Принципы культурогенеза в режимных сообществах. Социально-антропологический анализ российской армии второй половины XX века

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Предмет исследования
Хронологические рамки
Цели и задачи
Источники и эмпирическая база
Теоретические положения и понятийный аппарат
Новизна исследования
Практическая значимость работы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Предмет исследования


Предметом исследования являются коллективы военнослужащих срочной службы со сложившейся системой их неформальных доминантно-иерархических отношений. Особенный интерес представляют принципы самоорганизации и их символический аспект. Особое внимание направлено на исследование системы организованного насилия, ее функционирования на формальном и неформальном уровнях. Рассматриваются также и каналы влияния альтернативной культуры режимных сообществ на гражданское общество, и этнический аспект внутриармейских конфликтов.

Хронологические рамки


Хронологические рамки основного предмета исследования - (системы неформальных доминантных отношений в режимных сообществах военнослужащих) определяются началом его фиксации по данным информаторов (конец 1950-х годов) и до конца XX века. Хронология сравнительных данных (формирование неформальных социальных структур в режимных сообществах заключенных) представлена обзором источников начиная со второй половины XIX-го века, и кончая современными наблюдениями.

Цели и задачи


Целью настоящего исследования является социально-антропологический анализ системы неуставных отношений в советской/российской армии, и выявление фундаментальных социо- и культурообразующих процессов, скрывающихся за причудливыми отношениями индивидов, вовлеченных в систему «дедовщины».

В связи с этим, очерчен круг задач, важных для рассмотрения феноменологии режимных сообществ с точки зрения этнологии и социальной антропологии:

- выявление механизмов трансформации идентичности личности, использующей системно организованное насилие как средство социального взаимодействия;

- определение степени зависимости личности от собственной социальной роли;

- выявление социообразующих функций когнитивных структур, относящихся к сфере символического мышления.

Отдельного внимания заслуживает трансформация установок, мотиваций, апология действий индивида по мере перехода из генерального социокультурного контекста в маргинальный и обратно. В этом следует искать главные ответы на вопросы, необходимые для понимания дедовщины как явления: как образованный и воспитанный человек может допускать колоссальное насилие над собой и быть впоследствии его источником? Какая система психологических защит и апологии образа жизни складывается в его сознании? Каким образом, при каких условиях и с каки­ми потерями ему удается вернуться к общекультурным нормам? Как коррелируют индивидуальные установки и ценности с коллективными при переходе из поля общекультурных норм в альтернативные? Какова доля бессознательных когнитивных структур и процессов задействована в формировании социально значимых знаков и символов? Какова роль знаков и символов в конфигурации новых альтернативных типов культуры и социальности?

Решение конкретных задач, поставленных в рамках настоящего исследования исходя из интерпретации конкретного полевого этнографического материала, выводит подводит исследование к постановке сверхзадачи, заключающейся в вопросах: как соотносятся социально-значимые знаки и символы с фундаментальными когнитивными структурами человеческого сознания? Как соотносятся фундаментальные когнитивные структуры человеческого сознания с фундаментальными принципами социо- и культурогенеза? Что могут сказать принципы формирования социальных и культурных подсистем в режимных сообществах об общих законах культуры?

Источники и эмпирическая база


В основу настоящего исследования легли наблюдения автора за жизнью воинских подразделений изнутри во время прохождения им срочной службы в рядах Советской Армии в конце 1980-х годов, а также материалы специального социально-антропологического исследования, проведенного в 1999 - 2000 годах, в ходе которого был проведен анализ доминантных отношений военнослужащих срочной службы в постсоветской Российской Армии на протяжении последнего десятилетия XX столетия. География исследования по проблемам армии покрывает практически всю территорию бывшего СССР и охватывает все основные рода войск, за исключением всякого рода спецподразделений. Важными источниками послужили письма военнослужащих, их воспоминания в интервью, образцы солдатского фольклора и художественного творчества, собранные в так называемых «дембельских альбомах», уникальных источниках по исследованию армейской неформальной субкультуры. Сравнительный материал для анализа изобразительного творчества солдат Российской Армии представлен аналогичными образцами творчества солдат армий других государств. В качестве дополнительных источников используются отдельные комментарии экспертов - лиц, профессионально связанных с анализом армейских гуманитарных проблем, а именно, представителей комитетов солдатских матерей, правозащитных организаций, командиров воинских подразделений, военных журналистов.


