А. К. Абрамян молодежные субкультуры как социальное явление

Вид материала

Документы

Содержание Гендерные стереотипы в германии Библиографический список Философские основания анализа Библиографический список

Подобный материал:

• Молодёжные субкультуры, 658.11kb.
• -, 733.8kb.
• Литература по теме «Молодежные субкультуры», 14.86kb.
• Молодежные субкультуры, 20.58kb.
• -, 45.87kb.
• Реферат: "Современные молодежные субкультуры", 94.23kb.
• Программа курсов повышения квалификации «Молодежные субкультуры» (17-19 ноября 2011, 31kb.
• -, 254.26kb.
• Система как философское понятие- это некое целостное явление, состоящее из частей(элементов),, 143.68kb.
• Исследование молодежных субкультур г. Барнаула методом фокус-групп, 1873.53kb.

Л.Н. Надолинская


ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В ГЕРМАНИИ


Как известно, в современном мире образы должного и недолжного, приемлемого и неприемлемого для отношений мужчин и женщин сделались иными. В общественном сознании и в культуре стали складываться новые образы Мужчины и Женщины, не полностью совпадающие с предыдущими. И даже, например, сама Любовь как некий идеал гармонии получила новое прочтение и в сознании масс, и под пером теоретиков. Она потеряла ту идеализированность, которая была свойственна ее облику в прежние эпохи.

В настоящее время гендерное измерение получают все уровни общества, поэтому категория «гендер» оказывается в фокусе внимания различных наук, становясь, таким образом, темой междисциплинарных исследований (социологических, философских, психологических, политологических, экономических и правовых).

До середины ХIХ века в культуре и в массовом сознании преобладал патриархальный стереотип в отношениях между мужчиной и женщиной, согласно которому, активность полностью принадлежала мужчине. На рубеже XIX – XX веков возникает в явной форме новый фемининный стереотип. Он предполагает реализацию в женском поведении момента активности и самостоятельности, утверждает культурное равенство полов, несмотря на естественный половой диморфизм. В лучшем своем проявлении фемининный стереотип приводит к формированию гармоничного парнерского стереотипа, а в худшем - эклектического стереотипа. Он характеризуется столкновением и смешением в сознании человека старого, маскулинного и нового фемининного стериотипа и попытками их механически совместить.

В качестве примера мы рассмотрим стереотипы в отношениях мужчин и женщин в ведущей стране Европы – Германии, где набор гендерных ролей совмещен и смешан. 

Долгое время, вследствие укорененной патриархальной традиции в Германии, женский пол был зажат в традиционных тисках трех «К» – Kinder, Kirche, Kueche (дети, церковь, кухня). Улучшение социальных позиций женщин в обществе началось в послевоенные годы. Борьба женщин за равноправие в полном объеме в ФРГ началась с 1958 года, когда было отменено правило, согласно которому, замужние женщины могли работать по найму только с разрешения своих мужей. В конце 60-х годов женщины расширяют запретные зоны – декриминализируются однополые отношения, признаются внебрачные отношения и равноправие внебрачных детей, усиливается наказание за насилие в отношении женщин.

Начавшийся в странах Запада процесс модернизации экономики привел к расширению форм занятости для женского пола, возрастанию роли образования, улучшению социальной мобильности женщин. Таким образом, высвободив себе пространство для личной свободы, немецкие женщины обрели возможность и способность самостоятельно распоряжаться своим жизненным пространством.

В связи с существованием почти пол века двух разных Германий, в социалистической части происходили те же процессы женской эмансипации и феминизации, как и в СССР. С одной стороны, женщина была вынуждена работать на благо социалистического государства, а с другой стороны, женщины уже понимали, что старые тиски трех «К» только ограничивают ее свободу и не дают полноценно развиваться.

После объединения двух Германий вначале 1990-х женский пол начал осваивать политическое поле. Немецкие женщины постепенно добились квотирования в политических партиях и организациях (Бундестаге, Бундесрате, в земельных парламентах), где 30-50 % занимаемых мест должно принадлежать женскому полу.

Больших успехов немецкие женщины добились в действующем в настоящее время правительстве Ангелы Меркель. Почти половина правительственных портфелей принадлежит женщинам (40 %).

