Урочище сто могил
| Вид материала | Книга |
- Список литературы, 4.61kb.
- Развитие теоретической физики в ХХ веке шло под флагом зарождения, развития и становления, 110.96kb.
- Тематика проведения классных часов по воспитательной методике, 151.82kb.
- -, 8904.36kb.
- Место проведения: г. Семей урочище Жидебай, 123.69kb.
- Отчет о научно-исследовательской работе, 2050.33kb.
- «Хочу все знать», 18.63kb.
- Наваждение или феномен блуждающих могил, 6011.03kb.
- Южный Урал. Активные маршруты по Башкирии, 55.69kb.
- Урок-повторения и обобщения темы "сто специальная теория относительности", 114.09kb.
чено, что некоторые из них изготовлялись по индивидуальным заказам ольвиополитов.
Другие были стандартными заготовками памятников, на которые надо было только нанес_
ти посвятительные надписи. В свое время Г. И. Соколов предположил, что стела Леокса
была сделана в Ольвии из мрамора, который был доставлен в нее морским путем [1999,
с. 95]. Раскопки последних лет на ольвийском некрополе подтверждают это предположе_
ние [Ляшко, Папанова, 2004, с. 89–95].
Отметим, что ольвийских памятников из мрамора все же было немного. В классический
период на некрополе Ольвии доминировали стелы местного производства из известняка.
Это очевидно можно объяснить имущественным положением населения полиса, основная
часть которого была представлена средне_ и малозажиточными слоями.
Стелы из известняка наследовали тип греческих стел в виде прямоугольной плиты, су_
живающейся к верху и завершающейся треугольным, стилизованным фронтоном (рис. 56)
[IOSPE, I2, № 209, 211, 214; НО № 96, 97; Козуб, 1974, c. 124, Папанова, Ляшко, 2002/8,
с. 6–7]. Самая ранняя из известных ольвийских известняковых стел датируется V–IV вв.
до н. э. Это фрагмент плиты с двухстрочной надписью: «Леодамант, сын Гераклейдея»
[IOSPE, I2, № 211]. К концу V — началу IV вв. до н. э. относится еще одна стела данного
типа. Ее верх отбит, но сохранилась тщательно вырезанная двухстрочная надпись: «Патро4
фила, дочь Посия» [НО, № 96].
Известны также три известняковых стелы IV в. до н. э. [IOSPE, I2, № 209, 214; НО, № 97].
Самая ранняя из них — плита, украшенная профилированным карнизом с двухстрочной
надписью под ним: «Прота, жена Баттиона, дочь Никомаха» (надпись повреждена) [НО,
№97]. Вторую стелу украшал фронтон, на котором сохранились следы красной краски и
киматий. На ней видны следы от красных тэний и двухстрочная надпись: «Артемон, сын
Евресивия» [IOSPE, I2, № 209] (рис. 57, 1). В. В. Латышев датировал эту стелу III в. до н. э.,
а Т. Н. Книпович и Ю. И. Козуб более ранним временем — IV в. до н. э. [Латышев, 1910,
c. 68, № 4; Книпович, 1956, c. 137, № 30; Козуб, 1974, c. 125]. Третья стела имела карниз с
135
двухстрочной надписью, сделанной
светлорозовой краской: «Спарток,
сын Клейдема» [IOSPE, I2, № 214].
В эллинистический период стави_
ли и мраморные надгробные стелы,
аналогичные известняковым стелам.
Известно два фрагмента мраморных
надгробных стел этого периода. Пер_
вый фрагмент мраморного аттичес_
кого надгробия без посвятительной
надписи датируется IV–III вв. до н. э.
[IOSPE, I2, № 217]. Второй фраг_
мент мраморной стелы IV–III вв. до
н. э. имел три надписи: «Демоконт,
сын Деметрия, прощай», «Метро4
бия, дочь Поседея, прощай», «Де4
метрий, сын Демоконта, прощай»
[IOSPE, I2, № 220]. По всей видимо_
сти, это имена отца, матери и сына,
похороненных в одном склепе.
III в. до н. э. датируется стела из
светло_серого мрамора, имевшая по_
стамент и фронтон. Под карнизом
фронтона располагалась трехстроч_
ная надпись: «Аркефон, сын Кефисо4
дота, афинянин» [НО, № 98]
(рис. 57, 2). К этому времени отно_
сится обломок стелы с фронтоном и
с трехстрочной надписью: «Сатир,
сын Дионисия, месембриец» [IOSPE,
I2, № 688] (рис. 57, 3).
Достаточно редки на ольвийском
некрополе погребения II–I вв. до
н. э. Поэтому значительный интерес
представляют фрагменты надгроб_
ных стел, относящихся к этому вре_
мени. Среди них — фрагмент стелы
III–II вв. до н. э. без надписи и не_
большой обломок беломраморной
стелы I в. до н.э [IOSPE, I2, № 238,
240].
Известно более двадцати стел первых веков нашей эры [IOSPE, I2, № 202, 204, 205, 206,
233, 241–245, 279, 280, 281, 322; НО, № 100, 101; Козуб, 2002, с. 37; Зубар, Козуб, 2002, с. 102].
Из них одиннадцать — мраморные. На этих стелах, наряду с эпитафиями на греческом язы_
ке, присутствуют надписи и на латинском.
