Пособие выполнено по заказу Министерства труда и социального развития в рамках президентской программы
Вид материала | Документы |
- А. А. Афанасьева на коллегии Министерства труда и социального развития Омской области, 161.28kb.
- Примерное положение о системе оплаты труда работников муниципальных образовательных, 436.85kb.
- Министерство труда и социального развития Российской Федерации Центральное бюро нормативов, 1856.39kb.
- Некоммерческое партнерство «ассоциация выпускников президентской программы в удмуртской, 28.74kb.
- Межведомственное взаимодействие государственных, муниципальных, общественных и религиозных, 4433.01kb.
- Административные барьеры пути их преодоления, 447.46kb.
- Ю. М. Остапенко экономика труда учебное пособие, 8682.25kb.
- Формирование и развитие кадрового потенциала органов местного самоуправления, 810.9kb.
- Конкурс проектов Ассоциации выпускников Президентской программы Проект «Современный, 156.23kb.
- Постановление Минтруда РФ от 21 марта 1997 г. N 14 "Об утверждении Правил по охране, 3579.91kb.
глубинной психотерапии детей
с ограниченными возможностями
на основе волшебных сказок
тенциал или долговременные отношения, или эмоциональное восприятие и переживание.
Авторы группируют терапевтические цели по нескольким направлениям, предполагая, что для каждой цели может быть подобрана соответствующая история, отличающаяся по форме и содержанию.

Стратегии работы со сказкой
В практической психологии можно встретить несколько способов работы со сказками как с проекцией в зависимости от того, какие задачи ставит перед собой психолог или педагог. Не претендуя на полный обзор всех методов, можно попытаться классифицировать их по целям и задачам. Согласно представлениям автора, различные по жанрам сказки в разной степени подходят для выполнения определенной задачи, поэтому можно составить нечто вроде сравнительной таблицы по жанрам сказок и целям проективных занятий со сказками.
- Использование сказки как метафоры. Текст и образцы сказки
вызывают свободные ассоциации, которые касаются личной психиче
ской жизни человека, затем эти метафоры и ассоциации обсуждаются.
- Рисование по мотивам сказки. Свободные ассоциации проявля
ются в рисунке, дальнейшая работа идет с графическим материалом.
- «Почему герой так поступил?» — более активная работа с тек
стом, где обсуждение поведения и мотивов персонажа служит поводом
к размышлению о ценностях жизни и поведении человека. Вводятся
оценки и критерии «хорошо» — «плохо».
- Проигрывание эпизодов сказки. Участие в этих эпизодах дает
возможность ребенку или взрослому прочувствовать некоторые эмоци
онально-значимые ситуации и «сыграть» эмоции.
- Использование сказки как притчи-нравоучения, подсказка с по
мощью метафоры варианта разрешения ситуации.
- Переделка или творческая работа по мотивам сказки. Считается,
что такая работа полезна, но в отношении сюжетов «волшебных» ска
зок она достаточно рискованна.
Сказочные сюжеты, которые используются в этих случаях, полезно разделить на несколько групп. Эти группы объединены по принципу, насколько глубоко «задеваются» архетипические корни.
В практике психокоррекционной и педагогической работы широко используются специально созданные истории.
Зарубежные авторы, работающие в направлении развития техник эриксонианской гипнотерапии [5 ] выделяют использование специально сочиненных «волшебных» историй как метод непрямого воздействия на клиента. Отмечается, что история может быть составлена так, чтобы в определенный момент слушатели проявили свой поведенческий по-
84
Народные и литературные сказки.
Связь народных сказок, детского фольклора
и спонтанного творчества детей
Многие авторы отмечали, что образы и сюжеты волшебных народных сказок сходны с образами и сюжетами сновидений. Эти образы фантастичны, и в то же время они легко находят параллели в эмоциональной жизни человека.
И так же, как в сновидениях, этим образам присуща некоторая особенная загадочность, глубина и двойственность.
