под изображением орла и дельфина нанесены насечки (рис. 45, 5). Та_
кие же насечки шли и по восточной стенке (рис. 45, 3). На западной стенке камеры скле_
па — хаотические насечки и изображение типа плетня (рис. 45, 4). Рядом с плетнем находи_
лись, выполненные краснокирпичной краской, нечеткие рисунки коровы или быка, а ря_
дом с ними — копья [Папанова, 2002 в, с. 547–553].
По всей видимости, в этом склепе похоронили человека, исповедующего орфико_пифа_
горейское учение о загробном мире. Подтверждением этого предположения может слу_
жить символика рисунков. По всей видимости, роспись стен посвящалась богу Аполлону,
выступавшему и в роли бога смерти, подземного мрака и рока, нисходящего каждые девять
космических лет в Аид, чтобы через очищение стать истинным Аполлоном (Aрol., I, 9, 15;
Plut., 21, 421) [Лосев, 1957, с. 293, 363]. Хтоническая основа Аполлона выражалась в изоб_
ражении его в виде дельфина, ястреба или коршуна (Plut., Tes. 18; Hom. Il., XV, 237) [Ива_
нов, Топоров, 1974, с. 141–142; Кагаров, 1913, с. 269, прим. 8, с. 229; Лосев, 1957, с. 284].
Отметим, что ястреб и коршун — это птицы класса орлиных. Аполлон_орел выступал сим_
волом воскресения и новой жизни [Церен, 1976, с. 161]. Изображения орла и дельфина
имеются в склепе. Символом бога Аполлона также являлось и копье [Лосев, 1957, с. 429],
рисунок которого находился на западной стене камеры склепа. Не менее интересна симво_
лика коровы и быка. Как известно, в мифологии древних греков эти животные были жерт_
венными и стояли у древа жизни, символизирующего возрождение после смерти [Церен,
1976, с. 156, 199–201]. Предположение о том, что в склепе был похоронен человека испове_
дующий орфико_пифагорейское учение о загробном мире, подтверждают также остатки
погребального инвентаря. Это фрагменты кубка коричневого цвета с рельефным орнамен_
том в виде гирлянд, тирсов, алтарей и маской Диониса на фризе сосуда [Козуб, 1985, с. 292].
По свидетельству античных авторов (Luc. De Luc., V, 73; Paus. X, 32, 7; Soph., Than., 205–
211; Strabo, X, 3, 10), древние греки объединяли ипостаси Аполлона и Диониса, а символом
этой новой ипостаси выступал бык [Лосев, 1957, с. 322–330], изображение которого также
113
Рис. 45. Роспись в земляном склепе 1983/12 первой половины I в. до н. э.
114
имеется в склепе. Образ бога Диониса символизировал идею трагической смерти, которую
несли стрелы или копье Аполлона [Страшкевич, 1874, с. 37–38; Велишский, 1878, с. 612].
Таким образом, мы видим на стенах камеры склепа орфический «круг рождения» [Фрей_
денберг, 1936, с. 67]. Умерший находится в узах смерти, которые в композиции росписи
символизируют насечки на стенах, а вырваться из уз смерти ему помогает Аполлон_Дио_
нис, символы которого бык, дельфин и копье изображены на стенах склепа. Возрождению
и преодолению смерти способствует и могильная трапеза [Фрейденберг, 1936, с. 66]. Имен_
но с этой целью возле склепа и поставили стол_трапедзу.
Следует отметить, что вопрос о причинах появления земляных склепов на греческих
некрополях в различных регионах до сих пор не решен однозначно. Многие исследователи
полагают, что они были принесены в Северное Причерноморье из Малой Азии, в частности
из г. Амиса. Впервые эту точку зрения высказал В. В. Шкорпил, а затем ее поддержали
Р. Х. Лепер [1908, с. 311–314], М. И. Ростовцев [1914, с. 509; 1925, с. 159, 163],
М. Б. Парович_Пешикан [1974, с. 37], В.М. Зубарь [1982, с. 28], А. А. Масленников [1990,
с. 32–33; 1997, с. 29] и др.
В то же время зарубежные исследователи, не однозначно относятся к точке зрения о
практике заимствования форм погребальных сооружений. Например, Г. Перро и С. Ши_
пье в «Истории древнего искусства. Финикия — Кипр» [1885] или Г. Э. Мюлонас в статье о
раскопках в Аттике [1934, р. 258–279], рассмотрев два типа склепов и сравнив их с анало_
гичными склепами из некрополей Сирии и Krasi пришли к выводу, что эти склепы имеют
местное происхождение и развивают погребальные традиции, ведущие свое начало с Ми_
кенского периода [Perrot, Chipier, 1885, р. 205–240; Mylonas, 1934, р. 268–269].
Поэтому согласиться полностью с выводами о заимствовании данного типа погребально_
го сооружения ольвиополитами сложно, поскольку на некрополе Ольвии зафиксированы
и переходные формы от больших подбойных могил к склепам. Переходными формами от
большого подбоя к склепу являлись могилы 1894/7, 1962/13 и 1984/1 (V в. до н. э.) [Яст_
ребов, 1896, с. 61; Козуб, 1965, с. 126–131; Папанова, 1984/29, с. 6–8; Назарчук, 1988, с. 200].
В 1993 году на участке «Северный» ольвийского некрополя был раскопан необычной
конструкции земляной склеп конца V — начала IV вв. до н. э. [Папанова, 2001, с. 36–40].
Многие из ранее раскопанных земляных склепов имели пологие ступенчатые или в виде
пандусов дромосы и камеры квадратной, прямоугольной, трапецивидной или круглой фор_
мы с арочным входом [Парович_Пешикан, 1974; Папанова, 1994 а]. Склеп, раскопанный в
1993 году, имел совершенно иную конструкцию. Его дромос представлял собой глубокий
входной колодец с наклонными стенками и с дном на глубине 3,4 м от уровня современной
поверхности (рис. 46, 1). На двух его стенках были вырезаны узкие карнизы. Первый кар_
низ (1,02 _ 0,82 _ 0,12 м) шел вдоль юго_западной стенки на глубине 1,1 м, а второй (0,55–
0,6 _ 1,47 _ 1,36 м) вдоль юго_восточной стенки на глубине 1,93 м от уровня современной
поверхности. Дромос_колодец был засыпан перемешанным желтоглинистым грунтом с
фрагментами амфорных стенок и мелких бутовых камней. Сверху эту засыпь перекрыли
вымосткой из бутовых камней, остатки которой сохранились в западной части засыпи. Ка_
мера склепа (0,86–1,33 _ 1,87 _ 0,73–0,82 м) грушевидной формы с закругленными угла_
ми, находилась в северо_западной части дромоса_колодца и была ориентированна по линии
северо_запад — юго_восток (рис. 46, 2). Вход в камеру этого склепа представлял собой ароч_
ный проем, разделенный на две части, вырезанной из материка колонной (0,34–0,48 _ 0,56–
0,59 м.) (рис. 46, 3). Арки входа имели разную высоту и ширину [Папанова, 2001, с. 36–40].
Этот склеп, по нашему мнению, можно считать одной из переходных форм от больших
подбоев к склепам, который показывает, что в первую очередь развивается форма камер.