Первым веком нашей эры датируется мраморная плита (сохранилось два обломка) с
трудночитаемой трехстрочной надписью, в которой четко выделяется только одно слово —
«Арета» [НО, № 100]. Ко II в. н. э. относятся два известняковых и одно мраморное над_
гробие [IOSPE, I2, № 202, 233; НО, № 101]. Первую известняковую надгробную плиту, да_
Рис. 56. Стилизованные известняковые фронтоны
местного производства.
136
Рис. 57. Стелы с надписями (вариант II a): IV в. до н. э. (1); III в. до н. э. (2, 3);
первых веков нашей эры (4, 5); надгробие Галерии Монтаны (6).
137
тируемую II в. н. э., украшал высокий рельефный
фронтон, с акротериями по бокам и кружком в
центру. Под фронтоном в рамке была тщательно
вырезана четырехстрочная надпись [IOSPE, I2, №
233]. На обломке известняковой стелы II в. н. э.
сохранился фрагмент эпитафии: «...сын Феодосия
/?/, синопеец, прощай» [НО, № 101].
Еще два известняковых надгробия датируются
II–III вв. н. э. (рис. 57, 4, 5). На одной из этих стел,
найденной Н. А. Аркасом в 1870 году, сохранилась
семистрочная надпись: «Асфоруг, сын Караста,
поставил плиту Ахиллу, сыну Калликла, на па4
мять» [IOSPE, I2, № 206; НО, № 102]. Под надпи_
сью — два высеченных знака, которые Э. И. Соло_
моник трактовала как греческую монограмму с
абревиатурой [1956, c. 50]. Первый перевод этой
эпитафии и публикацию сделал В. Юргевич [1872,
c. 1–3].
Два десятка надгробий суммарно датируются
римским временем. Шесть из них — небольшие
мраморные фрагменты без надписей [IOSPE, I2,
№204, 206, 241, 242, 243, 244, 245, 279, 280, 281, 687;
Козуб, 2002, с. 37; Зубар, Козуб, 2002, с. 106].
На одной из мраморных плит римского време_
ни сохранилась эпитафия: «Адосту, сыну Арсака,
земляку /?/ Зенон, сын Стратоника Боспоранец
поставил на память». К этому времени относит_
ся и левая часть роскошного акротерия из пенте_
лийского мрамора от стелы, украшенного рельеф_
ными разводами аканфа с развернутым лавровым венком под ними. От надписи сохрани_
лось одно слово слева от венка [IOSPE, I2, № 280]. Первыми веками нашей эры датируется
фрагмент ротонды от мраморного надгробия [IOSPE, I2, № 281]. Все эти надгробия сохра_
нили черты греческих стел ранних периодов.
Немногочисленную группу составляют надгробия с латинскими надписями, принадле_
жавшие римским воинам и членам их семей [Латышев, 1887, c. 194; Карышковский, 1986,
c. 33; Козуб, 2002, с. 39–40; Зубар, Козуб, 2002, с. 102–106]. На сегодняшний день известно
двенадцать надгробий, связанных с пребыванием римского гарнизона в Ольвии. Семь из
них — с латинскими эпитафиями.
К началу ІІ в. н. э. относится надгробие с эпитафией: «Здесь земля покрывает почтенную
главу. Афинокл, сын Афинокла, пехотинец из отряда щитоносцев под началом Флиана,
прощай» [IOSPE, I2, № 687], которое поставил один из друзей Афинокла. Ю. Г. Виногра_
дов считал эту эпитафию элегическим дистихом [1990, с. 30], а В. В. Латышев и
С. Э. Андреева — надписью с одной гекзаметрической строкой [2002, с. 35].
II н. э. датируется надгробная надпись из склепа Евресивия, сына Калисфена и его жены
Ареты, дочери Папия. Эта эпитафия гласит: «Евресивий, сын Калисфена, и Арета, дочь
Папия соорудили себе надгробный памятник в течении 17 дней» (рис. 58).
Самое известное из латинских надгробий некрополя Ольвии — надгробие Галерии Мон_
таны (конеца II в. н. э.), найденное в дромосе земляного склепа 1903/17 (рис. 57, 6). Это
известняковая стела с надписью: «Богам Манам. Галерия Монтана. Прожила 90 лет. Гале4
Рис. 58. Эпитафия Евресивия,
сына Калисфена и его жены Ареты,
дочери Папия II в. н. э.
138
рий Монтан, воин XI Клавдиева легиона самой очаровательной матери, а также Прокуле,
хорошо служившей, поставил» [IOSPE, I2, № 236; Русяева, 1992, c. 159]. Вполне вероятно,
что первоначально надгробие стояло над этим склепом, а затем упало в его дромос. В пер_
вые века нашей эры земляные склепы играли роль семейных усыпальниц. В семейных скле_
пах римляне хоронили не только родственников, но и своих вольноотпущенников и наибо_
лее преданных слуг [Toynbee, 1971, p. 121]. Вполне вероятно, что и Галерий Монтан похо_
ронил свою мать вместе с ее служанкой и поставил им обеим памятник.
Некоторые эпитафии латинских надгробий сохранили начальную традиционную фор_
мулировку в честь душ умерших — Diis Manibus (Богам Манам) [IOSPE, I2, № 234, 235].
