Geum.ru

Г. Б. Мирзоев правоохранительная деятельность государства и вопросы общественного контроля москва, 2006 г. Аннотация

Вид материалаКнига

Содержание


Глава 9. Развитие российского уголовно-процессуального законодательства о статусе потерпевшего.
Устав уголовного судопроизводства
Статус потерпевшего в процессуальном законодательстве советского периода
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   22
Глава 8. Арест и его последствия


Многие нарушения прав человека связаны с использованием органами уголовного преследования мер процессуального принуждения. Наиболее серьёзные нарушения связаны с ограничениями свободы личности. Это краткосрочные задержания лиц по подозрению в совершении преступления и заключения под стражу в качестве меры пресечения подозреваемого и обвиняемого. Отечественное уголовно-процессуальное законодательство в период судебно-правовой реформы развивалось по пути ограничения произвола органов расследования и прокурорского надзора в применении мер процессуального принуждения, введения дополнительных гарантий прав личности и, в частности, судебного контроля над применением наиболее серьёзных мер процессуального принуждения.

Если законодательство советского периода знало только один вид контроля законности арестов – прокурорский надзор, то законом 23 мая 1992г. № 2825-1 введен институт судебной проверки не только законности заключения под стражу в качестве меры пресечения, но и законности продления срока содержания под стражей. Уже в 1994 г. судами было рассмотрено 62 368 жалоб обвиняемых на необоснованность ареста. Из них удовлетворено путем отмены решений органов предварительного расследования и освобождения лиц под стражи 17,1% постановлений.

Законом Российской Федерации № 25 от 21 февр. 2001 г. в ст. 96 УПК РСФСР внесено изменение - заключение под стражу допускалось по делам о преступлениях, за которые предусматривалось наказание на срок свыше двух лет вместо ранее установленного одного года. Это вело к сокращению арестов. В 2001 г. с учётом этого изменения прокурорами было дано санкций на арест на 10,6% меньше, чем в 2000 г.

Конституция РФ 1993 г. сделала в этом направлении новый значительный шаг: арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускается только по решению суда. До судебного решения лицо может быть подвергнуто задержанию на срок не более 48 часов (ст. 22 ч.2).

УПК РФ, вступивший в силу с 1 июля 2002 г., отразил это положение Конституции в ст. 29 ч. 2. Сокращен и срок задержания подозреваемого с 72-х до 48 часов.

Соответственно этим изменениям процессуального законодательства менялась и практика задержаний и арестов в ходе предварительного расследования преступлений: сокращалось их число, повышался уровень законности и обоснованности принимаемых решений.

Если в 1996 г. с санкции прокурора было заключено под стражу 418 205 лиц, а затем освобождено в ходе предварительного расследования прокурорами и судами 34 507 человек, или 8,3%, то с введением судебного порядка применения ареста ситуация резко изменилась. В 2004 г., несмотря на существенный рост преступности, прокурорами дано согласие на возбуждение перед судом ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу лишь в 234 242 случаях. Из них отклонено судом немногим более 7% ходатайств.

В первом полугодии 2005 г. задержаны по подозрению в совершении преступлений 149 443 лица, мера пресечения в виде заключения под стражу была избрана в отношении 111 210 лиц – 74,4%.81

УПК РФ внес в процессуальный регламент задержания и ареста значительное число уточнений, ограничивающих свободное усмотрение должностных лиц органов расследования и прокурорского надзора, а значит и условий для злоупотреблений.

В соответствии со ст. 91 УПК орган дознания, дознаватель, следователь или прокурор вправе задержать лицо по подозрению в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы, при наличии одного из следующих оснований:

1) когда это лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения;

2) когда потерпевшие или очевидцы укажут на данное лицо как на совершившее преступление;

3) когда на этом лице или его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления.

При наличии иных данных, дающих основание подозревать лицо в совершении преступления, оно может быть задержано, если это лицо пыталось скрыться, либо не имеет постоянного места жительства, либо не установлена его личность, либо если прокурором, а также следователем или дознавателем с согласия прокурора в суд направлено ходатайство об избрании в отношении указанного лица меры пресечения в виде заключения под стражу.

После доставления подозреваемого в орган дознания, к следователю или прокурору в срок не более 3 часов должен быть составлен протокол задержания, в котором делается отметка о том, что подозреваемому разъяснены права, предусмотренные статьей 46 настоящего Кодекса. О произведенном задержании орган дознания, дознаватель или следователь обязан сообщить прокурору в письменном виде в течение 12 часов с момента задержания подозреваемого.

До начала допроса подозреваемому по его просьбе обеспечивается свидание с защитником наедине и конфиденциально.. По истечении 48 часов с момента задержания подозреваемый подлежит освобождению, если в отношении него не была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу либо суд не продлил срок задержания.