Необходимо отметить, что такие достижения женского пола в Германии носят ограниченный рамками квотирования характер. Там, где нет рамок квотирования, позиции женщин слабы и ущемлены. Так, в 2008 году, например, среди начинающих учебу в вузах страны женский пол составлял 49 %, среди выпускников их доля возросла до 54 %, среди кандидатов наук (в Германии - докторов) было 41 %, а среди докторов наук (в Германии – защитивших докторскую диссертацию) – 22 %. Профессорами высшей категории стали всего лишь 10 % женщин. Ситуация в крупном и среднем бизнесе еще сложнее, в первом почти отсутствуют женщины и вся власть принадлежит мужчинам.

Но, здесь необходимо отметить как положительные, так и отрицательные аспекты. С одной стороны, автономизация, свобода выбора, мобильность в жизни немецкой женщины в настоящий момент привели к тому, что материнство и семья стали являться лишь одной из нескольких составляющих идентичности женщины. Современные рыночные отношения, диктуют и требуют жесткого подчинения, удерживая человека на поводке мобильности и полной профессиональной самоотдачи, они беспощадно подтачивают сферу семейных отношений, заставляют разрываться между личной и профессиональной жизнью. Немцы все реже вступают в брак, предпочитая гражданское партнерство, иногда и не предполагающее совместного проживания. Согласно госстатистике за 2008 год, 42,6 % домашних хозяйств в Германии состоят из одного единственного человека. В крупных городах этот показатель составляет более 50 %. Совместное проживание зачастую невозможно по объективным причинам, хотя современное налоговое законодательство стоит на защите семейных ценностей, так например, в Германии имеются 5 налоговых классов, в рамках которых люди платят налоги с заработанных сумм и самые выгодные из них: 3-4 класс – это классы для семейных людей, а не по субъективным причинам (эгоистичность, приоритет личной свободы над интересами семейного союза). В поисках работы по специальности люди вынуждены сегодня вести кочевой образ жизни и передвигаться из одного региона страны в другой и, иногда, уезжать за границу. До места работы иногда приходится ежедневно добираться до 150 км. Такая ситуация иногда толкает людей жить на два дома (одно жилье снимается непосредственно в том населенном пункте, где есть работа) и только на выходных и праздниках появляется возможность приехать домой к семье. Есть и множество других вариантов современного кочевничества. По данным Европейского Союза более половины европейцев ведут такой образ жизни.

Переезжая с места на место, мужчины и женщины откладывают на неопределенный срок момент создания семьи и рождение детей, зачастую так и не заимев ни того, ни другого. Современная Германия с ее коэффициентом рождаемости занимает одно из последних мест в Европе. И если бы не эмигранты, в семьях которых рождается большое количество детей в стране, демографический спад наблюдался бы еще четче. Но в 2010 году должна вступить в действие новая программа Правительства Ангелы Меркель по сокращению расходов в связи с мировым экономическим кризисом. В ней, в отличие с программами Российского Правительства по борьбе с демографическим кризисом, Правительство фрау Меркель отменяет все специальные деньги (родительские пособия для воспитания ребенка до 2-3 лет), если женщина не работала и была до беременности дома (как большинство эмигрантов-женщин). Эти нововведения послужат дальнейшему прогрессивному спаду рождаемости в Германии и к чему это приведет в дальнейшем, можно только догадываться.

В Германии, уход за детьми традиционно считался частным делом, преимущественно достоянием семьи. Государство, бизнес и общественные организации почти всегда держались на почтенной дистанции от этого дела. Государство, школьная система дистанцируются и не помогают в полном объеме семье в воспитании и образовании детей. Так, например, собрания в обычной школе (Haubtschule) проходят очень редко (один-два раза в год), родители практически не имеют возможности контролировать текущую успеваемость ребенка, оценки выдаются по окончанию полугодия. Встреча с классным руководителем возможна только в его дневное рабочее время, когда родители также находятся на работе и не имеют возможности встретиться. Дети и родители находятся на одном берегу реки, а школа и учителя – на другом. Практически всегда, в любой спорной ситуации прав будет учитель. Но это только часть проблем, с которыми сталкиваются семьи в своей жизни в Германии.