Она присутствует в эпитафии Элия Сатурнина (27 лет) и Элии Сатурниной (17 лет), кото_
рую посвятила им их мать Ирена, а также в эпитафии Аврелии Квирнины (89 лет). Такая
формулировка есть в надписи на стеле Антония Гермы, датируемой серединой ІІІ в. н. э.—
«Богам Манам. Антонию Герму, солдату Италийского легиона, который прослужил
19 (лет), прожив 40 лет. Юлий Руф, солдат І Италийского легиона, и Номентан (?) по4
ставили тому, кто хорошо заслужил». Надгробие оформили в виде фронтона храма с пи_
лястрами, что характерно для надгробий Римской империи этого времени [Козуб, 2002,
с. 40; Зубар, Козуб, 2002, с. 105]. Второе воинское надгробие, раскопанное в девяностых
годах ХХ столетия, имело вид прямоугольной стелы с плохо сохранившейся десятистроч_
ной надписью. На нем читаются заглавные буквы посвящения богам Манам, четыре пер_
вые буквы имени умершего, некоторые буквы когномена, цифровые обозначения годов жиз_
ни и службы, отдельные буквы нижних строк эпитафии [Козуб, 2002, с. 39].
Эпитафия на известняковом надгробии II–III вв. н. э., гласила, что оно поставлено Ва_
лерию Секундину отцом Валерием Мукатралом и матерью Ольвией Бресеидой [IOSPE, I2,
№237; Латышев, 1904, c. 13–17]. Надпись на другой стеле сообщала, что ее поставил Элий
Квинтилий сыну Льву 16 лет [IOSPE, I2, № 225]. «Титу Флавию Ахэмену сыну Ахэмена
Боспоранцу поставил эту плиту Адой сын Дельфа на память» гласила эпитафия II в. н. э.
на фрагменте мраморной стелы [IOSPE, I2, № 202]. Мы можем только предполагать, кем
был человек, носящий римское имя — наемником или ольвиополитом, получивший римс_
кое гражданство.
Интересное предположение сделала А. С. Русяева относительно эпитафии Юлии Теодо_
ры, опубликованной В. В. Латышевым [IOSPE, I2, № 193] . По ее мнению, она посвящена
не ей, а ее мужу. Сама Юлия Теодора была гречанкой, взявшей римское имя после замуже_
ства, поэтому и надпись на надгробии она приказала высечь на древнегреческом языке, а не
на латинском. Исследовательница предложила и новый перевод этой эпитафии: «Гай Ате4
лий Мина. Юлия Теодора поcтавила стелу своего мужа. Богам» [Русяева, 1992, c. 159].
Солдаты римского гарнизона и члены их семей, проживая на чужбине, сохраняли рим_
ские традиции погребального обряда. Так на надгробиях сохранилось обращение к богам
Манам, эпитафии писали на латинском языке и в них перечисляли добродетели прожитой
жизни умерших [Русяева, 1992, c. 160]. Вполне вероятно, что не все из них были римляна_
ми по рождению. В римской армии служили представители разных народов, покоренных
Римской империей. Поступив на военную службу и получив римское гражданство, они
считали себя римлянами и соблюдали в погребальном обряде римские традиции.
В тоже время основное количество эпитафий некрополя Ольвии свидетельствует о до_
минанте греческого населения города и сохранении греческих традиций погребального об_
ряда [Книпович, 1956, c. 134–135; Белецкий, 1958, c. 81; Бiлецький, 1957, c. 21; Козуб, 1974,
c. 126–127; Парович_Пешикан, 1974, c. 144–145].
Самым поздним надгробием ольвийского некрополя (вариант II a) является стела из
известняка с грубо вырезанной неразборчивой греческой надписью «византийского време_
139
ни», относящаяся, по всей видимости, к первой половине — середине IV в. н. э. [Забелин,
Тизенгаузен, 1876, c. ХХ–ХХI].
В Ольвии известны как надгробные мраморные, так и известняковые стелы с рельефны_
ми изображениями (вариант II b). Самая ранняя из известняковых стел этого варианта
датируется III в. до н. э. Сохранилась нижняя часть беломраморной стелы с фрагментом
рельефа — стоящая слева мужская фигура в гиматии, перед ней обнаженный мальчик с
головой, склоненной на левое плечо. Справа от фигуры мужчины видна часть орнамента в
виде волюты. Под рельефом — двухстрочная надпись: «Прощайте, Телесикл и Кониск, апол4
лониаты» [НО, № 99].
