Принципы культурогенеза в режимных сообществах. Социально-антропологический анализ российской армии второй половины XX века

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Научная апробация
Структура исследования
Основное содержание
Глава I. «Социально-антропологическая характеристика внеуставных отношений в советской / российской армии»
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Научная апробация


Данная работа была выполнена в Центре азиатских и тихоокеанских исследований ИЭА РАН, обсуждена и рекомендована к защите в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук на его расширенном заседании 17.03.2009г.

Основные положения диссертационной работы были изложены в тридцати научных публикаций, включая монографию «Антропология экстремальных групп. Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии» М.: ИЭА РАН, 2002.

Результаты исследования были неоднократно представлены научной общественности, как в России, так и за рубежом в форме выступлений на конгрессах, конференциях, симпозиумах и коллоквиумах, а так же в качестве отдельных лекций, в том числе доклады на V Конгрессе этнографов и антропологов России (Москва, 2003), Симпозиуме по проблемам культуры и миграций (Рим, 2001, 2004), на семинаре «Одиссей» по проблемам культурно-исторической антропологии (Москва, 2005), Междисциплинарной конференции посвященной режимным сообществам советского периода (Париж, 2007).

Основные положения исследования приняты в качестве экспертной аналитической основы исследования гуманитарного состояния российской армии международной организацией Human Rights Watch15, были использованы в международном проекте Power Institutions in Post-Soviet Societies (Франция)16.

По результатам исследования был разработан спецкурс, который в период с 2002 по 2005 год читался студентам Учебно-научного центра социальной антропологии РГГУ. Лекционный курс, разработанный по материалам данного исследования, с 2009 году включен в учебную программу социологического факультета ГУ Высшая Школа Экономики.


Структура исследования

Диссертационное исследование состоит из Введения, трех глав, подразделяющихся на разделы и параграфы, Заключения, Списка литературы по данной тематике и Приложения, включающего в себя полевые материалы, конкретизирующие основные положения диссертации и позволяющие оценить глубину проблемы вне зависимости от авторских выводов, а так же иллюстрации, имеющие самостоятельное значение визуальных источников.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ



Во Введении обосновывается актуальность темы, рассматривается направление и степень ее изученности, предмет и эмпирическая база исследования, определяются цели и задачи диссертации, ее методологическая и теоретическая основа, источниковая база, научная новизна и практическая значимость работы, подчеркивается необходимость сравнительного кросс-культурного анализа.

Библиографический обзор представлен двумя разделами - обзором научных публикаций и обзором русской литературы, начиная от «Мертвого дома» Достоевского, заканчивая «Перевернутым миром» Льва Самойлова. Обзор художественной и публицистической литературы по теме режимных (лагерных) сообществ обусловлен тем, что именно литература, а не наука послужила основным и традиционным для российской общественной мысли интеллектуальным полем для осмысления данного явления, одновременно представляя источниковый материал. На материале литературных и исторических источников рассматривается генезис режимных сообществ и эволюция лагерной социальной системы и криминальной субкультуры в России со второй половины XIX по конец XX-го века. Генезис и развитие системы неформального правопорядка происходит на базе правового дуализма как специфического свойства традиционного сознания, коренящегося в мировоззрении русской крестьянской общины17, представленном разницей полюсов сферы традиционного обычного и формального государственного права. Нестабильность переходных исторических периодов первой четверти XX века и массовость репрессий последующего периода послужили одной из причин институализации лагерно-криминальной субкультуры в качестве альтернативной правовой модели в общенациональном масштабе. Процесс этой институализации отрефлексирован в русской литературе и публицистике, и мы видим в описаниях каторги Ф.М.Достоевского, Сахалина А.П.Чехова, ГУЛАГа А. Солженицина, В. Шаламова, Е. Гинзбург, лагерей эпохи «развитого социализма» С. Довлатова, И.Губермана, Л.Самойлова этнографические, по своей сути, и антропологические, по цели, повествования, фокус которых – познание природы человека заключенного, данной в тех странных культурных трансформациях, которые удивляют стороннего наблюдателя режимных сообществ. Обзор эволюции режимного лагерного сообщества за полуторавековой период наблюдений завершается анализом процессов трансформации лагерной социально-антропологической системы в постсоветский период, вызванной общими социальными, экономическими, политическими и информационно-технологическими преобразованиями в стране. Одним из наиболее значимых результатов данного обзора является выявление адаптирующей и социально-стабилизирующей роли символического мышления, проявляющейся в семиотических реактуализациях универсалий традиционной культуры, восполняющих культурный вакуум, образующийся в периоды радикальных и всеобъемлющих модернизаций.


