Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования
| Вид материала | Документы |
- Федеральное агентство воздушного транспорта федеральное государственное образовательное, 204.23kb.
- Федеральное агентство морского и речного транспорта РФ федеральное государственное, 2741.44kb.
- Правила приема и порядок зачисления студентов на первый курс очной формы обучения, 794.07kb.
- Правила приема в Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального, 799.39kb.
- Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального, 189.85kb.
- Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 927.02kb.
- Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 744.27kb.
- Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 831.54kb.
- Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 449.42kb.
- Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 1234.07kb.
«В последние годы для аппроксимации (приближения) функций, классификации, распознавания образов, прогнозирования и решения других задач широко используют “нейронные” сети»1. Сравнивая такой метод с другими, А. А. Давыдов выделяет его преимущества: а) точность (особенно в области распознавания образов, классификации и прогнозирования) – а ведь указанные нами формулы нужны в первую очередь для решения задач классификации текстов на потенциально экстремистские и потенциально безопасные, прогнозирования реакции читателя; б) мощность (множество зависимых и независимых переменных, в то время как, например, в регрессионном анализе только одна зависимая переменная); в) «всеядность» (может работать с данными количественной, качественной и смешанной природы). Кроме того, «нейронную» сеть следует настраивать с помощью так называемой обучающей выборки – на эту роль идеально подойдут материалы из соответствующего списка2, достаточно их загрузить в специальную программу (предварительно оцифровав материалы, отсутствующие в электронном виде).
Разумеется, никакая программа не сможет заменить эксперта и уж тем более вряд ли на основании одних лишь компьютерных расчетов какой-либо документ попадет под запрет. Однако применение «нейронных» сетей с разработанными нами формулами может существенно оптимизировать работу по борьбе с религиозным экстремизмом, потому что позволит более точно выявлять документы, которые следует направить на экспертизу, т. е. поднимет эффективность предварительного мониторинга. Тогда эксперты не будут перегружены и смогут оперативно реагировать на направляемые материалы.
О. М. Фархитдинова
кандидат философских наук, преподаватель кафедры философии
Уральского юридического института МВД России
Фанатизм как предпосылка экстремизма
Сложность и противоречивость фанатизма, в целом, и религиозного фанатизма, в частности, отмечена многими исследователями, как в области изучения человеческого сознания, так и в сфере познания поведения индивида и социальных групп. Сегодня изменился статус и формат религиозного фанатизма: это и феномен, и явление. Философский аспект, вне направлений и школ, позволяет обозначить комплексный характер этого феномена. Тревогу вызывает тот факт, что фанатизм как явление связан с наиболее радикальными способами реакции личности на изменения в обществе (социальной сфере), в мировоззрении, внутренней жизни человека. Показательна данная связь, когда речь идет о природе экстремизма в человеческом обществе.
Чувства и поведение людей меняются в зависимости от изменения тех реалий, которые оказывают существенное влияние на становление смысловых максим человека. Изменения в религиозной сфере меняют мысли и чувства людей. Фанатизм и экстремизм – это симптоматичные явления для современного общества. В социально-психологическом смысле фанатизм может стать предвестием экстремистских действий со стороны субъекта. Как же меняются мысли и чувства современного человека? Как отражается это на изменении содержания и значений понятий?
Динамика значений понятия «фанатизм» демонстрирует его переходный характер. Изначально этот термин был задействован в описании религиозного бытия человека, и современное звучание в виде «религиозного фанатизма» для него наиболее естественно, хотя терминологически в таком виде он до сих пор в достаточной степени не локализован. Будучи производным от fanum – храм, святилище, применяемое для обозначения жрецов практикующих экстатические культы существительное фанатик вбирает в себя явленный признак, явленную характеристику специфической (сакральной, закрытой для непосвященных) деятельности и поведения субъекта. В этимологическом словаре русского языка Макса Фасмера находим следующие сопоставления: от латинского fanaticus – одержимый божеством, неистовствующий, от fanum «святыня», к одержимости идеей.
В самом общем виде фанатизм – это лишенная рационального коррелята слепая вера в какую-нибудь идею. К видам фанатизма относят: религиозный, расовый, политический, националистический. Этимологически фанатизм происходит от латинского корня, приближенного к значению внерационального понятия «исступленный», это суеверие взамен веры либо крайняя степень приверженности неким идеалам.
Этот акцент уловил Николай Бердяев, размышляя о пафосе ортодоксальной доктрины, о нетерпимости. Высказывания Бердяева как нельзя лучше соответствуют современному состоянию общества, общественных настроений. Все сказанное – как калька с повседневности. «Современный пафос нетерпимости очень отличается от средневекового; тогда действительно была глубокая вера. Средний человек нашего времени идей не имеет, он имеет инстинкты и аффекты. Нетерпимость вызвана условиями войны и жаждой порядка (курсив наш. – О. Ф.). Он знает лишь истину полезную для организации. Двучленное деление мира, вызванное требованиями войны, имеет свои неотвратимые последствия. …Инакомыслящий рассматривается как преступник. …В сущности, нет больше идейных врагов, есть лишь враги военные, принадлежащие к враждебным державам. ….Коммунисты, фашисты, фанатики ортодоксального Православия, Католичества или Протестантизма ни с какими идеями не спорят, они отбрасывают противника в противоположный лагерь, на который наставляют пулеметы»1.
Идеи спасения и гибели, о которых Бердяев ведет речь, – это настроения интеллигенции того времени. Дух эпохи или дух перемен – вот дилемма временного сюжета слома мировоззрений, переворота в массовом сознании, губительного для сознания массы. «Психологически фанатизм связан с идеей спасения или гибели. Для фанатика не существует многообразия мира. Это человек, одержимый одним». Плюрализм современного дискурса почти закономерно влечет за собой фанатизм как протест.
Еще один аспект фанатизма – его определенность в качестве актуализированного бытия. Фанатизм как явление становится интересным в связи с эффектом, который он производит в обществе, на других людей. Речь идет о поклонении, говоря иначе, культивировании такого эмоционального отношения в своем наличном опыте, который зачаровывает, делает человека лишенным здравого смысла. Часто констатируя фанатичные проявления, исследователи редуцируют их до конкретной психологической ситуации. По всей видимости, корни гораздо глубже – онтологическое проявление утраченной целостности или обнаружение ожиданий целостности в человеке.
