Geum.ru

А. К. Абрамян молодежные субкультуры как социальное явление

Вид материалаДокументы

Содержание


Я.В. Коженко ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ПРАВОВАЯ АКТИВНОСТЬ ГРАЖДАН КАК ГЛАВНЫЙ ЭЛЕМЕНТ МЕХАНИЗМА ЭФФЕКТИВНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Экологический контроль.
Финансовый, экономический общественный контроль.
Политический общественный контроль.
Библиографический список
Антропологический дискурс
Библиографический список
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Я.В. Коженко




ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ПРАВОВАЯ АКТИВНОСТЬ ГРАЖДАН

КАК ГЛАВНЫЙ ЭЛЕМЕНТ МЕХАНИЗМА ЭФФЕКТИВНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ



В современной России политико-правовая активность является важным условием формирования институтов гражданского общества, в котором личность играет: приоритетную роль. Политико-правовая активность личности – одна из важнейших составных частей социальной активности, интенсивная деятельность индивида в сфере политики и права, государственного управления. Так, статья 3. Конституции РФ гласит о том, что единственным источником власти в России является ее многонациональный народ, который осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Политико-правовая активность граждан является залогом эффективного государственного управления, однако ее уровень из года в год падает, обрывая взаимообратную связь между обществом и государством. Очевидно, что даже инициатива создания такого института гражданского общества как Общественная палата РФ исходила не от народа, а от Президента РФ, что противоречит концепции правового государства предусматривающей проведение и инициативу реформирования не сверху в низ, а с низу в верх (не от государства к обществу, а от общества к государству). В этой связи, необходимо отметить, что безразличное отношение народа к механизму государственного управления является одним из подводных камней на пути реализации программных установок проводимой административной реформы.

По мнению И.В. Тепляшина политико-правовую активность, можно охарактеризовать рядом признаков. Во-первых, данная категория характеризуется активным общением с правом, выражающимся в систематическом участии в правотворческой деятельности государства через реализацию каждым гражданином своего субъективного избирательного права. Во-вторых, политико-правовая активность в процессе своего функционирования ориентируется на тесное взаимодействие с общечеловеческими ценностями и исходит именно от граждан. В-третьих, политико-правовая активность граждан заключается в психологической готовности к реализации права, в рамках которой у каждой личности должна присутствовать устойчивая убежденность в высоком назначении права [10].

Стоит особо подчеркнуть, что политико-правовая активность граждан в условиях построения сильного, демократичного, правового государства имеет ряд факторов своего развития. Это, прежде всего, правовое воспитание, правосознание и правовая культура. Сторонники второго подхода понимания категории политико-правовой активности выделяют следующие формы ее проявления.

Так, позитивная правовая активность – это сознательная деятельность субъектов, необходимый элемент социально-правового развития, деятельное участие человека в юридической жизни, характеризующееся его стремлением оптимизировать свои усилия и добиться высоких конечных юридически значимых результатов»1. Важными средствами реализации позитивной правовой активности в современной России должны стать всенародные обсуждения, общественные слушания, научные и общественные экспертизы, вопросы народного участия в формировании властных структур (явка на выборы) иные формы непосредственного участия граждан их объединений и организаций в правотворческом процессе.

«Негативная правовая активность – это осознанная, умышленная деятельность, форма юридического бытия индивидов и их групп, которые действуют, не считаясь с общеобязательными правилами поведения, и стремятся достичь любой ценой целей, противоречащих общественным и государственным задачам. Уровень негативной правовой активности – это показатель качественного состояния правовой жизни, эффективности проводимой государством правовой политики» [8].

Высшей формой позитивной активности граждан выступает инициативная деятельность – творческий, самостоятельный, на основе свободного волеизъявления осуществляемый процесс осмысления, создания и реализации каких-либо общественно значимых, полезных предложений, проектов и т.п. Инициатива является самым важным элементом процесса инициативной деятельности. Представляется, что граждане РФ в определенной степени обладает необходимым источником влияния на процесс государственного управления, однако им не пользуются (толи в силу ментальности, толи правовой безграмотности). Итак, инициатива состоит в том, что субъекты имеют возможность своими целенаправленными творческими, правомерными действиями вызывать к жизни права и обязанности, изменять или прекращать их, влиять на процессуальные правила их реализации в максимальной мере осуществлять свои права, свободы и законные интересы, имея целью достижение прогрессивных изменений, усовершенствований в правовой, политической системах общества, содействие их эффективному функционированию. Инициатива субъекта является ответом на потребности общественного развития: она выражает необходимость разрешения противоречий, без преодоления которых тормозится прогрессивное развитие общества.

