82. о русском национальном самостоянии

Вид материала

Документы

Содержание 100. Верность россии 101. Что сулит миру расчленение россии 102. Что сулит миру расчленение россии

Подобный материал:

• В языковой картине мира. Класс, 86.9kb.
• Крестьянского восстания в художественной прозе, 287.45kb.
• Мифы о Годуновых, 191.58kb.
• Конспект урока. История России. 6 класс. Тема 4 «Русь между Востоком и Западом», 94.06kb.
• Исследовательская работа «на русском; о русском; по-русски», 67.93kb.
• Программа в Украине на "Первом национальном", 4992.23kb.
• Программа на русском, диплом израильский, 239.68kb.
• Кодекс Республики Казахстан о налогах и других обязательных платежах в бюджет, 26555.72kb.
• Лекции для практикующих врачей, прочитанные на XIV российском национальном конгрессе, 54.8kb.
• Если сегодня пятница 21 марта, то какой из перечисленных дней тоже был пятницей?, 324.08kb.

II

1. — Главное — это “мы”, “наша партия”, “наши” успе­хи. Все, что “нам” полезно, должно быть осуществлено, “прикрыто” и оправдано.

2. — Те, кто не с “нами” — разделяются на две кате­гории. Одни — “пока еще” не с нами; их нужно (по выра­жению Лескова) “злее” пропагандировать и внушать им, что все спасение у “нас”. Другие — “уже” не с “нами”, за ними надо наблюдать, их надо или замалчивать, или же “поедом есть”. Главное в том, чтобы они не придумали чего-нибудь умнее, вернее или “увлекательнее” “нашего”.

3. — Кто вступает в “нашу” партию, тому дается “амнистия” за все его прошлое: “большевистское”, “на­ционал-социалистическое”, возвращенское, двуличное и всякое иное. Он объявляется “морально чистым”, “чест­ным идеалистом”, “верным” и заслуживающим всякого доверия. “Мы” должны делать вид, будто он и есть то самое, чем он себя только что заново (может быть, в три­надцатый раз!) объявил. Поклонись “нам” — и тебе все простится.

4. — Кто критикует “нашу партию” за ее прошлое или настоящее, против того позволено все. Всякая дисквали­фикация; всякое издевательство; всякая инсинуация; всякая передержка в цитатах; всякое оклеветание; полная изоляция; а в случае целесообразности — и всякий донос в учреждение, дающее визу, право “пребывания”, тран­спорт в далекие земли или паек.

5. — По отношению к людям “непартийным” — прак­тикуется “визитация с расспросами”; иногда после теле­фонного предупреждения, а иногда и без оного, чтобы взять “укрывающегося” неподготовленного “тепленьким”. В беседе визитер изображает из себя человека добродуш­ного, болтливого и весьма “близкого” к предполагаемым воззрениям испытуемого. Он незаметно наводит его на щекотливые темы, выспрашивает, “уточняет” и регистри­рует про себя все “важное”; и затем сообщает (правду или клевету) в свой партийный центр “на его усмотрение”. Во всяком случае, он готовит материал для доноса — как “своим”, так и иностранцам. Невольно спрашиваешь себя: “а может быть, и еще кому-нибудь?”

6. — При этом все духовные и культурные критерии — уступают место политическим. Ведутся личные “досье”, в коих все занесено: не был ли когда-нибудь на “непод­ходящей” панихиде? не написал ли когда-нибудь “несоот­ветствующего” фельетона? не получал ли в качестве “Дипи” каких-нибудь посылок от другой партии? не “вы­разился” ли (все равно, письменно или устно) о ком-ни­будь из “наших”, и если он не желает верить в “наши” лозунги, то что же он “про себя” думает? и не склонен ли он к слишком “самостоятельному” образу мыслей, к “свое­вольным” поступкам, к литературному правдолюбию, решительно “для нас” неудобному?..

