Приходько Олег Владимирович, кандидат исторических наук трансатлантические отношения в сфере безопасности и их влияние на внешнеполитические позиции россии монография

Вид материала

Монография

Содержание Трагедия в беслане и новый этап Распространение ому Первое предложение Второе предложение Третье предложение Четвертое предложение Пятое предложение Шестое предложение Седьмое предложение Приоритеты ЕС в реагировании на угрозу ОМУ отличны от предпочтений США

Подобный материал:

• Макушников Олег Анатольевич, доцент кафедры истории славян и специальных исторических, 209.21kb.
• Милевский Олег Анатольевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры регионологии, 384.42kb.
• Программа курса " Международные отношения в годы «холодной войны»", 34.17kb.
• Денисов Валерий Иосифович Доктор политических наук Фролов Александр Владимирович Кандидат, 2203kb.
• Кривцов Владимир Ильич Кынев Александр Владимирович кандидат политических наук Любарев, 1920.13kb.
• Кривцов Владимир Ильич Кынев Александр Владимирович кандидат политических наук Любарев, 1919.15kb.
• Иванова Магдалина Александровна, кандидат исторических наук, доцент Обухов Леонид Аркадьевич,, 1041.81kb.
• Программа дисциплины этнология Цикл гсэ специальность: 02. 07. 00. История, 540.26kb.
• Программа вступительных испытаний по истории санкт Петербург, 499.81kb.
• Анализ законодательства Российской империи в сфере производства в учёные степени позволил, 981.25kb.

Глава 7

ТРАГЕДИЯ В БЕСЛАНЕ И НОВЫЙ ЭТАП
В АНТИТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ


Трагические события, произошедшие в Беслане в начале сентября 2004 г., когда в результате захвата террористами школы в этом североосетинском городе погибло более 330 человек, вызвали широкий резонанс в мире. Наряду с выражением сочувствия и поддержки, которые были продемонстрированы общественностью многих западных стран (особенно масштабным оно было в Италии и ряде других западноевропейских государств), отчетливо проявилось стремление ряда политических сил Запада перевести случившееся в Беслане в плоскость чеченской проблемы. В Вашингтоне и Лондоне, других западных столицах вновь зазвучали призывы к политическому урегулированию в Чечне и ведению переговоров с представителями “умеренного крыла чеченских повстанцев”.

Россия проявила необычную твердость и наступательность в отстаивании оценки событий в Беслане как интервенции международного терроризма. По ее инициативе 1 сентября 2004 г. было созвано экстренное заседание СБ ООН. Этим шагом она хотела показать, что Бесланская трагедия для нее равносильна тому, чем стали события 11 сентября 2001 г. для США. Россия добивалась того, чтобы международное сообщество в лице Совета Безопасности определило четкое отношение к теракту в Северной Осетии. “Интернационализация” значения событий в Беслане была вызвана необходимостью показать международному сообществу: волна терроризма, с которой столкнулась Россия в последнее время, это не только внутренняя угроза для одной лишь Российской Федерации, а проявление международного терроризма, который не признает национальных границ.

Россия решительно отмела попытки некоторых западных политиков интерпретировать события в Беслане в искаженном свете, как сугубо российскую проблему, порожденную провалами политики Москвы в отношении Чечни. По итогам неформальной встречи министров иностранных дел ЕС 3 сентября Бернард Бот, глава дипломатии Нидерландов (страны – председателя Евросоюза), сделал заявление, в котором было высказано сомнение, не несет ли российское руководство часть вины за кровавую развязку Бесланской трагедии. Российским властям было фактически предложено отчитаться за свои действия в Беслане. Отповедь Москвы была необычно резкой. На следующий день посол Нидерландов был вызван в МИД РФ, где от голландской стороны потребовали объяснений по поводу заявления Б. Бота. В непривычно резких выражениях заявление Бота было раскритиковано министром иностранных дел С. Лавровым, который в то время находился с визитом в Египте: вместо того, чтобы делать беспочвенные намеки в отношении России, странам ЕС лучше искоренить практику укрывательства у себя пособников террористов.

США выступили с открытой критикой в отношении “постбесланского” подхода России к борьбе с терроризмом. 14 сентября госсекретарь США К. Пауэлл в интервью британскому информационному агентству Reuters назвал предложения Путина “отходом от некоторых демократических реформ”. Подобную озабоченность высказал и президент Дж. Буш. Однако критика официального Вашингтона была сравнительно мягкой на фоне реакции американского политического истеблишмента и СМИ. К. Пауэлл вскоре признал, что ему не следовало по следам Бесланской трагедии говорить о необходимости политического решения в Чечне, учитывая травму, полученную Россией.

Заместитель госсекретаря Р. Армитидж, находясь в середине сентября 2004 г. с визитом в Праге, пообещал американскую поддержку России в борьбе с международным терроризмом в той мере, в какой российская стратегия будет оставаться понятной Вашингтону. Он отметил рост уровня закрытости российской стратегии в последнее время, появление в ней некоторых неясных моментов, вызывающих вопросы у США. Однако и сами США не торопятся раскрывать все свои секреты проведения контртеррористических операций. Р. Армитидж увязал предоставление помощи с четким пониманием того, как Россия собирается продолжать войну с терроризмом. В то же время он солидаризировался с мнением Москвы, что не должно быть различного толкования того, кого считать террористами, как и выборочного подхода в определении террористических организаций.

Заявление Государственного департамента США о готовности и дальше поддерживать контакты с “умеренными чеченскими сепаратистами” вызвало резкую реакцию российского МИДа и дало основание Москве обратить внимание Вашингтона на пагубность политики двойных стандартов в борьбе с терроризмом. Россия дала четко понять, что не такого подхода она ожидает от Запада в совместной борьбе с международным терроризмом. Она ведь не предлагает Европе принять предложение бен Ладена и вступить в переговоры с ним, чтобы заключить мир и тем самым не допустить терактов “Аль-Каиды” на европейской земле.

15 сентября 2004 г. тогдашний комиссар ЕС по международным делам К. Паттен, выступая в Европарламенте, выразил опасения по поводу реакции Кремля на события в Беслане, отметив, что борьба с терроризмом не должна сводиться к усилению центральной власти и шагам, которые ограничивают демократию. Он обещал, что ЕС поднимет эти вопросы в диалоге с Москвой. Голландский министр иностранных дел Б. Бот, выступая там же, заявил, что ЕС, несмотря на разногласия по Чечне, готов оказать помощь России в восстановлении этой республики, пресечении источников финансирования террористов, а также наращивать сотрудничество на техническом уровне и поделиться своим опытом контртеррористической борьбы.

ЕС повторяет как заклинание, что события в Беслане не отменяют необходимости политического урегулирования в Чечне, видимо, опасаясь, что реакцией на эту трагедию станет “завинчивание гаек” в Чеченской республике. Гораздо большее понимание Россия встречает со стороны стран, которые наиболее ощутимо страдают от акций международного терроризма (Израиль, Австралия, Индонезия). Это понимание проявляется не только по линии двусторонних отношений, но и при обсуждении соответствующих проблем в ООН и на других международных форумах.

Ответ РФ на выпады США и ЕС сводился к совету не совать нос в ее внутренние дела. Россия дала ясно понять, что будет сама решать, какие меры принимать для укрепления страны и борьбы с терроризмом на своей территории. Она не приемлет навязывание ей рецептов демократии, которые далеки от ее реалий и не учитывают специфику переживаемого ею переходного периода. Москва призвала западных партнеров отказаться от заблуждения, что демократия в России должна быть непременно скопирована с модели какой-то страны. “Россия же не комментирует систему президентских выборов США”, – заявил в этой связи министр иностранных дел С. Лавров. США после событий 11 сентября приняли некоторые жесткие и неоднозначные меры по укреплению внутренней безопасности.

Россия постаралась внести ясность в некоторые аспекты своих отношений с Западом по вопросу борьбы с терроризмом, которые дают ей основания сомневаться в искренности позиции Запада. Она вновь заявила о недопустимости деления террористов на своих и чужих, на “умеренных” и “плохих”. РФ потребовала от западных партнеров прекратить практику предоставления убежища чеченским эмиссарам боевиков, призвала власти Великобритании выдать А. Закаева, а США – И. Ахмадова.