Действующее законодательство РФ предоставляет населению возможность участия в реализации различных институтов народовластия, в т.ч. в новых для российского конституционализма правовых институтах демократии. Среди них особый интерес вызывает правотворческая инициатива граждан. Правотворческая инициатива граждан – проявление политико-правовой активности населения, выражающееся в юридически значимой возможности представителей территориальных публичных коллективов инициировать в установленных формах правотворческий процесс в пределах соответствующего уровня власти. Правотворческая инициатива позволяет выявлять реальные общественные потребности в правовом регулировании тех или иных отношений, учесть интересы групп граждан, стимулировать правовую активность населения. Необходимо отметить, что в практике нормативно-правового регулирования имеет место оперирование различными вариантами наименования института правотворческой инициативы граждан. Особое значение правотворческая инициатива граждан имеет на муниципальном уровне российской государственности. На уровне местного самоуправления право жителей на внесение правотворческих инициатив впервые получило закрепление в ст. 25 Федерального закона от 28 августа 1995 г. № 154-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» [1] в качестве права «народной правотворческой инициативы». В ст. 26 принятого одноименного Федерального закона от 6 октября 2003 г. № 131-ФЗ [5] используется термин «правотворческая инициатива граждан».

Содержание института правотворческой инициативы граждан составляет совокупность правовых норм, регулирующих процедуру осуществления в виде обязательной для рассмотрения в установленном законодательством и иными нормативными правовыми актами порядке инициативы граждан, направленной на регулирование общественных отношений посредством принятия нормативного правового акта.

Вместе с тем, современная конструкция нормативно-правового закрепления института правотворческой инициативы граждан в России не представляется четкой и прозрачной. Данная проблема обусловлена тем, что на практике отсутствует механизм реализации данного права, что сводит его к декларативной норме «сея смуту» правового нигилизма в сознании граждан. Итак, правотворческая инициатива предусмотрена законодательством лишь отдельных субъектов Российской Федерации. В результате рассматриваемое право не выступает равно гарантированным всех граждан России, проживающих на различных территориях. Тем не менее, необходимо отметить, что в последнее время все большую роль в выдвижении и реализации правотворческих инициатив граждан приобретает деятельность общественных объединений (на примере деятельности общественных палат и комитетов). Только наличие у граждан высокого уровня правовой активности будет способствовать совершенствованию качества правотворчества на всех уровнях, установлению надлежащей регламентации со стороны органов власти механизма правового регулирования. Открытость государства обществу и степень вовлеченности граждан в процессы его деятельности характеризуют в главных чертах эффективность осуществления государственного управления как демократического и социально-правового общественно-политического института.

Поскольку перед властными структурами встает задача приблизить государственный аппарат к гражданам и их организациям, сделать его работу более отрытой и укрепить отношения с общественностью, наладив многоплановые связи, ведение прямого диалога с гражданами так, чтобы добиться адекватного восприятия ими действий властей возрастает потребность в е тесном сотрудничестве между властью и обществом. Такое сотрудничество необходимо для обеспечения устойчивого социального развития России. Участие граждан в процессе осуществления государственного управления требует решения разноплановых задач: формирование «активного гражданина», осознающего свои собственные и общественно-государственные интересы; создание «ресурсных предпосылок» материальных средств, свободное социально-политические и профессиональные знания; упорядочение и расширение организационно-правовых форм участия и др. [9].

Современные управленческие методы базируются на информационной открытости государственных органов и активном вовлечение широкой общественности в процесс принятия и реализации решений. Поэтому участие граждан в государственном управлении обоснованно рассматривается в качестве одной из форм контроля общества за деятельностью исполнительной власти.

Общественный контроль за деятельностью государственных органов должен стать необходимым, нейтральным звеном, при помощи которого происходит не только простое наблюдение за деятельностью государственных органов, но в первую очередь охрана и защита прав и свобод человека. К основным задачам общественного контроля, по мнению Н.Ю. Бондарь, можно отнести: контроль за соблюдением нормативных предписаний государственными органами; контроль за соответствием законам правовых актов, издаваемых государственными органами; контроль целесообразности управленческих решений по организации и осуществлению деятельности государственными органами; контроль за соблюдением установленных для государственных органов запретов и ограничений, служебной дисциплины, своевременным и доброкачественным выполнением государственными органами возложенных на них обязанностей; контроль за соблюдением прав и свобод, охраняемых законом интересов граждан; контроль за рациональным распределением и использованием материальных, финансовых и иных ресурсов [7].

Итак, в последнее время в рамках административной реформы высшие должностные лица нашего государства (в частности в рамках борьбы с коррупцией, которая воцарилась во все сферах государственного управления) призывают граждан активно принимать участие в осуществлении общественного контроля как элемента управления государством. Однако призывы к активной гражданской позиции, реализации гражданского долга поднимая энтузиазм в обществе (повышающие его роль в механизме государственного управления), тут же разбиваю его в пропасти нормативных актов закрепляющих возможность реализации общественного контроля. В этой связи, возникают вопросы: кто, когда и как имеет право осуществлять общественный контроль? В чем заключается механизм реализации общественного контроля? Каковы его последствия? Анализируя законодательство Российской Федерации можно констатировать, что специального нормативного акта регламентирующего сущность общественного контроля нет. Идеи общественного контроля витают в различных законах РФ и подзаконных актах, тем не менее, ни один из них не дает даже определения общественного контроля. Очевидно, в России сложилась система косвенного правового регулирования определяющая его сферы. В этой связи только лишь проанализировав его результативность в этих сферах можно сделать вывод о том, является ли общественный контроль в России мифом или остается реальностью. Итак, к видам общественного контроля относятся:

Экологический контроль. Федеральный закон от 10 января 2002 г. N 7-ФЗ "Об охране окружающей среды" в ст. 68. Общественный контроль в области охраны окружающей среды (общественный экологический контроль) установил, что общественный контроль в области охраны окружающей среды осуществляется в целях реализации права каждого на благоприятную окружающую среду и предотвращения нарушения законодательства в области охраны окружающей среды. Он осуществляется общественными объединениями и иными некоммерческими организациями в соответствии с их уставами, а также гражданами в соответствии с законодательством. Результаты общественного контроля в области охраны окружающей среды (общественного экологического контроля), представленные в органы государственной власти РФ, органы государственной власти субъектов РФ, органы местного самоуправления [3], подлежат обязательному рассмотрению в порядке, установленном законодательством. Однако они имеют рекомендательный характер. Здесь необходимо отметить, что экологические экспертизы проводятся за счет инициаторов. Аналогичные формулировки прослеживаются и в Федеральном законе от 4 мая 1999 г. N 96-ФЗ "Об охране атмосферного воздуха" и Федеральном законе от 24 июня 1998 г. N 89-ФЗ "Об отходах производства и потребления". Все эти права граждан в разной степени отражены в законах, но, к сожалению, не регламентируются в подзаконных актах - не имеют механизма реализации. К примеру, какова процедура проведения общественных слушаний по проектам строительства, не знает ни заказчик, ни природоохранный орган, ни орган местного самоуправления, ни общественные организации. Как формируется состав участников слушаний, кто и как должен руководить процедурой слушаний, как фиксируется общественное мнение при этом, какова форма итогового документа, отражающего общественное мнение? На эти вопросы должен ответить подзаконный акт. Представляется, что подзаконные акты в части общественного экологического контроля намеренно не разрабатываются органами власти с целью воспрепятствования реализации прав граждан и общественных объединений. Есть мнение государственных природоохранных структур, что государство не обязано регламентировать порядок ОЭК, поскольку оно, якобы, не вправе вмешиваться в деятельность общественных объединений. Однако запрета правового регулирования общественной деятельности в законодательстве нет, но именно через законы и осуществляется это регулирование, и в соответствии со ст.114 Конституции РФ Правительство РФ осуществляет меры по обеспечению законности, прав и свобод граждан. Поэтому общественность вправе требовать от Федерального Собрания РФ и Правительства РФ превращения деклараций в конкретные правовые механизмы реализации своего права на общественный контроль.

Финансовый, экономический общественный контроль. Так, например, глава 3. Общественный контроль за формированием и инвестированием средств пенсионных накоплений Федерального закона "Об инвестировании средств для финансирования накопительной части трудовой пенсии в Российской Федерации в ст. 8. предусматривает, что общественный контроль за формированием и инвестированием средств пенсионных накоплений осуществляется Общественным советом по инвестированию средств пенсионных накоплений, который формируется на паритетной основе из представителей общероссийских объединений профессиональных союзов и общероссийских объединений работодателей в порядке, определяемом Президентом Российской Федерации, с учетом требований Федерального закона "О Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений". В Общественный совет также могут быть включены граждане Российской Федерации, представляющие иные общественные объединения и организации, в том числе объединения и организации профессиональных участников рынка ценных бумаг [4]. Однако не указывается кто конкретно, и какова процедура включения? И по-прежнему их решения имеют рекомендательный характер. В свою очередь, земельный кодекс в ст. 72. выделяет муниципальный земельный контроль за использованием земель на территории муниципального образования осуществляется органами местного самоуправления или уполномоченными ими органами. Общественный земельный контроль осуществляется органами территориального общественного самоуправления, другими общественными организациями (объединениями), гражданами за соблюдением установленного порядка подготовки и принятия исполнительными органами государственной власти и органами местного самоуправления, предусмотренными статьей 29 настоящего Кодекса, решений, затрагивающих предусмотренные настоящим Кодексом права и законные интересы граждан и юридических лиц, а также за соблюдением требований использования и охраны земель.

Политический общественный контроль. В Главе IV. «Общественный контроль за подготовкой и проведением выборов» федерального закона "Об обеспечении конституционных прав граждан Российской Федерации избирать и быть избранными в органы местного самоуправления в ст. 18 предусматривается, что кандидаты, доверенные лица кандидатов, избиратели, избирательные объединения и общественные объединения имеют право на осуществление общественного контроля за подготовкой и проведением выборов [2].

Так, наряду с вышеуказанными видами можно выделить общественный контроль в социальной и культурной сфере. Так, например, в социальной сфере, по вопросам похоронного дела органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации и органами местного самоуправления определяются возможное создание наблюдательных советов по вопросам похоронного дела для осуществления общественного контроля за деятельностью в этой «темной» сфере. Порядок же формирования и полномочия советов определяются органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации и органами местного самоуправления. Однако на практике данная норма Закона в силу ее рекомендательного характера не получила распространение. Тем не менее общественный контроль за осуществлением похоронного дело весьма актуален (в России дешевле позволить себе остаться в живых, не желе подготовится и организовать собственные похороны). В этом плане весьма финансово животрепещущими темами остаются вопросы подхоронения, сервисные услуги, временные наценки за сверхсрочный заказ и т.д.