Например, если ребенку или взрослому рассказать сказку «Курочка-Ряба» и попросить найти ассоциации между сюжетом сказки и его обыденной деловой или личной жизнью (в варианте задания для взрослого человека), то каждый легко найдет глубинную связь сюжета этой волшебной народной сказки и собственной жизни и значимость на личном уровне этого сюжета именно сейчас. В то же время само событие обыденной жизни в свете сказки может быть приобретет новое, более глубокое и эмоционально насыщенное значение. То есть образы сказки несут некоторую дополнительную глубину и «смысл». Философы назвали бы это явление присутствием общечеловеческого начала.
В юнгианской традиции аналитической психологии это явление называют проявлением архетипического начала сказочных образов. Это общее, архетипическое начало проявляется как единство словесного, образного и телесного миров человеческого существования.
Когда ребенок слушает сказку, он соединяет с образами сказки свой жизненный опыт, относящийся сразу к нескольким уровням. И именно это проецирование эмоций и переживаний в сюжет, привязка личностного опыта к «стандартным» образам сказки обеспечивает глубочайший эффект воздействия сказочных сюжетов на личность, на душу ребенка.
Если рассмотреть проекции личного опыта (эмоционального, когнитивного, телесного) ребенка на сценарий сказки, то эти проекции имеют как бы несколько уровней, различающихся по глубине и степени осознанности.
Эти проекции, связанные с образами, могут иметь «бытовое» и «глубинное» происхождение.
85

Если продолжить сравнение со сновидением, то можно отметить, что сходные по структуре символические сновидения могут отражать и переживания высшего духовного опыта, когда человек решает экзистенциальные задачи своего бытия... и бытовую ситуацию конфликта. Все зависит от нюансов переживания.
Но чем обобщеннее сюжет и ближе он к древним темам, тем выше вероятность подключения «архетипического», универсального плана проекций.
«Страшные» сновидения у детей и «детские страшные истории»
Связь образов детского фольклора и традиционной волшебной сказки достаточно многообразна и требует специального пояснения. «1
Не углубляясь в теорию этого вопроса, можно отметить, что ребенка привлекает возможность в сказочном сюжете прожить невозможные комбинации переживаний и отношений, которые помогут ему справиться с тем, что для него так же «невозможно» в реальном мире. Например, в реальном мире нельзя рассчитывать на волшебного помощника. Или нельзя разорвать врага на части. Поэтому дети ищут иногда экстремальные с точки зрения взрослых эпизоды в сказках, боятся таких эпизодов и героев и в то же время постоянно возвращаются
к ним.
Тот же источник порождает страшные и ужасные образы детских сновидений и фантазий и некоторую часть персонажей сказок.
«Бытовые» источники «страшных» или эмоционально напряженных сновидений ребенка — это эмоционально значимые события, происшедшие в окружающем ребенка мире. Это могут быть конфликтные ситуации или агрессивное поведение кого-то из взрослых, или несправедливое наказание... Эти источники чаще могут оказаться значимы-
86
ми, если эмоциональные переживания ребенка (радость, страх, злость...) не нашли в течение дня условий для проявления, были «вытеснены». В таких сновидениях эмоции персонажей похожи на «вытесненные» эмоции ребенка, сновидение как бы «компенсирует недостачу» в эмоциональной жизни.
Но чаще иррациональные, непонятные и пугающие сновидения связаны с психическими «событиями» более глубинного уровня. В сновидении может проявиться начало болезни. Некоторым людям снятся «особенные» сны, по которым они прогнозируют наступление обострения своего заболевания. По особенностям таких снов можно даже предсказать характер заболевания.
(Один из знакомых автора в детстве часто болел ангинами. Всегда накануне болезни он видел «особенное» сновидение, где он попадал в лесные тропические заросли и колючие кусты цеплялись за его горло.)
По наблюдениям, большинство запомнившихся надолго страшных детских сновидений отражают переживания физического плана (телесные изменения, сопровождающие возрастные кризисы, или болезни). Эти телесные процессы часто проецируются в сновидении в странные и символические образы, драматические фантастические сюжеты. Такие сновидения невозможно истолковать, если искать источники образов в эмоциональной сфере ребенка или в сфере его отношений с близкими людьми.
Сравнение природы детских сновидений и сказок позволяет лучше понять закономерности восприятия ребенком волшебных сюжетов, как литературных, так и древних «народных».
