Г. Б. Мирзоев правоохранительная деятельность государства и вопросы общественного контроля москва, 2006 г. Аннотация
| Вид материала | Книга |
- Правоохранительные органы, 2010.23kb.
- Вопросы для собеседования, 20.31kb.
- Конституции Российской Федерации, а именно участия граждан в управлении делами государства., 132.37kb.
- Методические материалы для слушателей заочной формы обучения специальность 030505., 1092.03kb.
- Мирзоев Тигран Мирзоевич 1 категория 2006 год 3 Мультимедийная презентация, 17.04kb.
- Рабочая программа учебной дисциплины история отечественного государства и права, 290.89kb.
- Механизм воздействия инфразвука на вариации магнитного поля земли, 48.07kb.
- Федеральный государственный образовательный стандарт среднего профессионального образования, 387.64kb.
- Органы, осуществляющие правоохранительную деятельность, 33.76kb.
- Рабочая программа дисциплины физическая культура по специальности среднего профессионального, 386.38kb.
Уголовно-процессуальный кодекс, определяющий порядок реализации государственной функции уголовного преследования и судебного рассмотрения дел, содержит широкий набор процессуальных гарантий прав личности, защищающих её от произвола должностных лиц. Центральными фигурами судопроизводства являются обвиняемый и потерпевший с антагонистическими, как правило, интересами. Состязательный процесс призван обеспечить им равные возможности для отстаивания и защиты своих интересов. Но это в идеале. В реальной жизни и законодательство, и практика его применения далеко не всегда обеспечивают такое равновесие. Как уже отмечалось нами выше, ущемленным оказывается потерпевший. Тому есть причины психологического порядка. Во-первых, считается, что интересы потерпевшего обеспечиваются усилиями органов расследования, прокурорским надзором и государственным обвинителем. Во-вторых, сам факт осуждения преступника именем государства как бы компенсирует ущерб, причиненный им жертве, во всяком случае, в нравственном отношении. Между тем, анализ процессуального законодательства и некоторых положений Конституции РФ ставит под сомнение оба эти постулата. Должностные лица правоохранительной системы в жертве преступления и потерпевшем видят не столько страдающую сторону, сколько источник информации, позволяющий им раскрыть преступление и наказать виновного. А обвинительный приговор далеко не всегда исчерпывает притязания жертвы на восстановление предпреступного состояния.
Именно с этих позиций - с позиций соотношения процессуального статуса преступника и жертвы - мы попытаемся провести анализ наиболее значимых институтов ныне действующего Уголовно-процессуального кодекса России.
Работа по подготовке нового УПК велась с начала 90-х годов и была активизирована после принятия Конституции 1993 г. Уже к середине 1994 г. первый вариант проекта УПК, подготовленный группой специалистов НИИ Прокуратуры РФ, был направлен в Минюст РФ.
Этот проект расширял гарантии прав подозреваемого, обвиняемого и потерпевшего, допускал применение высшей меры наказания только по приговору суда расширенного состава – двух судей и трех народных заседателей, объединенных в одной коллегии. Единоличное правосудие не предусматривалось. Защитник допускался на предварительном следствии по всем делам с момента предъявления обвинения, расширялись и случаи обязательного участия защитника в деле. Существенно расширялись права потерпевшего.
Минюст и ГПУ Президента РФ приступили к разработке своих вариантов проекта УПК, которые к концу 1994 г. были готовы, а в 1995 г. – опубликованы и вынесены на обсуждение89.
Научно-практическая конференция, проведенная в конце 1995 г., отвергла проект УПК ГПУ Президента как неприемлемый и рекомендовала объединить достижения двух проектов (НИИ Прокуратуры и МЮ РФ), подготовив единый вариант. Он и стал предметом обсуждения и доработки в Государственной Думе.
В рабочую группу Госдумы были включены представители всех трех авторских коллективов. Работа затянулась, менялся состав Думы, менялся и состав рабочей группы. Споры не утихали. Дискуссии по концептуальным вопросам осложнялись еще и тем, что в 1999 г. на проект УПК РФ поступило «экспертное заключение» специалистов Совета Европы.
Наконец, УПК РФ принят Госдумой, одобрен Советом Федерации и подписан Президентом (ноябрь–декабрь 2001 г.). Его высокая оценка была дана априори председателем Комитета Госдумы по законодательству Павлом Крашенинниковым. «... Уже сейчас можно говорить о настоящей правовой революции, которая затронет сотни тысяч судей, прокурорских работников, адвокатов и миллионы простых граждан… Найден способ разгрузить тюрьмы на 200–250 тысяч человек»90.
Через полгода (1 июля 2002 г.) УПК РФ вступил в силу. Ныне, спустя более трёх лет его действия, появилась возможность для взвешенной оценки его действительным и предполагавшимся достижениям.
Можно с удовлетворением отметить, что многие идеи проектов УПК, касающиеся принципов судопроизводства и статуса его участников, нашли воплощение в новой процессуальной системе.
В ряде случаев УПК пошел дальше проектов в развитии концептуальных начал судопроизводства, причём не всегда в интересах поиска обоснованных решений. Революционный зуд всеобщего реформаторства нередко приводит хотя и к новым, но не лучшим решениям.
Ст.42 о потерпевшем содержит широкий перечень его прав. Среди них – право знать о предъявленном обвиняемому обвинении; участвовать с разрешения следователя или дознавателя в следственных действиях, производимых по его ходатайству либо по ходатайству его представителя; участвовать в судебном разбирательстве в судах первой, второй и надзорной инстанций; выступать в судебных прениях, поддерживать обвинение, ходатайствовать о применении мер безопасности, приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, следователя и суда. Потерпевший имеет право давать показания, отказаться свидетельствовать против себя и своих близких, пользоваться помощью переводчика бесплатно и пр. Потерпевшему обеспечивается возмещение имущественного и морального (в денежном выражении) вреда, а также расходов, понесенных в связи с его участием в предварительном следствии и в суде, включая расходы на представителя (ст. 42 УПК РФ).
При направлении дела в суд, прокурор уведомляет об этом потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика и (или) их представителей, а также в случае просьбы потерпевшего вручает ему копию обвинительного заключения (ст. 222 УПК РФ).
