Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

Вид материала

Документы

Содержание Многообразие культурных ценностей в современном мире Теоретико-правовая концепция правомерного поведения: философско-логический анализ Понятие нормы и девиации в религиозной сфере Религиозное, национальное и политическое в экстремизме: проблема взаимопроникновения и единства

Подобный материал:

• Федеральное агентство воздушного транспорта федеральное государственное образовательное, 204.23kb.
• Федеральное агентство морского и речного транспорта РФ федеральное государственное, 2741.44kb.
• Правила приема и порядок зачисления студентов на первый курс очной формы обучения, 794.07kb.
• Правила приема в Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального, 799.39kb.
• Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального, 189.85kb.
• Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 927.02kb.
• Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 744.27kb.
• Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 831.54kb.
• Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 449.42kb.
• Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 1234.07kb.

Я. А. Пермякова

курсант Челябинского юридического института МВД России

Агрессивный национализм
в официальной оценке Православной Церкви

После развала СССР одним из ярких примеров межнациональной розни является военный конфликт между Азербайджаном и Арменией, унесший жизни многих представителей двух стран. Данный конфликт до сих пор тлеет в сердцах ранее дружественных народов. Причиной войны является спор из-за территории Нагорного Карабаха. Первая война Грузии с Южной Осетией и Абхазией 1992 г. оставила неизбывную горечь у всех народов, участвовавших в конфликте. Впоследствии данный конфликт проявился в так называемой пятидневной войне с 8 по 13 августа 2008 г., когда грузинские войска вероломно проникли на территорию Южной Осетии. Всё это можно назвать одним словом – «агрессия».

Чувство национальной избранности, превосходства присуще многим людям разных наций. Многократно осуждённое передовыми мыслителями и общественными деятелями, оно, тем не менее, по-прежнему продолжает определять мысли и поступки многих людей, причём не только простых обывателей, но и политиков. А значит, противодействовать распространению и преступной реализации подобных настроений приходится сейчас и придётся в будущем. Эта борьба должна вестись комплексно, с использованием разных средств и способов.

Обращает на себя внимание и то, что часто по разные стороны баррикад оказываются люди одной религии. Так, в грузино-югоосетинском конфликте оба субъекта противостояния относили себя к православной традиции. Неужели религия не способна исполнить миротворческую функцию? Каков антишовинистический потенциал религиозного мировоззрения?

Для начала дадим определение основных терминов. Национализм, по нашему мнению, характеризуется как положительное понятие. Это гордость за свой народ, чувство человека, который всей душой и сердцем любит свою Родину и нацию, знает и уважает её прошлое и желает ей славы, мощи и величия в настоящем и будущем. Всё это естественно и нормально, поскольку вовсе не запрещает сочувствовать и помогать другим нациям. Национализм в наше время – это, прежде всего, ответственность за нравственное состояние своего народа. Разновидность национализма, который агрессивен, враждебен к иноплеменникам, правильнее называть шовинизмом.

Официальное отношение Церкви к проблемам национализма можно найти, прежде всего, в соборных документах. Наиболее важный из таких документов, принятых в последнее время, – Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Что же там сказано о соотношении этнических и религиозных ценностей? Санкционирует ли Церковь шовинистические настроения или, напротив, считает их недопустимыми?

В документе сказано, что Церковь по своей природе имеет вселенский и, следовательно, наднациональный характер. Бог един для всех, все перед ним равны. Так и церковь не делит людей ни по национальному, ни по классовому признаку: в ней «нет ни Еллина ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос» (Кор. 3, 11).

Сам термин «нация» определяют сейчас двояко: как этническую общность; как совокупность граждан определённого государства. Но взаимное пересечение церкви и нации присутствует и в первом и во втором случае. Внутреннее единство Церкви обеспечивалось, помимо принадлежности всех к одной религии, также племенной и языковой общностью, укоренённостью на определённой территории.

Авторы Основ социальной концепции утверждают, что единство народа обеспечивается не национальной, культурной или языковой общностью, но верой в Христа и Крещением. Но это не означает, что христиане не имели право на национальную самобытность, национальное самовыражение. Напротив, церковь, будучи вселенской, состоит из множества автокефальных поместных церквей. Иисус был лояльным подданным Римской империи и платил налоги в пользу кесаря; Апостол Павел не забывал о том, что по рождению он – «Еврей от Евреев», а по гражданству – римлянин.

Если обратиться к тому же грузино-югоосетинскому конфликту, вывод будет вполне определённым. Когда нация, гражданская или этническая, является полностью или по преимуществу моноконфессиональным православным сообществом, она в некотором смысле может восприниматься как единая община веры – православный народ. И если внутри этого сообщества начинается вооружённый конфликт, это свидетельствует о слабости веры его участников, о том, что они лишь на словах являются христианами, на деле же не способны преодолеть шовинистические предрассудки и поставить христианские ценности (любовь, прощение, мир, взаимоуважение) выше национальных интересов.

Таким образом, религиозное мировоззрение содержит мощный антишовинистический потенциал. Человек, всецело разделяющий православные взгляды, доверяющий Церкви, в значительной мере застрахован от попадания в число членов групп, исповедующих крайние националистические взгляды.

Е. В. Пенионжек

кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры
философии Уральского юридического института МВД России

Многообразие культурных ценностей в современном мире

Культура – это объективная реальность существования человека, способ жизнедеятельности людей, входящих в многообразные социокультурные отношения и реализующих себя в них. При этом говорить о «культуре вообще» не совсем корректно. Человек действует в рамках конкретной социокультурной ситуации, свойственной историческому отрезку времени. Сегодняшний человек так же не похож на титана Возрождения, как тот не похож на античного героя. Их отличает не столько расхождение в мировоззренческой позиции, сколько способ осуществления стремления к цели. Римлянин называл варваром всякого, кто не принадлежал гуманистическому обществу граждан Римской империи. Сегодня принцип гуманизма осознается как глубокое уважение к человеку и его достоинству, какой бы национальности он ни был. Поэтому культура обусловлена общественными отношениями субъекта, вытекающими из факта существования человека и его деятельности, направленной на удовлетворение самых разных его потребностей.

Сегодня мы также живем в многокультурном мире: существуют различные культурные образования, которые необходимо взаимодействуют друг с другом, конкурируют, сливаются, распадаются. Всякая часть современного поликультурного пространства развивается благодаря собственному потенциалу, который обусловлен присущими ей особенностями: духовным опытом, ментальным своеобразием носителей и даже локальными климатическими характеристиками. Объяснить тенденции динамики культурных пространств в настоящее время – задача непростая. Однако сотрудник органов внутренних дел, исходя из специфики службы солдата правопорядка, неминуемо сталкивается с весьма различными категориями граждан. Поэтому навыки «понимания» ценностных ориентиров разных социальных слоев и групп, складывающиеся в процессе выполнения служебных задач, формируют культуру сотрудника как специалиста-профессионала, гражданина-патриота, а также высоконравственной личности.

