Geum.ru

Приходько Олег Владимирович, кандидат исторических наук трансатлантические отношения в сфере безопасности и их влияние на внешнеполитические позиции россии монография

Вид материалаМонография

Содержание


“европейская оборона”
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Глава 5


“ЕВРОПЕЙСКАЯ ОБОРОНА”:
АМБИЦИИ И РЕАЛЬНОСТЬ


Возникшие из-за иракской войны глубокие разногласия в ЕС вскрыли давно ощущавшуюся потребность в согласовании общей стратегии по ключевым вопросам безопасности – наподобие Гаагской платформы ЗЕС 1987 г., но на качественно новом витке европейской интеграции. В эпоху глобализации угроз и вызовов географический фактор утрачивает свое защитное действие. На саммите ЕС в Салониках 20 июня 2003 г. был рассмотрен промежуточный вариант Европейской стратегии безопасности, разработанный под руководством Верховного представителя по вопросам внешней политики и безопасности Х. Соланы. Окончательный вариант этого документа был принят Европейским Советом в Брюсселе 12 декабря 2003 г. Как уже упоминалось выше, в нем основными угрозами объединенной Европе обозначены международный терроризм, распространение ОМУ, региональные конфликты, расширение влияния религиозного фундаментализма, оргпреступность, “недееспособные” государства. Особенность большинства этих угроз в том, что они носят рассредоточенный (“сетевой”) характер.

В процессе подготовки финальной версии Европейской стратегии безопасности в ней были сглажены многие острые углы. Из нее были исключены формулировки, которые говорили о возможности нанесения Евросоюзом упреждающих военных ударов. В первоначальной редакции Европейская оборонная доктрина предусматривала такую возможность, на чем настаивала Великобритания. Однако против концепции превентивного использования военной силы решительно выступили Германия и некоторые другие страны ЕС61. Помимо политических причин существовали и чисто объективные препятствия – неспособность ЕС оперативно развернуть значительные силы, а срок, требуемый для согласования, может оказаться чрезмерно большим для эффективного силового вмешательства в конфликт. В итоге страны ЕС сошлись на компромиссном варианте, предусмотрев возможность “превентивного вмешательства” в конфликты – иными словами, превентивного использования вооруженных сил, но на строго определенных условиях.

И все же разработка оборонной доктрины Европы не могла остаться в стороне от веяний американской военной мысли уже в силу того, что подавляющее большинство стран ЕС представлено в НАТО, где всегда было англосаксонское доминирование. США и Великобритания имеют наибольший военный потенциал в Альянсе, поэтому их идеи и составляют основу его концепций. Военно-политические институты ЕС в основном скопированы со структур НАТО. В европейской стратегии видны результаты ревизии некоторых традиционных подходов ЕС – отказ от традиционной “концепции защиты своих рубежей” и вынесение передней линии обороны за границы ЕС к зоне конфликта, затрагивающего европейские интересы. Это напрямую перекликается с высказыванием германского министра обороны П. Штрука о том, что оборона Германии начинается в горах Гиндукуша: оно символизируют завершение революции в военном мышлении этой страны, которая еще 10 лет назад решала в Конституционном суде вопрос о правомерности возможной отправки германских военнослужащих за рубеж.

Говоря о способах, с помощью которых ЕС может влиять на миропорядок, стратегия ЕС постулирует: “превентивное вмешательство поможет избежать более серьезных проблем в будущем”62. Более того, тезисы о том, что “с появлением новых угроз первая линия обороны будет часто начинаться за пределами Евросоюза” и что ЕС должен быть готов действовать до того, как “разразится кризис” (“не может быть преждевременного предотвращения конфликтов и угроз”)63, указывают на то, что Европа, пусть и с оговорками, идет в русле американской тенденции расширения сферы применимости военной силы в международных отношениях.

Однако использование мер военного характера ЕС увязывает с выполнением ряда условий, которые не позволяют говорить о тождественности Европейской стратегии безопасности американской концепции “превентивной обороны”. Эта концепция оставляет за Вашингтоном право единолично решать вопрос о правомочности использования своей военной силы в отношениях с другими государствами. Использование военной силы ЕС предполагает для решения следующих задач:
  • защита территории и населения стран ЕС;
  • предотвращение конфликтов и кризисов;
  • силовое давление на страны – распространители ОМУ;
  • борьба с международным терроризмом (раньше ЕС избегал говорить об этом напрямую в силу внутренних разногласий);
  • восстановление порядка и предотвращение гуманитарных кризисов в “недееспособных” государствах;
  • постконфликтное урегулирование.

