Некоторых международно-правовых механизмов

Вид материала

Исследование

Содержание Презумпция невиновности Общие положения параграфа 3 статьи 6 Пункт (а) параграфа 3 статьи 6 Несколько примеров практического применения этой нормы Европейским Судом приведены в в ранее цитировавшейся работе Н.Моул, К.Хар Пункт (b) параграфа 3 статьи 6 Ланц против Австрии Права и гарантии в области собирания доказательств, включая требования к качеству доказательств Teixera de Castro v. Portugal Право не свидетельствовать против себя. Саундерс против Великобритании Funke v. France, February Пункт (с) параграфа 3 статьи 6 Камасински против Австрии Пункт (d) параграфа 3 статьи 6 Бониш против Австрии Видал против Бельгии Пункт (e) параграфа 3 статьи 6 Кускани против Великобритании

Подобный материал:

• Программа дисциплины «международное частное право» для студентов 4 курса очной формы, 540.86kb.
• Темы лекций и семинарских заданий, 203.13kb.
• Рассмотрены на заседании кафедры, 37.82kb.
• ©Шабанов А. Г. Международно-правовые аспекты сотрудничества в сфере защиты прав человека, 502.31kb.
• Экзаменационные вопросы по дисциплине «Международное право», 21.37kb.
• Го права, в том числе вопроса о возможности использования авторско-правовых механизмов, 459.34kb.
• 2009,2008, 2007, 2006, 2005, 2004,2003, 1410.95kb.
• ПРограмма по дисциплине «история политических и правовых учений» для студентов 4 курса, 410.71kb.
• К вопросу о методологии изучения юристами историко-правовых явлений, 87.06kb.
• Проблемы правового статуса иностранцев в условиях глобализации, 1326.06kb.

Параграф 2 статьи 6 Европейской Конвенции:

Презумпция невиновности

В параграфе 2 статьи 6 записано: «Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком».

Принцип презумпции невиновности включает в себя, прежде всего, гарантию считаться невиновным, пока виновность не будет установлена в соответствии с законом. Из этого же положения вытекает основное установление теории доказательств, которое гласит: «Бремя доказывания вины лежит на обвинителе, а все сомнения толкуются в пользу обвиняемого».

Этот принцип сформулирован в целом ряде решений Европейского Суда. Некоторые практические примеры действия этого принципа приводятся в ранее цитировавшейся работе Н.Моул, К.Харби и Л.Б.Алексеевой¹²³. В частности, в решении по делу Барбера, Мессеге и Ябардо против Испании указано, что «принцип презумпции невиновности …предполагает, inter alia, что при выполнении своих обязанностей члены суда не должны исходить из предвзятого мнения, что обвиняемый совершил вменяемое ему в вину преступление; задача доказать это лежит на обвинении, и любое сомнение толкуется в пользу обвиняемого»¹²⁴.

В другом решении Суд установил, что вывод суда о виновности подсудимого, сделанный исключительно на основе данных полиции и отказа подсудимого давать показания, равнозначен перекладыванию бремени доказывания на обвиняемого и тем самым составляет нарушение принципа презумпции невиновности¹²⁵.

Наряду с этим, Суд не исключает возможность существования во внутреннем законодательстве презумпций права или факта, перекладывающих бремя доказывания невиновности на обвиняемого. При этом любое перенесение на обвиняемого бремени доказывания своей невиновности или установление презумпций, действующих против обвиняемого, должно находиться в «разумных пределах, принимающих во внимание важность того, что «поставлено на карту» для обвиняемого, и обеспечивающих его право на защиту»¹²⁶.

Весьма распространенным примером нарушения принципа презумпции невиновности является фактическое возложение органами следствия и даже судьями на обвиняемого бремени доказывания своей невиновности. В конкретных делах, представленных Центром в Европейский Суд были приведены примеры того, как судьи в отсутствие обвиняющей стороны в процессе принимали на себя активную роль в выяснении изобличающих подсудимого обстоятельств.

Другим распространенным случаем нарушения презумпции невиновности являются преждевременные заявления должностных лиц различных уровней об установленной виновности того или иного лица, что может предопределить исход судебного разбирательства. Так, в решении по делу Дмитрия Гридина, интересы которого Центр представлял в Комитете по правам человека ООН, отмечено, что Комитет считает подтвердившимися утверждения заявителя о нарушении презумпции невиновности, гарантированной статьей 14.2 Пакта (соответствует статье 6.2 Конвенции), включая публичные заявления высокопоставленных руководителей правоохранительных органов, в которых заявитель упоминался как виновное лицо и которые получили широкое освещение в средствах массовой информации. При этом Комитет сослался на существующее прецедентное право: «...все государственные власти обязаны воздерживаться от предопределения исхода судебного процесса» (General Comments № 13 on art. 14 ICCPR).

Аналогично по делу Буткевичюс против Литвы¹²⁷  Генеральный прокурор и председатель Сейма в своих публичных выступлениях, распространенных в прессе, заявили о виновности заявителя в совершении преступления — получении взятки — не только до рассмотрения дела судом, но даже до предъявления ему обвинения.

