Учебное пособие предназначено для студентов юридических вузов (очное, заочное, экстернат), а также преподавателей, практических работников и всех интересующихся вопросами оказания правовой помощи по уголовным делам

Вид материала

Учебное пособие

Содержание 4.5 Основания отказа выдачи преступников Обязательные основания отказа в выдаче Принцип эффективного гражданства Формально-юридическим основанием Фактическим основанием Основными элементами права убежища

Подобный материал:

• Учебное пособие предназначено для студентов юридических вузов (очное, заочное, экстернат),, 5628.96kb.
• Волосюк п. В. Правовой статус беженцев и вынужденных переселенцев научный редактор, 3337.54kb.
• Предлагаемое учебное пособие предназначено для студентов, аспирантов и преподавателей, 2052.38kb.
• С. В. Ткаченко Рецепция права: идеологический компонент, 2830.58kb.
• Правовые реформы в России: проблемы рецепции Западного права Самара 2007, 7646.96kb.
• Н. В. Кацерикова ресторанное дело учебное пособие, 1607.02kb.
• Учебное пособие для студентов 4 курса дневного отделения по специальности 030501 «Юриспруденция», 1713.85kb.
• Учебное пособие М.: Педагогическое общество России. 1999 442, 5623.86kb.
• Учебное пособие для вузов / Г. Р. Колоколов. М.: Издательство «Экзамен», 2006. 256, 66.37kb.
• Учебное пособие Издательство «Самарский университет» 2002, 650.47kb.

4.5 Основания отказа выдачи преступников


Как показывает обобщение международных соглашений, суще­ствует достаточно много оснований для отказа в выдаче. Одни из них признаются обязательными (императивными), а другие – факультативными (диспозитивными). Первые категорически запре­щают соответствующим органам выдачу, а вторые оставляют за ни­ми возможность выбора, составляя не обязанность, а право отказать в выдаче. Терминологически это смысловое отличие передается через выражения «выдача не допускается» и «в выдаче может быть отказано.

Так, согласно ст. 3 типового договора об экстрадиции выдача не разрешается на основании:

а) если правонарушение, в отношении которого поступает просьба о выдаче, рассматривается запрашиваемым государством как правонарушение политического характера;

b) если запрашиваемое государство имеет веские основания по­лагать, что просьба о выдаче сделана с целью судебного преследо­вания или наказания лица по признаку расы, вероисповедания, гражданства, этнической принадлежности, политических взглядов, пола или статуса или что положению такого лица может быть нанесен ущерб по любой из этих причин;

с) если правонарушение, в отношении которого поступает просьба о выдаче, является правонарушением, предусматриваемым военным правом, но не является таковым согласно обычному уго­ловному праву;

d) если в запрашиваемом государстве лицу вынесен окончатель­ный приговор за правонарушение, в отношении которого поступает просьба о выдаче данного лица;

е) если лицо, в отношении которого поступает просьба о выдаче, в соответствии с законодательством той или иной стороны приобре­тает иммунитет от судебного преследования или наказания по ка­кой-либо причине, включая истечение срока давности или амни­стию;

f) если лицо, в отношении которого поступает просьба о выдаче, было или будет подвергнуто в запрашивающем государстве пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения или наказания либо если это лицо не обладало или не будет обладать в процессе уголовного разбирательства правом на минимальные гарантии, предусмотренные в ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах;

g) если судебное решение в запрашивающем государстве выне­сено in absentia, осужденное лицо не имело достаточной возможно­сти для обеспечения его защиты, и оно не имело или не будет иметь возможности для проведения повторного слушания дела в его при­сутствии.

Столь же скрупулезно излагаются в Типовом договоре факуль­тативные препятствия для экстрадиции. Согласно его ст. 4 в выдаче может быть отказано:

а) если лицо, в отношении которого поступает просьба о выдаче, является гражданином запрашиваемого государства;

b) если компетентные органы запрашиваемого государства ре­шают либо не возбуждать, либо прекратить судебное преследование лица за правонарушение, в отношении которого поступает просьба о выдаче;

с) если судебное преследование в отношении правонарушения, в связи с которым поступает просьба о выдаче, как ожидается, будет возбуждено в запрашиваемом государстве против лица, выдача ко­торого испрашивается;

d) если правонарушение, в отношении которого поступает просьба о выдаче, наказывается смертной казнью в соответствии с законодательством запрашивающего государства, если только это государство не дает достаточные, по мнению запрашиваемого госу­дарства, гарантии, что смертный приговор не будет вынесен или, в случае его вынесения, не будет приведен в исполнение;

е) если правонарушение, в отношении которого поступает просьба о выдаче, совершается за пределами территории одной из сторон и в законодательстве запрашиваемого государства не преду­смотрена юрисдикция в отношении такого правонарушения, совер­шенного за пределами его территории в сопоставимых обстоятель­ствах;

f) если правонарушение, в отношении которого поступает просьба о выдаче, рассматривается в соответствии с законодательст­вом запрашиваемого государства как совершенное целиком или час­тично в пределах этого государства;

g) если лицу, в отношении которого поступает просьба о выдаче, уже вынесен приговор или оно будет подвергнуто судебному пресле­дованию либо ему будет вынесен приговор в запрашивающем государ­стве чрезвычайным или специальным судом или трибуналом;

h) если запрашиваемое государство, принимая также во внима­ние характер правонарушения и интересы запрашивающего госу­дарства, сочтет, что в свете обстоятельств данного дела выдача дан­ного лица будет несовместима с соображениями гуманности ввиду возраста, состояния здоровья и других личных обстоятельств этого лица.