Эрозия консервативных воззрений ЕС на проблемы безопасности стала особенно заметной еще во второй половине 1990 х годов в результате краха европейской политики на Балканах. Тогда появились идеи о необходимости обеспечения безопасности не только в Европе, но и для Европы. Эта тенденция еще больше укрепилась в результате появления новых угроз, от которых географическая удаленность уже перестает быть фактором защиты – ядерные программы КНДР, Ирана, стран Южной Азии, разработка ОМУ на Ближнем Востоке. Закономерным результатом стало включение в Европейскую стратегию безопасности формулировки, допускающей превентивное использование военной силы, пусть и с оговорками. Если изменившаяся очередность в постановке проблем может служить косвенным указанием на приоритетность, то фактору военного потенциала в европейской стратегии придается теперь большее значение, так как он поставлен впереди вопроса об обеспечении большей сплоченности рядов ЕС.

В документе, определяющем стратегию ЕС в сфере обороны и безопасности, опущено упоминание “петерсбергских миссий”. В планировании операций ЕС выходит за рамки этих миссий, включив в перечень военных задач совместные операции по разоружению и поддержке третьих стран в борьбе с международным терроризмом. Однако расширение сферы компетенции ЕС в вопросах обороны и безопасности было сформулировано довольно обтекаемо, поскольку попытки в этом направлении натолкнулись на нежелание ряда стран ЕС, в первую очередь тех, которые придерживаются традиционной политики нейтралитета, признать допустимость применения военной силы под эгидой ЕС за рамками “петерсбергских миссий”. В итоговом варианте Европейской стратегии безопасности пассаж о применении военной силы сформулирован в гораздо менее обязывающем виде, чем в ее промежуточной версии. В окончательный вариант документа добавлен тезис о том, что Европейский Союз будет оказывать помощь ООН в реагировании на угрозы международному миру и безопасности. ЕС обязуется укреплять сотрудничество с ООН, в том числе в урегулировании кризисных ситуаций, но – что весьма примечательно – без указания на возможность предоставления своих военно-силовых ресурсов для проведения операций ООН, хотя в совместной Декларации ЕС и ООН (сентябрь 2003 г.) об этом прямо говорится.

Основами стратегии безопасности ЕС определены многосторонность, предотвращение конфликтов и партнерство с соседями. Она предусматривает использование “политических, дипломатических, военных, гражданских, торговых и экономических инструментов” ЕС для предотвращения конфликтов и урегулирования кризисов. В стратегии указывается на неразрывную взаимосвязь между внутренними и внешними аспектами безопасности. Процессы, связанные с глобализацией, как и характер новых угроз, заставляют пересматривать традиционные взгляды на понятие государственного суверенитета как в сфере безопасности, так и в более широком контексте.

Сравнение промежуточного и окончательного вариантов стратегии безопасности ЕС позволяет сделать некоторые выводы.

Во-первых, в финальной версии документа обозначены такие амбициозные претензии ЕС, как участие в построении мирового порядка: эта задача не отдается на откуп США, как можно было бы предположить исходя из промежуточного варианта, где ЕС брал на себя часть ответственности лишь за международную безопасность. Такие конфликты как территориальный спор по Кашмиру и ситуация на Корейском полуострове, которые прямо или косвенно влияют на интересы Европы, перенесены в окончательном варианте документа в раздел “Основные угрозы”.

Во-вторых, как реакция на якобы несоблюдение Россией своих обязательств, взятых на саммите ОБСЕ в Стамбуле в 1999 г. по выводу войск и баз с территории Молдавии и Грузии, из окончательного варианта Европейской стратегии безопасности убрано важное уточнение о роли РФ в регионе СНГ и за его пределами. ЕС политически и терминологически отсекает Россию от Украины, Молдавии и Белоруссии, введя для последних понятие “западная часть СНГ”.

В-третьих, впервые говорится, что европейские страны подверглись нападению террористов. В промежуточном варианте упоминалось лишь то, что “Аль-Каида” называла европейские страны в качестве объектов своих терактов. Что же произошло с июня по декабрь 2003 г., что заставило внести это изменение? Это серия мощных террористических взрывов в Стамбуле в ноябре 2003 г. Турция имеет статус кандидата на вступление в ЕС (хотя сроки начала официальных переговоров еще не определены), что означает признание ее принадлежности к Европе.

В-четвертых, существенные перестановки произведены в подразделе о международном порядке: если раньше по критерию важности для ЕС на первом месте стояли отношения с США, укрепление трансатлантических связей, то в окончательном варианте Европейской стратегии во главу угла поставлены ООН, укрепление международного права и повышение эффективности многосторонних институтов и организаций. Добавлено важное уточнение из Устава ООН, что ЕС признает за СБ ООН главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности. Это явно расходится с воззрениями администрации США и американских неоконсерваторов, которые не считают ООН главным инструментом управления миропорядком.