Особые условия, которых нет в природном мире, формируют специфическую среду существования любого человека и определяют его деятельность, а именно, воспроизводство (повторение опыта прошлых поколений) и творчество. Мир человека является пространством особых предметных составляющих, имеющих значение для человека, выражающих сущность тех общественных отношений, в которые он входит. Культурой и называются воплощенные в деятельность субъекта ценности.

Ценности не присущи человеку изначально, они возникают в процессе культурной деятельности в течение всей жизни. В деятельности человек реализует ценности исходя из двух сторон культурного процесса. Во-первых, он воспроизводит те ценности, которые усвоены в результате повторения поведенческих навыков других людей, т. е. копирования образцов поведения, воспринятых как культурная норма. Во-вторых, в своей непосредственной деятельности человек обновляет содержание культурной нормы, наполняя свою деятельность творческими тенденциями. Творческая сторона культурной деятельности всеобъемлюще наполняет жизнь. Сложно представить себе качественную сторону жизни человека, который ориентируется лишь на повторение за окружающими. Такой человек вряд ли способен к полноценной жизни в обществе, где ведущую роль играют инновационные процессы, образующие общекультурное пространство.

Ценность – это созданный в рамках культурной деятельности предмет (материальный, духовный, художественный), через который человек реализует свою особую сущность. Попросту говоря, ценность – это то, что имеет значение для человека при совершении того ли иного набора действий. Ценностные установки определяются мотивацией лица, его побуждениями. Так, юристам и правоохранителям хорошо известно, что мотив является неотъемлемым признаком состава противоправного деяния. И без мотива доказать причастность лица к совершению правонарушения невозможно. Поэтому ценности являются вектором для любого действия субъекта.

Культура – это совокупность материальных и духовных ценностей, являющихся результатом воспроизводства их в человеческой деятельности, где духовное творчество человека, общества, распространяясь по многочисленным каналам социальной и культурной коммуникации, может приобрести общечеловеческую значимость. Правоохранительные органы защищают ценности общечеловеческой значимости, охраняя общественный порядок и обеспечивая безопасность личности.

Усвоение ценностей связано с инкультурацией субъекта в поле общекультурной деятельности. Главным средством общения и передачи ценностных ориентиров является естественный язык, т. е. навыки и умения живой разговорной речи. Однако сфера культурной кодификации не ограничена лишь тем, что выразимо словесно. Она значительно расширена такими предметами культурной кодификации, как вторичные языки. Это огромное множество знаковых систем, обретающих смысл и особое значение в рамках определенной деятельности. Так создается искусственный мир культуры, совокупности предметов как феноменов, преобразованных человеком в ходе своей деятельности на основании потребностей. Такие предметные вещи называются артефактами. Действия по созданию конкретных вещей, имеющих культурную ценность, – это артеакт. В артеакте человек обновляет ценностное содержание, воплощая его в материальную составляющую, таким образом потенциально обеспечивая объем ценностей культуры для передачи последующим поколениям. Овеществление ведет к созданию все более высоких в духовно-ценностном отношении предметов культуры.

Расширяя мир своих ценностей, преобразуясь внешне и внутренне, человек трансформирует природные связи в социокультурные. Объектом культуры, т. е. тем, на что направлена деятельность человека, является природа и все то, что вовлекается в процесс преобразования. Субъект культуры – это человек как носитель признаков культурно-исторической деятельности, вмещающей в себя социокультурные связи, которые выражают опыт общества. Понятие субъекта культуры не всегда означается индивидными единицами. Субъективной стороной действий человека в культуре являются именно признаки преобразовательной по отношению к природе или общественным отношениям деятельности.

Специфика культуры человека определяется тем, что, познавая культуру, человек познает самого себя. Мир собственного бытия объективно отражается именно тем, что значимо для конкретного человека. Такой фактологический материал выражает особенности культуры человека. Самопознание трудно с точки зрения практической воплощенности. Не каждый человек способен дать ясный отчет о своих действиях. Всякий практический сотрудник, имеющий в своей практике дело с раскрытием или расследованием преступлений, отлично знает, как трудно порой оформить высказывания человека в четкую рамку процессуального документа.

Впервые встречая всякого человека, мы оцениваем его поведение с точки зрения соответствия локальному характеру ценностных установок общества. Локальные ценности человека обусловлены культурой некоторого конкретного общества, обладающего своими специфическим чертами, связанными с различиями в географических и социально-исторических условиях существования этих обществ. Локальные ценности складываются из этнических, определяемых культурой народности, и национальных – обусловленных культурой, связанной с гражданской принадлежностью субъекта. Причем национальные ценности по отношению к этническим находятся в приоритетном положении, т. к. в многонациональном государстве ведущую роль играет элемент гражданства.

Национальные ценности могут быть ценностями массового порядка, т. е. ориентированными на воспроизводство всяким современным человеком в следствие воздействия на чувства, либо элитарными, требующими для своего воспроизводства подготовленности в восприятии: образованности, нравственных убеждений и т. п. Национальные ценности представлены множеством субкультурных пространств – ценностей отдельных демографических или социальных слоев и групп, со своими специфическими отличиями в образе жизни, мышлении и поведении, зачастую непонятными для иного субкультурного пространства и невозможными для воспроизводства в иной культурной среде.

Если некоторые субкультурные тенденции противоречат общенациональному образу жизни, то их необходимо определить как контркультурные, т. к. именно этот тип ценностей связан с деятельностью экстремистской направленности, выражающей протест против устоев государственности, а также с деятельностью террористического характера, что показывает бессильность государства в защите своих граждан от незаконного посягательства на их жизнь. Также деятельностью, обусловленной контркультурными ценностями, является распространение наркотических средств, психотропных препаратов и их аналогов, что вступает в конфликт с массовыми традициями сегодняшнего общества. Действительно, несмотря на то, что сегодня в нашей стране наркомания приобретает угрожающие формы, в российском обществе отсутствуют традиции массового употребления наркотических средств, например, внутривенного вливания. Если провести выборочный опрос граждан, принадлежащих к различным категориям, например, среди школьников, студентов, работающих граждан и пенсионеров, то легко можно обнаружить, что в большинстве люди не знают, как довести до употребления тот или иной вид наркотического вещества. В то время как каждый четко представляет, что влечет за собой употребление спиртных напитков, ибо алкоголизм является бедствием национального характера, о чем наслышаны все. Это говорит о том, что в настоящее время не сложились культурные коды, основывающие складывание традиции употребления наркотических веществ. Хотя уже сегодня существуют различного рода культурные элементы, пропагандирующие формы бытования употребления и сбыта наркотических средств. Контркультурная деятельность характеризуется нарушением правовых норм, к примеру, ст. 205, 214, 228, 230–232, 243, 280, 282 Уголовного кодекса РФ.

