Geum.ru

Социально-экономические проблемы XXI века: попытка нетрадиционной оценки

Вид материалаДокументы

Содержание


Нарастание социального неравенства как проблема постиндустриального общества
Становление концепции
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

Нарастание социального неравенства как проблема постиндустриального общества


Становление постиндустриального общества представляет собой самое масштабное социальное изменение последних столетий человеческой истории. В ходе этой трансформации происходят радикальные перемены во всех сферах общественной жизни, и, разумеется, меняются социальная структура и роль основных общественных институтов.

В отличие от прежних социальных преобразований - а единственным достаточно подробно документированным среди них является становление индустриального общества, - рассматриваемая трансформация не сопровождается радикальной ломкой классовой структуры. Дело в том, что формирование основ постиндустриального порядка происходит по мере глубинных изменений в отношениях личности и общества, и рассматриваемые преобразования не базируются на изменении отношений между существующими классами.

Изменения в характере взаимодействия между традиционными классами индустриального общества и новыми социальными группами, порожденными информационной революцией, стали привлекать внимание философов и социологов по мере становления представлений о постиндустриальном содержании формирующегося порядка. Однако вплоть до начала 90-х годов, анализ социальной стороны данной проблемы практически не затрагивал ее экономической составляющей; в результате многие разворачивавшиеся в постиндустриальном обществе процессы не получали адекватной оценки. Даже сегодня в западной философской и социологической литературе доминирует подход, в рамках которого социальные проблемы современного постиндустриального общества не связываются непосредственным образом со становлением адекватной классовой стратификации. Рассмотрение становления новой социальной структуры и нарастания общественного неравенства в рамках постиндустриального общества мы хотели бы поэтому начать с анализа позиций, еще в 60-е годы сформировавшихся в социологии и, с определенными модификациями, по сей день определяющих угол зрения на весь комплекс данных проблем.

Становление концепции


новой социальной стратификации

Обратившись к проблеме изменяющейся социальной структуры уже в первые послевоенные годы, многие социологи предприняли попытку в той или иной мере объяснить ее посредством апелляции к новой роли политической верхушки общества. Наблюдая резкое снижение хозяйственного и политического влияния традиционного класса буржуа, власть которого основывалась на чисто экономичеких факторах, Р. Дарендорф в конце 50-х годов одним из первых обратил внимание на место управляющего класса, бюрократии и высших менеджеров, определяя их в качестве элиты будущего. "Так кто же составляет правящий класс посткапиталистического общества?" - спрашивал он и отвечал: "очевидно, его представителей следует искать на верхних ступенях бюрократических иерархий, среди тех, кто отдает распоряжения административному персоналу"8. Примерно в то же время К. Райт Миллс отметил, что постоянное усложнение социальной организации приводит к тому, что основную роль начинают играть не имущественные или наследственные качества человека, а занимаемое им место в системе социальных институтов. В обществе, где "власть в наибольшей степени сосредоточена в таких областях, как экономика, политика, армия, прочие институты оттесняются на обочину современной истории и в определенных обстоятельствах оказываются в полной зависимости от первых"9, вследствие чего новая социальная элита представляется не элитой богатства, а элитой статуса, хотя, разумеется, они зачастую определяют и дополняют друг друга.

По мере формирования концепции постиндустриализма стало развиваться представление о доминирующей роли знания во всех сферах жизни. Так, Д. Белл, основатель этой теории, в числе первых трех фундаментальных характеристик постиндустриального общества называет центральную роль теоретического знания, создание новой интеллектуальной технологии и рост класса носителей знания. "Совершенно очевидно, - заключает он, - что постиндустриальное общество представляет собой общество знания в двояком смысле: во-первых, источником инноваций во все большей мере становятся исследования и разработки (более того, возникают новые отношения между наукой и технологией ввиду центрального места теоретического знания); во-вторых, прогресс общества, измеряемый возрастающей долей ВНП и возрастающей частью занятой рабочей силы, все более однозначно определяется успехами в области знания"10. В русле этого методологического направления вопрос о новой социальной структуре и новом господствующем классе определялся классовым самоопределением работников, занятых в тех отраслях хозяйства, которые могли быть отнесены в рамках трехсекторной модели общественного производства к третичному, а позднее причислялись к четвертичному (quaternary) и пятеричному (quinary) секторам.