Принятие Европейской стратегии безопасности подкрепляет наметившуюся тенденцию сужения разницы во взглядах ЕС и США на современные угрозы и вызовы, однако между ними сохраняются различия в подходах, приоритетах и акцентах в реагировании на них. ЕС исходит из приоритетности международного права в выборе ответа на новые глобальные угрозы безопасности. Однако в нем не прописаны достаточно четко на уровне кодифицированных норм многие важные вопросы, такие как, например, миротворческие операции, что оставляет простор для самых разных подходов к их интерпретации. Хотя в Европейской стратегии безопасности большое значение придается отстаиванию международного права и сотрудничеству с ООН, в ней не содержится четко сформулированного обязательства не использовать военную силу без мандата СБ ООН. Следовательно, подобный вариант ЕС не считает немыслимым и не хочет априори брать на себя обязательства, которые связывали бы ему руки, например, в случае “гуманитар­ных интервенций”.

В разделе, посвященном силовому потенциалу Евросоюза, добавлен тезис о стратегическом партнерстве НАТО и ЕС в урегулировании кризисов. Однако в нем есть важное уточнение: укрепление своего военного потенциала и единства рядов ЕС рассматривает теперь и с точки зрения сбалансированности партнерства с США. Разногласия по Ираку явились отражением более глубоких расхождений в представлениях Старого и Нового Света о балансе между США и Европой, между НАТО и ЕС.

Европейская стратегия безопасности, одобренная 12 декабря 2003 г., призвана консолидировать ЕС, в котором наблюдается довольно большой разброс мнений, когда он сталкивается с серьезными международными кризисами. Эта разобщенность уже не раз препятствовала скоординированным действиям европейцев, направленным на предотвращение и урегулирование конфликтов, их усилиям не допустить перерастания кризисов в вооруженные столкновения. Однако принятый документ едва ли может кардинально изменить положение, ведь он не дает ответа на важный вопрос, в какой мере является обязательным для исполнения странами ЕС.

Саммит ЕС в Брюсселе 13 декабря 2003 г. констатировал провал межправительственной конференции по Европейской конституции. Причиной провала явилось нежелание Польши и Испании отказаться от механизма подсчета голосов, предусмотренного Договором Ниццы, в пользу новой системы, пропорционально учитывающей численность населения каждой страны (по “ниццской системе” у Польши и Испании – 27 голосов, тогда как у Германии с ее вдвое большим населением – всего 29 голосов). Для испанского правоцентристского правительства Аснара и польского правительства Миллера идея европейского единства представляла собой не столь большую ценность как тесные отношения с США, иначе они не стали бы противопоставлять себя всем остальным странам ЕС.

Неудача с принятием Конституции побудила сторонников углубления интеграции вернуться к идее формирования “твердого ядра” в ЕС из числа стран, готовых перейти на более высокий уровень интеграционного объединения. Наибольшее разочарование она вызвала у стран франко-германской оси. По словам канцлера Г. Шредера, создание политического союза в усеченном формате нежелательно с точки зрения Германии, но оно может стать неизбежным выбором для нее, если тупик не будет преодолен. Вопреки многочисленным сообщениям западных СМИ, Германия отрицала, что обсуждала с Францией идею политического союза и общей франко-германской политики в сфере безопасности, обороны и международных отношений. Люксембург предложил странам – основателям ЕС (участникам Римского договора 1957 г.) взять в свои руки инициативу по определению дальнейшей судьбы Европейской конституции, что подразумевало ее принятие теми, кто был готов соблюдать ее положения, не дожидаясь согласия всех членов ЕС. Это означало бы фактическое разделение Евросоюза на страны первого и второго сорта, поэтому большинство европейских государств с опасением отнеслись к идее “интеграции на двух скоростях”.

Вопреки многочисленным прогнозам, страны ЕС довольно быстро преодолели разногласия и уже на саммите в июне 2004 г. одобрили Договор о Европейской конституции. Этому в немалой степени способствовало поражение правящей партии Х. Аснара на парламентских выборах в Испании в марте 2004 года. Конституция ЕС предусматривает существенные нововведения в сфере безопасности и обороны:
  • учреждение постов председателя Европейского Совета (“Президента ЕС”) и министра иностранных дел, создание внешнеполитической службы ЕС;
  • расширение спектра возможных операций ЕС далеко за рамки “петерсбергских миссий”;
  • “статью о коллективной обороне”;
  • “статью о солидарности”;
  • создание Европейского агентства вооружений;
  • “структурированное сотрудничество” (углубленную оборонную интеграцию).