Субкультурные пространства складываются из трех типов ценностных установок. Каждая субкультура в большей или меньшей степени ориентирована на традиционные тенденции, воспроизводимые благодаря следованию воспринятым от предшествующих поколений образцам поведения высокого уровня нормативности – обычаям, ритуалам. В каждой субкультуре воспроизводятся срединные ценности – это культура, которая развивается в рамках так называемого «нормального» образа жизни гражданина, однако в субкультурах возможны и собственные срединные ценности, регламентированные принципом «делаю, как все» или «у нас так не принято». Также в рамках некоторых субкультур функционируют инновационные ценности. И несмотря на их название, именно этот тип ценностных установок связан с ненормативным поведением, посягающим на нарушение социальных норм или нарушающим их.

Инновационные ценностные установки могут быть трех видов. В первую очередь, это девиантные ценности, реализующиеся в отклоняющемся поведении, обусловленном нестандартными формами мышления и поведения, что является нарушением моральных норм, но при этом создает условия для самоопределения личности, если результаты творческой деятельности получают общественное признание и входят в жизнь. Аддиктивные ценности возникают при сосредоточении индивида на каком-то виде деятельности, а также при употреблении алкоголя, наркотических веществ или психотропных препаратов или их аналогов, также чая, кофе и табака, что сопровождается ухудшением социального функционирования индивида и как следствие – нарушением правовых норм. Делинквентные ценностные установки выражаются в незаконных действиях субъекта, представляющих общественную опасность деяния и характеризующих его противоправность (ст. 14 УК РФ).

Органы внутренних дел Российской Федерации осуществляют пресечение деяний, обусловленных делинквентными и контркультурными ценностями, в отношении остальных лиц проводится профилактическая работа.

Особое внимание культурология уделяет детству и юности – периодам, когда закладываются основы ценностных позиций. Также культурология уделяет внимание психологическому обоснованию таких универсальных явлений общечеловеческой значимости, как душа, жизнь, смерть, любовь, дружба, вера, смысл. Культурологическое знание стремится к анализу индивидуального в личности, соотнося сознательные действия человека и бессознательные импульсы. Так, исследователи активно проявляют интерес к изучению взаимодействия естественно-биологических и культурных факторов в определении мотивов поведения человека, эмоциональных состояний тревожности, беспокойства, агрессивности, а также любви, надежды, к выяснению социальных и психологических механизмов творчества, одаренности. Сегодня культурологическая наука представляет собой богатейший материал для проведения правоохранительными органами экспертных оценок деятельности многообразных макрогрупп и микрогрупп, образующих мозаичную картину культурной жизни. Культурология, выявляя динамику развития отдельных субкультурных групп с отклоняющимся поведением, может дать важные сведения для защиты потенциальных объектов террористических посягательств и мест массового пребывания граждан. Сформированные культурологией знания о культурных ценностях и нормах жизни разных народов представляют собой ориентир для сотрудников органов внутренних дел, обеспечивающих безопасность граждан и порядок в общественных местах.


В. Г. Самарин

кандидат философских наук, доцент,
доцент кафедры правового и документационного обеспечения
Института социологии и права Российского государственного
профессионально-педагогического университета

Теоретико-правовая концепция правомерного поведения: философско-логический анализ

Правомерное поведение находится в настоящее время на периферии научных изысканий. Этот факт объясняется тем, что в ХХ веке стала господствующей парадигма социально-гуманитарного познания, согласно которой общество преимущественно негативно влияет на человека.

ХХ век – эпоха «геологического сброса» – вместил в себя революции, многочисленные войны, в том числе две мировые, жесточайший кризис, поразивший экономику и мораль, политику и духовную культуру наиболее развитых стран западной цивилизации. Произошла девальвация ценностей буржуазного гуманизма: в менталитете миллионов людей на смену оптимизму и гордости пришли страх, смятение, отчаяние, неуверенность. Указанные обстоятельства оказали влияние на философию, социально-гуманитарные науки, и в том числе юриспруденцию. Поэтому в центре внимания правоведения оказались правонарушения как негативно оцениваемые правовые деяния, а правомерное поведение, оцениваемое положительно, и его особенности оказались невостребованными.

Правомерным является поведение, соответствующее требованиям норм права. Особенности правомерного поведения раскрываются посредством анализа его видов. В теории права используются различные основания для выделения видов правомерного поведения: а) мотивация (или отношение к праву); б) степень активности; в) наличие или отсутствие социального вреда; г) отрасль права; д) субъект поведения; е) степень социальной значимости. Центральное место занимают виды, выделяемые по мотивации или отношению к праву. Нередко анализ видов правомерного поведения данными видами и ограничивается, при этом в выделении видов используется одновременно несколько оснований деления. Так, А. С. Шабуров, определяя виды правомерного поведения по субъективной стороне (мотивации или отношению к праву), выделяет социально активное, законопослушное, конформистское, маргинальное и привычное поведение¹. Анализ лишь имён этих понятий показывает, что при выделении видов правомерного поведения использованы, по меньшей мере, два основания: мотивация и степень активности. Несоблюдение правил логической операции деления понятия, имеющее место в данном случае, отрицательно сказывается на научной состоятельности и ценности всей теоретической модели правомерного поведения.

Для обозначения видов правомерного поведения по мотивации в теории права чаще всего используют два ряда понятий: 1) социально активное поведение – обычное (привычное) законопослушное поведение – пассивное (конформистское) поведение – маргинальное поведение; 2) социально активное поведение – пассивное (конформистское) поведение – маргинальное поведение. Следует отметить, что по содержанию понятия обычного, привычного и конформистского поведения очень близки, если не тождественны. При рассмотрении специфики этих видов в обычном и привычном поведении делается акцент на направленности воли самого субъекта поведения, а в конформистском поведении – на влиянии социального окружения, оказываемом на субъект. Поскольку в действительности направленность воли субъекта и социальное влияние на него проявляются одновременно, предлагаю в качестве предмета дальнейшего рассуждения взять второй из вышеназванных рядов понятий. И здесь обращает на себя внимание то, что два из трёх понятий – пассивного (конформистского) и социально активного поведения – непригодны для обозначения соответствующих предметов.

Термин «конформизм» (от лат. conformis – подобный, сообразный) обозначает социальную ориентацию, которая: 1) побуждается потребностями в причастности субъекта данной ориентации; 2) основана на дисгармонии, рассогласованности представленных в ней социальных интересов; 3) конституирована властным воздействием и подчинением ему указанного субъекта; 4) осознается им; 5) имеет отрицательное для него аксиологическое значение¹. Последний из существенных признаков конформизма – отрицательное аксиологическое значение – уже достаточен для вывода о том, что это понятие непригодно для обозначения одного из видов положительно оцениваемого правомерного поведения. Из теоретиков права на это обстоятельство совершенно справедливо указывает В. М. Сырых².