10 сентября 2004 г. было обнародовано совместное заявление В. Путина и Г. Шредера по борьбе с терроризмом, которое готовилось к запланированному на начало сентября официальному визиту российского президента в Германию. Визит пришлось срочно переносить на более поздний срок из-за теракта в Беслане. В документе отмечается, что теракт в Беслане – это новое измерение угрозы, исходящей от международного терроризма. Терроризм представляет собой одну из самых опасных угроз для безопасности России и Германии, всего международного сообщества. Однако борьба с ним должна вестись с соблюдением прав человека и основополагающих свобод, обязательств по международному праву, принципа верховенства закона.

Россия и Германия обязались укреплять сотрудничество на двусторонней основе, а также в рамках многосторонних институтов (ООН, ОБСЕ, СРН, ФАТФ, “большой восьмерки”) и международной антитеррористической коалиции с тем, чтобы более эффективно бороться с проблемой терроризма и ее первопричинами. Они намерены помогать друг другу в предотвращении терактов (осуществлять более активный обмен информацией о террористических угрозах и результатах анализа таких угроз), а также в выявлении и поимке террористов, расследовании их деяний, пресечении доступа террористов к оружию массового уничтожения, материалам, оборудованию и технологиям для его производства. Россия и Германия будут оказывать поддержку третьим странам в борьбе с международным терроризмом.

Трагические события в Беслане вызвали оживленные комментарии в западных СМИ. Освещение и анализ этих событий велись преимущественно в негативном для России ракурсе, что, конечно, далеко не всегда отражало позицию официальных властей. Однако власти не могли полностью их игнорировать, ведь СМИ формировали общественное мнение в определенном духе. В ряде западных изданий появились публикации, проповедующие идею интернационализации усилий по урегулированию ситуации на Северном Кавказе, раз Россия якобы не способна сама навести порядок в этом регионе. Речь идет чуть ли не о развертывании под эгидой ООН миротворческих сил ЕС или НАТО на Кавказе. Инициаторов подобных предложений, судя по всему, имел в виду президент В. Путин, когда в обращении к стране 4 сен­тября 2004 г. говорил о политических силах за рубежом, заинтересованных в развале России, дезинтеграции ее территориальной целостности. После Беслана не осталось сомнений, что определенные зарубежные силы стремятся использовать исламистский терроризм, чтобы постоянно держать Россию в ослабленном состоянии, используя его как средство своих геополитических целей по вытеснению России с Кавказа, имеющего стратегическое значение как выход к Каспию и Центральной Азии.

Для многих российских обозревателей, судя по их реакции, стало неожиданной формулировка, которую использовал В. Путин в обращении к стране 4 сентября, заявив, что международный терроризм развязал войну против России. Как будто министр обороны С. Иванов точно в таких же выражениях не говорил о ситуации сразу после трагического теракта в театральном центре на Дубровке в Москве два года назад. Дело не в терминологической характеристике ситуации, а в том, как она на самом деле воспринимается российским обществом – как общенациональная война, пусть и в весьма специфической форме, или как региональный конфликт на Северном Кавказе.

Однако настоящий шквал резко критических оценок вызвали на Западе последовавшие как реакция на трагедию в Беслане некоторые предложения, которые российский президент объявил на расширенном заседании правительства с участием глав регионов 13 сентября 2004 года. Инициативы по изменению системы избрания губернаторов и Государственной думы были расценены как отступление от принципов демократии, усиление власти Центра и откат к жесткому авторитаризму. Обнародованное 28 сентября 2004 г. “письмо ста”, обличающее российскую политику и призывающее лидеров НАТО и ЕС пересмотреть отношения Запада с Россией⁸⁶, стало сродни Фултоновской речи У. Черчилля, ставшей объявлением “холодной войны” Запада и Востока.

Трагедия в Беслане ясно показала потребность в новых мерах по борьбе с международным терроризмом. По мнению России, в деятельности антитеррористической коалиции государств должен наступить качественно новый этап: прежние механизмы взаимодействия не всегда оказываются действенными. Главная угроза для коалиции – сохраняющаяся практика двойных стандартов. Выступая 23 сентября 2004 г. на 59 й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, глава российской дипломатии С. Лавров выдвинул серию инициатив, которые, по мнению Москвы, призваны сделать более эффективными международные усилия на антитеррористическом фронте. Он выделил следующие основные направления, по которым должна развиваться антитеррористическая стратегия мирового сообщества.

Первое: глобальный характер террористической угрозы требует коллективного отпора. На качественно новый уровень доверия и координации должно быть поднято взаимодействие спецслужб стран антитеррористической коалиции.

Второе: необходимо развитие норм международного права в соответствии с реалиями контртеррористической войны, и в этих условиях особое значение приобретает решимость государств использовать свое право на самооборону в соответствии со ст. 51 Устава ООН.

Третье: необходимо отказаться от двойных стандартов в отношении террористов, перекрыть возможность получения ими убежища, в том числе и под видом спасения от политического или иного притеснения, а также отказаться от попыток использовать борьбу с терроризмом в разного рода геополитических играх.

Четвертое: необходимо международное партнерство, чтобы надежно перекрыть возможности доступа террористов к ОМУ.

Пятое: Афганистан остается самым слабым звеном в пресечении наркоторговли и финансовой подпитки из наркоисточников деятельности террористов, поэтому следует укреплять существующие и создавать новые антинаркотические “пояса безопасности”.

Шестое: нельзя допустить, чтобы борьба с терроризмом привела к “цивилизационному разлому”, противостоянию одних цивилизаций и конфессий другим.

Седьмое: Россия считает, что ООН должна и впредь играть ведущую роль в объединении усилий мирового сообщества в борьбе с терроризмом.

РФ предложила, чтобы СБ ООН принял резолюцию, наделяющую Антитеррористический Комитет ООН возможностями действовать максимально эффективно, своевременно выявляя слабые звенья в антитеррористической сети и наращивая взаимодействие с международными региональными организациями, включая СНГ, ОДКБ и ШОС. Она выступила инициатором подготовки резолюции СБ ООН, которая призвана предотвратить использование процедуры предоставления политического убежища для укрытия и поддержки террористов и их пособников. Российский проект резолюции направлен на то, чтобы ускорить процедуру экстрадиции лиц, которые пользуются своим статусом политических беженцев для организации и финансирования терактов.

Принятая Советом Безопасности ООН 8 октября 2004 г. “антитерро­ристическая” резолюция 1566 показала, что между Россией и Западом остаются существенные разногласия в подходе к борьбе с международным терроризмом. Хотя резолюция была инициирована Россией, из-за позиции западных держав в ней не были учтены российские предложения об экстрадиции эмиссаров боевиков-террористов и составлении нового международного списка террористов. Запад на словах разделяет мнение Москвы, что международное сообщество не должно позволять террористам использовать в своих целях защиту, которая предоставляется жертвам политических репрессий. Однако он дал ясно понять, что не выдаст И. Ахмадова, А. Закаева и других чеченских эмиссаров, пока Москва не предоставит доказательства их причастности к террористической деятельности.

Реакцией России на трагедию в Беслане стала активизация не только внутриполитических, международно-дипломатических, но и военных ресурсов реагирования на террористическую угрозу. Начальник Генерального Штаба генерал Ю. Балуевский заявил 8 сентября, что российские вооруженные силы будут наносить превентивные удары по террористам в любом регионе мира: характер удара, используемые силы и средства будут определяться характером угрозы. В течение короткого отрезка времени (буквально недели) на эту тему неоднократно высказывались министр обороны С. Иванов, секретарь Совета безопасности И. Иванов, министр иностранных дел С. Лавров, и снова Ю. Балуевский. Так же как это делали США после событий 11 сентября 2001 г., Россия обосновывает свое право на превентивные удары статьей 51 Устава ООН, провозглашающей право на самооборону. Тогда многие в России трактовали американский подход как слишком расширительно трактующий международные нормы. Да и войну по свержению режима С. Хусейна в Ираке США вели под флагом превентивной самообороны.

Россия ссылается и на резолюции СБ ООН, принятые в связи с событиями в США 11 сентября 2001 г., раздвинувшие рамки права на самооборону, включив в них случаи вооруженного нападения, совершаемого в виде теракта. В интервью арабскому телеканалу “Аль-Джазира” 10 сентября 2004 г. С. Лавров отметил, что современное международное право допускает, что, если страна подвергается террористическому нападению или есть для нее угроза теракта, она может предпринимать необходимые меры, чтобы ликвидировать или уменьшить эту угрозу в порядке реализации своего права на самооборону. Подобный подход разделяют США и Великобритания, но это еще не значит, что они поддержат Россию, если она будет реализовывать на практике свое право на превентивную самооборону.