С вопросом о нарушениях принципа презумпции невиновности тесно связана проблема использования судом неприемлемых (недопустимых) доказательств (о чем подробнее см. в комментарии к статье 6.3 Конвенции).


Общие положения параграфа 3 статьи 6

Европейской Конвенции

Минимальные гарантии прав обвиняемого в условиях справедливого судебного разбирательства

Прежде чем остановиться на обсуждении каждой из гарантий, предусмотренных параграфом 3 статьи 6 Конвенции, следует отметить, что право на справедливый суд распространяется как на стадию самого судебного разбирательства (включая апелляционный процесс), так и на всю досудебную стадию производства по уголовному делу.

Этот подход совершенно независим от того, что в разных странах, как отмечалось ранее, соотношение этих стадий является различным. В ряде государств, как, например, в России, досудебная стадия (дознание и предварительное следствие) гипертрофированно растянута во времени и имеет неадекватно большое значение для всей процедуры судопроизводства, где и само «судопроизводство» превращается из такового в «следствие-производство», длящееся порой в десятки раз дольше, чем собственно «судопроизводство».

Можно быть уверенными, что Европейский Суд не будет диктовать той или иной стране, как ей строить уголовный процесс и какой стадии надо уделять основное внимание, но совершенно очевидно, что право на справедливый суд будет распространено на все стадии процесса, и вопросы его соблюдения будут подвергаться оценке с этой точки зрения.

Итак, в Конвенции существует перечень прав (неисчерпывающий), который должен быть обеспечен при рассмотрении дела любому лицу, обвиняемому в совершении уголовного преступления. Это минимально необходимые гарантии справедливого суда.

Часть 3 статьи 6 Конвенции гласит:

«Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

b) иметь достаточные время и возможности для подготовки своей защиты;

c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, иметь назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, а также иметь право на вызов и допрос его свидетелей на тех же условиях, что и свидетелей, показывающих против него;

e) пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на нем».

Если тот факт, что все эти гарантии имеют отношение к стадии собственно судебного разбирательства, не вызывает сомнения, то для большинства российских юристов — практиков и даже ученых-теоретиков права — будет представляться спорным утверждение, что гарантии справедливого судебного разбирательства должны в определенной степени обеспечиваться обвиняемому и на стадии предварительного расследования.

В связи с проблемой распространения правил статьи 6 Конвенции на стадию предварительного следствия обращает на себя внимание решение по вопросам приемлемости, которое вынесено Судом 23 апреля 2002 г. по российскому делу Железов против России¹²⁸. Представители правительства, возражая против жалобы Евгения Железова, указывали, что собственно судебное разбирательство осуществлялось в соответствии с требованиями статьи 6. В указанном решении содержатся разъяснения о том, что хотя первейшей задачей статьи 6 является обеспечение справедливого разбирательства, осуществляемого судом, полномочным рассматривать дела по существу обвинения, из этого не следует, что данная статья не имеет применения на досудебной стадии. Нормы статьи 6 (параграфы 1 и 3), которые должны применяться на досудебной стадии, обусловливаются особыми характеристиками процедур и обстоятельствами дела. Сославшись, например, на решение по делу Джона Мерфи против Соединенного Королевства, Суд подчеркнул, что статья 6 подразумевает, что обвиняемый имеет право на помощь защитника уже на первоначальных стадиях полицейского дознания, хотя такое право в самой Европейской Конвенции прямо и исчерпывающе не установлено.


Пункт (а) параграфа 3 статьи 6 Европейской Конвенции — право быть незамедлительно информированным относительно характера и оснований предъявленного обвинения

Пункт «а» гарантирует каждому человеку, обвиняемому в совершении уголовного преступления, право быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинении. Данная норма относится к информации, которую необходимо предоставить обвиняемому именно в момент предъявления ему обвинения или возбуждения дела.

Данное право тесно связано и по смыслу перекликается со сходным правом, гарантированным параграфом 2 статьи 5 Конвенции. Однако эти две гарантии не следует смешивать или путать. При всей их внешней схожести эти гарантии различаются по целям. В случае с арестованным (статья 5.2) целью незамедлительного информирования является своевременное разъяснение задержанному его реального процессуального статуса как гарантии законности ареста. В рассматриваемом же праве целью информирования обо всех выдвинутых против лица обвинениях является обеспечение права обвиняемого на справедливый суд (статья 6.3) с тем, чтобы с ранних стадий обвиняемый имел возможность пользоваться всеми иными его правами: правом подготовки своей защиты, правом осуществлять свою защиту самостоятельно и прочими.

Это право, как и все другие гарантии статьи 6, не должно рассматриваться как формальное. Практика Европейского Суда выработала определенные требования к объему и качественному содержанию информации, которая должна доводиться до сведения обвиняемого. Информация должна позволять обвиняемому подготовить его защиту, поскольку это одно из требований справедливого разбирательства. Информация должна иметь своим содержанием как квалификацию инкриминируемых деяний, то есть, к какому юридическому классу относится данное обвинение, так и природу выдвигаемых обвинений, то есть факты, на которых базируются обвинения и выстраиваются доводы следствия.