В эллинистическое время в античном мире распространяются надгробия с изображени_
ем сцен загробной (заупокойной) трапезы. К этому времени, по всей видимости, относятся
и три ольвийские стелы из белого мрамора. Они были изданы Ю. И. Кулаковским [1896,
c. 50–51]. На первой стеле изображен возлежащий мужчина с чашей в левой руке, а в при_
поднятой правой — держит венок. Слева от него сидит в кресле женщина, задрапированная
в широкий плащ. Кисть ее правой руки открыта и обращена в сторону мужчины. У ложа
стоит стол на трех ножках с сосудами. В правом углу возле ножки ложа помещена малень_
кая мужская фигура, а в левом, возле ножки кресла — женская. Под рельефом помещена
двухстрочная эпитафия «Наиса, сына Дионисова и его жены Зулемы» [Кулаковский, 1896,
с. 50, № 22, рис. 14]. На второй стеле изображен возлежащий мужчина. Слева от него в
кресле сидит женщина, а справа находится вторая, стоящая женщина. Возле ложа стоит
стол на одной ножке с сосудами. Возле него изображена маленькая мужская фигура, пода_
ющая кубок возлежащему мужчине [Кулаковский, 1896, c. 51, № 25]. На третьем релье_
фе — возлежащий на ложе мужчина. По обе стороны от него сидят в креслах две печальные
женщины. Вполне вероятно, что это изображение или жены и матери, или жены и дочери,
или матери и сестры умершего. У колен сидящей справа от ложа женщины, расположены
две маленькие стоящие фигурки. Подле ложа — столик на трех ножках с сосудами, а слева
от него — маленькая фигура виночерпия [Кулаковский, 1896, c. 51, № 26]. Необходимо от_
метить, что Ю. И. Кулаковский дал их описание без датировки и без рисунков.
Первой половиной III в. до н. э. датируется беломраморное надгробие с изображением
сцены загробной трапезы. В верхней его части вырезана неглубокая ниша с фигурной
композицией, выполненной в низком рельефе [Денисова, 1988, c. 251]. От композиции со_
хранился нижний край одежды левой фигуры, остатки предмета и четырехстрочная сти_
хотворная надпись, буквы которой были закрашены красной краской: « Парфенида, даже
не соприкоснувшись с благостью юности, подошедшая к смертному часу» [Денисова, 1988,
c. 255]. Полная реконструкция этой стихотворной эпитафии была сделана А. С. Русяевой —
«Возвещай же, стела, о моей смерти. Отца Аристарха оставила в полном одиночестве.
Партенида, едва соприкоснувшись с возрастом доблести. В возрасте семи лет я умерла».
По мнению исследовательницы, Аристарх был богатым купцом из Херсонеса, который про_
живал в Ольвии [Русяева, 1999, c. 11].
Сцена загробной трапезы изображена на нижнем ярусе двухъярусной стелы Стратона,
сына Протомаха (II в. н. э.) с однострочной надписью вверху (рис. 59). Первый перевод
этой надписи был сделан П. И Сумароковым — «Стратон, благий путеводитель воев, ра4
дуйся» [1800, с. 17]. На верхнем ярусе стелы изображен бородатый мужчина верхом на ло_
шади и с копьем в поднятой правой руке. Слева от него помещена небольшая человеческая
фигура в короткой тунике и стоящая на задних лапах собака. На нижнем ярусе стелы —
сцена загробной трапезы. Жена умершего с ребенком на коленях сидит в кресле. Сам Стра_
тон возлежит на ложе с канфаром в руке, протянутой в направлении своих близких [IOSPE,
I2, № 229; Ваксель, 1801, c. 5, № 2; ОАМ, 1983, c. 99; Соколов, 1999, с. 175–179]. Рядом с
ложем стоит столик с явствами. Композиция загробной трапезы на этой стеле аналогична
140
композициям на других известных стелах антично_
го мира [Kieseritsky, Watzinger, 1909, Taf. 4, № 693,
689, Taf. 41, № 691, 694; Alexandresky_Vianu, 1977,
p. 139–166]. Рельеф, со сценой загробной трапезы,
присутствует на двухярусной стеле II в. н. э. (стела
Радампсона). На ней изображены, возлежащий
мужчина, а слева от него, сидящая в кресле женщи_
на. Под рельефом вырезана семистрочная надпись:
«Марку Ульпию Парфеноклу, он же Мастун (?),
Боспоранцу, Дад сын Сосивия, он же Адосф (?) по4
ставил эту плиту на память» [Кулаковский, 1896,
c. 49, № 22; IOSPE, I2, № 203]. Композиция обеих
стел аналогична, но стела Радампсона сохранилась
хуже.
Мраморная надгробная стела с невысоким фрон_
тоном и рельефом с изображением заупокойной
трапезы датирована Ф. М. Штительман III в. н. э.
[1977, рис. 145–146]. На ней изображена загробная
трапеза двух супругов [Соколов, 1999, с. 180–181,
рис. 116]. Умерший супруг возлежит на ложе перед
треногим столиком. В поднятой правой руке он дер_
жит венок, а в левой — кубок. Сидящая напротив
него скорбящая жена положила одну руку на коле_
ни, а другой — подпирает подбородок. Рядом с ними
стоят маленькие по размеру фигурки скорбящих
слуг (рис. 60).
Распространение надгробных стел с изображени_
ем сцен загробных трапез было связано с усилени_
ем процесса героизации в погребальном культе в
эллинистическое и римское время [Русяева, 1992,
c. 183–184; Соколов, 1999, с. 177]. Наибольшего рас_
пространения этот сюжет получил в римское вре_
мя. В это время надгробия со сценами загробных
трапез встречаются повсеместно во всем античном
мире [Kieseritsky, Watzinger, 1909, Taf. IV, № 689,
693, Taf. L1, № 691, 694, 696; Гладкова, 1979, c. 103, 106; Давыдова, 1979, c. 46].
