А. К. Абрамян молодежные субкультуры как социальное явление

Вид материала

Документы

Содержание Противоречие современного исторического сознания Библиографический список О креативности сознания Библиографический список

Подобный материал:

• Молодёжные субкультуры, 658.11kb.
• -, 733.8kb.
• Литература по теме «Молодежные субкультуры», 14.86kb.
• Молодежные субкультуры, 20.58kb.
• -, 45.87kb.
• Реферат: "Современные молодежные субкультуры", 94.23kb.
• Программа курсов повышения квалификации «Молодежные субкультуры» (17-19 ноября 2011, 31kb.
• -, 254.26kb.
• Система как философское понятие- это некое целостное явление, состоящее из частей(элементов),, 143.68kb.
• Исследование молодежных субкультур г. Барнаула методом фокус-групп, 1873.53kb.

В.В. Богданов


ПРОТИВОРЕЧИЕ СОВРЕМЕННОГО ИСТОРИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ^


Метафизика истории в течение последнего столетия уже не ограничивается традиционными для неё предметными рамками философии истории и всё чаще рассматривается исследователями как общефилософское метафизическое основание бытия всего сущего1. Мыслить бытие как временное, находить смысл общественного бытия человека посредством включения человека во всемирно исторический процесс стало общим местом для большинства современных исследований. Даже в том случае, когда этот смысл находят «задним числом», а саму социальную реальность объявляют «тотальной симуляцией реальности» (Ж. Бодрияр), тотальная историчность исследователями не отвергается. Современная историческая реальность предоставляет уникальную возможность в наличном бытии едва ли не созерцать глобальную взаимосвязь цивилизаций, ранее рассматривавшихся не только изолированно, но и в оппозиционном отношении друг к другу. Однако именно тогда, когда глобализация всё убедительнее демонстрирует единство и связь во всех сферах жизнедеятельности, весь комплекс социальных дисциплин настоятельно пытается убедить в бесперспективности построения универсальных теоретических конструкций исторического процесса.

Наиболее часто универсально-историческая размерность сознания рассматривается исследователями в двух смыслах. Первый способ преимущественно онтологической интерпретации продолжает оставаться в традициях классического субстанциализма и утверждает, что за всякой неповторимостью и уникальностью становления человеческого общества, за локальными зигзагами истории лежит всеобщая генеральная логика, закономерность эволюции, как правило, связанная с представлением об общем поступательно-прогрессивном векторе становления. Другой мотив связан с гносеологической задачей рассмотрения всех социальных явлений в контексте всеобщей изменчивости, универсальной погруженности в определенные временные границы, с господствующими социокультурными доминантами, всеобщей исторической обусловленности. Два подхода, как правило, никогда не выступают в чистом антагонизме и проблемой является лишь степень признания теми или иными исследователями элементов устойчивости и неизменности в отношении к пределам изменчивости и инновационности. На языке диалектических отношений речь должна идти о субстанциональности самой историчности человеческого общества или об историчности сущности человеческой природы. В вопросе об универсально-исторической размерности сознания существенное значение имеет то, с каким понятием и как согласовано понятие «универсальное». Речь может идти как об универсальности самого исторического подхода, утверждающего приоритет изменчивости, в противоположность вневременному, так и об универсальности внутри, в самом историческом подходе: то есть признание во всеобщей изменчивости устойчивых форм, законов, векторов изменения, трансформации, присущих историческим объектам.

Однако сколь справедливо требование рассматривать прошлое в собственном культурно-обусловленном контексте, а не в понятиях и ценностях других эпох, столь очевидна несовместимость этих интерпретаций, исходящих из разных аксиологических оснований. Попытка реализовать эту установку на исключительно имманентые эпохе основания создала не меньшие теоретические трудности, чем опора на вневременные универсальные сущности и законы. Дробление как самого объекта исторического исследования, так и индивидуализация ценностей вела к утере сколько-нибудь общезначимого понятия истории, связывающего отдельные исторические феномены. Непроясненность онтологических оснований истории неминуемо приводила к утере гносеологической перспективы исторического исследования. Очевидные призывы избегать крайностей между универсализмом и релятивизмом не привели к очевидному компромиссу, снимающему ограниченность обеих полярных позиций. Кроме того, однажды возникшие в определенной культурно-исторической ситуации ценности совершенно не обязательно должны были исчезнуть вместе с новой исторической ситуацией, равно как их сохранение в других исторических условиях ещё само по себе не позволяет говорить об вневременном значении. Хотя универсальная историчность таких ценностей очевидна. Ценности оказались последним бастионом против релятивизма. Та же ценность свободы, относимая сначала к одному, затем к группе, а позже и ко всем универсальна, но исторична, т.к. имеет существенно различное воплощение и ведёт к разным следствиям. Если универсально-историческая размерность в социально-философских исследованиях потеряла актуальность в виде универсальных социально-экономических формаций, как поиск универсальных закономерностей истории, то в контексте универсальных, но исторически укоренённых ценностей, методов и практик социально-исторический дискурс далеко не исчерпан. Ценности современности не могут являться образцом для анализа прошлых эпох, но в рамках своей временной дистанции вовсе не так сильно противопоставлены, даже если не принимать во внимание экзистенциальные ценности. Историческое сознание совершенно не обязательно связано с радикальным аксиологическим релятивизмом, как это считал Г. Риккерт. Начиная с И. Канта, и тем более у Г. Гегеля, абсолютное, субстанциальное, неизменное являются обязательным атрибутом того, что изменяется или соотносится; всеобщее перестаёт быть абстрактным только в единстве с особенным. Само противопоставление на абсолютное и относительное, постоянное и изменчивое, субстанциальное и историческое носит относительный характер и предлагалось, должна рассматриваться как односторонняя ограниченность. Универсальность обретает смысл только в контексте уникальности, различия и изменчивости.