В 1962 году Ф. Махлуп ввел не вполне корректный, но показательный термин "работник интеллектуального труда (knowledge-worker)"11, соединивший различные характеристики нового типа работника: его ориентированность на оперирование информацией и знаниями; фактическую независимость от собственности на средства и условия производства; крайне высокую мобильность; стремление к деятельности, открывающей широкое поле для самореализации и самовыражения, хотя бы и в ущерб сиюминутной материальной выгоде. Становилось ясно, что появление обладающих подобными качествами работников в качестве значимой социальной страты может привести к радикальным подвижкам в общественной структуре. В 1958 году М. Янг в своей блестящей фантастической повести "Возвышение меритократии" в гротескной форме обрисовал конфликт между интеллектуалами и остальным обществом как опасное противоречие следующего столетия12. Огромное значение, придававшееся в этот период научному прогрессу, и доминирование выраженного технократического подхода к оценке социального развития предопределели то, что исследование природы и основных характеристик нового класса заняло в постиндустриальной теории одно из центральных мест.

Вплоть до середины 80-х годов большинство социологов было сосредоточено на двух процессах.

Первый из них касался быстрого снижения социальной роли рабочего класса, что объяснялось как естественное следствие становления сервисной экономики. Именно такое понимание позволяло Г. Маркузе еще в начале 60-х годов утверждать, что одно из главных направлений депролетаризации общества обусловлено тем, что мир новой высокотехнологичной деятельности резко сокращает потребность в прежних категориях трудящихся; в результате рабочий класс становится далеко не самым заметным социальным слоем современного общества 13, он разобщается и представляют собой массу, весьма разнородную по образовательному уровню, интересам, национальным и расовым признакам. В 1973 году Д. Белл писал, что "вместо господства промышленного пролетариата, мы наблюдаем доминирование в рабочей силе профессионального и технического класса, настолько значительное, что к 1980 году он может стать вторым в обществе по своей численности, а к концу века оказаться первым", называя этот процесс "новой революцией в классовой структуре общества"14. Подобное развитие событий, полагал Д. Белл, определялось тем, что, в отличие от индустриального строя, где главными структурными элементами были капитал и труд, основой постиндустриального общества становятся информация и знания, и потому процесс депролетаризации оценивался им как объективный и непреодолимый. В новых условиях, констатировал О. Тоффлер, "переход власти от одной личности, одной партии, одной организации или одной нации к другой - это не самое важное; главное - это скрытые смещения во взаимоотношениях между насилием, богатством и знаниями, происходящие по мере того, как общества мчатся вперед к столкновению со своим будущим"15.

Упадок традиционного пролетариата в условиях становления постиндустриального общества ускорялся растущей дифференцией самого рабочего класса. Экспансия сервисного сектора и подъем технологического уровня современного производства ведут к тому, что многие виды труда требуют значительной подготовки, и занятые таким трудом работники относятся по своей профессиональной психологии и жизненным стандартам к средним слоям общества, оказываются по ряду признаков находящимися за пределами традиционно понимаемого рабочего класса 16. Весьма важно и то, что в постиндустриальной экономике интересы предпринимателей и работников все чаще сталкиваются не в плоскости материальных претензий, а по поводу свободы персонала в принятии решений и меры их автономности, что также серьезно отличает современных трудящихся от традиционных пролетариев.17