С героизацией умершего связаны и сюжеты с изображением всадников. На ольвийском
некрополе были обнаружены при раскопках небольшая стела с изображением спешивше_
гося всадника с копьем (рис. 61) и фрагмент мраморного надгробия. На нем сохранилось
фрагментарное изображение передней и задней ног лошади [Козуб, 1979, c. 240; Русяева,
1992, c. 184, рис. 62, 1]. По всей видимости, эти стелы относятся к эллинистическому пери_
оду, так как именно в это время среди ольвиополитов распространяется апофеоз смерти
[Papanova, 2000 б, р. 123–131]. Мотив коня на надгробных стелах выступает как посмерт_
ный медиатор между двумя мирами.
В римское время сюжеты рельефов надгробных стел весьма разнообразны. Так, на пря_
моугольной стеле I–II вв. н. э., завершающейся фронтоном с акротерием, изображены три
фигуры. В центре композиции стоящий мужчина в плаще, слева от него — молодая жен_
щина в хитоне и плаще, а справа — мальчик в короткой тунике (рис. 62). Эти фигуры в
древности были раскрашены, о чем свидетельствуют остатки черной и красной краски
Рис. 59. Стела Стратона, сына
Протомаха (II в. н. э.).
141
[Штiтельман, 1951, c. 226–232, рис. 2]. По всей видимости, это изображение идеальной се_
мейной пары с переданными портретными чертами. Такие сюжеты подкрепляют, выска_
занное А. С. Русяевой предположение об усилении в первые века нашей эры религиозных
культов, способствующих укреплению семьи [1992, c. 222].
Надгробия ольвийского производства были изданы В. Н. Гошкевичем. К сожалению, эти
надгробия не имеют датировки [Гошкевич, 1914, c. 12]. По небрежной технике исполнения,
можно предположить, что надгробия были изготовлены в первые века нашей эры. На од_
ной из стел изображены четыре стоящие фигуры, а на другой — фигура, сидящая в кресле.
В Ольвии известны надгробные стелы с изображением стилизованных антропоморфных
фигур (II v), выполненных в технике высокого рельефа Стелы имели кубические и цилин_
дрические основания. Некоторые надгробия этого варианта имели четерехгранный шип
для крепления и устанавливались на специальном постаменте.
Древние греки в композициях на стелах соблюдали три принципа. Во_первых, усопший —
это герой, которому воздаются почести (ядро всей погребальной композиции). Во_вторых —
изображение живых родственников и друзей, скорбящих об умершем. В третьих, воздая_
ние живым за заботу о мертвых [Bazant, 1974, s. 72]. При этом, нельзя забывать, что древ_
ние греки идеализировали земную жизнь, которую они изображали на надгробиях [Мета_
кса, 1905, c. 24].
Рис. 60. Стела с изображением заупокойной трапезы III в. н. э.
142
Третий вариант второго типа
надгробий (II c) — это известня_
ковые стелы со вставными таб_
личками с эпитафиями. Этот тип
надгробий просуществовал на не_
крополе Ольвии с конца V в. до
н. э. и до первых веков нашей эры.
На некрополе Ольвии найдено
две известняковые стелы этого
типа. Первая из них находилась
рядом с погребением 1972/1 пер_
вых веков нашей эры. Ю. И. Ко_
зуб, раскопавшая его, не исклю_
чает, что она стояла именно над
этим погребением. Это прямоу_
гольная стела с фронтоном, укра_
шенным рельефной круглой
пальметкой и с небольшой пря_
моугольной нишей для таблички
с эпитафией на лицевой стороне
[Козуб, 2002, с. 39–40].
Второе надгробие — прямоу_
гольная стела, увенчанная фрон_
тоном с розеткой в тимпане и ре_
льефным коньковым выступом. По бокам фронтона — акротерии, переданные схематично
в виде пучка из нескольких рельефных полос. В центре стелы — прямоугольная ниша для
вставной таблички (0,71 _ 0,33 _ 0,02 м) [Козуб, 1973 б, с. 290–291].
В Ольвии найдены и фрагменты вставных мраморных табличек конца V — начала IV вв.
до н. э. предназначенных для этой группы стел [НО, № 104–106, 109], и одна целая, датиру_
емая началом IV в. до н. э. На ней имелась надпись, вырезанная на белом мраморе и затер_
тая для контраста красной краской. Надпись представляет собой стихотворную эпитафию,
сложенную в размере элигического дистиха:
«О, Эпикрат, Исократа дитя! Над могилою стела —
Памятник это, хотя рано в могилу тебе».
Первый перевод эпитафии был сделан А. А. Белецким [Козуб, Белецкий, 1977, c. 172–
175]. По мнению А. С. Русяевой, так как эта эпитафия была сложена в размере элигическо_
го дистиха и поэтому она должна быть четырехстрочной:
«О, Эпикрат, Исократа дитя!
Над могилою стела —
Памятник это,
Хотя рано в могилу тебе» [1999, с. 11].
Несколько иной перевод этой эпитафии предложила С. Э. Андреева: «О, Эпикрат! Ты
сын Исократа, безвременно ушедший, имеешь памятник: земляную насыпь, стелу и моги4
лу» [2002, с. 32].
Вставные таблички с эпитафиями ольвиополиты изготовляли не только из мрамора, но
Рис. 61. Фрагмент стелы с изображением всадника.
143
и из золота. В начале ХХ века в коллекции профессора Киевского университета
А. В. Прахова находилась золотая пластинка из некрополя Ольвии, датируемая II в. до н. э.