Функции персонажей и отдельных образов в сказке, роль «негативных» образов
В жизни ребенка есть много эпизодов, когда негативные переживания оформляются в почти видимые образы детских страхов или проявляются в сновидениях, или ребенок говорит о них как о сказочках-историях.
Ребенок трех лет сочиняет сказку. Существуют в его мире два персонажа — «Захап» и «Заглот». Один из них живет в шкафу, другой под кроватью. Оба они днем прячутся, зато вечером в сумерках выходят, чтобы сделать свое черное и опасное дело. Поэтому следует проверить все углы и обязательно проследить, чтобы на ночь двери шкафа были закрыты... И ребенок систематически проверял закрыты ли двери. А саму сказку с удовольствием рассказал маме. (Сообщено Т.Булаше-вич.) Ребенок с помощью метафор оформляет, опредмечивает свой эмоциональный мир, дает названия и присваивает действия тенденциям,
87

до того просто беспокойным и вызывающим замешательство. Таким образом он реально «структурирует» свое бессознательное. Именно поэтому метафоры и образы, которые предпочитает ребенок, часто посвящены негативным эмоциям и переживаниям, то есть тому, что сильнее и более занимает внимание. А если еще вспомнить, что основные эмоции, позволяющие нам — людям — ориентироваться в окружающем мире и своевременно с достаточной активностью реагировать на его изменения — это «негативные» эмоции, то есть те, которые обеспечивают бегство или агрессивное поведение, то понятно, что ребенок тренирует именно те функции, которые более всего необходимы ему для адаптации.
Отметим, что более «взрослыми» являются механизмы давания имен, то есть более «молодые» дают больше информацию о личных качествах и способностях, чем о способах действия.
Более древняя форма — ответ на вопрос: «Что она делает?»
Эти персонажи из снов или детских фантазий похожи на некоторых «отрицательных» или опасных персонажей волшебных сказок: людоедов, Бабу-Ягу и так далее. Ребенок даже может сказать, что он видел под кроватью Бабу-Ягу... то есть сказка дала некоторые названия и идеи для оформления этих переживаний.
Эта маленькая история, которая по «взрослой» классификации может и не быть отнесена к сказкам, хорошо показывает механизм детского сознания, спонтанно порождающий негативные образы. В более позднем возрасте они оформятся как «страшные детские истории», а позднее еще раз — в более законченной и «эстетизированной форме», преодолевающей страх — в волшебные сказки.
Положительные и отрицательные герои
Если сказка рассматривается как проективный материал, благодаря которому проясняются тенденции бессознательной жизни психики, важно еще и прояснить тенденции некоторых отдельных проекций и образов. Особенно важна роль негативных образов сравнительно с позитивными. Действительно, обычный «здравый смысл» подсказывает, что добрые чувства и «положительные» «герои сказок должны соответствовать чему-то приятному, хорошему, по аналогии с житейскими ситуациями. И эти идеи достаточно часто используются при выборе сказок, например, для расслабляющих или медитативных программ, цель которых создать позитивное настроение. И по контрасту создается впечатление, что противоположные, как в жизни, «негативные» герои обязательно означают неприятные, бесполезные, вредные чувства или
88
одыт. Как на бытовом уровне взрослые не хотят, чтобы их дети «имели дело с дурными людьми».
Но на более глубоких уровнях соотношение «положительных» и «отрицательных» образов и взаимное влияние тенденций, связанных с ними, гораздо сложнее и отличается от соотношения на поверхностном, бытовом уровне. «Положительные» и «отрицательные» герои становятся в некотором смысле не противоположными, как в жизни, персонажами, а взаимодополняющими, различающимися по интенсивности и характеру активности.
Для сравнения можно обратиться к опыту исследования спонтанно возникающих «негативных» и «позитивных» образов в сновидениях.