Глава I. «Социально-антропологическая характеристика внеуставных отношений в советской / российской армии» основана на применении классического этнографического исследовательского подхода к описанию и анализу быта, культуры, нормам групповых и межличностных взаимодействий в сообществах военнослужащих срочной службы советской и российской армии в период с конца 1950 по конец 1990-х годов в аспекте неуставной социальной доминантно-иерархической системы.

В 1-м разделе I-ой главы «Неформальная социальная структура солдатских сообществ» основное внимание уделено описанию неформальной социальной структуры воинских подразделений на всем советском и постсоветском пространстве, и механизмов ее формирования. В §1 «Лиминальный статус новобранца» характерные особенности поведения призывников в последние дни гражданской жизни и в первые дни призыва на службу описываются и анализируются в свете концепции «лиминального субъекта» А. Ван Геннепа и В.Тэрнера. На конкретных примерах из полевых материалов автора показываются алгоритмы репрезентации лиминального статуса личности - личности, оказавшейся «в пустыне бесстатусности», в промежутке между своей родной гражданской культуры и будущей военной субкультуры, которую ей предстоит принять. Среди алгоритмов репрезентации лиминального статуса наиболее ярко представлено карнавальное поведение - новобранцы воспринимают собственное положение как выход за пределы норм и предписаний повседневной культуры, сопровождающийся этическими, эстетическими, социальными, эмоциональными инверсиями, характерными для карнавала. В рамках этих инверсий, в знак репрезентации собственного лиминального статуса, новобранцами практикуется «раблезианское» и территориальное поведение, что позволяет сделать вывод о том, что мы наблюдаем процесс десоциализации гражданской личности.

В §2 «Социальные страты неуставной иерархии» приводится описание неформальной иерархической структуры, естественным образом сформировавшейся в условиях армейского режимного сообщества. Дается описание положения человека, занимающего то или иное место в иерархии, анализируется ей обусловленная система соотношений прав и обязанностей, как система неуставных доминантных отношений военнослужащих срочной службы. Приводится оригинальная система номинаций, воспроизводящей полный спектр статусных состояний. Термины иерархии, от низшей номинации к высшей, образно воспроизводят тенденцию социального «осуществления» во времени. Критерий социальной сущности - соотношение прав и обязанностей, автоматически изменяемое во времени, прошедшем от момента начала службы до ее конца, при условии соблюдения всех норм и предписаний «дедовщины».

Неформальная социальная структура представлена следующими стратами:

«Духи» (также «птурсы», «зеленые», «салаги», «солобоны», «слоны», «чижи» и пр.) - это новобранцы, низшая каста, те, кто только что призван и не имеет никаких прав. Их называют «духи», видя в них нечто эфемерное. Статус духа сохраняется за солдатом первые 6 месяцев службы.

«Молодые» («фазаны», «стажеры» и пр.) - от 6-го до 12-го месяца службы - следующая ступень социальной лестницы. Спектр их обязанностей предельно широк. Представители этой группы уже имеют некоторые незначительные права (в основном это право оказывать психологическое давление на духов). Молодые отвечают за социализацию духов в «правильной» директории. По завершению года молодых «переводят» на следую­щую ступень, в результате чего они переходят в разряд элиты.

«Черепа» («черпаки») - первый привилегированный слой в системе экстремальных групп. Их главная функция - контроль за исполнением обязанностей молодыми и духами. Черепа пользуются всей полнотой прав: ведут счет своего времени, т. е. считают дни до дембеля, обсуждают связанные с демобилизацией вопросы. Отличия от вышестоящей касты наблюдаются в основном в области символов иерархии и в более активной, исполнительной, доминации.

«Деды» - полноценные субъекты экстремальных групп. Это военнослужащие «четвертого периода» (от 18-го до 24-го месяца, т. е. последнего полугодия службы), которые пользуются всеми правами. Их основная обязанность - блюсти себя, поддерживать реноме элиты и готовиться к дембелю. Это в прямом смысле слова обязанность, поскольку в конечном итоге сводится к противостоянию официальному командованию, офицерскому составу. Их доминация носит уже не столько исполнительный, сколько законодательный характер. Они выступают своего рода «гарантами» неписаного права дедовщины, осуществляя контроль над всеми уровнями доминантных отношений и их знаково-символическим выражением. Кроме того, они являют собой образец социального осуществления, столь желанного для бесправных духов и молодых.