В российском УПК законодатель также дифференцировал осно­вания для отказа в выдаче лица на непременные (ч. 1 ст. 464) и до­пустимые (ч. 2 ст. 464). При этом если выдача лица не производит­ся, Генеральная прокуратура РФ обязана уведомить об этом компетентные органы соответствующего иностранного государства с указанием оснований отказа. Исходя из этого, в дальнейшем изло­жении мы будем придерживаться той последовательности, в какой указанные основания изложены в данном законе.


Обязательные основания отказа в выдаче

по российскому законодательству


В соответствии с ч. 1 ст. 464 УПК РФ выдача лица не допуска­ется, если:

1) лицо, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, является российским гражданином;

2) лицу, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, предоставлено убежище в России в связи с возможностью преследований в данном государстве по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлеж­ности к определенной социальной группе или по политическим убеждениям;

3) в отношении указанного в запросе лица на территории России за то же самое деяние вынесен вступивший в законную силу приго­вор или прекращено производство по уголовному делу;

4) в соответствии с российским законодательством уголовное дело не может быть возбуждено или приговор не может быть приве­ден в исполнение вследствие истечения сроков давности или по иному законному основанию;

5) имеется вступившее в законную силу решение российского суда о наличии препятствий для выдачи данного лица в соответст­вии с законодательством России и ее международными договорами.

Принцип невыдачи собственных граждан


Исторически сложилось так, что конституции, законы о граж­данстве, уголовные кодексы и экстрадиционные соглашения многих стран содержат правило о невыдаче собственных граждан. Впервые оно было закреплено в соглашении между Францией и Нидерланда­ми 1736 г., где было констатировано, что жители не должны быть оторваны от юрисдикции своих судов.

Поэтому, несмотря на то, что в Европейской конвенции о выда­че говорится, о праве договаривающейся стороны отказать в выдаче своих граждан (пп. «а» п. 1 ст. 6), что может навести на мысль о фа­культативности данного основания для отказа в выдаче, при ратификации этой Конвенции Российская Федерация сделала специаль­ное заявление о том, что согласно ч. 1 ст. 61 ее Конституции россий­ский гражданин не может быть выдан другому государству¹²⁰.

Выдача собственных граждан, практикуемая странами «общего права», органически связана с традиционным следованием закону домицилия, используемому для подчинения национальному праву массы эмигрантов, т. е. с предпочтением территориального принци­па другим юрисдикционным критериям. В соответствии с этим об­ладающими юрисдикцией в отношении лиц, совершивших преступ­ления на территории иных государств, признаются лишь их суды. В результате даже собственный гражданин выдается иностранному государству, на территории которого имело место преступление. В противном случае, совершив преступление за рубежом и вернув­шись в свою страну, он может остаться безнаказанным.

Впрочем, практика последних десятилетий свидетельствует о том, что по некоторым направлениям и суды указанных стран стали ссылаться на действие принципа национальности, претендуя тем самым на осуществление экстратерриториальной юрисдикции. Так, Верховный Суд США по одному из дел постановил, что, «предпи­сывая стандарты поведения для американских граждан и юридиче­ских лиц, конгресс вправе допускать расширение сферы действия своих законов за пределы территориальных границ Соединенных Штатов Америки».

В ст. 6 Европейской конвенции о выдаче, делается оговорка о том, что если запрашивае­мая сторона не выдает своего гражданина, она по просьбе запрашивающей стороны передает дело своим компетентным орга­нам для возбуждения уголовного преследования, если оно будет не­обходимым, проинформировав последнюю о результатах ее запро­са.

Правда, трудно согласиться с тем положением данной статьи, в соответствии с которым гражданство «определяется в момент при­нятия решения о выдаче». В этом отношении прав был С. Беди, ут­верждая, что «исключение своих граждан от действия договора не должно применяться к тем, кто приобрел гражданство путем нату­рализации или путем брака или другим способом после совершения действия, за которое требуется выдача»¹²¹.

Еще большие возражения вызывает оговорка о том, что если требуемое лицо признается в качестве гражданина запрашиваемой стороны в течение периода с момента принятия решения и до мо­мента намечаемой передачи, последняя также может воспользовать­ся правом отказа в выдаче своего гражданина.

Безусловно, каждая договаривающаяся сторона может, как го­ворится в рассматриваемой статье, изложить свое понимание терми­на «граждане» по смыслу настоящей Конвенции в заявлении, сде­ланном в момент ее подписания либо сдачи на хранение ратификационной грамоты или документа о присоединении. Однако для целей экстрадиции было бы оптимальным безоговорочно опре­делять гражданство на момент возникновения нормируемых отно­шений, т. е. на момент получения запроса о выдаче, оговорив недо­пустимость приема в гражданство или восстановления в гражданстве лиц, преследуемых в уголовном порядке компетентны­ми органами иностранных государств за преступления, признавае­мые таковыми в соответствии с законодательством запрашиваемой стороны, до вынесения в отношении таких лиц приговора суда или принятия иного решения по делу.

С точки зрения персональной юрисдикции, к российским граж­данам приравниваются лица без гражданства, постоянно прожи­вающие в Российской Федерации, т. е. апатриды, получившие вид на жительство – документ установленной формы, выданный в под­тверждение их права на постоянное проживание, а также на свобод­ный выезд и возвращение, являющийся одновременно и докумен­том, удостоверяющим личность, который содержит следующие сведения: фамилию, имя (написанные буквами русского и латинско­го алфавитов), дату и место рождения, пол, номер и дату принятия решения о выдаче вида на жительство, срок его действия и наимено­вание органа исполнительной власти, выдавшего вид на жительст­во.