Если постановление судьи о применении к подозреваемому меры пресечения в виде заключения под стражу либо продлении срока задержания не поступит в течение 48 часов с момента задержания, то подозреваемый немедленно освобождается.

При решении вопроса о необходимости избрания меры пресечения в отношении подозреваемого или обвиняемого должны учитываться также тяжесть преступления, сведения о личности подозреваемого или обвиняемого, его возраст, состояние здоровья, семейное положение, род занятий и другие обстоятельства (ст. 99 УПК).

Заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения. В исключительных случаях эта мера пресечения может быть избрана в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет, при наличии одного из следующих обстоятельств:

1) подозреваемый или обвиняемый не имеет постоянного места жительства на территории Российской Федерации;

2) его личность не установлена;

3) им нарушена ранее избранная мера пресечения;

4) он скрылся от органов предварительного расследования или от суда.

К несовершеннолетнему подозреваемому или обвиняемому заключение под стражу в качестве меры пресечения может быть применено в случае, если он подозревается или обвиняется в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (из ст. 108 УПК РФ).

При необходимости избрания в качестве меры пресечения заключения под стражу прокурор, а также следователь и дознаватель с согласия прокурора возбуждают перед судом соответствующее ходатайство.

Порядок рассмотрения этих ходатайств в суде, основания для их удовлетворения и отклонения, основания для продления сроков содержания под стражей и предельные сроки содержания обвиняемого под стражей в УПК подробно регламентируются. И всё же практика применения этих норм не свободна от злоупотреблений, а сами нормы рождают некоторые правовые неопределённости, влекущие ущемление прав и обвиняемого, и потерпевшего.

И задержание, и арест подозреваемого (обвиняемого) представляют большой соблазн для следователя. Лицо, лишенное свободы, попадает в стрессовую ситуацию, деморализуется и становится, как правило, более сговорчивым. А если к нему еще и применяются методы психологического воздействия (запугивание, сообщение ложной информации, применение т.н. следственных ловушек и пр.) получение «нужных показаний» существенно облегчается. Сочетание же психологической обработки содержащегося под стражей ещё и с методами физического воздействия, перерастающего в пытки, могут обеспечить получение показаний, подтверждающих любую версию следственных органов. Иллюстрации к такого рода «практике» мы приводили выше. Есть несколько путей её устранения. Повышение профессиональной культуры работников органов дознания, следствия и прокурорского надзора. Ужесточение процессуального контроля их деятельности. Расширение гласности правоохранительной деятельности и активного воздействия на её состояние со стороны неправительственных правозащитных организаций, включая возможности Общественной палаты РФ.

Общественный контроль должен быть распространён не только на проверку сигналов о злоупотреблениях должностных лиц и органов уголовного преследования, но и на условия содержания подследственных в местах лишения свободы. Эти условия определены в ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» (принят Госдумой 21 июня 1995 г.). Приведём извлечения из этого закона, наиболее важные для нашей темы.


Статья 4. Принципы содержания под стражей

Содержание под стражей осуществляется в соответствии с принципами законности, справедливости, презумпции невиновности, равенства всех граждан перед законом, гуманизма, уважения человеческого достоинства, в соответствии с Конституцией Российской Федерации, принципами и нормами международного права, а также международными договорами Российской Федерации и не должно сопровождаться пытками, иными действиями, имеющими целью причинение физических или нравственных страданий подозреваемым и обвиняемым в совершении преступлений, содержащимся под стражей (далее - подозреваемые и обвиняемые).

Статья 15. Режим в местах содержания под стражей

В местах содержания под стражей устанавливается режим, обеспечивающий соблюдение прав подозреваемых и обвиняемых, исполнение ими своих обязанностей, их изоляцию, а также выполнение задач, предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации.

Обеспечение режима возлагается на администрацию, а также на сотрудников мест содержания под стражей, которые несут установленную законом ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение служебных обязанностей.

Статья 17. Права подозреваемых и обвиняемых

Подозреваемые и обвиняемые имеют право:

1) получать информацию о своих правах и обязанностях, режиме содержания под стражей, дисциплинарных требованиях, порядке подачи предложений, заявлений и жалоб;

2) на личную безопасность в местах содержания под стражей;

3) обращаться с просьбой о личном приеме к начальнику места содержания под стражей и лицам, контролирующим деятельность места содержания под стражей, во время нахождения указанных лиц на его территории;

4) на свидания с защитником; (и др.)