Включение обязательств по коллективной обороне в Европейскую конституцию было инициировано Францией, Германией, Бельгией и Люксембургом. Их поддержали Еврокомиссия и Европарламент. Против этого предложения сразу же выступили Великобритания, Польша, Дания и Эстония, к ним присоединились четыре “нейтральных” государства – Австрия, Ирландия, Финляндия и Швеция. Остальные страны ЕС не имели определенной позиции. Статья о коллективной обороне вызвала горячие споры в ходе переговоров, и ожидалось, что она будет иметь силу для узкой группы государств64, а не для всего ЕС. Большей поддержкой (шести стран) изначально пользовалось предложение по углубленному оборонному сотрудничеству, которое также было включено в Конституционный договор. В итоге было решено включить обязательства по обороне в сферу коллективной ответственности ЕС и записать их в Конституции, но смягчить категоричность формулировки, дополнив ее некоторыми условиями. Эта статья обязывает страны ЕС оказывать всестороннюю помощь той из них, которая “станет жертвой вооруженной агрессии на своей территории” (ст. I–40), что, несомненно, является этапным событием в европейской оборонной интеграции.

В Конституцию входит и “статья о солидарности”, обязывающая страны ЕС прийти на помощь той из них, которая подвергнется нападению террористов или пострадает от катастрофы природного или техногенного характера (ст. III–231). Изначально эта статья формулировалась гораздо шире, предусматривая совместные действия в ответ на нападение на кого-либо из членов ЕС, поскольку не ожидалось, что удастся принять статью о коллективной обороне. По смыслу она мало отличалась от обязательств по коллективной обороне (апеллировала к записанному в Уставе ООН праву на самооборону, которое охватывает и предоставление военной помощи государствам в ответ на их просьбу), но позволяла обойти возражения ряда европейских стран, прежде всего “нейтральных”, не желавших превращения ЕС в военный союз.

Конституционный договор содержит также “статью о лояльности”, которая предписывает странам-участницам оказывать активную и безоговорочную поддержку политике безопасности ЕС в духе взаимной солидарности, а также воздерживаться от любых действий, противоречащих интересам Союза или могущих нанести ущерб эффективности его действий на международной арене (ст. III–195). По Конституционному договору страны-участницы обязуются укреплять свой военный потенциал.

Учреждение поста министра иностранных дел ЕС означает больше контроля над ЕПОБ со стороны национальных правительств и уменьшение возможностей влияния Еврокомиссии. В то же время неизвестно, сколь сильным будет его реальный статус и как он будет делить полномочия с “Президентом ЕС” в сфере международных отношений: на этой почве возможен потенциальный конфликт между ними.

Архитекторы европейского строительства 1990 х годов исходили из того, что новые члены ЕС будут априори привержены ценностям европейского единения, и поэтому не разработали никаких критериев внешнеполитической совместимости для стран-кандидатов наподобие “копенгагенских критериев”, которым должны отвечать претенденты с точки зрения уровня соответствия социально-экономическим нормам Евросоюза. Положения по ЕПОБ в Европейской конституции не вносят необходимую четкость в институциональный механизм европейской политики обороны и безопасности.

Казалось бы, что с вступлением в силу Конституции, содержащей столь широкий спектр обязательств по обороне и безопасности, ЕС станет военно-политическим союзом. Однако в действительности дело обстоит иначе. Двадцать пять европейских стран остановились в шаге от превращения ЕС в военный блок. Во-первых, в Конституции содержится принципиальное условие, существенно ограничивающее реализацию статьи о коллективной обороне. Оно гласит: для стран ЕС, входящих в Атлантический Альянс, НАТО остается фундаментом и основным механизмом осуществления их права на коллективную оборону. В этой статье четко говорится, что обязательства государств по обороне в рамках Конституции ЕС должны быть совместимы с их обязательствами перед НАТО. Во-вторых, у ЕС нет такого основного признака, характеризующего военный пакт, как обязательность решений для его участников. Конституционный договор призывает, но не обязывает страны-участницы предоставить военный и гражданский потенциал, чтобы Евросоюз мог эффективно осуществлять ЕПОБ и участвовать в урегулировании международных кризисов. В-третьих, сохраняется право не участвовать в решениях ЕС по европейской политике безопасности и обороны, которые та или иная страна сочтет противоречащими своим фундаментальным интересам (например, из-за ограничений национальной конституции как в случае с “нейтральными” странами). В-четвертых, Конституция не предусматривает создание постоянных вооруженных сил ЕС, не говоря уже о наднациональной европейской армии. Использование многонациональных формирований типа Европейских сил быстрого реагирования предполагает получение согласия от стран, представленных в них.

Конституция допускает использование военного потенциала ЕС за пределами его границ в операциях по поддержанию мира, предотвращению конфликтов и укреплению международной безопасности в соответствии с принципами Устава ООН. Предложение по проведению этих операций вправе вносить министр иностранных дел ЕС или страна, входящая в Евросоюз. По сравнению с “петерсбергскими миссиями”65 в Конституции расширен спектр применения военной силы Европейским Союзом (ст.III–210). Предусматривается использование вооруженных сил в операциях по разоружению, в гуманитарных и спасательных акциях, при оказании военной помощи третьим странам, в том числе путем развертывания войск для борьбы с терроризмом на их территории, а также для предотвращения конфликтов и поддержания мира, выполнения задач по урегулированию кризисов, установлению мира и постконфликтной стабилизации.