Долгое пребывание женщин под мужской властью привело, с началом постиндустриальной эпохи, к эффекту распрямления туго сжатой пружины – появлению жесткого, радикального феминизма. В Германии развернулась настоящая война полов, которая привела к конфликтам между мужчинами и женщинами в политической и социальной жизни. Нужно отметить, что инициатива идет не только со стороны женщин, но теперь уже и со стороны мужчин. Они не собираются загонять женщин обратно – в сферу трех немецких «К». Напротив, они выдвигают идею абсолютного равноправия, точнее, еще более усиленного квотирования. Женщинам любезно предоставляется право на 50 процентное занятие рабочих мест, связанных с тяжелым физическим трудом, вредным для здоровья производством, опасной для жизни воинской службой (по контракту).

В большинстве случаев в среде немецких женщин, в отличие от женщин восточной Европы, не приветствуется элегантная женская одежда, обувь на высоких каблуках, приталенные наряды с декольте и яркий макияж. Наоборот, такая одежда считается атрибутом женщин, которые с помощью таких «неестественных» средств планируют составлять в обществе или на рынке труда конкуренцию мужчинам, или является атрибутом представительниц древнейшей профессии. 

Отголосками феминисткой борьбы за равноправие является нейтральное отношение к женщине в обществе. Так, проявить джентльменские качества по отношению к женщине (подать руку или уступить место в транспорте, помочь открыть тяжелую дверь, поднести тяжелые сумки к машине, расплатиться в ресторане, оказать другие знаки внимания) у мужчин практически нет никакой возможности, поскольку намек на отношение женщины к слабому полу, может быть расценен как оскорбление.

В середине прошлого века феминистские идеи прорвались не только в социальную и экономическую сферу немецкого общества, но и в правовую и законодательную систему. В настоящее время, в начале XXI века происходит постепенное освобождение мужчин от некоторых жестких, гнетущих правовых форм. Так, например, ранее при разводе мужчин и женщин, мужчина в большинстве случаев обязывался выплачивать денежное пособие на жизнь женщины, которая получала полную свободу действий. Она могла иметь гражданские отношения с новым мужчиной, не работать и жить в свое удовольствие. А мужчина не имел возможность (материальную), чтобы образовать новую семью или воспитывать новых детей. В настоящее время, эта норма смягчена и если женщина находится в трудоспособном возрасте, тогда она сама обязана себя содержать после развода.

Еще один аспект в рамках этой темы хотелось бы затронуть. Гендерные стереотипы в немецком языке теснейшим образом связаны с эволюционными процессами в обществе. Как известно, проблемы взаимоотношения языковых и социальных структур неотделимы.

Так, в современном немецком языке "профессиональная деятельность человека" является одним из наиболее важных аспектов, характеризующих человека. Язык пополняется особенно интенсивно ввиду многообразия и изменчивости отношений, в которые вступают мужчины и женщины в процессе своей жизнедеятельности. Происходящие научные и технические изменения в сфере труда и профессиональных приоритетов, появление новых сфер деятельности, стали сигналом к возникновению большого количества новых профессий дифференцированных по половому признаку.

Произошедшие существенные изменения в социальном и профессиональном статусах женщин и их утверждение в таких "мужских" сферах профессиональной деятельности, как бизнес, таможенная, пожарная служба и политическая деятельность потребовали отражения женской профессиональной деятельности в языковых структурах посредством создания соответствующих новых определений.

Новые наименования женских профессий выполняют важную социальную функцию в обществе. Они способны показать женскую потенциальную возможность заниматься нетрадиционными для них профессиональными занятиями, разрушить устаревшие патриархальные стереотипы, преодолеть предубеждения и страхи.

Важно отметить работы таких немецких ученых (Зента Трёмель-Плётц, Ингрид Гюнтеродт, Марлис Хеллингер, Луиза Ф. Пуш), которые способствовали развитию в Германии гендерных учений различных направлений. По мнению представителей феминистской языковой критики, лингвистический "сексизм" имеет место в тех случаях, когда игнорируются женщины и их достижения, подчеркивается зависимое или подчиненное положение женщины по отношению к мужчине, женщина показана в типично "женских" социальных ролях. Например: Hans Mueller ist Generaldirektor, seine Frau ist Kindergartnerin. То есть он генеральный директор, а ЕГО жена – работает в детском саду.