Статья 18. Свидания с защитником, родственниками и иными лицами

Подозреваемым и обвиняемым предоставляются свидания с защитником с момента фактического задержания. Свидания предоставляются наедине и конфиденциально без ограничения их числа и продолжительности, за исключением случаев, предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации. Свидания предоставляются защитнику по предъявлении удостоверения адвоката и ордера. Истребование у адвоката иных документов запрещается.

И всё же практика содержания под стражей далеко не всегда соответствует предписаниям законодателя. На это систематически обращают внимание выступления в СМИ. Об этом свидетельствуют материалы ежегодных отчетов Уполномоченного по правам человека Российской Федерации.

«Тревожным остается положение с соблюдением прав человека при производстве предварительного следствия и дознания. Несмотря на некоторое уменьшение "перенаселенности" следственных изоляторов (СИЗО) после передачи от прокуратуры судам функции принятия решения о мере пресечения в отношении подследственных и обвиняемых, по-прежнему во многих случаях, теперь уже судьями, мерой пресечения избирается заключение под стражу. Условия содержания в большинстве СИЗО пока еще далеки от европейских стандартов, и, по мнению Европейского Суда по правам человека, сами по себе могут рассматриваться как близкие к пыточным. Пытки, унижающее человеческое достоинство обращение все еще имеют место в отношении многих тысяч граждан, оказавшихся в изоляторах временного содержания (ИВС), по-прежнему остающихся в ведении Министерства внутренних дел Российской Федерации» (из отчета Уполномоченного по правам человека за 2004 г.).

Вступление России в Совет Европы, имевшее место 10 лет тому назад, связано с последующими поисками организационных и правовых средств выполнения обязательств в области соблюдения прав человека. Новые данные об условиях и законности в интересующей нас сфере не являются утешительными. «Продолжается рост преступлений, совершаемых сотрудниками органов внутренних дел, констатируется в докладе Уполномоченного по правам человека РФ за 2005 г. Особое беспокойство вызывают действия сотрудников милиции, носящие характер пыток, бесчеловечного и унижающего достоинство человека обращения. По данным неправительственных правозащитных организаций, за последние 10 лет масштабы милицейского насилия значительно выросли».

Существуют и некоторые неопределенности в процессуальном законодательстве, на которые обращается внимание в специальной литературе, и которые заслуживают внимания законодателя, продолжающего совершенствовать нынешний УПК РФ.

При избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в постановлении судьи должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых судья принял такое решение. В исключительных случаях эта мера пресечения может быть избрана в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет, при наличии одного из следующих обстоятельств:

1) подозреваемый или обвиняемый не имеет постоянного места жительства на территории Российской Федерации;

2) его личность не установлена;

3) им нарушена ранее избранная мера пресечения;

4) он скрылся от органов предварительного расследования или от суда (из ст. 108 УПК РФ).

Здесь, как видим, нет такого основания заключения под стражу, как ссылка на тяжесть содеянного подозреваемым (обвиняемым), которое содержалось в ст. 93 УПК РСФСР до начала 2001 г. Однако и в ходатайствах следователей, и в решениях судей в обоснование применения данной меры пресечения до сих пор можно встретить именно это соображение. Обосновывая недопустимость такой мотивировки применения ареста, авторы указывают не только на исключение её из УПК РФ, но и на то бесспорное соображение, что мера пресечения в отличие от наказания не стоит и не может стоять в прямой зависимости от тяжести содеянного подозреваемым (обвиняемым).82

Стереотипы правового мышления обладают, как известно, определенной прочностью, нередко перерастая в явления профессиональной деформации. Действенный способ их преодоления возможен через систему повышения квалификации. Но есть и более надёжный путь – указание в законе на недопустимость использования традиционных приёмов и оснований для того или иного процессуального решения. На наш взгляд в ст. 108 ч. 1 могла бы найти место оговорка о недопустимости заключения лица под стражу из одного только соображения о тяжести совершенного преступления. Тем более, что преступление еще не доказано и действует презумпция невиновности.

Соображения о правовой неопределенности возникают и в тех случаях, когда речь идёт о поводах к рассмотрению судьей вопроса об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, об участниках судебного разбирательства соответствующих ходатайств, о субъектах обжалования принятых судьей решений.

Соответственно ч.3 ст. 108 УПК при необходимости избрания в качестве меры пресечения заключения под стражу прокурор, а также следователь и дознаватель с согласия прокурора возбуждают перед судом соответствующее ходатайство. Однако вопрос о необходимости заключения обвиняемого (подозреваемого) может возникнуть у потерпевшего, нередко подвергающегося шантажу, угрозам, насилию со стороны находящегося на свободе обвиняемого. В общей форме вопрос о возможных субъектах процессуальных ходатайств решен в статье 119 УПК. «1. Подозреваемый, обвиняемый, его защитник, потерпевший, его законный представитель и представитель, частный обвинитель, эксперт, а также гражданский истец, гражданский ответчик, их представители вправе заявить ходатайство о производстве процессуальных действий или принятии процессуальных решений для установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, обеспечения прав и законных интересов лица, заявившего ходатайство, или представляемого им лица соответственно.