Осмысление функций и специфики исторического сознания, коренящейся в особом способе организации темпорального измерения, позволяет определить его как особую размерность, объединяющую в себе одновременно прошлое, настоящее и будущее, и понять его важнейшую онтологическую функцию. Эта функция заключается в обеспечении единства сознания в темпоральном плане. Четкое осознание людьми категорий прошлого и будущего, отделенных от исходной категории настоящего, очевидно, стало главным этапом в этом процессе. Онтологически ориентированное удержание в сознании единства категорий прошлого и будущего, свойственное генезису исторического сознания, создало возможность накапливать опыт прошлого и на его основе строить свою деятельность в настоящем. Миф, по сути, тоже аккумулировал опыт прошлого, но представлял его во вневременной форме ритуала, построенного именно таким образом, чтобы свести ощущение изменения, развития и становления вообще к минимуму. Историческое сознание, мыслящее бытие-в-становлении, постепенно стало легитимным источником динамизма для последующего развития человечества 2. История как особое измерение связывает воедино всю цепь отдельных состояний изменяющегося бытия, постоянно удерживая идентичность сознания и не позволяя ему распадаться на несвязанное бесконечное число состояний, не мыслящих связи между собой.

Изменение в контексте утверждения исторического сознания более не являлось главным источником опасности для общественного сознания. Более того, оно стало рассматриваться как имманентное основание идентичности, причинно связывающее темпоральные измерения, а не отсылающее к сакральным, но трасцендентным источникам единства и идентичности. Й. Рузен справедливо акцентирует внимание на том, что установление связи между прошлым и настоящим является важнейшим моментом для полагания целей и ценностей людей, формирует их понимание отношения изменений к мышлению, надеждам и воспоминаниям. Историческое сознание стало обязательной предпосылкой для ориентации в выборе линии поведения в настоящем; в темпоральной ориентации оно связывает прошлое с настоящим так же, как накладывает на современную действительность перспективу будущего 3. При этом Й. Рузен замечает, что все культуры используют одну и ту же мыслительную процедуру и культурную практику, которая интерпретирует изменения и наделяет их смыслом и значением для целей человеческой деятельности. А это и есть не что иное, как стратегия построения истории.

Таким образом, взаимополагание историчности и сознания, онтологическая перспектива удержания единства сознания, акцент на имманентных источниках идентичности и стратегия смыслополагания выступили атрибутами зародившегося исторического сознания, обеспечивающими наличие универсально-исторической размерности в общественном сознании. В отношении самого исторического сознания в отечественной и зарубежной исследовательской традиции нет однозначной интерпретации. В первую очередь разногласия касаются вопроса об общезначимости исторического сознания в современной фундаментальной метафизической установке: является ли историческое сознание особой, автономной формой общественного сознания или «неотъемлемой частью всех форм общественного сознания». Представляется, что острота дискуссий по этому вопросу в рамках исследуемой проблемы существенно сглаживается, так как само это разделение эвристически оправданно только в контексте решаемых задач. В рамках исследования всеобщей природы, функций, феноменологии общественного сознания вполне приемлемо выделять временность, динамику, процессуальность сознания, но поскольку же в предпринятом исследовании речь идёт об определённом социокультурно детерминированном этапе становления общественного сознания, в рамках которого осознанно транслируется его историчность, в отличие от тех эпох, которым это не было свойственно, представляется оправданным вслед за М.А. Баргом рассматривать его как один из компонентов общественного сознания и духовной культуры, который заключается в отражении, познании, осмыслении, интерпретации и постижении в разных формах истории как процесса, протекающего во времени, в связи прошлого и будущего 4. В рамках исследования оправданно говорить об историческом сознании только как особой форме и даже стадии развития общественного сознания, пришедшего к осознанию или сознанию истории как особой его размерности, осознанию своей идентичности в ходе временных изменений и связи прошлого, настоящего и будущего. В то же время, категория историчности сознания как неотъемлемое свойство и черта сознания вообще может применяться в принципе к любым формам общественного сознания, понимаемая при определенных условиях как общий интерес к опыту прошлого.