Оказывается, что нет ни духовного достоинства, ни ху­дожественного таланта, ни научных заслуг, ни военной доблести, которые могли бы избежать этой мнимой, но вредительской “дисквалификации”. Мы знаем ряд конк­ретных примеров, когда перворазрядные русские ученые пожизненно преподавали в глухой провинции; когда лучшим русским художникам, которыми Россия гордится, упорно отказывали в визе по ложному доносу из эмигрантской среды; когда все русские музыканты деся­тилетиями замалчивались в эмигрантской печати, и т. д., и т. д.

7. — Замечательно, что эти нравы и манеры особенно процветают не в правом, а в левом секторе эмиграции. Захватив “влиятельные” позиции, обеспечив себе финанси­рование и сомкнув свои ряды, этот сектор исповедует на словах “свободу”, а в действительности вводит в эмиграции особого рода “тоталитарный режим”, — ра­зумеется, в пределах своих, пока еще не-государственных, сил. Он намечает повсюду своих “выдвиженцев” и “задвиженцев”; он “отлучает”, “бойкотирует”, “за­малчивает”, поносит, дисквалифицирует темными наме­ками и загадочно, многозначительно “грозит”... Когда ему нужно, он пытается дискредитировать своими статья­ми и резолюциями честнейших людей; или, наоборот, выдает “свидетельство о благонадежности” людям слиш­ком “многосторонним”. И от этого в эмиграции вырастают стены “тоталитарного” зажима и разделения.

8. — Замечательно, что именно этот сектор, примыкая к заклятым врагам национально-исторической России, де­лает все возможное, чтобы помочь им в поношении и унижении нашей родины; чтобы внушить иностранцам органическое и преемственное тождество — дореволю­ционной России и современной Советии. Он выка­пывает из революционной литературы прошлого настоя­щие “перлы” поношения и вдвигает их повсюду в своих газетах и журнальчиках жирным шрифтом. Особенно гнусный материал эти писатели добывают у Герцена. Вот пример: “Мы не можем привыкнуть к этой страшной, кровавой, безобразной, бесчеловечной, наглой на язык России, к этой литературе фискалов, к этим мясникам в генеральских эполетах, к этим квартальным на уни­верситетских кафедрах. Ненависть, отвращение посе­ляет к себе эта Россия. От нее горишь тем разлагаю­щим, отравляющим стыдом, который чувствует любящий сын, встречая пьяную мать свою, кутящую в публичном доме” (А. Герцен). Или еще: “Кто из нас не желал выр­ваться навсегда из этой тюрьмы, занимающей четвертую часть земного шара, из этой чудовищной империи, где всякий околоточный надзиратель — верховный владыка, а верховный владыка — коронованный околоточный над­зиратель?” (А. Герцен). См. “Бюллетень лиги борьбы за народную свободу “Грядущая Россия” № 24 от 16.IV.1950.

9. — И вся эта аффектированная, фальшивая деклама­ция относится Герценом и его идейными потомками не к тоталитарно-социалистическому строю наших дней, а к национально-исторической, Императорской России, к Рос­сии Петра Великого, Ломоносова, Суворова, Сперан­ского, Пушкина, Достоевского, Александра Освободите­ля, Милютина¹⁵⁹, — к русской армии, к русской нацио­нальной государственности, к русской Академии. И для че­го приводится эта устаревшая ложь? Для того, чтобы установить новую ложь: чтобы смешать Императорскую Россию с советским псевдо-государством и залить нашу родину публичною клеветою.

И никто из этих “писателей” и “политиков” не ду­мает о том, что этой пропаганде место в советской прессе и что Герцен, если бы прочел теперь эти выдерж­ки, сам казнил бы себя от горя и стыда намылен­ной веревкою.

Что же делать русской национальной эмиграции со всей этой системой политической кривды, нарождающего­ся нового тоталитаризма и лжи?

Прежде всего открыто называть вещи своими име­нами и никак не поддаваться этому духу и этой политике: не искать у них или “по расчету” — никаких “заручек”; и отнюдь не заводить всей этой тоталитарной “меха­ники” у себя. Кто встречается с этими людьми, тот должен пытаться указать им на сущность их тактики и на неми­нуемые последствия их поведения.