2. Ходатайство заявляется дознавателю, следователю, прокурору либо в суд».

Отсюда вытекает несомненное право потерпевшего обратиться с указанным ходатайством к дознавателю, следователю, прокурору. Возможность же его обращения в суд оказывается под сомнением, ибо ст. 108 потерпевшего не упоминает. Не упоминается потерпевший и в регламенте судебного рассмотрения данного вида ходатайств, хотя термин «стороны» в нем присутствует.

« Постановление о возбуждении ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу подлежит рассмотрению единолично судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня с участием подозреваемого или обвиняемого, прокурора, защитника, если последний участвует в уголовном деле, по месту производства предварительного расследования либо месту задержания подозреваемого в течение 8 часов с момента поступления материалов в суд. Подозреваемый, задержанный в порядке, установленном статьями 91 и 92 настоящего Кодекса, доставляется в судебное заседание. В судебном заседании вправе также участвовать законный представитель несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого, следователь, дознаватель. Неявка без уважительных причин сторон, своевременно извещенных о времени судебного заседания, не является препятствием для рассмотрения ходатайства, за исключением случаев неявки обвиняемого» (ст. 108 ч.4).

Авторы комментария к этим положениям УПК, исходя из общего смысла конституционных положений и международных правовых актов об обеспечении доступа к правосудию и судебной защите, приходят, на наш взгляд, к правильному выводу о необходимости и в этих случаях обеспечения интересов потерпевшего. «Лишение потерпевшего такого права (т.е участия в рассмотрении судом ходатайства о заключении обвиняемого под стражу – Г.М.) ничем не оправдано, не является справедливым и выходит за пределы конституционно допустимых ограничений прав…».83

Однако заметим, что хотя это суждение принадлежит судьям высшего судебного органа страны и представляется достаточно авторитетным, оно не может заменить закон. В этом случае мы можем констатировать еще один пробел в нашем многострадальном УПК.

Потерпевший не указан и в числе субъектов права на обжалование решения судьи об удовлетворении либо отклонении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и о продлении срока содержания под стражей. И в этом случае, признавая за потерпевшим такое право, мы не можем сослаться на конкретную норму УПК, а вынуждены прибегнуть к их системному анализу (ст. 354 ч.4 + ст. 127 ч.1 +ст. 42 п. 18). Не слишком ли это сложно для потерпевшего, вынужденного изучать институты УПК в их взаимосвязи?

Как видим, у правоохранительных органов и у суда остаются немалые резервы для упрощения процессуальных процедур, облегчающих их жизнь и чреватых ущемлением прав личности.

Комиссии Общественной палаты РФ, рассчитывающие на реальное влияние в деле обеспечения прав человека в остроконфликтной сфере уголовного судопроизводства, должны будут реагировать не только на некомпетентность и явные должностные злоупотребления, но и озаботиться оценкой просчетов законодателя, поощряющие их.


Глава 9. Развитие российского уголовно-процессуального законодательства о статусе потерпевшего.


Процессуальная фигура потерпевшего была введена в отечественное законодательство Судебной реформой 1864 г. Обращение ныне к актам той давней реформы оправдано не только её значимостью для России XIX века, но и бесспорным её влиянием на последующее развитие судебной системы и судопроизводства страны, которое скажется и на послереволюционных преобразованиях суда, и на реформе правосудия конца XX – начала XXI веков. Утверждение основателя «государства нового типа» о решительном сломе «буржуазного» суда выльется в разгон профессиональных кадров дореволюционной правоохранительной системы. Поиски же новых форм правосудия, в конечном счете, приведут к возрождению многих институтов, созданных судебной реформой императора Александра II. Это естественно, ибо отцами судебной реформы XIX века использовался многовековой опыт европейских государств. Россия, несмотря на своё сложное Евро-Азиатское положение, столь красноречиво отраженное двуглавым орлом, привержена ценностям Европейской цивилизации. Конечно, не без национальных «особенностей», отложившихся на «самобытном» характере демократии, правовой системы, способах защиты прав человека, даже и после вхождения в Совет Европы и признания юрисдикции Европейского Суда по правам человека.