Склеп с камерой такой формы пока единственный из известных склепов на некрополе
115
Ольвии. Склеп с камерой
аналогичной формы был
раскопан только на некро_
поле Кеп, но он датирует_
ся ІІІ–ІV вв. н. э. [Маслен_
ников, 1990, с. 49]
Появление у ольвиопо_
литов такого погребально_
го сооружения как земля_
ной склеп можно объяс_
нить рядом причин. Во_
первых, религиозными ве_
рованиями древних гре_
ков, у которых подземные
погребальные камеры
символизировали собой
гроты, расселины, пещеры,
то есть проемы в земной
тверди, которые соединяли
мир живых с подземным
царством Аида (Paus., X, 32,
2–7). Во_вторых, начало
строительства земляных
склепов на некрополе Оль_
вии датируется рубежом
V–IV вв. до н. э. Это пери_
од экономического подъе_
ма ольвийского полиса,
который привел к усиле_
нию имущественной диф_
ференциации населения. В
это время значительный
процент от общего числа
ольвийских граждан со_
ставляли среднезажиточ_
ные слои населения [Кры_
жицкий и др., 1999, с. 404].
В_третьих, это явление
было связано также с иде_
ей о «приличном погребе_
нии», которая все более ох_
ватывала среднезажиточ_
ные слои населения [Мас_
ленников, 1990, с. 33]. В_
четвертых, не исключено,
что на резкое количествен_
ное увеличение числа зем_
ляных склепов на ольвий_
ском некрополе в IV в. до
Рис. 46. Земляной склеп 1993/2: входной колодец (1); камера
(2); вход в склеп (3).
116
н. э. оказала влияние вторая волна переселенцев в Ольвию из Средиземноморья [Отреш_
ко, 1982, с. 38; Рубан, 1985, с. 35–36; Крыжицкий, 1989, с. 149]. Они также могли привезти
с собой традицию захоронений в земляных склепах, уже практиковавшуюся ольвиополи_
тами. В_пятых, в эллинистическое время в античном мире распространяется апофеоз смерти,
связанный с идеей героизации умершего [Русяева, 1992, с. 187–189; Papanova, 2000 а, p. 22].
Если вначале посмертной героизации удостаивались только правители и выдающиеся граж_
дане, то позже расширяется круг людей удостаивающихся этой почести и охватывает сред_
незажиточные слои [Русяева, 2000, с. 38–41]. Главным условием теперь является только
уровень материального достатка семьи [Диатроптов, 2001, с. 59].
Говоря о времени появления данной традиции, то есть захоронения в земляных склепах,
необходимо отметить, что в Древней Греции начали хоронить в подземных камерах типа
склепов с дромосами, начиная с эпохи бронзы [Чайлд, 1952, с. 86, рис. 25, с. 106, 342, рис. 120].
Известно два центра распространения могил подобной конструкции — эгейский (о_ва Кипр,
Крит, Киклады) и анатолийский. В свое время камерные гробницы о_ва Кипра оказали
большое влияние на погребальную архитектуру всей материковой Греции. Между ними,
начиная с геометрического периода, сложились тесные экономические и миграционные
связи [Kurtz, Boardman, 1971, р. 175, 181]. Это влияние особенно заметно в Пелопонесе
(некрополи Аргоса, Зигурии, Коринфа), Аттике (Афины) и островной Греции (о. Родос)
[Blegen, 1928, р. 39, fig. 34, p. 48, fig. 41, p. 70, fig. 60; Bryn, 1934, p. 259 idid]. Такие же со_
оружения раскопаны на греческих некрополях Восточного Средиземноморья [Perrot,
Chipier, 1885, p. 173–205; Herrmann, 1888, s. 8–10, fig. 2–4; Dragendorff, 1903, s. 93;
Michalowski, 1960, p. 133–177]. Известны они и в Палестине, на островах Эгина, Кос, Крит,
в Киренаике, Сирии, Финикии [Peters, Thiersch, 1905, р. 81–82; Machatschek, 1967, s. 56–
57, taf. 3, 17, 19, 20; Toll, 1946, р. 10]. Кроме того, хоронили в земляных склепах на некропо_
лях эллинистического и римского времени Александрии [Breccia, 1912, р. 6–7; 1913, p. 8–
9], Киликии (Малая Азия) [Machatschek., 1967, р. 56, fig. 20, 5–6, р. 137], Кипра [Harmann,
1883, Pl. 3; Buchhols, 1973, р. 2], Мирины [Pottier, Reinach, 1887, p. 66], Приены [Wiegand,
Schrader, 1904], Сицилии [Frasca, 1979, p. 82, fig. 7, p. 86, fig. 15], в Западном Причерномо_
рье (Варна, Каллатис) [Маргос, 1970, с. 193–196, табл. 1–3; Preda, 1980, p. 20, fig. 5–6, p. 137,
fig. 111].
Наиболее близкие ольвийским по своему устройству земляные склепы были раскопаны
на некрополях Зигурии и о. Фарос эллинистического и римского времени [Perrot, Chipier,
1885, р. 231–233, fig. 167–171; Blegen, 1928, р. 58–60, fig. 48–51].
Земляные склепы появляется на некрополе Ольвии на рубеже V–IV вв. до н. э. [Козуб,
1974, с. 15; Папанова, 2001, с. 39] и существует до конца II в. н. э. На протяжении всего пе_
риода существования ольвийских погребальных сооружений этого типа основная конст_
рукция земляных склепов практически не изменяется, а добавляются только некоторые
конструктивные детали [Парович_Пешикан, 1974, с. 36–37].
В отличие от некрополя Ольвии, на некрополях других регионов Северного Причерно_
морья подобные конструкции погребальных сооружений появляются позже. Так, в Панти_
капее их стали строить с III в. до н. э. [Цветаева, 1951, с. 50]. Одновременно с ними здесь
сосуществовали склепы, вырубленные в скалах [Кулаковский, 1896, с. 2–5]. В Херсонесе
склепы появляются на рубеже нашей эры «как вполне сформировавшийся тип погребаль_
ного сооружения и продолжают строиться без особых изменений до конца античной эпохи»
[Зубарь, 1982, с. 27]. Весьма распространенны они были и на Боспоре, особенно в первые
века нашей эры [Масленников, 1990, с. 18–56; 1997, с. 26–29].
Во второй половине IV в. до н. э. на ольвийском некрополе появляется иной тип погре_
бального сооружения — каменный склеп. Стены камер каменных склепов были сложены
из обработанных каменных плит и имели каменные перекрытия различной конструкции.
117
На сегодняшний день имеются данные о тридцати шести каменных склепах [Уваров,
1851, с. 42–43; 1853, табл. XI; Забелин, Тизенгаузен, 1876, с. XXVIII; Суручан, 1891, с. IX–
XIV; Фармаковский, 1912, с. 1–84; 1914, с. 25; 1918, с. 151; Семенов_Зусер, 1920, с. 20–21;
Бураков, 1979, с. 80; Папанова, 1985, с. 78]. Тридцать из них относятся к эллинистическому
периоду, а шесть к римскому. Каменных склепов на некрополе Ольвии было очевидно го_
раздо больше, но значительная часть их была раскопана не профессионально или разруше_
на грабителями. Так, еще Б. Г. Тизенгаузен в 1876 году писал в отчете, что самые большие
курганы с каменными склепами уже раскопаны либо по распоряжению владельца земель
графа Кушелева, на которых находился некрополь, либо кладоискателями [1876, с. XXVII].
Поэтому данные об этих раскопках отсутствуют. Ф. К. Брун, посетивший Ольвию в 1862 и
1878 гг., писал: «Пожалел я, видя каким повреждениям подверглись могильные курганы,
еще прежде открытые. Некоторые из этих памятников, не уступающих керчинским вели_
чиною и изящною постройкою, снова засыпаны, или сами обрушились, потому что боль_
шие каменные плиты, из которых в них слагались склепы без цемента, были разбираемы
поселянами на разные постройки» [1863, с. 989; 1879, с. 153].
Ольвийские каменные склепы отличаются планировкой камер и формой перекрытия.
