Geum.ru

Альной философии: пространственные структуры, порядок общества, динамика глобальных систем под редакцией профессора В. Б. Устьянцева Саратов 2010

Вид материалаДокументы

Содержание


6.2. Патологии прогрессистской модели глобализирующегося общества
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   25

6.2. Патологии прогрессистской модели глобализирующегося общества


Последние несколько столетий европейская, а в определенном смысле вся мировая цивилизация функционировала в рамах линейно-прогрессивной модели развития. Мы согласны с Н.Г. Козиным, что понятие «прогресс», в обществоведческих науках является одним из самых популярных186. Социализм исходил из неизбежности победы над капитализмом и движения человеческой истории от капитализма к социализму. Капитализм добивался новых успехов в борьбе с социализмом в области экономики, науки и технологии, переходя от промышленного капитализма к индустриальному, а от индустриального к постиндустриальному и информационному. Обе стороны были уверены в своей победе. Между тем умножились проблемы общепланетарного масштаба, все больше средств и интеллектуальных сил уходило на гонку вооружений, углубился экологический кризис, стал явным антропологический кризис.

Все эти проблемы – свидетельство узости прогрессистской модели бытия и тех философских систем, которые занимались ее обоснованием. Все эти проблемы оказывают влияние и на процесс глобализации, поскольку прогрессистская философия старается использовать новую глобалистскую терминологию для обоснования единственности неолиберальной идеологии. Сегодня западная модель интуитивно или на рациональном уровне зачастую воспринимается лидерами Запада как эталон цивилизованности и самодостаточности внутри себя. Как отметил К. Коукер «Собственный опыт Америки подсказывал ей, что история имеет линейный характер: положение постоянно улучшалось. Страна шла по прямой от успеха к успеху. ... Прогресс и был американской философией ...»187. И поскольку Америка считала, что ее собственная история служила прообразом истории других стран, у нее не было необходимости отказываться от самой себя. Ее веру в то, что ее рука постоянно направляет движение истории, разделяли многие страны, включая ближайших союзников. И какое-то время это было частью идеологического «клея», скреплявшего Западный союз. Представляется, что особенности социально-психологической и исторической самооценки Америки и ее восприятия другими западными странами отражают и современную реальность. Именно эти указанные обстоятельства мешают правильной самооценке США. Этими факторами во многом объясняется некритическое отношение США к своей роли в истории, которое проявляется в стремлении быть единственной сверхдержавой в мире и предопределять пути развития всей современной цивилизации.

При этом подобную установку можно было считать политически оптимальной, если бы она не продолжала прежнюю экономикоцентристскую идеологию, которая породила сегодняшний глобальный системный кризис между человеком и природой, различными цивилизациями. Вот почему необходим радикальный пересмотр прогрессистского понимания исторического процесса, поскольку в оптимистических сценариях не учитываются реальные фундаментальные проблемы современности, от которых зависит будущее современной цивилизации. В частности, при такой оценке динамики общемировых процессов вне анализа остаются эколого-глобальные проблемы, их влияние на современную цивилизацию, антропологический кризис, усиление напряженности между «золотым» и «голодным» миллиардом и т.д.

Разумеется, речь не идет о том, что в США и других западных странах нет культуры вообще. Речь идет о доминирующих, социально- значимых особенностях господствующей в США и в целом в индустриальной цивилизации, культуре. По сути экономикоцентризм в конечном итоге порождает «массовую» культуру и «массового» человека. В действительности происходящие в мире экономические и технологические трансформации опережают социальные и гуманитарно-экзистенциальные изменения. Глобализация, способствуя распространению новых технологий, усиливает динамизм исторического процесса, что в свою очередь ставит новые проблемы и в плане соотношения технологического и социально-гуманитарно- экзистенциального в современной культуре. Информатизация, будучи новым этапом цивилизационного развития, не решает глубинные социокультурные проблемы. В ряде случаев информатизация обостряет социально-политические и нравственные проблемы общественного развития, поскольку становится инструментом манипуляции личности. Вот почему постиндустриализм, как ядро глобализирующегося мира, должен обратить внимание не только на успехи в области экономики и технологии, но и на состояние гуманитарной культуры.

Принципиальную важность гуманитарно-культурной составляющей глобализации отмечают многие исследователи. Для того, чтобы универсальность сегодня имела реальный смысл, ее необходимо понимать как выражение стремления членов международного сообщества совместно работать над созданием системы, одним из устоев которой помимо политики и экономики была и этика. Ибо именно этику или нравственные ценности, должна обеспечить эта «глобализация с человеческим лицом», к которой стремятся столь многие из нас.