В современном немецком языке, на наш взгляд, еще существует налет патриархальности. Если мы хотим обратиться к замужней женщине, то мы должны сказать: «Frau Schmidt» (женщина или жена Шмидта – мужчины). Имя женщины обезличивается. Она является женой мужчины и только его фамилия существует. Здесь нет обращения к ней по имени, только его фамилия звучит постоянно при приветствии, прощании, обращении. Замужняя женщина в языковых формах существует как пуговица на одежде мужчины.

Также интересна проблема суффиксов в немецком языке и их гендерная составляющая. Здесь, наоборот, иногда происходит перекос в другую сторону. Не политкорректно будет выглядеть, если в публичной речи, статье или официальном документе, будет употребляться лишь существительное мужского рода для обозначения какой-либо социальной группы. Все должно быть сбалансировано и соответствовать. Профессору (der Professor) – мужчине соответствует профессорша (die Professorin) – женщина, врачу (der Arzt) – врачиха (die Arztin), шоферу (der Fahrer) – шофериха (die Fahrerin), канслеру (der Kanzler) – канслерша (die Kanzlerin).

Итак, гендерная тематика становится как никогда актуальной для исследователей, ибо в ходе ХХ века резко изменилась социальная и культурная среда, в рамках которой складываются формы и стереотипы человеческих взаимоотношений, трансформировались культурные смыслы: то, что было очевидным, ставится под вопрос, то, что раньше отвергалось, обретает статус общепринятой нормы.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Азарова Е.А. Проблема гендерных стереотипов в моральном сознании: дис. … канд. филос. наук. СПб., 2000.

2. Алешина Ю.А., Волович А.С. Проблемы усвоения ролей мужчины и женщины // Вопросы психологии. 1991. № 4.

3. Ануфриева Е.В. Фемининность как форма гендерного сознания: дис. … канд. филос. наук. Волгоград, 2001.

4. Воронина О.А. Феминизм // 50x50. Словарь нового мышления. Москва; Париж, 1990.

5. Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Исследования женщин и гендерные исследования на Западе и в России // Общественные науки и современность. 1999. № 4.
   

6. Орионова В.В. Гендерная картина мира как социально-философская проблема // От мужских и женских к гендерным исследованиям: мат-лы Международ. науч. конф. 20 апреля 2001. Тамбов, 2001.

7. Спендер Д. Мужчина создал язык // Введение в гендерные исследования. Ч II. Хрестоматия / под ред. С.В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С. 774-783.

8. Ярнатовская В.Е. Грамматический род имен существительных в немецком языке. М.: Учпедгиз, 1956. 80 с.

9. Hellinger M. Kontrastive feministische Linguistik. Ismaning,1990. S. 37.

10. Hellinger M., Bierbach C. Eine Sprache fur beide Geschlechter. Bonn, 1993. S. 9.

11. Oksaar E. Sprache und Gesellschaft. Dusseldorf, 1992. S. 23.

12. Pusch L F. Alle Menschen werden Schwestern. Frankfurt/Main, 1990. S. 92-99.

13. Спендер Д. Мужчина создал язык // Введение в гендерные исследования. Ч II:

14. Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М.: Институт социологии РАН, 1999.

15. Ярнатовская В.Е. Грамматический род имен существительных в немецком языке. М.: Учпедгиз, 1956. 80 с.

16. Бинович Л.Э., Гришин Н.Е. Немецко-русский фразеологический словарь. М.: Русский язык, 1975. 827 с.


С.А. Петрушенко


ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ АНАЛИЗА

ПРОБЛЕМЫ ИНТЕГРАЦИИ БИОЛОГИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ


Философия биологии исходит из положения о том, что современный подход к решению биологических проблем требует объединения естественнонаучного и гуманитарного знания на четко определенной концептуальной основе. Однако методологические установки этих двух групп наук не идентичны. Основные гносеологические принципы естествознания – это индуктивизм, универсализм и редукционизм. В то же время гуманитарный способ познания может быть охарактеризован как «субъективированное понимание потока явлений» (рассматривая понимание как основной гносеологический принцип гуманитарных наук, «субъективность» – как социально обусловленную интерпретацию и «поток явлений» как исторический способ описания [5, 278]). Простое объединение столь разных методологических подходов невозможно. До сих же пор все попытки выработать единые для естественных и гуманитарных наук принципы получения знания оказывались неудовлетворительными.

Новый, современный этап в развитии философии биологии демонстрирует синтез логики и методологии науки с культурологическими подходами. Если в классической философии биологии основным предметом изучения были связи биологии с физикой, кибернетикой и другими точными науками, то в настоящее время внимание исследователей переключилось на связи биологии с социальными и гуманитарными науками.