Россия берет на вооружение ранее критикуемую американскую аргументацию. Хотя Москвой и было заявлено, что превентивные акции не будут выходить за рамки международного права и что они являются крайним средством реагирования на террористическую угрозу, трудно представить как фактор внезапности и оперативности, обязательный для такого рода операций, будет стыковаться с необходимостью получения мандата СБ ООН, являющейся громоздкой бюрократической процедурой и вовсе не гарантирующей положительного результата. Из выступлений официальных лиц следует, что Россия оставляет за собой право выбора средств для нанесения превентивных ударов по базам террористов, в том числе расположенных за рубежом. По словам министра обороны С. Иванова, могут быть использованы все средства, кроме ядерного оружия, и необязательно это будут крупные соединения или фронтовая авиация, – есть для этого высокоточное оружие, части спецназа.

Обилие выступлений российских официальных лиц по вопросу превентивных ударов создает опасность, что эта важная проблема может быть заболтана. Заявления, не подкрепленные конкретными делами, лишь порождают недоверие к политике. Уже то, что официальные заявления российских военных руководителей о превентивных ударах по базам талибов в Афганистане (1998 г.) оказались пустым звуком, бросает тень и на нынешние декларации. США всячески избегают делать подобные заявления, если не уверены, что смогут реализовать их на практике, чтобы не подрывать доверие за рубежом к своей политике.

В качестве одного из первоочередных объектов для таких ударов может стать Панкиское ущелье Грузии, ставшее прибежищем чеченских боевиков. И хотя грузинское власти утверждают, что после проведенных ранее мероприятий они установили контроль над этим районом, ситуация здесь едва ли полностью урегулирована. Вот и американский посол в Грузии Р. Майлс признал 13 сентября 2004 г., что хотя численность чеченских боевиков, имеющих связи с международными террористами и базирующихся в Панкиском ущелье, уменьшилась на две трети, определенное их количество продолжает там оставаться⁸⁷. Это заявление прозвучало вразрез с утверждениями Тбилиси и подтверждает российские обвинения. Чтобы предотвратить назревающий скандал, госдепартамент США был вынужден дезавуировать заявление посла Майлса. Однако совершенно очевидно, что послу на месте гораздо лучше известна ситуация в этом районе Грузии, чем чиновникам в Вашингтоне.

Приходится признать, что и после трагедии в Беслане перспектива согласования эффективной коллективной антитеррористической стратегии не выглядит очень обнадеживающей. Страны все еще не могут договориться о едином толковании понятия терроризм. Между ними существует большая разница в понимании этой проблемы. В условиях отсутствия общемировых норм в этом вопросе Россия, США, страны ЕС, Израиль, арабские, да и многие другие государства предпочитают сохранить для себя определенную свободу выбора действий против террористической угрозы, с которой они уже сталкиваются или могут столкнуться в будущем.


Глава 8

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ОМУ:
В ПОИСКАХ ОТВЕТА НА УГРОЗУ


Распространение оружие массового уничтожения квалифицируется США и ЕС как одна из наиболее серьезных угроз безопасности. Сближение европейского подхода с американскими взглядами на эту проблему происходит в еще большей степени, чем в отношении международного терроризма, хотя эти две угрозы взаимосвязаны. Эта тенденция обозначилась уже в 2003 г., когда разногласия по Ираку не помешали США и ЕС подписать на саммите в Вашингтоне 25 июня Совместную декларацию по борьбе с распространением ОМУ. Этот документ отразил неудовлетворенность трансатлантического сообщества прорехами в режиме нераспространения, желание найти более эффективные средства для противодействия его размыванию. США и ЕС согласились “использовать все имеющиеся средства для предотвращения распространения ОМУ и катастрофических последствий, к которым оно может привести”⁸⁸. Подобная формулировка используется в резолюциях ООН и других документах, когда подразумевается возможность использования военной силы. Вашингтонские договоренности предусматривают включение в законодательство США и ЕС положений, позволяющих осуществлять самостоятельные и совместные акции по пресечению нелегальных операций с ОМУ.

Документы по стратегии ЕС, принятые в конце 2003 г., отразили изменение его отношения к угрозе распространения ОМУ. Если в промежуточном варианте Европейской стратегии безопасности она характеризовалась как международная угроза, то в окончательной версии этого документа она квалифицируется уже как “потенциально самая большая угроза” безопасности стран ЕС. В этой связи Евросоюз особо выделяет две проблемы: возрастающую вероятность гонки ОМУ на Ближнем Востоке и усиление угрозы биотерроризма в связи с бурным развитием биологических наук и технологий. Во главу угла он ставит укрепление международного режима нераспространения и повышение эффективности его основного механизма – МАГАТЭ.

США и ЕС призывают КНДР полностью демонтировать программу создания ядерного оружия и восстановить свое участие в ДНЯО, а Иран – прекратить все работы по обогащению урана, в полном объеме сотрудничать с МАГАТЭ и неукоснительно соблюдать обязательства по Договору о нераспространении и Дополнительному протоколу к нему. Наряду с совпадением позиций по ряду принципиальных вопросов борьбы с распространением ОМУ в американо-европейских отношениях имеются разногласия и противоречия, связанные с существованием пробелов в этом разделе международного права. Когда разрабатывались ныне действующие международные нормы нераспространения, не было ни глобализации, ни многих других факторов, облегчающих доступ к оружию массового уничтожения. Появление угрозы “нетрадиционного” применения ОМУ изменило содержание понятия “самооборона”, расширив его рамки, поскольку разрушительные последствия могут наступить в результате даже ограниченного применения этого оружия террористами и “проблемными” режимами. Директор Центра европейских реформ (Лондон) Ч. Грант так формулирует проблему правовой неопределенности: “Если какая-то страна подозревается в том, что прячет у себя опасное оружие, при каких условиях военная интервенция является оправданной? И какова должна быть роль ООН и других организаций в придании легитимности таким интервенциям?”⁸⁹

США призывают к международной поддержке своих усилий в борьбе с распространением ОМУ, но готовы и в одностороннем порядке устранять несоответствия между потребностями, которые диктуют американские интересы национальной безопасности, и спорными и неадекватными, с их точки зрения, ограничениями, устанавливаемыми международными правилами. Администрация Дж. Буша считает неэффективным действующий режим нераспространения, поскольку соглашения, на которых он основывается, вырабатывались без учета многих новых факторов. Во-первых, угроза распространения ОМУ приобретает совершенно иной масштаб в контексте усилий “проблемных режимов” и транснациональных негосударственных субъектов заполучить это оружие. США называют наибольшей угрозой для себя возможность скрытого и внезапного нападения с применением химического, биологического, радиологического или ядерного оружия со стороны государств-“изгоев” и фанатиков-террористов, для которых ОМУ является вожделенным средством достижения их целей.

Во-вторых, это формирование нелегальных транснациональных сетей по распространению технологий, материалов и компонентов ОМУ. В операциях на международном черном рынке в этой сфере участвуют как государственные, так и негосударственные субъекты. О масштабах и изощренности подобного рода хорошо законспирированных транснациональных структур можно судить по делу А.-К. Хана, “отца” пакистанского ядерного оружия, который, как выяснилось, возглавлял разветвленную международную сеть, осуществлявшую в течение долгого времени нелегальную продажу ядерных компонентов, материалов, технологий и ноу-хау Ирану, Ливии и Северной Корее. В тайне от пакистанского правительства А.-К. Хан и его сподвижники продавали схемы ядерных устройств, чертежи новых производительных моделей центрифуг по обогащению урана, компоненты и даже готовые центрифуги для производства “начинки” ядерного оружия. Заинтересованность в услугах А.-К. Хана проявляли еще несколько других государств. Судя по показаниям теперь уже бывшего научного руководителя пакистанской ядерной программы А.-К. Хана, масштабы нелегальных поставок в ядерной сфере довольно значительны. Изощренность и масштабы этой транснациональной подпольной сети стали откровением и для МАГАТЭ, по признанию генерального директора этой организации М. Аль-Барадеи.