Практика российских следственных органов в этом отношении подчас грубо противоречит закону. В жалобе по одному из дел, направленной в Европейский Суд, Центр отметил:

«Следствие длительное время вводило обвиняемого М. в заблуждение относительно характера имеющихся против него улик. Это привело к неправильному выбору защитительной тактики и даже самооговору по ряду позиций обвинения».

Другая распространенная уловка следствия, к которой оно прибегает для того, чтобы уклониться от выполнения обязанности по информированию задержанного, состоит в том, что значительная часть задержанных допрашивается в качестве свидетелей, с предупреждением их об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний, что представляет собой неоспоримое нарушение пункта «а» параграфа 3 статьи 6 Конвенции.

Несколько примеров практического применения этой нормы Европейским Судом приведены в в ранее цитировавшейся работе Н.Моул, К.Харби и Л.Б.Алексеевой¹²⁹.

Так, Суд в деле Де Сальвадор Торрес против Испании¹³⁰ не усмотрел нарушение рассматриваемого права по жалобе заявителя, который утверждал, что суд вынес ему более суровый приговор на основании отягчающего обстоятельства, не упомянутого в обвинении. Однако Суд пришел к выводу, что указанное отягчающее обстоятельство подразумевалось в выдвинутом против заявителя обвинении, о котором ему было известно с самого начала разбирательства. В другом случае, по делу Шишлян и Экинджян против Франции¹³¹, напротив, было установлено нарушение этого права. Первоначально заявители обвинялись в валютном правонарушении, впоследствии после рассмотрения данного решения апелляционным судом с заявителей это обвинение было снято, но они были осуждены в соответствии с другой частью того же законодательства, при этом формулировка обвинения подверглась изменению по существу и не бы-ло доказательств того, что они были заранее проинформированы о переквалификациии инкриминированных им правонарушений до начала апелляционных слушаний. Необходимым условием соблюдения данной нормы является требование о том, чтобы обвинительный приговор выносился за совершение именно того правонарушения, по которому было предъявлено обвинение. В деле Пелиссьер и Сасси против Франции¹³²  заявителям было предъявлено обвинение в фиктивном банкротстве, но осуждены они были за сговор с целью совершить фиктивное банкротство. Суд вынес решение, что, поскольку указанные правонарушения различались по существу, имело место нарушение Конвенции.

В этой же норме особо отмечается, что уведомление о предъявляемом обвинении должно быть сделано на языке, понятном обвиняемому. Это право обвиняемого может реализовываться согласно практике Суда несколькими способами: через переводчика, через защитника, который владеет языком, понятным обвиняемому, и путем перевода судебной документации. Как правило, перевода всей документации по делу не требуется, но перевод обвинительного заключения является обязательным. Что касается права знать о выдвинутых обвинениях, то эта гарантия возникает на более ранних этапах расследования уголовного дела. Поэтому оно должно обеспечиваться с помощью переводчика или адвоката.

В России обвиняемому, не владеющему языком судопроизводства, по закону обеспечивается участие переводчика независимо от того, владеет или не владеет защитник языком, на котором говорит обвиняемый (статья 18 УПК РФ).


Пункт (b) параграфа 3 статьи 6 Европейской Конвенции —
право на достаточные время и возможности
для подготовки к своей защите

Это право означает, что каждый обвиняемый в уголовном преступлении должен быть обеспечен такими средствами и условиями, которые включают возможность на протяжении всего следствия знакомиться с содержанием расследования в объеме, необходимом для подготовки его защиты. К такому подходу ведения следствия вряд ли готовы российские правоохранители, и даже защита не всегда готова настаивать на таком широком понимании прав обвиняемого, но таковы в нашем понимании гарантии Конвенции в той части, что обвиняемый должен иметь достаточные и реальные возможности защищаться на всех стадиях процесса. Это особенно актуально в уголовно-процессуальной практике России, учитывая неоинквизиционный характер уголовного процесса и продолжительность досудебной стадии разбирательства дела. При получении своевременной информации относительно улик следствия, которые с точки зрения стороны защиты являются несостоятельными, у обвиняемого возникает реальная возможность защищаться вплоть до обжалования незаконности возбуждения уголовного дела в суд с приведением доказательств несостоятельности мнимых улик.

В пункте 3 статьи 217 УПК РФ специально оговаривается, что обвиняемый и его защитник не могут ограничиваться во времени, необходимом им для ознакомления с материалами уголовного дела.

Одной из важнейших возможностей для подготовки защиты является право обвиняемого консультироваться со своим защитником в условиях, обеспечивающих конфиденциальность. В деле Кэмпбелл и Фелл против Великобритании¹³³  было признано нарушение статьи 6 Конвенции, когда заявителю отказывали в предоставлении свидания с защитником наедине в течение более 6 месяцев. Эти встречи происходили в присутствии сотрудника тюрьмы. В исключительных обстоятельствах власти могут прибегнуть к подобным ограничениям, однако должно быть убедительно доказано, что существуют обоснованные подозрения в отношении защитника в том, что он может, злоупотребляя своим профессиональным положением, препятствовать правосудию, например, уничтожить доказательства. В данном деле этого установлено не было.