История как целостный и обособленный объект возникает тогда, когда события прошлого (сведения о них) попадают в фокус сознания. Попадание их в этот фокус определяется смыслом, которым они наделяются – это и есть основной момент в функционировании исторического сознания. История выступает здесь результатом интерпретационной деятельности, объектом которой являются события (сведения о) прошлого. Этот результат облекается в повествовательную форму, поэтому история всегда есть повествование. Для специалистов, которые не связывают свою исследовательскую практику с постмодернистским наследием, понятия модели исторического повествования или модели исторического описания, способа исторической интерпретации или интерпретационной модели истории выступают по сути как синонимичные. Исторические и философские школы, которые, напротив, уделяют внимание специфике исторического повествования как языкового выражения значительно более строго подходят к используемой терминологии и не смешивают её с понятием нарратива. Очевидно, что всякая история есть повествование, поэтому нарратив служит главным способом объективации функционирования исторического сознания. История фактически только и обретает свою форму в нарративе. Путем наррации (narration) историческое сознание выполняет свою главную функцию. Объединяя происходящие или произошедшие изменения едиными рамками повествования и единой цепью смысла, нарратив как текст, в первую очередь, позволяет преодолеть случайность и беспорядочность этих изменений, дать человеческому сознанию возможность ориентироваться во времени. Текст по определению является связным целым, поэтому, когда речь идет об историческом нарративе, средства текстуальной связи обеспечивают необходимую связность своему предмету – истории.

Й. Рузен вычленяет в этой единой как и сам нарратив функции три элемента. Во-первых, исторический нарратив непосредственно связан с памятью и посредством ее мобилизует опыт прошлого, что делает возможным понимать опыт настоящего (очевидно, порождаемый изменениями в настоящем) и строить ожидания будущего. Во-вторых, исторический нарратив организует внутреннее единство трех размерностей (или категорий) времени с помощью концепта непрерывности (последовательности) и этим приспосабливает реальный опыт времени к человеческим намерениям и ожиданиям, что делает опыт прошлого уместным по отношению к настоящей жизни и влияет на очертания будущего. В-третьих, нарратив тем самым устанавливает идентичность авторов и слушателей; выбранный концепт непрерывности должен быть способным убедить их в постоянстве и стабильности их самих в ходе темпоральных изменений, протекающих в мире и в них самих 5. Очевидно, что исторический нарратив, выполняющий столь важную функцию в сфере исторического сознания, нуждается в своей легитимации. Смысл как изначальный атрибут исторического нарратива и его существенный элемент требует своего подтверждения. Этой необходимостью легитимации и объясняется существование так называемых метанарративов – всеобъемлющих средств легитимации, мета-рассказов, обеспечивающих обоснование знания, этики, существования институтов и т.д. Постмодернизм, объявивший себя борьбой с метанарративами объявил самодостаточность нарративов, составляющих саму ткань жизни и тем самым обозначил задачу, которую и пытались безуспешно решить как историки, так исследователи философии истории.

Позднейшие исследования, однако, показали, что, во-первых, исторический нарратив требует своего помещения в дополнительный контекст, как смысловой, так и временной. В смысловом аспекте он требует легитимации, дополнительных средств обеспечения веры в свой смысл. Ведь смысл исторического нарратива на уровне микроистории, вплетаемый в его нить как смысл, экзистенциально близкий автору, его «горизонту близлежащего», вовсе не очевиден другим. Он нуждается в каком-то более прочном фундаменте, который бы сближал смысл автора со смыслом слушателя. Во временном аспекте нарратив тоже не может мыслиться как стихийно помещенный в осмысление времени отрезок близкого, прошлого, настоящего и будущего. Античные исторические нарративы, как раз, не обходились без этой легитимации и восполняли эти временные лакуны мифологией, которая давала нарративу гораздо более долгий временной контекст, привязывая его ближайшее прошлое к своему божественному прошлому. Необходимость построения на фактах требует дополнительной легитимации для исторического нарратива. Таким образом, история (исторический нарратив) какой бы короткой в текстуальном и временном смысле она не была, нуждается в средствах помещения в более широкий контекст (смысла, времени, верификации). Следовательно, сам факт осознания опосредованности даже «строго» научного исторического дискурса, очевидная востребованность легитимации исторического нарратива является ничем иным, как метанарративом. А значит, любая надежда на построение исторической теории, свободной от предикатов универсально-исторической размерности, без риска перестать быть собственно историей лишена оснований. Другое дело, что должно выступить этим общезначимым метанарративом.