В научных исследованиях встречаются суждения о том, что конформизм как социальное явление имеет отрицательное аксиологическое значение, а его социально-психическая основа – конформность – ценностно нейтральна или бивалентна. По нашему мнению, аксиологическое значение имеет и конформность, причём в истории изучения этого явления имеются и противоположные оценки конформности. Классические исследования С. Эша и Р. Крачфилда, задавшие в середине ХХ века основной вектор изучения конформизма в социальной психологии, выявили именно отрицательное значение конформности. Онтологическая (и антропологическая) сторона этого значения выражена в отрицании свободы субъекта, а гносеологическая сторона основывается на отрицании истины.

Кроме того, ошибочно считать конформистское поведение исключительно пассивным. По степени активности субъекта наряду с пассивным конформизмом выделяют и его противоположность, получившую название воинствующего конформизма. Основанием его выступает эгоистический мотив: ориентация на личное самоутверждение, почет, популярность, успех реализуется в ущерб интересам других социальных субъектов. У воинствующего конформиста вырабатывается специфическое умение «подать себя», позволяющее ему закамуфлировать конфликт с социальным окружением. Особенности воинствующего конформизма были выявлены, в частности, в исследованиях психолога В. Э. Чудновского³. Угодничество, подхалимство, карьеризм – это явления, в которых воплощается воинствующий конформизм. В правовой сфере воинствующий конформизм тесно сопряжён, в частности, с феноменом эксцесса правонарушения.

Концепция конформизма была бы полезна для изучения природы и особенностей деструктивного и, в частности, противоправного поведения. В связи с этим напомним, в каком контексте рассматривал конформизм Э. Фромм. В своей классической работе «Бегство от свободы» (1941) основоположник гуманистического психоанализа показывает, что формально свободное индустриальное общество предоставляет человеку огромные, невиданные прежде возможности для реализации свободы. Однако условия и обстоятельства жизни человека таковы, что параллельно с увеличением роли разума, солидарности, меры овладения природой возрастают и индивидуализация, сознание трагичности бытия, что приводит к потере человеком смысла жизни. Зачарованно глядя на процесс развертывания внешней свободы, человек, по Э. Фромму, упускает из виду, что сам он становится все более и более несвободен внутренне. Неуверенный в себе изолированный индивид оказывается не в силах распорядиться свободой и поэтому обращается к механизмам бегства от нее. По природе данные механизмы – психологические, но имеют и социальную детерминацию, формируются бессознательно. Кроме того, каждый из них представляет специфический тип социального характера – своего рода итог взаимодействия общества и человека. К числу основных, имеющих наибольшую социальную значимость, механизмов бегства от свободы, Э.Фромм относит: 1) авторитаризм; 2) деструктивизм; 3) автоматизирующий конформизм¹. Механизмы бегства от свободы – это различные грани бытия одних и тех же субъектов. Таким образом, конформист является одновременно носителем и авторитаризма, и деструктивизма.

Понятие социально активного поведения в концепции правомерного поведения было призвано обозначить образцовое правомерное поведение, в полной мере воплощающее в себе должное. Такое поведение теснейшим образом связано с осуществлением юридических обязанностей. Соответствующие понятия в логике называют соотносительными, они обозначают предметы, обусловливающие необходимое существование друг друга, не существующие друг без друга. Последнее обстоятельство как раз и не учтено в необходимой мере в теоретико-правовой концепции правомерного поведения. Как известно, в теории права выделяют 3 вида юридических обязанностей: 1) активную обязанность; 2) пассивную обязанность; 3) юридическую ответственность в узком смысле слова. Образцовое правомерное поведение, следовательно, состоит не только в том, чтобы совершать разного рода активные действия по удовлетворению интересов управомоченных лиц, участвовать в деятельности политических партий и иных общественных формирований, высказывать предложения при обсуждении законопроектов и т. д., но и в том, чтобы в определённом отношении воздержаться от совершения действий (пассивная обязанность), а при необходимости – претерпеть неблагоприятные последствия за совершённое правонарушение (юридическая ответственность в узком смысле слова). Поскольку понятие социально активного поведения обозначает лишь один из трёх аспектов образцового правомерного поведения, оно не подходит для верного наименования данного поведения.

В связи с вышеизложенным предлагаю вместо понятий конформистского и социально активного поведения для обозначения видов правомерного поведения ввести термины «солидарное поведение» и «легалистское поведение». В результате концепция видов правомерного поведения, выделяемых по отношению к праву и располагаемых в иерархии, примет следующий вид.

Низшим видом правомерного поведения является маргинальное (в переводе с лат. – пограничный, находящийся на грани) поведение. Степень уважения к праву у субъектов данного поведения пренебрежимо мала. Ментальным основанием маргинального поведения является правовой нигилизм. Субъект маргинального поведения постоянно находится на грани правомерного и неправомерного поведения (именно этот признак позволяет принять имя данного термина), но благодаря страху наказания за совершение правонарушения и случайным обстоятельствам остаётся в рамках правомерного поведения.

Более высоким видом правомерного поведения является солидарное (от латин. solidus – прочный) поведение (или солидаризм). Субъекты данного поведения обладают определённой степенью уважения к праву, и эта степень находится в прямой зависимости от отношения к праву в социальном окружении указанных субъектов: чем больше уважают право в референтной для субъектов социальной среде, тем больше уважают право и сами субъекты, тем последовательнее они совершают правомерные поступки. Солидарное поведение представляет собой соблюдение норм права, но без их предельного и всестороннего осознания и осмысления. В реализации солидарного поведения особо важное значение имеет социально-психологический механизм подражания: «как все, так и я», «все побежали, и я побежал», «все не воруют, и я не ворую». Однако если социальное окружение субъектов изменится, то могут измениться, в том числе кардинально, и отношение к праву, и правовое поведение этих субъектов.

Высшим видом правомерного поведения является легалистское (от англ. legalism – прочный; нем. legalismus) поведение (или легализм). В буквальном переводе термин «легализм» означает точное соблюдение правовых норм. Легалистское поведение основывается на высшей степени уважения к праву, на признании субъектами права одной из высших ценностей. Субъекты данного поведения, признавая необходимость и справедливость норм права, целенаправленно и осмысленно мотивируют себя на их соблюдение, на реализацию субъективных прав и юридических обязанностей.