В то же время общество сохраняет потребность в значительной массе низкоквалифицированного и неквалифицированного труда, применяющегося как в материальном производстве, так и во все новых отраслях сферы услуг. Таким образом, определенная часть наемных рабочих представляет собой ту страту, которую А. Горц называет "неклассом нерабочих", или "неопролетариатом"18. Первое определение может показаться излишне уничижительным, однако смысл, который вкладывается в понятие "неопролетариат", представляется вполне определенным: "Он состоит, - пишет А. Горц, - из людей, которые либо стали хронически безработными, либо тех, чьи интеллектуальные способности оказались обесцененными современной технической организацией труда... Работники этих профессий почти не охвачены профсоюзами, лишены определенной классовой принадлежности и находятся под постоянной угрозой потерять работу"19. Прежний пролетариат фактически исчез с исторической арены - и как достаточно однородный угнетенный слой со своим самосознанием, и как класс людей, занятых в передовом для своего времени индустриальном производстве. Как отмечал уже в конце 70-х годов К. Реннер, "рабочий класс, описанный в 'Капитале' Маркса, более не существует"20.

Второй процесс, занимавший социологов, представлял собой формирование новой элиты, господствующего класса постиндустриального общества. В 60-е и 70-е годы большинство исследователей отказались от гипотезы о бюрократической природе этой новой страты и стали определять ее как социальную общность, объединяющую людей, воплощающих в себе знания и информацию о производственных процессах и механизме общественного прогресса в целом. В условиях, когда "постиндустриальное общество становится 'технетронным' обществом, то есть обществом, формирующимся - в культурном, психологическом, социальном и экономическом плане - под воздействием современной техники и электроники,.. в котором индустриальные процессы уже не являются решающим фактором социальных перемен и эволюции образа жизни, социального строя и моральных ценностей"21, новая элита должна в первую очередь обладать способностями контролировать и направлять процессы, определяющиеся логикой развития технологического прогресса. "Если в течение последних ста лет главными фигурами были предприниматель, бизнесмен, руководитель промышленного предприятия, - писал Д. Белл, - то сегодня 'новыми людьми' являются ученые, математики, экономисты и представители новой интеллектуальной технологии"22. Предельное широкое определение той социальной страты, которая была названа техноструктурой, дал Дж. К. Гэлбрейт, в 1969 году отмечавший, что "она включает всех, кто привносит специальные знания, талант и опыт в процесс группового принятия решений"23.

К середине 70-х господствующим классом стали называть "технократов", умело манипулирующих уникальными знаниями на трех основных уровнях: национальном, где действует правительственная бюрократия, отраслевом, представленном профессионалами и научными экспертами, и на уровне отдельных организаций, соответствующем техноструктуре24. В это же время А. Турен назвал технократов не только доминирующим классом постиндустриального общества, но и субъектом подавления остальных социальных слоев и групп25.

Во второй половине 70-х годов было предложено множество новых определений господствующей элиты, однако они не имели серьезного значения, так как использовались, главным образом, в рамках социологических построений, носивших весьма общий характер. Так, говорилось о "новом классе", "доминирующем классе", "правящем классе", "высшем классе" и так далее26. В контексте нашего анализа важно, что на протяжении последних двадцати лет все более четко осознавалось, что основой власти в новом обществе является не статусное положение в организациях, а реальные способности человека к творческой, созидательной деятельности, к усвоению, обработке и продуцированию информации и знаний. Характерно в этой связи заявление О. Тоффлера, не только отметившего, что "в сверхиндустриальном обществе бюрократия последовательно вытесняется адхократией - рамочной холдинговой структурой, которая координирует работу многочисленных временных организационных единиц, возникающих и исчезающих в зависимости от изменяющихся условий"27, но и прямо заявившего, что бюрократическая форма организации была свойственна индустриальному обществу и не порождается, а, напротив, разрушается в рамках постиндустриальной социальной системы.