«Дембеля». Дембелями становятся те, на кого распространяется действие очередного приказа об увольнении в запас с момента его опубликования. Реальная практика прохождения воинской службы предполагает, что между приказом об увольнении (20-ые числа сентября и марта) и самим увольнением может пройти неопределенное время, обычно не далее даты окончания текущего призыва (1 января и 1 июля). Как правило, дата увольнения определяется непосредственным начальником, в особых случаях - командиром части. Разумеется, можно уволиться и в срок - в день призыва, отмеченный в военном билете. Но, как правило, командиры не спешат расставаться с дембелями и выискивают причины, чтобы их задержать. Распространена порочная практика «дембельских аккордов» - когда командир привлекает дембелей на ударные хозяйственные работы, играя на их желании поскорее уволиться. К примеру, командир собирает всех дембелей и приказывает построить из подручных материалов новый военный объект. Это может быть все что угодно - забор, свинарник, гараж, казарма. Демобилизация - по окончании работы.

Дембель - лицо особого статуса. Он уже вне социума, но в центре его внимания. Для характеристики такого состояния лучше всего подходит термин «трансцендентность» - переход за некий предел. В религиозной философии этот термин предполагает отстраненность безусловного авторитета, и это полностью соответствует психологическому состоянию дембеля. Он в своем роде трансцендентный армии субъект, на полном основании соотносящий себя с гражданским обществом. Его обязанности в системе экстремальных групп относятся исключительно к сфере символов. Он мог бы пользоваться всеми правами, но блага казарменного мира - уже не его блага. Дембель демонстративно выходит из сферы внутренних статусных отношений и подчеркивает этот переход символами своего аутсайдного, лиминального состояния.

«Чмо» - так в армии называют париев, людей, опущенных на нижний порог аутсайдности. На них социальная динамика, выраженная статусным переходом, не распространяется. Статус чмо лишает индивида возможности самоосуществления во времени. Феномен изгоя возникает не случайно, но там, где группа испытывает в нем потребность. Наличие чмо в ар­мей­ском коллективе показательно тем, что с ним социальная структура приобретает двойной стандарт: на специ­фическую ­пятичленную модель (духи - молодые - черепа - деды - дембеля) накладывается универсальная трехчленная (парии - масса - элита).

В §3 «Взаимное соглашение субъектов и объектов доминантных отношений» дается интерпретация социальной динамики внутри неуставной иерархии, и делается ряд заключений относительно причин самовоспроизводства дедовщины, необходимых для понимания ее феномена. Один из основополагающих выводов анализа социальной структуры и социальной мобильность в режимных сообществах армейского типа, заключается в том, что система неуставного организованного насилия в армии является не просто вспомогательным ресурсом системы уставного принуждения, но в подавляющем большинстве случаев неуставная система, в социально-антропологическом смысле доминирует над уставной за счет того, что являет собой не просто систему организованного насилия, но систему насилия статусного компенсаторного, в которой переход объектов насилия в статус субъектов сопряжен с процессом десоциализации/ресоциализации личности. Стремление к соответствию странным, но принятым в качестве «нормы», общим правилам, стимулировано угрозой превращения не соответствующего им индивида не просто в объект насилия, но в антипода. Другим важным стимулом являются гарантии компенсации, в которых общая система гарантирует бесстатусным объектам насилия во вполне обозримом будущем высокий статус и право быть его субъектом. Эта идентичность с фактором силы, гарантирующим неизбежное социальное осуществление в переходе из подавляемых в подавляющие и есть главный стимул принятия младшими беспредельного насилия со стороны старших. Этот принцип «социальных гарантий» - есть принцип гарантирования вовлечения личности в процессы социальной динамики, и он, таким образом является одним из основным принципом самовоспроизводства дедовщины.


2-й раздел «Социальная мобильность и переходная обрядность» посвящен описанию и комментариям переходной обрядности в армии, анализу символических средств «перевода» из одной страты в другую, и связанной с обрядовым образом зафиксированной и ритуально санкционированной системой социальной динамики, приобретающей в режимных сообществах значений системы ценностей, альтернативной общекультурной. Семиотический аспект ритуала инициации в армейских сообществах рассмотрен в §1 «Ритуал инициации», ценностный аспекты аккультурации, связанный с психологией межстатусного перехода в §2 «Аккультурация и система ценностей».