Установление персональных юрисдикционных оснований уго­ловной ответственности за преступление, учиненное такого рода лицом, осуществляется путем сопоставления времени совершения этого преступления со сроком действия вида на жительство, позво­ляющим судить о его включенности как правосубъектного (с точки зрения персональной юрисдикции) лица в систему отношений соот­ветствующего государственно-организованного общества.

Для решения вопросов о распространении персональ­ной юрисдикции на постоянно проживающих в РФ лиц без граждан­ства столь же принципиальное значение приобретает акт их офици­ального уведомления о выдаче вида на жительство или о его продлении. И напротив, установление, и закрепление соответствую­щими решениями оснований для отказа в выдаче либо аннулирова­ния вида на жительство само по себе уже достаточно для того, что­бы считать заявителя «выпавшим» из сферы персональной юрисдикции, даже если он об этом не знает.

Иной статус у неграждан. Российский Уголовный кодекс гласит на их счет сле­дующее: «Иностранные граждане и лица без гражданства, совер­шившие преступление вне пределов Российской Федерации и нахо­дящиеся на территории Российской Федерации, могут быть выданы иностранному государству для привлечения к уголовной ответст­венности или отбывания наказания в соответствии с международ­ным договором Российской Федерации» (ч. 2 ст. 13).

Определенные затруднения могут возникнуть в данном случае лишь у третьего государства, оказавшегося перед необходимостью решать вопрос об экстрадиции лица, имеющего уголовно-правовые обязательства перед двумя государствами. Например, если лицо, обладающее гражданством Украины и России, совершит преступле­ние или скроется после его совершения в Литве, то чье требование о его выдаче подлежит удовлетворению и как должен решаться во­прос о дипломатической защите этого лица в процессе разбиратель­ства дела в литовском суде, а также в какое из государств возможна его передача для исполнения приговора? Ведь каждое из них (будь то Россия или Украина) имеет право оказать своему гражданину со­ответствующее покровительство или потребовать его выдачи, равно как и оспорить действительность подобного права на стороне друго­го под тем предлогом, что данное лицо имеет его гражданство, тогда как третье государство (Литва) не может не считаться с тем, что оно является фактически гражданином одного государства, но не может оспаривать и действительность другого его гражданства.

Юрисдикционные споры, связанные с двойным граждан­ством, могут быть двоякого рода: с одной стороны, это может быть спор в отношении бипатрида между государствами, каждое из кото­рых рассматривает его как своего гражданина, а с другой – третье государство будет вынуждено решать, какому его гражданству от­дать предпочтение.

При разрешении первого вопроса в международном праве используются два подхода.

Согласно принципу равенства, оба гражданства лица имеют равное значение и ни одна из заинтересованных сторон не может рассчитывать на удовлетворение своей претензии, основанной на гражданстве такого лица, обращенной к другой стороне.

Принцип эффективного гражданства основывается на большей прочности фактической связи лица с одним из государств, крите­риями которой являются: а) постоянное или обычное проживание лица на территории данного государства; б) проживание лица в прошлом в одном из государств, если ныне оно постоянно прожива­ет в третьем государстве; в) государственная или военная служба, место осуществления политических прав, язык, обращение в про­шлом к данному государству с просьбой об оказании дипломатиче­ской защиты, владение недвижимым имуществом.

Общего правила, устанавливающего отношение к бипатридам третьих государств, нет. Существует ряд позиций по вопросу о том, чему следует в таких случаях отдавать предпочтение: а) гражданству, приобретенному позднее; или же, наоборот, раньше; б) гражданству по выбору заинтересован­ного лица; в) гражданству государства, право которого наиболее близко праву третьего государства; г) эффективному гражданству, т. е. гражданству того государства, в котором оно обычно проживает или с которым сильнее связано¹²².

Во-первых, они могут быть урегулированы в каждом отдельном случае путем дипломатических переговоров, но это обременитель­ный, малоэффективный и потенциально конфликтный способ реше­ния. Ибо хотя оба государства имеют в отношении бипатрида суве­ренные права, в конечном счете, реализовать их сможет только одно, а суверенитету другого будет тем самым причинен ущерб. Гнет это­го обстоятельства, вряд ли будет способствовать справедливому и скорому разрешению подобных коллизий молодыми государствами, столь болезненно реагирующими, на какое бы то ни было ущемление своей суверенности. К тому же сотрудничество лишь на основе вза­имности и международной вежливости, без какой-либо правовой базы, не дает возможности рассчитывать на стабильный результат.

Во-вторых, можно пойти по пути заключения двусторонних со­глашений о правовой помощи, но при этом надо иметь в виду, что далеко не все вопросы выдачи преступников-бипатридов могут быть решены на двусторонней основе. Например, применение принципа эффективного гражданства внутригосударственными судами проти­воречит международному праву (поскольку, отдавая предпочтение гражданству одного государства, они посягают на суверенитет дру­гого), но вполне допустимо в международном судопроизводстве. Следовательно, и здесь мы сталкиваемся с потребностью иметь не только какое-то единообразие в решении вопросов экстрадиции, не только договорно-правовой механизм ее осуществления, но и соот­ветствующие наднациональные органы.

Наконец, третий и наиболее предпочтительный путь видится в заключении многостороннего соглашения, в котором бывшие союз­ные республики, добровольно ограничив свои суверенные права, закрепили бы взаимоприемлемые для всех общие правила и меха­низмы (подходы и процедуры) разрешения юрисдикционных колли­зий, возникающих в подобных ситуациях.