В деле Ланц против Австрии¹³⁴, следственный судья счел необходимым осуществление контроля за контактами между обвиняемым и его содержащимся под стражей подзащитным в течение месяца. Суд пришел к выводу, что ссылка правительства Австрии на возможность сговора между заявителем и его защитником не может оправдать осуществление подобного контроля, так как именно эта возможность была основанием для применения к заявителю содержания под стражей в качестве меры пресечения, и никаких других причин для столь серьезного ограничения прав заявителя приведено не было.

По вопросу о сроке, достаточном для подготовки своей защиты, суд исходит из сложности и объема дела в каждом индивидуальном случае. В упомянутом выше деле Кэмпбелл и Фелл против Великобритании Суд признал, что пятидневный срок подготовки к делу был достаточен, даже с учетом того, что сообщение о рассмотрении дела было получено за один день до судебного заседания. Такое решение было принято с учетом простоты обвинения и других конкретных обстоятельств.


Право на равенство возможностей в досудебной стадии,

включая доступ к доказательствам

В этой связи важно понимать, что соблюдение этого неписаного правила статьи 6, которое вытекает из положений как параграфа 1 статьи 6, так и пункта «b» параграфа 3 статьи 6, важно не только в судебном разбирательстве, но и во время предварительного следствия. Разумеется, возможности защиты на доступ к доказательствам могут быть ограничены теми данными, которые необходимы для осуществления защиты, тем не менее, эти данные должны быть своевременно предоставлены защите и не должны от нее умышленно скрываться. В противном случае налицо нарушение прав стороны защиты. Это как раз то, что происходит в процессуальном порядке предварительного расследования, установленном в Росcии. Многие данные, могущие иметь важное значение для защиты, скрываются от нее в ходе всего предварительного следствия (не забудем, что оно иногда длится по полгода и более), вследствие этого обвиняемый и его защита бывают полностью дезориентированы в реальной ситуации по делу. Такой порядок ведения следствия крайне типичен для инквизиционного процесса и не всегда находится в противоречии с российским процессуальным правом.

Весьма распространенным проявлением этого нарушения можно считать проведение экспертизы без своевременного ознакомления обвиняемого с ее результатами. Еще более распространена практика, при которой следователь не знакомит обвиняемого и его защиту с постановлениями о назначении экспертиз. Необходимо иметь в виду, что на стадии назначения экспертизы у обвиняемого есть целый комплекс прав, предусмотренных статьей 198 УПК РФ, начиная с права на постановку вопросов перед экспертом и заканчивая правом принимать участие в проведении экспертиз. На практике же экспертизы зачастую проводятся при полной неосведомленности обвиняемого с потерей целого ряда возможностей для его защиты, а об их проведении сторона защиты узнает лишь при ознакомлении со всеми материалами дела в самом конце следствия, порой весьма продолжительного.

Понятно, что согласно российскому процессуальному закону это является нарушением, что, впрочем, не мешает ему быть одним из самых распространенных у нас нарушений в практике работы следственных органов. Это нарушение весьма просто искоренить. Надо лишь следовать требованиям статьи 75 УПК РФ и статьи 50 Конституции Российской Федерации, которые объявляют всякое доказательство, полученное с нарушением закона, неприемлемым. Если суды будут работать не «понарошку», не «в поддавки» со следствием, права обвиняемых нарушаться не будут. На этом примере можно заметить, что проблема российского правосудия заключается не столько в слабом законодательном регулировании, сколько в пороках правоприменительной практики и невзыскательности судей, чего они, впрочем, не признают.


Права и гарантии в области собирания доказательств, включая требования к качеству доказательств

Невозможность использования недопустимых доказательств

Это право вытекает из положений параграфа 1 статьи 6 Европейской Конвенции, а также из положений пункта «b» параграфа 3 статьи 6 Конвенции и в широком смысле включает в себя и право на сбор доказательств, и доступ к основным и важным доказательствам обвинения, а также гарантии от использования недоброкачественных, ложных и сфабрикованных доказательств.

В практике Европейского Суда часто возникают вопросы, связанные с доказательствами, полученными с использованием так называемых агентов-провокаторов. До сих пор не существует единого подхода к доказательствам, полученным таким образом. В отдельных случаях это признавалось совершенно недопустимым, и критерием оценки, прежде всего, являлась процессуальная доброкачественность принятого судом доказательства. Важным требованием также было наличие возможности у обвиняемого подвергнуть критике доказательства, полученные с применением такой агентурной (оперативной) деятельности. Особенно принципиальной является позиция Европейского Суда в тех случаях, когда такого рода агенты (оперативные сотрудники) по существу инициировали (провоцировали) совершение этим лицом преступления. В практике Суда был целый ряд дел этой категории.

По одному из них ( Teixera de Castro v. Portugal¹³⁵) было установлено, что два агента (оперативных работника) пришли домой к заявителю и попросили его приобрести для них героин. У заявителя не было наркотика, и агенты дали ему адрес, где он и приобрел для них героин. Заявитель был арестован, обвинен в совершении преступления и осужден за это. Заявитель настаивал на том, что без провокационных действий со стороны полицейских агентов он не стал бы совершать преступления. Европейский Суд согласился с позицией заявителя, выразив следующее мнение: «Двое офицеров полиции не обеспечили расследование уголовной деятельности, но употребили свое влияние для того, чтобы инициировать совершение преступления». Далее в решении Суд пришел к выводу, что даже очевидное следование общественным интересам в борьбе с наркопреступностью не может оправдывать использование доказательств, полученных в результате провокации со стороны работников полиции. То есть такие доказательства признаны недопустимыми. Подробно с этим решением можно ознакомиться в разделе приложений к настоящему изданию.