Методы

Поскольку любое режимное сообщество является социумом в высшей степени закрытым, вследствие чего их очень сложно изучать и контролировать извне, постольку единственно возможным методами приникнуть в суть солдатских взаимоотношений являются методы традиционной этнографии – включенное наблюдение и насыщенное описание, с последующими семиотическими интерпретациями, включающими методы кросс-культурного сравнительного анализа.


Теоретические положения и понятийный аппарат

Режимные сообщества в силу своей замкнутости представляют собой среду высокого внутреннего информационного, знакового, семиотического и психологического давления. Здесь межличностные отношения отличаются повышенной агрессивностью, а насилие легитимизируется в качестве института социальной коммуникации. Это оказывает существенное влияние на личность каждого из участников коммуникации и приводит к трансформации индивидуального и общественного сознания.

В современной российской армии насилие представлено в двух уровнях одной системы социального контроля, для обозначения которых мы заимствуем понятия, введенные Э. Дюркгеймом: 1) «механический» фактор консолидации (насильственный призыв и жизнь в режимном формате казармы); 2) «органически» сформировавшаяся в условиях «механической» консолидации система статусных отношений («дедовщина»). Обе направлены на подавление свободы личности, поэтому бытовое насилие и агрессия актуализируются как способ конкуренции, и конкуренции не столько за ресурсы жизнеобеспечения (необходимый минимум которых здесь положен каждому), но за способы их символического переосмысления и иерархического перераспределения, то есть за средства статусного самовыражения, в числе которых - право на переоформление всех единообразных элементов уставного жизнеобеспечения в разнообразных знаках и символах социальной иерархии.

В результате в группах «механической» консолидации естественным образом складывается упорядоченная система доминантных отношений. В ходе этого процесса происходит идеологическое переосмысление и институализация бытового насилия.

Осмысленное в системе ценностей насилие составляет принцип социального взаимодействия в армии, и, по закону апологии образа жизни социума, превращается в его идеологию, чем, наконец, определяет идентичность его членов. Насилие, как физическое, так и психологическое, и способы его преодоления посредством символизации и выстраивания иерархических отношений, здесь является социообразующим принципом. Поскольку прямое физическое насилие преодолевается путем его переосмысления в знаках и символах, институализируется в иерархии, и закрепляется в системе ценностей, охватывающих все области специфически человеческого способа существования, - от восприятия времени и пространства до художественного творчества, постольку системно организованное насилие и его символизация как в его трансляции, так и в способах адаптации к нему, постольку насилие в режимных сообществах является культурогенным фактором.

В настоящей работе феномен насилия, во всех его причудливых формах, имеющих место в режимных сообществах, рассматривается не в качестве признака «моральной деградации»6, и не в качестве «извращения»7, или «поведенческой аномалии»8, но в качестве одного из специфически человеческих способов жизнедеятельности, т.е. рассматривается как феномен, не выходящий за рамки культуры9.

Настоящее исследование, в постановке проблемы и сбора материалов характеризуется классическим этнографическим подходом. Социально-антропологический анализ полученных результатов осуществляется на теоретической и методологической основе семиотических интерпретаций. Данный подход не пользуется популярностью в отечественной этнографии, хотя именно российские семиотические школы10 заложили фундаментальные основы для исследований закономерностей развития культуры во многих областях гуманитарного знания, оформившиеся в самостоятельное направление семиотической антропологии11.