Более сложная ситуация имеет место в тех случаях, когда за­прашивающему государству, уже вынесшему приговор в отношении запрашиваемого лица, отказывается в выдаче на том основании, что оно является гражданином России. Образцом для ее разрешения может послужить Конвенция о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ, которая содержит следующее положение об исполнении приговора иностранного суда: «Если в выдаче, которая запрашивается в целях приведения приго­вора в исполнение, отказано, поскольку разыскиваемое лицо являет­ся гражданином запрашиваемой Стороны, запрашиваемая Сторо­на – если это допускает ее законодательство и в соответствии с его положениями по заявлению запрашивающей Стороны – рассматри­вает вопрос о приведении в исполнение приговора или оставшейся части приговора, который был вынесен в соответствии с законода­тельством запрашивающей Стороны» (п. 10 ст. 6).

Вопросы исполнения такого приговора могут решаться пока в рамках рассмотренного выше института передачи осужденных. В перспективе же весьма желательным является заключение много­стороннего соглашения о передаче лиц, осужденных за преступле­ния международного характера к тюремному заключению или дру­гим видам лишения свободы, их странам, с тем, чтобы они могли там отбывать наказание, для чего необходимо всеобъемлющее решение вопроса о признании приговоров иностранных судов, вынесенных в отношении тех деяний, которые государства обязались объявить преступными во исполнение международных обязательств.

Относительно общеуголовных преступлений обозначенная выше ситуация интересна тем, что она позволяет выйти из тупика, когда выдача лица, осужденного судом иностранного государства, но ук­рывшегося в отечественном государстве, недопустима в силу прин­ципа невыдачи собственных граждан, а его передача в государство гражданства невозможна в силу того, что это лицо и так уже находит­ся в своем отечестве. Поэтому если бы договоры о передаче осужден­ных содержали положение, позволяющее компетентным властям го­сударства гражданства принимать на себя ответственность за исполнение приговора, вынесенного в другом государстве, вне про­цедуры физического перемещения осужденного из этого гocyдapcrвa, то это давало бы возможность государству вынесения приroвора пре­кратить его исполнение и «снять» свои требования о выдаче данного лица. При таком подходе институт передачи осужденных весьма удачно дополнял бы институт выдачи преступников.

Обращаясь же к собственно международным преступлениям, нельзя не затронуть вопрос о соотношении ст. 61 Конституции РФ, запрещающей выдачу российских граждан, и ч. 1 ст. 89 Римского статута Международного уголовного суда, требующей от госу­дарств-участников исполнения любой просьбы об аресте и передаче лица в распоряжение Суда и не предусматривающей никаких осно­ваний для отказа в этой передаче.

Гипотетически рассматривая этот вопрос в связи с ратификаци­ей Статута и необходимостью проведения работы по приведению национального законодательства в соответствие с его требованиями, некоторые специалисты приходят к выводу, что в каких-либо изме­нениях российской Конституции нет необходимости.

Объясняется это тем, что ст. 102 Статута четко разграничивает выдачу лица другому государству и передачу лица Международно­му уголовному суду. Следовательно, при внешней схожести этих понятий они представляют собой разнотипные юридические явления. Выдача (экстрадиция), как она понимается в международной практике и российской Конституции, означает предоставление лица иностранному государству, а передача, как это вытекает из Стату­та, - предоставление лица международному судебному органу, что далеко не равнозначно. Соответственно, выдача гражданина России иностранному государству невозможна, тогда как его передача Международному уголовному суду, юрисдикция которого в отношении совершенного этим гражданином преступления не оспаривается, российской Конституцией не запрещается, ибо в ней говорится только о том, что гражданин Российской Федерации не может быть выдан «другому государству».


Принцип невыдачи лиц, преследуемых по дискриминационным признакам


Предоставление лицу, в отношении которого поступил запрос о выдаче, убежища в России в связи с возможностью преследований его в запрашивающем государстве по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или по политическим убеждениям как обстоятельство, препятствующее экстрадиции (п. 2 ч. 1 ст. 464 УПК РФ), в более узком значении известно как принцип невыдачи политических преступников. Последние пользуются правом убежища, которое от­носится к числу важнейших прав свободной личности.

Действующее российское уголовное законодательство такого рода норм не содержит. Тем не менее, в соответствии с п. 5 Положения о порядке предоставления Российской Федерацией политического убежища, утвержденного Указом Президента PФ от 21 июля 1997 г. к основаниям для отказа в предоставлении политического убежища относится и ситуация, когда «лицо прибыло из страны развитыми и устоявшимися демократическими институтами в об­ласти защиты прав человека». При наличии указанного основания ходатайства о предоставлении политического убежища вообще не принимаются к рассмотрению, а необходимый для констатации данного основания список стран «с развитыми и устоявшимися демократическими институтами в области защиты прав человека» ежегодно составляет и представляет в Комиссию по вопросам гражданства при Президенте PФ и Федеральную миграционную службу Министерство иностранных дел РФ.

В ст. 3 Европейской конвенции о выдаче говорится:

1. Выдача не осуществляется, если преступление, в отношении которого она запрашивается, рассматривается запрашиваемой стороной в качестве политического преступления или в качестве пре­ступления, связанного с политическим преступлением.

2. То же правило применяется и в том случае, если запрашиваемая сторона имеет достаточные основания считать, что запрос о выдаче в связи с обычным уголовным преступлением был подан с це­лью преследования или наказания лица в связи с его расой, религией, национальностью или политическими убеждениями, или, что положению этого лица может быть нанесен ущерб по любой из этих причин.