Таким образом, трактовка нового господствующего класса основывалась и основывается на нескольких фундаментальных положениях. Во-первых, утверждается, что главным объектом собственности, который позволяет представителям этого класса занимать доминирующие позиции в обществе, не являются уже "видимые вещи", такие как земля и капитал; в этом качестве выступают информация и знания, которыми обладают конкретные люди 28; отсюда следует, что формирующийся господствующий класс не столь замкнут и однороден, как высшие слои аграрного и индустриального обществ. Это не аристократия, хотя данная социальная группа и пополняется главным образом выходцами из состоятельных слоев общества29. Во-вторых, ее влияние определяется доминирующим положением в соответствующих социальных иерархиях - бизнесе, армии, политических институтах, научных учреждениях; таким образом, технократический класс, господствующий в постиндустриальном обществе, представлен правительственной бюрократией, профессиональными и академическими экспертами и техноструктурой, то есть лицами, так или иначе причастными к управлению и формирующими информационные потокиM30. В силу переплетенности различных социальных институтов принадлежность к этому классу может определяться отнюдь не только способностью человека усваивать информацию и генерировать новое знание, хотя и утверждается, что в конечном счете "положение профессионалов соответствует не столько их иерархическим полномочиям, сколько их научной компетентностью"31. В-третьих, новое общество может стать менее эгалитаристским, нежели прежнее, поскольку, хотя "информация есть наиболее демократичный источник
власти"32, капитал как источник влияния и могущества заменяется вовсе не трудом, а знаниями, так как они, в отличие от труда, являются "редким (курсив мой - В.И.) производственным фактором"33, привлекающим наибольший спрос при ограниченном предложении. По этой причине складывающееся меритократическое социальное устройство может быть только пародией на демократию, и возникающие новые возможности социальной мобильности не устраняют, а скорее даже подчеркивают, его элитарный характер34.

Мы видим, что современные исследователи серьезно пересмотрели прежние основы классового деления общества. Еще М. Вебер, возражая К. Марксу, отмечал, что основным признаком класса должен выступать хозяйственный интерес его представителей35; при этом классовое деление совершенно не обязательно базируется на факте наличия собственности на средства производства или ее отсутствия. В русле именно таких воззрений36 сегодня укоренилась точка зрения, согласно которой устранение пролетариата и формирование некапиталистического по своей природе господствующего класса преодолевают классовый характер общества в его прежнем понимании и делают его бесклассовым с точки зрения традиционной обществоведческой теории37.

Однако такая позиция не исчерпывает, по нашему мнению, существа проблемы. Безусловно, две основные социальные группы индустриального общества - рабочий класс и буржуазия - подверглись в современных условиях существенной деструкции. Подтверждения этому весьма многообразны: начиная от доходов квалифицированных работников и участия трудящихся в акционерном капитале своих предприятий до соединения функций собственника, управляющего и главной креативной силы в одном и том же человеке в небольших высокотехнологичных компаниях. Но это отнюдь не служит формированию однородной социальной структуры, а представляет собой прелюдию к резкой социальной поляризации на основе новых, ранее казавшихся несущественными, признаков. Замещение денежного капитала интеллектуальным не изменило того важного обстоятельства, что часть членов общества обладает дефицитным производственным ресурсом, а часть - нет; поэтому, "хотя современный работник лучше образован, натренирован и обладает лучшими навыками,.. он все еще не занял равного положения со своим оппонентом - нанимателем"38. Если в классическом индустриальном обществе разница между первым и вторым заключалась в том, что один был беден, а другой состоятелен, то в классическом "обществе знаний (knowledge society)" первый просто менее образован и квалифицирован, нежели второй; сама же ситуация остается во многом той же самой. Более того; в условиях, когда пролетариат оказывается раздроблен, трудящиеся могут пытаться улучшить свое положение двумя путями: во-первых, индивидуально - через "приобретение редких навыков, у которых нет легкодоступных субститутов", то есть вливаясь в техноструктуру, а во-вторых, коллективно - через создание лоббирующих их интересы добровольных организаций, союзов, гильдий и ассоциаций39. Таковые, однако, представляются в новых условиях не столько организациями, выступающими от имени мощного общественного класса, а сообществами, отражающими интересы меньшинств, не имеющих доступа к социальным благам, доступным квалифицированным специалистам. Еще А. Турен, обращая внимание на противоречия, объективно имеющие место в постиндустриальной социальной структуре, отмечал, что классу технократов противостоят подавленный класс исполнителей и особо отчужденный класс, к которому он относил представителей устаревающих профессий, членов замкнутых региональных сообществ и т.п., а переход от индустриального общества к постиндустриальному можно рассматривать как "переход от общества эксплуатации к обществу отчуждения"40.

