Ведомости выпуск тридцать третий новое самоопределение университета под редакцией В. И. Бакштановского, Н. Н. Карнаухова Тюмень 2008

Вид материалаДокументы

Содержание


«Профессия» и «Университет» как корпорации
«Университет» и «профессии»: clash of corporations?
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30

«Профессия» и «Университет» как корпорации


Профессия профессии – рознь, а все университеты непохожи друг на друга. Несмотря на эти «банальные» констатации, ничто не мешает нам обобщенно считать и профессии, и, с недавних пор, университеты – корпорациями. Разумеется, за этими определениями скрывается когнитивная установка метафорически ухватить самую суть их общественной природы. Тем более что в нашей школьно-исторической памяти встают красочные картинки средневековых университетов и ремесленных цехов, задающих нам эвристичную референциальную рамку социального воображения современных профессий и университетов. Впрочем, сегодня речь уже идет не только о метафоре корпоративности, но и о примордиальной заданности как профессий, так и университетов. Они хоть и кардинально трансформировались в эпоху «простой» современности, тем не менее генетически восходят к своим средневековым корпоративным прообразам.

Университет даже самим своим наименованием недвусмысленно указывает на родовую связь со средневековой «universitas» (цеховой корпорацией)7. В принципе по своему социальному формату тогда он не отличался от обычного городского «цеха», обязательно был локально «приписан» к одному городу, хотя в границах католической ойкумены воспринимался скорее интернациональной корпорацией.

С приходом Нового времени почти повсеместно в Европе реформированные университеты8 оказались жестко привязанными к национальным границам и в полном смысле огосударствленны. С одной стороны, они обрели современный вид и конкурентоспособность как общественный институт, с другой – расстались с большей частью своей автономности и самодостаточности. И сколь бы фундаментально мы ни различали университеты исследовательские и чисто учительские, их преподавательские коллективы и уж тем более администрации, практически везде в Европе (за исключением, пожалуй, лишь Великобритании), включая и Россию, все больше напоминали государственных служащих9.

Постепенный же «уход» государства в последней трети ХХ века из сферы высшего образования в значительной степени способствовал «возврату» университетов к досовременной модели автономных корпораций. Однако в них все меньшую роль играет профессура, а долгосрочный союз менеджмента и учеников (как актуального студенчества, так и выпускников) диктует свои «правила игры» и определяет ориентиры развития. Университеты сегодня вновь вынуждены искать эффективные модели участия на рынке (предоставляя отныне не только лишь образовательные услуги!), по-иному погружаться в локальные контексты. Граница между «исследовательским» и «учительским» университетами перестает быть столь заметной, как раньше. На первый план в жизни университетских корпораций скорее выходит дилемма их академико-образовательной функциональности и локальной культурной значимости. В каждом конкретном случае вырабатывается индивидуальное решение относительно собственной идентичности и общественной миссии, так что родовое понятие «университет» теряет свой raison d’être, ибо отныне мы имеем дело не с чем-то «стандартным», а с бесконечным институциональным разнообразием форм высшего образования.

Профессии ныне тоже переживают не менее серьезную трансформацию10. И не так важно, какие новые профессии сегодня складываются на рынке труда. Важнее то, как перестраиваются вполне традиционные для общества «простой» современности классические профессии. Практически все они конвертируются в предпринимательскую модель. И даже те, которые еще совсем недавно считались в некотором роде антирыночными (медицина, наука, учительство, «третий сектор»), все активнее презентируют свое профессиональное дело как своего рода «бизнес». «Правила игры» и ценности публичной политики, шоу-бизнеса и большого спорта заимствуются академическими учеными, юристами, журналистами и, разумеется, широко используются в среде высшего образования.

Эти изменения неизбежно сказываются на понимании их общественной миссии и профессиональной этики, но главное – размывают ценностный и смысловой фундамент буквально всех профессиональных сообществ. И если раньше мы говорили о профессиональных сообществах как о «цехах» («корпорациях») сугубо метафорически, то теперь можно смело утверждать, что на месте этих старых сообществ складываются профессиональные субкорпорации. Они находятся в сложных отношениях друг с другом, поскольку борются между собой уже не только за ресурсы, властное влияние и положение на рынке, но и, прежде всего, за право присвоения профессиональных брэндов. Особенно отчетливо тенденция корпоративизации классических профессий11 видна в среде академической науки, юриспруденции, журналистики и медицины.