Произошло «переключение парадигмы» от односторонней аналитической ориентации к универсальному эволюционизму, создающему условия для будущего, более широкого, чем нынешний, эволюционного синтеза науки и культуры. Этот путь предполагает переход от статики к концептуальным изменениям и их социокультурному контексту, от логицизма к плюрализму концепций и альтернативности мышления. Наряду с проблемой истинности внимание специалистов в последнее время начинают привлекать такие традиционно философские вопросы, как проблемы значения и логического вывода. В этих условиях поиск однозначного истинного объяснения, противостоящего разного рода заблуждениям, уступил место ситуативному, диагностическому мышлению, умеющему понять смысл происходящих событий и прогнозировать неоднозначное развитие сложившейся на данный момент ситуации. В развитии биологического знания возросло значение мысленного эксперимента. Историческое мышление, детерминирующее настоящее и будущее прошлым, уступило место поискам традиций.

Эти общие тенденции проявились в анализе конкретных логико-методологических проблем биологии, среди которых одной из центральных является проблема дисциплинарной интеграции в биологии. В философии биологии ХХ века можно выделить три основных этапа изучения интегративных процессов.

Первый этап – это развиваемая на базе логического позитивизма концепция единства науки, основанная на принципах редукции и физикализма (30–60-е годы). Второй этап – это фронтальное изучение интегративных процессов в биологии (60-70-е годы). Специальному исследованию были подвергнуты интегративные функции теоретических, методологических и философских оснований биологии, принципы интегратизма в их соотношении с редукционизмом и композиционизмом, направления, формы и уровни интеграции [2, 59]. Основным итогом этих исследований стало выявление связей процессов интеграции с основными тенденциями развития биологии, а также установление многопланового характера интеграции биологических знаний, различных «плоскостей» и уровней интеграции. Была обнаружена множественность «центров» интеграции, взаимная дополнительность ее альтернативных форм, неразрывная связь интеграции и дифференциации. Эти исследования преодолели узость и ограниченность позитивистской концепции единства науки. В российской философской и биологической науке исследования этого плана велись широко и интенсивно.

Третий, современный этап исследования интеграции в биологии не столько отрицает, сколько продолжает ту линию, которая была намечена в 60–70-е годы. Для современных авторов в этой области также характерно критическое отношение к логическому позитивизму и признание многоплановости интегративных процессов. Наиболее радикальной является мысль о существовании принципиальных границ междисциплинарной интеграции. Представление о дискуссиях, которые ведутся в этой области, дает полемика между Вимом ван дер Стином, сотрудником биологического и философского факультетов Свободного университета (Амстердам, Нидерланды) и Ричардом Бьюриеном, сотрудником Центра изучения роли науки в обществе Вирджинского политехнического института и государственного университета в Блэксбурге (США).

Ван дер Стин оспаривает точку зрения, согласно которой междисциплинарная интеграция является идеалом развития науки. Он утверждает, что эта точка зрения возникла на базе ортодоксальной философии науки – логического позитивизма. Он полагает, что междисциплинарная интеграция имеет фундаментальные ограничения, и ее значение сильно переоценивают. В гораздо большей степени мы нуждаемся в дисциплинарной дезинтеграции [4, 390].

Классический образ науки включает два основополагающих элемента – всеобщность и последовательность. Понятие всеобщности связано с законами природы, которые, как предполагается, исследует наука. Согласно классической философии науки, законы природы являются всеобщими по своей форме, по степени обоснованности (валидности) и не предполагают упоминаний об отдельных индивидах или особых обстоятельствах места и времени. Кроме того, общий закон отличается от частного по сфере своего применения. Науку интересуют не отдельные законы, а их взаимосвязь, которая раскрывается научными теориями. Иными словами, помимо законов наука высоко ценит их когерентность.

Наиболее строгой формой когерентности является дедукция. Таким образом, в идеале теория представляет собой дедуктивно организованную группу законов, а дедуктивная связь между теориями выражается в форме теоретической редукции. Отсюда следует конечный идеал единой унифицированной науки, состоящей из дедуктивно связанных между собой дисциплин. Таковы основные положения нормативной философии науки.