(рис. 63). Она представляла собой четырехугольный лист кованого золота толщиной 1,5 мм
и размерами 15,8 _ 10 см. В центре ее располагалась надпись: «Гераклеон, сын Ника, добле4
стный антиохиец, прощай Ольвио(политы)». Пространство вокруг надписи было укра_
шено орнаментом в виде трех параллельных полос вдоль краев пластинки. В верхней части
пластинки под орнаментом над надписью, были изображены слон, лев, медведь, волк и заяц.
Внизу, под надписью, два грифона как бы подающие друг другу лапы. Эта пластинка, оче_
видно, имела деревянную основу, о чем косвенно свидетельствуют ее загнутые края и тол_
щина. Анализ состава золота показал, что оно аналогично золоту добываемого на Нижне_
Тагильском прииске на Урале. На основании данных анализа и места находки, А. Л. Посты_
лицын пришел к выводу, что пластинку могли изготовить в Ольвии [1897, р. V, c. 17–20].
По свидетельству античных авторов греческие купцы действительно ездили из Ольвии на
Урал за золотом [Скржинская, 1991, с. 100].
Многочисленные мраморные вставные таблички с эпитафиями известны и на некрополе
Херсонеса. Однако, в отличие от ольвийских, здесь они используются только в промежут_
ке с конца IV и по III вв. до н. э. включительно [Соломоник, 1964, c. 83–86, № 2, 34, 36,
c. 180, прим. 1].
Третий тип надгробий на некропо_
ле Ольвии представлен антропомор_
фными скульптурами (рис. 64). До
наших дней дошло около двадцати
таких надгробий, причем часть из них
во фрагментированном состоянии
[Фармаковский, 1906 в, c. 160,
рис. 96, c. 160, рис. 109; Гошкевич,
1914, c. 12, рис. 7; Дмитров, 1937/107,
c. 38–39; Липавский, 1990, c. 29–30;
Козуб, 2002, с. 42]. Большинство над_
гробий этого типа найдено в закладах
могил первых веков нашей эры и
только одно было раскопано in situ
над погребением 1964/3 [Козуб, 1984,
c. 168]. Аналогичная картина наблю_
далась на некрополях Боспора, где
антропоморфные надгробия также
обнаружены во вторичном использо_
вании в закладах могил [Молева,
1986].
Антропоморфные надгробия арха_
ического, классического и эллинис_
тического периодов в основном пред_
ставляли собой разновидности одно_
го и того же типа — схематическое
изображение «головы» на прямоу_
гольной основе. Во всех случаях для
них присуща небрежность исполне_
ния. Друг от друга надгробия отли_
Рис. 62. Надгробная стела I–II в. н. э. чались размерами и манерой изобра_
144
жения головы. На протяжении всего периода их использования, они практически не меня_
ли своих основных форм. Поэтому датировка их весьма затруднительна. Точную датировку
имеют только пять ольвийских антропоморфных надгробий.
Самое раннее из них было обнаружено в 1902 году в закладе подбойной могилы № 143.
Погребение датировано Б. В. Фармаковским V–IV вв. до н. э. [1906 в, с. 150]. Ю. И. Козуб
отнесла его ко второй половине VI — началу V вв. до н. э. [1974, c. 125]. Данная датировка
не бесспорна. Надгробие представляло собой верхнюю часть женской фигуры. Оно пред_
ставляло не пропорционально вытянутую на длинной шее голову. Лицевая часть фигуры
была выполнена весьма примитивно — условная голова с глазами в виде углублений и но_
сом в виде небольшого выступа. Выступами переданы длинная толстая шея и груди, но
плечи почти незаметны [Фармаковский, 1906 в, c. 150, рис. 96]. Два антропоморфных над_
гробия относятся к эллинистическому периоду. Одно находилось в закладе могилы 1937/3
(III–II вв. до н.э) [Дмитров, 1937/107, c. 38–39]. Другое было случайно найдено в 1988 году.
Это надгробие представляло собой стилизованное погрудное изображение женщины с пе_
рекрещивающими лентами (перекрестьями) на груди [Липавский, 1990, c. 30, 47, рис. 11].
(Рис. 64, 13) Такие перекрестья являлись одной из деталей греческой женской одежды с
архаического времени [Липавский, 1990, c. 30; Robinson, 1941, р. 16, fig. 2, 3]. Это надгро_
бие можно отнести к 12 типу (II в. до н. э.) по классификации Н. В. Молевой [1986, с. 10].
Антропоморфные ольвийские надгробия римского периода, согласно классификации
Ю. И. Козуб, представлены тремя вариантами [2002, с. 37–38]. К первому варианту она от_
несла антропоморфные надгробия, обработанные с лицевой и обратной сторон. На них схе_
матически намечены голова, шея и плечи. Нижняя часть завершается кубическим или ци_
линдрическим основанием. На одном из надгробий этого варианта были схематически изоб_
ражены черты лица [2002, с. 37]. Второй вариант — это прямоугольные надгробные стелы с
изображением в технике высокого рельефа схематических фигур [2002, с. 37]. На наш
Рис. 63. Вставная золотая табличка с эпитафией (реконструкция).
145
Рис. 64. Антропоморфные надгробия.