Нововведения, содержащиеся в Европейской конституции, не несут фундаментальных перемен: для большинства европейских стран именно НАТО, а не ЕС является основой обороны и безопасности, в том числе и в Европе. Говорить о какой-то самостоятельной военно-стратегической роли ЕС можно лишь весьма условно ввиду не только ограниченности его собственных военных возможностей, но прежде всего по политическим причинам. Для санкционирования операции требуется единогласное решение Европейского Совета, то есть согласие всех 25 стран ЕС. Это означает, что США имеют достаточно широкие возможности влиять на принятие этих решений и блокировать их, используя своих наиболее близких союзников-единомышленников из числа стран ЕС, которых принято относить к “твердым атлантистам” (Великобританию, Нидерланды, Данию, Польшу, прибалтийские государства).

Конституция создает предпосылки для роста влияния ЕС в глобальной политике безопасности, но это может произойти, только если страны Евросоюза объединят ресурсы и будут действовать сообща. Тем не менее, тенденция очевидна: ЕС стремится к глобальному проецированию своего влияния. Пока он, правда, не в состоянии подкрепить эти амбиции соответствующими военно-силовыми рычагами. Сохраняется существенный изъян в механизме принятия решений по вопросам внешней политики и обороны: он по-прежнему является заложником принципа консенсуса, то есть национальных (эгоистических) предпочтений каждой из 25 стран с их правом вето. В результате достаточно возражения хотя бы одного из государств, чтобы заблокировать решение ЕС в сфере российско-европейских отношений, которое устраивало бы Москву и остальных членов Евросоюза.

Конституция оставляет многие вопросы без ответа, и эта неопределенность таит угрозу внутреннего раскола ЕС перед лицом новых международных кризисов и военных конфликтов. Она не решает проблему ограниченности и неэффективности механизмов согласования общей позиции, которая отчетливо проявилась в связи с войной в Ираке. Реально оценивая перспективы, британский министр иностранных дел Дж. Стро назвал абсурдными любые попытки сформировать единую внешнюю политику ЕС. Он напомнил, что Великобритания решительно выступает против “обобществления” ЕПОБ66. Правда, с такой оценкой не согласны руководители внешнеполитической деятельности ЕС. По мнению Роберта Купера, занимающего пост генерального директора в ведомстве Х. Соланы, у ЕС уже есть общая политика в отдельных регионах, например, на Балканах67.

Однако о какой общей политике может идти речь, если отношения между странами ЕС пронизаны противоречиями: многие страны ЕС выступают против предоставления Германии места постоянного члена СБ ООН; Нидерланды и скандинавские страны блокируют предложение Берлина и Парижа отменить эмбарго ЕС на продажу оружия Китаю, и этот список разногласий весьма большой. Предусмотренные в Конституции механизмы не способны обеспечить необходимую степень гармонизации национальных интересов и внешнеполитическую совместимость стран ЕС в ситуации жесткого выбора между США и европейскими партнерами.

Хотя Европейская конституция не превращает ЕС в военно-политическую организацию (“европейскую НАТО”), возможность подобной эволюции не исключается. В ней обрисована перспектива создания “общей обороны” в рамках ЕС – для этого нужно единогласное решение Европейского Совета (согласие всех стран ЕС), и его одобрение в соответствии с требованиями их национальных конституций. Однако те государства, которые уже сейчас готовы принять на себя более строгие обязательства по обороне и безопасности, могут реализовать это желание в рамках “структурированного сотрудничества” в соответствии с процедурами, прописанными в Конституции. Предполагается, что на государства, решившие перейти к более глубокой оборонной интеграции, будет возложено выполнение наиболее трудных военных операций, проводимых под эгидой ЕС68. Поэтому они должны отвечать более жестким критериям с точки зрения боевого потенциала своих вооруженных сил.

Внутренняя логика развития европейской интеграции двигает эволюцию ЕС к созданию основ для обеспечения самостоятельности европейской стратегии безопасности. Несмотря на достигнутые в последнее время базовые соглашения между НАТО и ЕС о стратегическом партнерстве, будущее “общей европейской обороны” представляется расплывчатым. Эти соглашения содержат секретные положения, но по совокупности различных признаков можно предположить, что в некоторых существенных аспектах они не устраивают в полной мере те европейские страны (прежде всего Германию и Францию), для которых важен принцип стратегической автономности ЕС, в том числе и в реагировании на международные кризисы.