В общих положениях УПК РФ декларируется право участия потерпевшего в уголовном преследовании.
Казалось бы, предусмотрено позитивное решение применительно к подавляющему числу предложений, возникавших в ходе работы над вариантами проекта УПК РФ. И все же чувство неудовлетворенности остается, причем применительно к решению таких вопросов, которые не считались спорными и в предмет дискуссий не входили.
Многие из них имеют концептуальное значение, ибо от их того или иного решения зависит процессуальный статус потерпевшего и система гарантий его прав и законных интересов. Таковыми, на наш взгляд, являются: соотношение задач уголовного судопроизводства и интересов потерпевшего; место потерпевшего в ряду участников процесса; значение принципов процесса для формирования системы процессуальных гарантий прав потерпевшего; вопросы представительства потерпевшего; социальные гарантии интересов потерпевшего и др.
Задачи уголовного судопроизводства призваны отразить достаточно сложную взаимосвязь публичных интересов и далеко не всегда совпадающих с ними противоречивых интересов участников процесса, отстаивающих собственные субъективные права. Этот вопрос в ходе работы над вариантами проекта УПК не представлял, как казалось, сложности и не входил в число остро дискуссионных. Его решение в УПК РСФСР 1960 г. казалось удовлетворительным и в основном адекватно воспроизводилось в проектах УПК, подготовленных различными авторскими коллективами. Точкой отсчёта были формулировки ст. 2 УПК РСФСР о задачах уголовного судопроизводства, которые редактировались и уточнялись соответственно веяниям времени, накладывавшим отпечаток на правовую идеологию. Речь, естественно, не могла идти о таких задачах, как воспитание граждан в духе неуклонного соблюдения Конституции СССР, советских законов и уважения правил социалистического общежития. С Союзом и социализмом к тому времени было покончено, а идеология свободного рынка ещё не утвердилась в общественном сознании, не поспевавшем за трансформацией бытия. Однако установка на полное раскрытие преступлений, изобличение виновных, ограждение невиновных при неукоснительном соблюдении принципов законности и справедливости сохранялась. Сохранялась и установка на обеспечение правопорядка и воспитательно-профилактическое воздействие уголовного судопроизводства. Эти установки нашли отражение и в проекте УПК РФ, подготовленном НИИ Прокуратуры (М. 1994 г. статья 4), и в проекте МЮ РФ (статья 2). Любопытно, что эти же задачи уголовного судопроизводства нашли отражение и в Концепции судебной реформы в РФ, исключая упоминание о воспитательной миссии правосудия.91
Принятый УПК РФ пошел своим путём. В нём вместо традиционной статьи о задачах уголовного судопроизводства включена норма о его целях. Вопросы борьбы с преступностью и утверждение правопорядка в число целей судопроизводства не входят. Речь идет только о защите прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и защите личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения и ограничения её прав и свобод (ст. 6).
Такая формулировка целей уголовного судопроизводства имела принципиально важные последствия, отразившиеся на содержании многих институтов УПК.
Так, если задача борьбы с преступностью путём изобличения каждого, совершившего преступление не ставится, то соответственно не решается и вопрос защиты жертв преступности. При этом и подозреваемый, и обвиняемый выглядят как потенциальные жертвы государственного произвола и задача органов уголовного преследования не изобличение их, а «защита от незаконного и необоснованного обвинения».
Презумпция невиновности оказалась дополненной презумпцией недобросовестности и злонамеренности государственной власти. То, что было приемлемо в теоретических изысканиях, направленных в своё время на разоблачение беззаконий тоталитарного режима, оказалось теперь возведенным в закон. О защите публичных интересов было забыто, а сам принцип публичности из УПК был исключён. Правда, обязанность уголовного преследования за прокурором, следователем и дознавателем была сохранена (ст. 21 УПК РФ). Но это уже не принцип процесса, определяющий его строй, а всего лишь она из норм УПК. Служители правосудия, олицетворяющие его правовое и социальное назначение, освобождены от каких-либо обязанностей реагирования на преступления, ставшие им известными в ходе процесса и вне процесса.
Соответственно этому формулируются и задачи судебного разбирательства, которые определялись ранее принципом всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела (ст. 20 УПК РСФСР) и требованием возбуждения уголовного дела по новому обвинению, либо в отношении нового лица, если таковые данные при судебном разбирательстве будут установлены (ст.ст. 255, 256 УПК РСФСР). Новый УПК отказался от принципа объективности, всесторонности и полноты исследования обстоятельств дела, освободив суд и от этой обязанности, и от обязанности установления истины по делу. Снята с суда и обязанность реагирования на выявленные в ходе судебного разбирательства новые эпизоды преступной деятельности подсудимого и его возможных соучастников. Нет в УПК и указаний на обязанность суда (судьи) участвовать в доказывании.
Все эти вопросы поднимались в ходе обсуждения последнего варианта проекта УПК и на научных конференциях, и в публикациях наиболее дальновидных учёных. И ныне, наконец, их значение дошло до сознания тех, кто призван искать пути продолжения судебной реформы, казалось бы, в основном завершенной. На недавнем заседании Совета при президенте РФ по вопросам совершенствования правосудия советник президента В. Яковлев в своём докладе вынужден был затронуть и эти вопросы, причем с нотами явного разочарования достигнутым либерал-реформаторами результата.
Приведем его слова без купюр, ибо в них отражена грустная, не подлежащая сомнению сермяжная правда. «Одним из главных приоритетов судебной реформы, - говорит докладчик,- была состязательность сторон в процессе. Судья перестал выступать в роли обвинителя, его дело – беспристрастно выслушать доводы сторон. Но что показало время? Состязательности стали противопоставлять активной роли суда. Это неправильно, потому что реального равенства сторон нет, у одного – власть, деньги и адвокаты, другой сражается в одиночку. Исход предугадать несложно. В мире уже поняли это и не рассматривают активное участие судьи в установлении истины по делу как попрание принципа равенства сторон. Причём пример подаёт Англия – родина состязательного процесса»92. Не думаю, что докладчик прозрел лишь теперь. Он мог это знать и априори, тем более, что активная роль суда в исследовании доказательств и установлении истины не есть изобретение советской власти. Так понималась состязательность и задачи правосудия реформаторами Суда эпохи Александра II.