146
взгляд, этот вариант надгробий сле_
дует относить не к антропоморфным
надгробиям, а к надгробным стелам
с рельефами. Третьей вариант — пе_
реходной от антропоморфного над_
гробия к скульптурному. Он пред_
ставлен двумя экземплярами. Уни_
кальное антропоморфное поясное
надгробие было найдено в закладе
подбойной могилы 1986/2 (I–II вв.
н. э.) Оно было изготовлено из свет_
лого серого местного ракушечника
и имело вид схематично исполнен_
ной человеческой фигуры с хорошо
проработанной головой и шеей. На
лицевой стороне головы — плоский
лоб, брови, зрачки. Вертикальной
полосой обозначен нос, а горизон_
тальной рот. Длинная тонкая шея
обработана менее тщательно. На
груди в технике рельефа примитив_
но переданы детали одежды. Второе
надгробие этого варианта — небреж_
но обработанная весьма схематич_
ная человеческая фигура почти в
полный рост, с квадратной головой
и с намеченными чертами лица, массивной шеей и узкими плечами [2002, с. 38].
Некоторые антропоморфные надгробия устанавливались на постаментах, которые вка_
пывались в землю. Именно так in situ стояло надгробие над могилой 1964/3 (рис. 65). Еще
два аналогичных постамента были раскопаны в закладах могил 1975/3 и 1987/3. Некото_
рые надгробия вместо постамента имели выступ (шип), который закапывали в грунт для
устойчивого положения. Такие выступы_шипы имели два антропоморфных надгробия: пер_
вое было найдено в могиле 1903/27 (рис. 64, 14), а второе представлено случайной наход_
кой в 1930 году [Фармаковский, 1906 в, c. 160, рис. 109; НА ИА НАНУ, 1930, № 304].
Антропоморфные надгробия (антропоморфы) известны на всех некрополях Северного
Причерноморья с VI в. до н. э. по III в. н. э. [Иванова, 1950, c. 244; Сорокина, 1967, c. 106;
Шелов, 1976, c. 98–99; Колесникова, 1977, c. 87; 1986, c. 101; Молева, 1977, c. 106; 1991, с. 71–
75; 2002, с. 37; Русяева, 1987, c. 157; Мошинский, 1988, c. 133]. Наиболее многочисленны их
находки на некрополе Нимфея (30 экземпляров). Следует отметить, что на некрополях
Горигипии, Кеп, Китея, Мирмекия, Нимфея и Танаиса антропоморфные надгробия извес_
тны только в ІІІ–І вв. до н. э. [Молева, 1991, с. 71–75; 2002, с. 31–32].
Этот тип надгробий являлся вариантом широко распространенных в Греции надмогиль_
ных памятников — герм, статуй_полуфигур и расписных стел [Robinson, 1969, p. 7, Pl. 9;
Kurtz, Boardman, 1971, p. 244]. Антропоморфы ведут свое происхождение от античных герм
известных с крито_микенской эпохи [Блаватский, 1964, c. 64; Молева, 1977, c. 114; Русяева,
1992, c. 181; Nilsson, 1976, p. 80]. В Греции гермы использовались в виде надгробий со вре_
мен Солона (Cic. Legg., III, XXVI, 65). Причем гермы использовались в погребальных куль_
тах не только Греции, а и Рима [Kurtz, Boardman, 1971, p. 24]. На форму этого типа надгро_
бий оказали влияние как деревянные статуи богов (ксоаны), которые делались из досок
Рис. 65. Антропоморфное надгробие, стоящее in situ
над могилой 1964/3 (по Ю. И. Козуб).
147
или бревен с едва намеченными формами головы и плеч (Pus., II, 2, 6; 4, 5; 18, 3; 29, 1; III, 13,
9; 19, 2; 23, 3; IX, 23, 3), так и столбы [Молева, 2002, с. 26, 30; Goldman, 1946, р. 53]. Первые
каменные антропоморфные надгробия зафиксированы на некрополях Трои и на о. Феры
VII в. до н. э. [Troja und Frakien, 1981, № 134–140; Kurtz, Boardman, 1971, p. 178–179]. Из_
вестны они с IV в. до н. э. по I в. н. э. и на других античных некрополях Греции, Малой
Азии, Южной Италии и Северной Африки [Mau, 1900, p. 411, fig. 242; Charles_Picard, 1954,
t. 1; Kurtz, Boardman, 1971, p. 24; Jehasse, 1973, p. 26, tabl. 167; Robinson, p. 68, 80, 121, 163].
Антропоморфные надгробия, как и гермы, выступали сакральными сторожами участков
земли с могилами, а также играли роль межевого знака [Русяева, 1992, c. 181].
В древности все антропоморфные надгробия раскрашивались. Следы краски зафик_
сированы на ольвийском надгробии, найденном на берегу Бугского лимана. Оно было вто_
рично использовано при строительстве городских стенах. Следы краски сохранились на
надгробии, найденном в 1988 году. При этом поверхность таких надгробий специально грун_
товали под роспись. Их или покрывали тонким слоем штукатурки или белили, а затем
расписывали цветными красками лицевую сторону. Очевидно, что это была местная имита_
ция рельефных надгробий. Полихромную роспись имели антропоморфные надгробия Хер_
сонеса [Колесникова, 1973, c. 43–44; 1977, c. 37]и Боспора [Блаватский, 1964, с. 27; Молева,
2002, с. 26, 41]. По всей видимости, такие надгробия устанавливали малозажиточные слои
населения античных полисов [Молева, 1999, с. 56].