Например, если ребенок видит во сне, как ВОЛК охотится за ЗАЙЦЕМ, пытаясь его поймать и съесть, это не значит, что он вырастет охотником или будет мучить и ловить животных. Один из вариантов работы со сновидениями, который предлагается в гештальт-под-ходе, почти такой же, в аналитической психологии Юнга, состоит в том, что каждая тема сновидения и каждый персонаж представляют какую-то важную тенденцию в психической жизни человека. Чтобы догадаться, какая именно тенденция присуща этому образу, можно просто предложить человеку, увидевшему сон, сыграть роль персонажа этого сна, вжиться в него телесно, поговорить от его имени. И таким образом познакомиться с соответствующей эмоцией или тенденцией в ее «первозданном» виде.
Если некая эмоция или психическая тенденция, или телесное состояние, или форма активности недостаточно полно проявляются в обыденной жизни, в сновидении они могут предстать как опасные для героя. С этой точки зрения ВОЛК в детском сне может символизировать, например, тему физической силы, агрессивности и активности. В этом случае сновидение может быть интерпретировано как опасения ребенка относительно собственной агрессивности. А иногда — просто как недостаточность физической нагрузки по сравнению с интеллектуальной или недостаток активности.
Агрессивность относится к числу неодобряемых взрослыми форм поведения, но одновременно с агрессивностью взрослые могут отрицать и любое проявление силы и двигательной активности ребенка.
Сравнительное исследование темы активности и агрессивности в сновидениях и сказках отчасти проясняет, откуда в волшебных сказках так много агрессивных действий и агрессивных персонажей. Достаточно заметить, что в детском опыте некоторое повышение активности, агрессивности по отношению к окружающему миру дает опору Для преодоления страха.
89

экспериментах с волшебными народными сказками.
Семантика «сценариев» волшебных сказок
с точки зрения ребенка
Для того чтобы лучше проиллюстрировать психические механизмы воздействия волшебной сказки на ребенка, можно обратиться к экспериментальному материалу психотерапевтических семинаров со взрослыми людьми, проводившихся на материале волшебных народных русских сказок.
В экспериментах по непосредственному проживанию архетипиче-ского уровня сказочных образов наблюдалась определенная систематичность, которую можно использовать как для диагностических целей, в рамках проективного подхода, так и для планирования психо-коррекционного либо педагогического вмешательства. Некоторые из этих тенденций, по мнению автора, служат достаточно серьезным основанием для введения ограничений при использовании традиционных сюжетов в воспитательной и психокоррекционной работе. Эти ограничения можно свести к общему требованию: при использовании традиционного сюжета во избежание получения противоречивых и запутывающих результатов необходимо знать правила его организации и основные «энергетически насыщенные» точки.
Наиболее выражены следующие тенденции:
- Повторяемость телесных проекций. В определенных местах сю
жета при работе с разными группами у участников возникали сходные
комплексы телесных ощущений при идентификации с образами и сход
ные тенденции в «знании» смысла и значения образов. Телесные ощу
щения в этих случаях весьма интенсивны и «подсказывают» опреде
ленные виды движений и поведения «персонажа» и развитие его отно
шений с другими образами. Этот механизм работает таким образом,
как если бы образы сказки напрямую вызывали резонанс определенных
повторяющихся психофизиологических структур человеческого орга
низма, а сюжет сказки, то есть цепочка сменяющихся «событий», пред
ставлял собой некоторый «стандартный» для человеческой психики
(для человеческого организма в целом, на психофизиологическом
уровне) способ взаимодействия этих структур и их регуляции. Причем
этот же сюжет, понимаемый на сознательном «рациональном» плане,
по аналогии с нормами и правилами социальной жизни, не всегда со
ответствует схеме организации на глубинном плане.
- Использование текстов волшебных сказок как проективного ма
териала позволяет дальше работать с личными «проблемами» участни
ков, не называя их, оставаясь в рамках материала сказки. Чтобы вы-
90
звать эмоциональный резонанс, можно прочитать текст сказки и попросить отметить места, которые вызвали сильные чувства, после этого данный эпизод сказки используется как метафора. Такая работа со «стандартной» метафорой отличается от спонтанно возникающей метафоры тем, что развитие сюжета заранее предопределено: ведь сказка хорошо известна. Работа может быть сосредоточена на том напряжении или негативных эмоциях, которое мешает принять данный сюжет целиком, вызывая сильное сопротивление. Завершением работы в эксперименте считалось такое состояние, когда человек мог последовательно вчувствоваться во все трансформации сюжета, не испытывая фрустрации, то есть вступить в контакт со своими эмоциями, в том числе на тех «участках» сюжета, которые раньше вызывали напряжение и чувство отторжения, протеста.