А. И. Степанова

преподаватель Екатеринбургского машиностроительного
колледжа Российского государственного
профессионально-педагогического университета

А. И. Лесник

студент Екатеринбургского машиностроительного
колледжа Российского государственного
профессионально-педагогического университета

Понятие нормы и девиации в религиозной сфере

Общество представляет собой систему взаимодействий индивидов друг с другом, а также с объединяющими их общностями и группами (семья, трудовой коллектив, соседи, этнос и т. д.). В процессе социального взаимодействия большинство людей совершают свои поступки, действия, согласуясь с нормами и правилами, принятыми в данном обществе или социальной группе. Выработанные обществом ценности и соответствующие им нормы становятся социальными регуляторами человеческого поведения. Социальные нормы общества представляют собой целостную сложную систему, куда входят формальные нормы, оформленные в виде каких-либо официальных документов. Кроме того, в обществе есть традиции, которыми оно руководствуется, а также моральные, эстетические и религиозные нормы. Явления, которые не укладываются в рамки норм, называют девиациями. Под девиацией мы понимаем поступки, деятельность человека, социальные явления, не соответствующие установившимся в данном обществе нормам. Социальный контроль сводится к тому, что общество через свои институты задает ценности и нормы; обеспечивает их трансляцию и социализацию (усвоение индивидами); поощряет за соблюдение норм (конформизм) или их допустимое, с точки зрения общества, реформирование; упрекает (наказывает) за их нарушение.

Поскольку церковь является одним из важнейших социокультурных институтов, в данной работе мы обратимся к вопросу о понятиях нормы и девиации в религиозной сфере.

Религиозные нормы – это разновидность социальных норм. Они представляют собой «правила поведения, установленные различными религиями (вероисповеданиями) через свое официальное волеизъявление, обязательные для их последователей, регулирующие отношения в сфере интересов этих вероисповеданий»¹. По сравнению с социальными ценностями вообще, в религиозных нормах в большей мере выражен момент обязательности, принудительности. Система норм, запретов, велений – сфера общественного долженствования – отражает потребность любой социальной структуры (в том числе и религиозной) в регулировании поведения индивидов. В основе возникновения религиозных норм лежат потребности религиозной деятельности. Повторяемость актов религиозных взаимодействий требует наличия таких общих правил, которые позволяли бы регулярно и одинаковым образом вступать в эти взаимодействия участникам религиозных отношений. Поэтому религиозные нормы воплощают в себе определенную модель взаимодействий, позволяющую индивидам предвидеть действия других участников религиозных отношений и соответствующим образом строить собственное поведение. Религиозная норма в силу этого становится мерой поведения индивида и мерой оценки этого поведения религиозным сообществом.

Религиозные нормы неоднородны по своему характеру. Выделяют доктринальные, нравственные, обрядово-богослужебные, а в ряде случаев – правовые (т. е. такие религиозные нормы, которые в силу их санкционирования государством, либо в силу характера самих общественных отношений, либо по иным причинам получили свойства норм права, например, мусульманское право)¹.

Имеются и другие классификации. Так, во-первых, выделяются догматические нормы, определяющие философскую направленность религии, ее изменяемые постулаты. Эти нормы в большинстве случаев являются константой, из них исходят все последующие этические нормы в рамках данной религии. Разумеется, слово «догма» в данном контексте лишено какого-либо негативного оттенка. Это следует подчеркнуть, т. к. это понятие приобрело в последнее время в ряде обществоведческих работ негативный характер, что представляется неверным. «Те, кто в таком смысле употребляет это понятие, противопоставляя ему постоянное развитие и изменение, вероятно, забывают о том, что без догм, т. е. неизменной данности, будь то математические аксиомы или религиозные постулаты, мир либо стал бы диким хаосом и погиб, либо вовсе бы не существовал»². Во-вторых, это канонические нормы, регулирующие внутриконфессиональный уклад, богослужебную и обрядовую деятельность.

В социологии религии существуют следующие типы классификации религиозных норм. По характеру регулирования поведения религиозные нормы могут быть позитивными, обязывающими совершать те или иные действия, или негативными, запрещающими определенные поступки, отношения и т. д. По субъекту предписания религиозные нормы могут быть разделены на общие, рассчитанные на всех последователей данного вероучения, или же на определенную группу (только для мирян или только для священнослужителей). Так, например, требование безбрачия в католицизме распространяется только на священнослужителей. По характеру деятельности и отношений, на которые воздействуют религиозные нормы, следует выделить культовые и организационные. Культовые нормы определяют порядок культовых обрядов, церемоний, регулируют отношения между людьми при отправлении религиозного культа. Организационно-функциональные нормы регулируют внутриобщинные, внутрицерковные и межцерковные, а также межконфессиональные отношения. К ним относятся нормы, регулирующие отношения, которые возникают в самих религиозных организациях (общинах, сектах, церквях), между верующими гражданами определенного вероисповедания, религиозными объединениями, священнослужителями различных рангов, между руководящими органами организаций и их структурными подразделениями. Эти нормы содержатся в разного рода уставах и положениях о религиозных организациях. Они определяют структуру этих организаций и их подразделений, порядок выборов руководящих органов, регламентируют их деятельность, права, обязанности.

Итак, под религиозными нормами мы понимаем правила поведения, установленные различными вероисповедованиями. Религиозные нормы содержатся в религиозных текстах (Коран, Сунна, Пятикнижие, Талмуд, многочисленные священные книги буддистов); в решениях собраний верующих и духовенства (постановление соборов, коллегий, конфессий); в произведениях авторитетных религиозных писателей. Нормы религии регулируют отношение верующих к Богу, церкви, друг к другу и иноверцам, организацию и функции религиозных организационных структур. Реализация этих норм подкрепляется божественным авторитетом их происхождения, понятием «грех». Свод религиозных канонов представляет собой регулятивную систему, действующую с самых ранних этапов развития человечества.

Для православной Церкви источником внутреннего права и, соответственно, норм служит Священное Писание, которое включает в себя каноны – свод правил апостолов и Вселенских Соборов, авторизованные Церковью литургические тексты, богословские творения Отцов Церкви, жития святых, а также обычаи Церкви. При этом Предание, в понимании святоотеческой литературы, «есть жизнь Святого Духа в Церкви».

Нормативные системы общества не являются застывшими, навсегда данными. Изменяются сами нормы, изменяется отношение к ним. Отклонение от нормы столь же конечно, как и следование им. Полное принятие нормы выражается в конформизме, отклонение от нормы – в различных видах девиации, девиантного поведения. Во все времена общество пыталось подавлять нежелательные формы человеческого поведения. Резкие отклонения от средней нормы, как в положительную, так и в отрицательную стороны, грозили стабильности общества, которая во все времена ценилась превыше всего. Социологи называют отклоняющееся поведение девиантным. Оно подразумевает любые поступки или действия, не соответствующие писаным или неписаным нормам. Отклонение в сознании и поведении людей обычно созревает постепенно. Более того, в социологии есть понятие «первичная девиация» (Лемерт, 1951), когда на определенные отклонения окружающие смотрят «сквозь пальцы», а человек, игнорирующий некие правила, не считает себя нарушителем. Такие отклонения граничат с незначительными проступками или безнравственными действиями и до поры до времени могут не замечаться (прощаться, игнорироваться), как, например, употребление спиртных напитков со случайными людьми, приводящее к нарушению общественной морали. Но есть второй уровень отклоняющегося поведения (вторичная девиация), когда окружающей социальной группой или официальными организациями человек открыто признается нарушителем норм морали и права, что связано с определенной реакцией на его действия. При рассмотрении отклоняющегося поведения важно различать индивидуальные и коллективные формы девиации, если под первыми понимаются нарушения требований морали, то во втором случае отклоняющееся поведение является отражением деятельности некоторой социальной группы – преступной шайки или изуверской секты, которые создают некое подобие своей «культуры» (субкультуры) и открыто конфронтируют с принятыми нормами. Вместе с тем, нельзя, как это следует из ряда исследований, всякое отклонение считать девиантным поведением. В таком случае все социальные группы и все люди будут подпадать под данное определение, потому что нет в обществе ни одного человека и социальной группы, которые бы во всех случаях жизни абсолютно соответствовали нормам и правилам.