Эти решения в УПК РФ, противоречащие не только отечественным традициям судопроизводства, но и здравому смыслу, продиктованы, якобы, стремлением освободить суд от т.н. обвинительного уклона. Но ведь очевидно, что и активность суда в доказывании, и его стремление к истине, и даже к позитивному воздействию на состояние общественного правосознания могут не иметь никакого отношения к обвинительному уклону. При этом социальная роль правосудия не ограничивалась бы рамками одного дела, а роль судебной защиты интересов граждан, общества и государства вполне отвечала бы его подлинному назначению.
Можно допустить упрощения в формулировании задач правосудия в том или ином процессуальном кодексе – уголовном, гражданском, арбитражном, административном. Но есть некие общие стандарты, которые не должны игнорироваться. Они вытекают из конституционного статуса государственной власти и имеют равное значение для всех трёх её ветвей. Один из них – забота власти о благе народа, вытекающая из признания государства российского социальным. Политика социального государства, а значит и задачи ветвей государственной власти должны быть подчинены «созданию условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека» (ст. 7 Конституции РФ). Добавим к этому и положение ст. 2 Конституции: «Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства». Если не относиться к этим положениям как к чисто политическим декларациям предвыборных спекуляций, а видеть их практическую сущность, то следует признать в числе обязанностей суда заботу об интересах сограждан, уповающих на судебную защиту.
Законодательство об уголовном судопроизводстве и деятельность суда до последней реформы строились с учётом этого положения. Подтверждением тому служили многие процессуальные нормы, касающиеся потерпевшего.
К примеру, если потерпевшему преступлением причинен имущественный ущерб, а гражданский иск остался не предъявленным, суд при постановлении приговора “вправе по собственной инициативе разрешить вопрос о возмещении материального ущерба, причиненного преступлением” (часть 4 ст.29 УПК РСФСР). Конечно, суд далеко не всегда проявлял такую инициативу, но правовая возможность для такой практики сохранялась. Отложение рассмотрения гражданского иска с передачей вопроса на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства допускалось лишь в исключительных случаях, при невозможности произвести подробный расчет по гражданскому иску без отложения разбирательства дела, (ч. 2 ст.310 УПК РСФСР). Под предлогом расширения диспозитивности в использовании сторонами их прав и обеспечения беспристрастности суда, последний ныне свободен от каких-либо обязанностей по оказанию правовой помощи сторонам процесса по обеспечению их прав. Исключены и нормы о праве суда по собственной инициативе принимать меры обеспечения гражданского иска.
Отстранённость суда от активных форм поиска истины, воздействия на преступность, от обязанности реагирования на выявленные в ходе судебных разбирательств новых преступлений оставляет потерпевшего без той самой судебной защиты, которая предусмотрена ст. 46 Конституции РФ. Надежда на то, что потерпевший сам, своими силами пробьётся к правосудию в наших условиях может оказаться иллюзорной. Одним из лозунгов судебной реформы был лозунг борьбы с бюрократизацией суда, его отстраненностью от интересов рядового человека. Как видим, эта задача судебной реформой не решена. Казённое равнодушие и бюрократизм суда возведены в правило, поощряемое строем процесса.
Отчуждение от народа государственной бюрократии, с которой отождествляется ныне правосудие, лишенное и коллегиальности, и общественного контроля, нарастает. А это значит, что положения ст. 46 Конституции РФ остаются в значительной мере декларативными. Особенно – по отношению к жертвам преступлений. К обоснованию этого положения мы ещё не раз вернемся.
Место потерпевшего в ряду участников процесса определено в УПК противоречиво и не отвечает реальным процессуальным правоотношениям.
В науке уголовного процесса общепризнанным являлось деление участников процесса на государственные органы, включая представляющих их должностных лиц, а также лиц, защищающих свои субъективные права и интересы и их представителей, и лиц, способствующих осуществлению правосудия.93 Примерно так и был построен УПК РСФСР 1960 г.
Новым УПК определена иная классификация участников процесса.
Суд, с учётом его особого положения и отстранённости от спора сторон, выведен из числа участников процесса. Остальные участники процесса поделены на три группы. А. Участники со стороны обвинения (прокурор, следователь, начальник следственного отдела, орган дознания, дознаватель, потерпевший, частный обвинитель, гражданский истец и представители последних трёх участников). Б. Участники со стороны защиты (подозреваемый, обвиняемый, законные представители несовершеннолетнего подозреваемого и обвиняемого, защитник, гражданский ответчик и его представитель). В. Иные участники (свидетель, эксперт, специалист, переводчик, понятой).
Казалось бы - стройная и исчерпывающая классификация участников уголовного судопроизводства. Однако за ней скрывается немало новшеств, как тех, которые противоречат подлинным задачам судопроизводства, так и тех, которые не укладываются в характеристику процесса, как состязательного, соотносимого с реальными интересами и положением лиц, отстаивающих свои субъективные права.
Если должностные лица и органы уголовного преследования безоговорочно отнесены к участникам со стороны обвинения, то это означает односторонность их процессуальной функции и свободу от обязанности объективного и всестороннего исследования обстоятельств дела, свободу от выявления обстоятельств, оправдывающих обвиняемого, либо смягчающих его ответственность. Именно так и определен в УПК их процессуальный статус, а это не в интересах защиты прав личности и не в интересах правосудия, которое приобретает обвинительную тенденциозность, если ей не противостоит активная и квалифицированная защита. А при общей бедности населения уповать на такую защиту было бы опрометчиво. Не всякий обвиняемый и его защитник смогут противостоять государственной машине в лице её органов уголовного преследования, если это машина ориентирована только на изобличение и подавление. Прежний УПК такую ситуацию не допускал.