По другому делу¹³⁶ обвинением против заявителя были вы-двинуты доказательства, составной частью которых был доклад агентурных работников. Заявитель был лишен возможности оспорить это доказательство в суде. И это было признано нарушением статьи 6 Конвенции.

В других случаях использование полицейских агентов и агентурных (оперативных) данных было признано правомерным. Это приводит к выводу, что Суд в принципе допускает использование подобных доказательств в тех случаях, когда они процессуально безукоризненны, а у стороны защиты имеются возможности для их процессуальной проверки. Например, по делам Радермахер и др. против Германии, Шенк против Швейцарии¹³⁷.

Необходимо отметить, что уголовно-процессуальное законодательство России не исключает возможность использования в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности, но при этом статья 89 УПК РФ запрещает использование результатов этой деятельности, если они получены с нарушением требований, предъявляемых к допустимости доказательств.

В практике Центра имеется уже несколько дел, где возникают подобные вопросы, и Европейскому Суду предстоит дать оценку пределам правомерности действий оперативных сотрудников в условиях уголовного процесса в России. Первым из таких дел, возможно, будет Ваньян против России¹³⁸, которое к настоящему времени признано приемлемым Европейским Судом.


Право не свидетельствовать против себя.

Признание вины (самоизобличение) и самооговор

Право не свидетельствовать против себя вытекает из положений параграфа 2 статьи 6 Европейской Конвенции и параграфа 1 статьи 6 и тесно связано с правом на защиту, которое закреплено в пунктах «b» и «c» параграфа 3 статьи 6 Европейской Конвенции.

В деле Саундерс против Великобритании¹³⁹ заявителя принуждали к даче показаний против себя в ходе расследования по делу об обвинении его в незаконной торговле. Использование против заявителя впоследствии в суде данных расследования, произведенного в подобных условиях, было признано нарушением статьи 6.

В другом деле ( Funke v. France, February) заявитель был подвергнут штрафу за непредоставление документов относительно его финансовых операций (транзакций), тогда как эти данные могли быть инкриминированы ему. И в этом случае Европейским Судом было признано нарушение статьи 6 Конвенции.

Примером нарушений этого вида в России могли бы служить описанные выше весьма распространенные случаи, когда задержанных допрашивают в качестве свидетелей и принуждают их к даче «правдивых показаний», предупреждая об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний.

Известно, что и Конституция России, и уголовно-процессуальный закон предусматривают право не свидетельствовать против себя. Но это право может быть реально обеспечено обвиняемым и подозреваемым только при условии соблюдения всех других прав, как-то: своевременный допуск защитника и другие права, могущие воздвигнуть заслон на пути произвола.

Если признание, то есть самоизобличающие показания, были получены в условиях полицейского участка (отделения милиции) в результате, как утверждает задержанный, давления на него в отсутствие защитника, и такой самооговор является единственным доказательством, то он не может быть приемлемым и достаточным доказательством для признания человека виновным. Любое признание будет достоверным только тогда, когда оно найдет свое подтверждение в условиях публичного судебного разбирательства. Это правило очень хорошо знакомо той судебной системе, которую мы именуем «состязательной». В России нередки случаи, когда среди всех псевдодоказательств реально существует лишь одно — собственное признание обвиняемого. При этом последующий отказ обвиняемого в судебном заседании от показаний, ранее данных под воздействием психического или физического давления, судом, как правило, во внимание не принимается с формулировкой «Иванов отказался от ранее данных показаний с целью избежать ответственности за содеянное. Однако его вина полностью доказана всеми собранными по делу доказательствами: протоколом выемки, заключением экспертизы и проч.» При этом бездоказательность этих выводов суда очевидна, а все эти «протоколы» и «акты экспертиз» подтверждают что угодно — факт смерти, факт обнаружения ножа и тому подобное, но только не причастность обвиняемого (подсудимого) к совершенному преступлению. Это, однако, никого не смущает, вся судебная система играет по этим «правилам», точнее, без правил, и сторона защиты не способна пробить брешь в этой псевдодоказательственной броне, так же как и обвиняемый беззащитен перед пытками, в условиях которых он прежде оговорил себя.

Но стоит только признать, что показания, полученные от обвиняемого в условиях, не обеспечивающих его прав, закрепленных статьей 6 Конвенции, и не прошедшие судебной проверки (то есть не подтвержденные в открытом судебном процессе), не могут быть приняты судом в качестве доказательства его вины, как все встанет на свои правовые места. Стоит только начать практически применять это правило, как вся система пыток станет по большей части бессмысленной и бесполезной. Это в принципе и отличает правовую систему от неправовой, состязательный процесс от инквизиционного.

Серьезный шаг на пути искоренения пыток был сделан с принятием нового Уголовно-процессуального кодекса РФ, согласно части 2 статьи 75 которого показания подозреваемого (обвиняемого), данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные в суде, признаются недопустимыми.