Есть всё же и наши, собственные достижения и в порядке отправления правосудия, и в профилактике противоправного поведения, а значит, и в определении правового статуса жертв преступных посягательств. К сожалению, наметилась опасность утраты некоторых из них и потому ретроспективный анализ соответствующих отраслей права актуален ныне как никогда. Ибо стоит задача оправдать конституционные забегания вперёд в части объявления российского государства и правовым, и социальным. Оцениваем мы и попытки пробуждения гражданского общества, постановки его правозащитных механизмов на передние рубежи борьбы и со злоупотреблениями государственных властных учреждений, и в отстаивании прав рядового россиянина.


Устав уголовного судопроизводства, одобренный Императором России 20 ноября 1864 г., содержал значительное число положений, закреплявший процессуальный статус потерпевшего. Так, потерпевший осуществлял «обличение обвиняемого перед судом» по уголовным делам, производство по которым осуществлялось мировыми судьями (подсудность проступков с возможным наказанием: выговор, замечание и внушение, денежное взыскание не свыше трехсот рублей, арест не свыше трёх месяцев, заключение в тюрьме не свыше одного года. Ст. 3 и 33). По делам, подведомственным общим судебным установлениям, которые возбуждаются не иначе как вследствие жалобы потерпевшего, а также по делам, которые дозволялось прекращать примирением, «обличение обвиняемого перед судом предоставляется исключительно частным обвинителям; по всем же прочим делам этого рода право возбуждения уголовного иска принадлежит потерпевшему лицу, а дальнейшее судебное преследование - прокурору или его товарищу» (ст. 5). Потерпевший, не пользующийся правами частного обвинителя, в случае заявления иска о вознаграждении во время производства уголовного дела, признаётся участвующим в деле гражданским истцом (ст. 6). При разбирательстве дела у мирового судьи обвиняемому, обвинителю и гражданскому истцу «представляется поручать защиту своих прав поверенным» (ст. 90). Стороны представляют доказательства, участвуют в их исследовании и прениях, пользуются правом обжалования приговора мирового судьи мировому съезду, вправе участвовать в рассмотрении дела по жалобе на апелляционных началах.

Жалоба потерпевшего признавалась законным поводом к началу предварительного следствия. В ходе следствия жалобщик пользовался таким широким набором прав, которые позже, в результате судебных реформ 1917-1922 г. будут упразднены, а последующими преобразованиями уголовно-процессуального законодательства России (реформы 1958-1960 г. и 2001 г.) так и не будут восстановлены в полном объёме.

Статья 304 Устава уголовного судопроизводства предусматривала следующие права жалобщика (потерпевшего) «во всё время следствия»: 1) выставлять своих свидетелей; 2) присутствовать при всех следственных действиях и предлагать, с разрешения следователя, вопросы обвиняемому и свидетелям; 3) представлять в подкрепление своего иска доказательства и 4) требовать на свой счёт выдачи копий всех протоколов и постановлений. Подчёркивалось также, что подача жалобы не налагает обязанности доказывать преступное деяние, но подвергает ответственности за всякое ложное показание. По поступлении дела в суд частный обвинитель и гражданский истец, а равно их поверенные «имеют право во всякое время рассматривать в канцелярии суда подлинное дело и выписывать из него все нужные им сведения» (ст. 570). В суде первой инстанции (Окружной суд) дело рассматривалось только коллегиально, в составе не менее трех судей, а в определенных случаях – с участием присяжных заседателей) потерпевшему, как и подсудимому принадлежало право отвода судей. Принцип состязательности соблюдался неукоснительно. «Прокурор или частный обвинитель, с одной стороны, а подсудимый или его защитник - с другой, пользуются в судебном состязании равными правами» (с. 630). В судебных прениях участвует и частный обвинитель, и гражданский истец. Частный обвинитель и гражданский истец пользовались правом апелляции и по усмотрению суда, либо по их просьбе могли быть допущены к участию в рассмотрении дела вышестоящим судом.

В юридической литературе советского периода значительное внимание уделялось т.н. контрреформам реакционного характера, последовавшим к концу XIX и началу XX веков. Речь в основном шла о введении наряду с присяжными поверенными частных поверенных, поставленных в очевидную зависимость от органов судебной власти, об ограничениях подсудности суда присяжных, о введении специальных судов.

В Правовых актах Временного правительства, созданного после Февральской революции 1917 г., отмечались пороки «царского правосудия». В постановлении от 25 марта 1917 г. об образовании дисциплинарного суда для рассмотрения дел о проступках чинов судебного ведомства можно было прочитать о «порче суда» за последние десятилетия царской власти. «…Независимость судей стала пустым звуком, гласность исчезала из суда по первому желанию администрации, наиболее важные дела – о государственных и должностных преступлениях, о проступках в печати – были изъяты из ведения суда присяжных заседателей. Исключительно военный суд стал обычным явлением. Вновь появилось в населении недоверие к суду, которое было язвой старой дореформенной Руси прошлого столетия»84.