Претензии Евросоюза на активную роль в глобальной безопасности заставили его отказаться от условного лимита дальности действия своих сил быстрого реагирования в 4 тыс. км. После развертывания глобальной кампании борьбы с международным терроризмом, войны в Афганистане и операции в Конго (июль–сентябрь 2003 г.) это ограничение стало выглядеть анахронизмом. Стратегия ЕС определяет объединение военных и гражданских ресурсов европейских государств и коллективных инструментов ЕС как одну из главных задач ЕПОБ. О том, что развитие ЕС в сфере обороны носит еще весьма ограниченный характер, свидетельствует такой факт: в бюджете ЕС не предусмотрено финансирование каких-либо действий военного характера или связанных с применением военной силы, как нет в нем и самой статьи расходов по ЕПОБ. В статьях бюджета ЕС по предотвращению и урегулированию кризисов специально оговаривается, что ассигнования по ним идут только на мероприятия невоенного характера.

Между национальными военными доктринами стран ЕС нет больших расхождений. В них много общего, и они вполне совместимы. Однако трудность возникает в том, как трансформировать это общее в оборонную политику на уровне ЕС: у европейских стран, ориентирующихся на франко-германский тандем или на Вашингтон, интересы заметно расходятся. Это не позволяет провести эффективную реструктуризацию европейских оборонных расходов, хотя есть понимание ее необходимости ввиду недостаточного финансирования оборонных проектов ЕС. В 2004 г. было создано Европейское агентство вооружений, которое призвано преодолеть межгосударственные преграды, препятствующие более эффективному использованию европейских ресурсов на коллективной основе в деле создания военной техники и вооружений для армий стран ЕС. По мнению ряда западных аналитиков, чтобы ЕС вышел на уровень сверхдержавы по своему военному потенциалу и влиянию на глобальную безопасность, страны Евросоюза должны направить на это ресурсы в столь больших объемах, что им потребуется отказаться от модели “государства всеобщего благосостояния”.

Неразвитость ЕС в военной сфере подчеркивает то обстоятельство, что заседания министров обороны стран ЕС проходят в статусе неформальных встреч, а если им требуется принять решение, то заседание они должны проводить совместно с министрами иностранных дел. Как нетрудно заметить, эта практика заметно разнится с правилами работы НАТО. Вопросы ЕПОБ обсуждаются также на еженедельных заседаниях постоянных представителей стран ЕС. Есть и другие отличия. Дания не входит в военную структуру ЕС. Персонал Военного штаба ЕС насчитывает примерно 130 человек, что во много раз меньше численности центрального аппарата НАТО. В отличие от ВГК ОВС НАТО в Европе Военный штаб ЕС не осуществляет оперативного планирования. Он занимается только стратегическим планированием, разрабатывает планы возможных военных операций ЕС на период 2–4 года.

В результате трехсторонних переговоров Франции, Германии и Великобритании, а также консультаций между НАТО и ЕС были достигнуты договоренности, которые отражены в документе “Европейская оборона: консультации, планирование и операции НАТО/ЕС”69, подготовленном к саммиту Европейского Совета в Брюсселе (декабрь 2003 г.). В случае возникновения международного кризиса предполагается интенсифицировать проведение заседаний и контакты между НАТО и ЕС с целью обсуждения оценок кризисной ситуации и выяснения намерений этих двух организаций в отношении возможного вмешательства в нее. При этом каждая из них сохраняет полную автономность в принятии решения. Если НАТО решает не вмешиваться, ЕС определяет, будет ли он использовать объекты, ресурсы и средства Альянса в своей операции, учитывая роль, возможности и характер участия НАТО в делах данного региона. Условия использования этих ресурсов определяются соглашениями “Берлин плюс”. Чтобы улучшить подготовку операций, в которых не будет использоваться потенциал НАТО, Евросоюз предложил создать небольшую “ячейку” оперативного планирования и управления в Штабе ВГК ОВС НАТО в Европе и пригласил Альянс учредить миссию связи в Военном штабе (ВШ) ЕС. Это должно обеспечить транспарентность и партнерство двух союзов в урегулировании международного кризиса.

Предлагается укрепить и собственный потенциал ЕС в области раннего предупреждения, оценки ситуации и стратегического планирования путем создания в ВШ “ячейки” смешанного военно-гражданского состава. На эту структуру возлагается ряд функций, включая стратегическое планирование совместных гражданско-военных операций и усиление национальной командно-штабной структуры одной из стран ЕС (путем расширения ее состава за счет офицеров из других европейских государств), которая будет определена для руководства операцией, проводимой ЕС самостоятельно.

Другой вариант – решение Европейского Совета (глав государств стран ЕС) по рекомендации Военного комитета ЕС возложить на ВШ планирование и управление операцией ЕС. В этом случае гражданско-военная “ячейка” Военного штаба ЕС получает полномочия привлечь необходимые ресурсы для планирования и проведения операции, в частности привлекать военнослужащих из ВШ и стран ЕС. Это будет не постоянно действующая штабная структура, а временно создаваемый центр оперативного управления конкретной операцией, которым будет руководить человек, назначенный на должность командующего операцией. Центр будет функционировать отдельно от ВШ, выполняющего функции стратегического командования и управления.