С точки зрения У.ван дер Стина ортодоксального представления о науке больше не существует. Сложные явления, изучаемые такими науками, как биология, могут быть охвачены только «локальными», а не общими теориями. Многие философы утверждают, соответственно, что старые философские нормы неадекватны ввиду налагаемых наукой ограничений (У. Бехтель, Р. Бьюриен, К. Шаффнер и др.). Это равносильно повороту от нормативной к более описательной философии науки.

То же самое можно сказать и о когерентности. Идеал только дедуктивных связей между законами, теориями и научными дисциплинами был отвергнут сначала наукой, а затем философией. Несмотря на то, что логически нестрогие формы когерентности все еще сохраняют свою привлекательность для естествоиспытателей и философов, в большинстве случаев они уже не принимают сложившуюся в логическом позитивизме парадигму когерентности – теоретическую редукцию (Д. Халл), хотя некоторые из них создают модифицированные парадигмы редукции (например, К. Шаффнер).

У. ван дер Стин различает две формы интеграции – периферийную и сущностную. Первая из них подразумевает использование различных научных дисциплин для решения одной и той же проблемы, которая затрагивает периферию, а не центры научных теорий. Вторая включает в той или иной форме объединение теорий. Различия между этими двумя формами интеграции он не считает очень резкими.

Периферийная интеграция широко распространена в науке. В частности, ею пользовался Ч.Дарвин. Когда он доказывал сам факт эволюции и реконструировал ее пути, то пользовался данными таких различных наук, как биология развития и биогеография, не создавая при этом теории, объединяющей все упоминаемые им области.

Теории из разных научных дисциплин интегрировались в контексте эволюционной биологии. Именно поэтому мы говорим о «синтетической» теории эволюции [6, 33]. Однако современный теоретический синтез не охватывает всех дисциплин, которые потенциально имеют дело с процессом эволюции. Более того, попытки отыскать одну интегративную теорию, охватывающую всю науку в целом, теперь считаются ошибочными. Нужны независимые друг от друга теории в существующих отдельно друг от друга дисциплинах, с ограниченным количеством переходов через дисциплинарные границы.

Разделение науки на научные дисциплины ставит перед учеными проблемы, которые нельзя разрешить в рамках одной, отдельно взятой дисциплины. Однако это обстоятельство не означает, что необходима существенная интеграция теорий. Во многих случаях достаточно каких-либо видов периферийной интеграции. Желательность сохранения междисциплинарных границ – это один из доводов против чрезмерного интегратизма. Но есть и другой довод, имеющий методологический характер. Интеграция стремится максимально выделить одну специфическую методологическую особенность теорий – их когерентность. Однако теории должны также удовлетворять многим другим методологическим критериям (простота, сила объяснения и т.д.).

Трудно представить себе, чтобы все эти критерии удовлетворялись в одно и то же время. Поэтому философы, занимающиеся междисциплинарной интеграцией, должны выявлять условия, содействующие ей, и формулировать оценочные критерии. Оценка – это нормативная деятельность. Если оценка в достаточной степени объективна, то мы ожидаем не только положительных, но и отрицательных результатов. В настоящее время оценки в области междисциплинарной интеграции явно пристрастны: все обращают внимание только на успешные примеры интеграции. На самом деле в науке широко распространена псевдоинтеграция – явление, требующее нормативного философского подхода.

У. ван дер Стин приходит, таким образом, к выводу, что нельзя говорить об однонаправленном прогрессе науки. Теории, которые создают ученые, интегративные или частные, всегда служат частным целям, которые меняются во времени.

Р.Бьюриен оспаривает взгляды и аргументы У. ван дер Стина по поводу когерентности и междисциплинарной интеграции в биологии. Он утверждает, что норма унификации знаний в биологических дисциплинах служит и должна служить основным средством усовершенствования биологического познания с точки зрения его содержания. Эти нормы являются долгосрочными, они не имеют немедленного действия. В чем-то они слабы, в чем-то случайны. Однако в некоторой средней перспективе они в значительной мере формируют – и должны формировать – направление и результат исследования.

Р.Бьюриен различает два уровня методологического анализа междисциплинарных проблем – нормативный средний уровень и локальный. Различия между этими двумя уровнями обусловлены различием целей исследования, которые могут быть либо краткосрочными, достигаемыми немедленно, либо долгосрочными, достигаемыми лишь в конечном итоге. На среднем уровне цели долгосрочны, хотя достигаются локальными способами, т.е. на базе анализа конкретного содержания биологических дисциплин. В краткосрочной перспективе эти цели не стоит принимать во внимание.