Анализ специальной литературы позволил нам определить круг общих структурных элементов базового уровня девиации. Выявленные общие компоненты девиации позволяют представить исследуемый феномен как совокупность трех ее составляющих: 1) технико-биологической; 2) нормативно-правовой; 3) морально-этической. Следует различать два подхода к категории девиации: секулярный (светский, нецерковный) и религиозный (церковный). Данная многоуровневая структура указывает на религиозный подход к категории девиации, поскольку принимается во внимание в первую очередь личностный грех, который является актом воли конкретного человека. Хотя грех имеет личностный характер, он ведет к общественным последствиям. Секулярный (светский) подход трактует девиацию как акт, направленный против другого человека, против его достоинства и блага.

Для данного исследования особую важность имеет религиозный подход, в котором следует выделять теологическую и обыденную религиозную трактовку в определении четких границ религиозного компонента категории девиации. Таким компонентом является грех, отступление от нравственного закона, отвержение общечеловеческих ценностей, «нарушение божественных предписаний». О грехе как онтологической девиации писал в своей работе Андрей Анисин (2004): девиантность в контексте философских размышлений о человеке означает не только отклоняющееся поведение на внешнем социальном уровне, но и – прежде всего – отклонение человека от полноты своей человечности. И в наиболее глубоком смысле девиантность человека означает уклонение от образа Божьего. Норма в этом предельно глубоком смысле есть святость, то есть собирание и просветление человеческой личностью сил и способностей своей природы через верность призванию свыше, через согласование своей жизни с Божьим замыслом о ней. Понятие девиации относится, прежде всего, к области социологии, в рамках социологии оно возникло и получило свой смысл. Однако, на наш взгляд, эта тема может и должна иметь также и философское измерение. Социологическое понятие девиации вытекает из социологического же понятия «социальной нормы», определение которой было дано нами выше. Социолог Я. И. Гилинский в своих работах пишет, что всегда имеет дело с возникновением и отмиранием социальных норм, с постоянным переходом определенных действий из сферы девиантного в сферу нормального и обратно. «Девиация» в рамках социологии является, по определению, понятием относительным, чему способствует и логическая природа самого понятия. Как правило, понятие девиации относят к различным социальным патологиям, благодаря чему оно приобрело уже устойчивый негативный смысл. Однако социология не может игнорировать и того факта, что от «нормы» в ее социологическом смысле отклонения возможны как «вниз», так и «вверх». Гениальность, героизм, святость, а порой даже просто одаренность, честность и совестливость вполне могут быть рассмотрены как «позитивные девиации». (В этой связи нужно отметить, что девиантным является поведение отшельников, описанных, например, в житиях или патериках. – Авт.).

С онтологической точки зрения, под девиацией понимается уклонение человека от полноты собственной человечности, от самореализации, от собственного призвания. «Жизненное призвание» должно быть некоторой реальностью жизненного мира человека для того, чтобы человек мог жить по-человечески. Это понятие не может иметь реального смысла для атеиста, оно чисто религиозное, и понято может быть только буквально: как призыв свыше. Свое призвание расслышать, на него откликнуться и быть ему верным, это и означает – пойти по тому пути, на котором ты сможешь обрести себя. Уклонение от своего жизненного призвания опустошает человека, и даже в том случае, когда еще отсутствуют социально-деструктивные проявления, основа для них уже есть. Таким образом, смысл онтологической девиации на личностном уровне заключается в том, что она есть уклонение от личностного жизненного призвания, от своего пути. Природа человека содержит в себе некий неискоренимый разлад, именуемый в традиционном языке грехом. Грех – огрех, погрешность, греческая amartia – промах мимо цели, это и есть наиболее глубокий уровень онтологической девиации, это и есть девиация в собственном, истинном смысле этого слова. Точнее сказать, грех в качестве поврежденности природы человека есть и продукт, и выражение наиболее глубокой девиантности свободной личности человека, она является достоянием личности, именно природные задатки, качества, силы и способности обеспечивают возможность самореализации человека в поступке, из этого-то материала человек и выстраивает свою сущность. Именно в этом смысле, видимо, пишет ап. Павел: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех» (Рим. 7, 19-20). Девиантность в контексте философских размышлений о человеке означает, таким образом, не только отклоняющееся поведение на внешнем социальном уровне, но и – прежде всего – отклонение человека от полноты своей человечности. И в наиболее глубоком смысле девиантность человека означает отклонение от «Пути, Истины и Жизни», уклонение от образа Божьего, являющегося конституирующим человеческое бытие фактором, искажение в себе этого образа. Отклонение данного конкретного человека от своего жизненного призвания есть форма выражения этой фундаментальной девиации, – это есть отказ от полноты личностного бытия в пользу безличных стереотипов массового сознания и подчинение разноголосице своей внутренне поврежденной природы. Норма в этом предельно глубоком смысле есть святость, т. е. собирание и просветление человеческой личностью сил и способностей своей природы через верность призванию свыше, через согласование своей жизни с Божьим замыслом о ней, обретение себя через реализацию этого замысла. Это и есть онтологическая норма, в соотнесении с которой выстраивается человеческое бытие. Отклонение от этой нормы есть та онтологическая девиация, которая образует исток и смысл всякой человеческой девиантности.

П. Е. Суслонов

кандидат философских наук, доцент, начальник кафедры
философии Уральского юридического института МВД России

Религиозное, национальное и политическое в экстремизме: проблема взаимопроникновения и единства

Основным поводом для создания статьи с таким названием стала укоренившаяся классификация экстремизма как «национального», «политического» и «религиозного». При общем знаменателе использования насильственных, противоправных действий для достижения своих целей национальный экстремизм определяется как решение интересов своего этноса за счет ущемления прав и свобод представителей других этносов (например, насилие по мотивам национальной ненависти, апартеид, геноцид). Под политическим экстремизмом обычно понимается стремление получить или удержать власть незаконным путем (через бунт, мятеж, революцию). И, наконец, религиозный экстремизм подразумевает насильственное насаждение своей веры представителями религиозной группы. Но такое деление весьма условно. Даже беглый взгляд на историю экстремизма и его современные проявления показывает, что любые националистические движения, так или иначе, используют конфессиональную риторику и религиозные символы: политические экстремисты, безусловно, настаивают на том, что представляют интересы своего народа и страны, религиозный же экстремизм для достижения своих целей неизбежно прибегает к политическим модусам исключительности права на власть своих адептов.