Затем надо оставить идею все-эмигрантского тактиче­ского единения и объединяться только единомышлен­никам с единомышленниками. В конце двадцаых годов генерал Евгений Карлович Миллер¹⁶⁰ сказал умное и кры­латое слово: “есть прекрасный способ перессорить всю эмиграцию: надо только попытаться всю ее объединить”... Это слово подтвердилось и ныне, в сороковых годах. Пар­тии, мечтающие о захвате власти в грядущей России, относятся друг к другу подозрительно и ненавистно. И чем меньше у какой-нибудь партии — государственной традиции, политических шансов и дара к власти, чем ост­рее у нее чувство “теперь или никогда”, — тем менее она способна к объединению с другими. Такие партии не на­до тревожить зазываниями; надо их предоставить их соб­ственной судьбе.

Объединяться и смыкать ряды надо по единомыслию, всячески уклоняясь от нелояльных элементов, имеющих “поручение” всюду проникать и все проваливать. Не на­до никого уговаривать; нет шансов переубедить кого-либо. Надо делать живое и честное дело борьбы; увидев, что оно ведется, к нему сами примкнут все живые и честные...

А нам надо, как и прежде, помогать словом и де­лом всем, ведущим настоящую борьбу за настоящую Рос­сию, отнюдь не смущаясь ни недостатком денег, ни “ма­лочисленностью” группировки, ни угрозами врага, ни ин­тригами и доносами полуврагов.

Один в поле — и тот воин.


100. ВЕРНОСТЬ РОССИИ


Когда в 1917 году Государь потерял доверие к вер­ности ему русских людей, поверил тем, которые внушали ему, будто его водительство составляет главное препят­ствие на пути к победе, и отрекся от престола, — он завещал русским людям блюсти верность России. Но уже в течение первых месяцев “нового строя” выяснилось с очевидностью, что русским народом овладевает соблазн безволия и бесчестия и что блюсти верность России в рево­люционно-республиканской форме он не сумеет: ясно было, что новое правительство растрачивает государствен­ную власть, что армия разлагается, что верные и опыт­ные люди увольняются и что влияние интернационали­стов разливается по стране гибельным ядом; ясно было, что все будет оплевано, продано и предано.

Тогда верное инициативное меньшинство стало под знамя, на котором было начертано: “верность России до конца”, и начало борьбу с массовым большевизмом и с коммунистическим интернационалом, засевшим в центре страны. Надо было отрезвить ослепшую массу сопротив­лением ей и спасти Россию от предстоявших ей беско­нечных казней, позора, муки и национального вымира­ния; надо было сделать все, чтобы не состоялось погубление России, длящееся ныне уже более тридцати лет.

Избавить нашу родину от всего этого не удалось, но со­бытия показали с несомненностью, что Белая Армия была права. И борьба ее будет впоследствии по справедливости оценена и русским народом и исторической наукой.

С тех пор прошли долгие годы, а знамя это не свер­нуто и доныне. Простые, но великие слова “верность Рос­сии до конца” будут звучать призывом до тех пор, пока на них не отзовется весь русский народ; а когда он от­зовется на них, наступит эпоха его освобождения и воз­рождения. Не ранее этого.

Мало того, этот призыв никогда и нигде не утра­тит своей силы и своего глубокого смысла для русского сердца. Где бы ни жил русский человек и сколь бы тя­гостны ни были условия его существования, он всегда отзовется на него; а если не отзовется, то это будет озна­чать, что он перестает (или, может быть, уже перестал) быть русским.