Неприемлемо и безоговорочное отнесение потерпевшего к участникам обвинения. Во-первых, потому, что не всегда потерпевший реально настроен на обвинение. Его отношения с обвиняемым далеко не однозначно укладываются в функцию обвинения, - нередко они оказываются ближе к функции защиты. Такова жизнь. Но и процессуальное законодательство содержит правила, открывающие для потерпевшего возможность перехода на сторону защиты. Таковы случаи примирения с обвиняемым, влекущие либо прекращение дела производством, либо упрощение процедуры судебного разбирательства и снижение размера наказания.
Во-вторых, обвинительные возможности потерпевшего, в случаях, как совпадения, так и несовпадения его позиции с позицией государственного обвинителя, оказываются нередко урезанными. И не только по принципиальным соображениям, а часто из-за несовершенства УПК. Так, отказ государственного обвинителя от обвинения влечет прекращение дела судом (ст. 246 ч. 7 УПК РФ). При этом ни на прокуроре, ни на суде не лежит обязанность согласования решения с позицией потерпевшего.
Процессуальный регламент производства в суде присяжных, в своё время включенный в УПК РСФСР, также предусматривал прекращение судом производства по делу «при отсутствии возражений со стороны потерпевшего» (ст. 430 УПК РСФСР). Правда, оставался нерешенным вопрос о возможных последствиях «возражений потерпевшего». Новый УПК это противоречие снял путём исключения соответствующей статьи из регламента производства в суде присяжных. Следовательно, действуют без изменений общие правила о позиции прокурора, изложенные в упомянутой выше ст. 246 УПК РФ. Вопрос о значении позиции потерпевшего как обвинителя, при расхождении с позицией прокурора, таким образом, снят. Но он остаётся в качестве пробела процессуального законодательства. Если возражения потерпевшего против прекращения дела юридически ничтожны, то об этом следовало указать в перечне полномочий потерпевшего, т.е. в ст. 42 УПК РФ. К сожалению, и в Постановлении Пленума Верховного суда РФ от 22 ноября 2005 г. № 23 «О применении судами норм УПК РФ, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей», этот вопрос обойден молчанием (см. п.п. 8 и 9 Постановления).
Таковы наиболее принципиальные вопросы, возникающие из отнесения потерпевшего к стороне обвинения. Можно дезавуировать эту критику, указав на то, что потерпевший «как правило» выполняет функцию обвинения. Но это будет натяжкой, не украшающей УПК. Закон всеобщ. А если он требует обоснования исключений для примирения со здравым смыслом, он не может считаться совершенным. Впрочем, УПК на такие оценки претендовать не может. За два года, прошедших со дня его вступления в силу, в него уже было внесено около 400 поправок.
Принцип состязательности, отнесенный в ходе реформ процессуального законодательства к числу основополагающих для всех видов судопроизводства, в его архаической интерпретации, как оказалось, может вступать в противоречие с задачами и социальным назначением правосудия. Но не только. Его воплощение на разных стадиях процессуальной деятельности может создавать преимущества для одних и ущемления для других участников процесса. Всё зависит от установки творцов УПК. По отношению к потерпевшему этот принцип оказался явно урезанным. Он предполагает равенство прав сторон обвинения и защиты как безусловную предпосылку состязания в отстаивании своих позиций (ст. 15 ч. 4 УПК). Но равенства не получилось. Речь, разумеется, идет не о любых равных правах, а о правах, имеющих отношение к процессуальному доказыванию.
Соответствующее разъяснение содержит ст. 244 УПК РФ: «В судебном заседании стороны обвинения и защиты пользуются равными правами на заявление отводов и ходатайств, представление доказательств, участие в их исследовании, выступление в судебных прениях, представление суду письменных формулировок по вопросам, указанным в пунктах 1 - 6 части первой статьи 299 настоящего Кодекса, на рассмотрение иных вопросов, возникающих в ходе судебного разбирательства».
Провозгласив это общее правило, вполне отвечающее и принципу состязательности, и старому регламенту судебного разбирательства в УПК РСФСР, новый УПК его не во всех случаях придерживается. Особенно, когда речь идёт об участии потерпевшего и его представителя в доказывании (в собирании, представлении, оценке доказательств).
Так, выясняется, что потерпевший и его представитель обладают меньшими возможностями по участию в доказывании, чем защитник обвиняемого. В случае, когда адвокат выступает в роли защитника, он вправе приглашать специалиста (ст. 53 ч. 1 п.3 УПК), а также собирать доказательства путем: получения предметов, документов и иных сведений; опроса лиц с их согласия; истребования справок, характеристик, иных документов от органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и организаций, которые обязаны представлять запрашиваемые документы или их копии (ст. 86 ч. 3). Когда же адвокат выступает в роли представителя потерпевшего, гражданского истца или гражданского ответчика он имеет те же процессуальные права, что и представляемые им лица (ст. 45 ч. 3 УПК). А их права в части собирания доказательств значительно уже прав защитника. Таким образом, не только создается неопределенность в процессуальном статусе адвоката- представителя, но и ущемляется правило равенства прав сторон в судебном заседании. Правда, есть положение ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», которое предусматривает в числе полномочий адвоката право и опрашивать свидетелей, и привлекать специалистов на договорной основе (ст. 6 ч. 3), однако должностные лица уголовного судопроизводства ориентируются на УПК, а не на законодательство об адвокатуре. И они не заслуживают упрёка, ибо ст. 1 УПК РФ в перечне законов, определяющих порядок уголовного судопроизводства, закон об адвокатуре не упоминает.
Право потерпевшего и его представителя участвовать в исследовании и оценке доказательств тоже не всегда может быть реализовано. Выше мы показали, что УПК не предусмотрел возможность обсуждения отказа прокурора от поддержания обвинения в целом или части, а равно об изменении обвинения на более мягкое. А это означает, что потерпевший и его представитель лишены возможности дать свою интерпретацию собранным доказательствам. А поскольку в этом случае судебные прения как этап судебного разбирательства обычно отсекаются, потерпевший не может реализовать и своё право участия в прениях.
Принцип состязательности с учётом расширения судебного контроля законности процессуальной деятельности на предварительном следствии и прав участников процесса в стадиях пересмотра приговоров приобрёл значение сквозного принципа для всего уголовного судопроизводства, а не только для стадии судебного разбирательства, как это было ранее. Это даёт возможность для сопоставления прав потерпевшего и обвиняемого на всех стадиях процесса. И опять мы увидим необоснованные ущемления прав потерпевшего в отступление от общего постулата о равенстве их прав по участию в доказывании.