Новое тысячелетие ещё не только не стало новой эпохой, но даже не сформировало предпосылок для этого своеобразия. Современное мышление продолжает жить в рамках метафизических установок прошлого и опирается на преимущественно модернизированную в XX в. новоевропейскую парадигму. В этой связи представляется, что формой современной универсально-исторической проекции для модернизированного исторического субъекта становятся не аппеляции к «историческим закономерностям» или «предустановленным целям и ценностям», якобы открываемым европоцентризмом, и их навязывание в качестве универсальных. Эта модификация универсально-исторической размерности даже не должна быть открыта в будущем. Она в соответствии с господствующими доминантами и субстанциальными притязаниями общественного сознания может только конвенциально конструироваться и трансформироваться на основе диалога и консенсуса как реакция на изменения в социально-исторической реальности, по аналогии с кантовским категорическим императивом, отказывающемся от диктата содержания и ограничивающимся формой общеобязательности.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Дудник С.И. История и историческое сознание // Я и МЫ: к 70-летию профессора Ярослава Анатольевича Слинина. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. (Серия «Мыслители». Выпуск X). С. 147-168.
   
2. Marcus J.T. The consciousness of history // Ethics. 1962. Vol. 73. № 1. P. 31-32.
   
3. Rusen J. Historical consciousness: narrative structure, moral function and ontogenetic development // Theorizing Historical Consciousness. London: Univ. of Toronto Press, 2004. P. 63-85.
   
4. Барг М. А. Историческое время: методологический аспект // Новая и новейшая история. 1990. № 1. С. 75.
   

5. Rusen J. History: narration – interpretation – orientation. Berghahn Books, 2005. P. 10-11.


Н.Д. Дараган


О КРЕАТИВНОСТИ СОЗНАНИЯ


Различные аспекты сознания рассматриваются социологией, психологией, психиатрией, языкознанием, педагогикой, физиологией высшей нервной деятельности, кибернетикой и информатикой. Отдельные науки обычно опираются на философские идеи о сознании. Между тем, развитие специальных научных исследований стимулирует разработку и углубление философской тематики сознания.

В философии сознание выступает как исходное понятие для анализа всех форм проявления духовной жизни личности. Бесспорно, центральными философскими проблемами являются вопросы об отношении сознания человека к его бытию, о включенности личности в реальный и виртуальный мир, о тех возможностях, которые предоставляет ей сознание, и о той ответственности, которую налагает сознание на неё. Актуальное значение приобретает разработка и проблемы креативности сознания, т.к. общественная жизнь развивается вследствие работы мысли, а её генератором всегда выступает сам человек, являющийся носителем креативного, творческого начала.

Выявляя отличительные черты творчества, следует отметить, что эта деятельность порождает нечто качественно новое, ранее не существовавшее, она характеризуется неповторимостью, оригинальностью и уникальностью. Созидательный процесс требует от личности глубокой сосредоточенности, воли и настойчивости в достижении поставленной цели. Он предполагает огромный кропотливый труд, являющийся одновременно и предпосылкой и следствием творческого вдохновения. В творчестве создаётся не только нечто необычное, но и развиваются потенции человека, его способности и мастерство.

Креативность сознания проявляется, прежде всего, в целенаправленности и избирательности восприятия. Так, взаимодействуя с окружающим миром, человек, всегда выделяет одни объекты (предметы, их свойства, признаки и качества) по сравнению с другими. При этом он руководствуется сформулированной заранее, четко поставленной целью, что есть предвосхищение в сознании результата, на достижение которого направлены его действия. Как представляется, целеполагание неразрывно связано с творчеством. Этот вывод можно сделать исходя из того, что индивид, выбирая между многими возможностями с тем, чтобы одну из них превратить в реальность, иногда созидает и то, чего он не предвидел и что может быть даже более значимым чем предмет его первоначального замысла.

Избирательность восприятия определяется как объективными, так и субъективными причинами. К объективным можно отнести особенности самих воспринимаемых предметов и тех внешних условий, в которых он воспринимается. Субъективные же причины – это, прежде всего, отношение человека к воздействующим на него объектам, зависящее от их значения для него, от его потребностей и интересов, а также прошлый опыт человека и его состояние в данный момент.

Поскольку восприятия всегда включены в выполнение какой-либо деятельности (экономической, социальной, духовной, политической) и всегда подчинены задачам этой деятельности, один и тот же предмет может восприниматься личностью по-разному. Избирательность восприятия также зависит и от того, какую задачу индивид ставит перед собой. При отсутствии же определенной задачи его восприятие бывает обычно неполным. Вот почему неясными оказываются образы таких предметов, с которыми приходится хотя бы и часто встречаться, но отчетливое восприятие которых не требуется задачами деятельности.

Человек сознательно регулирует также процессы своей памяти и управляет ими, исходя из тех целей и задач, которые ставит в своей деятельности. По нашему мнению, избирательный характер памяти объясняется различными возможностями человека, его психическим и физическим состоянием, эмоциональный настроем. Так, например, он запоминает наиболее прочно те факты, события и явления, которые имеют для него или для его деятельности особенно важное значение. И наоборот, все то, что для него малозначимо, запоминается им значительно хуже и быстрее забывается. Немалое значение при запоминании имеют также устойчивые интересы, характеризующие личность. Все то, что в окружающей жизни связано с ними, запоминается лучше, чем то, что с ними не связано. Продуктивность памяти во многом зависит и от волевых качеств человека. Опыт показывает, что люди слабовольные, ленивые, как правило, не способны к длительным волевым усилиям, они запоминают поверхностно и плохо.