Для такого рода оценок, надо полагать, были определенные основания. Монархия защищалась от разраставшихся революционных брожений, от кровавой практики индивидуального террора. И законодательство, и правоохранительная деятельность не могли не вести к отказу от отдельных демократических завоеваний Судебной реформы 1864 г. Однако жизнь учит нас осторожному отношению к критическим оценкам, исходящим от представителей новой политической элиты по отношению к свергнутому режиму. Эти оценки не могут быть объективными, ибо в их основе - кровные интересы, продиктованные желанием доказать благодетельность новых порядков. Большевики называли царский режим не иначе, как кровавым, а Временное правительство - кучкой безответственных авантюристов. Не лишне вспомнить в этой связи и уничижительныно-глумливые оценки правосудия и прокурорского надзора со стороны рвавшихся к власти либерал-демократов конца 80-х – начала 90-х годов XX века85. Авторы Концепции судебной реформы по сути взяли на вооружение большевистские приёмы дезавуирования предшествующего опыта и правосудия, и правоохранительной деятельности. Теперь они должны быть удовлетворены, получив вместо коллегиального правосудия полуадминистративную юрисдикцию единоличных чиновников; вместо выборных судей, подотчетных избирателям и контролируемых общественностью - бесконтрольных вершителей судеб человеческих, склонных к коррупции, огражденных иммунитетами; вместо разветвленных органов государственного и общественного контроля - максимально ослабленный прокурорский надзор. Ниже мы попытаемся показать, что положение жертв преступных посягательств и процессуальный статус потерпевшего по ряду юридических критериев не поднялись до уровня регламента царского Устава 1864 г.


Статус потерпевшего в процессуальном законодательстве советского периода не оставался неизменным. Изменения осуществлялись путём постепенного расширения его процессуальных прав – от почти полного игнорирования к признанию в качестве участника процесса. До правовых реформ 1958-1960 годов потерпевший мог стать участником процесса в двух случаях: когда ему причинен материальный ущерб и он мог заявить гражданский иск, и когда дело возбуждалось исключительно по его жалобе. То были дела т.н. частного обвинения и потерпевший мог лично либо с помощью представителя в этих случаях поддерживать обвинение. Отступление от достижений дореволюционного законодательства налицо: потерпевший не допускался на предварительное следствие, а его участие в судебном разбирательстве было, как видим, весьма ограниченно.

Ситуация существенно изменилась с принятием Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик (декабрь 1958 г.). Этим законодательным актом был сделан существенный шаг в направлении демократизации судопроизводства, расширения гарантий прав личности – обвиняемого, потерпевшего и других участников процесса. Статья 24 Основ включила широкое определение потерпевшего, как лица, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред. Ему предоставлялось право знакомиться с материалами уголовного дела с момента окончания предварительного следствия. Потерпевший или его представитель имели право: давать показания, представлять доказательства, заявлять ходатайства, участвовать в исследовании доказательств на судебном следствии, обжаловать действия лица, производящего дознание, следователя, прокурора и суда, включая определение и приговор суда и постановления судьи. В установленных законом случаях потерпевший лично или через своего представителя мог поддерживать обвинение.

В УПК союзных республик, принятых с учётом положений Основ, статус потерпевшего в целом им соответствовал. Однако некоторые уточнения вносились. Так, право давать показания было закреплено только за самим потерпевшим, что вполне естественно - источником доказательств были показания потерпевшего, а не его представителя. Источники же доказательств, перечисленные в ст. 16 Основ и в ст. 69 ч.2 УПК РСФСР, ни представителя, ни защитника не упоминали.

В различных УПК по разному решался вопрос об участии потерпевшего и его представителя в судебных прениях. Так, если в УПК РСФСР право потерпевшего на поддержание обвинения допускалось только по делам, возбуждаемых не иначе, как по его жалобе, то по УПК Узбекской ССР потерпевшему было предоставлено право поддерживать обвинение по всем делам, если в них не участвует прокурор. УПК Казахской ССР такое право потерпевшему и его представителю предоставлял в случаях, если в деле не участвовал не только прокурор, но и общественный обвинитель.

Таким образом, потерпевший в процессуальном законодательстве советского периода, в отличие от норм дореволюционного законодательства, не получил право участия в следственных действиях. При ознакомлении с материалами предварительного следствия потерпевший, гражданский истец и гражданский ответчик, и их представители могли лишь заявить ходатайства (ст. 200 УПК РСФСР).