Важнейшим нормативным документом в системе осуществления общественного контроля за деятельностью органов государственной власти является Федеральный закон от 4 апреля 2005 г. № 32-ФЗ «Об общественной палате Российской Федерации»[6]. Концепция создания Общественной палаты построена на закрепленном в ст. 32 Конституции РФ праве граждан РФ участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей. К доводам в пользу создания Общественной палаты причислены гражданская экспертиза важнейших государственных решений, упрочение взаимопонимания между народом и властью, вовлечение общественности в реализацию государственной политики, защита демократических институтов.

Действительная роль данной общественной структуры в осуществлении государственной политики пока не вполне ясна. Ее возможности и функции ограничены, способ образования представляется сомнительным. В соответствии со ст. 8 федерального закона «Об Общественной палате Российской Федерации» именно Президент РФ инициирует процедуру формирования ее состава. Весь процесс формирования палаты идет как бы сверху вниз, к тому же, решения Общественной палаты, принимаемые в форме заключений, предложений и обращений, носят рекомендательный характер (ст. 17). Отсутствие прозрачного механизма общественного контроля в законодательстве ставит под угрозу благие начала по контролю общества за деятельностью государственных органов, возводя их в степень декларативности. Вместо независимого общественного контроля над государственной властью велика вероятность создания завуалированного государственного контроля над формированием гражданского общества и определением вектора его развития в современных условиях российской политической жизни. В целом, «рядовые» граждане не вполне понимают, для чего нужна Общественная палата. По опросам, лишь 12 % одобряют идею создания Общественной палаты, 17 % – не одобряют, а 71 % затруднились ответить.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
  1. Федеральный закон от 28 августа 1995 г. № 154-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 1995. № 35. Ст. 3506.
  2. Федеральный закон от 26 ноября 1996 г. № 138-ФЗ «Об обеспечении конституционных прав граждан Российской Федерации избирать и быть избранными в органы местного самоуправления» // Российская газета, 1996. 4 дек.
  3. Федеральный закон от 10 января 2002 г. № 7-ФЗ "Об охране окружающей среды" // Российская газета, 2002. 12 янв.
  4. Федеральный закон от 24 июля 2002 г. № 111-ФЗ "Об инвестировании средств для финансирования накопительной части трудовой пенсии в Российской Федерации" // Российская газета, 2002. 30 июля.
  5. Федеральный закон от 6 октября 2003 г. № 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 2003. № 40. Ст. 3822.
  6. Федеральный закон от 4 апреля 2005 г. № 32-ФЗ «Об общественной палате» (с изм. и доп. на 25.12.2008 г.) // Собрание законодательства РФ. 2005. № 15. Ст. 1277.
  7. Бондарь Н.Ю. Правовое положение общества в системе социального контроля за деятельностью органов государственной власти в Российской Федерации // Государственная власть и местное самоуправление. 2009. № 3. С. 4-5.
  8. Затонский В.А. Эффективная государственность / под ред. А.В. Малько. М.: Юристъ, 2006. С. 207.
  9. Ноздрачев А.Ф. Административная реформа как период радикальной перестройки взаимодействия государственного аппарата с институтами гражданского общества // Журнал российского права. 2005. № 9.

10. Тепляшин И.В. Становление российской правовой государственности и правовая активность граждан // Журнал российского права. 2002. № 1.


Л.Н. Лабунская


АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС

В ИССЛЕДОВАНИИ СОЦИАЛЬНОГО НАСЛЕДОВАНИЯ


Данная статья является продолжением разработки тематики социального наследования в контексте социально-философской проблематики.

Современное состояние философии действительно определяется «методологическим анархизмом», плюрализмом теорий и метафизических воззрений (П. Фейерабенд), обусловленным, прежде всего, формированием собственных концепций на основе междисциплинарных областей исследования. Это в свою очередь обогащает содержание классических метафизических проблем, но и одновременно инициирует поиски философией своих областей исследования и дальнейших путей их разработок.

Изучение проблем философии, связанных с фактом не только констатации, но и попыткой вскрыть глубинные связи людей в разные времена и эпохи, и через времена, и через эпохи, или напротив попытаться отказаться от существования таковых, есть интерес не только чисто исследовательский, но практический и даже утилитарный, в некотором смысле. Вскрыть пласт таких проблем, которые неявно эксплицируются в общезначимом подходе, претендующем на философско-методологический, характеризует в принципе назначение философского знания.

Существует немалое количество теоретических конструкций социальности, обладающих не столько абстрактным подходом, сколько претендующих на практическое использование этих моделей, с целью обоснования целеосознанности и целеосмысленности функционирующих общественных закономерностей, в противовес никак не менее таких же теорий, но опровергающих какие-либо универсальные общеисторические связи. Проблемы, которые возникают в системах разнообразных взаимодействий в социуме (актуальное, настоящее время) и одновременно воспроизводятся вновь (достаются «по наследству»), могут иметь вид конфликта – прямого или завуалированного, осознанного или стихийного, выраженного противостоянием не только органически связанных поколений (т.н. «отцы и дети»), но и вырастать до масштабов конфликтов социальных групп, этносов, культур, «исторических времен». И все же очевидным фактом является существующая и продолжающаяся история стран, народов, культур, родов, семей. При всей неоднозначности и сложности этих исследуемых социальных явлений, человеческий мир, мир бытия социума, жизненный мир человека сохраняются, естественно, органично воспроизводятся, бытийствуют. Любые катастрофы и катаклизмы, происходящие с субъектами истории и культуры, не являются «окончанием времен», но утверждают новые формы их существования и развития. Дело за малым – есть ли предел испытания на прочность составляющих элементов социального уровня организации материи. Каковы прогнозы, каков неизведанный путь истории? Существуют ли «выстраданные» и осмысленные основания для оптимизма или эсхатологический характер исторического процесса определяется, в конце концов, провиденцианализмом? Традиционные для философии смысложизненные вопросы. Классика.