Креативность сознания обнаруживается в способности индивида творить, созидать принципиально новые идеи и образы. В этом процессе можно выделить две тесно связанные друг с другом стадии. На первой происходит осмысление человеком имеющегося в его распоряжении материала и его анализ. Вторая стадия – возникновение новой по замыслу идеи и поиск путей её практического применения. Общеизвестно, что формы творческого процесса разнообразны. На наш взгляд, они определяются, прежде всего, оригинальностью личности и областью её деятельности.

Мы полагаем, что творчество связано с интуицией, вдохновением, озарением, воображением, фантазией, предвидением. Эти феномены, как известно, являются важнейшими формами психической деятельности человека.

Думается, что процесс воображения многоступенчат. Его начальное звено составляет мысленная программа преобразования исходного материала, а конечное – наглядный образ ненаблюдаемых явлений. Можно даже сказать, что воображение является синтезом чувственности и мышления. Причем мышление играет здесь ведущую роль, поскольку его продукты – наглядные образы – обобщаются, пронизываются смысловым значением. Человек, создавая воображаемый образ, выделяет те или иные стороны изображаемого явления и силой мысли соединяет их воедино, по-новому связывает различные вещи, их свойства и отношения. Вот почему фантастический образ всегда есть «отход» от реальности, это воспроизведение действительности в её тенденции, в её возможности и даже невозможности.

Внезапное прояснение сознания, творческий подъём, новые представления могут появиться у индивида как бы сами собой, без предварительных логических рассуждений и без доказательств. Вместе с тем следует признать, что этим состояниям всегда предшествует период усердной работы. Так, у человека, не исследующего закономерности природы, не могут возникнуть новые разумные идеи, их объясняющие.

Как известно, преобладание правополушарного типа мышления у человека является предпосылкой для развития творческой интуиции. Необходимыми условиями формирования интуитивного решения выступают также наличие проблемной ситуации, основательное знание материала, фундаментальная профессиональная подготовка личности, непрерывные попытки человека решить поставленную задачу. Практика свидетельствует, что интуиция часто проявляется в науке, искусстве, политике, шахматах и т. д. Известны ученые, сделавшие открытия посредством интуиции: Архимед, Ньютон, Броун и др.

Следует иметь в виду, что существуют разные виды интуиции. Можно выделить чувственную интуицию (способность образования аналогий, творческое воображение и др.) и интеллектуальную (ускоренное умозаключение, способность к синтезу и оценке).

Как специфический познавательный процесс и как особая форма познания интуиция характеризуется путем выделения основных этапов познавательного процесса. Так, первый этап (подготовительный период) – это преимущественно сознательная логическая работа, связанная с постановкой проблемы и попытками решить ее рациональными (логическими) средствами в рамках дискурсивного рассуждения. Второй этап (период инкубации) – подсознательный анализ и выбор решения – начинается по завершении первого и продолжается до момента интуитивного «озарения» сознания готовым результатом. Основное средство поиска решения на данном этапе – подсознательный анализ, главным инструментом которого являются психические ассоциации, а также механизмы воображения, позволяющие представить проблему в новой системе измерений. Третий этап – осознание результата. Четвертый этап – сознательное упорядочение интуитивно полученных результатов, придание им логически стройной формы, установление логической цепи суждений и умозаключений, приводящих к решению проблемы. Таким образом, общими чертами интуиции являются: непосредственность (решение задачи без логического выведения), неосознанность путей получения результата и внезапность (неожиданное понимание стоящей проблемы).

По нашему мнению, интуиция близка таким состояниям, как вдохновение, озарение. Она, как и вдохновение, и озарение имеет истоки в бессознательном слое психики человека. Вместе с тем интуиция опирается и на рефлексию.

Интуиция связана также с различными идеальными проектами будущих тенденций развития природы, общества, человека и прежде всего с научными прогнозами. Эти предсказания являются продуктами творческого процесса. С помощью предвидения человек конструирует в идеальном плане такие черты объекта, которые отсутствуют в настоящем, но которые при определённых объективных и субъективных условиях могут возникнуть в будущем.

Прогнозы, модели будущего явления или события, создаваемые специалистами разных областей деятельности, играют важную роль в нашей жизни. Они помогают людям создать условия, помогающие им приспособиться к новым тенденциям. Вместе с тем они могут ускорить или затормозить осуществление прогнозируемого явления, могут способствовать осуществлению одних и предотвратить наступление других событий. Таким образом создаются информационно-теоретические предпосылки планирования и социального управления, а также условия для сведения к минимуму действия отрицательных факторов социальных и природных явлений и максимального развёртывания их положительных сторон.