Те, кто пошли с самого начала за этим зовом, ни­когда не сомневались в нем и всегда приветствовали вся­кого, кто откликался на него — где бы то ни было и в ка­кой бы то ни было форме, прежде или после, в самой России или в эмиграции. Все, кто блюдут верность Рос­сии, связаны друг с другом живым братством, соотечеством, национальной честью и личным достоинством,— независимо от того, принадлежат ли они ко второй или к третьей эмиграции, “беглецы ли они или военноплен­ные”, “Ди-пи”¹⁶¹ Уно¹⁶², или извергнутые сим “заведе­нием” русские одиночки; — независимо от своей жизнен­ной профессии и от своего прошлого жизненного опыта; проходили ли они через тюрьмы, через коллективизацию и концлагеря или не проходили, получили ли они совет­ское образование, или прежнее российское, или иностран­ное; — независимо от своей расы, крови и националь­ности. Все, кто огнем своего сердца говорят “я — рус­ский” и “я буду верен России до конца!”, все — дети нашей единой родины, все братья между собою. И мы вряд ли ошибемся, если признаем, что время работает на Рос­сию: ибо от террора и унижения, от мук и лишений люди прозревают и образумливаются: инстинкт личного само­сохранения углубляется в них до общенациональной и общегосударственной глубины; а без этого невозмож­но оздоровление и возрождение.

Верность России можно нарушить и утратить на разных путях и в различных формах.

И первая форма есть отчуждение и забвение.

Спросим себя и друг друга — верны ли России те, кто забывают ее язык? Нам приходилось встречать в зарубежье русских людей, которые кое-как “ломают” язык своей новой страны и оседлости, а по-русски или совсем не говорят (забыли! разучились!), или же произносят еле-еле несколько искаженных слов... Дьякона называют “дьякором”; вместо дьячок — говорят “дьячерт”; и даже свою домашнюю Жучку вспоминают под именем. “Жуковки”... А уж дети их — не произносят по-русски ни слова.

И еще спросим: верны ли России те, в ком угасает ее живой дух и ее культура? Нам приходилось встречать в эмиграции людей, которые помнят два-три петербург­ских вида, свой домик в Тамбове или Твери или вид с Жи­гулей на Волгу. Но они не знают, кто был Владимир Мо­номах; что сделал для России Жуковский; в чем заслу­га Сперанского и Столыпина; и в чем своеобразие русской песни, русской живописи и русской музыки... Они не чи­тают по-русски и не берегут русскую книгу. Россия для них — прошлое, отжившее, полузабытый сон, переверну­тая страница...

Все это — еще не отречение и не измена, а только утра­та, забвение и отчуждение. Это беда де-национализации.

Отречение приходит через интер-национализацию.

Спросим же себя, блюдем ли мы верность России, всту­пая в интернациональные организации и обязуясь под­чиняться их указаниям? Могу ли я, вступая во Второй (Социалистический), или в Третий (Коммунистический), или же в Четвертый (Троцкистский) Интернационал, блю­сти свое независимое русское служение? Принимая на себя “антропософские” или иностранно-фашистские обя­зательства, что оставляю я для своей родной страны? Нам приходилось встречать в эмиграции людей, которые, спа­саясь от трудных условий жизни, становились анабап­тистами или католиками и начинали нести о России и о Православии такую зазорную ложь, что русское сердце замирало от стыда и негодования... Это была уже не “бе­да забвения”, а дело сущего отречения. Это был уже пря­мой уход от России и переход к ее недругам.

Но есть и худшее — это прямая измена. Спросим только себя: добровольно и не за страх принимая на се­бя подданство враждебной державе, что сохраняю я для своего отечества? Верность? Подготовляя расчленение России и разделение ее территории между соседями, имею ли я право и основание считать себя русским? И если — нет, то кем же я становлюсь? Не иностранцем ли, извлекающим выгоду из своей былой русскости?

Допросим же сами себя — о себе — по всем этим пунк­там; и предоставим будущим русским национальным пра­вителям и историкам — решить этот вопрос применительно к другим.