Реакцией МАГАТЭ стал глобальный план борьбы с угрозой ядерного терроризма, который предусматривает принятие целого комплекса мер в течение трех лет. 24 государства обязались выделить на его осуществление 27 млн. долл., и еще 14 государств обещали предоставить иную помощь. Вряд ли можно сомневаться в справедливости слов М. Аль-Барадеи о том, что вскрывшиеся факты передачи пакистанских ядерных технологий третьим странам, возможно, являются лишь верхушкой айсберга. РФ выступает за возвращение Пакистана в сферу соглашений по ядерному нераспространению. Она давно выражала беспокойство по поводу возможной утечки ядерных материалов и компонентов ядерного оружия из этой страны. В контексте “пакистанской проблемы”, требующей разработки гарантий неповторения подобных случаев, нерешенным остается вопрос о международной легитимности ядерной программы Исламабада. Без международного признания ядерного статуса этой страны (включения в клуб ядерных держав) будет трудно, если вообще возможно, договориться с Исламабадом о каких-то мерах международного контроля и его присоединении к ДНЯО и Дополнительному протоколу. В случае решения международного сообщества “узаконить” ядерный статус Пакистана без этих условий у Индии появятся основания требовать аналогичного официального признания и ее ядерного статуса.

США, Австралия и ряд других стран считают, что СБ ООН далеко не всегда справляется с защитой международного режима нераспространения: он не санкционировал ни одной военной акции, чтобы пресечь распространение ОМУ, хотя оно представляет угрозу международному миру и безопасности. Пробелы в режиме нераспространения ОМУ США стремятся заполнить разработкой соглашений, которые идут дальше того, чтó допускает международное право на основе ныне действующих международных договоров. США предлагают “творчески” применять национальное и международное законодательство. На “неосвоенном” (“сером”) правовом поле и при поддержке стран-единомышленников администрация Дж. Буша видит больше перспектив для принятия эффективных мер против распространителей ОМУ, чем в рамках устоявшихся норм. Поэтому такого рода предложения они инициируют в обход ООН и МАГАТЭ.

Пример Ливии, добровольно отказавшейся в декабре 2003 г. от создания ОМУ, показывает, что решение проблемы возможно и без применения силы. Однако и здесь нельзя полностью отрицать позитивное, хоть и косвенное, влияние силового фактора: участь С. Хусейна не могла не сказаться на решении ливийского лидера М. Каддафи. США хотят поддержки России в том, чтобы убедить Сирию последовать решению Триполи – добровольно отказаться от ОМУ и открыть страну для международного контроля. Ливийский пример не отменяет необходимости разработки новых инструментов противодействия распространению ОМУ.

Администрация Дж. Буша считает, что проблема не только в том, что не хватает более эффективных международных соглашений по нераспространению ОМУ, а в том, что “противоправные режимы” либо не хотят присоединяться к этим договорам, либо не соблюдают свои обязательства, обманывая мировое сообщество. Пример Ирана показывает, как государство с ядерными амбициями может использовать лазейки, существующие в Договоре о нераспространении ядерного оружия, чтобы максимально далеко продвинуться в разработке ядерного оружия в границах легально разрешенного, а затем, когда будет принято решение перейти эту грань, быстро завершить создание минимального ядерного потенциала сдерживания.

По мнению США и других государств, выступающих за расширение правовых рамок применения силовых мер, борьба с распространением ОМУ имеет слишком большое значение, чтобы быть заложником ограничений жестких догм. Обмен информацией между странами, широкое международное взаимодействие по пресечению и предотвращению незаконных поставок ОМУ выходят на передний край этой борьбы. США разуверились в способности ООН обеспечить соблюдение норм международных договоров по нераспространению и де-факто наделяют себя правом определять нарушителя и применять к нему меры воздействия. Администрация Дж. Буша считает допустимым использовать силу для осуществления мероприятий превентивного характера в отношении стран, нарушающих международные соглашения о нераспространении. ЕС не согласен с таким подходом. Он выступает за укрепление роли СБ ООН в качестве главного арбитра, который выносит решения в отношении страны, нарушающей международные нормы.

В своем выступлении в Кракове 31 мая 2003 г. президент Дж. Буш провозгласил “Инициативу по безопасности против распространения ОМУ” (ИБПР)⁹⁰. Чтобы перекрыть доступ к ОМУ, США предлагают обмениваться разведданными, осуществлять (в том числе с использованием силы) задержание и обыск самолетов, кораблей и наземных транспортов, подозреваемых в нелегальных перевозках материалов и компонентов оружия массового уничтожения, вводить режим морской блокады, проводить конфискацию груза, ограничить количество портов для посещения “подозрительными” судами с целью контроля за их перемещением. Предусматривается также отказывать в праве пролета или дозаправки “подозрительных” самолетов.

Американская инициатива (ИБПР) предусматривает формирование партнерства между странами, желающими сотрудничать в борьбе с распространением ОМУ и готовыми использовать широкий спектр правовых, дипломатических, экономических, военных и других инструментов, чтобы воспрепятствовать нелегальной торговле ОМУ, ракетами, запрещенными технологиями. На первом этапе к ИБПР присоединились 10 государств: Австралия, Япония, Южная Корея, Великобритания, Франция, Германия, Италия, Испания, Португалия, Нидерланды и Польша. В 2004 г. к ним добавились Россия, Канада, Норвегия, Сингапур и некоторые другие страны. В итоге в этой инициативе участвуют уже 62 государства. ИБПР была одобрена всеми участниками саммита “большой восьмерки” в Си-Айленде (США, июнь 2004 г.). Предполагается соответствующим образом модернизировать нормы национального законодательства и международного права для реализации ИБПР.

Члены “группы ИБПР” обмениваются разведывательной информацией, отслеживают сомнительные международные перевозки, проводят совместные военные учения по отработке приемов перехвата подозрительных грузов. США, выступающие инициаторами создания нового, более жесткого режима нераспространения, рассчитывают привлечь к партнерству максимальное количество стран, а также прибрежные, “транзитные” и другие государства, под чьим флагом больше всего зарегистрировано грузовых судов, могущих участвовать в незаконных перевозках. Один из ключевых вопросов – когда и каким образом вмешиваться в события, чтобы пресечь незаконные перевозки ОМУ. Здесь важнейшее значение приобретает своевременное получение данных о намерениях нарушителей международного режима нераспространения.

На первых заседаниях “группы ИБПР”, проходивших в Мадриде и Брисбене, рассматривались источники угрозы распространения ОМУ – как государства, так и негосударственные субъекты, а также тактика и приемы, которые они используют, чтобы обойти существующие международные нормы и правила. Обсуждались возможные практические меры, которые могли бы воспрепятствовать нелегальным операциям по экспорту ОМУ и запрещенных материалов, перекрыть доступ к ним террористов. Участников форума не удовлетворяет то, как работают международные соглашения по нераспространению ОМУ, но между ними нет единства в том, что можно считать легитимным в рамках действующего международного права. Хотя операции по задержанию грузов проводились и раньше, они носили спорадический характер и осуществлялись в ограниченном масштабе. Теперь речь идет о коллективных действиях и соответствующем изменении национального и международного законодательства. Участники “группы ИБПР” провели серию учений в Тихом и Индийском океанах и Средиземном море, отрабатывая совместные действия с использованием военных и гражданских средств для проведения предполагаемых операций по задержанию подозрительных судов.

В сентябре 2004 г. в Северной Атлантике прошли совместные военно-морские маневры России и НАТО. Однако Россия пока воздерживается последовать примеру некоторых государств, которые создают с США совместные механизмы, чтобы пресечь доступ к морским и воздушным портам транспортных средств компаний и физических лиц, замешанных в противоправных сделках, касающихся ОМУ.

США, Австралия и ряд других стран, выступающих за принятие решительных мер, предлагают либо внести изменения в международное право, либо разработать международную конвенцию, запрещающую торговлю ОМУ, его компонентами и технологиями. Даже если к такому соглашению не присоединятся КНДР, Иран и другие государства, стремящиеся к ОМУ, им будет гораздо сложнее осуществлять незаконные закупки, если участниками соглашения станут “транзитные” и “перевалочные” страны. Для легитимности действий по задержанию транспортных средств в международных водах или воздушном пространстве нужно либо принимать соответствующую резолюцию СБ ООН, либо заключать специальную международную конвенцию, а этого участники ИБПР хотели бы пока избежать, чтобы не утопить проблему в дискуссиях.

Среди участников ИБПР нет полного единодушия, которое иногда можно встретить в официальных отчетах об их встречах. На основании “широкого” толкования международных соглашений США утверждают, что имеют право осуществлять перехват судов, когда те идут не под национальным флагом; когда они идут под флагом страны, под которым зарегистрированы из соображений “удобства”, и когда эта страна дает США разрешение на проведение их обыска; когда у США есть серьезные основания полагать, что конкретный корабль перевозит материалы ОМУ – тогда они могут его задержать, реализуя свое право на самооборону. Как утверждают США, после провозглашения ИБПР им удалось уже несколько раз пресечь перевозку компонентов для производства ядерного и химического оружия.