Своеобразие материала, полученного в ходе насыщенного описания режимных сообществ, и попытки интерпретировать его с точки зрения общих законов культурогенеза, оказывается продуктивным при рассмотрении полевых материалов в свете уже существующих и признанных теорий. Так например, применение известной информационной теории культуры С.А. Арутюнова, рассматривающей культурные сообщества в точках пересечений синхронной и диахронной культурно-значимой информации12, дает возможность увидеть, что режимные сообщества пребывают в постоянной фазе тотально синхронизированных коммуникаций, и практически полностью лишены диахронных связей. Этим обстоятельством и характеризуется сам феномен режимности, при котором синхронизация межличностных коммуникаций осуществляется в прямом смысле слова на всех уровнях - от синхронизации перемещения их тел в пространстве (шагать в ногу, засыпать по команде) до синхронизации их мыслей и мотиваций (ответственность коллектива за отклонения в поведении индивида и т.п.).

Описывая схожесть многих элементов и институтов социальной коммуникации в современных режимных сообществах многие исследователи указывали на их сходство с аналогичными явлениями в древнем мире, среди сообществ традиционной культуры, полагая за этим проявление неких архаических пережитков. В настоящем исследовании не используется понятие «пережиток», а понятие «архаизация» используется не в эволюционистской, а в информационно-аналитической исследовательской традиции, как антоним понятию «модернизация». Оба понятия, употребляемые в контексте друг-друга, отражают попытку осмысления факторов, определяющих феноменологию культуры как динамической системы. Именно природой информационного поля культуры, а не линейной последовательностью исторических фактов объясняется феномен «архаизации», как архетипической реактуализации, характеризующийся спонтанными проявлениями черт архаических и традиционных культур в современных, модернизирующихся сообществах. К примеру, если социокультурная специфика племенных бесписьменных сообществ объясняется высокой плотностью синхронных связей при низком уровне диахронных, то, следовательно, в «племя» можно превратить любое сообщество, вплоть до нации, при условии мифопоэтической (идеологической) синхронизации его культурогенных информационных потоков и блокировании диахронных каналов исторической памяти, как это более чем убедительно показывает XX век, породивший режимные сообщества в масштабах целого ряда государств.

Макроисторические причины тенденций архаизации коренятся в самой модернизации. Этот парадокс, при рассмотрении его составляющих в свете информационной теории культуры перестает быть парадоксом: резкая модернизация общества чревата разрывом диахронных связей исторической традиции, и «зависанием» социума в культурно-историческом вакууме, а его членов - в состоянии лиминальных субъектов, в котором институты нормативной культуры теряют легитимность, следовательно, регламент общественной жизни оказывается целиком подчинен принципам синхронных культурогенных потоков, со всеми вытекающими последствиями для сообщества и для его конкретных членов, а именно:

- отсутствие социально-исторического контекста для оценки себя и собственных действий, особенно в условиях изоляции, которыми отличаются режимные сообщества как макроуровня (изолированное от мира государство) так и микроуровня (изолированная от общества колония заключенных или воинская часть) лишает членов этих сообществ критериев для относительного осмысления себя, т.е. относительно другого;

- блокирование относительных самовосприятий актуализирует самовосприятия абсолютные;

- самовосприятие, лишенное условий для критической самооценки, которую обеспечивает возможность исторической рефлексии, осуществляется на фоне тотальной апологии своего и тотального подозрения к чужому;

- механизмы абсолютизации и апологетики своего при блокированных механизмах исторической рефлексии, делают невостребованным и невозможным чувство ответственности как на уровне индивидуального, так и на уровне общественного сознания.

Архаизация как следствие модернизации также является очевидной закономерностью с точки зрения теории динамических систем13. Динамическая система - это нелинейная система, для которой определяющее значение имеют не столько причины и следствия, сколько петли обратной связи. В физической природе наглядный пример динамической системы являет собой волна, определяющее значение которой имеет не столько ее поступательное движение, сколько петля гребня и энергия отката. Информационные волны из той же природы динамических систем. Обратная связь реально влияет на процесс линейных коммуникаций и определяет вариации их энергий и изменений. Цель исследователя динамических систем - увидеть какого рода петли обратной связи формируются элементами внутри системы и как они связаны между собой. Исследование такой динамической системы как общества требует проследить внутренние связи в системе таких компонентов, как синхронного и диахронного, исторического и внеисторического, архаизации и модернизации, развития и деградации. Полевой материал настоящего исследования дает редкую возможность проследить все эти связи в единой социально-антропологической системе, феномен которой был введен в научный оборот под определением «экстремальные группы»14. Экстремальные группы не следует отождествлять с понятием «группы экстремалов», под которым могут подразумеваться группы специалистов определенных профессий или спортсменов, связанных с риском, т.к., во-первых, внешняя среда не может быть критерием типологизации социума; во-вто­рых, в данном случае прослеживается обратная закономерность: экстремальность внешних условий может быть фактором внутреннего сплочения членов группы, следовательно, формулируя определение экстремальных групп, фактор экстремальности рассматривается не в качестве состояния отношения человека и внешней среды, но в качестве комплекса специфических и экстремальных факторов социальной консолидации и мобилизации, а также, внутреннего социально- психологического состояния, мировоззрения и ценностей.