Очень трудно данное явление предвидеть, предупредить. Поэтому фанатичная личность часто становится предметом анализа в литературных произведениях. Эсхил, Боккаччо, Рабле провели детальный инструментальный анализ «препарирования» личности фанатика. Вредоносность, которую в фанатизме обнаруживают психологи, социальные философы и многие из тех, кто общественную опасность тех или иных явлений усматривает в нарушении привычного хода вещей, не следует смешивать с причинностью его возникновения и его природой. Отмечаемые особенности природы фанатизма – нарушение рубежа эмоционального состояния, незавершенность стадии отражения объекта и т. д. – результаты мыслительных экспериментов. Дано ли знать наблюдателю истинную природу фанатизма, пусть даже и социального, если формы проявления многочисленны и связаны с культом недостающей целостности. Той целостности, что на протяжении столетий завершить не могут ни в одной формулировке. Понятно лишь, что человек по существу стремится к завершенности в образах целостности. Поклонение объекту страсти, желания, обожания, внимания, знания в конечном итоге выстраивает подобие сакрального отношения.
Например, психологически исключение из своего опыта восприятия объекта, жертвенности и альтруизма – первые признаки иного (в будущем имеющего возможность получить статус фанатичного) отношения. Фанатик тотально и захватывающе агрессивен, обозревая часть объекта проецирует его на целое; происходит процедура подмены, часть наделяется характеристиками целого. Фанатик не в силах преодолеть свой собственный эмоциональный стандарт. Эмоциональный стандарт – это опыт соотношения и работы с воспринятыми объектами, адекватное их соотнесение с требованиями общества и допустимым для наличного индивидуального опыта.
Фанатик – человек настолько посвятивший себя поклонению объекту, что заменяет характеристики его подлинного существования собственными виртуальными убеждениями.
Является ли фанатик человеком массы? По утверждению Х. Ортега-и-Гассета, экстремизм – это способ переживания действительности на основе постоянного чувства отчаяния. Противостояние человека массы и человека элиты – ситуация, описывающая современное общество. Фанатизм в качестве потенциальной возможности для религиозного сознания был предметом анализа И. Канта, Дж. Локка, Ф. Ницше, К. Ясперса, А. Камю. В современных трактовках традиционный стиль обращения к феномену фанатизма сохранился. Такие авторы как Р. Рорти1, А. Макинтайр2, О. Хеффе3 и др. возводят право в онтологический принцип культуры, где фанатизм наравне с экстремизмом высвечивает локальные отклонения.
Московичи убедителен в способе подхода к массовому сознанию: век толп – это порождение не количественного, но качественного краха убеждений человека4.
Фанатик и религиозный фанатик – это явления не однопорядковые, но основание едино – тотальное погружение в объект и, как следствие, объективация.
Показательна ли ситуация кризиса для того, чтобы осмыслить фанатизм? Кризис нормы общественных отношений, формализация нравственных отношений, сомнение и критицизм – благодатная почва для появления фанатиков, ведь только в таком обществе, где сомнение в возможности добра доведено до абсурда, культ отсутствия того, что решит внутреннюю трагедию в экзистенциальных форматах человека, будет ведущим.
Фанатизм с философских позиций изучался особенно активно начиная с эпохи Просвещения. Хотя еще в период смыслового становления римского права уже был определен статус формализованного отношения, и надо отметить очень высокий статус. Просветители столь явно усомнились в личине безмолвия монахов, что это переживание навсегда вошло в литературную традицию всех последующих поколений (например, Д. Дидро «Монахиня»). Называя данный интерес секуляризацией религиозной жизни, обмирщением культовой и ритуальной практик, что отражает процессы взаимного пересечения сакральной и профанной культур, никак не избежать результатов упрощения внутренней жизни человека. Если культ стал особенностью общественной практики, то и общественная практика стала священнодействием. Формой, а не содержанием.
Другой формат заимствует отношение человека к вере. Это становится предметом анализа на протяжении практически всей истории философской мысли. Версия, что осмысливая веру мы тем самым закладываем основание для сомнения в этом феномене, стала популярной в культуре, где приоритетным взглядом на человека является изучение аспектов его жизни, связанных с повседневностью. Поэтому и вопросы, возникающие у представителей различных взглядов (монизм, дуализм, плюрализм), – это прежде всего вопросы приоритетов (вера и/или знание, вера и сомнение, вера и уверенность, вера и изуверство – фанатизм). Так, Евгений Замятин, осмысливая во многом схожие симптомы, отождествил знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, с верой2. Жажда порядка и единственно возможной истины формирует условия для фанатизма.
Социальный конфликт и конфликт внутренних состояний определения действительности человека как достоверной или мнимой порождает спектр отклонений: как во внешнем поведении человека, так и во внутреннем чувствовании. Как же без фанатичного замещения реальности видимостью и кажимостью? Как быть в толпе с «лицом», есть ли лицо у толпы?
Фанатик, как и экстремист, порождают крайние формы проявления внутреннего желания не подчиняться, вести отчаянную борьбу и сопротивление всему тому, что препятствует якобы волеизъявлению личности. Уважение к праву – это уважение к самой роли гражданина и члена общества, а в пределе – к уникальному положению человека в космосе, следовательно, вспоминая И. Канта: поддержание морали – дело институтов гражданского общества (семьи, школы, религиозных общин, добровольных организаций и союзов), а не полицейских или цензорских государственных служб.
Социальный экстремист в отличие от фанатика религиозного не стремится к саморазрушению, насилие и деструктивные характеристики экстремиста проявляются так, что разрушение распространяется вовне.
Итак, религиозный фанатизм характеризует состояние деиндивидуализации. Для религиозного экстремизма это предельная индивидуализация.
Отсутствие критического восприятия мира и следование собственным (часто мнимым) убеждениям очерчивает пределы фанатичного мироотношения. Слепое следование верованиям и нетерпимость к иным убеждениям соседствуют с энтузиазмом, одержимостью и верой.
Видами религиозного фанатизма являются пуританство, прозелитизм, обрядоверие, религиозная экспансия.
В этом смысле религиозный фанатизм может быть использован как «фактор манипуляции религиозным сознанием».
Негативное значение понятия «фанатизм» – приобретенное. Первоначальная нейтральность термина не сохранилась. Оценивая в том числе и духовную жизнь личности, современное общество ограничивает дозволенное для смыслотворчества. От сакрального термина, понятия духовного бытия, понятие «фанатизм» приобрело со временем значение идеологического инструмента. Умение видеть идею, увлекаться и следовать идее в истории оценивалось по разному, но почти всегда с элементами негативного отношения к явлениям такого рода. Появление социальной концепции церкви, миссионерскую деятельность различных деноминаций можно рассматривать тоже как реакцию на фанатизм, разграничение сакрального и профанного.
Литература
Пайпс Р. Собственность и свобода: Рассказ о том, как из века в век частная собственность способствовала внедрению в общественную жизнь свободы и власти закона / Р. Пайпс. – М., 2001.
Левицкий С. А. Трагедия свободы: избр. произведения / С. А. Левицкий. – М., 2008.
Сен Амартия. Развитие как свобода. – М., 2004.
Бердяев Н. А. Опыт парадоксальной этики / Н. А. Бердяев. – М., 2003.