Таким образом, ядро штаба по проведению самостоятельной операции ЕС составят офицеры из Военного штаба. Вариант с использование ВШ предусматривается прежде всего в сценарии комбинированного реагирования ЕС на кризис с одновременным использованием военных и гражданских средств или когда ни одна из национальных штабных структур не выделена для планирования и проведения операции. Как следует из упомянутого документа, ЕС не хочет исключать никакие варианты дальнейшего преобразования создаваемого механизма командования, планирования и управления. В будущем возможно формирование в рамках ЕС отдельной от НАТО, постоянной и более масштабной структуры оперативного планирования и управления, особенно если ЕС встретит какие-либо препятствия в проведении операций со стороны НАТО или США. Против развития оборонного потенциала ЕС в этом направлении категорически возражает Вашингтон.

Великобритания считает, что трансатлантические отношения являются первоосновой региональной европейской и глобальной безопасности. Расхождение с Францией по этому фундаментальному вопросу постоянно проявляется в их подходах к роли НАТО и ЕС, при обсуждении важных вопросов европейского оборонного сотрудничества. Оно определяет пределы франко-британского взаимодействия. Однако, несмотря на заверения премьер-министра Великобритании Т. Блэра в приоритетности НАТО, некоторое сближение Лондона с Парижем и Берлином вызывает резкую критику США (и опасения военного истеблишмента самой Великобритании), которые опасаются, что оно приведет к ослаблению связей Европы с атлантическим Альянсом, дублированию НАТО и ЕС. В то же время Вашингтон не может не видеть для себя преимуществ в том, что Великобритания возвращается на лидирующие позиции в Европе, ведь с ее помощью можно заблокировать наиболее радикальные и опасные, с американской точки зрения, предложения по европейской обороне. При подготовке проекта Европейской конституции Лондон проявил себя решительным защитником идеи верховенства НАТО в вопросах обороны, заявляя, что коллективную оборону Европу обеспечивает атлантический Альянс70.

Президент Ж. Ширак и канцлер Г. Шредер также сталкиваются с тем, что в Министерствах обороны Франции и Германии идея независимых военных структур ЕС пробивают себе дорогу с большим трудом. То, что эта идея рассматривается как вызов НАТО, неудивительно, ведь послевоенная европейская военная культура сформировалась в НАТО. Военное руководство этих стран опасается ущемления прерогатив своих национальных систем оборонного планирования в пользу ЕС и не желает уступать свое влияние общеевропейским оборонным структурам.

Не встретив поддержки в ЕС, франко-германская группировка отказалась от своего предложения создать в Туверене (Бельгия) европейскую систему стратегического планирования и управления. Даже в самой Германии, являющейся одним из лидеров проекта европейской обороны, нет единства в вопросе о том, какая степень самостоятельности нужна Европе в сфере безопасности. Министерство обороны выступает за то, чтобы “ячейка” управления операциями ЕС была создана в Штабе ВГК ОВС НАТО в Европе. Германские военные высоко оценивают сотрудничество с США в рамках НАТО. Для них такое партнерство – давно и надежно апробированное дело. Относительно возможностей ЕС по планированию и проведению масштабных операций у них остается много сомнений. Германский МИД, наоборот, настроен больше в поддержку “европейского выбора” между НАТО и ЕС и создания соответствующего потенциала в рамках Евросоюза. Признавая, что во взаимоотношениях атлантического и европейского союзов сохраняется много нерешенных проблем и неопределенностей, внешнеполитическое ведомство Германии, исходит все же из того, что Европейский политический союз не сможет быть полноценным, если из сферы его компетенции выпадет оборона и безопасность. Поэтому оно считает, что рано или поздно ЕС нужно будет обзаводиться собственной “полноформатной” системой планирования, командования и боевого управления.

Такой подход вызывает возражения со стороны администрации США, а американские военные и политики называют его опасным. Вашингтон считает, что Европе нужно не создавать новые штабные структуры, а обрести способность развертывать должным образом оснащенные вооруженные силы для эффективного участия в операциях НАТО. Однако видение приоритетов США и Европы в отношении европейского вклада различно. По мнению представителей Военного штаба ЕС, европейские приоритеты сейчас – это прежде всего вопросы боеготовности, обеспечения способности быстрого реагирования, включая средства переброски войск, а не высокоточное оружие и другие дорогостоящие системы, поскольку у Европы просто нет столько ресурсов, чтобы восполнить все имеющиеся пробелы и недостатки сразу.