Прогностические модели могут способствовать открытию новых потенциалов и факторов, упраздняющих действие неблагоприятных для человека будущих явлений. Они позволяют не только определить оптимальный вариант нового явления, но и ускорить его реализацию. Причем при одинаковых вероятных возможностях положение может быть изменено в сторону благоприятных для общества факторов. При возможностях же с разной вероятностью человек может затормозить или приостановить полностью осуществление наиболее вероятной, но неблагоприятной для него потенции. Между тем личность может и ускорить осуществление менее вероятной, но более благоприятной возможности.

Прогноз не только опережает свой объект, но при определённых условиях и сам является фактором его становления. Возникший до оригинала образ реально возможных будущих процессов и явлений становится фактором его реализации. Он может определить, какие идеалы, желания, надежды являются реальными, а какие нет.

К сказанному выше нужно дополнить, что прогнозы возможны лишь при наличии достаточного количества информации о прошлом и информации о настоящем. По нашему убеждению, выход субъекта за пределы настоящего в будущее возможен только благодаря обратному движению – от настоящего к прошлому. Необходимость соотношения с прошлым при познании будущего определяется, прежде всего, характером деятельности людей. Однако структура человеческой деятельности в качестве обязательного условия требует не только соотнесения её начальных этапов с последующими – главным образом с конечным результатом, – но и с исходными состояниями. Итак, в процессе деятельности индивид всегда преодолевает настоящее, переходя в будущее и оставляя за собой ранее созданное. Настоящее, вырастая из прошлого, детерминирует будущее. Как видим, прогностическая информация – это результат выявления характерных симптомов, признаков, тенденций прогнозируемого явления в прошлом и настоящем. Человек, исследуя современное состояние явления, осуществляя реконструкцию прошлого, а также их взаимосвязь в ходе определённого цикла развития, может воспроизвести и некоторые черты будущего.

Стало быть, наличие определённой общности между прошлым, настоящим и будущим служит объективной предпосылкой прогнозов. Их объективными предпосылками также являются относительная повторяемость и устойчивость природных и социальных процессов, тенденций развития. Исходя из вышесказанного, можно заключить, что прогностический образ представляет собой своеобразную экстраполяцию на будущее возможностей, заложенных в настоящем и в прошлом. Он складывается как своеобразное продолжение в будущем потенциалов действительности, однако не выходит за рамки получаемой и преобразованной в данной исторической ситуации информации. Разумеется, целостное создание прогностической модели предполагает в какой-то мере выход за пределы настоящего, идеальную экстраполяцию контуров будущего. Тем не менее, прогностическое знание носит, как правило, гипотетический характер. Естественно даже в этой форме прогнозируемая информация может способствовать действительному изменению мира. Благодаря её изучению становится возможным найти оптимальный вариант соответствующего явления до его реализации в действительности. На этом общество выигрывает время, экономит средства и силы.

Осмысливая процессы прогнозирования, мы неизбежно приходим к вопросу и о возможности создания точных прогнозов. Бесспорно, они во многом зависят от личных качеств человека, его культурного и образовательного уровня, таланта, способности нестандартно мыслить. Наряду с этим качество прогнозов зависит и от тех условий, которые создаются обществом для деятельности личности. Но только ли субъективные факторы определяют подобные предсказания?

Сегодня благодаря синергетике мы знаем, что все природные и социальные системы способны к самоорганизации. Причем система самоорганизуется не гладко и просто. Самоорганизация переживает и переломные моменты – точки бифуркации. Точка бифуркации – это кризис в развитии системы, момент утраты ею устойчивости и возникновения в системе новой структуры и в эти моменты она имеет набор возможностей выбора направления дальнейшего развития. В точке бифуркации система как бы «колеблется» перед выбором того или иного пути организации, пути развития. В таком состоянии небольшая флуктуация (момент случайности) может послужить началом эволюции (организации) системы в некотором определенном (и часто неожиданном или просто маловероятном) направлении, одновременно отсекая при этом возможности развития в других направлениях. Поэтому, знакомясь с прогнозами, не следует забывать и том, что в природных и социальных процессах ключевую роль — наряду с закономерным и необходимым – могут играть случайные факторы, флуктуационные процессы, что случайность заложена в основу основ мира, в котором мы живём, случайность и неопределённость объективно ему присущи. Отсюда становится очевидным, что создание безошибочных предсказаний в принципе невозможно, нельзя однозначно вывести будущее из настоящего. Поэтому прогноз как форма творчества характеризуется некоторой неопределённостью, которая обнаруживается различно в зависимости от распределения вероятностей прогнозируемого явления или события.

Важно иметь в виду, что прогнозирование осуществляется в определённых границах. В частности, прогнозированию нет места там, где изменение данного события в прошлом не приводило к возникновению нового. Отсутствие перспектив развития в будущем, естественно, исключает и возможность прогнозирования.