З. Е. Чернышкова
кандидат философских наук, доцент кафедры религиоведения
Уральского федерального университета
Основы и особенности социальных проектов
новых религиозных движений
(на примере анализа деятельности Церкви Последнего Завета)
В современном религиоведении феномен новых религиозных движений (НРД) достаточно изучен и проанализирован в публикациях как зарубежных, так и отечественных религиоведов. Выявлены основные особенности НРД, их становление и классификация; исследованы модели и проекты социального устройства, разработанные в некоторых НРД.
В современных публикациях, анализирующих социальные программы отдельных НРД, совершенно справедливо ставится вопрос о необходимости исследования эволюции, изменений в социальных программах различных религиозных новообразований1. Недооценка изменений в деятельности НРД является не только теоретической ошибкой, но может быть серьезной помехой в получении объективной оценки состояния религиозной ситуации, в принятии адекватных решений.
«Религиоведы, в первую очередь государственные служащие и сотрудники правоохранительных и судебных органов, должны всегда помнить, что последователи НРД – это не только приверженцы религиозных взглядов, не совпадающих с традиционными верованиями, но и полноправные граждане Российской Федерации»2.
Рассмотрим процесс эволюции НРД на примере последних публичных выступлений основателя Церкви Последнего Завета Виссариона. Это позволит не только выявить направление и характер изменений в деятельности религиозных новообразований, но и дать более объективную оценку вероучения и современного состояния данного движения, свободную от идеологической и конфессиональной ангажированности, а также от их «демонического» образа, созданного в СМИ.
Необходимо кратко остановиться на истории создания и особенностях учения данного движения.
Создатель движения Сергей Тороп (сакральное имя Виссарион) родился 14 января 1961 г. в Краснодаре. В 1968 г. вместе с родителями переехал в г. Минусинск Красноярского края. В мае 1990 г. Тороп, по его утверждению, был крещен Отцом Небесным, который благословил его на проповедь Единой Религии. Первую проповедь он произнес 18 августа 1991 г. С этого времени он ездит по городам России и республикам бывшего СССР с проповедью своего учения; у него появились последователи не только в России, но и в Казахстане, странах Прибалтики и в Германии. С 1994 г. его последователи начинают переселяться в Курагинский район Красноярского края, где создается новая религиозная община. В 1994 г. была зарегистрирована «Община единой веры» (первоначальное название Церкви Последнего Завета) и началось создание экспериментального экологического поселения (в современном названии – Духовно-творческая экологическая община «Обитель Рассвета»). Ее главная цель: построение общества на духовной основе. Реализуется данная цель с помощью следующих принципов или направлений: формирование единого устремления; единого понимания; единого идейного и информационного пространства; единого действия1. Главной задачей жизни общины является выстраивание отношений между людьми на основе желания понять друг друга, быть полезными друг другу, умея поставить интересы другого человека выше собственных. Цели, задачи, основные принципы общины как социальной общности основаны на вероучительных установках новой религии, которые кратко, не касаясь всех сторон вероучения, можно сгруппировать в следующие положения.
1. Вселенная создана по воле Великого творческого начала – Единого. Единый есть творец природы со всем ее содержанием – информацией, энергией, веществом. Он – творец плоти и разума. Единый безразличен к жизни и смерти, к радости и страданию, к добру и злу.
2. Помимо творца мира есть другой творческий источник, называемый «Отцом Небесным». Это второе творческое начало появилось в силу слияния всеобщей энергии Единого и энергии Земли. «Отец Небесный» – творец человеческой души. Если Единый создает мир с помощью своей материальной силы – Духа Жизни, то «Отец Небесный» творит человеческую душу с помощью своей духовной жизненной силы – Духа Святого2.
Таким образом, в человеке заложено два великих начала. Плоть его развивается на основе законов материальной Вселенной, душа – на основе нового закона любви.
3. Во Вселенной существует гармония, не происходит ничего случайного, любое явление есть результат большого количества причинно-следственных связей. Вселенная развивается на основе закона целесообразности, проявлением которого является закон кармы.
4. В наше время на Земле начался сложный и ответственный процесс перехода человечества в новое качественное состояние. Люди должны войти в гармонию со Вселенной на основе расцвета Души и достижения абсолютной невредоносности. В своих миссионерских поездках Виссарион разъясняет данное положение: «Если упростить… Надо просто научиться вообще не думать ни о чем плохо. Негативных мыслей не должно быть больше… Сложный агрессивный опыт мешает человеку любить. Надо просто освободиться от этого опыта, т. е. качественно изменить свой жизненный опыт»1.
5. Правила и сроки перехода человечества в новое состояние «Отец Небесный» дает через избранную плоть, проводника Духа Святого – нового учителя любви – Виссариона. Учение его призвано объединить все религии и Духовные учения в одну религию всеединства, религию Единой Веры, сформировать миропонимание людей Новой Эпохи.
По своим вероучительным установкам Церковь Последнего Завета можно отнести скорее к движению «Новый век» («Нью Эйдж»), нежели к христианской традиции. Здесь все признаки такого разнообразного движения, как «Новый век»: и безличный абсолют (Единое), и представление об энергетической природе Вселенной, и синтез разных религиозных учений. У Церкви Последнего Завета нет конфронтации с представителями других конфессий, поскольку признается возможность разных путей и уровней приближения к истине. Виссарион это объясняет так: «На земле много разных явлений, которые в разной мере проявляют истину. Где-то больше, где-то меньше. И такие события на Земле можно обрисовать как некую лестницу, ведущую все выше и выше, но каждая ступень характеризуется некоторой степенью правды. Чем выше ступень, тем больше открыта Истина, больше ответственность, ложащаяся на тех, кто на ней стоит»2. С точки зрения традиционных религий, особенно религий авраамического цикла (иудаизма, христианства, ислама), для которых важна вера, а верить можно только в одну доктрину, подобное положение является проявлением девиантного поведения.
Свидетельством социальной адаптации движения является отступление от свойственного ему на раннем этапе радикализма, уточнение, разьяснение многих вопросов. Например, на вопрос о замкнутости общины как социальной общности Виссарион отвечает, что полного отрыва от внешнего мира нет, так как вокруг населенные пункты, с которыми община активно контактирует, первоначальное неприятие общины со стороны местного населения в значительной степени преодолено. В то же время отдаленность от мира, наполненного враждой, важна, чтобы создать общность, основанную на противоположных принципах. Это не девиация, не «ненормативность» данного движения, а сознательное отторжение ими бездуховного мира. Среди обвинений, которые предъявляются Церкви Последнего Завета в СМИ: обман при вовлечении, контроль сознания, насильственное удержание в общине и др. Виссарион разъясняет, что позиция Церкви по этим вопросам определяется основной задачей общины: «Никто ни за кем не наблюдает. Сколько там людей – никто не знает. Никто не ведет за этим контроль, люди живут самостоятельно и выбирают, где им лучше быть… Их много, но они находятся в режиме свободных перемещений и самоопределения… большая глупость будет пытаться как-то хитростью вовлечь человека в исполнение того, что исполнить могут только наиболее зрелые… задача, которая в Сибири стоит, требует определенной мудрости, зрелости… надо много уметь пронять, а не просто довериться»1.