Поэтому, если современная цивилизация хочет справиться с глобальными проблемами и сформировать новый более устойчивый, стабильный глобальный миропорядок, она должна переосмыслить такие ценностно-методологические установки западного общества, как экономикоцентризм, технократизм, редукционизм, примат научных форм рациональности над другими формами постижения человеком себя и мира, увеличить место и роль гуманитарной культуры, научиться жить в условиях нестабильности. По всей видимости для Запада настало время о котором предупреждал когда-то Ф. Шеллинг: «Оказываетя, что безграничная свобода, не обуздываемая никакой закономерностью, ведет к безнадежности и отчаянию в воззрении на историю. Здесь, где выступает наивысший и наиболее трагический диссонанс, когда злоупотребление свободой заставляет нас самих вновь взывать к необходимости, здесь человек вынужден познать нечто более высокое, чем человеческая свобода ...»188 История, особенно история индустриально развитых стран мира, показала опасность абсолютизации индивидуализма и свободы. Свобода ради свободы, не спрашивающая о смысле и целях свободы, привела к разрушению природной среды, целостности мира, господству специализированно-атомистического подхода к сущему. Подобная стратегическая установка имела радикальные противоречивые последствия: возрастание экономической и технологической мощи человека, с одной стороны, и уменьшение роли духовно-нравственного начала человека, – с другой.

Между тем, игнорирование абсолютных ценностей приводят к деградации культуры. Эта идея неоднократно отмечалась многими мыслителями. Она всесторонне была обоснована отечественной гуманитарной культурой. Приведем в этой связи высказывание социолога и мыслителя П. Сорокина, согласно которому «Освобождая» себя от Бога, от всех абсолютов, от категорических императивов, общество стало жертвой открытого физического насилия и обмана. Общество достигло крайней точки моральной деградации и сейчас трагически расплачивается за свое безрассудство. Его хваленый утилитаризм, практицизм и прагматическая целесообразность обернулась самой непрактической и неутилитарной катастрофой»189. Практицизм и утилитаризм исчерпали себя, поскольку дальнейшее продолжение подобной стратегии может привести к глобальной экологической катастрофе, не говоря уже о других негативных факторах. Вот почему в радикальной переоценке ценностей нуждается в первую очередь сама западная индустриальная цивилизация, чтобы сохранить и преумножить ценности демократии и рационализма, плюрализма и приоритета норм права. Переоценка ценностей должна быть диалектической и учитывать потребности общества в экономике и рационализме, естественных и технических знаниях. Без этих достижений цивилизация не может нормально функционировать в новом тысячелетии. Проблема в том, чтобы найти новое соотношение экономики и нравственности, истины и добродетели, гуманитарного, с одной стороны, и естественнонаучного и технологического, с другой. Необходимость диалектического подхода к функционирующим ценностям особенно видно на примере анализа статуса научной рациональности в современной культуре.

Рационализм стал проблемой тогда, когда его требования, методы и идеалы становятся самодостаточными, когда рациональное становится закрытым и претендует на решающее место в культуре. Универсализация идей научной рациональности, когда под научной рациональностью понимают преимущественно нормы естественнонаучного знания-один из источников системного кризиса современной цивилизации, чье поведение обосновывается рационально. Даже облик индустриализма, ее язык, ценности опираются на рационально-дискурсивные мотивы. И поскольку ценности выступают основанием действий, а язык является «домом бытия» (М. Хайдеггер, Г. Гегель), то очевидна фундаментальная роль рационального начала в современной цивилизации, претендующей на глобализацию своего видения мира.

Вместе с тем, критика рационализма должна знать меру, поскольку иррационализм как антитеза рационализма столь же уязвим. Иррационализм не менее опасен, чем рационализм. Если иррациональное становится доминирующей, то это может привести к не менее трагическим последствиям. Ведь не случайно пропаганда силы, инстинктов, критика безжизненного рационализма была одной из идейных основ фашизма. Этот ход мысли применим и к критике цивилизации.

Отсюда принципиальная важность категории меры. Мера – центральная категория культуры. Критика рационализма и цивилизации должна быть конкретной, то есть критикой конкретных форм и проявлений цивилизации и рационализации вообще. Из этого следует необходимость открытой трактовки рациональности и цивилизованности, способность этих форм бытия культуры к саморазвитию и самообновлению. Исчерпывает свои внутренние силы не рационализм как принцип, а «закрытая» форма рационализма. Именно «закрытость» приводит к исчерпанию эвристических возможностей рационализма, противопоставлению «Я мыслю» таким проявлениям человека как «Я чувствую» или «Я верю». Жизнь-в сопряжении и совмещении «Я мыслю» и «Я чувствую», «Я верю», «Я хочу»190, а не абсолютизации рационального метода постижения мира.