На локальном уровне проблемы частично перекрывающих друг друга дисциплин решаются путем анализа специального содержания рассматриваемых теорий и дисциплин, а, возможно, и выполнением соответствующих экспериментов. Когерентность и унификация, с его точки зрения, – это нормы среднего ранга. Они играют решающую роль для развития биологического познания. Основное внимание Бьюриен уделяет не отдельным случаям удачной или неудачной интеграции, а нормативной методологии.

Ценность той или иной методологической схемы зависит как от ее целей, так и от имеющихся в ее распоряжении знаний и методик. В большинстве случаев общие цели биологического исследования, например, описание физиологического механизма, применение данных, полученных из различных источников, к оценке конкурирующих между собой теоретических объяснений, требуют, чтобы ученые в конечном итоге достигли когерентности между различными научными описаниями того или иного явления, а также между этими описаниями и теоретическими объяснениями. Они должны также научиться трансформировать соответствующую проблему таким образом, чтобы можно было не принимать во внимание одну (или более) из конкурирующих описаний или теорий.

В качестве примера интеграции можно рассмотреть пути взаимодействия социального и биологического знания в решении проблем социоэкологии человека. Распространение в науке и бытовом сознании «экологического стиля мышления» способствовало формированию нового научного направления, объединяющего в действительности целую группу дисциплин – экологии человека. Центральной в этой группе является, по-видимому, социоэкология человека, исследующая закономерности и механизмы взаимодействия общества и природы. И по своему предмету, и по подходам к решению отдельных вопросов социоэкология междисциплинарна, и поэтому в ней отчетливо отражены современные интегративные тенденции в развитии естествознания и гуманитарных наук.

Социоэкологический подход к решению современных проблем человека требует объединения естественнонаучного и гуманитарного знания на какой-то определенной концептуальной основе. Однако методологические установки этих двух групп наук не идентичны. Основные гносеологические принципы естествознания – это индуктивизм, универсализм и редукционизм, тогда как гуманитарный способ познания может быть охарактеризован как «субъективированное понимание потока явлений» (рассматривая понимание как основной гносеологический принцип гуманитарных наук, «субъективность» – как социально обусловленную интерпретацию и «поток явлений» как исторический способ описания [1, 36]). Простое объединение столь разных методологических подходов невозможно. До сих же пор все попытки выработать единые для естественных и гуманитарных наук принципы получения знания оказывались неудовлетворительными, поэтому проблема объединения знаний о человеке в рамках социоэкологического подхода достаточно актуальна и неизбежна.

Социоэкология человека возникла как попытка теоретического осмысления группы проблем, возникших в результате человеческой деятельности в последнее время. Как во всяком таком научном гибриде, противоречия развития вызваны преимущественно неадекватностью соотношения между множеством практически актуальных проблем и предлагаемой или наличной теорией. Предпринимаются активные попытки изменить это несоответствие, и сейчас наметились два пути интеграции естественнонаучного (в частности биологического) и гуманитарного (или социального) знания. Во-первых, это создание общей теории социоэкологии человека (теории природно-социальных взаимодействий). Второй, и более простой путь – это формирование концепций в рамках смежных дисциплин с целью решения отдельных проблем. Поскольку очевидно, что в современной социоэкологии невозможно гносеологическое единство, следует признать оба подхода перспективными на этом этапе развития.

Первый подход наиболее полно реализуется в разработке концепции «систем жизнеобеспечения» («моделей жизнеобеспечения»). Идеология этого подхода – установление детерминант природно-социальных взаимодействий. Социальные институты (или вся социальная система) рассматриваются как результат взаимовлияния среды и формы хозяйствования, экологических условий и исторического развития. В самом подходе выделяются два смежных направления: глобальный и метатеоретический. На уровне «глобальных моделей» разрабатывается система понятий, характеризующих принципы взаимодействия общества и природной среды. В этом направлении наиболее важные результаты получены Э.С. Маркаряном. Построенная им теория культуры (в широком смысле) как реально функционирующей и развивающейся системы «базируется на вскрытии функционального инвариантного свойства любых культурных явлений – служить в качестве надбиологических средств различных сторон человеческой деятельности» [3, 6], Выделяются три основные подсистемы культуры: социо-регулятивная, природно-экологическая и общественно-экологическая. Они рассматриваются как дополнительные и необходимые компоненты любого общества. Такой подход служит реальным основанием для операционной разработки концепции систем жизнеобеспечения, т. е. позволяет осуществить переход на следующий уровень теоретического анализа. Этот метатеоретический уровень – второе направление в разработке общей концепции социоэкологии.