В современной России положение о недопустимости выдачи лиц, которым предоставлено убежище, занимает подобающее место в соответствующих международных соглашениях. Для наглядности можно сослаться на Договор о выдаче между Россией и КНР 1995 г., в котором в ряду исключающих экстрадицию обстоятельств особо оговаривается предоставление запрашиваемой стороной права убежища лицу, в отношении которого поступила просьба о выдаче (п. 2 ст.3).

Тем не менее, некоторые конвенции и договоры о выдаче все же предусматривают отказ в выдаче лиц, совершивших не только поли­тические, но и воинские, а также таможенные, налоговые и другие финансовые нарушения. В частности, ст. 4 Европейской конвенции о выдаче прямо указывает: «Выдача в связи с воинскими преступле­ниями, которые не являются преступлениями в соответствии с обычным уголовным правом, исключается из сферы применения настоящей Конвенции».

На фоне отчетливого движения международного права в сторону сужения круга политических преступлений, исключающих выдачу, достаточно убого выглядит Европейская конвенция о выдаче 1957 г., которая применительно к рассматриваемому вопросу первоначально ограничилась лишь известной оговоркой о том, что «убийство или попытка убийства главы государства или члена его семь не рассматривается политическим преступлением для целей на стоящей Конвенции» (ст. 3).

Потребовалось два десятка лет, чтобы дать более широкий круг рассматриваемых преступлений в Дополнительном протоколе 1975 г., ст. 1 которого гласит о том, что для целей применения ст. 3 данной Конвенции следующие преступления не считаются политическими:

а) преступления против человечества, указанные в Конвенции предупреждении преступления геноцида и наказании за него (1948 г.);

b) нарушения, указанные в ст. 50 Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, ст. 5 Женевской конвенции об улучшении участи раненых, больных лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море, ст. 130 Женевской конвенции об обращении с военнопленными и ст. 147 Женевской конвенции о защите гражданского населе­ния во время войны (1949 г.);

с) любые сравнимые нарушения законов войны, действующих при вступлении настоящего Протокола в силу, и обычаев войны, существующих на это время, которые еще не предусмотрены выше­упомянутыми положениями Женевских конвенций.

Однако и в этом перечне не нашлось места преступлениям меж­дународного характера. Поэтому при ратификации Европейской конвенции о выдаче российская сторона, руководствуясь тем, что ее законодательство не содержит понятия «политические преступле­ния», сделала заявление, что она не считает исчерпывающим изло­женный в ст. 1 Дополнительного протокола к данной Конвенции перечень деяний, которые не являются «преступлениями политиче­ского характера». Исходя из понимания того, что положения ст. 3 Конвенции должны применяться таким образом, чтобы обеспечить неотвратимость ответственности за совершение подпадающих под ее действие преступлений, Россия заявила, что наряду с указанными в этом Протоколе деяниями она во всех случаях при решении вопро­са о выдаче не будет рассматривать в качестве «политических пре­ступлений» или «преступлений, связанных с политическими пре­ступлениями» следующие деяния:

а) преступления против человечества, предусмотренные ст. II и Ш Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказа­нии за него (1948 г.) и Конвенции о пресечении преступления апар­теида и наказании за него (1973 г.), а также ст. 1 и 4 Конвенции про­тив пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания (1984 г.);

б) преступления, предусмотренные ст. 50 Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, ст. 51 Женевской конвенции об улучшении участи раненых, боль­ных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море, ст. 130 Женевской конвенции об обращении с военно­пленными и ст. 147 Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны (1949 г.), а также ст. 85 Дополнительного протокола I и ст. 1, 4 Дополнительного протокола II к указанным Конвенциям, касающихся соответственно защиты жертв междуна­родных вооруженных конфликтов и вооруженных конфликтов не­международного характера (1977 г.);

в) правонарушения, предусмотренные Конвенцией о борьбе с незаконным захватом воздушных судов (1970 г.), а также Конвенцией о борьбе с незаконными актами, направленными против безопас­ности гражданской авиации (1971 г.), и дополняющим ее Протоколом о борьбе с незаконными актами насилия в аэропортах обслуживающих международную гражданскую авиацию (1988 г.);

г) преступления, предусмотренные Конвенцией о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов (1973 г.);

д) преступления, предусмотренные Международной конвенцией о борьбе с захватом заложников (1979 г.);

е) правонарушения, предусмотренные Конвенцией о физической защите ядерного материала (1980 г.);

ж) правонарушения, предусмотренные Конвенцией ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ (1988 г.);

з) иные сравнимые преступления, предусмотренные в многосторонних международных договорах, участником которых является Российская Федерация¹²³.

За большей частью изложенных в данном заявлении преступлений стоят соответствующие международные конвенции о преступлениях международного характера. Оговорка же к п. «с» ст. 3 Типового договора о выдаче, запрещающему выдачу лиц, обвиняемых в правонарушениях политического характера, дозволяет странам, которые того пожелают, внести следующее к нему дополнение, «Ссылка на правонарушение политического характера не включает, какого-либо нарушения, в отношении которого Стороны приняли на себя обязательство во исполнение любой многосторонней конвенции осуществлять судебное преследование в случаях, когда они не осуществляют выдачу, или любого другого правонарушения, кото­рое Стороны согласились не считать правонарушением политиче­ского характера для целей выдачи».