В юридической литературе 70-90-х годов, посвященных защите прав и законных интересов потерпевшего, широко обсуждались вопросы расширения его прав на предварительном следствии, о расширении понятия вреда, причиненного преступным деянием потерпевшему, об участии потерпевшего и его представителя в судебных прениях по всем делам, об их безусловном праве участия в рассмотрении дел в контрольных судебных инстанциях. Некоторые из этих предложений были внесены в УПК РСФСР ещё до принятия его нового варианта в 2001 г.

Определенные положительные сдвиги наметились в последние предреформенные годы. Верховный Совет Союза перед своей кончиной успел принять Основы гражданского законодательства, в которых помещена более или менее разработанная норма о возможности возмещения ущерба, связанного с упущенной выгодой. Закон о печати был первым законом в нашей стране, который предоставил возможность оценивать в рублях моральный ущерб. После принятия двух частей ГК РФ, появились такие иски, хотя в уголовном судопроизводстве все это существенного отражения не нашло. Статья 53 УПК РСФСР о потерпевшем оставалась неизменной.

Отдельные спорные вопросы об обеспечении интересов потерпевшего были решены в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. “О судебном приговоре”. Ссылаясь на нормы нового Гражданского Кодекса (ст. 151, 1099, 1100, 1101) Пленум признал за потерпевшим право на компенсацию морального вреда в денежной форме и указал критерии определения размера такой компенсации. Пленум подчеркнул также необходимость соблюдения ст. 310 УПК РФ от обязанности суда разрешить предъявленный по делу гражданский иск. Но к существенным изменениям в судебной практике эти решения не привели.


Были попытки возложить на государство обязанность компенсации материального ущерба, причиненного жертве преступления, подобно тому, как это делается в некоторых странах Запада. Идея проста и справедлива: если государство не в состоянии обеспечить безопасность граждан, то должно взять на себя хотя бы частично бремя материальных компенсаций. Знаменитый закон “О собственности в РСФСР”, принятый 24 декабря 1990 г., в ст. 30 ч. III предусматривал компенсации за счет бюджета причиненного жертве преступления ущерба в случае, если преступление не будет раскрыто.

Но как только попытались использовать этот закон потерпевшие и применять судьи, оказалось, что бюджет не может выдержать таких расходов и сначала на действие этого закона был объявлен мораторий, а при подготовке Гражданского кодекса о нем постарались забыть. И позже, отмечая успехи судебно-правовой реформы, официальная пропаганда старалась не затрагивать этого вопроса.

Предпринимались отдельные попытки синхронизировать развитие процессуальных гарантий для основных участников процесса - обвиняемого и потерпевшего. Так, право суда надзорной инстанции вызвать на заседание «в необходимых случаях» осужденного, оправданного и их защитников было дополнено указанием также на законных представителей несовершеннолетнего, потерпевшего и его представителя, гражданского истца, ответчика и их представителей. Всем им предоставлялась возможность ознакомиться с протестом или заключением и возможность дать объяснения (Указ Президиума Верховного Совета РСФСР 8 августа 1983 г. к ст. 377 УПК РСФСР). Но это один из редких случаев проявления законодателем интереса к потерпевшему. Обычной практикой было одностороннее наращивание прав обвиняемого, без учёта того, как это отразится на положении потерпевшего.

Законом РФ от 23 мая 1992 г. был введен судебный контроль за законностью и обоснованностью ареста или продления срока содержания под стражей (ст. 220 1-2 УПК РСФСР). Это была важнейшая процессуальная новелла, положившая конец произвольным решениям органов уголовного преследования при применении мер процессуального принуждения. От этой новеллы можно, пожалуй, отсчитывать и начало восхождения к подлинной Судебной Власти. Однако ни потерпевший, ни его представитель в судебное заседание при рассмотрении жалоб лица, содержащегося под стражей и его защитника, не допускались. Более того, в случае освобождения обвиняемого из под стражи потерпевший об этом в известность не ставился. Для органов уголовного преследования и суда мнение потерпевшего интереса не представляло. А ведь его могли и шантажировать, и пытаться подкупить, и угрожать…

10 апреля 1990 года первый Президент Союза ССР подпишет закон СССР «О внесении изменений и дополнений в Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик». Соответственно этому закону защитник допускался к участию в деле с момента предъявления обвинения по всем делам. В случае же задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, или применения к нему меры пресечения в виде заключения под стражу до предъявления обвинения – защитник допускался с момента объявления прото­кола задержания или постановления о применения этой меры пресечения. У подозреваемого и обвиняемого с ранних этапов расследования появлялся профессиональный защитник. Он получил право присутствовать при предъявлении обвинения, участвовать в допросе подозреваемого или обвиняемого, а также в иных следственных действиях, производимых с их участием; знакомиться с протоколом задержания, постановлением о приме­нении меры пресечения, иметь свидания с обвиняемым и подозреваемым наедине без ограничения их количества и продолжительности.