Социокультурная значимость целостного видения бытия связана с необходимостью такого концептуального наполнения глобализации, чтобы глобализация была идейно основана не на доминировании одной культурной составляющей современной цивилизации, например, западно-рационалистической или только ценностно-ирракциональными представлениями, отражающими преимущественно тенденции восточного мировоззрения, а на их противоречивом единстве. Глобализирующая культура должна преодолеть односторонности как западного редукционизма, аналитизма, «обладании» в смысле Э. Фромма, так и восточной созерцательности и найти новую модель бытия, основанную на идее целостности, самоценности каждой культуры. Сегодня многие конфликты возникают из-за неумения построить диалог культур, неумения слушать и слышать иные подходы к миру, чем те, которые приняты в неолиберальной традиции. В современных условиях возрастает роль гуманитарного знания, вводящего в мир других социокультурных традиций. Именно это обстоятельство актуализируется на современном этапе процесса глобализации, поскольку как отметил член Исполнительного комитета Римского клуба принц Иордании Аль Хассан бил Талал «Чем быстрее мы будем двигаться в сторону универсализации, тем сильнее проявятся культурные различия. Поэтому нельзя говорить о глобализации как ведущей тенденции мира и одновременно забывать культурные, религиозные и исторические ценности, унаследованные от прошлого. Учет национальных особенностей той или иной страны – традиционный подход, и он будет оставаться в инструментарии ученых до тех пор, пока будут существовать различия не только для мира, но и для отдельного человека»191.

Проблема «глобализация и культура» – одна из наиболее сложных. Со временем ее значимость будет возрастать. И современной цивилизации придется приложить немало усилий, чтобы найти такие сценарии цивилизационного развития, в рамках которых можно было бы совместить универсальность и уникальность, своеобразие вклада каждой культуры в сокровищницу общечеловеческой культуры. Сложность решения данной проблемы в том, что она затрагивает область философии, религии, этно-ментальных установок, традиции, идеологических стереотипов. Уже одно перечисление сфер гуманитарно-культурного аспекта глобализации показывает ее сложность, связь с такими социокультурными символами, как «Запад» и «Восток», «Европа» и «Россия». Ведь в современном мире существуют концептуальные различия в интерпретации таких смыслообразующих структур современной цивилизации, как техника, научное знание, религия, ценности и т.д. Относительно трактовки знания на это обратил внимание Г. Померанц: «Знание, направленное на мир частностей, на объекты, доступные обладанию, развязало огромные материальные силы и дало Западу неслыханные преимущества»192.

Начиная с Нового времени научное знание в Европе становится прагматически ориентированным. Наука и техника становятся инструментами социального переустройства общества. С этого времени знание становится все более интеллектуальным и операциональным. Знание оказывается нейтральным или противопоставленным ценностям, убеждениям. Именно подобная направленность мысли привела к появлению философской системы, абсолютизирующей нормы естественнонаучного знания.

Позитивизм попытался превратить философию в род науки. Во-первых, прагматико-операциональная трактовка роли философии в культуре восходит уже к Ф. Бэкону (1561-1626), который исходил из всеобидаости рационально-эмпирической методологии. По его мнению на такой методологии должна строиться вся социальная практика. Согласно Ф. Бэкона основная задача философии в том, чтобы способствовать развитию научного знания, которая выступает основой промышленности, управления, технологии. Вместе с Р. Декартом Ф. Бэкон предопределили развитие философской мысли в Европе и тем самым и в мире. Идеи Бэкона и Декарта оказали существенное влияние на всю новоевропейскую социально-гуманитарную культуру и стали в определенном смысле парадигмальными. Практическая направленность науки стала общецивилизационной методологической установкой, которая требовала философского обоснования. Подобным обоснованием стала позитивистская философия, которая довела до предела некоторые идеи эмпирической методологии. Вот почему трудно согласиться с тем, что позитивизм появился вдруг, «ни с того, ни с сего». Спорен и тезис о том, что попытку философии «притвориться» наукой «нельзя принимать всерьез», поскольку история позитивистской философии и влияние, которое она оказала на европейскую и мировую культуру, свидетельствует об опасности недооценки универсалистских претензий науки и «обслуживающей» ее позитивистской философии. Современное индустриальное потребительское общество во многом восходит к философии утилитаризма, прагматизма и практицизма, которые идейно тесно связаны с позитивистской трактовкой реальности. Далее, позитивизм принял активное участие в обосновании прогресса, основанного на научном методе, как фундаменте социального и индивидуального бытия. Наконец, позитивизм с самого начала исходил из самодостаточности науки и основанный на ней рациональности, для которой нет преград, идея, подвергаемая резкой критике со второй половины XX в.