Такая директивная проработка на «глубинном» уровне образов, вызывавших негативные эмоции, приводила к реорганизации системы контактов с миром и влияла на течение психосоматических заболеваний. Работа проходила только на плане образов и «инсайты» не связывались с социальным личностным опытом.
3. Наиболее специфичным оказался опыт работы с замешательст
вом и сопровождающим его иррациональным переживанием ужаса и
беспомощности.
Значительная часть «отталкивающих» или раздражающих эпизодов сказок, а также тех, которые первоначально кажутся «плохими» по моральным соображениям, в глубине содержат опыт замешательства, то есть на бытовом языке, чувство растерянности, когда человек мог бы сказать: «Я не знаю, что делать и что чувствовать...» или «мало ли что может случиться...» Это соответствует травматическим элементам раннего детского опыта или серьезным переживаниям психических травм у взрослых людей. Проработка такого опыта в символической форме соответствует, по-видимому, формированию навыка адаптивного эмоционального поведения. Наиболее последовательно это проявляется в «жестоких» сюжетах, в которых есть тема проглатывания, разрубания на части и так далее.
4. На глубинном уровне символические системы образов сказок
переживаются как весьма строго организованные. То что на уровне
личных проекций кажется случайным и пригодным для эксперимен
тирования и рекомбинирования, на глубинном уровне строго связано
через преемственность и взаимозависимость телесных, двигательных
программ. Поэтому рекомбинирование может приводить к замеша
тельству и снижению энергетического потенциала (на уровне текста
сказки это означает, что если Волк съедает Красную Шапочку, то и
Должен съесть, без злости или обиды, а если как-то изменить ситуа
цию, то на социальном плане это может быть более приемлемо, зато


- На глубинном уровне исчезают моральные мотивировки и эмо
циональные паттерны поведения. Например, оценки «хороший» —
«плохой», «нравится» — «не нравится». Некоторые сюжеты, например
про Мачеху и Падчерицу, провоцируют при обсуждении их нд «раци
ональном» или «социальном» плане разделение героинь на Прилеж
ную и Лентяйку. Такое исследование моральных отношений персона
жей запутывают символическую систему сказки. Например, получа
ется, что гибнет девочка, одновременно и Ленивая и Любимая ма
терью. (Сюжет, кстати, был проанализирован Бетельгеймом.) При
погружении на чувственном плане в мир образов волшебной сказки на
первом месте оказывается «необходимость», связанная с глубинным
механизмом переживания соответствующей метафоры, или с ее
«смыслом».
- Создается впечатление, что некоторые сюжеты удивительным
образом воспроизводят типы переживаний человека при прохождении
возрастных кризисов (конфликтов) по Э.Эриксону и содержат своего
рода символические «подсказки» для более благополучного «правильно
го» (с точки зрения культурной традиции) прохождения этих кризисов.
Механизмы воздействия волшебных сказок
Волшебные сказки описывают глубинный человеческий опыт прохождения эмоциональных кризисов и преодоления страха. Они выполняют ту же функцию, которую в древности выполняли ритуалы, то есть дают человеку опору в условиях неопределенного эмоционального опыта и подготавливают его к кризисным переживаниям.
Ритуалы изучаются антропологами и этнографами и достаточно хорошо описаны в некоторых архаических культурах. При всей экзотике ритуальных форм поражает единообразие и универсальность основных структур ритуала. Сущность и форма ритуала более доступна европейцам не в непосредственной форме, но в виде текстов волшебных сказок. Известно, что сказки этих циклов появляются тогда, когда перестают выполняться основные формы ритуала.
В литературе встречаются две противоположные «гипотезы» относительно происхождения ритуалов и сходства их основных структурных элементов в разных культурах.
Первая — существовал некоторый древний источник, так сказать, ПРА-РИТУАЛ, который распространился по всей земле. Вторая — что существует некоторая более простая универсальная общечелове-