Стремление некоторых приезжающих спрятаться там к 2012 году он называет абсурдом, считая, что это, скорее всего, люди временные, лишние и они уедут. «Там строится новое общество. И требуются от человека гигантские усилия, титанический труд по изменению самого себя. Просто приехать, только лишь, чтоб своим присутствием спастись, – это большая неправда. Так нельзя спастись»2.
Согласно уставу общины, движение обязано соблюдать законодательство Российской Федерации, в рамках социальной программы предполагаются строительство храмов, домов детского творчества, детских площадок, строительство мастерских, благоустройство деревень, строительство дорог, мостов, уход за лесом, международные и межконфессиональные проекты3.
Проявлением адаптации данного движения является и смягчение остроты альтернативности в форме предсказаний близкой гибели «греховного мира». «…Спасение не может прилетать к вам с грохотом и молниями, чтоб вы тут же схватились от страха за него и побежали спасаться. Это ненормальное ожидание. Это ожидание ленивца, когда он думает, что его к спасению должны обязательно вытолкать в шею. Этого не будет. Вы будете встречаться с подсказками, которые прозвучат просто, мирно, спокойно… спасение каждого из вас зависит только от вас самих». Иногда на вопросы о грядущем Апокалипсисе Виссарион отвечает так: «Не мое дело рассказывать, что вас ожидает впереди. Мое дело – учить вас жить сегодня»4.
Итак, на примере анализа последних периодических изданий Церкви Последнего Завета необходимо сделать вывод о необходимости учитывать происходящие перемены в деятельности НРД.
Сегодня уже нельзя, как это делалось 10–15 лет назад в насыщенных эмоциями телепередачах, концентрировать внимание на криминальных сюжетах, нужен серьезный разговор, анализ такого сложного и противоречивого явления, как НРД.
А. В. Шандра
кандидат исторических наук, доцент,
доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин
Уральского юридического МВД России
Об участи иностранных управленцев
в решении национальных и конфессиональных
проблем в России: исторический аспект
После завершения Северной войны с начала 20-х гг. XVIII столетия правительство Петра Великого приступило к масштабному и целенаправленному освоению богатых рудных месторождений Урала. В 1720 г. Берг-коллегия направила туда группу специалистов под руководством В. Н. Татищева. Этот государственный деятель был в рассматриваемое время еще относительно молодым руководителем в звании капитана артиллерии, только набиравшимся опыта в организации горнозаводского дела. Команде Татищева не удалось решить поставленные в столице задачи, и в 1722 г. лично императором в качестве главного горного начальника на Урал был откомандирован более искушенный администратор и знаток металлургической промышленности Георг Вильгельм де Геннин, управлявший ранее казенными заводами в Олонецком крае (Карелия).
Выходец из Нижней Саксонии Геннин до приезда в Россию жил и работал в Голландии, откуда и был в 1697 г. приглашен Петром Великим на русскую службу. К моменту прибытия на Урал Геннин уже более двадцати лет служил российскому императору. За это время он проявил себя преданным сподвижником Петра, достиг чина генерал-майора и привык к своему новому имени – Виллим Иванович.
Однако и после многих лет пребывания в России Геннин продолжал называть себя иноземцем. При этом его кредо состояло в том, что иностранец, служащий другой стране, должен стремиться постичь ее нравы и обычаи: «Понеже я чужестранец и русскому не заобычаен, то воистинно добрый совет готов был и ныне есмь принять с радостию»1.
К работавшим в России иноземцам, не желающим обременять себя постижением местных обычаев, Геннин относился весьма критически. Например, жестко корил своего соотечественника берг-советника Михаэлиса за то, что этот приглашенный из Саксонии горный специалист «немчин новый языка и обычаев русских незаобыкновенен» и не стремится познать «обыкности русской и как поступать на Руси»2. Справедливости ради заметим, что самому Генину так и не удалось избавиться от иностранного акцента, который проявлялся и при выстраивании им письменных фраз, о чем свидетельствуют приведенные выше выражения.
Приехав на Урал, Виллим Иванович вскоре понял, что далеко не все здешнее население расположено к развитию в регионе металлургической промышленности. В частности, местные землевладельцы-башкиры крайне болезненно относились к попыткам поиска руд в своих вотчинах, считая, что открытие природных месторождений и строительство заводов неизбежно приведут к заселению этих территорий русскими и вытеснению башкирского населения.
Подобная позиция ранее очень осложнила Татищеву выполнение главной поставленной перед ним задачи – наладить на Урале медеплавильное дело. Ему так и не удалось урегулировать разногласия с башкирскими предводителями, что выступало непременным условием для начала полноценной разработки самых богатых в то время медных месторождений – Полевского и Гумешевского, расположенных в верховьях рек Полевой и Чусовой. Не сыграла действенную роль даже истребованная Татищевым грамота Сената с призывом к башкирам не чинить «запрещения и никакой противности в сыскании руд». Владелец Салжеутской волости Уфимской провинции Чубар Балагушев, считавший эту территорию своей, в ответ на предложение Татищева договориться о размежевании земель, послал в Уктус уфимского толмача, который передал, чтоб в верховьях Чусовой русские люди не селились. «А ежели де на тех местах будут селиться, то они их с тех мест прогонят. А хотя де нас Великий государь прикажет и побить до смерти, то де мы готовы на тех местах умереть»1.
Геннину пришлось длительно и весьма напряженно выстраивать отношения с башкирами. Судя по его первым посланиям с Урала, генерал, наслышанный об этой проблеме еще в столице, не сходу оценил ее глубину и подлинные масштабы. Хотя для охраны возводимых заводских строений Геннин сразу вызвал из Тобольска драгунский полк, в первых донесениях Петру I он оптимистично отмечал: «Однако ж оные (башкиры. – А. Ш.) ныне очень со мною союзно живут, а прежнюю противность, что они делали, то может быть, что от наших управителей была им обида, как ныне является». Но уже весной 1723 г. генерал убедился в своем заблуждении: «Что же я наперед сего вашему величеству доносил, что башкиры явились приятны, и оное, как ныне могу видеть, было токмо скрытое их лукавство и обман, провождая зимнее время»2.