Ценность классических подходов и философии в том числе, состоит в фундирующем и конституирующим их содержании, бесценном кладезе идей, направлений, поисков решения проблем – от категориального аппарата предметной области до принципов и подходов в расширяющемся и усложняющемся исследовательском поле. Совершенно понятно, что обозначенные и перечисленные явные и не проявившиеся проблемы «сходятся» в одной «точке отсчета» - человеке, субъекте, личности. Простое перечисление понятий, а в итоге – целая научная отрасль – философская антропология, предмет которой так естественно определяется через названые выше понятия.

В самом деле, если постулируется социальная проблема, то источником, причиной, но и силой, способной ее разрешить, выступает человек. Многозначный в понимании собственных характеристик, вырастающих из единства и неразрывной связи с социумом, детерминирующим субъектные проявления – в классическом подходе; в неклассическом – самодостаточный, но предоставленный самому себе наедине с научными подходами и способами обоснования собственных сущностных свойств и, наконец, в постмодернистской парадигме оказавшийся некоторым текстуальным смыслом. Человек во всех своих проявлениях и подходах к пониманию его органичной сути, есть продукт, результат, итог самоопределения, самоидентификации, социализации, воспитания, образования и пр., достигаемых в ходе процесса социального наследования.

Обосновать характеристики человека, благодаря которым можно предполагать способы их проявления в общественной жизни и тем самым в целом определять движение истории, как воплощения этих черт, значит, подтверждать достоверность антропного принципа во Вселенной. Дополнить и углубить предметное поле современных исследований человека позволяет разработка концепта «социальное наследование», который в первом приближении может быть определен как:

-  основа, базис социальности, а значит человеческой субъектности и субъективности;

-  в отличие от объективной преемственности – социальное наследование есть субъект-объектное (в пространстве и времени, в экзистенции) и субъект-субъектное (в социальном пространстве и времени, в культуре) отношения, предполагающие целеосознанный, целеосмысленный выбор (принятие – отказ) способов жизнедеятельности (в коммуникативной, деятельностной и поведенческой формах, прежде всего), осуществляемые субъектами наследования;

- с теоретических позиций философской антропологии как науки, объектом которой выступает человек, а предметом – мир его культуры, имплицируется понятие социального наследования, без которого мозаичность и плюральность этой области знания приобретает абсолютный характер.

Современная антропология сфокусировала в себе все противоречивые тенденции, складывающиеся в разных областях знания, которые знаменуют собой глубокие преобразования в методологии современной науки, а поэтому требуют дальнейшей ее разработки, в частности – теоретических основ феномена социального наследования. Решение этой задачи позволит объединить усилия гуманитарных и социальных наук в обосновании органического единства и взаимосвязи человека, общества, истории и культуры. Под культурой в данном контексте понимается содержание совместной жизни и деятельности людей, представляющее собой биологически ненаследуемые (наследуемые социально) искусственно созданные людьми артефакты – социокультурное наследие, социокультурные матрицы, а также организованные совокупности материальных объектов, идей и образов; технологии их изготовления и оперирования ими; устойчивые связи между людьми и способы их регулирования; оценочные критерии, имеющиеся в обществе. Это «созданная самими людьми искусственная среда их существования и самореализации, источник регулирования социального взаимодействия и поведения» [4].

Для понимания интегральной характеристики знания о человеке, включающие как его биологические характеристики, так и приобретенные социальные свойства, следует оперировать системным понятием «социальное наследование». Системным оно будет уже в силу универсальности его методологического статуса, поскольку выражает своим содержанием целостность взаимосвязи исторического и культурного, причем не в их рядоположенности, но в органичном единстве. При этом следует особо отметить, что понятие социального наследования, при всей очевидности, не следует относить только к социокультурной проблематике исследований. Оно обладает большим когнитивным и эвристическим потенциалами, нежели указанный и в большей мере соотносится с предметной областью социальной философии. Отсюда вытекает необходимость в целом выявить и обосновать в контексте социокультурной антропологии место и роль теоретического конструкта «социальное наследование». Эта необходимость обусловлена тем, что это знание не исчерпывает области исследования философской антропологии, а является одной из ее содержательных видов. В свою очередь философская антропология, безусловно, строит собственные теоретические конструкции на имплицитно следующей основе понятия социального наследования. Тем самым очевидно, что единство общего и особенного (социокультурной и философской антропологии) вскрывают диалектику общественного феномена социального наследования, эксплицируя его онтологическую базу. Причем в разные исторические периоды своего существования, ее предметом являлась проблема сущности и структуры сущности человека. Этот факт обусловливался пристальным интересом философской мысли к вопросу о критериях, определяющих, что является истинно решающим в человеческом поведении, и какие из конфликтующих диспозиций актуального поведения человека (природа или социум) входят в нормативные понятия его родовой сущности и человеческого потенциала. Философская антропология в ответах на эти вопросы во многом опиралась на идеи своих предшественников и, особенно, выводы дильтеевской философии жизни и гуссерлианской феноменологии.