Однако даже наиболее лояльные союзники США не поддерживают чересчур радикальные меры, такие как перехват судов и самолетов в международных водах и международном воздушном пространстве, насильственное принуждение к приземлению самолетов с подозрительными грузами для обыска. Чтобы эти действия были правомерны, необходимы изменения в международном законодательстве. Далеко не все участники “группы ИБПР” находят продуктивной идею изоляции государств – нарушителей режима нераспространения: мировое сообщество в этом случае может лишиться практически всех невоенных инструментов влияния на поведение этих стран.

Выступая в Университете национальной обороны (Вашингтон) 11 февраля 2004 г., президент Дж. Буш объявил о новых мерах, направленных на усиление борьбы с распространением ОМУ⁹¹. Это наиболее радикальная программа модернизации международного режима ядерного нераспространения за все время существования Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) с момента его подписания в 1970 г. Она включает в себя семь взаимосвязанных предложений.

Первое предложение – использовать в более широких масштабах потенциал международных механизмов и инструментов, созданных в рамках ИБПР, для пресечения незаконной торговли ОМУ и в борьбе с международным терроризмом: сотрудничество по линии разведслужб, вооруженных сил и правоохранительных органов разных стран, включая выявление и уничтожение нелегальных сетей, занимающихся контрабандой материалов и технологий ОМУ.

Второе предложение – принять резолюцию СБ ООН, обязывающую все государства ввести в национальное законодательство уголовную ответственность за распространение ОМУ, принять закон о жестком экспортном контроле, обеспечить безопасное хранение на своей территории всех материалов, касающихся ОМУ. После принятия соответствующей резолюции СБ ООН США обещают оказать помощь другим государствам в разработке и имплементации надлежащего законодательства.

Третье предложение – расширить на все соответствующие страны, включая Ирак и Ливию, программу “Глобальное партнерство”, одобренную “большой восьмеркой” первоначально для региона СНГ. Эта программа предусматривает выделение в течение 10 лет 20 млрд. долл. на такие цели как безопасное хранение и утилизация ОМУ, трудоустройство ученых и специалистов, работавших по программам ОМУ. США предложили расширить масштаб программы “Глобальное партнерство” за счет привлечения новых стран-доноров, увеличения финансирования и расширения круга получателей помощи, в том числе и для предоставления альтернативной занятости ученым и специалистам из стран третьего мира, которые работают над ОМУ.

Четвертое предложение – закрыть “лазейки” в Договоре о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), когда под видом мирных ядерных программ может осуществляться производство расщепляющихся материалов для создания ядерного оружия (например, наработка оружейного урана в исследовательских или энергетических реакторах), чем и пользуются КНДР и Иран. США предлагают создать международную систему, регулирующую вопрос о гражданских ядерных установках: 40 государств, входящих в “Группу ядерных поставщиков”, должны отказаться от продажи оборудования и технологий по обогащению и переработке ядерного топлива, дающих возможность производить оружейные ядерные материалы, тем странам, которые не имеют такого оборудования. А те в свою очередь должны отказаться от попыток его приобрести в обмен на гарантированное получение топлива для своих гражданских ядерных реакторов по разумной цене. По замыслу США, переход к снабжению топливом гражданских ядерных реакторов этих стран под контролем МАГАТЭ препятствовал бы созданию ядерного оружия новыми государствами. МАГАТЭ должна выявлять случаи нарушения этих норм и сообщать о них в СБ ООН. Для этого она должна иметь в своем распоряжении все необходимые инструменты контроля.

Пятое предложение – начиная с 2005 г. право импортировать оборудование для гражданских ядерных программ должны иметь только те государства, которые подписали Дополнительный протокол к ДНЯО. Президент Дж. Буш внес на утверждение Сената соглашение о присоединении США к Дополнительному протоколу. В этом соглашении есть положения, которые ограничивают рамки международных инспекций на американской территории под предлогом защиты интересов национальной безопасности: не вся информация и не все ядерные объекты будут открыты для инспекций МАГАТЭ. Дополнительный протокол предусматривает проведение внезапных инспекций МАГАТЭ на любом ядерном объекте (с двухчасовым уведомлением).

Шестое предложение – создать в рамках Совета управляющих МАГАТЭ (высший руководящий орган этой организации) специальный комитет, который будет заниматься мерами по обеспечению ядерного нераспространения и верификации. Он должен располагать необходимыми средствами для обнаружения запрещенных тайных работ по ядерному оружию. В его состав войдут представители тех стран, которые находятся “на хорошем счету” у МАГАТЭ.

Седьмое предложение – ввести запрет на участие в работе Совета управляющих (в нем представлены 35 государств) и упомянутого специального комитета для тех стран, деятельность которых расследуется МАГАТЭ по подозрению в нарушении обязательств по нераспространению. Если расследование нарушений какой-то страны началось в период ее пребывания в Совете или комитете, то ее членство должно быть приостановлено до разрешения вопроса. По мнению США, без введения этого правила нельзя устранить один из серьезных барьеров на пути эффективной борьбы с распространением ОМУ. Сейчас такой нормы не существует, поэтому недавно закончилось плановое двухлетнее пребывание Ирана в Совете управляющих МАГАТЭ, хотя эта страна до сих пор находится “под следствием”.

Весьма характерным для американского подхода является то обстоятельство, что предложенный план был разработан без консультаций с МАГАТЭ. Госсекретарь К. Пауэлл проинформировал о нем генерального директора М. Аль-Барадеи за несколько часов до выступления Дж. Буша. Кроме того, республиканская администрация довольно скептически оценивает эффективность программы Нанна–Лугара, что и отразилось в недофинансировании американского участия в “Глобальном партнерстве по нераспространению”, хотя оно все равно существенно больше, чем вклад Европейского Союза.

Некоторые элементы американского плана по укреплению международного режима нераспространения вызывают сомнения с точки зрения их реализуемости. Неядерные государства мало что получают от сотрудничества с “Клубом ядерных поставщиков” в рамках предлагаемых жестких ограничений. Без ответа остается и вопрос об отказе “непризнанных ядерных держав” (Израиля, Индии, Пакистана) присоединиться к ДНЯО и Дополнительному протоколу. Вашингтон, судя по всему, сознает, что в нынешних условиях выглядит несбыточным его желание заменить ДНЯО, который гарантирует странам “неотъемлемое право” на доступ к ядерной энергетике, новым международным договором с более жесткими ограничениями и контролем.

Вместе с тем многие предложения из плана Буша были одобрены лидерами “большой восьмерки” в Си-Айленде (июнь 2004 г.). На этом саммите был принят План действий по нераспространению ОМУ. Он предусматривает меры по повышению эффективности МАГАТЭ в области ядерного нераспространения и решения проблемы радиоактивных отходов. Лидеры “восьмерки” призвали государства следовать обязательствам по международным соглашениям о нераспространении, присоединиться к Гаагскому кодексу поведения, устанавливающему ограничения на экспорт баллистических ракет и ракетных технологий, укреплять национальный экспортный контроль и потенциал своих правоохранительных органов по пресечению незаконного оборота запрещенных материалов и технологий, ввести в национальное законодательство уголовное наказание за распространение ОМУ, предпринимать совместные действия по предотвращению попадания ОМУ, средств его доставки и запрещенных материалов в руки негосударственных субъектов.

Страны “восьмерки” обязались сотрудничать с целью разгрома – если необходимо, то и с помощью силовых мер – подпольных сетей по распространению ОМУ. Среди мер, одобренных “восьмеркой” – годовой мораторий на передачу новым странам технологий по обогащению и переработке ядерных материалов. Было также решено, что на период следствия в Совет управляющих и в Специальный комитет не могут входить те страны, в отношении которых начато расследование в связи с подозрениями о нарушениях обязательств по ядерному нераспространению.

“Восьмерка” призвала все страны к соблюдению требований МАГАТЭ по ядерной безопасности, включая Дополнительный протокол к ДНЯО, скорейшему подписанию этих соглашений, замораживанию сотрудничества по вопросам переработки ядерного топлива с теми странами, которые не соблюдают международные обязательства по гарантиям ядерного нераспространения. Соблюдение Дополнительного протокола должно стать новым основным стандартом для всех государств в соглашениях о поставках ядерных материалов и технологий. Одобрены меры по нераспространению биологического оружия и предотвращению биотерроризма.