«Университет» и «профессии»: clash of corporations?


Сегодняшние университеты12, безусловно, гораздо боль­ше зависят от рынка, чем еще пару десятилетий назад. Причем эта зависимость идет не столько от конъюнктуры рынка труда, сколько от рынка символического и человеческого капитала. Крупные рыночные игроки (прежде всего производственные и добывающие компании) делают прямые кадровые заказы. При этом многие корпорации предпочитают создавать свои собственные «корпоративные университеты» или другие по форме высшие учебные заведения. Эта практика в последнее время набирает силу, формируя у ряда экспертов предположение, что будущее принадлежит именно корпоративному образованию13. Быстрое распространение «корпоративного образования» свидетельствует о многом. И о резко возросшем интересе к образованию. И о триумфе во всем мире модели перманентного образования. Но так же и о недостаточности обычного университетского образования для актуальной профессиональной востребованности (не говоря уж о резко возросшей «скорости» устаревания университетской подготовки). Впрочем, это и не удивительно, поскольку дивергенция «университета» и «профессиональной подготовки» в наше стремительно меняющееся время стала более чем очевидной.

Все дело в том, что «университет» не обучает профессии (он скорее «фабрика знаний», чем «кузница профессий»)14. Это парадоксальное утверждение и сейчас может показаться странным, в том числе и с точки зрения государственной политики в сфере образования. А для чего тогда университеты? Ведь государство по-прежнему финансирует многие из них, полагая, что таким образом оно пополняет необходимые для общества профессиональные кадры? Опыт централизованных образовательных систем (а таковым был буквально еще поколение назад весь коммунистический блок и многие западные страны) показывает, что даже в условиях «образовательного Госплана» вести грамотную и корректную кадровую политику в обществе «высокой» современности практически никому не удалось. Циркуляция профессиональных кадров, разумеется, в принципе невозможна без образовательного фактора, но и переоценивать его роль также не следует. Университетское образование – лишь фундаментально-информационный старт в жизни потенциально возможного профессионала, освоение же навыков профессии, проникновение ее «духом» и корпоративной этикой происходит всегда за пределами университетских стен. Возможно, преследуя именно эти цели, главные хозяйственные игроки приступили к созданию своих внутрикорпоративных университетов.

Профессия сегодня – это скорее уже не результат образовательных технологий (в красивой и удобной для рыночного потребления упаковке), а длительный – и, может быть, бесконечный – информационно-интеллектуальный процесс. И главное в нем в XXI веке очевидно будет принадлежать корпоративной культуре («корпоративной религии»15).

Университеты и корпорации сходны в своих «воспитательных» интенциях: и те, и другие систематически-и-на­ме­ренно формируют в человеке лояльность. Только в первом случае – это лояльность к университетской доксе (а она в свою очередь предполагает и лояльность к alma mater) и фундаментальному знанию (которое нарочито выдается за «профессиональное»). А во втором – к самой корпорации и ее «корпоративной религии» (нишевой идентичности), предполагающей отныне не только свои ценности и «правила игры», но и свое аутентичное толкование «профессионализма». Налицо – столкновение намерений и притязаний16. Макс Вебер, наверное, определил бы намеренность университетов как ценностно-ориентированную, а намеренность современных корпораций как целеориен­тированную. Впрочем, и та, и другая культурная прагматика носят вполне рациональный характер. Новое корпоративное столкновение скорее враждебное по своей природе, хотя эта нарождающаяся враждебность не переросла пока в открытое ресурсное противостояние.

Корпорации не стремятся подчинить себе университеты (тем не менее такие попытки время от времени все же предпринимаются17). Они отчетливо осознают недостаточность своего корпоративного образования и склонны к сотрудничеству с университетами, но при этом продолжают активно наращивать свой корпоративно-образовательный ресурс. Университеты, в свою очередь, не поддаются искушению «продаться» корпорациям, понимая, видимо, что это будет означать конец их автономии и самодостаточности, и по-прежнему культивируют фундаментальность знания, из которого, правда, не извлекается прямая выгода или, по крайней мере, не всегда извлекается.