Как учение о человеке, с точки зрения самого бытия человека, оказалось недостаточно рассматривать его в качестве объекта, как вещь среди вещей. Очевидным фактом явилось то, что бытие человека необходимо исследовать во взаимосвязи и единстве с бытием общества, других людей. Иначе говоря, человек в философской антропологии должен исследоваться не только как часть природного и социального мира, но и как существо, особым образом созидающее и воплощающее в себе весь этот мир. Тогда следует, что методологическая составляющая концепта социальное наследование обретает достоверный смысл. Мало того, без философского обоснования сущности человека, т.е. социально-антропологического философского подхода к решению этой проблемы, не возможна сама постановка вопроса о социальном наследовании, ведь человек – ключевая позиция, основной смысл этого общественного феномена, процесса, поскольку является его субъектом первого уровня исследования («стартовый» микроуровень). Речь идет о том, что, будучи социальным в генезисе, человек всегда есть органичная часть, составляющий элемент социальной группы любого уровня и масштаба, что предполагает включенность последних в фундаментальное понятие «общество», а значит и рассмотрение феномена социального наследования на этом уровне (макроуровне).

Универсальным понятием «общество» фиксируется структурный аспект познания совместной жизни и деятельности людей, взаимосвязи, возникающие и существующие между ними. Понятие культуры раскрывает содержание этой структуры. Социальное наследование выступает связующим звеном этих двух фундаментальных понятий, образуя модель социума, в которой открываются для исследования как горизонтальный, так и вертикальный уровни сосуществования от микро- до макроуровней социальности. Всецело связанное единство исследовательских форм соединяет в себе человек, поскольку именно он является исходной абстракцией для построения указанной модели общественного феномена, возникающего на личностном уровне.

Однако, как целостный феномен, человек все время выпадает из заданной системы координат (преемственности). Присущая ему креативность, процессуально реализующаяся в социальном наследовании, порождает последующие коллизии существования, открывает и осваивает новые горизонты. «У высокоорганизованных организмов существует основополагающее постоянное противоречие между установлением и поддержанием постоянства окружающей среды и нарушением достигнутого равновесия ради новых возможностей и новых ощущений. Психологические исследования обладающих высоким творческим потенциалом людей раскрыли это противоречие как дуализм интеллекта и интуиции, сознания и бессознательного, психического здоровья и заболевания, общепринятого и нетрадиционного, сложности и простоты» [1, 225].

Современный человек остается многомерным до тех пор, пока наука, перешедшая от конструкции к нелинейной системе, а философия, констатирующая многомерность и плюрализм, базирующиеся на различных человеческих измерениях реальности, создают такой его образ. Многомерность человека определяется антропокультурным смыслом самой меры - некоторого системного качества человеческой жизни в определенных пределах, которые задаются совокупностью прошлого опыта, доставшегося в наследство. Одномерное, как объективно-преемственное подразумевает замыкание в этих пределах. Многомерное – это размыкание жизненной сферы к иным го­ризонтам, многовариантное постижение и освоение качественно разнородной действительности себя и мира, создаваемые социальным наследованием.

Тем не менее, философская антропология имеет в своем богатом разными подходами содержании, необходимые теоретические основания для инвариантов тезисов, обозначающих проблему человека в «антропологическую эпоху». Без учета этих положений невозможно построить когерентное содержание основ теории социального наследования. Ведь по сути – это теория о человеке и «про» человека, но только не абстрактного, «вообще человека», а человека, принадлежащего своему времени и пространству, т.е. определенному обществу, конкретной культуре, периоду истории.

Эти инварианты тезисов можно выразить в следующих положениях.

1. Человек в своем развитии незавершен и открыт, его нельзя определить как ставшее бытие, устойчивую субстанциональную форму. Причиной этого выступает его способность определять, выставлять пределы собственного существования рамками освоенного и воспроизведенного опыта, совокупностью социального наследия, которое им осваивается через матрицы социогенетического кода в способах традиционализма, критики и актуализации. Важно, что бытие человека парадоксально-противоречиво в своих основаниях. Если философы искали в человеке Бога (персоналисты, неотомисты), то они неминуемо находили в нем и зверя (Лоренц и др.). Если видели его великим творцом культуры (Кассирер), то обнаруживали за этим творчеством необходимость компенсирования «неспецифизированности» – биологическую ущербность (Гелен). Если постули­ровали открытость бытию и способность откликаться на зов трансценденции (экзистенциализм Марселя, Ясперса и др.), то преднаходили человека плотно укорененным в мире, обреченным на абсурд и «Dasein» (экзистенциализм А. Камю, Ж. П. Сартра, М. Хайдеггера). Если декларировали принципиальную свободу, то сталкивались с тем, что подобная безальтернативная в своей основе «обреченность на свободу» порождает не меньше проблем, чем абсолютный детерминизм.