Однако из российского заявления вовсе не следует вывод, что другие государства-члены Европейского совета, подписавшие Конвенцию о выдаче, иначе оценивают характер изложенных выше конвенционных преступлений. Во всяком случае, если нечто подоб­ное и можно было бы предположить, то только до подписания Евро­пейской конвенции по борьбе с терроризмом, в ст. 1 которой гово­рится, что для обеспечения выдачи преступника иностранному государству, выполняемой договаривающимися государствами, ни­какое из нижеуказанных правонарушений не будет рассматриваться в качестве политического правонарушения, или как правонаруше­ние, связанное с политическим правонарушением, или как правона­рушение, вызванное политическими побуждениями:

а) правонарушения, относящиеся к применению Гаагской кон­венции по борьбе с преступным захватом летательных аппаратов (1970 г.);

б) правонарушения, относящиеся к применению Монреальской конвенции по борьбе с преступными актами, направленными против безопасности гражданской авиации (1971 г.);

в) тяжелые правонарушения, заключающиеся в покушении на жизнь, телесную целостность или свободу людей, имеющих право международной защиты, включая дипломатических представителей;

г) правонарушения, содержащие захват заложников или неза­конное лишение свободы;

д) правонарушения, содержащие использование бомб, гранат, ракет, автоматического огнестрельного оружия, бандеролей или по­сылок с опасными вложениями, соразмерно с тем, насколько подобнoe использование представляет опасность для людей;

е) попытка совершения одного из указанных правонарушений или участие в качестве сообщника лица, которое совершает или пы­тается совершить подобное правонарушение.


Право убежища


Право убежища – это право суверенного государства провоз­гласить в своих законах и осуществлять предоставление лицам, преследуемым в других государствах, возможности проживания на своей территории без привлечения их к уголовной ответственно­сти.

В современном международном праве общепризнанным является лишь право территориального убежища. Однако практике известны случаи предоставления убежища и в зданиях дипломатических миссий и консульств, на борту военных судов, на территории военных баз или лагерей, а также в других местах, находящихся под контролем органов иностранного государства.

Общей нормой международного права эта практика не подтверждена. Более того, в ряде двусторонних договоров (например, в консульских конвенциях), а также в законодательстве многих государств отражено положение, о недопустимости предоставлен дипломатического убежища, поскольку экстерриториальность помещений, занятых посольствами и консульствами, не может пониматься как указание на право убежища для лиц, нарушивших закон того государства, где эти посольства и консульства находятся.

В доктрине также считается, что предоставление дипломатического убежища не может быть осуществлено в нарушение прав территориального суверена, а лица, которым предоставлено такое убежище, не могут изыматься из-под действия его законодательства.

С этой точки зрения дипломатическое убежище может быть предоставлено только в том случае, если суверен признает этот институт и придерживается такой же практики. В противном случае имеет место вмешательство во внутренние дела другого государства. И, тем не менее, утверждение о всеобщем непризнании дипломатического убежища также противоречило бы фактическому положению дел (особенно в странах с нестабильным политическим режимом).

Территориальное убежище заключается в предоставлении государством права въезда и безопасного проживания на его территории иностранцам, преследуемым на родине или в других странах. Один, из основных его вопросов – о круге лиц, пользующихся правом убежища, - можно разбить на два подвопроса: а) кому должно предоставляться убежище в бесспорном порядке и б) кому оно не должно предоставляться ни при каких обстоятельствах.

Одна из крайностей в понимании убежища заключается в то что оно связывается исключительно с лицами, преследуемыми преступления. Такой подход, во-первых, существенно сужает данное понятие, предполагая отказ в убежище тем лицам, которые ищут его из-за своих воззрений или невозможности проживания на родине в связи с проводимой там политикой, а во-вторых, отождествляет пра­во убежища с невыдачей преступников.

Некоторые международно-правовые акты и национальные зако­ны, напротив, избегают термина «преступление» при характеристи­ке права убежища, подчеркивая тем самым, что его получают не преступники, а лица, преследуемые за свои политические, религиоз­ные и прочие убеждения.

Прежде всего, право на убежище было включено во Всеобщую декларацию прав человека от 10 декабря 1948 г., ст. 14 которой гла­сит: 1) каждый человек имеет право искать убежище от преследо­вания в других странах и пользоваться этим убежищем; 2) это право не может быть использовано в случае преследования, в действи­тельности основанного на совершении неполитического преступле­ния или деяния, противоречащего целям и принципам Организации Объединенных Наций».

Таким образом, право на убежище может предоставляться любым лицам, за исключением лишь тех, кто совершил международные (против мира и безопасности человечества) или обычные (общеуголовные) преступления, т.е. оно выступает главным образом как право политического убежища.

Вместе с тем существование принципа невыдачи политических преступников не означает, что лица, совершившие неполитические преступления, непременно должны выдаваться.

Анализ договорных и внутригосударственных норм о выдаче позволяет установить следующие характерные для большинства из них условия, при которых экстрадиция не является обязательной:

1) отсутствие договора о в даче;

2) отсутствие преступления, в связи с которым испрашивается выдача, в экстрадиционном перечне договора;

3) несовпадение уголовно-правовой оценки содеянного как преступного в праве сторон;

4) принадлежность лица гражданству того государства, к которому обращена просьба о выдаче;

5) совершение преступления на территории того государства, к которому предъявлено требование о выдаче.

28 июля 1951 г. была принята Конвенция ООН о статусе беженцев, которая сформулировала в п. «а» ст. 1 юридические основания для предоставления убежища при существовании для конкретного лица вполне обоснованных опасений стать жертвой преследования по признаку расы, вероисповедания, гражданства, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений.

Однако в п. «f» ст. 1 настоящей Конвенции говорится, что положения не распространяются на всех тех лиц, в отношении которых имеются серьезные основания предполагать, что они совершили:

а) преступление против мира, военное преступление или преступление против человечности в определении, данном этим деяниям в международных актах, составленных в целях принятия мер в отношении подобных преступлений;

b) тяжкое преступление неполити­ческого характера вне страны, давшей им убежище, и до того как они были допущены в эту страну в качестве беженцев;

с) винов­ны в совершении деяний, противоречащих целям и принципам ООН.