3-й раздел «Неформальная этика неформального социума», в §1 «Статус и поведенческий комплекс» посвящен рассмотрению формирования своеобразного этического поведенческого комплекса, сформировавшегося на основе статусной системы ценностей, принятой в каждой страте режимных сообществах в качестве доминирующей. В §2 «Метаморфозы общечеловеческих ценностей» поднимается проблема трансформации традиционных ценностных установок и моральных эмоций личности в системе дедовщины. В числе их причин называются факторы блокады моральных эмоций - совести, ответственности, стыда, справедливости и других. Блокада моральных эмоций наступает в условиях внешних механических запретов, тотально ограничивающих личность, - от свободы ее волеизъявления до естественных физиологических потребностей организма. В ситуации автоматизации деятельности личности, возникающей вследствие жизни по распорядку, приказу, и прочим факторам тотального контроля, происходит переоформление и самого феномена ответственности. В режимных иерархических сообществах, где социальный контроль основан на системно организованном насилии, где вся система социальных отношений строится на переадресации ответственности от низших к высшим, формальные запреты не становятся моральным содержанием внутреннего мира личности, каковыми являются нормы обычного права в традиционном обществе и пункты закона - в гражданском. Это и вызывает метаморфизацию общечеловеческих ценностей в режимных сообществах, взамен которых возникают альтернативные, являющиеся причиной атмосферы взаимного унижениям, а, зачастую, и тяжких преступлений против личности, совершаемых, порой, полуосознанно, в качестве демонстрации соответствия ценностям дедовщины.

В 4-м разделе «Формальная система армейского жизнеобеспечения и ее неформальная статусно-знаковая трансформация» представлено описание и анализ того, как неформальная социальная структура кодифицирует себя в неформальной символической трансформации элементов формальной системы жизнеобеспечения, конкретные подсистемы которой представлены в соответствующих параграфах раздела. Система жизнеобеспечения в классической этнографической триаде («пища, одежда, жилище»), ее специфические армейские структурные компоненты (столовая, баня, санчасть и госпиталь, гауптвахта и дисциплинарные батальоны), организация выполнения боевых задач и повседневного бытового труда, - все это рассмотрено в свете знакового переоформления и перераспределения, кодифицирующей неуставные доминантно-иерархические отношения как семиотическую систему. Как это известно по классическим исследованиям традиционных культур, культурно-смысловой объем явления определяется его семиотикой18. Таким образом неуставная семиотическая трансформация преобразует элементы уставного «бессмысленного» быта в структуры культурного исполненного смыслом бытия. В процессе символических трансформаций быта происходит семантическая реактуализация архетипических представлений, наделяющих одежду, пространство, пищу субстанциональным статусом. Примечательно, что это явление наблюдается не только в наиболее очевидных режимных сообществах - в сообществах солдат и заключенных, но и на уровне элит. Статусное распределение пищи в первом эшелоне элит, как это показано в исследовании Т.С.Кондратьевой в России, рассмотревшей архетипы пищевых коммуникаций в сравнительном анализе царской подачи и кремлевского распределителя19, основано на тех же семиотических принципах культурогенеза, что и статусная знаковость в системе питания дедовщины. В соподчиненности системы питания и информационных коммуникаций в зависимости от степени изоляции сообщества, прослеживаются общие закономерности культурной динамики. На примере полевых исследований изолированных этнических сообществ традиционной культуры, но испытывающей на себе в воздействие глобальных трансформаций, удалось проследить зависимость изменений рациона питания от степени вовлеченности конкретных семей в системы телекоммуникационных связей, преодолевающих изоляцию, обусловленную естественными циклами традиционного природопользования20.