Как было уже отмечено, по своему не вполне достоверному характеру прогностическое знание приближается к научной гипотезе, являющейся предположением о причине, обуславливающей соответствующее действие. Безусловно, между ними есть общее. Так, сравнительно часто гипотеза выступает исходным пунктом прогноза. Между тем прогноз и гипотеза отличаются друг от друга. Прогноз направлен только на будущее, а гипотеза, как на будущее, так и на прошлое и настоящее. Прогностическая модель обнаруживает вполне определённую и непосредственную практическую направленность, поскольку на её основе вырабатывается идеальный вариант, сообразно которому реализуется будущее явление. Между тем гипотеза не всегда направлена непосредственно на практику. Зачастую в рамках определённой научной системы она имеет только логическое или теоретическое значение. В подавляющем большинстве случаев она выступает исходным пунктом развития научной теории.

Наряду с прогнозированием существуют и другие формы идеального опережения будущего, создаваемые человеком. Речь идёт об утопических и мистических образах будущего (пророчество, гадание, ясновидение), эмоциональных образованиях и представлениях, таких как надежды, желания, стремления и т.п. Эти конструкции обычно основываются на субъективных желаниях и устремлениях отдельных личностей. Мистические и утопические проекты порой игнорируют или искажают факты, известные их автору, но противоречащие его построениям. Их создатели часто отказываются от попыток сверить теоретические выкладки с результатами наблюдений при наличии такой возможности, заменяют проверки апелляциями к «интуиции», «здравому смыслу» или «авторитетному мнению», иногда используют и недостоверные данные, не учитывают реальные объективные возможности. В силу этого данные формы творчества носят, как правило, произвольный характер.

К креативной деятельности, естественно, следует отнести научную деятельность, поскольку ученый предлагает принципиально новые подходы в рассмотрении различных естественнонаучных, технических и гуманитарных проблем, не имеющие аналога в прошлом решения в исследовании явлений и процессов окружающего мира. Научная деятельность, субъектом которой является сам человек, есть для него интереснейший творческий процесс. Открытия и изобретения – результаты творчества учёного. Открытие устанавливает ранее неизвестные объективные закономерности природы и общества, явления, свойства действительности, вносит радикальные изменения в существующую парадигму научного мышления. Изобретение связано с применением открытий или известных законов природы для создания новых технических систем. В процессе этой деятельности происходит развитие сущностных сил человека, он преобразует не только окружающий мир, но и самого себя.

Как известно, любое научное исследование начинается с постановки научной проблемы. Научная проблема, формируясь там, где возникшие вопросы не могут быть решены с помощью имеющегося знания, является, бесспорно, результатом творческого процесса. Она выражает своеобразное противоречие между субъектом и объектом познания. Вторгаясь в сферу новых отношений, исследователь стремится к их осознанию. Однако старых знаний для этого обычно недостаточно. Поэтому возникает противоречие между познанным и непознанным, т.е. имеющимися в распоряжении индивида познавательными средствами и объектом, который не соответствует существующей системе теоретических представлений. Тем самым формируется проблемная ситуация, в которой выдвигаются определённые вопросы, задачи, а также определяются пути их решения, преодолеваются границы старого знания. Таким образом, научная проблема – это необходимое звено в творческом развитии знания, в переходе от известного к неизвестному, в углублении теоретических представлений. На этом этапе задача познания нового пока не решена, ученому ещё предстоит проделать длительный путь поисков. Однако, тем не менее, можно заключить, что уже на стадии проблемы начинает формироваться новое знание. После постановки научной проблемы занавес в область ещё непознанных явлений уже открыт.

В научном исследовании важную роль играют такие методы как аналогия, абстрагирование, идеализация, моделирование предполагающие воображение и фантазию. Результатами этого процесса являются принципиально новые формы научного знания, т.е. неизвестные ранее теории, законы, модели и гипотезы. Идеи ученого, воплощаясь в жизнь, улучшают и совершенствуют её.

Всё то, что связано с творчеством общества и раскрытием тайн природы и социальной жизни, с использованием достижений науки и с поисками наиболее совершенной и осмысленной деятельности всё больше превращается в неотъемлемую часть бытия человека. Научные идеи, соединяясь с действиями масс, приобретают со временем значение важных реальных сил истории. Их применение к запросам и нуждам общества становится обязательным для решения проблем, встающих перед людьми.

Созидание произведения искусства – это также форма креативной деятельности личности. Творческий процесс, как правило, начинается с зарождения замысла произведения, долгое время вынашивается художником, затем разрабатывается и когда достигает завершенности, законченности обретает самостоятельное существование. Думается, что единственный тип творчества, в котором произведение не вырастает из замысла, - это импровизация, поскольку в этом случае творение возникает в мгновенной вспышке вдохновения. Таким способом создаются художественнее миниатюры – графические наброски, музыкальные этюды, эпиграммы. Однако, как представляется, значительные работы, произведения, выражающие глубокое, многогранное содержание, допускают импровизацию только на отдельных этапах творческого процесса. В этом случае необходима длительная и продуманная работа.