Мы выдвигаем в качестве гипотезы тезис, согласно которому экстремизм является сложным системным явлением, состоящим из нескольких компонентов, среди которых решающую роль играет религиозно-мировоззренческая составляющая. То есть, по нашему мнению, религиозный экстремизм есть феномен, выходящий за рамки религиозного поля, и в то же время любое националистическое или идейно-политическое экстремистское движение включает в себя религиозную компоненту, которая, может быть, и не продекларирована формально как религиозная.

В условиях постмодернистского дискурса важно избегать крайностей: необходимо вычленить духовные и ценностно-мировоззренческие корни экстремистских проявлений, с одной стороны, и удержаться от отождествления экстремизма с определенной религиозной или этнокультурной принадлежностью, избежать эскалации недоверия и ненависти между представителями различных культур и идеологий, с другой.

2011 год является в печальном смысле юбилейным. 10 лет назад (после событий 11 сентября 2001 г.) религиозная тема и в общероссийском, и в общемировом масштабе приобрела новый импульс, заняла прочное место в политическом контексте современности. И дело даже не в конкретной конфессиональной принадлежности исполнителей и организаторов, пожалуй, самого впечатляющего террористического акта в истории человечества. Секулярному общественному сознанию был преподан наглядный урок, что в современном мире достаточно людей разной этнокультурной принадлежности, способных перешагнуть страх потери ежедневного бытового комфорта, спокойной обеспеченной старости, безболезненного психофизиологического существования и, наконец, самой жизни. Прошедшие 10 лет XXI века показали, что крушение башен-близнецов не было единичным эпизодом, а открыло качественно новую эпоху экстремизма и терроризма. Это новое качество проявляется в том, что современный терроризм и, шире, экстремизм приобретает универсальный характер и в геополитическом, и в идейно-мировоззренческом смыслах. В этой связи по-новому смотрится известный медийный штамп о «международном терроризме». Ошибочно было бы думать, что существует некий единый организационный и финансовый центр, координирующий и руководящий террористами и экстремистами в России и мире. Единый вектор террористических актов и экстремистских выступлений имеет более глубокие аксиологические основания. Это прекрасно понимают и теоретики современного экстремизма. Позволим себе процитировать фрагмент программного произведения «Вторая (Другая) Россия» идейного вождя запрещенной национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова: «Напротив, власть, и российская, преследует секты так же безжалостно, как и нас, ибо власть не делает разницы между инакомыслием религиозным и политическим. Мы все для неё организованные преступные сообщества изгоев. Естественно таким образом, чтобы изгои дружили с изгоями и боролись вместе против общего врага. То есть мы с радикальными сектами – естественно союзники… Следует разъяснить Партии всю огромную выгоду выступления совместным фронтом с сектами. То, что нам выгодно сегодня выступить с ними в едином строю за религиозную и политическую свободу. Политику партии в отношении сект мы круто меняем. Нужно приветить и привлечь, обменяться опытом и методиками, и бороться вместе… НБП отныне должна ориентироваться на союзничество со всеми антисистемными группами общества: религиозными, национальными и другими организациями, в том числе и сепаратистского толка. Как выше сказано было, революционный фронт мы будем держать, если необходимо, и со свидетелями Иеговы, и с талибами» (Лимонов Э. Вторая (Другая) Россия. Лекция 19. Революция, глобализм и сепаратизм). При этом лично Эдуард Лимонов и его сторонники весьма далеки от традиционной, конфессионально определенной религиозности.

В отличие от 60–70-х гг. прошлого века, терроризм и экстремизм преодолевают идеологические, национальные и конфессиональные рамки, превращаясь в глобальное, универсальное «антисистемное» явление. Современный «религиозный экстремизм» имеет аксиологические основания, не сводимые к теологии какой-либо одной религиозной системы. И уж тем более было бы недальновидно пытаться объяснять экстремизм под религиозными лозунгами исключительно социально-экономическими условиями и всего лишь спекуляциями на религиозные темы, использованием религиозного бренда в корыстных целях.

Во время бесед о религиозных террористах, тоталитарных сектантах, адептах деструктивных культов аудитория часто задает вопрос: «Они сумасшедшие? Но их лидеры преследуют цель обогащения?» Парадокс в том, что религиозная вера, психическая девиация (с обыденной точки зрения) и корыстный интерес могут и не противоречить друг другу. Социально-экономический и психологический детерминизмы не способны объяснить феномен экстремизма. Среди современных (и не только современных) экстремистов и террористов слишком много богатых, образованных, успешных и талантливых личностей.

Также не вполне убедительными представляются попытки объяснить экстремизм и терроризм теологическими и идеологическими корнями. Ситуация «ислам против ислама» (на место ислама можно поставить любую другую религию или политическую идеологию) слишком характерна для современного общества. Способность исламского вероучения генерировать экстремистские практики есть тема отдельного исследования и выступления, замечу лишь, что любая религиозная система или политическая идеология способны порождать экстремизм и терроризм. Это показывает и исторический опыт, и теологический анализ. Тот факт, что в современном мире отсутствует широкомасштабный христианский терроризм, свидетельствует скорее о том, что у него нет достаточной социальной базы для возникновения. Некогда христианские страны находятся в культурном плане в постхристианском состоянии. Налицо явная ассиметрия: миру ислама противостоит отнюдь не «христианский» мир. В то же время российский исторический опыт демонстрирует пример умеренного ханафитского ислама Поволжья, мирно сосуществующего с Православием, и со светской культурой в рамках единого государства.

Такое же разделение присутствует и в политической среде: скинхеды явно чужды сторонникам респектабельной правой национал-консервативной идеологии, а Компартия РФ является противницей левоэкстремистов.

«Демаркационная» линия между экстремизмом и национально-культурной идентичностью, политической или религиозной позицией проходит на уровне базовых мировоззренческих установок, которые не могут быть сведены только лишь к одной из социально значимых форм. Следовательно, в современных условиях религиозный экстремизм не может быть только религиозными, национальный – только национальным, политический – только политическим.

Классик социологии религии Макс Вебер объяснял генезис религиозного мировоззрения необходимостью осознания человеком своего места в мироздании – «метафизической потребностью духа охватить мир как осмысленный космос и определить свое отношение к нему» (Weber M. Wirtschaft und Geseilschaft, S.286). Рационализация религии, по Веберу, приводит к появлению конкретных форм религиозности, имеющих социальное выражение. Этот процесс осуществляют интеллектуальные лидеры, которые в веберовской терминологии обладают харизмой (Weber M. On Charisma and Institution Building. Chicago,1968).