2. Человек не только субъект познания, он, прежде всего, субъект жизни. Жизнь человеческая не абсолютно целерационалъна в своих основаниях и не предсказуема в своих итогах. Воля играет в человеке ничуть не меньшую роль, чем разум (иррационализм, философия жизни). Сознательное отнюдь не доминирует над бессознательным (психоанализ). Человеческую природу фундируют, по крайней мере, два противоположных начала: витальное и духовное. Человек - это арена столкновения духа и порыва (М. Шелер). Именно воспроизводство жизни, посредством передачи, трансформации ее органичных основ есть и цель, и воля человека. Возможные уклонения от этого назначения человека скорее не норма, а исключение.

3. Человек может выступать посредником между разными мирами.

Здесь уместно упомянуть концептуальную схему Н. Гартмана, где человек, погруженный в ступенчатый строй бытия, его «пласты», обеспечивает идеальному миру ценностей реальное существование. Он является некой позицией, точкой реального мира, с которой этому миру открываются идеальные требования. Как посланник от мира ценностей в действительность, человек обеспечивает связь иных оснований бытия. Интересно отметить, что, отчасти разделяя «теорию пластов бытия» Гартмана, философ-антрополог Э. Ротхаймер считал, что между пластами есть взаимодействие и взаимопроникновение, а временами нелегко бывает установить, ка­кой из них сейчас преобладает. Именно связь бытия, исполненного реальными ценностями, благодаря наследующему их человеку, есть условие гармоничной цельности мира.

4. Человек – существо интенционалъное, способное на «двойное восприятие», переживание собственного переживания (феноменология). При этом так называемая «позициональная середина» человека или самость (в этом видится большая заслуга Плеснера) возникает благодаря его двуаспектной природе и определяет его «утопическое место в бытии», что в целом характерно для современной философской рефлексии. Поэтому он находится в постоянном разрыве, постоянном конфликте, вне места в пространстве и времени. Человек вынужден искать равновесие, осуществ­ляя себя, полагая себя вовне (к миру) и вовнутрь (к собственной внутренней жизни, к собственным границам из плоти). Эта возможность осуществляется в процессе социального наследования, т.е. воспроизводства собственного Я не «с чистого листа», не только в объективной преемственности, а через формирующуюся рефлексию, самоопределение и самоидентификацию.

Современное состояние дел в области исследований социально-философской антропологии, характеризуются возникновением и теоретическим оформлением нового типа антропологического знания – метаантропологии. Если обратиться к понятию метаантропологии как некой «рефлексии второго порядка» над уже известными дискурсами о человеке, то следует отметить сложившийся семантический контекст, в котором она становится не просто метатеорией, а антропологией «границ и пределов». Уместно выделить в этой связи три наиболее целостных и теоретически обоснованных концепции современной отечественной (русскоязычной) метаантропологии. К ним относят: «интервальную», «предельную энергийную» антропологиях и «метаантропологическое учение о человеческом бытии в обыденных, предельных и запредельных проявлениях мужского и женского».

В рамках данной статьи обратимся к интервальной антропологии, которая опирается на достижения современного естествознания (теорию относительности Эйнштейна, квантовую физику и новейшую космологию). Концептуально она представлена в работах Ф.В. Лазарева. Центральное понятие данной антропологии - «интервал абстракции» – базируется на идее относительности и понятии «системы референции». Именно введение в обиход философского знания понятия интервала абстракции, как «границ однозначной применимости понятий, либо как меры информационного содержания используемого конструкта, определяющего класс его возможных моделей», позволяет, согласно воззрениям Лазарева, выработать методологию постижения многомерного мира и человека [2, 26]. В этой связи автору не чужд принципиальный плюрализм и индивидуализм постмодерна, но вместе с тем, идея радикальной деконструкции здесь преодолевается за счет обнаружения пределов адекватности конструкции.

Эпистемологическое содержание концепции предполагает принятие следующих допущений:

а) любое рациональное описание реальности (как природной, так и социальной) должно удовлетворять требованию легитимного обоснования;

б) эпистемологически невозможно описание исследуемой системы самой по себе без учета объективных условий и познавательных предпосылок, с которыми связан субъект и которые предопределяют его познавательную позицию;

в) каждый язык описания способен отобразить лишь какой-то один интервал, одно измерение реальности;

г) неустранимая множественность «точек зрения» на одну и ту же реальность означает невозможность существования абсолютной точки зрения, с которой бы открывался вид на всю реальность;

д) в практике познания возможно существование системы (конфигурации) различных рационально увязанных между собой интервалов описания, при этом каждый из них имеет свой набор концептов и свою собственную семантику;

е) описание в рамках любого интервала подчиняется закону непротиворечивости, однако описания в разных интервалах могут противоречить друг другу.

Саморефлексия относительно «познавательной позиции» субъекта выступает своеобразной точкой отсчета (системой координат), задающей перспективу видения реальности, а с другой стороны – включает момент объективности как некую меру, задающую извне масштаб подхода к предмету. Объективно задаваемая познавательная позиция может рассматриваться как «смыслообразующий интервал». Именно он является социогенетическим кодом, матрицей, которые определяют и задают смысл социального наследования, его содержания, при этом, не исчерпывая полноты.