Реализация принципа состязательности имеет место на любых этапах уголовно-процессуальной деятельности, на которые распространяется судебный контроль. В ходе досудебного производства суд правомочен рассматривать жалобы на действия (бездействие) и решения прокурора, следователя, органа дознания и дознавателя (ст. 29 ч. 3 УПК РФ). Судебный порядок рассмотрения жалоб определён ст. 125 ч. 1-3 УПК РФ, которая устанавливает:
«1. Постановления дознавателя, следователя, прокурора об отказе в возбуждении уголовного дела, о прекращении уголовного дела, а равно иные их решения и действия (бездействие), которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затруднить доступ граждан к правосудию, могут быть обжалованы в районный суд по месту производства предварительного расследования (в ред. Федерального закона от 04.07.2003 N 92-ФЗ)
2. Жалоба может быть подана в суд заявителем, его защитником, законным представителем или представителем непосредственно либо через дознавателя, следователя или прокурора.
3. Судья проверяет законность и обоснованность действий (бездействия) и решений дознавателя, следователя, прокурора не позднее чем через 5 суток со дня поступления жалобы в судебном заседании с участием заявителя и его защитника, законного представителя или представителя, если они участвуют в уголовном деле, иных лиц, чьи интересы непосредственно затрагиваются обжалуемым действием (бездействием) или решением, а также с участием прокурора. Неявка лиц, своевременно извещенных о времени рассмотрения жалобы и не настаивающих на ее рассмотрении с их участием, не является препятствием для рассмотрения жалобы судом. Жалобы, подлежащие рассмотрению судом, рассматриваются в открытом судебном заседании, за исключением случаев, предусмотренных частью второй статьи 241 настоящего Кодекса (в ред. Федерального закона от 08.12.2003 N 161-ФЗ)».
Из этих положений вытекает, что жалоба на действия должностных лиц и органов уголовного преследования может исходить не только от подозреваемого и обвиняемого, но также и от потерпевшего и его представителя. Жалоба рассматривается судьёй с участием прокурора и заинтересованных лиц, т.е. с соблюдением правил состязательного процесса. Однако УПК РФ во многих случаях не создаёт условий для обжалования потерпевшим (и его представителем) решений и действий (бездействий), которые способны причинить ущерб его конституционным правам либо затруднить его доступ к правосудию.
Так, потерпевшему не принадлежит право обжалования постановления о прекращении уголовного дела прокурором, следователем, дознавателем, судом в отношении подозреваемого или обвиняемого в случаях, предусмотренных ст. с. 28 и 427 УПК РФ («деятельное раскаяние» при совершении преступления небольшой или средней тяжести; применение по отношению к несовершеннолетнему мер воспитательного воздействия). Закон не предусматривает в этих случаях получение согласия потерпевшего на прекращение дела и ознакомления его с соответствующим постановлением. Потерпевший не вправе претендовать на ознакомление с постановлением следователя о назначении экспертизы (ст. 195 ч. 3 УПК) и обжаловать его, хотя характер вопросов к эксперту может иметь существенное значение для защиты его интересов. Не может потерпевший обжаловать и решение суда о прекращении производства по делу в связи с отказом прокурора от обвинения.
В числе обстоятельств, учитываемых при избрании подозреваемому или обвиняемому меры пресечения, предусмотренных ст. 99 УПК, мнение потерпевшего не упоминается.
Многие из этих ограничений процессуальных возможностей потерпевшего, препятствующих активному отстаиванию им и его представителем прав и интересов, связаны с порядком наделения жертвы преступления статусом потерпевшего. Этот вопрос многократно обсуждался в юридической литературе. По общему мнению, порядок признания лица потерпевшим постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда (ст. 44 ч. 1 УПК РФ), без указания момента (процессуального этапа движения дела) ведет к неизбежным упрощениям процессуальной деятельности и существенным ограничениям прав потерпевшего. На досудебных стадиях производства постановление о признании лица потерпевшим принимается должностными лицами по общему правилу к концу расследования. Это лишает потерпевшего возможности активного влияния на ход расследования, и реализовать многие из тех полномочий, которые предусмотрены ст. 42 ч. 2 УПК РФ. Оптимальным решением было бы признание лица потерпевшим в момент возбуждения уголовного дела, осуществляемого по его жалобе (заявлению), либо по жалобе других лиц, поданной в его интересах.
Наиболее вопиющим случаем ущемления прав потерпевшего, связанным с отступлением от принципа состязательности, является положение ст. 405 УПК РФ о недопустимости поворота к худшему при пересмотре судебного решения в порядке надзора.
«Пересмотр в порядке надзора обвинительного приговора, а также определения и постановления суда в связи с необходимостью применения уголовного закона о более тяжком преступлении, ввиду мягкости наказания или по иным основаниям, влекущим за собой ухудшение положения осужденного, а также пересмотр оправдательного приговора либо определения или постановления суда о прекращении уголовного дела не допускаются».
Эта норма явилась неожиданностью для многих авторов проекта УПК РФ. Вопрос о возможности обжалования вступившего в силу приговора суда по основаниям, ухудшающим положение осужденного (оправданного) старым законодательством ограничивался одним годом и это считалось вполне нормальным, как с точки зрения обеспечения стабильности приговора, так и с точки зрения обеспечения прав участников процесса. Преувеличение роли принципа недопустимости поворота к худшему связано не только с ущемлением прав потерпевшего и гражданского истца, но и с нарушением требований законности и справедливости, предъявляемых к судебному решению. Надзорные инстанции лишались возможности исправления судебных ошибок. Потерпевший лишался правовых оснований для возмещения причинённого ущерба. Верховный суд России не мог изменить ситуацию с помощью руководящих разъяснений, ибо любые поправки к закону означали бы выход за пределы полномочий.