101. ЧТО СУЛИТ МИРУ РАСЧЛЕНЕНИЕ РОССИИ


I

1. — Беседуя с иностранцами о России, каждый вер­ный русский патриот должен разъяснять им, что Россия есть не случайное нагромождение территорий и племен, и не искусственно слаженный “механизм” “областей”, но живой, исторически выросший и культурно оправдав­шийся ОРГАНИЗМ, не подлежащий произвольному рас­членению. Этот организм (см. “Н.Э.” 92 и 93) есть географическое единство, части которого связаны хозяйствен­ным взаимопитанием; этот организм есть духовное, язы­ковое и культурное единство, исторически связавшее рус­ский народ с его национально-младшими братьями — духовным взаимопитанием; он есть государственное и стратегическое единство, доказавшее миру свою волю и свою способность к самообороне; он есть сущий оплот европейско-азиатского, а потому и вселенского мира и рав­новесия (см. “Н.Э.” 45 и 46). Расчленение его явилось бы невиданной еще в истории политической авантюрой, ги­бельные последствия которой человечество понесло бы на долгие времена.

Расчленение организма на составные части нигде не да­вало и никогда не даст ни оздоровления, ни творческого равновесия, ни мира. Напротив, оно всегда было и будет болезненным распадом, процессом разложения, броже­ния, гниения и всеобщего заражения. И в нашу эпоху в этот процесс будет втянута вся вселенная. Территория России закипит бесконечными распрями, столкновениями и гражданскими войнами, которые будут постоянно пере­растать в мировые столкновения. Это перерастание бу­дет совершенно неотвратимым в силу одного того, что державы всего мира (европейские, азиатские и американ­ские) будут вкладывать свои деньги, свои торговые инте­ресы и свои стратегические расчеты в ново-возник­шие малые государства; они будут соперничать друг с дру­гом, добиваясь преобладания и “опорных пунктов”; ма­ло того, — выступят империалистические соседи, которые будут покушаться на прямое или скрытое “аннексирование” неустроенных и незащищенных ново-образований (Германия двинется на Украину и Прибалтику, Англия покусится на Кавказ и на Среднюю Азию, Япо­ния — на дальневосточные берега и т. д.). Россия превра­тится в гигантские “Балканы”; в вечный источник войн; в великий рассадник смут. Она станет мировым бродилом, в которое будут вливаться социальные и моральные от­бросы всех стран (“инфильтранты”, “оккупанты”, “аги­таторы”, “разведчики”, революционные спекулянты и “миссионеры” — все уголовные, политические и конфес­сиональные авантюристы вселенной). Расчлененная Рос­сия станет неизлечимою язвою мира.

2. — Установим сразу же, что подготовляемое международною закулисою расчленение России не имеет за <собою> ни малейших оснований, никаких духовных или реально-политических соображений, кроме революцион­ной демагогии, нелепого страха перед единой Россией и застарелой вражды к русской монархии и к Восточному Православию. Мы знаем, что западные народы не разу­меют и не терпят русского своеобразия. Они испытывают единое русское государство, как плотину для их торгового, языкового и завоевательного распространения. Они соби­раются разделить всеединый российский “веник” на пру­тики, переломать эти прутики поодиночке и разжечь ими меркнущий огонь своей цивилизации. Им надо расчле­нить Россию, чтобы провести ее через западное урав­нение и развязание, и тем погубить ее: план ненависти и властолюбия.

3. — Напрасно они ссылаются при этом на великий принцип “свободы”: “национальная свобода” требует-де “политической самостоятельности”... Никогда и нигде пле­менное деление народов не совпадало с государственным. Вся история дает тому живые и убедительные доказа­тельства. Всегда были малые народы и племена, не спо­собные к государственному самостоянию: проследите ты­сячелетнюю историю армян, народа темпераментного и культурно-самобытного, но не государственного; и далее, спросите — где самостоятельные государства фламандцев (4,2 милл. в Бельгии, 1 милл. в Голландии) или валло-нов (4 милл.)? почему не суверенны уэльские кимры и шотландские гэлы (0,6 милл.)? где государства кроатов (3000000), словенцев (1 260000), словаков (2,4 милл.), вендов (65 000), французских басков (170 000), испанских басков (450000), цыган (до 5 милл.), швейцарских лоди-нов (45000), испанских каталонцев (6 милл.), испанских галлегосов (2,2 милл.), курдов (свыше 2 милл.) и многого множества других азиатских, африканских, австралийских и американских племен?