Однако эта норма оказалась не столь эффективным препятствием к применению пыток, как ожидалось. Один лишь факт участия защитника в производстве следственных действий с обвиняемым признается достаточным для легализации признания, даже если оно фактически было получено под воздействием пыток и иных неправомерных форм воздействия.

С чем приходится нередко сталкиваться в российской судебной практике? Активно действующий в процессе судья начинает сам с пристрастием допрашивать подсудимого, с явным нажимом вопрошая: «Как же так, Сидоров? Почему отказываетесь от показаний, данных на следствии? Нехорошо. Да еще и придумываете, что вас били. Хотите нас обмануть? А как же ваши показания на листе дела № таком-то? Ведь протокол допроса подписан адвокатом». Да еще и угрозу можно услышать о последствиях такого отказа от сотрудничества с судом. Английскому или норвежскому судье такой диалог с подсудимым не мог бы присниться даже в страшном сне. Для российского судьи это нечто натуральное и естественное. Ведь он — борец с преступностью, точнее, с преступником, даже тогда, когда приговором суда не установлено, что данный человек — преступник. И чтобы вынести искомый обвинительный приговор (а в нашей стране их более 99 %), необходимо изобличить этого преступника, а если надо, то и лично уличить его во лжи, используя свой судейский статус...

Следует признать раз и навсегда, что доказательства, не прошедшие испытание гласным судебным разбирательством, не выдержавшие экзамен на достоверность в суде, не могут быть приняты судом и должны исключаться из числа доказательств, принимаемых судом при вынесении обвинительного приговора.


Пункт (с) параграфа 3 статьи 6 Европейской Конвенции:
право на помощь защитника.

Социальная (бесплатная) юридическая помощь

Право на защиту в Российской Федерации формально гарантируется законодательно и даже конституционно. На практике во многих случаях оно реально не обеспечивается. Об этом наглядно свидетельствуют результаты обследований судебных процессов в рамках программы Международной комиссии юристов, проводившихся как российскими, так и иностранными представителями МКЮ.

Выводы комиссии о типичных нарушениях, выявленных в ходе наблюдения за судебными процессами, можно прочитать в приложении к настоящей брошюре.

В тех случаях, когда у обвиняемого (задержанного) нет средств для оплаты юридической помощи защитника по его выбору, защитник предоставляется ему государством, и, согласно практике Европейского Суда, обвиняемый не может в этом случае претендовать на выбор защитника. В то же время, учитывая, что бесплатная юридическая помощь предоставляется, когда «интересы правосудия того требуют», то, как указывалось в решении по делу Артико против Италии, качество такой юридической помощи должно быть адекватно требованиям правосудия, осуществляемая защита реальной и эффективной, а не теоретической или иллюзорной.

В этом же решении Суд, отметив, что власти не могут нести ответственность за любое упущение, связанное с предоставлением правовой помощи и проведением защиты, тем не менее, подчеркнул, что «…в пункте  “с” параграфа  3 статьи  6 говорится о “помощи”, а не о “назначении” защитника. Само назначение еще не обеспечивает эффективной помощи, так как назначенный адвокат может умереть, серьезно заболеть, в течение длительного времени быть лишен возможности действовать или уклоняться от выполнения своих обязанностей. Власти, если они уведомлены о возникшем положении, должны либо его заменить, либо заставить выполнять свои обязанности»¹⁴⁰.

Далее, в решении по делу Камасински против Австрии Суд заявил, что «В соответствии с пунктом “с” части  3 статьи 6 вмешательство компетентных национальных органов требуется только в том случае, если бесплатно назначенный защитник проявил явную неспособность обеспечить эффективную помощь или им стало об этом известно каким-либо иным образом»¹⁴¹.

Если есть основания полагать, что адвокат обвиняемого, участвующий в рассмотрении дела, не имел достаточно времени и возможностей для подготовки к процессу надлежащим образом, то суд должен принять действенные меры, обеспечивающие выполнение защиты обвиняемого. В подобной ситуации суду следует принять решение об отложении судебного разбирательства¹⁴².


Пункт (d) параграфа 3 статьи 6 Европейской Конвенции:

право на вызов свидетелей

Это право в Конвенции сформулировано как «право обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, а также иметь право на вызов и допрос его свидетелей на тех же условиях, что и свидетелей, показывающих против него»

Право на вызов свидетелей представляет собой существенную для обвиняемого гарантию и является одним из важнейших практических прав, позволяющих обвиняемому деятельно участвовать в исследовании доказательств обвинения и представлять суду свои доказательства.

Также важно знать, что в понятие свидетелей входят и эксперты, и различного рода специалисты. В деле Бониш против Австрии¹⁴³  Европейский Суд высказался по поводу роли экспертов в судебном разбирательстве. Эксперт в данном суде последовательно использовал лишь данные, свидетельствующие против подсудимого. Суду же, как определил Европейский Суд, надлежит обращать внимание и на другие экспертные заключения в случаях, когда известно, что существуют иные, противоположные мнения. Также Суд в решении по этому делу отметил, что отношение к экспертам защиты должно быть таким же, как и к экспертам со стороны обвинения.