В феврале 1723 г. рудознатец из Уфимской провинции Т. Михайлов подал горнму начальству челобитную, в которой сообщил, что за объявление руды в Мякотинской волости тамошний вотчинник И. Д. Сюндуков Букай собирается его убить. А также, что башкиры большим числом съезжались на совет, где решили: «Хотя де всем принять смерть, а в их вотчинах руд искать никого не пускать – ежели де руд искать допустить, будут и города строить, и заводы заводить». В подтверждение своей позиции башкиры 7 мая 1723 г. ночью напали на драгуна Я. Пинегу и крестьян Арамильской слободы, оказавшихся в верховьях реки Чусовой. Драгуна убили, а крестьян «поранили», отняв у них четырех лошадей1.
Первоначально Геннин пытался воздействовать на башкир, опираясь преимущественно на силовые методы. Он направил «мурзам, батырям и сотникам» Челжеужской волости указ, в котором предписал им в пятнадцатидневный срок выдать участников набега и награбленное, завершив его угрозой: «А ежели оное преступите и ворам учините потачку, то буду поступать с вами яко с неприятелями». В Кабинет императора генерал отправил донесение с просьбой прислать указ, разрешающий применить против башкир силу, мотивируя это тем, что «ежели им ныне дать хотя малую свободность и не смерить, то впредь более будут дерзать на неспокойности», а также предложил насильно выслать с некоторых территорий башкир к Уфе, и те деревни населить русскими2.
Башкирские вотчинники выполнили приказание Геннина, выдав нападавших и вернув имущество, и даже прислали за своими тамгами (подписями) «ведомость», в которой объявили, что «впередь никакого помешательства чинить не будут, но разве всякое вспоможение по возможности своей». Однако Геннин постепенно все больше осознавал, что «оному неспокойному народу верить в том не зачем», а также укреплялся в мысли, что только силой и репрессиями достигнуть долговременной стабильности в отношениях с башкирами вряд ли возможно. В своем донесении императору от 22 октября 1723 г. он, сообщив, что «башкиры ныне струсили, и тех виноватых буду я казнить по Уложению и по Указу вашего величества близ башкирских рубежей для страху другим», далее уже добавляет: «Хотя крапиву не надлежит гладить, и не мягко хватать, но надлежало бы сжимать, я с нашей стороны никому не велел башкирам обид делать под жестоким штрафом и не давать им причины к ссоре»3.
Понимая, что одной примирительно-выжидательной позицией ограничиваться не стоит, поскольку «оные башкирцы пакости могут сделать», Геннин предложил целую программу выстраивания с ними отношений, которую с каждым годом пребывания на Урале и, соответственно, знакомства с особенностями этого народа дополнял новыми пунктами.
Во-первых, он исходил из постулата, что даже в моменты «замирений» исключать возможность нападений башкир нельзя. А потому не только сами заводы, но и пограничные крестьянские слободы должны укрепляться «транжаментами с полисадами». Кроме того, генерал считал, что «всеконечно надобно, чтоб на рубеже два регулярных драгунских полка были всегда, також один пехотный». В конце 1724 г. он выступил с предложением не брать из местных крестьянских детей рекрутов, а напротив «крестьян прибавить из многолюдных мест, отчего слободы умножатся по границе для дефениции против варваров». Далее Геннин советовал вооружить мужиков рубежных слобод, которые должны быть укреплены крепостями, и «велеть обучать их в простое время, чтоб они умели ружьем владеть, как в Германии есть ланд-милиция, и могли б в нужное время сами крепости охранять»1.
Планы Геннина получили одобрение в столице. Екатерина I в именной инструкции от 14 июня 1725 г. предписала: «С приписных к заводам слобод рекрут не брать, из них же содержать для охранения заводов и пограничных слобод, и для того иметь им ружье, какое по рассмотрению его, генерал-майора Геннина, надлежит, потому что сие место пограничное и от набегов неприятельских не без опасения»2.
Во-вторых, Геннин считал нецелесообразным сосредотачиваться только на держании обороны. В посланном на имя императрицы «мнении» он предложил ряд достаточно гибких подходов. Генерал усматривал одну из причин «чинения башкирами без особой опаски многих русским обид, в том что судимы они токмо на Уфе», а потому рассчитывают, что «обиженный на Уфу для дальнего пути не похочет или побоится через их улусы ехать». Поэтому следует «разделить оных в разные суды и для того сделать в разных местах городки и определить особых судей»3.
Если эта идея покажется властям слишком затратной, то Геннин настаивал хотя бы сделать дорогу «от Казани прямо через башкирские жилища к Толбольску», поставить на каждый стан вдоль нее солдат, «а через 2 или 3 стана комиссара, и отдать над ними суд яко бы на время». Не желая вызывать этим у башкир тревожных домыслов и озлобленности, генерал предлагал императрице объявить им, что дорога якобы нужна «для шествия вашего величества, тогда с великою охотою немедленно исполнят»4.
Геннин справедливо полагал, что «если русские самовластно будут отмщать, то начнется междоусобная злоба». Он предлагал «русским пограничным объявить, чтоб никто в своей обиде управляться собою не дерзал, но ездил бы и бил челом оным судьям»5.
Также Геннин усматривал проблему в том, что среди башкир «грамоте умеющих никого нет». Поэтому они не всегда способны понять даже смысл указов, посылаемых им русскими властями и зачитываемых посыльными, а потому начинают «требовать не то, что написано». Отсюда, по мнению Виллима Ивановича, необходимо «взять от лучших мурз детей и обучать грамоте русской, но чтоб (учителя. – А. Ш.) силою к вере не понуждали, а ласкою и толкованием по малу закон христианской знать им давали, через что со временем без принуждения вкоренится». Как видим, Геннин не был сторонником насильственной христианизации башкир и принудительного насаждения среди них русского языка: «А ежели которые похотят по татарски учиться, то позволить им иметь особого мастера и також с охотою вкоренится потребное»1.
В-третьих, Геннин неоднократно подчеркивал, что действовать в отношении башкир следует весьма деликатно, поскольку наученные предыдущим опытом, они склонны усматривать в любом шаге русской администрации «противности» и притеснения по отношению к себе. Генерал считал, что и полковые командиры, стоящие на рубежах с башкирскими территориями, должны полагаться не только на силу оружия: «Наипаче в нынешних временах другие полки надлежит определить по Каме-реке и при них доброго и искусного командира, которой бы мог уметь как шпагой, так и пером, который может не токмо через страх и кровопролитие, но через доброе и ласковое обхождение и правдивый порядок привести непокорной народ в подлинное подданство»2.
Документы свидетельствуют, что Геннин лично вступился за одного «выборного башкирского челобитчика мирского», который приехал в Уфу, чтобы объявить об учиненных башкирам обидах, но был арестован местными судьями и брошен в тюрьму. Генерал отписал уфимскому воеводе князю Шаховскому, ходатайствуя об освобождении этого человека. Однако решение вопроса затянулось, и Виллим Иванович дошел до императорского кабинет-секретаря Макарова, чтобы тот воздействовал на воеводу, поскольку «лучше быть с недругом живу, нежели без головы, и пусть Шаховской в таких делах себя предостерегает»3.