По форме перекрытия они подразделяются на следующие виды — двухскатные (I), замко_
вые (II), уступчатые (III), горизонтальные (плоские) (IV–V) [Papanova, 2002 а, s. 89–101;
2002 б, s. 123–131]. Согласно планировке камер они представлены двумя подвидами — од_
нокамерные и двухкамерные. По характеру исполнения дромоса склепы можно разделить
на варианты. Вариант I а — однокамерные склепы с земляным дромосом. Вариант I б —
однокамерные склепы с земляным дромосом облицованным камнем. Вариант II а — скле_
пы с земляными дромосами без облицовки и вариант II б — с земляными дромосами, обли_
цованными камнем.
В период эллинизма известны только однокамерные каменные склепы, а в первые века
нашей эры появляются и двухкамерные склепы. В эллинистический период однокамерные
каменные склепы имели двухскатное, замковое и уступчатое перекрытия, а в римское ис_
пользовались только горизонтальные и двухскатные перекрытия.
Первый вид (I) — однокамерные каменные склепы с камерой прямоугольной формы с
двухскатным перекрытием (IV–III вв. до н. э.) Они представлены вариантами I а и I б
(рис. 47; 48, 1). Отметим, что склепы с двухскатным перекрытием использовались для по_
вторных захоронений в римское время (1904/28, 1913/1).
Пятнадцать из всех раскопанных каменных склепов отнесены нами к склепам с двух_
скатным перекрытием [Парович_Пешикан, 1974, с. 49_50, 172–175; Бураков, 1979, с. 81;
Папанова, 1985, с. 83; Papanova, 2002 а, s. 89–101]. Шесть из них, имевших специальные
карнизы с пазом для опоры плит перекрытия, датируются второй половине IV в. до н. э., а
остальные — III в. до н. э. [Папанова, 1985, с. 83]. Большинство склепов этого типа имели
размеры 2,5–2,6 _ 1,24–1,6 м и высоту до перекрытия 1–1,4 м. Исключение составляют скле_
пы 1913/1 и 1904/28, длина которых равнялась 3 м и 5 м. Двухскатное перекрытие сложено
из обработанных известняковых плит. В верхней части плит одного из рядов перекрытия
делали пазы, в которые входили плиты противоположного ряда. Этим приемом достига_
лась тщательность подгонки плит перекрытия, которая препятствовала доступу земли в
камеру. Во второй половине IV в. до н. э. для установки плит перекрытия стали вырезать
специальные пазы в карнизах стен камеры.
Стены камер склепов во второй половине IV в. до н. э. в основном складывались из хоро_
шо обработанных известняковых плит в виде однорядной, орфостатной, сложенной насухо
кладки. До перекрытия плиты опускали в материковый котлован. С III в. до н. э. кладки
становятся менее тщательными (1912/3). Стены устанавливали в переплет, за исключени_
118
Рис. 47. Однокамерные каменные склепы с камерой прямоугольной формы с двухскатным
перекрытием (IV– III вв. до н. э.): 105/1920 (1); 110/1920 (2); 1913 – под курганом (3).
119
Рис. 48. Каменные склепы: с двухскатным перекрытием 1982/1 ( 1); этрусский склеп (2);
с полуцилиндрическим перекрытием (3); с уступчатым перекрытием (4).
120
ем одной торцовой стены, которую ставили впритык к стенам (склепы 1904/5, 1904/28,
1911/1, 1913/1, 1969/1, 1982/1).
Часть склепов первого вида (I) имели земляной ступенчатый или в виде пандуса наклон_
ные дромосы. Так, например, к склепу 1904/28 вел земляной дромос в виде пологого пан_
дуса длиной 4,05 м и шириной 1,9 м, а в склеп 1886/5 б — земляной дромос с пятью сту_
пеньками. Уникальную конструкцию имел дромос склепа 1913/1 Iб (рис. 46, 3). На протя_
жении 1,1 м от начала его сложили из камней в виде замкового свода. Затем на участке
длиной 6,65 м свод отсутствовал, но стены были облицованы каменными плитами. Далее
шел участок длиной 0,85 м без облицовки и свода. Пол дромоса был горизонтальным на
всем протяжении.
Не все склепы данного вида имели дромосы (1886/1, 1886/4 а, б, 1904/28, 1911/1, 1913/
1, 1969/1, 1982/1). В такие склепы гроб или саркофаг опускали через верх, а затем устанав_
ливали плиты перекрытия. В некоторых случаях сооружали вначале три стены склепа и
ставили перекрытие. Через недостроенную торцовую стенку совершали захоронение. За_
тем впритык возводили четвертую стенку, которая являлась своеобразной стенкой — зак_
ладом.
Среди исследователей нет единого мнения о месте происхождения данного типа камен_
ных склепов. В свое время М. Б. Парович_Пешикан предположила, что такая форма стала
использоваться в Ольвии под влиянием Восточного Средиземноморья [1974, с. 47]. Ее вер_
сию поддержали А. В. Бураков [1979] и В.М. Зубарь [1979; 1982, с. 25]. Автор в статье «Но_
вий кам’яний склеп ольвiйського некрополю» высказала мнение, что эти склепы имеют
иное региональное происхождение — Западное Средиземноморье [Папанова, 1985, с. 87].
Склепы такого вида были распространены и в Юго_Восточном Средиземноморье. Необ_
ходимо при этом отметить, что склепы этого региона весьма отдаленно сходны с ольвийс_
кими. Их объединяет только наличие определенного вида перекрытия. Подобные склепы
(6 x 1,8–3 _ 1,25–1,8 м), сложенные из каменных плит на поверхности земли известны в
эпоху архаики на некрополях о. Кипра. Причем часть из них имели двухскатное перекры_
тие, а часть — плоское [Perrot, Chipier, 1885, p. 209–210, fig. 154–155]. В эпоху эллинизма
склепы с двухскатным перекрытием появляются на некрополях Киренаики и Ксанфа в
Ликии [Велишский, 1878, с. 154]. Здесь они, как и кипрские, не опускались в материк, а
сооружали на поверхности [Machatschek, 1967, taf. 34–36, 39, 41, 44, 49, 51, 53]. На некро_
полях Мариссы, Гадра (Египет), Карфагена эпохи эллинизма в скалах вырубали склепы с
остроконечным сводом, в виде двухскатного перекрытия [Peters, Thiersh, 1905, р. 85]. Ин_
тересно, что на некрополях о. Родоса *, Мирины, Киринаики были раскопаны саркофаги с
двухскатным перекрытием, которые имитировали кровлю, покрытую черепицей [CR, 1933,
p. 15–17, fig. 3–5; Pottier, Reinach, 1885, s. 69, fig. 13; Machatschek, 1967, abb. 3].
Полностью идентичные ольвийским склепы с двухскатным перекрытием открыты на
некрополях колоний Великой Греции на юго_западе Италии и на о. Сицилия [Модестов,
1904, с. 67, рис. 25; Залесский, 1959, с. 48, рис. 2] (рис. 48, 2). Склепы аналогичной конст_
рукции появляются и у этруссков после покорения их римлянами в IV в. до н. э. [Модес_
тов, 1904, с. 66]. Это необходимо подчеркнуть особо, так как все остальные типы этрусских
склепов имеют малоазиайское происхождение [Модестов, 1904, с. 11–12]. Абсолютно иден_
тичный ольвийскому склепу 1982/1 склеп с двухскатным перекрытием начала V в. до н. э.
раскопали в Пестуме (Южная Италия) [Папанова, 1985, с. 84]. Американским археологом
P. Sestieri было отмечено, что этот склеп в Пестуме — типичное греческое сооружение и
обряд захоронения в нем греческий [Sestieri, 1959, р. 33–37]. Склепы с двухскатным пере_
*М. Б. Парович_Пешикан называет саркофаги с о. Родос склепами [1974, С. 47].
121
крытием раскопаны на греческом некрополе классического времени г. Наксоса (Сицилия).