Согласно прецедентам Европейского Суда (дела Антерпертингер против Австрии¹⁴⁴, Барбера и другие против Испании¹⁴⁵, Костовски против Нидерландов¹⁴⁶) выработаны наиболее общие и принципиальные подходы:

 все показания должны быть исследованы в присутствии обвиняемого в публичном процессе с предоставлением ему возможности выдвинуть противоположные доводы с учетом принципа состязательности;

 при этом само по себе использование в процессе письменных заявлений в отсутствие устных показаний не является во всех случаях (в отрыве от других обстоятельств) несовместимым с гарантиями прав защиты;

 но данное право в принципе означает, что обвиняемый должен быть надлежащим образом обеспечен реальной возможностью оспорить показания и подвергнуть допросу лицо, свидетельствующее против него, в тот момент, когда свидетель делал свое заявление либо позже;

 наконец, в целом являются неприемлемыми и должны быть признаны нарушениями этого права случаи, когда обвиняемый осужден практически только на базе свидетельских показаний, которые не могли быть должным образом проверены в ходе судебного разбирательства, то есть без обеспечения обвиняемому реальной возможности опровергнуть показания, данные свидетелями против него¹⁴⁷.

Очевидно, что Европейский Суд не будет входить в оценку показаний свидетелей, сфера его внимания — было ли обеспечено право на вызов и допрос свидетелей.

Вместе с тем необходимо учитывать, что гарантии данной нормы не означают права на вызов и допрос всех свидетелей.

По делу Видал против Бельгии¹⁴⁸ Европейский Суд выразил свое мнение следующим образом. Обвиняемый не всегда обеспечивается правом на вызов и допрос каждого свидетеля. Однако в случае, когда Апелляционный суд не заслушал ни свидетелей защиты, ни свидетелей обвинения и, тем не менее, отменил оправдание в отношении заявителя, ухудшив приговор и усилив меру наказания, в этом случае Суд установил нарушение права на справедливое судебное разбирательство.

Данное право не есть право на вызов неограниченного количества свидетелей. Однако представляется, что там, где обвинению обеспечивается возможность вызвать в суд всех свидетелей, заявленных стороной обвинения в «списке лиц, подлежащих вызову в суд», стороне защиты должны быть предоставлены равные права и адекватные возможности. При всех обстоятельствах исходим из того, что защите должна быть обеспечена возможность вызвать в суд всех ключевых свидетелей защиты, показания которых необходимы для правильного установления важных фактов и существенных обстоятельств дела. Заявитель должен доказать, что отказ заслушать показания конкретного свидетеля нанес серьезный ущерб его делу¹⁴⁹. В любом случае процедуры вызова и допроса свидетелей должны быть одинаковыми как для обвинения, так и для защиты в целях соблюдения принципа равноправия сторон.

Как видно из текста самой нормы и из приведенных принципиальных подходов, выработанных Европейским Судом, гарантии этой нормы не сводятся только к праву на вызов и допрос свидетелей защиты. Это еще и право обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей и иметь в принципе право на то, чтобы эти свидетели были допрошены.

В соответствии с частью 4 статьи 271 УПК РФ «суд не вправе отказать в удовлетворении ходатайства о допросе в судебном заседании лица в качестве свидетеля или специалиста, явившегося в суд по инициативе сторон».

При неявке в суд вызванного свидетеля или эксперта суд должен выслушать мнение всех участников процесса, в том числе подсудимого и его защитника, о возможности разбирательства дела в отсутствие неявившихся лиц и принять соответствующее решение. Судья может принять решение о возможности начать судебное следствие при отсутствии неявившихся свидетелей, даже если защита будет против этого возражать. Однако, во-первых, судья обязан при этом вынести мотивированное решение, а во-вторых, это не лишает права подсудимого или его защитника в дальнейшем заявить ходатайство о необходимости обеспечения явки свидетеля в зависимости от хода судебного разбирательства (статья 271 УПК РФ). И судья опять должен будет принять мотивированное решение по этому вопросу.

В ходе судебного разбирательства подсудимый и его защитник имеют право допрашивать свидетелей на тех же основаниях, на которых их допрашивает обвинитель (статья 244 УПК РФ). Статья 281 УПК РФ позволяет оглашать на суде показания неявившегося свидетеля, данные им на предварительном следствии, в следующих случаях:

а) смерти потерпевшего или свидетеля;

б) тяжелой болезни, препятствующей явке в суд;

в) отказа потерпевшего или свидетеля, являющегося иностранным гражданином, явиться по вызову суда;

г) стихийного бедствия или иных чрезвычайных обстоятельств, препятствующих явке в суд.

Представляется, что прибегать к оглашению показаний допустимо лишь в необходимых случаях, и при этом, если подсудимый оспаривает содержащиеся в оглашаемых показаниях сведения, суду следует критически оценивать такие доказательства, учитывая то обстоятельство, что подсудимый, как правило, был лишен возможности задать вопросы данному свидетелю, выявить вероятные противоречия или даже ложность его показаний. Следует помнить, что показания на предварительном следствии даются в условиях, не отвечающих требованию гласности и не обеспечивающих их полную достоверность, даже если согласиться с разумностью принципа «вотум доверия» следователю. В этих условиях нельзя исключить различные варианты:

1) свидетель, давая показания следователю, добросовестно заблуждался, и это может проясниться в ходе его допроса в открытом судебном разбирательстве;

2) свидетель умышленно оговаривал подсудимого, и последнему должен быть дан шанс выявить его ложь в условиях гласного судебного процесса;

3) свидетель был подвергнут определенному неправомерному давлению со стороны следствия, и его допрос в судебном заседании — реальная возможность это выявить.