Наконец, в-четвертых, Геннин считал, что надо охотно вступать в деловой контакт с теми башкирами-вотчинниками, которые готовы из своих экономических соображений идти на сотрудничество. Хотя среди башкирских землевладельцев таких оказалось немного, подобный подход также имел позитивные результаты. В частности, благодаря установившимся доверительным отношениям с крупным вотчинником Янгильдой Самангуловым, русские крестьяне начали брать «в кортом» (своеобразная аренда. – А. Ш.) озера в башкирских землях, что способствовало обеспечению работников уральских заводов рыбой. Заметим, что взаимодействие горнозаводской администрации с Я. Самангуловым сохранялось на протяжении десятилетий.
Благодаря рассмотренным выше мероприятиям Геннину не удалось исчерпывающе разрешить проблему взаимоотношений горной администрации с коренными уральскими народами и полностью снять ее. Однако сочетание силового воздействия с более гибкими подходами, которые практиковал главный горный начальник, позволило ему достигнуть довольно продолжительного «затишья» со стороны башкир, так необходимого для осуществления заводского строительства.
Продуманность и взвешенность позиции генерала в этом вопросе подтверждают события, произошедшие уже после его отъезда с Урала. Находясь здесь, Геннин выступал убежденным противником насильственного межевания земель с башкирами в районе Полевского завода. Позднее российские власти все же приступили к осуществлению этого намерения и получили в ответ целую серию кровопролитных башкирских восстаний.
С представителями русской православной церкви на Урале Геннину также пришлось находить взаимопонимание. Уральское духовенство серьезно беспокоила угроза подрыва патриархальности, которую несли строительство промышленных предприятий и новый уклад жизни заводского населения. Когда этот процесс возглавил генерал-иноверец (Геннин придерживался лютеранского вероисповедания), озабоченность православных служителей по поводу вторжения на Урал европейской цивилизации еще более усилилась. Однако местные служители культа постепенно убедились, что прибывший главный горный командир не просто проявляет крайнюю веротерпимость, но и ратует за повышение значения церкви в среде горнозаводского населения
Уже в подписанном Генниным в 1723 г. наказе комиссару Екатеринбургского завода Ф. Неклюдову содержались установки, расположившие к генералу уральское духовенство: «Во время церковной службы, чтоб не токмо никто не торговал, но и просто по улицам, а наипаче на торжище не шатался, которых ловить караульным драгунам, и с оных брать штрафа по пяти копеек с человека. Ежели кто будет в корчме не токмо пить, играть, кричать, драться или что противное чинить, но хотяб и тихо сидеть во время пения церковного, с оных також брать штраф по пяти, а с хозяина по десяти копеек за человека»1.
Во время своего пребывания на Урале Геннин в приказном порядке распорядился, чтобы заводские работники обязательно посещали церковные службы: «Всем управителям своей команды и мастеровых людей собрав во время службы, приводить в церковь к молению, не взирая ни на какие отговорки»2.
Это же касалось и учеников горных школ: «Во дни недельные и праздничные учителям каждому своей школы учеников всех для моления богу в церковь приводить без нетов. А кто из них во время службы Божей в церкви не будет, а почему – правильной вины не докажет, за что оных учеников и учителей штрафовать по указам без упущения, чтоб впредь они от того остерегались». Программа школьного обучения, утвержденная Генниным, предполагала первоначальное изучение «страха Божия и всякого благочиния, чтоб они (ученики. – А. Ш.) могли вначале знать от чего беречься и как в житии христианском поступать»1.
С согласия Геннина одновременно со строительством Екатеринбургского завода-крепости там началось возведение церкви. Генерал принял живое участие в оснащении этой церкви, названной во имя святой великомученицы Екатерины, всем необходимым. Так, в донесении в Кабинет от 2 января 1726 г. он ходатайствовал: «Прошу всепокорно вашего императорского величества, дабы повелено было оную здесь построенную церковь указать тобольскому митрополиту освятить и потребными церковными служителями удовольствовать. Також и церковной утварью всемилостевейше наградить, дабы оная церковь не стояла без службы»2.
В честь освящения церкви святой Екатерины, которое состоялось 27 февраля 1726 г., Геннин распорядился дать три залпа из пушки и щедро поощрил осуществившего это действо архимандрита Тобольского Знаменского монастыря Филиппа двадцатью рублями, а певчих – десятью3.
Геннин и в дальнейшем проявлял попечительство об этой церкви. Например, когда выяснилось, что Сибирскому митрополиту Антонию удалось прислать Екатеринбургскому приходу только очень скромную церковную утварь, генерал вновь не преминул побеспокоить саму императрицу просьбой о содействии в более богатом его оснащении. Когда и она была удовлетворена (Екатерина I прислала дорогие книги и церковные принадлежности), Виллим Иванович вместе с благодарностью «за превысокую милость» выступил с новым ходатайством: «Церковные служители просят о жалованье, а указу о даче им оного здесь не имеется. Того ради услужное прошение привносим о даче им жалованья указ чинить»4.
Такая участливая позиция генерала-лютеранина не могла не вызывать ответной положительной реакции со стороны местных церковных иерархов. Известный уральский историк-краевед XIX в Н. К. Чупин отмечал: «Сибирский митрополит Антоний, бывший митрополит Сибирский Филофей Лешинский, архимандрит Долматовского монастыря Исаак находились в дружественных отношениях с Генниным и питали к нему глубокое уважение»1.
Приведем еще одно примечательное наблюдение Н. К. Чупина, дополнительно свидетельствующее о тонкости генерала в религиозных вопросах: «По-видимому, простой народ считал Геннина чуть не православным. Так, в 1723 г. доменный мастер Казанцев писал ему с Каменского завода: “Вашему превосходительству и с честнейшею госпожею Феодорою Ивановною (Фридерика Луиза – вторая жена Геннина. – А. Ш.) доношу, мне Бог дал подмастерья – сына Петра. А мыслию своею полагаюсь на ваше общее превосходительство, как бы его окрестить. И на то прошу ответства: потому и поступать стану”. Такое отношение русского простолюдина к иноверцу и иноземцу весьма замечательно»2.
Вероятно, Геннин, будучи человеком религиозным, искренне считал веру в бога и отправление соответствующих обрядов непременным атрибутом человеческой жизни. Однако та настойчивость, с которой он направлял в церкви уральское горнозаводское население, порой посредством применения штрафных санкций, обнаруживает, что двигали им не только религиозные чувства, но и взвешенная прагматика.