Причем их стены были сложены из сырцовых кирпичей, а двухскатное перекрытие сделано
из больших черепиц. Интересно, что за исключением строительного материала, их разме_
ры, кладка стен и углубленность в материк абсолютно идентичны ольвийским [Rastrelli,
1988, p. 45, fig. 45, p. 324, fig. 46, p. 334, fig. 56, p. 343, fig. 70, p. 359, fig. 73, p. 373, fig. 84 a, в].
Известны склепы с таким перекрытием в V в. до н. э. и на западном побережье Черного
моря, в частности, во Фракии [Филов, 1932, с. 61, рис. 42; Гетов, 1988, с. 26, рис. 10; Русева,
2000].
Проследим динамику появления склепов с двухскатным перекрытием аналогичных оль_
вийским в античном мире. В архаическое время они появляются на о. Кипр, с VI в.— в
Болоньи, Пестуме, Наксосе, с V в.— во Фракии и со второй половины IV в. до н. э.— на
некрополе Ольвии. Из них только западно_средиземноморские склепы абсолютно иден_
тичны ольвийским. Кипрские и фракийские склепы были наземными сооружениями.
Не исключено, что данную конструкцию каменных склепов завезли в Ольвию в IV в. до
н. э. переселенцы второй миграционной волны, в которую входили выходцы из колоний
Великой Греции и Фракийского региона. Еще В. И. Модестов писал, что «мы не знаем,
были ли в истории примеры, чтобы какой либо народ, не переменяя своих религиозных
представлений, заимствовал путем торговых влияний форму погребения, существующую
в далеких странах...» [1904, с. 18].
Что касается появления в первые века нашей эры традиции строительства каменных
склепов с двухскатным перекрытием на некрополе Херсонеса, то вряд ли можно полнос_
тью согласится с выводами В. М. Зубаря об их восточно_средиземноморском происхож_
дении [1982, c. 25]. Он прав в том, что в целом данный тип погребальных сооружений не
характерен для Херсонеса и его использовала только небольшая группа населения. По всей
видимости, их появление на херсонеском некрополе связано с римской экспансией в Се_
верное Причерноморье. Именно в римское время они появляются и на некрополе Том
(Западное Причерноморье) [Barbu, 1971, p. 53–54].
Второй вид (II) — это однокамерные каменные склепы с полуцилиндрическим пере_
крытием в виде замкового свода так называемые «македонские», датируемые концом IV —
началом III вв. до н. э. (1907/37, 1907/10) [Преда, 1963, с. 38; Парович_Пешикан, 1974, с. 49;
Papanova, 2002 а, s. 89–101]. (рис. 48, 3) Строительство этих склепов было связано с элли_
нистической традицией, а греческие колонисты во Фракии их модифицировали [Парович_
Пешикан, 1974, с. 47–49]. Ареал распространения склепов второго вида в V–IV вв. до н. э.—
это некрополи Киликии, Олинфа [Machatschek, 1942, p. 117–118, abb. XI–XVII; Robinson,
1967, p. 37–39, 43], Калатии [Preda, 1961, c. 57–162; Преда, 1963, c. 38, рис. 28, 30–31; Федо_
ров, Полевой, 1973, c. 169], античного Одессоса [Мирчев, 1958, с. 570, 574]. Во второй поло_
вине IV в. до н. э. они появляются и в Пантикапее [Гайдукевич, 1949, с. 259–260].
Третий вид ольвийских каменных склепов (III) представлен однокамерными склепами с
уступчатым перекрытием [Уваров, 1851, с. 42, прим. 1; Папанова, 1994, с. 12; Диатроптов,
2001, с. 66; Papanova, 2002 а, s. 89–101]. М. Б. Парович_Пешикан в монографии «Некро_
поль Ольвии эллинистического времени», проанализировав каменные склепы, раскопан_
ные Б. В. Фармаковским, пришла к выводу, что «... в ольвийских каменных склепах су_
ществует только два типа перекрытий: двускатное в виде крыши и полуцилиндрическое
замковое... Иных форм перекрытия, как например, ложных уступчатых и т. д. ольвийские
каменные склепы не знают» [1974, с. 26].
В 1792 г. Ф. П. Деволан «Рапорте о географическом и топографическом положении про_
винции Озу или Едизань, иначе называемую Очаковской степью, для прояснения карт и
планов, снятых по Высочайшему повелению инженер_майором Деволаном» писал, что боль_
шинство курганов на ольвийском некрополе «со склепами различных глубин, высоты и
122
формы, из которых наиболее часто использовалась коническая форма сахарной головы,
высотой от 7 футов до 24–28 футов» [Тункина, 2002, с. 425]. Позже А. С. Уваров также от_
мечал, что все осмотренные им склепы имели уступчатый или горизонтальный свод [1851,
с. 42]. При этом он подчеркивал, что ольвийские склепы с уступчатым сводом подобны скле_
пам под Золотым и Царским курганами [Уваров, 1851, с. 42, прим. 1].
Остановимся подробнее на конструкции и размерах склепа, описание и рисунок которо_
го дает А. С. Уваров. Рисунок внутренней части камеры одного из таких склепов сделал
художник его экспедиции М. Вебель [Уваров, 1853, табл. XI]. Этот склеп имел камеру дли_
ной 3,7 м, шириной 3,06 м и высотой 10,76 м [Уваров, 1851, с. 43]. Для масштаба на рисунке
изображены люди, которые кажутся карликами под сводами склепа. Свод камеры склепа
имел восемь уступов и в нее вел пологий дромос в виде пандуса (рис. 48, 4). Стены камеры
были сложены из больших каменных плит, а дверной проем перекрыт монолитным бло_
ком, опирающимся на выступы_карнизы. Свод этого склепа аналогичен своду камеры эл_
линистического времени под Мелек_Чесменским курганом [Гайдукевич, 1981, с. 49, рис. 25].
Датировка ольвийских склепов с уступчатым перекрытием затруднительна. Известно,
что уступчатые склепы Боспора существовали с конца V по III вв. до н. э. включительно
[Савостина, 1984, с. 11]. Склепы с уступчатым перекрытием известны во фракийской по_
гребальной архитектуре в V–III вв. до н. э. [Русева, 2000, с. 79; 2002, с. 79–81]. Вполне ве_
роятно, что на ольвийском некрополе их сооружали в IV в. до н. э. в период экономическо_
го расцвета Ольвии.
В первые века нашей эры появляется четвертый вид каменных однокамерных склепов
(IV) — это склепы небольших размеров с горизонтальным (плоским) перекрытием. Такие
склепы имели четырехугольные камеры, сложенные из тщательно подогнанных плит, ко_
торые перекрывали горизонтально положенные плиты (1891/1, 1904/28, 1913/1). Их сте_
ны были опушены до перекрытия в материковый котлован, а затем их горизонтально пере_
крывали большими обработанными плитами. Между стенками материкового котлована и
стенами камер иногда насыпали бутовый камень. Некоторые из этих склепов в это время
имели особые конструктивные детали. Так склеп 1904/28 (5,22 _ 1,37 _ 2,2 м), ориентиро_
ванный по оси запад_восток, имел земляной дромос, который подходил к камере с запада.
Склеп 1886/5 а (4,99 _ 1,08 _ 1,08 м) был сложен из больших обработанных плит и пере_
крыт большой каменной плитой, которая закрывала не полностью западную часть камеры.
Поэтому она была заложена деревянным настилом, поверх которого положили бутовые
камни. Пол в склепе покрыли слоем камки. Над склепом насыпали курган [Суручан, 1891,
с. XII].