В Конституционном Суде РФ накапливались жалобы граждан, пострадавших от преступлений, интересы которых ущемлялись неправосудными, либо ошибочными судебными решениями. Таковыми могли быть необоснованные оправдательные приговоры, оставленные в силе кассационными инстанциями. Еще более несправедливыми казались случаи отмены обвинительных приговоров судами второй инстанции с прекращением дела производством. В этих случаях потерпевший не мог воспользоваться своим конституционным правом обжалования решения, ибо препятствием являлась ст. 405 УПК РФ.
Приговором Советского районного суда г. Новосибирска от 4 марта 2002 г. Марченко И.В. был признан виновным в убийстве сына потерпевшего Иванова В.А. и осужден по ст. 105 ч. 1 УК РФ к 8,5 годам лишения свободы. Определением судебной коллегии по уголовным делам Новосибирского областного суда от 5 мая 2002 г. обвинительный приговор был отменен по кассационной жалобе осужденного и дело прекращено производством за отсутствием в его действиях состава преступления. Несмотря на обоснованные доводы о незаконности определения, надзорные инстанции (Президиум Новосибирского областного суда и Верховный суд РФ) отклонили и протест прокурора и жалобы потерпевшего по формальным основаниям ст. 405 УПК, не входя в обсуждение существа дела.
Подобные случаи в судебной практике заставили обратить внимание на то, что ст. 405 УПК РФ находится в явном противоречии с принципом законности уголовного судопроизводства и принципом состязательности сторон, ибо ограничивает права одной из них. Её редакция противоречит целям уголовного судопроизводства, ибо ограничивает возможности защиты прав потерпевшего и возможности возмещения ущерба, причиненного гражданскому истцу.
Было также очевидным и то, что ст. 405 УПК находится в противоречии с положениями Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью ООН, 1985 г), в частности, ее ст. 4, указывающей, что жертвы преступлений имеют право на доступ к механизмам правосудия и скорейшую компенсацию за нанесенный им ущерб.
Уполномоченный по правам человека РФ был вынужден обратиться в КС РФ с жалобой «На нарушение конституционных прав человека
на судебную защиту прав потерпевшего от преступления
законом, примененным в конкретном деле» (8 июля 2004 г.). В обоснование жалобы им приводятся примеры из судебной практики, анализируются конституционные положения и нормы международных пактов, в противоречие с которыми вступила ст. 405 УПК РФ.
«На основании приговора Менделеевского районного суда Республики Татарстан от 25.08.03 Т.П.В. признан виновным в умышленном убийстве В.А.А., то есть совершении преступления, предусмотренного частью 1 ста-тьи 105 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК Российской Федерации), и ему назначено наказание в виде восьми лет лишения свободы с отбыванием его в исправительной колонии строгого режима. Потерпевшим по уголовному делу признан отец убитого В.А.С. Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Республики Татарстан от 03.10.03 приговор изменен: действия Т.П.В. переквалифицированы на часть 1 статьи 109 УК Российской Федерации, то есть совершение убийства по неосторожности, по которой ему назначено наказание в виде трех лет лишения свободы с отбыванием его в исправительной колонии общего режима. Обвинительный приговор в отношении Т.П.В. вступил в законную силу.
Потерпевший В.А.С., полагая, что в процессе разбирательства дела были допущены существенные нарушения, повлиявшие на его исход, и повлекшие необоснованную переквалификацию действий Т.П.В. на часть 1 статьи 109 УК Российской Федерации, в связи с чем ему назначено наказание, не соответствующее тяжести содеянного, обратился в Верховный Суд Республики Татарстан с надзорной жалобой, которая постановлением судьи Верховного Суда Республики Татарстан от 20.11.03 была отклонена, поскольку в соответствии со статьей 405 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее УПК Российской Федерации) пересмотр в порядке надзора состоявшихся по делу судебных решений по основаниям, влекущим за собой ухудшение положения осужденного, не допускается. По тем же причинам, руководствуясь статьей 405 УПК Российской Федерации, без выяснения наличия существенных нарушений при разбирательстве дела, в удовлетворении жалобы потерпевшего отказал постановлением от 30.01.04 и судья Верховного Суда Российской Федерации».
Уполномоченный делает вполне обоснованный вывод о том, что положения, содержащиеся в статье 405 УПК РФ, нарушают права потерпевших, гарантированные частью 1 статьи 46 и статьей 52 Конституции Российской Федерации, поскольку позволяют надзорной инстанции без рассмотрения вопроса о наличии допущенных в ходе предыдущего разбирательства существенных нарушений, повлиявших на исход дела, оставлять без удовлетворения их жалобы на вступивший в законную силу обвинительный приговор суда, влекущие за собой ухудшение положения осужденного, что не обеспечивает защиту жертв преступлений и справедливость правосудия.
Конституционный СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПОСТАНОВЛЕНИЕМ от 11 мая 2005 г. N 5-П ПО ДЕЛУ О ПРОВЕРКЕ КОНСТИТУЦИОННОСТИ СТАТЬИ 405 УПК РФ признал указанное ограничение права на обжалование приговора в порядке надзора противоречащим Конституции РФ. Его доводы имеют принципиальное значение для защиты интересов потерпевшего не только в данной правовой ситуации, но и во многих других случаях и потому мы приведём наиболее существенные из них.