Геннин рассматривал церковь как средство контроля за нравственностью и поведением жителей заводских поселков, а также считал, что она помогает приучить заводское население жить по принципам «регулярства». Он осознанно воплощал на Урале политику Петра I, который именными указами вменил россиянам посещение церкви в обязанность.
Отметим, что при решении вопросов, непосредственно затрагивавших интересы возглавляемого им дела, генерал Геннин исповедовал сугубо утилитарный подход. Он прекрасно знал, что уральские священники крайне негативно относятся к селившимся здесь, преимущественно в районе озера Шарташ, старообрядцам. Грозя староверам в духе официальной идеологии серьезными карами за «совращение в раскол», генерал в то же время с большой симпатией относился к их трудолюбию, трезвому и праведному образу жизни. Как свидетельствуют источники, Геннин порой проявлял снисхождение даже к тем из них, кто пытался распространять свои идеи. Например, узнав, что екатеринбургский житель Тит Сибиряков ездил с женой на Шарташ, принял тамошнюю веру и пытался склонить к ней жившего у него работника Ермолаева, Геннин допросил раскольника и приговорил «бить его кнутом нещадно, а по ученении наказания отдать в каторжную работу». Однако когда через неделю Сибиряков подал бумагу, в которой клялся, что «ныне пришел в совершенный разум, и желает быть по-прежнему в православной истинной вере, и с раскольниками общения иметь не будет», генерал приказал освободить его из-под караула1.
За хороших мастеров из старообрядцев Геннин, рискуя собственной репутацией, искал заступничества даже у самого императора. В частности, путем обращения к Петру он решительно отстаивал оружейного мастера Н. Пиленка: «Оной был для глупого рассуждения староверец. И потому вице-губернатор спрашивает к розыску, а я без повеления вашего такого искусного ремесленника отдать не смею и испортить его сожалею, ибо такого и в Саксонии сыскать трудно. И хотя у оного какие прегрешения были, но впредь ему здесь добрым страхом к тому пути пресекутся»2.
Таким образом, видный правительственный деятель, саксонец по происхождению и лютеранин по вероисповеданию Георг Вильгельм де Геннин, благодаря личному влиянию, а также посредством жесткости в проведении политики центра, с одной стороны, и гибкому, понимающему отношению к местной специфике в национальной, религиозной и других сферах – с другой, в основном сумел преодолеть негативные факторы, осложнявшие процесс масштабного развития горнозаводского дела на Урале.
Конечно, пытаться сегодня заимствовать у администратора XVIII века способы решения проблемы достижения межнационального и конфессионального согласия было бы опрометчиво. Однако попытаться провести соответствующие аналогии и извлечь определенный исторический опыт возможно и целесообразно.
Р. Н. Шматков
доцент кафедры экономической теории
и антикризисного управления Сибирского государственного
университета путей сообщения (г. Новосибирск)
Антикризисное управление качеством
правового образования в современный период
В работе проведен социально-философский анализ причин негативной правовой обстановки в нашей стране, способствующих развитию религиозного экстремизма и препятствующих формированию толерантности. В целях предотвращения развития экстремизма и усовершенствования механизма формирования толерантности рекомендуется повысить качество отечественного правового образования путем введения механизма антикризисного управления качеством правового образования в России в современный период.
В последнее время в отечественных средствах массовой информации довольно часто можно услышать призывы к толерантности, недопущению проявлений религиозного экстремизма, расовой и религиозной нетерпимости. Однако в настоящее время практически не разработана правовая база, позволяющая обеспечить антикризисное управление и толерантность в нашей многонациональной стране, не проводится в полной мере социально-философское осмысление таких понятий, как «экстремизм» и «толерантность». Кроме этого, развитию толерантности не способствует сложившаяся в настоящее время в нашей стране негативная правовая обстановка. В результате проведенного социально-философского анализа было выявлено, что основными ее причинами являются:
– несовершенство существующей системы законодательства. Ввиду того, что разработка и принятие новых нормативно-правовых актов происходили в условиях социально-политической нестабильности в стране, когда новые общественные отношения находились еще в зачаточном состоянии, зачастую можно встретить пробелы в некоторых областях законодательства, а некоторые правовые нормы из разных отраслей права входят в коллизию друг с другом;
– инертность правового мышления населения – народ еще не успел привыкнуть к коренному изменению законодательства во многих отраслях права и некоторые правовые нормы продолжает трактовать по-старому;
– низкий уровень качества подготовки специалистов высшего профессионального образования в области юриспруденции. Указанная причина во многом обусловлена тем, что в последние годы правовое образование испытывало бурный подъем популярности в российском обществе, сопровождавшийся активным ростом количества выпускников, имеющих высшее юридическое образование. Постоянно увеличивающийся прием в существующие юридические вузы и факультеты университетов не мог, тем не менее, удовлетворить растущие потребности общества, поэтому в стране повсеместно стали открываться новые юридические вузы или отделения в институтах и университетах, зачастую имеющих весьма отдаленное отношение к юридической науке и практике;
– недостаточная информатизация и учебно-методическое обеспечение подготовки специалистов высшего профессионального образования в области юриспруденции, что во многом обусловлено значительным ростом темпа удвоения научной информации по тем направлениям науки, которые наиболее существенно влияют на развитие цивилизации в целом (по точным, естественным и техническим наукам удвоение научной информации происходит за 3,5 года (в прошлом веке за 10 лет), а по информатике – за 18 месяцев)1. К числу таких направлений относится и юриспруденция;
– недостаточность использования международного опыта в отношении формирования эффективного механизма реализации законодательства;
– «двойные стандарты» в правоприменительной практике – представители властных структур разработали стандарты правоприменительной практики «для себя» и «для других», что в значительной степени подрывает авторитет власти и системы права в народе;
– правовой нигилизм населения, связанный с тем, что демократические основы в нашей стране только возрождаются, и то не во всех сферах. Так, например, в последнее время неоднократно отмечались факты коррупции в правоохранительных органах1;
– слабая просвещенность народа в правовом отношении. Основная масса населения не отслеживает частые изменения в различных отраслях системы права, полагая, что это никак не отразится на их уровне благосостояния. Обращаются за консультацией к юристу только в крайнем случае, когда «допечет», что в значительной степени затрудняет юридическую помощь населению;
– существенное ухудшение нравственной обстановки в стране и, особенно, в среде молодого поколения. За последние пятнадцать лет резко возросло количество различных преступлений в среде молодежи, существенно увеличилось употребление табачной продукции, алкоголя и наркотиков, что негативно сказалось на уровне нравственности и интеллектуальном уровне населения страны.
В то же время наша страна взяла курс на демократизацию во всех сферах общественной жизни, что подразумевает, в частности, обеспечение толерантности среди населения.