Формально-юридическим основанием для предоставления убежища служат нормы национального и международного права, регламентирующие данный институт. Каждое государство само решает, кому оно предоставляет убежище, но международные акты, содержат ограничивающие это право нормы. К числу тех, кто не пользуется им, относятся:

а) лица, обвиняемые в совершении преступлений против мира и безопасности человечества;

б) лица, обязательная выдача которых предусмотрена в конвенциях о борьбе с отдельны видами преступлений международного характера;

в) лица, виновные в совершении иных преступлений, указанных в экстрадиционных договорах.

Фактическим основанием для предоставления убежища служит соответствующая просьба со стороны заинтересованного лица, при отсутствии которой имеет место правоотношение иного рода.

Основными элементами права убежища являются:

а) право невыдачу, без которого право убежища, призванное защитить искавшего его, теряет всякий смысл, ибо лицо лишается возможности безопасно проживать на территории государства-убежища;

б) право на невысылку, так как высылка в отечественное государство или другую страну, где лицо, ищущее убежище, будет подвергаться преследованию, равнозначна его выдаче, только осуществленной в иной форме;

в) основные права и свободы человека, гарантируемые эмигранту в целях обеспечения его нормального существования.

Не случайно в ст. 3 Типового договора о выдаче, излагающей императивные основания для отказа в выдаче, такие обстоятельства, как политический характер преступления и дискриминационный характер уголовного преследования, разнесены по различным пунк­там. Если п. «а» не допускает выдачу за политическое правонаруше­ние, то п. «b» не разрешает ее, если «запрашиваемое государство имеет веские основания полагать, что просьба о выдаче сделана с целью судебного преследования или наказания лица по признаку расы, вероисповедания, гражданства, этнической принадлежности, политических взглядов, пола или статуса или что положению такого лица может быть нанесен ущерб по любой из этих причин».

К основаниям для отказа в предоставлении политического убежища п. 5 Положения относит ситуации, когда лицо:

- преследуется за действия (бездействие), признаваемые в России преступлением, или виновно в совершении действий, противоречащих целям и принципам ООН;

- привлечено в качестве обвиняемого по уголовному делу либо в отношении него имеется вступивший в законную силу и подлежащий исполнению обвинительный приговор суда на территории России;

- прибыло из третьей страны, где ему не грозило преследование;

- прибыло из страны с развитыми и устоявшимися демократическими институтами в области защиты прав человека;

- прибыло из страны, с которой Россия имеет соглашение о безвизовом пересечении границ, без ущерба для права данного лица на убежище в соответствии сЗаконом РФ «О беженцах»;

- представило заведомо ложные сведения;

- имеет гражданство третьей страны, где оно не преследуется.


Недопустимость выдачи во исполнение принципа поп bis in ideт


Принцип поп bis in ideт означает в материально-правовом смысле невозможность двойного несения уголовной ответственно­сти за одно и то же преступление.

Допустимость только однократной ответственности за преступ­ление является одним из фундаментальных принципов, отражающих справедливость уголовного права, который «аккумулирует» в себе все другие его принципы, являясь в этом качестве неким обобщаю­щим началом уголовного права¹²⁴. С одной стороны, каждый прин­цип права служит критерием справедливости, выражая ее отдельные стороны в той мере, в какой ориентирует законотворческую дея­тельность в социально обусловленном направлении, а с другой ­именно принцип справедливости оказывает корректирующее влия­ние на другие принципы в процессе правоприменительной деятель­ности, не позволяя превращаться законности в формализм, гуманиз­му – во всепрощение и безответственность и т. д¹²⁵.

Практически без изменений это положение было воспроизведе­но в ч. 1 ст. 12 УК РФ: «Граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в Российской Федерации ли­ца без гражданства, совершившие преступление вне пределов Рос­сийской Федерации, подлежат уголовной ответственности по на­стоящему Кодексу, ... если эти лица не были осуждены в иностранном государстве». Тем самым в этой части процесс согла­сования норм национального уголовного законодательства с прин­ципами межгосударственных экстрадиционных отношений был за­вершен.

Несмотря на то, что в отношении субъектов, находящихся под исключительной юрисдикцией России, невозможность двойной ответственности аксиоматична, а в отношении лиц, оказавшихся под гнетом параллельной юрисдикции, она давно заблокирована экстрадиционными соглашениями, значение законодательного закрепления принципа поn, bis in ideт в ч. 2 ст. 6 УК РФ весьма велико. Ведь рассмотрение дела в ревизионном порядке, даже при соблюдении правила о недопустимости «поворота к худшему», проникнуто духом неуважения и недоверия к юрисдикционной деятельности судебной власти другого государства.

В специально-юридическом отношении он ставит в равное положение лиц, выданных российскому правосудию, и лиц, также вершивших преступление за границей, но добровольно вернувшихся в Россию или осуждаемых заочно, тогда как ранее (в силу отмеченного рассогласования между положениями экстрадиционных договоров и российского уголовного законодательства) лица, не желающие вернуться в Россию, оказывались в более привилегированном положении, чем лица, стремящиеся в нее.

Кроме того, в равное положение ставятся выдача на основе договора и выдача на основе взаимности. Ибо в отличие от договорной выдачи взаимность не ограничивается заранее какими-то условиями но считается невозможной по причине противоречия нормам национального права. Таковой теперь является и ч. 2 ст. 6 УК, блокирующая возможность взаимной выдачи испрашиваемого лица, на которое уже возложена ответственность российским судом.