Могут возникнуть (и в действительности возникают) вопросы в случаях, если в основе обвинения лежат письменные заявления лица, которое по тем или иным причинам не участвует в судебном разбирательстве. Например, в деле Лука против Италии¹⁵⁰ обвиняемый и его защитник не смогли допросить ни в ходе следствия, ни в суде свидетеля, показания которого были положены в основу обвинительного приговора, по той причине, что он был сообвиняемым и воспользовался своим правом не свидетельствовать против себя. Суд указал, что используемый в статье 6 термин «свидетель» имеет «автономное» значение, и его процессуальный статус с точки зрения национального законодательства не имеет решающего значения. Поэтому, если показания такого лица составляют основу обвинительного приговора, обвиняемому и его защите должна быть предоставлена возможность допросить его.

Только исключительные обстоятельства могут позволить суду при вынесении решения по делу полагаться на показания свидетеля, которого обвиняемый не имел возможности допросить в суде.


Пункт (e) параграфа 3 статьи 6 Европейской Конвенции:
право на помощь переводчика

Право на бесплатную помощь переводчика в уголовном процессе обеспечивается обвиняемому согласно статье 18 и пункту «с» части 4 статьи 47 УПК РФ. Кроме того, ему должны представляться основные следственные и судебные документы в переводе на язык, которым он владеет. На практике это право формально соблюдается.

В практике Центра, однако, есть несколько дел, в которых иностранные граждане, особенно из дальнего зарубежья, то есть лица, действительно не владеющие языком судопроизводства, заявляют, что реально их право на помощь переводчика обеспечено не было. Они утверждают, что при проведении первоначальных следственных действий (когда вырабатывается основная версия следствия и перспектива по делу) они не имели адекватного представления о том, что с ними происходит, каков их процессуальный статус, в чем конкретно они обвиняются и каковы их права на этой стадии.

Учитывая, что порой качество подготовки переводчиков, привлекаемых к участию в деле, не является достаточно высоким, у заявителей не возникало уверенности в том, что их показания переводятся полно и корректно. Некоторые из них проводили несколько месяцев и даже лет в следственном изоляторе, плохо понимая, что же с ними происходит. Аналогичная ситуация имеет место и в судебном заседании, когда вся помощь переводчика заключается в том, что он, в лучшем случае, переводит подсудимому вопросы, которые задаются непосредственно ему. Переводчик обыкновенно находится на расстоянии двух-трех метров от клетки с подсудимым, и остальная часть судебного разбирательства остается столь же непонятной для подсудимого-иностранца, как был непонятен ему и весь ход предварительного расследования.

Минимальные гарантии прав обвиняемого, разумеется, в основном предназначены для их использования в стадии собственно судебного разбирательства. Рассмотренные выше права, закрепленные в параграфе 3 статьи 6 Конвенции, начав работать на досудебной стадии, продолжают действовать в судебном заседании и должны быть обеспечены в нем силой судебной власти.

В решении Суда по делу Кускани против Великобритании¹⁵¹ был также поднят важный вопрос о роли суда в определении того, насколько обвиняемый нуждается в услугах переводчика. Заявитель, выходец из Южной Италии, обвинялся в неуплате налогов в крупных размерах. На определенном этапе разбирательства, когда речь зашла о признании заявителем своей вины (в обмен на снижение наказания), защита заявила о необходимости назначения судом переводчика, так как обвиняемый, хотя и владеет английским языком до некоторой степени, может не разобраться в сложных юридических терминах при определении суммы, в неуплате которой он признает себя виновным. Через некоторое время суд обратился к присутствующим с вопросом о том, может ли кто-то помочь обвиняемому с переводом; защита, не консультируясь с обвиняемым, указала на его брата, и суд решил, что воспользуется его услугами при необходимости. Несколько раз суд спрашивал у защиты, нужен ли обвиняемому переводчик, но адвокаты каждый раз отвечали, что «пока они обходятся». Впоследствии заявитель обжаловал обвинительный приговор (он был приговорен к четырем годам лишения свободы), пояснив, что по различным причинам и, в частности, по причине отсутствия переводчика он признал себя виновным в неуплате вчетверо большей суммы, чем собирался. Европейский Суд указал в своем решении, что хотя решения о ведении защиты должны приниматься защитником и обвиняемым, «конечным гарантом» справедливости судебного разбирательства является судья. Учитывая тяжесть предъявленного обвинения и строгость возможного наказания, а также тот факт, что судья был поставлен в известность о возможных трудностях в понимании обвиняемым происходящего, он должен был по собственной инициативе внимательно рассмотреть вопрос о необходимости привлечения переводчика и обеспечить его участие. Поэтому в данном случае имело место нарушение п. «е» части 3 статьи 6 Конвенции.