На саммите в Си-Айленде нашло поддержку и американское предложение о создании Специального комитета при Совете управляющих МАГАТЭ, на который будет возложена подготовка всеобъемлющего плана по укреплению гарантий ядерного нераспространения и контролю за соблюдением государствами своих обязательств в этой области. “Большая восьмерка” призвала все страны реализовать положения обновленного Кодекса поведения по обеспечению безопасности радиоактивных отходов, принятого МАГАТЭ в сентябре 2003 г. Этот свод правил должен быть признан всеми как общемировой стандарт. “Восьмерка” согласовала общие правила, которым она будет следовать при экспорте и импорте радиоактивных материалов, с тем чтобы исключить их незаконное использование получателями в других странах.

На встрече в Си-Айленде “восьмерка” подтвердила свое обязательство мобилизовать до 2012 г. в рамках инициативы “Глобальное партнерство” до 20 млрд. долл. на проекты по обеспечению безопасной утилизации и хранения ОМУ, в том числе и в России, использованию ядерного топлива в невоенных целях, осуществлению переподготовки специалистов-ядерщиков из Ирака, Ливии и других стран, ранее работавших над военными программами. Решено привлечь к участию в программе “Глобальное партнерство” и государства СНГ в соответствии с их интересами и финансовыми возможностями.

Лидеры “восьмерки” выразили обеспокоенность тем, что Тегеран не полностью выполняет обещание остановить все работы по обогащению урана. Россия поддерживает требование, чтобы Иран полностью выполнял обязательства по Договору о нераспространении ядерного оружия и по соглашению о гарантиях, раскрыл МАГАТЭ все аспекты своей ядерной программы и ратифицировал Дополнительный протокол. Она неизменно подчеркивает, что ее сотрудничество с Ираном в ядерной области предполагает выполнение иранской стороной всех обязательств перед МАГАТЭ. РФ выступает за соблюдение режима нераспространения, но признает право каждой страны, в том числе и Ирана, на мирное развитие ядерной энергетики при соблюдении международных норм, которые реализуются через механизмы МАГАТЭ. РФ отвергает американские предположения, что Иран сможет создать ядерное оружие на основе российских технологий, используемых в рамках Бушерского проекта. Строящаяся в Бушере АЭС открыта для контроля МАГАТЭ. Готовится подписание российско-иранского соглашения о возврате в РФ отработанного ядерного топлива с этой АЭС.

Тем не менее США рассматривают ядерный реактор на легкой воде, который Россия строит для Бушерской АЭС, как потенциальный источник получения плутония и ноу-хау для создания Ираном ядерного оружия. Они считают, что если Иран выйдет из ДНЯО и расторгнет соглашение с Россией о возврате отработанного ядерного топлива, ядерный реактор в Бушере сможет нарабатывать каждый год плутония в объеме, достаточном для создания 30 ядерных боезарядов. По их мнению, Бушерский проект служит подспорьем Ирану в проведении “пороговых” работ по всему циклу ядерного топлива. Однако у МАГАТЭ Бушерский ядерный проект не вызывает беспокойства. На этот реактор распространяется режим гарантий МАГАТЭ. Правда, будет ли Иран соблюдать их в любой ситуации – большой вопрос. В любом случае, позиция руководства МАГАТЭ важна для России и для диалога с США по иранской ядерной проблеме, и для продолжения Бушерского проекта.

По словам Генерального директора МАГАТЭ М. Аль-Барадеи, у возглавляемой им организации нет неопровержимых доказательств того, что Иран осуществляет программу создания ядерного оружия и ведет незадекларированные работы по обогащению урана. Подытоживая в сентябре 2004 г. результаты двухлетнего расследования в отношении иранской ядерной программы (оно еще далеко не закончено), МАГАТЭ не может однозначно заключить, что она носит исключительно мирный характер. Международные инспектора обнаружили косвенные признаки того, что некоторые аспекты этой программы могут иметь военную направленность, но они не нашли прямых улик в подтверждение американских обвинений, что Тегеран осуществляет тайную программу по созданию ядерного оружия.

Иран заявляет, что будет сотрудничать с МАГАТЭ, но продолжит работы по обогащению урана в “целях развития энергетики”. Он не хочет зависеть от третьих стран в поставках ядерного топлива для своих АЭС. ДНЯО не запрещает проведение работ по обогащению урана для производства топлива для нужд ядерной энергетики. Тегеран стремится достичь самообеспеченности в ядерной сфере. Даже возможный разрыв сотрудничества с Россией лишь отдалит достижение этой цели, но не остановит Иран на пути к ней. Ведь истинный мотив его действий, вероятно, состоит в том, что создание ядерного оружия видится им как единственное средство сдерживания иностранного вторжения и оккупации.

Основы стратегии ЕС в борьбе с распространением ОМУ сформулированы в “Европейской стратегии безопасности” и “Стратегии ЕС против распространения оружия массового уничтожения”, которые были одобрены на саммите в Брюсселе в декабре 2003 г. В них дается анализ ситуации, который во многом совпадает со взглядами американской администрации. Во втором из упомянутых документов говорится: “Распространение ОМУ и ракет ставит под угрозу безопасность наших государств, наших народов и наших интересов в мире. …Нападение на территорию ЕС с применением ОМУ вызовет крупномасштабные сбои помимо серьезных немедленных последствий в виде разрушений и человеческих жертв. В частности, возможность использования ОМУ террористами представляет прямую и растущую угрозу нашим обществам в этом отношении”⁹². В качестве главной цели провозглашается предотвращение, сдерживание, остановка и, когда это возможно, ликвидация программ распространения ОМУ, вызывающих беспокойство в мире. Россия наряду с США, Японией и Канадой названа в числе ключевых партнеров ЕС в борьбе с распространением ОМУ. ЕС намерен координировать усилиями с ними и выступать с совместными инициативами.

Распространение ОМУ квалифицируется как одна из основных угроз Европе. Однако эта констатация не трансформировалась в совместные действия на уровне ЕС. Действительно, если посмотреть на финансирование расходов Евросоюза по статье “нераспространение и разоружение”, то может сложиться превратное впечатление, что борьба с распространением ОМУ вовсе не является приоритетом для ЕС, ведь выделяемые на эти цели средства – 8,5 млн. евро в 2003 г. и 9 млн. евро на 2004 г.⁹³ – составляют 0,001% бюджета ЕС! Столь очевидный разрыв между оценкой масштаба угрозы и мизерной суммой на борьбу с ней выглядит тем более удивительно, что ЕС рассматривает нераспространение как существенный вклад в борьбу с терроризмом, уменьшающий риск того, что негосударственные субъекты получат доступ к ОМУ, радиоактивным материалам и средствам доставки. Понимая столь очевидную несуразность ситуации, ЕС планирует создать специальную бюджетную линию Сообщества по финансированию нераспространения ОМУ и разоружения. Согласно действующим в нем правилам, она может быть утверждена не ранее чем с 2006 г.

В ноябре 2003 г. ЕС одобрил общую позицию по борьбе с распространением ОМУ. Она включает в себя программу действий – тринадцать мер, которые Европа намерена осуществлять, чтобы придать универсальный характер и укрепить режим многосторонних соглашений по нераспространению ОМУ и средств его доставки. ЕС добивается от Израиля, Индии и Пакистана присоединения к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) “без всяких условий в качестве государств, не обладающих ядерным оружием”, и постановки всех их ядерных объектов и деятельности в ядерной сфере под контроль МАГАТЭ. Реалистично ли это требование? Едва ли. Тем не менее ЕС ставит целью присоединение этих государств к Дополнительному протоколу ДНЯО, который обязывает страны принять международные инспекции на любом своем ядерном объекте практически без предупреждения (уведомление дается лишь за два часа до начала инспекций).

Разработка европейской стратегии в отношении новых глобальных угроз шла под влиянием американских концепций. В промежуточный вариант стратегии безопасности ЕС вошли идеи некоторых американских теоретиков о том, что сдерживание не будет эффективным в условиях, когда террористические группы могут получить доступ к ОМУ. Из окончательного варианта европейской стратегии этот тезис был исключен, но добавлено уточнение, что застарелые региональные конфликты являются в ряде случаев первопричиной появления новых угроз. По мнению германского политолога Х. Мюллера, администрация Дж. Буша права, когда утверждает, что международное сообщество должно решить, не представляет ли режим, постоянно игнорирующий международные правила и нарушающий свои обязательства, самим своим существованием угрозу миру и международной безопасности и не подлежит ли он устранению⁹⁴. Правда, он добавляет, что это решение должно приниматься не отдельным государством, а Советом Безопасности ООН. Высказывание подобных взглядов, пусть и не на официальном уровне, а в экспертных кругах, является весьма симптоматичным для эволюции европейской политической мысли.