С точки зрения интервальной антропологии, человека нельзя редуцировать ни к социальному, ни к витальному, ни к какому-либо другому модусу бытия. Поэтому за каждой отдельной концепцией человека стоит признать ограниченную интервалом абстракции истину. Марксизм, например, справедлив в анализе социального бытия человека, натурализм – обосновывает истинность биологического. При этом «интервальный подход неизменно выступает против любых попыток сведения одних интервалов бытия к другим – ни высших к низшим, ни низших к высшим. Вместе с тем, этот подход настаивает на том, чтобы при изучении человека его сущность рассматривалась не как некий абсолют, не как неизменная вневременная данность, а как системное качество. Иначе говоря, сущность человека порождается той системой, в которую погружен индивид и которая детерминирует появление тех или иных сущностных характеристик. Среди множественных систем погружения выделяются такие интервалы бытия личности, как витальный, социальный, культурный, экзистенциальный и т.д. Причем каждый предполагает свой понятийный и ценностный аппарат, свою атрибутику отдельной реальности. Продуктивной представляется идея принципиальной незакрепленности человека в пределах одного интервала, а также возможность одновременного существования в нескольких из потенциально возможных миров, «...в зависимости от того, который из них в данный момент ценностно или сенсорно актуализирован» [2, 31]. В этой связи Ф. Лазаревым проводится любо­пытное разделение «бытия» и «присутствия». Существование-бытие глобально, это существование в мире как таковом. Существование же, как присутствие – это существование в конкретном месте, в конкретное время и при конкретных обстоятельствах (что в рамках интервальной антропологии может коррелироваться с фактом и соответствующим смыслом социального наследования). Причем если бытие характерно для всех вещей мира, то присутствие есть специфически человеческий способ существования, ибо, с «интервальной» точки зрения, присутствие всегда интервально и экзистенциально, поскольку определяется возможно более высокой степенью овладения парадигмами и матрицами деятельности, т.е. совокупным социальным наследием.

Достойно внимания и то, что, балансируя между требованием однозначности науки и пафосом плюралистичности постмодернизма, интервальная антропология отказывается от диалектики единства и борьбы противоположностей, позицианируя себя с диалогом и «красотой компромиссов». Обоснование человеческой свободы, как родового качества, обусловливает в свою очередь, присутствие человека «здесь и теперь» в его самодетерминации и самоидентификации, – сущностных человеческих качеств, рожденных социальным наследованием. И в то же время, «мышление границ» выступает «мышлением без границ», «мышлением навстречу к разомкнутым мирам», из чего следует метод ограничения, который становится основополагающим. Создается впечатление, что проект спасения пусть интервальной, но Истины в эпоху постмодернизма и релятивизма действительно есть замысел слияния несовместимых начал. Творческий порыв здесь должен сочетаться с «рациональной калькуляцией». Поэтому многомерный человек проявляется как человек контекстуальный, свободный выбор которого задан существующей матрицей контекстов (наборов актуальных и потенциальных миров).

Коллизия познающего субъекта, который принципиально интервален, задан контекстуально, в том или ином локальном хронотопе, и «живущего субъекта», который не задан, а постоянно задается, путем освоения существующих контекстов, а также посредством идеалов, ценностей и целей, превосходящих его земное существование и собственно человеческое бытие, органично разрешается, если не снимается через основную идею, заложенную в концепте социального наследования. В самом деле, любые определения (в смысле пределов) человека возможны лишь потому, что имеется возможность этого определения, заданного освоенным (в любом виде: принятии, отказе) наследием, а уж какого рода это самое наследие, каковы связи и взаимосвязи (в т.ч. обратная связь) его с субъектами, это уже детерминируется философским дискурсом. Стало быть, эвристический потенциал методологии постижения многомерного мира также имеет интервал применимости. Она адекватна именно как процедура, обеспечивающая постоянное перетолкование и переописание мира, практическая жизненная топография социокультурного индивидуума, являющегося субъектом наследования. Такая методология поистине незаменима как творческая адаптация к окружающей среде в процессе социального наследования, но только там, где действительно «структура реальности, в которую вписано существование индивида, представляет собой некий стабильный каркас универсума» [2, 38]. «Система погружения» индивида, которая может быть представлена механизмом наследования, придает присутствию конкретное «системное качество», но тогда свобода выступает не абсолютным личностным началом, а лишь моментом установления «системы координат», возможностью творческого приспособления или экзистенционального бегства из нее. Гуманистический пафос звучит в рамках интервальной антропологии мыслью о человеческой свободе, коренящейся «в способности индивида – благодаря интеллекту, интуиции и воле – осуществлять удовлетворяющий его выбор того или иного варианта, измерения бытия» [3, 273].


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Креативность // Философский энциклопедический словарь. М., 2003. С. 225.

2. Лазарев Ф.В., Литтл Б.А. Многомерный человек. Введение в интервальную антропологию. Симферополь, 2001. С. 26, 29-38.

3. Лазарев Ф.В. Природа человека: интервальный подход // Лазарев Ф.В., Трифонова М.К. Философия. Симферополь, 1999. С. 273.

4. Неретина С., Огурцов А. Пути к универсалиям. СПб., 2006.