Аналогичные каменные однокамерные склепы небольших размеров обнаружены на по_
зднеэллинистическом некрополе Haghios Kosmas (Аттика). Здесь склепы сооружались с
дромосом или без него и снабжались горизонтальным перекрытием [Mylonas, 1934, p. 268,
fig. 12, p. 269, fig. 13–14]. Склепы такого вида были раскопаны на Кикладах, Крите, в Зигу_
рии и в Коринфе [Shear, 1929, p. 534, fig. 16; Mylonas, 1934, p. 277].
Пятый вид каменных склепов (V) ольвийского некрополя представлен монументаль_
ными двухкамерными склепами с горизонтальным перекрытием. К началу XX века сохра_
нились два таких склепа — склеп под Зевсовым курганом и склеп Евресивия и Ареты
(рис. 49). Они были построены на север от оборонительных стен и хозяйственного предме_
стья города первых веков нашей эры. Эти склепы являются выдающимися памятниками
архитектуры позднеантичного периода. Стены камер, опущенные в котлованы, сложены в
технике двухслойной кладки, состоящей из забутовки и лицевой части из квадров, уложен_
ных в системе двухрядной сложной, орфостатной кладки, сложенной насухо, без примене_
ния строительных растворов. Оба склепа находились под большими курганами с крепида_
ми. Эти крепиды были сложены из больших плит в системе классической античной клад_
123
ки — кордон на ребро, плита на образок. Такая кладка в первые века нашей эры применя_
лась для сооружения особо значимых построек.
Несмотря на однотипность, каждый из склепов имеет своеобразные черты, придающие
этим погребальным памятникам неповторимый архитектурный облик. Склеп под Зевсо_
вым курганом представляет собой единое прямоугольное сооружение, разделенное попе_
речной стеной с дверным проемом на две камеры, которые имели одинаковую ширину и
высоту — 3 м, но разную длину (рис. 49, 1). Первая камера имела длину 2,12 м, а вторая —
Рис. 49. Склеп под Зевсовым курганом (1); склеп Евресивия и Ареты (2).
124
3,8 м. Иное конструктивное решение склепа Евресивия и Ареты. В нем первая входная
камера (3,5 _ 1,7–2,8 м) имела дверной проем в виде архитравного перекрытия (рис. 49, 2).
Вторая погребальная камера имела квадратную форму (4,15 _ 5,15 _ 4,32 м) с входом, ук_
рашенным по бокам пилонами. Обе камеры были украшены профилированными карнизами
на уровне пят свода.
В камеры обеих склепов вели длинные дромосы. В камеру склепа под Зевсовым курга_
ном вел пологий дромос в виде пандуса (18 _ 1,25 м). Склеп Евресивия и Ареты имел дро_
мос (12 _ 1,4 м) со 19 ступенями, которые переходили в пандус. Фасадная стена входных
камер обеих склепов имела по бокам мощные подпорные контрфорсы из бутового камня.
Заклады этих склепов состояли из больших плит, специально вытесанных по форме двер_
ного проема и тщательно пригнанных к проему. Склепы имели различную ориентацию.
Склеп под Зевсовым курганом был ориентирован по линии север–юг, а дромос распола_
гался с юга. Склеп Евресивия и Ареты — по линии запад_восток, дромос находился с вос_
точной стороны. Оба склепа грабились несколько раз. Фрагментированный материал и
монета, найденная под плитами пола склепа под Зевсовым курганом, позволили датиро_
вать их второй половиной II — первой половиной III вв. н. э.
Склеп под Зевсовым курганом не имел рельефного декора, но на фасадной стене первой
камеры «сохранилась очень бледно» выполненная кистью монохромная роспись красно_
кирпичной краской по камню без грунтовки [Фармаковский, 1906, с. 26, рис. 16] (рис. 50).
Особенность этой росписи заключается в том, что рисунки были размещены на двух пи_
лонах перед входом в камеру склепа [Ростовцев, 1914, с. 438]. Роспись представляла собой
бегло исполненные контурные рисунки, схематично передававшие изображение змеи (сле_
ва) и человека (справа от входа). Стоящий мужчина в короткой тунике и с повязкой на
голове был нарисован в профиль. В поднятой правой руке он держал ветвь. Изображение
левой руки нечеткое. Б. В. Фармаковский определил изображение фигуры как итифалли_
ческое, выполненное в грубой варварской манере [1906, с. 26]. Иной точки зрения придер_
живается А. С. Русяева. По ее мнению, эти рисунки выполнены неумело и схематично. Не
согласна она и с трактовкой мужской фигуры как итифаллической. Она считает, что из_за
«смазанной» левой руки и была допущена неточность в определении мужской фигуры как
Рис. 50. Роспись в склепе под Зевсовым курганом.
125
итифаллической. На самом деле в протянутой вперед левой руке мужчина также держал
ветвь [Русяева, 1992, с. 188].
Большинство исследователей, анализирующих роспись, высказывали предположение о
ее хтоническом и апотропеическом характере [Бобринский, 1902, с. 70; Фармаковский,
1906 в, с. 26; Кагаров, 1913, с. 34–35; Ростовцев, 1914, с. 438]. Иную трактовку этой росписи
предложила А. С. Русяева. В своем предположении она исходила из того, что в склепе под
Зевсовым курганом был похоронен ольвийский стратег и первый архонт_ эпоним Калис_
фен, сына Калисфена, служивший и жрецом бога Зевса [Русяева, 1992, с. 187–189]. В ан_
тичных полисах жрецы владели искусством отправления культовых обрядов. Во время ри_
туала вызывания дождя они потрясали ветками различных деревьев. Мужчина, изобра_
женный на стенке склепа, также держит в обеих руках ветки. Кроме того, в почетном оль_
вийском декрете в честь Калисфена говорится, что он, «став же жрецом покровительству_
ющего нашему городу бога Зевса Ольвия и благочестиво… бога, обратился с мольбою о
благорастворении воздухов и вымолил счастливый год» [IOSPE, I2, № 42]. Свидетельством
служит и изображение змеи, охраняющей умершего и символизирующей хтонизм, геро_
изм, олицетворяющей пробуждение природы после дождя.
Не исключено, что в склепе под Зевсовым курганом могли похоронить знаменитого
ольвиополита Калисфена, сына Калисфена. Государственная жизнь ольвийского полиса
теснейшим образом переплеталась с религиозной, что нашло свое отражение в большой и
малой эпиграфике. В тоже время, роспись в склепе под Зевсовым курганом может иметь и
несколько иной смысл. Так ветки в руках фигуры могли символизировать дерево Жизни
(мировое дерево), которое охраняет змея. Дерево Жизни способствовало возрождению
умершего и давало ему «жизнь без смерти» [Элиаде, 1999, с. 264, 274]. Триада (человек,
дерево и змея) обозначала, что бессмертие труднодостижимо. Змеи охраняют все пути к
бессмертию, но герой всегда выходит победителем. Поэтому рисунки мужчины и змеи и
помещены не в самом склепе, а по разные стороны от входа в гробницу [Папанова, 2002,
с. 548].
Таким образом, рассмотренные каменные склепы некрополя Ольвии свидетельствуют о
разнообразии погребальной архитектуры в эллинистическое и римское время. Ее расцвет
был связан не только с экономическим подъемом в жизни ольвийского полиса, но и с раз_
витием в это время представлений о героизации умерших [Русяева, 1992, с. 184–185;
Papanova, 2000, p. 22–26]. Герою необходимо было оставить после себя память о своей по_
смертной славе и место культа в виде кургана и монументального склепа. В ольвийских
склепах находили мраморные статуи, монеты и золотые украшения [Брун, 1863, с. 589; 1879,
с. 152]. Каменные склепы выступали в роли героонов, символизировавших собой жизнь,
смерть и место обитания героя и являлись священным местом, которое потомки сохраня_
ли много веков.
Каменные склепы на ольвийском некрополе сооружались одновременно с другими ти_
пами погребальных сооружений: ямными и подбойными могилами, земляными склепами.