Европейская стратегия безопасности, одобренная ЕС в декабре 2003 г., говорит о необходимости для Европы иметь военный потенциал, позволяющий проводить одновременно несколько операций. Хотя в документе не уточняется масштаб этих операций, ЕС исходит из того, что с 2004 г. он должен быть способен развернуть силы быстрого реагирования численностью 5 тыс. человек для осуществления гуманитарных операций, а с 2009 г. – проводить операции масштаба Косовской кампании (1999 г.) самостоятельно или в сотрудничестве с НАТО. К концу 2010 г. планируется завершить создание европейских сил, которые должны быть способны к выполнению любой операции в любой точке мира в составе группировки численностью до 60 тыс. человек. Принцип единства командования в условиях кризиса провозглашается в качестве важнейшего. По мнению генерала Г. Хэглунда, возглавлявшего до марта 2004 года Военный комитет ЕС, в течение ближайших десяти лет Евросоюз сможет взять на себя полную ответственность за оборону своей территории, хотя уже сейчас не существует военных угроз для Европы, которые он не мог бы отразить собственными силами. Тем не менее, европейские “атлантисты” считают, что НАТО должна и впредь оставаться основой безопасности и обороны Европы.

На саммите в июне 2004 года ЕС утвердил план “Основная цель – 2010 год”. В соответствии с ним ЕС должен через пять лет выйти на уровень полной самодостаточности своего силового потенциала для проведения военных операций в любом регионе мира в защиту европейских интересов и ценностей. Устанавливаются более жесткие требования к оперативному реагированию на кризисы. Решение о развертывании операции должно приниматься не дольше пяти дней, а вооруженные силы должны быть способны начать боевые действия в зоне конфликта не позднее чем через десять дней после принятия политического решения. В 2007 г. планируется завершить создание в составе ЕСБР ударных группировок – многонациональных формирований высокой степени боеготовности, насчитывающих полторы тысячи военнослужащих каждая и включающих в себя части различных видов и родов вооруженных сил. Казалось бы, эти планы открывают возможности для активизации военно-технического и военно-промышленного сотрудничества России и ЕС. Однако нереализованность проектов по европейской ПРО ТВД, военно-транспортной авиации, космических средств навигации и т.д. не дает оснований для оптимизма.

У США нет причин рассматривать укрепление военного потенциала ЕС как угрозу своим интересам. Во-первых, в рамках Европейского Союза нет ни “безоговорочных” обязательств по коллективной обороне, ни “полнофор­матной” системы оперативного планирования, командования и управления. Во-вторых, НАТО и ЕС – стратегические партнеры, и к тому же Альянс сохраняет контроль за использованием европейцами объектов и ресурсов его военной инфраструктуры. В-третьих, с расширением на Восточную Европу, ставшую основным оплотом “американского атлантизма”, в ЕС еще больше возрастет число государств, ориентирующихся на США: 8 из 10 новичков Евросоюза стали также и членами НАТО, причем большинство из них стоит на проамериканских позициях.

Интеграция “новой Европы” в Европейский Союз в сочетании с конвергенцией рядов НАТО и ЕС и тесным сотрудничеством между ними способствует “атлантизации” ЕС. Эта тенденция встречает поддержку в большей части Европы. Согласно опросам общественного мнения, 85% европейских сторонников сверхдержавного статуса для ЕС выступают за сотрудничество Евросоюза с США, и лишь 10% – за конкуренцию с Америкой. Таким образом, подавляющее большинство опрошенных европейцев разделяют “атлантистскую”, а не “голлистскую” концепцию ЕС как противовес США71. В-четвертых, укрепление военного потенциала стран ЕС повысит боевые возможности европейских союзников по НАТО, чего Вашингтон давно добивается.

По мнению британского политолога Дж. Линдли-Френча, настало время нового “концерта” Европы, поскольку сейчас впервые с 1815 г., когда такая организация безопасности была согласована на первом Венском конгрессе, столь много великих держав объединяет так много общих ценностей и интересов. Учредителями новой системы должны выступить великие европейские державы – Великобритания, Франция и Германия, а остальным странам ЕС, включая “нейтральные”, предложено присоединиться к их решению. Дж. Линдли-Френч считает, что в отличие от ситуации начала XIX века этот механизм должен быть направлен не только на сдерживание насилия в рамках Европы, но и на проецирование силы за пределы европейских границ. По этой причине необходимо, чтобы Россия и США играли конструктивную роль в поддержании этой новой конфигурации европейских великих держав, которую он назвал “триректорией”72 (tri-rectoire) по аналогии с директорией.

Вряд ли можно разделить оптимизм тех политологов, которые как, например, П. Бонифас, считают, что Европа, возможно, уже через несколько лет обретет стратегическую автономность. Концепция системы европейской безопасности, основанной на ЕС, в обозримом будущем имеет мало шансов быть реализуемой и доказать свою жизнеспособность. Пока она не пользуется достаточной поддержкой в Европе и не имеет под собой прочного фундамента в виде необходимого военно-силового потенциала. ЕПОБ является инструментом межгосударственного согласования, а не наднационального регулирования на уровне ЕС, поэтому Лондон, Варшава или Рига могут заблокировать любые инициативы по европейской оборонной интеграции, против которых будет выступать Вашингтон.