Для осуществления демократизации общества необходимо организовать просвещение народа в правовом аспекте, усовершенствовать систему права и, главное, механизма реализации законодательства, устранив при этом «двойные стандарты» правоприменительной практики, усилить борьбу с коррупцией в правоохранительных органах, повысить нравственный уровень в стране, а все указанные меры невозможно осуществить без высоконравственных и хорошо подготовленных специалистов в области юриспруденции.
Таким образом, повышение качества подготовки специалистов в области юриспруденции в настоящее время является проблемой государственной важности.
На необходимость принятия мер по повышению профессионального уровня юридических кадров и мер, связанных с улучшением качества преподавания юридических дисциплин в вузах неоднократно указывал, будучи сам юристом по образованию, Президент РФ Д. А. Медведев2.
В то же время усиление внимания к вопросам контроля качества правового образования безотносительно философии качества образования и его концепций не приносит желаемых результатов, о чем свидетельствует авторитетное высказывание академика Б. С. Гершунского: «Качество образования – понятие емкое и многоаспектное. На мой взгляд, оно не может и не должно рассматриваться только на основе собственно образовательных параметров, поскольку образование – это широкая социально-экономическая и социально-культурная категория. Это одна из наиболее важных сфер любого общества и государства. Качество образования определяет экономический, интеллектуальный и нравственный потенциал любой страны. Поэтому совершенно очевидно, что оцениваться качество образования должно не только с помощью промежуточных собственно педагогических и образовательных параметров, критериев, но и с помощью критериев, находящихся вне сферы образования. В этом смысле качество образования коррелирует с такими глобальными категориями, как уровень жизни, экономический потенциал страны, динамизм общества, способность его адаптироваться к изменяющимся условиям в мире и т. п. Всевозможные срезы, тесты, международные конкурсы, олимпиады могут дать лишь промежуточный результат…»1.
Необходимо отметить, что в настоящее время в научной литературе встречаются различные определения понятия «качество образования». В результате анализа многообразия подходов к исследованиям проблем качества образования и их оснований Л. Н. Давыдова2, а затем В. Воротилов и Г. Шапоренкова3 выделяют пять основных групп исследователей, имеющих свои особенности трактовки понятия «качество образования».
Первая группа исследователей ориентирована на соответствие ожиданиям и потребностям личности и общества (С. Е. Шишов, В. А. Кальней, А. И. Моисеев, Е. В. Яковлев). При этом качество образования определяется по совокупности показателей результативности и состояния процесса образования (содержание образования, формы и методы обучения, материально-техническая база, кадровый состав и пр.).
Вторая группа опирается на сформированный уровень знаний, умений, навыков и социально значимые качества личности (Е. В. Бондаревская, Л. Л. Редько, Л. А. Санкин, Е. П. Тонконогая). Параметрами качества образования для них выступают социально-педагогические характеристики (цели, технологии, условия, личностное развитие).
Третья группа акцентирует внимание на соответствии совокупности свойств образовательного процесса и его результата требованиям стандарта, социальным нормам общества, личности (В. И. Байденко, В. А. Исаев, Н. А. Селезнева, А. И. Субетто). Качество образования определяется для них интегральной характеристикой и процесса, и результата, и системы.
Четвертая группа рассматривает в качестве критерия соответствие результата целям образования, спрогнозированным на зону потенциального развития личности (М. М. Поташник, В. М. Полонский, В. П. Панасюк, А. П. Крахмалев). Качество образования рассматривается при этом как совокупность характеристик образованности выпускника.
Пятая группа выделяет способность образовательного учреждения удовлетворять установленные и прогнозируемые потребности (Г. А. Бордовский, Т. Н. Шамова, П. И. Третьяков, Г. Е. Володина). Качество образования здесь рассматривается как свойство, обусловливающее способность образовательного учреждения удовлетворять запросы потребителей разных уровней.
Необходимо особо отметить, что понятие «качество образования» активно применяется также в контексте проблем социальной философии и, в частности, проблем философии образования. При этом педагогическая специфика качества образования отличается от его социально-философской специфики, поскольку педагогика и философия образования (являющаяся подобластью социальной философии) имеют разные объекты и предметы исследования. Как справедливо отмечает Н. В. Наливайко, «…педагогика как наука сама по себе не решает вопросы о смысле и предназначении образования, об общих его тенденциях и закономерностях, о его ценностях и путях их культивации, взаимосвязи образования и общества, человека и среды и др. Мы уверены в том, что только в философии образования может быть четко очерчен круг вопросов концептуализации образования. Педагог, размышляющий об общих вопросах цели, смысла, тенденций образования, обязан исходить из философской концепции»1.
Социальная философия исходит из положения о том, что уровень развития общества полностью определяет уровень системы образования. Поэтому с позиций социальной философии качество образования можно определить как степень удовлетворенности общества системой образования.
Если же качество образования исследуется на практике, применительно к конкретным условиям, то исследователи прежде всего акцентируют свое внимание на том, что нужно от образования различным «заинтересованным сторонам» – личности, работодателям, вузам, обществу, государству2.
В результате анализа приведенных выше точек зрения на качество образования можно выделить основные элементы, на которые в целом «опирается» качество образования: цели и содержание образования; уровень профессиональной компетентности преподавательского персонала; состояние материально-технической и информационной базы процесса обучения. При этом составляющими качества образования можно считать качество содержания образования; методов обучения и воспитания; образованности личности.
Кроме этого существует целый ряд переменных компонентов качества образования: содержание образования; формы организации учебного процесса; педагогические технологии, подготовка и переподготовка кадров; мотивация сотрудников образовательного учреждения; качественный состав абитуриентов; качество образовательных программ; уровень профессиональной подготовки преподавателей; технология обучения; отношение студентов к учебе и др.
В современных экономических условиях новой нормой поведения становится тезис «от образования на всю жизнь» к «образованию через всю жизнь», выражающийся в способности к непрерывному самообучению. Это означает, что современное образование – это не просто передача некой этически нейтральной информации, сведений об окружающем человека мире, но прежде всего ответ на вопрос, как надо правильно жить в этом мире, особенно в современную эпоху бурного развития научно-технического прогресса.
В настоящее время студент отправляется в образовательное учреждение, в конечном итоге, не только за знаниями. Он рассматривает образовательное учреждение как достаточно тяжелый, но единственно возможный путь к новому, приемлемому для него качеству жизни. Умение выстраивать новое качество собственной жизни – вот содержание желаемой образовательной услуги, результата образовательного процесса. В таких условиях качество правового образования приобретает первостепенное значение, поскольку именно качественное правовое образование позволит со временем сформировать методологические основания формирования толерантности и правовую базу толерантности в нашей стране. При этом качество правового образования необходимо должно включать нравственную составляющую, поскольку только нравственный специалист способен проявлять толерантность по отношению к своим коллегам и окружающим его людям. Только с помощью развития нравственной составляющей можно организовать эффективное антикризисное управления качеством правового образования в нашей стране в современный период.