3.2. Надмогильные сооружения
3.2.1. Надгробия
К надмогильным сооружениям относятся надгробия, алтари и курганы. Древние греки
верили, что «душа витает среди погребальных памятников и могил» (Plato, Phed., 81 CD).
Поэтому они заботились не только о приличном погребении, но и о сохранности могил, а
126
роль их апотропея выполнял надгробный памятник. Первоначально это были небольшие
курганы из земли или камня [Велишский, 1878, c. 150; Kurtz, Boardman, 1971, p. 135–136],
а позже роль надгробий стали выполнять скульптуры, стелы, антропоморфные изображе_
ния, чиппи (cippi — итал.), вазы с изображениями, мраморные диски (Her., 1, 93; Plato, XI,
958; Luc., Har., XII, 22).
На некрополе Ольвии, в отличие от некрополей других античных центров Северного
Причерноморья, найдено незначительное количество надгробий [Русяева, 1986, c. 531].
Однако этот факт не свидетельствует об их ограниченном распространении [Фармаковс_
кий, 1903 б, c. 6]. Ольвийских надгробий дошло до наших дней немного, так как их боль_
шую часть была уничтожена или разграблена. В этом судьба ольвийских надгробий сходна
с судьбой надгробий некрополя Мирины [Pottier, Reinach, 1888, s. 111]. До наших дней
сохранилось более шестидесяти надгробий из некрополя Ольвии, в основном в виде фраг_
ментов.
Ранее в специальной литературе, рассматривались, преимущественно, вопросы перевода
эпитафий и их датировки, этнической принадлежности погребенных на основании имен на
надгробиях, искусствоведческие аспекты надгробий с некрополя Ольвии, а не их класси_
фикация. Первая попытка классификации ольвийских надгробий была предпринята авто_
ром [Папанова, 1994, с. 12–13; 1997, с. 112–118]. На некрополе Ольвии надгробия пред_
ставлены скульптурами, стелами из мрамора и известняка, антропоморфными скульпту_
рами, чиппи и наисками [Папанова, 1997, с. 112]. Среди этих надгробий выделяются типы и
варианты.
Первый тип ольвийских надгробий — это скульптуры людей и животных, которые уста_
навливались либо непосредственно над могилой, либо рядом с ней. Статуи_надгробия —
это материализованные образы умерших и воплощение их бессмертной сущности [Акимо_
ва, 1990, с. 233].
В VI в. до н. э. в Греции широкое распространение получили надгробия, изображающие
героизированных умерших в виде «Аполлонов» или «куросов». Этот тип скульптуры гре_
ки позаимствовали у египтян [Levin, 1968, p. 26; Richter, 1942; 1970, p. 127]. В 1924 году
Б. В. Фармаковский приобрел у крестьянина Логвиненко жителя c. Парутино торс архаи_
ческого куроса из мрамора (рис. 51, 1), найденный им в «древней могиле». У торса куроса
отсутствовала голова, часть рук и нижняя часть туловища. Это была статуя стройного, силь_
ного, обнаженного юноши, изготовленная в школе Навкратиса и попавшая в Ольвию, по
мнению Б. В. Фармаковского, через о. Самос [1926 а, c. 164–170]. Иного мнения о проис_
хождении этого куроса придерживаются Г. Рихтер и А. С. Русяева, предположившие, что
он относится к группе скульптур из Птойона. По их мнению, такая мягкая моделировка,
свойственная восточногреческому искусству, может свидетельствовать в пользу мастерс_
кой Милета [Richter, 1970, p. 129; Русяева, 1987, c. 155]. Нет единого мнения и по вопросу
датировки данного надгробия: вторая четверть — середина VI в. до н. э. [Фармаковский,
1926 а, c. 169–170]; вторая треть VI в. до н. э. [Максимова, Наливкина, 1955, c. 298; Брито_
ва, 1971, c. 141]; середина VI в. до н. э. [Блаватский, 1947, c. 56]; последняя четверть VI в. до
н. э. [Русяева, 1967, c. 155]; последняя четверть VI — начало V в. до н. э. [Richter, 1970, p. 129].
По всей видимости, это надгробие, как и скульптуры львов, изготовили в метрополии Оль_
вии — Милете в последней четверти VI в. до н. э.
В качестве надгробий использовали терракотовые статуэтки так называемых «могиль_
ных» куросов [Higgins, 1954, Pl. 56, № 367, 369; 1967, p. 36]. Эти статуэтки помещали в
модели терракотовых храмов, которые и ставили на могильных насыпях вместо надгробий
[Кондаков, 1879, c. 15, 37]. Подобный терракотовый курос был найден в 1988 году на возвы_
шенности «Гамма» западного плато Заячьей балки ольвийского некрополя [Папанова, 1993,
c. 25]. Этот курос относится к типу терракот, изображающих стоящего юношу в гиматии
127
Рис. 51. Ольвийские надгробия: торс архаического куроса из мрамора ( 1);
терракотовый курос (2); терракотовая модель храма (3).
128
(рис. 51, 2). Терракота сильно
обкатана, поэтому черты лица,
детали одежды и прически силь_
но сглажены. Едва заметен на
лице широкий нос, более четко
видны уши. Волосы зачесаны
назад и откинуты на спину, об_
рамляют невысокий лоб, чуть
ниспадая на него. Они длинны_
ми прядями спадают на спину и
грудь подобно египетским при_
ческам [Lеvin, 1968, p. 26]. Ко_
роткая шея почти сливается с
линиями плеч и рук, руки плот_
но прижаты к телу, резко
подчеркнута линия талии [Папа_
нова, 1993, c. 91, рис. 36]. Данно_
му типу куроса близка группа
«могильных» терракот с остро_
вов Самос и Родос конца VII —
начала VI в. до н. э. и курос с
о. Березань 30–20 гг. VI в. до
н. э. [Higgins, 1954, Pl. 56, № 367,
369; 1967, p. 36; Копейкина, 1977,
c. 101].
На западном плато Заячьей
балки некрополя Ольвии была
раскопана терракотовая модель
храма (рис. 51, 3), которую
Ю. И. Козуб интерпретировала
как погребальную урну [1975 а,
c. 295–296]. Не исключено, что
терракотовых куросов могли по_
мещать в такие модели, которые
затем ставили на могильные на_
сыпи в качестве надгробий. По всей видимости, такие надгробия устанавливали на могилах
малообеспеченных граждан Ольвии.
В классический и эллинистический периоды, богатые и среднезажиточные ольвиополи_
ты украшали могилы близких мраморными скульптурными надгробиями. Некоторые из
них представляли собой портретные изображения. К сожалению, до наших дней сохрани_
лось только пять таких скульптур. Четыре из них относятся к классическому времени.
Первая скульптура — надгробие из пентелийского мрамора из собрания П. О. Бурачко_
ва, опубликованное впервые G. Kieseritzky и C. Watzinger и суммарно продатированное ими
классическим временем [Kieseritzky, Watzinger, 1909, s. 28, № 156, Taf. XI]. Это надгробие,
представляющее собой скульптурную композицию из двух женских фигур, сохранилось
фрагментарно (рис. 52). Интересен композиционный прием, который применил скульп_
тор — сидящая на переднем плане женщина как бы сливается со стоящей за ней. По мне_
нию А. С. Русяевой, это скульптура госпожи со служанкой. Скульптуру изготовили в V в.
до н. э. в Афинах в мастерской Фидия его ученики [1986 а, с. 533; Крыжицкий, Русяева…,
Рис. 52. Надгробие из пентелийского мрамора.
129
с. 566]. Иной точки зрения придерживался Г. И. Соколов, который разглядел в персона_
жах надгробия двух близких подруг. Первоначально он отнес это надгробие к IV в. до н. э.