Таким образом, индустриализм концептуально связан с наукой, технологией и позитивистской философией. Потому для переоценки основ индустриализма важно найти новую ценностно-мировоззренческую систему координат. Такой системой координат не может стать ни постмодернистская философия с ее ориентацией только на критику прежних форм жизни, ни аналитическая философия, имеющая значительное распространение на Западе. В условиях системного кризиса требуется новая философская концепция, учитывающая особенности «Я» в рамках противоречивой целостности глобализирующегося мира. Цивилизация нуждается не только в прогрессе технологии и науки (О. Шпенглер, как известно, назвал расцвет науки «зимой духовной культуры»), количественном умножении конкретных истин. Современная цивилизация нуждается в новых ценностях, способных объединить различные народы во имя борьбы с глобальным разрушением как Человека, так и Природы.

Отечественная гуманитарная мысль не раз обращала внимание на односторонность сциентизма и принципиальную значимость духовно-нравственной сферы. Л.Н. Толстой, например, специально отмечал: «Чтоб (все) устроить, мало все переменить, увеличить, надо душу людей переделать, сделать их добрыми, нравственными. А это не скоро устроить, увеличивая материальные блага»193. На принципиальную значимость духовно-нравственной проблематики указывал и B.C. Соловьев. По его мнению «Труд, с нравственной точки зрения, есть взаимодействие людей в области материальной, которое, в согласии с нравственными требованиями, должно обеспечивать всем и каждому необходимые средства к достойному существованию и всестороннему совершенствованию, а в окончательном своем назначении должно преобразовать и одухотворить материальную природу»194. Если нарушается подобное соотношение нравственности и труда, то происходит постепенное разрушение духовного мира личности. Многие

фундаментальные проблемы, которые встали перед современной цивилизацией, связаны именно с разрывом между технологическим, операционально значимым научным знанием и духовностью. В этой связи представляются спорными идеи А.П. Назаретяна о действии в истории своеобразного закона о техно-гуманитарном балансе. Согласно А.П. Назаретяну «В самом общем виде зависимость, обозначенная как закон техно-гуманитарного баланса, формулируется следующим образом: чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные механизмы сдерживания агрессии необходимы ля сохранения общества»3195. Разумеется, не вызывают сомнения два обстоятельства, фиксируемые в данной утверждении, а именно, то обстоятельство, то существует сложная, во многом противоречивая связь между гуманитарной и операционально-технологической культурой, а также факт, отмечаемый А.П. Назаретяном, согласно которому более развитые системы производства и боевых технологи требует качественно более совершенные гуманитарные механизмы их сдерживания. Спорность закона техно-гуманитарного баланса в другом, а именно те ассоциации, которые вызывают понятия «закон» и «баланс», которые явно или неявно формируют мысль о том, что автоматически («по закону») параллельно с развитием технологии, производства, оружия совершенствуются гуманитарно-нравственные и правовые механизмы, сдерживающие агрессивное начало в человеке. Тот факт, что на протяжении всей европейской истории растет разрыв между технологическими возможностями и нравственно-гуманитарными ценностями, отмечали многие исследователи. Так, известный английский историк А. Тойнби отмечал: «Уровень нашего духовного развития всегда был значительно низок для того объема материальной власти, которым мы обладаем, и сейчас наш уровень морали ... ниже, чем он был когда-либо в предыдущие эпохи»196. В современном индустриальном и постиндустриальном мире технологическое, особенно в области военных технологий, значительно опережает гуманитарно-нравственное и это беспокоит многих философов, ученых, политиков, которые стремятся заставить экономикоцентричное техногенное общество задуматься об опасностях разрыва между технологическим и гуманитарным.