Итак: племенные “швы” Европы и других материков совершенно не совпадают с государственными граница­ми. Многие малые племена только тем и спаслись в ис­тории, что примыкали к более крупно-сильным наро­дам, государственным и толерантным: отделить эти ма­лые племена значило бы — или передать их новым завое­вателям и тем окончательно повредить их самобытную культурную жизнь, или погубить их совсем, что было бы духовно разрушительно, хозяйственно разорительно и го­сударственно нелепо. Вспомним историю древней римской империи,— это множество народов “включенных”, полу­чивших права римского гражданства, самобытных и ог­ражденных от варваров. А современная Великобритан­ская Империя? И вот, именно таково же культуртрегер­ское задание единой России.

Ни история, ни современное правосознание не знают такого правила: “сколько племен, столько государств”. Это есть новоизобретенная, нелепая и гибельная доктри­на; и ныне она выдвигается именно для того, чтобы рас­членить единую Россию и погубить ее самобытную духов­ную культуру.

<15 июня 1950 г. [?]>


102. ЧТО СУЛИТ МИРУ РАСЧЛЕНЕНИЕ РОССИИ


II

4. — Далее, пусть не говорят нам о том, что “нацио­нальные меньшинства” России стояли под гнетом русского большинства и его Государей. Это вздорная и ложная фан­тазия. Императорская Россия никогда не денационализи­ровала свои малые народы — в отличие хотя бы от гер­манцев в Западной Европе.

Дайте себе труд заглянуть в историческую карту Ев­ропы эпохи Карла Великого и первых Каролингов (768—843 по Р. X.). Вы увидите, что почти от самой Дании, по Эльбе и за Эльбой (славянская “Лаба”!), через Эрфурт к Регенсбургу и по Дунаю — сидели славянские пле­мена: Абодриты, Лютичи, Линоны, Гевелы, Редарии, Ук-ры, Поморяне, Сорбы и много других. Где они все? Что от них осталось? Они подверглись завоеванию, искорене­нию или полной денационализации со стороны герман­цев. Тактика завоевателя была такова: после военной по­беды в стан германцев вызывался ведущий слой побеж­денного народа; эта аристократия вырезывалась на месте; затем обезглавленный народ подвергался принудитель­ному крещению в католицизм, несогласные убивались тысячами; оставшиеся принудительно и бесповоротно германизировались. “Обезглавление” побежденного народа есть старый общегерманский прием, который был позд­нее применен и к чехам, а в наши дни опять к чехам, по­лякам и русским (для чего и внедрены были в Россию большевики с их террором).

Видано ли, слыхано ли что-нибудь подобное в исто­рии России? Никогда и нигде! Сколько малых племен Рос­сия получила в истории, столько она и соблюла. Она вы­деляла, правда, верхние слои присоединенных племен, но лишь для того, чтобы включить их в свой имперский верхний слой. Ни принудительным крещением, ни иско­ренением, ни всеуравнивающим обрусением она никогда не занималась. Насильственная денационализация и ком­мунистическая уравниловка появились только при боль­шевиках.

И вот доказательство: население Германии, погло­тившей столько племен, доведено посредством беспощад­ной денационализации до всегерманской однородности, а в России общие переписи установили сначала свыше ста, а потом до ста шестидесяти различных языковых пле­мен; и до тридцати различных исповеданий. И господа расчленители забывают, что племенной состав для затева­емого ими политического расчленения соблюла именно Императорская Россия.

Вспомним хотя бы историю немецких колонистов в Рос­сии. Подверглись ли они за 150 лет — денационализа­ции? Они переселились на Волгу и в южную Россию во второй половине 18 века и позже (1765—1809) — в числе 40—50 тысяч. К началу 20 века это был богатейший слой российского крестьянства, числом около 1 200 000 человек. Все соблюли свой язык, свои исповедания, свои обычаи. И когда, доведенные экспроприацией большевиков до отчаяния, они хлынули назад в Германию, то немцы с изум­лением услышали в их устах исконные — голштинские, вюртембергские и иные диалекты. Все сообщения о при­нудительной руссификации были этим опровергнуты и по­срамлены.