[Соколов, 1973, с. 42–43]. Однако в последующей своей работе датировал его V в. до н. э.
[Соколов, 1999, с. 99] На наш взгляд, скульптор передал духовную близость между мате_
рью и дочерью или между сестрами.
Вторая — женское надгробие из пентелийского мрамора также сохранилось фрагмен_
тарно. По мнению исследователей, композиция этого рельефа аналогична знаменитой сте_
ле Гегесо и не исключают, что ольвийскую надгробную стелу сделал скульптор из окруже_
ния Фидия в конце V в. до н. э. [Скржинская, 1998, с. 185–186].
Третья — небольшая женская головка от надгробия из пентелийского мрамора, сохра_
нившаяся фрагментарно. Она датируется 430 г. до н. э. Вполне вероятно, что эта работа
вышла из школы Фидия, так как по трактовке образа она близка к стилю скульптур Пар_
фенона [Фармаковский, 1912, c. 75, рис. 48; Тревер, 1914, c. 56_59, табл. III, I; Козуб, 1974,
c. 124]. Четвертая — мраморная головка от надгробного памятника, изготовленного в Афинах
в 430–400 гг. до н. э. [Тревер, 1914, c. 59; Козуб, 1974, c. 124]. По мнению Ф. М. Штитель_
ман и Ю. И. Козуб обе эти мраморные головки были фрагментами от барельефов надгроб_
ных стел [1951, c. 226; 1974, c. 124]. Иной точки зрения придерживались К. И. Тревер и
Б. В. Фармаковский, которые считали их фрагментами надгробных скульптур [1912, c. 75;
1914, c. 56–59].
Сохранилось только одно скульптурное надгробие эллинистического периода
(рис. 53, 1). Это мраморная женская головка от большого надгробного горельефа второй
половины — конца I в. до н. э. [Соколов, 1971, с. 170–180, рис. 1–6; 1973, с. 148–149; 1999,
с. 172]. Отметим, что С. А. Жебелев, опубликовавший ее первым, не относил эту головку к
надгробиям, а считал ее женским портретом III в. н. э., весьма похожим на римскую импе_
ратрицу Юлию Мезу [1900, с. 71–72].
Рис. 53. Ольвийские надгробия: конца I в. до н. э. (1); II в. н. э (2).
130
Скульптурных надгробий римского периода почти не сохранилось. В 1899 году у крес_
тьян с. Парутино приобрели мраморную головку женщины в покрывале (II в. н. э.), кото_
рая, по всей видимости, могла иметь отношение к надгробию [СН, 1902, с. 124–125, рис. 237;
Крыжицкий и др.,1999, с. 462, рис. 142] (рис. 53, 2).
Скульптурных мраморных надгробий на некрополе Ольвии было гораздо больше, но
они не сохранились до наших дней. От некоторых из них остались только постаменты. На
одном из таких постаментов сохранились углубления для ступней ног статуи и стихотвор_
ная эпитафия: «Эта могила, о странник, заключает в себе покойника, дошедшего до обыч4
ного всем предела жизни. Его родиной был скифский город Ольвия, а имя у смертных —
сложное из слов судьба (_____) и дар (_____). Это был маститый старец, который, уходя
в назначенный роком дом Аида, оставил в живых двоих детей. Его, одинаково желанного
людям и бессмертным, пошли в жилище благочестивых» [IOSPE, I2, № 226]. Не исключе_
но, что на постаменте стояла скульптура самого Мойродора. Надгробие Мойродора дати_
руется концом II в. н. э. [Андреева, 2002, с. 33–35] Стихотворный вариант эпитафии Мой_
родору в начале ХХ века был сделан поэтом А. П. Рудаковым: «Жизни обычный предел,
отведенный нам смертным, достигнут./ Странник! покойник, спящий в гробу перед то4
бой./ Родиной Ольвию град в земле скифской имел он, а имя средь / живущих носил — „Дан4
ный судьбою“ — Миродор./ Старец маститый, сойдя в роковое жилище Аида, / Двух он
оставил детей.— двух неутешных сирот,/ О божество, пусть равно и людям и бессмерт4
ным желанный,/ в благочестивый чертог будет он послан тобой» [см. Бороздин, 1918, c. 41].
Несколько иной вариант перевода этой эпитафии предложила С. Э. Андреева: «Этот кур4
ган, о странник, скрывает умершего, дошедшего до обычного всем предела жизни; отече4
ство ему — город Скифии Ольвия, имя среди смертных — сложенное из слов _____ и _____.
Старик, наслаждавшийся счастливой старостью, который, идя в (сырую) землю оста4
вил двух живущих детей. Желанного как людям, так и бессмертным, пусть ты пошлешь, о
божество, в дом блаженных». Интересно, что это единственная дошедшая до нас ольвийс_
кая надпись, в которой в качестве этникона названа Ольвия с добавлением, что это «город
Скифии», то есть он находится на землях Скифии [Русяева, 1999, с. 12; Андреева, 2002,
с. 34]
На ольвийском некрополе известны скульптуры двух пар львов. Первая пара датирует_
ся серединой — третьей четвертью VI в. до н. э., а вторая — первой половиной V в. до н. э.
(рис. 54, 1, 2). Необходимо отметить, что не все исследователи согласны с тем, что вторая
пара львов была надгробным памятником. Хотя они не исключают и такую интерпретацию
[Штiтельман, 1977, рис. 31; Русяева, 1987, c. 160; Соколов, 1999, с. 89].
Первая пара львов была раскопана Менцелем, управляющим имением графов Кушеле_
вых_Безбородко, на землях которых находилась Ольвия. Их нашли в насыпи кургана, на_
ходившегося на террасе нижнего города. Вначале эти львы стояли в имении владельцев в
с. Стольном, а в 1876 году их передали в Эрмитаж [Брун, 1879, c. 158, 159, прим. 5; Тизен_
гаузен, 1876, c. XXII–XXIV]. Львы были высечены из светло_серого плотного мрамора.
Скульптор изобразил их в лежачем положении на плинте. Все детали хорошо промодели_
рованы [Мурзакевич, 1853, c. 246–247, табл. VI; Русяева, 1987, c. 159–160]. Полная анало_
гия ольвийским львам известна на некрополе Милета. По всей видимости, скульптуры
львов из Милета и Ольвии являются серийными изделиями милетских мастеров [Blumel,
1963, s. 59; Stroska, 1979, s. 169–171; Русяева, 1987, c. 160].
Надгробия в виде львов или их изображения на надгробиях в античном мире известны в
архаическое, классическое и эллинистическое время [Клингер, 1911, с. 278]. Их образ в
погребальной архитектуре не случаен. В древнегреческой мифологии львы являлись сим_
волом души умершего и почитались как хтонические существа (Art. Onir. II, 91; Plin. Nat.
hist. VII, 43). В архаическое время надгробия в виде львов известны на некрополях Афин,
131
Corcyro и Милета. В классическое время — на некрополях Анатолии, а в эллинистичес_
кое — на некрополях Кипра и Спарты [Blumel, 1963, s. 59, Adb. 179–183; Kurtz, Boardman,
1971, p. 135, 193, 321, fig. 64–66, 67]. Причем на Афинском некрополе они не только служи_
ли надгробиями, но и определяли границы родовых могильников. Здесь, как и в Ольвии,
они устанавливались парами [Kurtz, Boardman, 1971, p. 135–136].
Возможно, что надгробием могла быть и статуя мраморного сфинкса (рис. 54, 3), кото_
рую Ф. М. Штительман датировала концом V в. до н. э., а Г. И. Соколов — первой полови_
ной V в. до н. э. [Штітельман, 1977, рис. 30; Соколов, 1999, с. 89, илл. 54].