Это теоретическое положение на практике выглядит как вовлечение рационализированного гражданского сознания в среду тотального абсурда, которым характеризуется труда и специфического к нему отношения шений, что рассмотрено В трех параграфах 5-го раздела «Труд в армии» - §1 «Организация труда», §2 «Деньги», §3 «Нецелевая эксплуатация рабочей силы», дается описание специфической системы организации труда в армии, основанной на контрасте: a) репрессивного труда, имеющего целью подавление рационального сознания человеческой личности и вовлечения в среду абсурда и автоматизированной деятельности и b) рационального, но нецелевого и невсегда легального труда рядового личного состава, направленного на организацию элементарного жизнеобеспечения своих подразделений и повышения материального благополучия командного состава - от низшего до высшего. Но это абсурд - только для внешнего наблюдателя, поскольку с точки зрения принявшего его законы, он имеет собственную логику. Абсурд в армии – действенный инструмент десоциализации гражданской личности, социализированной в парадигмах культуры – логики, здравого смысла, личной ответственности и свободы выбора. Соответственно, процесс десоциализация гражданской личности в армии сопровождается через вовлечение его в среду алогизма мотиваций, бессмысленности действий, личной безответственности и несвободы. Десоциализация гражданской личности, с ее последующей ресоциализацией в качестве идеального солдата – подчиняющегося на уровне рефлексов, не размышляя о целях, образах и смыслах собственного действия, осуществляется посредством тотального вовлечения его в автоматизированную деятельность. Достигается это путем чередования нейтральных автоматических механических («муштра»), и активно-репрессивных действий. Репрессивные механические действия отличаются от нейтральных тем, что они, организованные по формальным признакам действия разумного и рационального, предлагаются репрессируемому для осмысления, но при этом всем известно, что они не имеют другой цели, кроме как подавления его воли и сознания.

Целью труда в этом случае является не достижение рационального эффекта, а подавление личности деятеля самой абсурдностью его действий, которые ему неизбежно предписаны. И работы по его поддержанию ведутся, во-первых, бессмысленно непрерывно, во-вторых, их цель подчеркнуто репрессивна. В советско-российской армии лишенный смысла труд переосмыслен из рациональной деятельности в иррациональную, в качестве средства репрессивного управления. В то же время подчеркивается, что вовлечение солдата в систему нелегальных, но рациональных трудовых отношений, направленных, как правило, на решение материально-бытовых проблем его командиров, часто воспринимается самими солдатами позитивно, именно благодаря рациональной основе труда такого рода, с одной стороны, и мелким материальным и/или моральным компенсациям, с другой.

В результате описания, интерпретаций и анализа полевых материалов, осуществленного в первой главе делаются выводы относительно принципов социогенеза в режимных армейских сообществах, специфика которых обусловлена образованием «органического» сообщества в условиях его «механической» консолидации. Важным концептуальным решением является применение теории лиминальности А. ван Геннепа21 и В.Тэрнера22 к анализу процессов десоциализации/ресоциализации военнослужащих. Фактор механической консолидации сообществ военнослужащих представлен сферой официальных формализованных отношений в армии, комплектующейся принудительно, и формирует в сообществе призывников атмосферу культурного вакуума, которую В.Тэрнер определил как «пустыню бесстатусности». Задаче ее преодоления подчинен механизм органической самоорганизации социума, в котором открываются общие адаптационные закономерности культурогенеза, включающие социальное структурирование, социальную мобильность, формирование системы ценностей, идентичностей и норм взаимодействия.

Десоциализация личности осуществляется через десемиотизацию гражданского информационного поля, и осуществляется с целью ресоциализации в новой сфере специфических армейских отношений и в новом качестве. Официальная система, лишая людей свободы, не предлагает никаких стимулов и компенсаций, и поскольку сфера устава, как официального регламента в мерах воздействия на тело и психику солдата ограничена своей собственной природой - законом, постольку ее дополняет «дедовщина» - неограниченная в средствах воздействия на личность неуставная система доминантных отношений. Механизм тотального социального контроля реализуется во взаимодействии обеих систем, формальной и неформальной – «уставщины» и «дедовщины», являющихся друг для друга ресурсами влияния. В этом взаимодействии цель тотального контроля достигается в совершенном виде - приведение человеческого сознания к средней норме идеальной строевой единицы, подчиняющейся сигналам-командам на уровне рефлексов. Он осуществляется через процесс десоциализации гражданских личностей, который сопровождается процессом десемиотизации информационного поля коммуникаций: с одной стороны, десоциализация запускает процессы редуцирования семиотической многомерности культуры, с другой, система десемиотизации смыслов человеческой деятельности (реализуемая через ее автоматизацию) сама по себе является мощным механизмом десоциализации.

Многие из, выявленных в системе неформальной самоорганизации военнослужащих, базисных культурных алгоритмов, такие как ритуал инициации, аналогичны наблюдаемым в архаических и традиционных культурах, свидетельствуют о глубине социально-антропологических процессов, скрывающихся за трансформацией общественного сознания в режимных сообществах. В результате проведенного анализа делается вывод о том, что именно эти базисные социо- и культурогенные механизмы лежат в основе устойчивости дедовщины к применяемым контрмерам со стороны закона и гражданской общественности.