Антропоморфные надгробия некрополей Коринфа, Кирены, Пантикапея, Горигипии, Кеп,
Китея, Мирмекия, Нимфея, Ольвии, Танаиса и Херсонеса — это аналогичные друг другу
памятники [Robinson, 1969, p. 20].
Четвертый тип ольвийских надгробий был выделен автором впервые — это чиппи (cippi)
[Папанова, 1994, с. 11]. Чиппи — это символ магических камней, связанных с культом вла_
дык подземного мира [Колесникова, 1977, c. 96; Любкер, 2001, с. 282]. По свидетельству
античного философа Порфирия конус, цилиндр и треугольник в элевсинских мистериях
были связанны с идеей возрождения [Уваров, 1847, c. 21]. Эта триада часто встречается в
греческих мифах, в частности в мифе о Персефоне [Керенье, 2000, c. 10], где треугольник —
это проявление духа, души и тела [Купер, 1995, c. 36]. Возможно, что подобные надгробия
могли ставить над могилами умерших, посвященным при жизни в элевсинские мистерии.
Этот тип надгробий известен в Ольвии в двух вариантах — IV a и IV b [Папанова, 1997,
с. 112] (рис. 66). Первый вариант (IV a) представлен двумя надгробиями в виде массивных
известняковых камней треугольной формы. Первое надгробие, найдено in situ рядом с мо_
гилой 1975/4 (I в. н. э.). Оно представляло собой тщательно обработанный камень треу_
гольной формы с округлыми углами. Второе надгробие имело аналогичную форму и раз_
меры, но было практически не обработано. Второй вариант (IV b) представлен одним над_
гробием. Это небольшой камень треугольной формы на кубическом постаменте, найден
in situ над могилой 2000/4 [Козуб, 2002, с. 38].
На некрополях Алерии и Херсонеса чиппи встречаются в виде конусов, пирамид и ци_
линдров [Колесникова, 1977, c. 95; Jehasse, 1973, p. 428, Tabl. 167]. Известны они и на не_
крополях Коринфа и Кирены в VI–IV вв. до н. э.
Необходимо также отметить весьма необычное сооружение над подбойными могилами
1987/15 и 1987/16. Это была большая вымостка из камней уложенных в два слоя. Нижний
слой сложили в форме полукольца из больших полуобработанных камней. Верхний слой
представлял собой двухрядную кладку (ряды не выдержаны), которую укрепили снизу
десятью небольшими бутовыми камнями [Козуб, Папанова, 1987/11]. Детское погребение
в пифосе 1914/36 также было забросано сверху камнями (1 _ 0,5 м), которые на 0,8 м воз_
вышались над поверхностью земли [Фармаковский, 1918, с. 30]. Вполне вероятно, что дан_
ная конструкция могла выступать в роли своеобразного надгробия.
148
На некрополе Ольвии известен еще один тип погребальных памятников — монолитные
наиски (рис. 67). Об их существовании свидетельствует рисунок ольвийского мраморного
надгробия из тетради рисунков Владими_
ра Бларамберга, которая входила в неопуб_
ликованную рукопись на французском
языке И. П. Бларамберга «Древности, об_
наруженные в разное время на развалинах
Ольвии и хранящиеся в кабинете статско_
го советника Бларамберга в Одессе» [Тун_
кина, 2004, с. 158–160]. Это надгробие пред_
ставляло собой стелу с барельефом, «изоб_
ражающим семью в преддверии храма»
[Тункина, 2004, с. 167, рис. 11]. Фронтон
храма имел украшения в виде антефиксов.
Такие надгробия датируются IV в. до н. э.
[Буйських, 2005, с. 57].
Как и во всем античном мире, надгробия
некрополя Ольвии выполняли три функ_
ции — обрядовую, охранительную и свя_
занную с героизацией умершего [Русяева,
1992, c. 181; Папанова, 1997 в, с. 112]. Пер_
вая функция надгробий была связана с по_
сещениями некрополя близкими умерше_
го и, особенно, в поминальные дни. В эти
дни их украшали венками и лентами, воз_
ле них совершали жертвоприношения и
возлияния [Латышев, 1899, c. 136–137].
Возле надгробий в дни поминовения усоп_
ших женщины совершали обрядовый плач
(греческий вариант), который являлся од_
Рис. 66. Чиппи (cippi).
Рис. 67. Монолитный наиск IV в. до н. э.
(по И. Б. Тункиной).
149
ним из основных элементов погребального культа [Русяева, 1992, c. 183]. Выполняя вто_
рую функцию, надгробия выступали в роли апотропеев. Древние греки считали, что над_
гробия как апотропеи защищают могилу от разрушения и осквернения [Pfule, Mobius, 1977,
s. 127]. С целью усиления защиты могил, старые надгробия использовались в закладах скле_
пов и подбойных могил (Ольвия, Нимфей и др.), а также в загородках внутри погребаль_
ных камер (Нимфей) [Молева, 1999, с. 56–57]. Третья функция надгробий, связанная с
героизацией умершего, достигает своего апогея на ольвийском некрополе в IV в. до н. э.—
II в. н. э. Именно в это время в Ольвии процветает апофеоз смерти — героизация умерших
[Papanova, 2000 б, р. 123–131].