Дипломатическая активность ЕС в урегулировании ситуаций вокруг ядерных программ “государств-распространителей” (КНДР и Ирана) заметно возросла после того, как Евросоюз провозгласил свои претензии на самостоятельную глобальную роль в сфере международной безопасности. ЕС квалифицирует ядерные программы этих двух государств, а также ядерные риски в Южной Азии (Индия и Пакистан) как источник озабоченности для Европы. Он призывает их сотрудничать с МАГАТЭ в рамках всеобъемлющего инспекционного режима под эгидой этой организации, но всячески избегает дискуссий на тему смены режимов, которые инспирируются американскими неоконсерваторами. Даже Южная Корея и Япония, которые в наибольшей степени ощущают на себе северокорейскую ядерную угрозу, крайне осторожны, когда рассматривается гипотетический сценарий “хирургических” ударов для уничтожения ядерных объектов Северной Кореи.

ЕС не сталкивается с непосредственной угрозой своей территории со стороны ОМУ за исключением потенциальной опасности, которую может представлять разработка ракет большой дальности в КНДР. Сейчас только Россия, Китай, США и Израиль имеют на вооружении баллистические ракеты, оснащенные ОМУ и способные достичь любой точки ЕС. Однако в зону важных интересов безопасности ЕС входят сопредельные территории на юге – Магриб, Ближний Восток, Южное Средиземноморье, от которых Западная Европа очень зависима в покрытии своих потребностей в энергоресурсах. Здесь расположены несколько государств, которые подозреваются в тайных работах по созданию ОМУ и которые активны в сфере ракетных вооружений. Принятие Турции в ЕС (в 2000 г., она была официально включена в список стран – кандидатов на вступление) означало бы, что Евросоюз получает общую границу с регионом Ближнего Востока (Ираком, Ираном и Сирией). Такое развитие неизбежно поставит на повестку дня вопрос о военных мерах по обеспечению безопасности новых южных границ ЕС и стабильности в зоне Персидского залива и Ближнего Востока, ведь в этом случае турецкая часть его территории окажется досягаемой для ракет вышеназванных стран.

Приоритеты ЕС в реагировании на угрозу ОМУ отличны от предпочтений США, хотя в упоминавшемся документе о европейской стратегии говорится о возможности осуществления мер принуждения в отношении нарушителей международного режима нераспространения в соответствии с Уставом ООН. ЕС выступает за укрепление роли СБ ООН в решении этой проблемы. Он считает необходимым вести диалог по вопросам контроля над вооружениями и нераспространению с “критическими государствами” (так были обозначены КНДР, Иран и другие “проблемные режимы”). С его точки зрения, переговоры с целью вовлечения этих стран в международные соглашения по разоружению, поощрение их сотрудничества с МАГАТЭ являются более продуктивным путем, чем американская тактика запугивания. ЕС выражает готовность способствовать многостороннему дипломатическому урегулированию кризиса вокруг северокорейской ядерной программы и ставит развитие двустороннего диалога и торгово-экономических отношений с Ираном в зависимость от его сотрудничества с МАГАТЭ.

В борьбе с распространением ОМУ Евросоюз делает основной акцент на укреплении механизмов многосторонней дипломатии, повышении эффективности режима нераспространения и процедур контроля. Во многом под американским влиянием он признал допустимость мер активного противодействия распространению ОМУ, в частности, таких как инспекции грузов и конфискация запрещенного имущества. ЕС поддерживает в принципе американские предложения по использованию силы для пресечения незаконных поставок технологий, материалов и компонентов ОМУ. Споры начинаются, когда встает вопрос об их соответствии нормам международного права. Подход администрации Дж. Буша: эти нормы не “священная корова”, и их ценность для США не может быть выше, чем интересы национальной безопасности американского государства; обязательства по борьбе с международным терроризмом неотделимы от обязательств по борьбе с распространением ОМУ.

ЕС придерживается иного подхода, который созвучен российскому: не могут законные интересы безопасности обеспечиваться противоправными методами. Он считает необходимым принятие международно-правовых правил, санкционирующих подобные действия, и не исключает возможности использования силы, но лишь как крайнее средство. В американском подходе акцент делается на превентивном использовании силы. Эти различия в умонастроениях характерны не только для политических элит США и Европы. Опросы общественного мнения фиксируют: 72% американских респондентов ответили положительно на вопрос, поддержали бы они участие США в военной акции по изъятию ОМУ у Северной Кореи, и лишь 24% высказались “против”. В Европе, наоборот, большинство (41%) – дали отрицательный ответ, а сторонники участия своей страны в такой акции оказались в меньшинстве (35%), хотя, как видно, разрыв между ними не очень большой.

ЕС исходит из того, что урегулирование застарелых конфликтов, обеспечение региональной стабильности и безопасности позволят устранить многие причины, по которым государства берутся за создание ОМУ. Особое внимание он уделяет Средиземноморскому региону, который во всех его документах определяется как сфера жизненно важных европейских интересов. ЕС создает у себя постоянно действующий Центр мониторинга и сбора данных, который вместе с Ситуационным центром должен отслеживать угрозы, связанные с распространением ОМУ.

Политика ЕС по противодействию угрозе распространения оружия массового уничтожения предусматривает возможность силовых мер принуждения и применение военной силы в рамках международного права и в соответствии с Уставом ООН. Однако в позиции ЕС есть важный нюанс: он признает, что СБ ООН должен играть центральную роль в решении вопроса о применении силы против нарушителей режима нераспространения, но не говорит прямо и однозначно об обязательности мандата ООН для осуществления силовых действий ЕС. Решение о квалификации деяния какого-либо государства как угрозы миру и международной безопасности и о применении международных силовых мер не может быть принято вопреки позиции России и Китая как постоянных членов СБ ООН, а ЕС не хочет зависеть от их мнения, ведь нет гарантий, что их взгляды будут совпадать.

Евросоюз намерен добиваться заключения международного соглашения о запрете на производство расщепляющихся материалов для ядерного оружия или других ядерных взрывных устройств; укреплять режим экспортного контроля на общесоюзном уровне и в отношениях с третьими странами, а также механизм выявления, мониторинга и пресечения поставок незаконных грузов, включая уголовное преследование лиц, которые причастны к нелегальным операциям с запрещенными материалами, компонентами и ОМУ; оказывать помощь третьим странам в перекрытии каналов утечки материалов, использующихся при создании этого оружия; предоставлять экономические льготы государствам, которые откажутся от планов создания ОМУ.

Стратегия ЕС предусматривает обширный перечень мер по борьбе с угрозой распространения ОМУ. Наиболее существенными из них являются следующие:

• модернизация международного законодательства, чтобы исключить возможность использования гражданских ядерных, химических и других программ в военных целях;
  
• поддержка созданию дополнительных международных инструментов верификации для более эффективного контроля за соблюдением режима нераспространения, включая проведение под международным контролем незапланированных, внезапных инспекций объектов, заявленных государствами для международной проверки;
  
• введение всеми странами в свое национальное законодательство норм уголовной ответственности за деятельность по распространению ОМУ, в том числе и за участие в нелегальном экспорте, посредничестве в торговле и контрабанде запрещенных материалов и технологий;
  
• включение статьи о нераспространении ОМУ в двусторонние соглашения ЕС с третьими странами;
  
• обмен информацией и результатами аналитической работы с НАТО;
  
• укрепление аналитических ресурсов СБ ООН по проведению самостоятельной экспертной оценки и инспекций на местах, в частности, сохранение и использование уникального опыта ЮНМОВИК, составление списка международных экспертов для будущих инспекций;
  
• финансовая и техническая поддержка третьих стран, которые самостоятельно не способны обеспечить реализацию национальных и международных норм нераспространения, а также конкретных проектов международных институтов (МАГАТЭ, подготовительной комиссии Конвенции по запрещению биологического оружия и т.д.);
  
• формирование группы экспертов ЕС для разработки рекомендаций по мерам верификации для контроля за соблюдением Конвенции по запрещению биологического оружия;
  
• предложение участникам “Группы ядерных поставщиков” (в нее входит и Россия) взять на себя обязательство не экспортировать ядерные материалы, технологии, оборудование в те страны, которые не ратифицировали Дополнительный протокол к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) или не соблюдают его условия;
  
• обмен с заинтересованными странами информацией о поставках, которые могут иметь отношение к ОМУ;
  
• пролонгация Программы по разоружению и нераспространению, подписанной с Россией, на период после июня 2004 года.
  