Наличие харизматического лидера является непременным атрибутом, объединяющим экстремистские движения религиозного, националистического или идейно-политического толка. Такой лидер являет собой не столько организатора, сколько «бренд» самой организации, гарантирует ее существование в информационном пространстве социума. Вера в такого лидера образует сверхмотивацию адептов движения, их иррациональное стремление к достижению главной цели.

Другой фундаментальной мировоззренческой установкой интегрального экстремистского сознания является универсальный метод разрешения проблем общества и личности. Религиозное сознание воспринимает мир как нечто неестественное, тотально поврежденное и поэтому подлежащее реконструкции. Экстремистское сообщество в лице своих лидеров претендует на монопольное обладание методом реконструкции, который может быть воспринят адептом только в рамках этого сообщества и стать единственным жизненным руководством. В этом смысле сакральные религиозные практики стоят в одном ряду с экзальтацией национальных чувств («Германия превыше всего», «Россия – все, остальное – ничто!») и идеологическими фетишами («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Я выбираю свободу» и т. п.).

Реализация метода предполагает борьбу за тотальную переделку падшего мира. В этой борьбе происходит жесткое противопоставление обладателей правильного подхода к решению всеобщих проблем тем, кто этот подход не может или не хочет принимать. Жесткая дихотомия «мы – они» является еще одним атрибутом экстремистского сознания, присутствующим и в национальном, и в религиозном, и в политическом измерении. «Кто не с нами, тот против нас» как ощущение своей избранности в гибнущем мире, против которого необходимо вести бескомпромиссную борьбу.

Ощущение такой избранности предполагает соединение избранников в сообщество – «орден», только в рамках которого возможно достижение главной цели. Это организация должна быть построена на принципах жесткой иерархии и абсолютной дисциплины. Самым страшным нарушением с точки зрения этой организации может быть желание адепта покинуть ее.

Так, мы назвали четыре основополагающие установки интегрального экстремистского сознания: ориентация харизматической фигуры лидера-основателя, универсальный метод разрешения личных и общественных проблем, жесткое противопоставление сторонников сообщества тем, кто не разделяет их идеи и подходы, жесткая иерархия и абсолютная дисциплина в организации такого сообщества. Названные установки в одинаковой мере присущи и национал-экстремистам, и религиозным экстремистским группировкам, и собственно политическим экстремистам.

Экстремистские группировки, относящие себя к националистам, осмысливают свою миссию в религиозных категориях. Например, еще раз процитируем Лимонова: «В будущем следует ввести некоторые ритуалы в ежедневную жизнь и практику партии, возможно позаимствовав их из ритуалов и практики религий и сект. Так, следует скрепить Единение – общность всех членов партии во времени общим символическим ритуалом, как бы молитвой или медитацией, исполняемой в одно и то же время, ежедневно, в особом положении, с произнесением текста, пусть это будет нечто вроде воинской молитвы НБП. Чтобы где бы партийцы не находились, они знали, что в этот момент все партийцы в той же позе произносят ту же молитву. “Я, воин НБП, приветствую новый день и в этот Час Единения Партии я с братьями! Чувствую мощную силу всех братьев Партии, где бы они сейчас не находились. Пусть моя кровь вольётся в кровь Партии, пусть мы станем единым телом. Да, смерть!”» (Лимонов Э. Вторая (Другая) Россия. Лекция 19. Революция, глобализм и сепаратизм).

Религиозные экстремисты часто рассматривают своих адептов в категориях национальных. В качестве примера укажем специфику учения, названного диспенсациализм (от лат. despensatio – замысел). Диспенсациализм восходит к американскому проповеднику ХIХ века Сайрусу Ингерсону Скофилду, говорившему, что мир неизбежно придет к концу (Апокалипсису), но христиане должны радоваться этому и приветствовать эту катастрофу. У Бога есть свой замысел относительно христиан-англосаксов, относительно евреев, и относительно всех остальных народов. Англосаксы считаются потомками десяти колен Израилевых, не вернувшихся в Иудею из Вавилонского пленения. Перед концом Света должна наступить «смертная эпоха», когда силы зла нападут на англосаксов-протестантов. Это будет «царство царя Гога», которое отождествляется с восточно-христианской цивилизацией (Россией), вступившей в союз с мусульманами. Евреи же должны буквально исполнить библейские пророчества и восстановить свое государство. Израилю в этой схеме отводится роль ударной силы в последней битве добра и зла (Армаггедоне).

Диспенсациализм – одно из экстремистских течений в американском неопротестантизме. Именно диспенсациалистки ориентированные пасторы в США пытаются провоцировать конфликты с мусульманами, проводя всевозможные исламофобские акции.

В России подобный феномен, правда, не столь выраженный, можно наблюдать в среде так называемых православных фундаменталистов. Так назывемых, потому что термин «фундаментализм» весьма условен по отношению к ультраконсервативным элементам в Русской Православной церкви. Если исламские фундаменталисты стремятся к восстановлению раннего ислама (как они себе это представляют), то фундаменталисты РПЦ апеллируют не к раннему христианству, а к модели «исконно русского православия», «Русской Идее». «Закрытая модель христианства представляет собой вариант религиозного фундаментализма, или русскую религию… они полагают, что во Христе нет ни эллина, ни иудея, но есть русский»¹.

Теоретическому осмыслению религиозного и национального измерений политического экстремизма посвящена классическая работа политической философии Николая Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма». В первых строчках своей работы Бердяев определяет национально-культурные корни самого грандиозного феномена политического экстремизма в русской истории и всячески подчеркивает его религиозный характер: «Русский коммунизм трудно понять вследствие двойного его характера. С одной стороны он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны – явление русское и национальное. Особенно важно для западных людей понять национальные корни русского коммунизма, его детерминированность русской историей. Знание марксизма этому не поможет… Koммyнизм, не как социальная система, a кaк peлигия, фaнaтичecки вpaждeбeн вcякoй peлигии и бoлee вceгo xpиcтиaнcкoй. Oн caм xoчeт быть peлигиeй, идyщeй нa cмeнy xpиcтиaнcтвy, oн пpeтeндyeт oтвeтить нa peлигиoзныe зaпpocы чeлoвeчecкoй души, дать cмыcл жизни. Koммyнизм цeлocтeн, oн oxвaтывaeт вcю жизнь, oн нe oтнocитcя к кaкoй-либo coциaльнoй oблacти»¹.

Безусловно, деление экстремизма на три его вышеперечисленные разновидности может иметь место, но при этом следует помнить, что генезис экстремизма лежит не в плоскости идеологии, религии или национальной культуры, а в сфере мировоззренческих личностных и социальных девиаций.

В. В. Сухоруков

аспирант кафедры социальных технологий Института государственного
и муниципального управления Белгородского государственного университета

Экстремистский потенциал религиозной нравственности