Искра замысла и у художника и у ученого возникает обычно внезапно. Однако у ученого ей всегда предшествует напряженная работа мысли. У художника же искра замысла вызывается каким-то неожиданным жизненным впечатлением, которое будит его чувство и мысль. В этой связи у него появляется психологическая потребность выразить своё душевное состояние, излить появившееся волнение и передать его другим людям. Между тем известны и случаи, когда художник созидает лишь только для самого себя, таким образом самовыражаясь в своём творении.

Замысел произведения искусства существенно отличается от замысла научного трактата, поскольку в нём непременно присутствует «зародыш», обладающий художественно-образной структурой. Научная же проблема, предшествующая исследованию, формулируется в понятийной форме. Если научная проблема всегда есть результат осмысления знания, полученного ученым ранее, то связь замысла художественного произведения с предшествующими жизненными впечатлениями его автора иногда отсутствует.

Следует иметь в виду, что зародившаяся в сознании художника идея ещё туманная, неясная, нечеткая. Лишь постепенно осуществляется переход на стадию материального воплощения замысла. Большой талант и совершенное мастерство вовсе не избавляют творца от долгой и кропотливой работы над реальным построением своего творения. Только в ходе воплощения замысла художественное содержание развивается и обогащается. Каким бы гениальным не был творец он не способен заранее представить содержание своей работы во всех оттенках, во всём безграничном богатстве возможностей.

Целесообразно отметить, что созидательный процесс в искусстве развивается в русле образности. В образах, создаваемых воображением художника, мир предстаёт в чувственно-воспринимаемом состоянии. Речь идёт о том, что материальные явления воплощаются им в мелодии, узоры, цветовые отношения и т.п. Вместе с тем художественный образ выступает не как зеркальное отражение действительности, а проявляется в виде креативного отношения к ней, как способ домыслить, дополнить реальную жизнь. Он концентрирует в самом себе духовную энергию создавшего человека и проявляет себя в сюжете, композиции, цвете, звуке, в том или ином зрительном толковании. Художественный образ может быть воплощен в глине, бронзе, краске, камне, звуках, фотографии, слове и в то же время реализовать себя как музыкальное или литературное произведение, скульптура, картина, а также фильм или спектакль. 

Произведения искусства, воздействуя на человека, вызывают в нём не только определённые мысли, идеи, но и эмоциональные «бури», заставляющие его радоваться, трепетать, волноваться, бояться, плакать, восхищаться, любить и ненавидеть. Личность под влиянием впечатления, полученного от его созерцания, делается, как правило, лучше, совершеннее, энергичнее, деятельнее. Естественно мы имеем в виду истинное искусство, которое всегда содержательно, духовно, облагораживает личность. Лишь оно одно несёт доброе, гуманное начало, смягчает не только дух человека, но может и исцелить его физически. Мы имеем в виду хорошую музыку, книгу, фильм, спектакль и т.п. Между тем существует и неистинное искусство, оно есть, с нашей точки зрения, только праздное развлечение. Как представляется, к неистинному искусству можно отнести произведения, в которых пропагандируется культ силы, насилие, зло, безнравственность, бездуховность и т.п. Только истинное искусство имеет общечеловеческое значение, становится радостью и украшением нашей жизни, духовной пищей. Безусловно, чем важнее и шире задачи, которые ставит перед собой творец, тем большее значение его произведение приобретает для человечества.

 Говоря о воздействии искусства на сознание индивидов, конечно, важно учитывать, что оно не может влиять на людей без их воли, желания, умственного напряжения, определенной работы мысли. Человек должен захотеть научиться видеть и понимать прекрасное, тогда искусство будет благотворно воздействовать на него и на общество в целом. Поэтому, по нашему мнению, дошкольному и школьному эстетическому воспитанию детей должно уделяться значительное внимание.

Итак, креативность сознания проявляется в избирательности, целенаправленности восприятия и памяти, в создании ранее не существовавших в сознании индивида или в общественном сознании идей, замыслов, образов, а также в актах воображения, фантазии, в исследовательской деятельности, созидании произведений искусства, различных форм идеального опережения будущего, выдвижении научных проблем, гипотез и теорий.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Гришунин С.И. Модели творческой интуиции в контексте науки, философии, прогнозирования. М.: РФО, 2006.
   
2. Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. М.: Канон, 2002.
   
3. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. М.: Росспэн, 1997.
   
4. Камянский В.И. Проблема человеческого сознания в свете его общественной сущности. Ульяновск: УлГТУ, 2008.
   
5. Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. М.: Политиздат, 1972.
   
6. Стайн М. Принцип индивидуации: о развитии человеческого сознания. М.: Когито-Центр, 2009.
   
7. Юлов В.Ф. Мышление в контексте сознания. М.: Акад. Проект, 2005.