Второй тип ольвийских надгробий представлен стелами из мрамора и известняка. Их
условно можно разделить на три варианта: с надписями (II a) (рис. 33), с рельефным изоб_
ражением (II b и II v) и со вставными табличками (II c). Все варианты этих надгробий изве_
стны на некрополе Ольвии с архаического времени и по III в. н. э.
Архаическим периодом датируются три надгробия (вариант II a). Самая ранняя из них —
стела из известняка прямоугольной формы с небольшим треугольным фронтоном с четы_
рехстрочной надписью в верхней части: «Памятник Посейдона, сына Феоба», датируется
Рис. 54. Ольвийские надгробия: львы ( 1, 2); сфинкс (3).
132
началом V в. до н. э. [IOSPE, I2,, № 213; Русяева, 1987, c. 137]. Другой вариант перевода
этой надписи — «Посидоний, сын Феоба, прощай» [Соколов,1999,с.101]. Вторая стела — тща_
тельно обработанная плита с невысоким треугольным фронтоном и с надписью в четыре
строки, расположенной посередине плиты: «Памятник Ная, сына Гермагора». Относится
исследователями к первой четверти V в. до н. э. [IOSPE, I2, № 212]. Третья стела представ_
ляет собой прямоугольную известняковую плиту, расширяющуюся в нижней части. В вер_
хней ее части помещена надпись в четыре строки: « Я есть памятник Хармонта, сына Ди4
фила». Эта стела дошла поврежденной, у нее была сбит фрагмент надписи в правой верх_
ней части. Она датируется началом V в. до н. э. [IOSPE, I2, № 215].
Такие надгробные стелы могли вести свое начало от каменных столбов (герм), которыми
в Древней Греции отмечали места погребений [Тахо_Годи, 1989, c. 114].
Надгробия варианта II b на ольвийском некрополе представлены стелами с рельефами.
До нашего времени дошло две стелы. Первая была изготовлена из мелкозернистого белого
мрамора в Ионии в третьей четверти VI в. до н. э. [Русяева, 1987, c. 158]. От нее сохрани_
лась голова мужчины в профиль (рис. 55, 1). Лицо с большими глазами, длинным носом и
широкими губами. Нос, губы и подбородок повреждены [Oksmann, 1928, s. 94, Abb. 12].
Прическа аналогична ранним статуям «куросов» [Levin, 1968, p. 26].
Вторая — беломраморная стела Леокса, сына Мольпагора, поставленная за обществен_
ный счет ольвийскому аристократу, погибшему в сражении со скифами (рис. 55, 2). От сте_
лы сохранилась только средняя часть (0,47–0,66 _ 0,36 _ 0,12 м) с рельефами на обеих сто_
ронах. На одной стороне высечен стоящий обнаженный юноша с копьем в анфас, а на дру_
гой — фигура, стоящая в профиль в восточной одежде с горитом у левого бедра и со стре_
лой в руках, направленной наконечником вниз. На узких гранях стелы высечена надгроб_
ная эпитафия: «Я, Леокс сын Мольпогоров, посвятил тебе, Победительница добычи, эту
стелу вдали от города (Ольвии), в Скифской земле». Надпись была восстановлена
В. В. Латышевым, М. И. Ростовцевым и А. В. Никитским [Фармаковский, 1915, с. 82–113].
Последнюю реконструкцию этой надписи сделал Ю. Г. Виноградов: «Памятник доблести,
я говорю, что вдали, за отчизну / Жизнь отдавши, лежит сын Мольпагора Леокс» [Виног_
радов, 1989, с. 87–89]. По версии А. С. Русяевой, Леокс погиб не в сражении, а выполняя
посольскую миссию [1999, c. 10].
Этот памятник как стелу впервые опубликовал Б. В. Фармаковский в 1915 году [1915,
с. 82–113]. Его точку зрения разделял и В. В. Латышев. Впервые эту стелу как надгробную
интерпретировал О. О. Крюгер [1921, с. 41–50; 1925, с. 91–93].
Относительно датировки стелы Леокса в научной литературе нет единого мнения.
Б. В. Фармаковский датировал ее 475–460 гг. до н. э., М. М. Кобылина 470 г. до н. э.,
Г. И. Соколов и А. С. Русяева — началом V в. до н. э., а Ю. Г. Виноградов — вторым деся_
тилетием V в. до н. э. [1915, c. 102, 116; 1972, c. 6; 1973, c. 24; 1987, c. 159; 1989, c. 88]. Скорее
всего, ее изготовили в 490 году до н. э.
До сих пор нет единого мнения и по поводу сюжета стелы. Б. В. Фармаковский,
В. В. Латышев, Г. И. Соколов и Ю. Г. Виноградов считали, что на стеле изображен гречес_
кий юноша_воин и амазонка [IOSPE, I2, № 270; 1915 б, c. 112–114; 1973, c. 24; 1989, c. 88–
89]. Однако Б. В. Фармаковский не исключал, что на ней могли быть изображены мифоло_
гические герои — Тесей и Антиопа поскольку стелу посвятили Афине Лайодоте (Победи_
тельнице добычи). А. И. Иванова, Л. М. Славин, Е. Пфуль и Х. Мебиус увидели на ней в
изображении воина в восточной одежде скифа [1953, c. 49; 1973, c. 465; Русяева, 1987, c. 159].
Иного мнения придерживается А. С. Русяева, которая считает, что вторая фигура — это
изображение слуги, погибшего вместе с Леоксом [1987, c. 159]. По всей видимости, на стеле
все же изображена амазонка. Если согласиться с мнением А. С. Русяевой, что ее изготови_
ли специально в Милете, то вряд ли на стелах того периода изображали слуг, даже герои_
133
Рис. 55. Стелы с рельефами: третьей четверти VI в. до н. э. ( 1);
стела Леокса, сына Мольпагора (2).
134
чески погибших вместе со своим хозяином. В данном контексте изображение амазонки сво_
еобразно подчеркивало величие подвига героя, погибшего за отчизну, и тем самым, прирав_
нивая Леокса к сонму великих героев, одержавших победу над амазонками.
На сегодня известно тринадцать стел с надписями (вариант II a), относящихся к класси_
ческому периоду. Из них — семь мраморных [IOSPE, I2, № 216, 219] и шесть известняко_
вых. Так, одна из мраморных стел имела прямоугольную форму и завершалась фронтоном
с двухстрочной надпись: «Апатур, сын Феодота» (середина V в. до н. э.) [IOSPE, I2, № 208].
В римское время ее использовали вторично, о чем свидетельствует еще одна надпись: «Ом4
псалак, сын Пуртея». Фрагмент мраморного надгробия с двухстрочной надписью датиру_
ется V–IV вв. до н. э. Оно стояло над могилой Сосия, сына Кефала_афинянина [IOSPE, I2,
№232].
Мраморные надгробия IV в. до н. э. украшались акротериями и фронтонами. В 1913 году
был найден акротерий аттической надгробной стелы. Он представлял собой роскошный
анфемион на плинфе и ионийский киматий с умеренно и плавно выгнутым профилем, вы_
сеченным из целого куска мрамора. Его скрепляли со стелой с помощью деревянного бруска.
Сама же стела могла быть изготовлена из известняка в Ольвии и иметь или рельефное
изображение или только надпись. Этот акротерий изготовили в первой половине IV в. до
н. э. [Фармаковский, 1914 б, c. 140, 141].
В закладе могилы 1914/13 был найден обломок мраморной надгробной стелы из белого
пентелийского мрамора. Он представлял собой узкую плиту с красивым акротерием ввер_
ху, который сохранился не полностью и имел двухстрочную надпись: «Диодор, сын Диони4
сия» (середина IV в. до н. э.) [Фармаковский, 1918, с. 127–128; IOSPE, I2, № 210].