В то же время этот теоретический подход, развиваясь почти исключительно на естественнонаучной почве, оказался в известной мере ограниченным, поскольку развитие и функционирование социальных институтов необходимо рассматривается как результат природно-социальных взаимодействий. Общество в целом становится некоей формой адаптации человека к конкретным условиям среды на надбиологическом уровне. Собственно социальные аспекты становятся производными экологических и экономических факторов.

Второй путь интеграции социального и биологического знания основывается на анализе корреляций между условиями жизни отдельных популяций сообществ в изменяющейся природной и социальной среде и особенностями социальной организации и поведения человека. Такой подход следует рассматривать как необходимый первый этап для создания общей концепции социоэкологии.

Еще один пример – история создания теории Бидла-Татума «один ген – один фермент». Создавая свою гипотезу, авторы исходили из широко распространенной в начале сороковых годов нашего века представлений о белковой природе генов и механизме синтеза белка. Как оказалось впоследствии, ошибочными оказались не только эти цели, но и обосновывающие их представления о природе действия генов, характере соответствующих биохимических взаимодействий, кинетике клеточных реакций на введение новых источников углерода или антигенов и т.д. Причиной послужила разрозненность, обособленность научных дисциплин, причастных к изучению этих проблем. Чтобы исправить эти ошибки, потребовалось эксплицитно осознать, что внутридисциплинарные подходы к основной проблеме не смогут разрешить те трудности и противоречия технического и концептуального характера, с которыми столкнулись генетики, биохимики и цитологи, работая изолированно друг от друга. Поэтому потребовались исследования, в которых интегрировались генетические, биохимические и цитологические знания и подходы.

Можно предположить, что как только ученые осознают, что их цели при исследовании того или иного общего вопроса противоречат друг другу, это значит, что они сталкиваются с нормой более высокого порядка, в соответствии с которой они должны согласовывать свои расхождения. Таким образом, стандарт прогресса в науке заключается в том, чтобы достичь согласия между несовпадающими, противоречащими друг другу объяснениями тех или иных явлений. Этот стандарт базируется на желательности интеграции. Она, в свою очередь, предполагает, что, если сформулировать вопросы надлежащим образом, то будет только одна истина, которую можно, правда, описывать по-разному.

Ценность интегративной методологии состоит в том, что она позволяет выявить самые различные связи между вещами, свойствами, процессами, способами поведения, которые в разных случаях описываются по-разному. Она позволяет установить, почему соседние дисциплины недостаточно когерентны, описывая явления, находящиеся в их совместном ведении. Кроме того, она позволяет понять, как важна когерентность дисциплин при выработке общих исследовательских программ.

Таким образом, одной из важнейших инноваций в настоящее время служит введение принципов нормативности, оценочности, идеалов и целеполагания. Это позволяет выделить в науке не одну, а две фундаментальных, альтернативных друг другу тенденции – интеграции и дезинтеграции – и объясняет, почему интеграция далеко не всегда приводит к образованию целостной системы. Благодаря наличию этих альтернатив наука сохраняет свою открытость, незавершенность, способность к дальнейшему развитию.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Бернал Дж. Возникновение жизни. М., 2001.

2. Карпинская Р.С. Философские проблемы молекулярной биологии. М., 1971.

3. Маркарян Э.С. Принципы исследования истории культуры как системы // Изучение истории культуры как системы. Новосибирск, 1983.

4. Руденко А.П. Эволюционная химия и естественно-исторический подход к проблеме происхождения жизни // Журнал ВХО им. Д.И.Менделеева. 1998. Т. 25. № 4.

5. Плюснин Ю.М. Тенденции гуманизации естествознания // Проблемы гуманитарного познания. Новосибирск, 1996. С. 275-287.

6. Эйген М. Самоорганизация материи и эволюция биологических макромолекул. М., 2003.