Это было крупным достижением в развитии демократических основ уголовного судопроизводства, в реализации идеи создания «сильной адвокатуры». Однако на состоянии правовых условий защиты потерпевшего это никак не отразится.

Вопрос о правах потерпевшего, как участника процессуального доказывания, в дискуссиях, предшествовавших принятию УПК 2001 г., приобрёл неожиданно характер концептуальный. Появились противники расширения его прав. Их главные доводы сводились к тому, что уголовное судопроизводство ориентировано на принцип публичности и расширение прав потерпевшего, получающего возможность активного влияния на судьбу уголовного дела, может привести к подрыву этого принципа. Кроме того, указывалось на возможные вредные последствия для реализации права обвиняемого на защиту86.

Неожиданно на помощь отечественным противникам расширения прав потерпевшего пришли «эксперты Запада». В конце 1999 г. по запросу Государственной Думы поступила «Экспертная оценка проекта УПК РФ» (Европейская комиссия Совета Европы, 13 сентября 1999 г.). Этот значительный по объёму документ, как ни странно, начинался с критической оценки статуса потерпевшего в Проекте. «Стремление наделить потерпевшего более широкими правами,- указывалось в заключении, - может поставить под угрозу другую цель авторов Проекта, а именно – установление надлежащего баланса между обвинением и защитой, столь присущего состязательной модели уголовного судопроизводства. К тому же, расширенный объём прав потерпевшего усложняет уголовную процедуру и может привести к затягиванию процесса».

Нам навязывалась западная модель статуса потерпевшего без учёта того, что интересы жертв преступлений в России не обеспечиваются ни страховыми кампаниями, ни государственными компенсациями, ни общественными благотворительными фондами. Тем и опасны для наших реформаторов «советы западных экспертов», что они основываются не на наших реалиях, а исходят из правовых и практических традиций государств относительно благополучной Европы. К их освоению можно стремиться, но бездумно копировать недопустимо.


В литературе поднимался и вопрос уточнения понятия потерпевшего в уголовном процессе. Во-первых, обосновывалось предложение о возможности признания потерпевшим юридического лица, если ему причинен не только имущественный вред (статус гражданского истца, не вызывавший споров), но и вред моральный в виде нанесения ущерба деловой репутации. Ставился вопрос о разграничении понятия потерпевшего в материальном и процессуальном смысле, и о признании лица потерпевшим в момент возбуждения уголовного дела.87

Научные исследования различных категорий вреда приводили авторов к существенному расширению этого понятия. Предлагался и такой вариант дефиниции: “Потерпевший - это лицо, - физическое или юридическое, - охраняемым законным интересам которого преступлением причинен вред и которое признано органами предварительного расследования или судом потерпевшим по данному делу.”88 Процессуальное законодательство могло не уточнять понятие вреда, относя эту задачу в обязанность материального права. В материальном праве, в гражданском и уголовном, должно быть расшифровано это понятие в зависимости от характера нарушенного блага потерпевшего: физический, психический, моральный, имущественный вред, синдром жертвы преступления.

В УПК РФ 2001 г. эти идеи были востребованы и отражены лишь частично. В ст. 42 УПК РФ включено указание на возможность признания потерпевшим юридического лица. Что же касается момента признания лица потерпевшим и детализации вреда, то остались прежние формулировки и привычная триада. Предполагалось, видимо, что понятие морального вреда может охватывать и психический вред, и последствия в виде синдрома жертвы преступления, хотя это не очень корректное допущение. Предложения об уточнении момента признания лица потерпевшим в ходе расследования преступления на ранних этапах не были приняты, отчасти из нежелания усложнений для следователя, отчасти исходя из общей концепции, сводящейся к тому, что расширение прав потерпевшего может осложнить жизнь обвиняемому. К этому вопросу, имеющему принципиальное значение, мы ещё вернёмся.


Формирование в новом УПК РФ правового содержания принципа состязательности по англо-американскому образцу, с отстранением суда от активного участия в доказывании и с ограничением функции органов уголовного преследования и государственного обвинителя односторонней обвинительной задачей, делает необходимым проследить статус потерпевшего в сопоставлении с правами его антагониста – обвиняемого. Мы исходим из того, что потерпевший (и его представитель), не питающий иллюзий по поводу защиты его интересов судом, следователем и прокурором, должен получить не меньшие права по участию в доказывании, чем другая сторона процесса. Соответственно должны строиться и гарантии его процессуальных прав без упования на обеспечение их за счет активности следователя, прокурора, суда.

Этому мы посвящаем следующий раздел нашего исследования.