Таким образом, есть все основания констатировать появление двух вполне оформившихся полюсов социального противостояния. С одной стороны, это высший класс, представители которого происходят, как правило, из образованных и обеспеченных семей, сами прекрасно образованны и исповедуют постматериалистические ценности, заняты в высоко-технологичных отраслях хозяйства, имеют в собственности или свободно распоряжаются необходимыми им условиями производства, при этом либо руководят промышленными или сервисными компаниями, либо занимают высокие посты в корпоративной или государственной иерархии. С другой стороны, это низший класс нового общества, рекрутирующий в свой состав представителей рабочих профессий или неквалифицированных иммигрантов, не имеющих хорошего образования и не считающих его значимой ценностью; они движимы фактически исключительно материальными мотивами, заняты в массовом производстве или примитивных отраслях сферы услуг, либо являются временно или постоянно безработными. Каждая из этих формирующихся социальных групп пока относительно немногочисленна и, пожалуй, не может сейчас квалифицироваться как сложившийся класс, однако их значимость обусловлена, на наш взгляд, тем, что именно они выступают центрами социального притяжения, идеальными типами, стремительно поглощающими сегодня тех, Кто еще недавно составлял так называемый "средний класс" - опору индустриального общества.

Понятие среднего класса широко применяется в современной социологической литературе, хотя и трактуется совершенно неоднозначно. В прошлом этот термин использовался для обозначения квалифицированных работников индустриального сектора, фермеров, учителей и преподавателей, врачей, инженеров, государственных служащих и военных в первую очередь для того, чтобы подчеркнуть относительно высокий уровень их жизни и более высокую степень социальной мобильности, нежели та, которой обладали пролетарии. Впоследствии он был распространен на "третью силу, стоящую между капиталистом и рабочим классом традиционного марксизма: класс профессионалов-управленцев"41. Эта группа вряд ли может получить сегодня четкое позитивное определение; так, П. Дракер характеризует ее как "новый класс, который не является ни капиталистическим, ни рабочим, но который стремительно захватывает доминирующие позиции во всех промышленно развитых странах: это работающий по найму средний слой профессионалов - менеджеров и специалистов. Именно этот класс, - продолжает он, - а не капиталисты, обладают властью и влиянием... Постепенно имущественные права переходят от капиталиста к этому новому среднему классу. Сегодня в США все крупные капиталисты являются институциональными доверительными собственниками сбережений, пенсий и вкладов частных лиц: в их распоряжении находятся страховые компании, пенсионные и инвестиционные фонды. В то же время, этот новый класс поглощает рабочих в социальном, экономическом и культурном аспектах. Вместо того, чтобы превращаться в пролетариев, современный трудящийся вступает в средний класс работающих по найму профессионалов, заимствуя их вкусы, образ жизни и устремления"42.

Между тем термин "средний класс" обозначает слой, включающий весьма разнородные составляющие43, и его разнородность имеет тенденцию скорее к нарастанию и углублению, нежели к преодолению и устранению. Еще в начале 80-х Д. Белл отмечал, что данное понятие чрезвычайно аморфно, "отражая прежде всего психологическое самоопределение значительной части американских граждан"44,45. Позже социологи стали констатировать, что термин "средний класс" обозначает уже не столько социальную группу, выступающую в качестве стабилизирующего элемента общества, сколько расплывчатую страту, во все большей мере диссимилирующуюся под воздействием новых технологических изменений, усиливающих интеллектуальное, культурное и, как следствие, экономическое расслоение этого прежде единого класса46. Многие современные исследователи склонны видеть в устранении этого важного элемента социальной структуры одну из опаснейших тенденций хозяйственной жизни, все более и более заметную на протяжении последних десятилетий47; с такой точкой зрения трудно не согласиться, и на этом мы подробнее остановимся ниже.