Но политическая пропаганда не останавливается и пе­ред явной ложью.

5. — Далее, надо установить, что самое расчленение России представляет задачу территориально неразре­шимую. Императорская Россия не смотрела на свои пле­мена, как на дрова, подлежащие перебросу с места на место; она никогда не гоняла их по стране произвольно. Рас­селение их в России было делом истории и свободного оседания: это был процесс иррациональный, не сводимый ни на какие географические размежевания: это был про­цесс колонизации, ухода, переселения, рассеяния, смеше­ния, уподобления, размножения и вымирания. Откройте дореволюционную этнографическую карту России (1900—1910), и вы увидите необычайную пестроту: вся терри­тория наша была испещрена маленькими национальными “островками”, “ответвлениями”, “окружениями”, племен­ными “заливами”, “проливами”, “каналами” и “озерами”. Всмотритесь в это племенное смешение и учтите следую­щие оговорки: 1) все эти цветовые обозначения условны, ибо никто не мешал грузинам жить в Киеве или Петербур­ге, армянам в Бессарабии или Владивостоке, латышам в Архангельске или же на Кавказе, черкесам в Эстонии, великороссам повсюду и т. д.; 2) поэтому все эти краски на карте обозначают не “исключительную”, а только “преимущественную” племенную заселенность; 3) все эти племена за последние сто — двести лет вступали друг с другом в кровное смешение, причем дети от смешанных браков вступали в новые и новые племенные смешения; 4) учтите еще дар русского духа и русской природы непри­нудительно и незаметно обрусевать людей иной крови, что и передается в южно-русской поговорке “папа — турок, мама — грек, а я русский человек”; 5) распространите этот процесс на всю русскую территорию — от Аракса до Варангерской губы и от Петербурга до Якутска — и вы поймете, почему провалилась большевистская попытка показным образом размежевать Россию на национальные “республики”.

Большевикам не удалось отвести каждому племени его особую территорию потому, что все племена России раз­бросаны и рассеяны, кровно смешаны и географически перемешаны друг с другом.

Политически обособляясь, каждое племя претендует, конечно, на течение “своих” рек и каналов, на плодород­ную почву, на подземные богатства, на удобные паст­бища, на выгодные торговые пути и на стратегические оборонительные границы, не говоря уже о главном “мас­сиве” своего племени, как бы малочислен ни был этот “массив”. И вот, если мы отвлечемся от малых и рассеянных племен, как-то — вотяки, пермяки, зыряне, вогулы, остяки, черемисы, мордва, чуваши, ижора, талышинцы, крызцы, долгане, чуванцы, алеуты, лаки, табасаранцы, удины и др., и взглянем только в национальную гущу Кавказа и Средней Азии, то мы увидим следующее.

Расселение более крупных и значительных племен в России таково, что каждое отдельное “государствице” должно было отдать свои “меньшинства” соседям и вклю­чить в свой состав обильные чужие “меньшинства”. Так обстояло в начале революции в Средней Азии с узбеками, таджиками, киргиз-кайсаками и туркменами: здесь попыт­ки политического размежевания вызвали только ожесто­ченное соперничество, ненависть и неповиновение. Так же обстояло и на Кавказе. Застарелая национальная враж­да между азербайджанскими татарами и армянами требо­вала строгого территориального раздела, а этот раздел оказался совершенно неосуществимым: обнаружились больные территориальные узлы со смешанным населением, и только присутствие советских войск предотвращало взаимную резню. Подобные же больные узлы образова­лись при размежевании Грузии и Армении, уже в силу одного того, что в Тифлисе, главном городе Грузии, армяне составляли почти половину населения, и притом наиболее зажиточную половину.

Понятно, что большевики, желавшие под видом “на­циональной самостоятельности”, — изолировать, денацио­нализировать и интернационализировать российские пле­мена, разрешали все эти задачи диктаториальным про­изволом, за которым скрывались партийно-марксистские соображения, и силою красноармейского оружия.

Так, национально-территориальное размежевание на­родов было делом искони безнадежным.

<15 июня 1950 г. [?]>