«Пересмотр вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда и новое рассмотрение дела по своему содержанию и предназначению являются дополнительным способом обеспечения правосудности судебных решений, который, имея резервное значение, используется, когда неприменимы или исчерпаны все обычные средства процессуально-правовой защиты… Конституция Российской Федерации, закрепляя право на судебную защиту, не исключает, а, напротив, предполагает возможность исправления судебных ошибок и после рассмотрения дела в той судебной инстанции, решение которой отраслевым законодательством признается окончательным в том смысле, что в обычной процедуре это решение не может быть изменено. Надзорное производство по уголовным делам, по смыслу статей 17 (часть 3), 46, 50 (часть 3), 52, 55 (часть 3), 118 и 126 Конституции Российской Федерации, призвано обеспечить исправление судебных ошибок путем пересмотра вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений, с тем чтобы - исходя из принципов справедливости, соразмерности и правовой безопасности - гарантировать эффективную защиту конституционных ценностей, прежде всего прав и свобод человека и гражданина…
Необходимой гарантией судебной защиты и справедливого разбирательства дела является равно предоставляемая сторонам реальная возможность довести до сведения суда свою позицию относительно всех аспектов дела, поскольку только при этом условии в судебном заседании реализуется право на судебную защиту, которая, по смыслу статьи 46 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации и статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, должна быть справедливой, полной и эффективной…
Обеспечивая потерпевшему возможность отстаивать в уголовном судопроизводстве свои права и охраняемые законом интересы, а прокурору - реализовывать предоставленные ему полномочия, законодатель наделил их правом наравне со стороной защиты - обвиняемым, осужденным, оправданным, их защитниками и законными представителями - оспаривать вступившие в законную силу приговор, определение, постановление суда, инициируя тем самым их пересмотр (статья 402 УПК Российской Федерации). Такой пересмотр должен осуществляться с учетом конституционных предписаний об осуществлении судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации), что нашло отражение и развитие в главе 2 раздела I "Основные положения" УПК Российской Федерации….
Осужденный (оправданный), напротив, не ограничен в возможности ходатайствовать о пересмотре судебного решения по основаниям, улучшающим его положение, и такое ходатайство является обязательным для рассмотрения и разрешения по существу приведенных в нем доводов судом надзорной инстанции. Тем самым сторона защиты ставится в преимущественное положение по отношению к стороне обвинения - потерпевшему, его представителю и прокурору, что не согласуется с конституционными предписаниями об осуществлении судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон, ведет к нарушению баланса конституционно защищаемых ценностей, в том числе прав и законных интересов осужденных, с одной стороны, и прав и законных интересов других лиц, публичных интересов - с другой, к неправомерному ограничению прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью и противоречит требованиям обеспечения им доступа к правосудию, компенсации причиненного ущерба, гарантий судебной защиты (статьи 46 и 52; статья 55, часть 3; статья 123 Конституции Российской Федерации)».
КС РФ ПОСТАНОВИЛ:
«1. Признать статью 405 УПК Российской Федерации в той мере, в какой она в системе действующего уголовно-процессуального регулирования пересмотра вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда, не допуская поворот к худшему при пересмотре судебного решения в порядке надзора по жалобе потерпевшего (его представителя) или по представлению прокурора, не позволяет тем самым устранить допущенные в предшествующем разбирательстве существенные (фундаментальные) нарушения, повлиявшие на исход дела, не соответствующей Конституции Российской Федерации, ее статьям 15 (часть 4), 17 (часть 1), 18, 19, 21, 46 (часть 1), 52, 55 (часть 3) и 123 (часть 3), во взаимосвязи со статьей 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и пунктом 2 статьи 4 Протокола N 7 к ней (в редакции Протокола N 11).
2. Впредь до внесения соответствующих изменений и дополнений в уголовно-процессуальное законодательство пересмотр в порядке надзора по жалобе потерпевшего, его представителя и по представлению прокурора обвинительного приговора, а также определения и постановления суда в связи с необходимостью применения уголовного закона о более тяжком преступлении, ввиду мягкости наказания или по иным основаниям, влекущим за собой ухудшение положения осужденного, а также оправдательного приговора либо определения или постановления суда о прекращении уголовного дела, допускается лишь в течение года по вступлении их в законную силу».
Выделенные нами курсивом слова из мотивировочной части Постановления КС представляют для нашей темы особый интерес. Ими признаётся и подчёркивается самостоятельность потерпевшего как субъекта процессуальной деятельности. Потерпевший как бы выводится из тени прокурора, заслоняющего его во многих случаях, о которых мы говорили выше (прекращение дел, отказ от обвинения без согласования с потерпевшим и пр.).
Признавая в целом обоснованность принятого Конституционным судом решения относительно прав потерпевшего на отстаивание своих интересов в суде надзорной инстанции, соответствие этого решения Конституции РФ и международным пактам о правах человека, мы, вместе с тем, не можем не выразить сомнений по поводу законности п. 2 Постановления Конституционного Суда. Здесь, как представляется, имеет место вмешательство КС РФ в прерогативы законодательной власти, которая отделена от судебной, равно как и от исполнительной ветви (ст. 10 Конституции). Проблема их взаимодействия является достаточно сложной и к ней мы вернёмся ниже, в главе XII нашей работы.
Представительство потерпевшего в уголовном судопроизводстве должно бы быть гарантировано государством, ибо норма Конституции РФ декларирует обеспечение каждому квалифицированной юридической помощи (ст. 48). УПК РФ и в этом отношении вызвал обоснованные нарекания. Они касались, по меньшей мере, трёх вопросов: кто может быть судебным представителем потерпевшего, в какой мере и кем могут быть компенсированы расходы потерпевшего по оплате представителя, на кого и в каких размерах должно быть возложено бремя компенсации вреда потерпевшего при отсутствии виновного.
УПК РФ неожиданно ограничил представительство потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя только адвокатами (ст. 45 ч. 1). Конституционный Суд РФ признал это ограничение судебного представительства необоснованным, предложив вернуться, по сути, к формуле старого УПК РСФСР, допускавшего в качестве представителей помимо адвокатов, также и близких родственников и иных лиц. Своим Определением от 5 февраля 2004 г. N 25-О КС РФ указал на следующие обстоятельства. «Лишение потерпевшего и гражданского истца по уголовным делам, подсудным федеральным судам, права обратиться к другим лицам, способным оказать, по их мнению, квалифицированную юридическую помощь, фактически привело бы к понуждению этих участников уголовного судопроизводства использовать только один способ защиты, что не согласуется со статьей 45 (часть 2) Конституции Российской Федерации. Такое ограничение вопреки статье 48 (часть 1) Конституции Российской Федерации значительно сузило бы возможности потерпевшего и гражданского истца свободно выбирать способ защиты своих интересов, а также право на доступ к правосудию, что гарантировано статьей 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации.
Обязанность государства гарантировать защиту прав потерпевших от преступлений, в том числе путем обеспечения им адекватных возможностей отстаивать свои интересы в суде, вытекает также из статьи 21 (часть 1) Конституции Российской Федерации.