Не столь однозначной является содержательная трактовка принципа поп bis in ideт.

Так, Европейская конвенция о выдаче, с одной стороны, и императивно исключает экстрадицию, если компетентные органы запрашиваемой стороны вынесли окончательное решение в отношении лица, требуемого в связи с преступлением или преступлениями, по поводу которых запрашивается выдача, а с другой – допускает лишь возможность отказа в выдаче, если указанные органы вынесли решение не возбуждать или прекратить уголовное преследование в отношении того же преступления или преступлений.

Этот подход нашел отражение в п. 3 ч. 1 ст. 464 УПК РФ, ука­зывающем на два относительно самостоятельных основания для обязательного отказа в экстрадиции: вынесение на территории Рос­сии и вступление в законную силу приговора в отношении указан­ного в запросе лица за то же самое деяние и прекращение производ­ства по уголовному делу.

К указанным основаниям логически примыкает еще одно, пре­дусмотренное п. 4 ч. 1 ст. 464 УПК, согласно которому выдача лица не допускается, если в соответствии с российским законодательст­вом уголовное дело не может быть возбуждено вследствие истече­ния сроков давности или по иному законному основанию.

В результате, с точки зрения уголовно-процессуальной, вы­страивается следующая иерархия оснований для отказа в экстради­ции:

1) невозможность возбуждения уголовного дела;

2) прекраще­ние производства по возбужденному уголовному делу;

3) завершение уголовного дела вынесением приговора.

По российскому УПК уголовное дело не может быть возбужде­но, а возбужденное уголовное дело подлежит прекращению по сле­дующим основаниям:

- отсутствие события преступления (п. 1 ч. 1 ст. 24);

- отсутствие в деянии состава преступления (п. 2 ч. 1 ст. 24);

- истечение сроков давности уголовного преследования (п. 3, ч. 1 ст. 24);

- смерть подозреваемого или обвиняемого (п. 4 ч. 1 ст. 24);

- отсутствие заявления потерпевшего, если уголовное дело может быть возбуждено не иначе как по его заявлению (п. 5 ч. 1 ст.24);

- отсутствие заключения суда о наличии признаков преступления в действиях члена Совета Федерации и депутата Государственной Думы либо депутата законодательного (представительного) органа государственной власти субъекта РФ, судьи Конституционного Суда РФ, иных судей, следователей и адвокатов, а равно отсутствии, согласия Совета Федерации, Государственной Думы, Конституционного Суда РФ или квалификационной коллегии судей на возбуждение уголовного дела либо привлечение в качестве обвиняемо члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы или судьи (п. 6 ч. 1 ст. 24);

- примирение подозреваемого или обвиняемого с потерпевшим заглаживание причиненного ему вреда (ст. 25 УПК);

- непричастность подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления (п. 1 ч. 1 ст. 27);

- акт об амнистии (п. 3 ч. 1 ст. 27);

- наличие в отношении подозреваемого или обвиняемого вступившего в законную силу приговора по тому же обвинению либо определения суда или постановления судьи о прекращении уголовного дела по тому же обвинению (п. 4 ч. 1 ст. 27);

- наличие в отношении подозреваемого или обвиняемого неотмененного постановления органа дознания, следователя или прокурора о прекращении уголовного дела по тому же обвинению либо об отказе в возбуждении уголовного дела (п. 5 ч. 1 ст. 27);

- отказ Государственной Думы Федерального Собрания в даче согласия на лишение неприкосновенности Президента РФ, прекратившего исполнение своих полномочий, и (или) отказ Совета Федерации в лишении неприкосновенности данного лица (п. 6 ч. 1 ст. 27);

- деятельное раскаяние (ст. 28).

Его содержание детализируется, в частности, Дополнительным протоколом к Европейской конвенции о выдаче, пополнившим ст. 9 последней, пунктом 2, указавшим на то, что выдача лица, по делу которого было вынесено окончательное судебное решение в третьем государстве, являющемся участником Конвенции, в связи с преступлением или преступлениями, в отношении которых запрашивается выдача, не производится:

а) если вышеупомянутое судебное решение освобождает его от ответственности;

b) если срок заключения или другая мера наказания, вынесенная в его отношении:

i) была полностью применена;

ii) стала полностью или в отношении непримененной части предметом помилования или амнистии;

Так, при осуществлении международной юрисдикции национальным судом может быть принято одно из следующих решений:

- признание лица виновным в деянии, квалифицированном по национальному закону (но в соответствии с международным уголовным правом), и назначение ему соответствующего наказания в рамках санкции национальной нормы;

- признание виновным в деянии, квалифицированном непо­средственно по международному уголовному праву на основе прямого использования его норм согласно п. 4 ст. 15 Конституции РФ, и назначение наказания в соответствии с последним;

- освобождение от уголовной ответственности за совершенное преступление в соответствии с нормой международного права или национальной нормой, применяемой в соответствии с международной;

- последующее освобождение от наказания (если это не проти­воречит международно-правовой норме).

В случае отправления правосудия международным органом, формы реализации охранительного правоотношения могут быть следующими:

- признание лица виновным в инкриминируемом деянии, квалифицируемом по норме международного права либо национальной норме (в соответствии с международным правом), с назначением ему наказания;

- освобождение от уголовной ответственности по предусмотренным международно-правовой нормой основаниям;

- последующее освобождение по тем же основаниям от наказания.

При этом, в отличие от реализации охранительного правоотношения в рамках национального судопроизводства, реализация такого правоотношения, нашедшая отражение в решении международного судебного органа, всегда является окончательной¹²⁶.