Таким образом, наиболее принципиальная социальная грань, разделяющая граждан постэкономического общества (по меньшей мере, на этапе его формирования) пролегает гдето между двумя крайними группами, каждая из которых вполне позиционирована уже сегодня. По мере становления этого общества знание не только становится важнейшим
фактором технологического прогресса, но также важнейшим фактором общественной стратификации и важнейшим фактором социального самоопределения. Пытаясь охарактеризовать роль субъективных качеств человека в современном обществе, М. Кастельс отмечает, что "новая власть заключена в информационных кодах и в репрезентативных образах, вокруг которых общества организуют свои учреждения, а люди строят свою жизнь и определяют свое поведение; эта власть сосредоточена в человеческом сознании"48. Мощь подобных репрезентативных образов сегодня настолько велика, что в современных условиях не имущественное положение или социальное происхождение определяют принадлежность человека к тому или иному классу, а его представление о собственном месте в обществе в значительной мере определяет те ступеньки, которых он сможет достичь в социальной иерархии. В этой связи эарактерно мнение ПДракера, считающего, что современные "работники интеллектуального труда не ощущают (курсив мой - В.И.), что их эксплуатируют как класс"49; эта идея исполнена глубокого смысла. Достигнув некоего уровня благосостояния, человек сегодня может лишь подготовить исходные предпосылки формирования постматериалистической мотивации и не обязательно стать постматериалистом; в то же время восприняв постматериалистическую систему ценностей и действуя в соответствии с ней, он получает реальную возможность войти в высшую страту нового общества и достичь высоких показателей благосостояния, даже не стремясь к таковому излишне упорным образом.

Подобная ситуация может казаться воплощением растущих возможностей человека в постиндустриальном обществе. Такое впечатление ошибочно. Постиндустриальное общество открывает широкие, практически безграничные перспективы перед теми, кто разделяет постматериалистические цели и ставит основной задачей совершенствование собственной личности. Между тем это доступно по лишь людям, отличающимся высокой образованностью и приверженным идеям прогресса знания. Не имея достижение материального богатства своей главной целью, они тем не менее будут производить те уникальные блага, которые окажутся залогом процветания общества, и в силу этого смогут присваивать все большую часть общественного достояния. По мере того как наука будет становиться непосредственной производительной силой, роль этого класса будет нарастать. При этом совершенно очевидно, что