Однако в самом ЕС нет консенсуса по всем аспектам проблемы борьбы с распространением ОМУ, а также в отношении американской инициативы по безопасности против распространения ОМУ (ИБПР). Евросоюз не смог одобрить общую позицию по ИБПР: многие европейские страны, прежде всего из числа “нейтралов”, с опасением относятся к американским идеям использовать военную силу для перехвата нелегальных поставок материалов, технологий и средств ОМУ. Только 8 из 15 стран ЕС входят в “группу поддержки ИБПР”.

Разногласия между США и ЕС по вопросу о способах борьбы с распространением ОМУ отчетливо обозначились в связи с Ираном. ЕС считает, что может предложить Тегерану более действенные стимулы для отказа от ядерного оружия, чем США, предпочитающие методы силового давления. Американский политолог Р. Коэн отмечает, что в случае с Ираном европейские союзники еще в большей степени, чем в “иракском деле” не желают следовать за США⁹⁵. Позицию ЕС представляет в этом вопросе “большая тройка” – Великобритания, Франция и Германия, выступающие с единых позиций, и даже Лондон, наиболее лояльный союзник Америки, поддерживает Берлин и Париж, а не Вашингтон. Россия, ЕС и МАГАТЭ уже несколько раз отклоняли американское предложение поставить вопрос по Ирану на Совете Безопасности ООН, чтобы принять против него жесткие международные санкции. В отличие от Вашингтона они не считают, что ультиматум Тегерану мог бы способствовать решению проблемы и что конфронтационный подход будет более продуктивным, чем ведение диалога. Возросшая дипломатическая активность ЕС в вопросах нераспространения стала заметной осенью 2003 г. и не только в контактах с ООН, но и на иранском направлении. В ходе визита в Тегеран 21 октября министры иностранных дел Германии, Франции и Великобритании в рамках “пакетного” соглашения обещали Ирану сотрудничество в гражданской ядерной области в обмен на его отказ от планов создания ядерного оружия.

В своих докладах 2003–2004 гг. МАГАТЭ делает однозначный вывод, что с середины 1980 х годов Иран совершал многочисленные нарушения обязательств по ДНЯО, включая создание производства по обогащению урана, и осуществлял целенаправленные действия по сокрытию своей противозаконной деятельности. МАГАТЭ причислило Россию наряду с Китаем, Пакистаном и еще двумя государствами к числу вероятных поставщиков технологий и оборудования в Иран, которые использовались в его ядерной программе. И хотя Иран отрицает факт таких поставок, утверждая, что приобретал запрещенное оборудование и материалы через третьи страны, предположения МАГАТЭ делают Россию уязвимой для обвинений в том, что она вольно или невольно причастна к нарушениям Ираном обязательств по нераспространению. Россия всегда отстаивала мирный характер ядерной программы Ирана, борясь за сохранение своих конкурентных позиций на иранском рынке ядерных технологий, и выявленные иранские нарушения бросают тень на адвокатскую позицию Москвы.

Обнаруженные в 2004 г. факты сокрытия Ираном разработок, касающихся центрифуг по обогащению урана, и причин появления следов радиоактивного заражения, как и его неубедительные разъяснения по поводу некоторых аспектов ядерной программы ссылками на импорт “загрязненного” оборудования – все это лишь усиливает имеющиеся подозрения и подрывает позиции России и ЕС, которые стремятся предотвратить конфликт Ирана с США⁹⁶. Именно благодаря их усилиям МАГАТЭ принимало резолюции по Ирану в явно смягченной компромиссной формулировке и каждый раз предоставляло ему отсрочку для ответов на остающиеся вопросы.

Приходится констатировать, что Иран обязался сотрудничать с МАГАТЭ в полном объеме по разъяснению всех аспектов своей ядерной программы, лишь оказавшись перед угрозой изоляции и санкций со стороны международного сообщества. Он вынужден приоткрыть завесу над своими работами в ядерной области под растущим давлением США, Европы, России, Японии. Ему приходится считаться с резко ухудшившейся военно-стратегической ситуацией в своем регионе: американские войска теперь развернуты и на западных, и на восточных его границах – в Афганистане, Пакистане, Ираке.

Россия стремится смягчить атмосферу вокруг иранской ядерной программы, сохраняя для Тегерана шанс принять правильное решение. Однако она не сможет бесконечно долго оставаться громоотводом при сохранении неопределенности вокруг иранской ядерной программы. Наибольшие шансы повлиять на выбор Тегерана в ядерном вопросе появились бы в случае согласования общей позиции России, США и Европы по обеспечению безъядерного статуса Ирана при удовлетворении его экономических потребностей и учете его интересов в сфере безопасности (например, их международные гарантии о неприменении Израилем своего ядерного оружия против Ирана).

Чем дольше “иранский вопрос” будет оставаться нерешенным на многосторонней основе в рамках МАГАТЭ, тем больше вероятность повторения Израилем военной акции, совершенной в июне 1981 г., когда израильские ВВС нанесли ракетно-бомбовый удар по строившемуся недалеко от Багдада ядерному реактору. Тогда эта акция была осуждена в ООН, но после разгрома Ирака в 1991 г. войсками многонациональной коалиции комиссия международных инспекторов на основании обнаруженных на иракской территории свидетельств пришла к выводу, что режиму С. Хусейна не хватило всего лишь 1,5–2 лет для создания примитивного ядерного боезаряда. Таким образом, Израиль на практике реализовал концепцию “превентивной самообороны” за двадцать лет до того, как ее взяли на вооружение США.

Не менее сложной остается ситуация вокруг ядерной программы КНДР. По американским оценкам, Северная Корея имеет 1–2 атомных боезаряда и способна наращивать арсенал за счет создания новых боеприпасов на основе переработки топливных стрежней, накопившихся за время эксплуатации своих ядерных реакторов. ЕС не поддержал американское предложение о том, чтобы перехватывать северокорейские корабли и самолеты, подозреваемые в транспортировке ОМУ. Он опасается, что такие акции как задержание судов и перехват самолетов в международном пространстве могут спровоцировать вооруженный конфликт с КНДР, Ираном и другими ущемленными в своих правах государствами.

Северокорейская “ядерная проблема” в отличие от иранской не является источником разногласий между США и ЕС по ряду причин. Во-первых, в случае с КНДР налицо явное и неприкрытое нарушение государством международных обязательств по ДНЯО и другим многосторонним соглашениям. Во-вторых, США обратились к многостороннему механизму урегулирования своих противоречий с КНДР – переговорам с участием шести стран, включая Россию. В-третьих, с точки зрения возможности применения военной силы, у США связаны руки из-за неопределенности в вопросе о реальном состоянии ядерного арсенала КНДР (в широком смысле, а не только по количеству боезарядов), из-за непосредственного соприкосновения КНДР с американским союзником – Южной Кореей и нахождения в зоне действия северокорейских средств поражения другого союзника – Японии.

Россия, США и ЕС пока еще не выработали согласованного плана действий, как заставить КНДР и Иран соблюдать режим нераспространения. Хотя у каждой из сторон собственные приоритеты, их должно объединять понимание того, что для общих интересов безопасности опасно оставлять без ответа вызов со стороны КНДР и Ирана: нарушение и тем более выход из международного режима ядерного нераспространения создает прецедент, которому могут последовать при определенных обстоятельствах и другие государства. Предложения России, США и ЕС по выходу из кризиса не должны создавать у противостоящей стороны (Тегерана и Пхеньяна) иллюзий, что она может вбить клин между ними или заставить их закрыть глаза на ее нарушения. Достижение консенсуса ведущих держав мира относительно порядка действий в подобных ситуациях является необходимым условием единства международного сообщества в отношении угроз режиму нераспространения. Появление ядерного оружия у непредсказуемых режимов не отвечает ни российским, ни европейским, ни американским интересам. Международное сообщество должно быть готово принять решения (в виде резолюции СБ ООН или международного соглашения) и действовать согласованно как в проведении инспекций и мониторинга на территории государств – распространителей ОМУ, так и в осуществлении военно-силовых акций по уничтожению у них производственных мощностей и запасов ОМУ в случае создания угрожающей ситуации.