Применительно к личности потерпевшего это конституционное предписание предполагает обязанность государства не только предотвращать и пресекать в установленном законом порядке какие бы то ни было посягательства, способные причинить вред, но и обеспечивать пострадавшему от преступления возможность отстаивать свои права и законные интересы любым не запрещенным законом способом (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 24 апреля 2003 года N 7-П).
Кроме того, если обвиняемый, не имеющий возможности пригласить для своей защиты адвоката по своему выбору, всегда может ходатайствовать о предоставлении ему защитника по назначению, то потерпевший и гражданский истец таким правом не наделены, а значит, они вообще могут лишиться возможности реализовать свое право на получение квалифицированной юридической помощи.
Следовательно, содержащееся в статье 48 (часть 1) Конституции Российской Федерации положение о том, что каждому гарантируется получение квалифицированной юридической помощи, означает конституционную обязанность государства обеспечить каждому желающему достаточно высокий уровень любого из видов предоставляемой юридической помощи, но не обязанность потерпевшего и гражданского истца пользоваться помощью только адвоката; в противном случае это нарушало бы также конституционное право, закрепленное статьей 52 Конституции Российской Федерации, в силу которой права потерпевших от преступлений (в том числе признанных гражданскими истцами) подлежат охране законом, а государство обеспечивает им доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба.
Таким образом, часть первая статьи 45 УПК Российской Федерации - в соответствии с ее конституционно-правовым истолкованием - предполагает, что представителем потерпевшего и гражданского истца могут быть адвокаты и иные лица, в том числе близкие родственники, о допуске которых ходатайствует потерпевший или гражданский истец».
Выделенные нами курсивом суждения КС РФ должны были бы привести к логическому выводу о гарантиях конституционного положения об обеспечении юридической помощи потерпевшему, не ограничиваясь упоминаниями о праве выбора представителя за пределами адвокатуры. Но ни Конституционный Суд в своём Определении, ни Верховный суд РФ в руководящих постановлениях не вспомнили об отсутствии таковых. И нетрудно догадаться, почему не вспомнили. Общеизвестно, что ст. 48 Конституции РФ реальных гарантий на обеспечение каждому квалифицированной юридической помощи не содержит. Потерпевшему она ничего не гарантирует. Обвиняемому она обеспечивает участие в его деле защитника-адвоката с символической, к тому же отсроченной, оплатой из госбюджета.
Отсюда и крайне неудовлетворительное решение вопроса о компенсации расходов потерпевшего на представителя. УПК РФ в ст. 42 ч. 3 предусматривает возмещение потерпевшему расходов на представителя «согласно требованиям ст. 131 настоящего Кодекса». Между тем, ст. 131 к числу подлежащих возмещению процессуальных издержек относит «суммы, выплаченные адвокату… в случае участия адвоката в уголовном судопроизводстве по назначению». Но назначение адвоката потерпевшему закон не предусматривает. Правда, исключение сделано для ограниченно дееспособных лиц в ст. 45 ч. 2 УПК: «Для защиты прав и законных интересов потерпевших, являющихся несовершеннолетними или по своему физическому или психическому состоянию лишенных возможности самостоятельно защищать свои права и законные интересы, к обязательному участию в уголовном деле привлекаются их законные представители или представители».
Однако практика обязательного представительства потерпевшего крайне незначительна, а вопрос механизма и размеров оплаты представителей в этих случаях остаётся открытым.
Все это свидетельствует о том, что внимание к защите интересов потерпевшего процессуальными средствами не распространялась далее поддержания всем известных и давно сформулированных в литературе положений. Игнорирован и принцип недопустимости отступления от ранее достигнутого уровня гарантий прав личности, в частности, принцип равенства прав профессионального представителя и защитника-адвоката в доказывании.
И вновь возникает вопрос о подлинных и мнимых гарантиях прав участников уголовного судопроизводства. Актуален, как и прежде, вопрос о социальном аспекте проблемы жертв преступлений, о назначении и целях уголовного процесса: является ли процессуальное право средством изобличения преступника и зашиты законопослушной части общества, или это по преимуществу набор гарантий интересов подозреваемого и обвиняемого.
Немало спорных вопросов относится к обеспечению гражданского иска потерпевшего и к определению надлежащего гражданского ответчика. Особенно это актуально в случаях рукотворных техногенных катастроф и террористических актов с многочисленными жертвами. Сложнейшей проблемой стало определение размера материального ущерба, причиненного преступлением, определение суммы денежной компенсации морального ущерба и др. Существует полная неясность при определении размера возмещения в случае гибели потерпевшего. Сколько стоит человеческая жизнь - этот вопрос не только связан с трагедией «Курска», крушением самолетов, гибелью солдат в «горячих точках», - он становится предметом судебной практики.
Есть и такая проблема, пока ещё не заинтересовавшая Верховный суд, как практика возмещения ущерба жертвам злоупотребления властью в случае реабилитации. Будем надеяться, что когда-нибудь высший судебный орган страны озаботится и этими вопросами.
Совершенствование УПК РФ, активно ведущееся от самого момента вступления его в силу, пока не затронуло его концептуальных основ, связанных с пониманием задач уголовного судопроизводства, защитой публичных интересов и поиском эффективных мер борьбы с преступностью. Не решены, как мы видели, и многие вопросы защиты жертв преступных посягательств, трансформированных в потерпевших-просителей с ограниченными возможностями отстаивания своих законных интересов. Есть безусловная необходимость в научных разработках уголовно-процессуальной политики государства и в совершенствовании УПК РФ, строй и содержание которого отвечали бы и лозунгу защиты прав личности, и публичным интересам. Жертва преступления должна найти и подлинное сочувствие, и уважение, и защиту.
Не следует забывать и проблемы более широкого социального плана. Надо добиться определенных сдвигов в общественном сознании. Надо убедить население в том, что гражданин, защищаемый в уголовном судопроизводстве, это не только обвиняемый, но и его жертва. Надо искать
способы защиты жертв преступлений также и путем создания общественных фондов, если государство не всегда в состоянии взять на себя бремя расходов и обеспечить справедливые компенсации вреда, причиняемого потерпевшим преступными посягательствами.