8 - Dahrendorf R.. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford, 1959. P. 301.
9 - Wright Mills C. The Power Elite. Oxford - N.Y„ 1956. P. 6.
10 - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. N.Y., 1976. P. 212.
11 - Подробнее см.: Hepworth M.E. Georgaphy of the Information Economy. L, 1989. P. 15.
12 - См.: Young M. The Rise of Meritocracy: 1958 - 2033. L., 1958.
13 - См.: Marcuse H. One-Dimensional Man. Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society. L, 1991. P. 31.
14 - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 125.
15 - Toffler A. Powershift. Knowledge, Wealth and Violence at the Edge of the 21st Century. N.Y., 1990. P. 464.
16 - См.: Pakulski J., Waters M. The Death of Class. Thousand Oaks - L., 1996. P. 57 - 58.
17 - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts and Culture in the Programmed Society. N.Y., 1974. P. 17.
18 - См.: Frankel В. The Post-Industrial Utopians. Madison (Wi.), 1987. P. 210 - 211.
19 - Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. Cambridge, 1987. P. 279.
20 - Renner К. The Service Class // Bottomore Т. В., Goode P. (Eds.) Austro-Marxism. Oxford, 1978. P. 252.
21 - Brzezinski Zb. Between Two Ages. N.Y., 1970. P. 9.
22 - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 344.
23 - Galbraith J. K. The New Industrial State. 2nd ed. L, 1991. P. 86.
24 - CM.: Kleinoerg B.S. American Society in the Postindustrial Age: Technocrasy, Power and the End of Ideology. Columbus (Oh.), 1973. P. 51-52.
25 - См.: Touraine A. <.i> The Post-Industrial Society. P. 70.
26 - Подробнее см.: Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. P. 263 - 264; Pakulski J„ Waters M. The Death of Class. P. 55, и др.
27 - Toffler A. The Adaptive Corporation. Aldershot, 1985. Р. 87.
28 - См.: Toffler A. Powershift. P. 12.
29 - Подробнее см.: Wright Mills С. The Power Elite. P. 278-279.
30 - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. P. 70.
31 - Ibid. P. 65.
32 - Toffler A. Powershift. P. 12.
33 - Geus A., de. The Living Company. Boston (Ma.), 1997. P. 18
34 - См.: Lasch Ch. The Revolt of the Elites and the Betrayal of Democracy. N.Y. - L, 1995. P. 41.
35 - См.: Weber M. Economy and Society. L, 1970. P. 183.
36 - См.: Sayer D. Capitalism and Modernity. L - N.Y., 1991. P. 101-102.
37 - См.: Baudrillard J. The Transparency of Evil. L - N.Y., 1996. P. 10.
38 - Wedderburn K.W. , et al. Labour Law in the Post-Industrial Era. Aldershot, 1994. P. 89.
39 - См.: Clement W., Myles J. Relations of Ruling: Class and Gender in Postindustrial Societies. Montreal, 1994. P. 33.
40 - См.: Touraine A. The Post-Industrial Society. P. 70, 61; Castoriadis С. The Imaginary Institution of Society. Cambridge (Ma.), 1996. P. 115.
41 - Lyon D. The Information Society. Cambridge, 1996. P. 61.
42 - Drucker P.F. Landmarks of Tomorrow. New Brunswick (US) - London (UK), 1996. P. 98 - 99.
43 - См.: Harvey D. The Condition of Postmodernity. An Inquiry into the Origins of Cultural Change. Cambridge (US) - Oxford (UK), 1995. P. 347.
44 - Bell D. The World and the United States in 2013. // Daedalus. Vol. 116. No 3. P. 28.
45 - В этой связи характерен опрос общественного мнения, проведенный в США в 1993 году и показавший, что почти одинаковое количество американцев (44,9 и 45,3 процента соответственно) относят себя к рабочему классу и к среднему классу (см.: Greider W. One World, Ready or Not. The Manic Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P. 382); между тем первое понятие рассматривается как неопределенное и фактически не используется в современной социологии, второе же считается обозначающим основную социальную группу постиндустриального обще-ства. Следует отметить и то, что фактически никто не отнес себя к низшим слоям общества (underclass) или высшей страте; таким образом, современное постиндустриальное общество не столько является относительно эгапитаристским, сколько хочет выглядеть таковым.
46 - См.: LIpietz A. Towards a New Economic Order. Cambridge, 1992. Р. 35.
47 - См.: Lash S., UrryJ. Economies of Signs and Space. L. - Thousand Oaks, 1994. P. 160 - 161.
48 - Castelts M. The Information Age: Economy, Society and Culture. Vol. 2: The Power of Identity. Malden (Ma.) - Oxford (UK), 1997. P. 359.
49 - Drucker P.F. The New Realities. Oxford, 1996. P. 23.



способность продуцировать новые знания отличает людей друг от друга в гораздо большей степени, чем принимающее любые масштабы вещное материальное богатство; более того, подобная способность не может быть приобретена мгновенно и в значительной мере заложена на генетическом уровне, определяющемся межгенерационными отношениями. Таким образом, по мере того как новая высшая страта будет вбирать в себя наиболее достойных представителей прочих слоев общества, потенциал оставшихся будет лишь снижаться. Следует также иметь в виду, что обратная миграция, вполне возможная в буржуазном обществе, где в периоды кризисов предприниматель мог легко разориться и вернуться в состав класса мелких хозяйчиков, в данном случае исключена, ибо раз приобретенные знания могут только совершенствоваться, а утраченными быть практически не могут. Поэтому, на наш взгляд, сегодня существуют достаточные основания для предположения, что формирующееся общество будет характеризоваться предельно поляризованной классовой структурой, которая вызовет к жизни противоречия более острые, нежели те, которыми были отмечены предшествующие ступени общественной эволюции.