Выведение физического насилия в символической проекции не обязательно означает его полное преодоление и гуманизацию межличностных отношений. Но это всегда - переход от манипуляции с телами к манипуляциям с их смысловыми значениями, и этим выражает динамику культурогенеза. И мы видим в режимных сообществах зарождение и развитие самобытной традиции, ее репрезентации в сложных художественных формах изобразительного искусства и фольклора, которые составили целый пласт национальной культуры России второй половины XX века. В солдатских сообществах в силу массовости, спонтанности их формирования и колоссальной ротации личного состава, его высокой поликультурности, и социальной адаптации личности через ее десоциализацию, процессы культурогенеза не получают последовательного развития, но зациклены на ранних фазах. Таким образом, на примере режимных сообществ, мы имеем своего рода лабораторию культурогенеза, в которой можно эмпирически изучать общие универсальные закономерности развития культуры в динамике соотношений синхронных и диахронных информационных потоков.

Тотальная синхронизация смысловых интеракций не создает условий для исторической рефлексии. Этим объясняется высокая социообразующая роль мифопоэтических когнитивных структур сознания, - эффективных инструментов апологии образа жизни, и «анестезии» от негативных смыслов (имеющих в данном случае и психотерапевтический эффект). Отсутствием диахронно-исторических рефлексий объясняется и тот низкий уровень полисемантики, которым отличаются социальные интеракции в режимных сообществах, ярким признаком которой является использование физиологического таксона в качестве непосредственного инструмента социального моделирования: например, использование полового акта в качестве социального являет собой предельно низкий уровень полисемантики и максиму социокультурной синхронии. Предельной фазой распада полисемантических значений социального взаимодействия характеризуется и предельная степень десоциализации, индикатором которой служит стадиальное упрощение смысловых значений социальной символики. Физиологический акт, исполненный в качестве символического акта социальной стратификации, являет собой максиму упрощения социально-актуальной семиотики, который прослеживается еще на уровне высших животных, согласно данным современной этологии. Как доказано в настоящем исследовании, синхронизация общесоциальных интеракций, десемиотизация их смысловых значений и десоциализация личности связаны между собой.


Новизна исследования

В настоящей работе впервые дан комплексный социально-антропологический анализ всей системы неуставных отношений в советской и постсоветской российской армии. Впервые в гуманитарных исследованиях система доминантных отношений среди военнослужащих срочной службы («дедовщина») была рассмотрена как феномен культуры, подлежащий изучению методами этнологии и антропологии. Впервые в отечественной этнологии и антропологии была предпринята попытка рассмотреть принципы культурогенеза на конкретном примере режимных сообществ.

Практическая значимость работы

Настоящее исследование, начиная с момента первых публикаций его результатов, стало, в некоторой степени, пособием для многих организаций, непосредственно связанных с работой с коллективами военнослужащих. Его изучали и руководство Главного управления воспитательной работы Вооруженных Сил Российской Федерации и Военной прокуратуры, и представители Комитетов солдатских матерей и других правозащитных организаций. И, главный критерий практической значимости: монографию «Антропология экстремальных групп», опубликованную по результатам исследования, самостоятельно и по собственной инициативе изучают солдаты в некоторых воинских частях, и обмениваются комментариями на интернет-ресурсах.