Между тем успехи конкретных наук в освоении реальности были столь велики, результаты на этом пути столь внушительны, что западная цивилизация всерьез приняла науку за подлинную, единственную и самодостаточную ценность. Наука в единстве с технологией стали решающими детерминантами трансформирующейся западной цивилизации. Практические успехи не позволили увидеть действительные фундаментальные проблемы за технологическими достижениями. С этого времени общество принимает видимость за сущность. Цивилизация боится признаться в односторонности и узости всего избранного направления развития. Сложность проблемы в том, что необходимо изменение не частностей, а базовых, исходных ценностей, что непросто, поскольку это предполагает осознание масштабности и глубины происходящего, ошибочности общепринятых моделей поведения, несовместимости с экологическим императивом многих достигнутых цивилизацией результатов. В конечном итоге требуется отказ от непосредственной данности, как истинной реальности и принятие новой философской парадигмы. Все это слишком радикально, чтобы индустриальное общество могло пойти на подобные «жертвы» без жесткой необходимости. В этой связи можно предположить, что, по всей видимости, кризис еще не достиг своего пика, если цивилизация только разрабатывает различные сценарии о том, как остановить углубление кризисной ситуации, но не предпринимает конкретных масштабных действий для того, чтобы остановить углубление и расширение кризиса. Пока у западной цивилизации не хватает воли, чтобы претворить свои решения в жизнь. Именно с этим, независимо осознанно это или неосознанно, связаны попытки регионализировать глобальные проблемы и пойти по пути управляемой глобализации сверху.

Этот тезис требует пояснения, поскольку индустриально развитые страны, приложив значительные усилия, смогли во многом остановить разрушение природной среды в своих странах, стабилизировать рост народонаселения и т.д., то есть относительно успешно решают на региональном уровне многие глобальные проблемы. Однако, индустриальная цивилизация решает глобальные проблемы на локальном уровне, или в лучшем случае региональном уровне, игнорируя разрушение природной среды, рост народонаселения и т.д. в других регионах мира. Подобная стратегия по сути является тупиковой для будущего человечества, поскольку планета целостна и процессы, которые происходят в одних частях планеты распространяются со временем во всех частях света.

Между тем, по мнению многих авторов цивилизация, начиная со второй половины XX в., явно столкнулась с жесткой необходимостью переоценки базовых ценностей, поскольку впервые стала перед выбором «быть или не быть» из-за эколого-глобальных проблем, усиливаемых другими общепланетарными проблемами. В этой связи А.И. Неклесса прав, когда, анализируя динамику происходящих в современной цивилизации процессов, доказывает, что «гиперинформатизация физически истощает способность человека противостоять шквалу новостей, принуждая в конце концов к их некритическому восприятию (то же можно сказать и о навязчивых механизмах рекламы), что искажает саму основу взаимоотношения индивида со словом, провоцируя его девальвацию, унижение и соответственно исподволь предуготовляя кризис личности, нередко фатальный»197. Таким образом, речь идет о том, что начавшаяся информатизация не только решает уже отмеченные глобальные проблемы, но в ряде случаев обостряет их. Не имея возможности не только систематически оценить, но и познакомиться со все возрастающим массивом информации, человек перестает отличать информацию достойную доверия от специально фабрикуемой информации. Гиперинформатизация в усложняющемся мире приводит к тому, что теряются критерии различения истинного и ложного, реального и вымышленного. Мир все больше виртуализируется.

Информатизация и виртуализация бытия широко используется политиками: возрастает роль «грязных технологий», равнодушие к слову, недоверие людей к любой информации. Отсюда проистекает также нарастающее равнодушие к профанированию слова и цинизму публичных политиков, что подрывает уже основы политического мироустройства. Под ярлыком информационной революции происходит сложный и неоднозначный процесс перераспределения и оптимизации ранее полученных человечеством сведений, косвенно свидетельствуя о метафизической усталости эпохи. Повозка цивилизации, преодолев ухабистый, непростой, бурный и неровный «позолоченный век», заскрипела, а колея ее, кажется, пошла под уклон. Устала Европа, давшая миру философию и христианство, науку и право. Сегодня она не может дать миру новые социальные горизонты, перспективные цели, могущие объединить людей во имя будущего. Отсюда необходимость поиска новых альтернативных сценариев, способных помочь цивилизации выйти из системного кризиса. В этой связи представляет интерес точка зрения английского политолога К. Коукера о переоценке западным миром своего места в мире: «Традиционное понятие цивилизации размывается. Будучи продуктом эпохи, когда западный мир считал себя вершиной достижений человечества, а также поставщиком ценностей другим народам – этакой mission civilisatrice, в конце века (XX в. – М.О.) Запад начинает признавать, что цивилизация будущего станет определяться дискурсом между культурами, каждая из которых отличается от других, но впервые они вместе будут противостоять вызову современности»198. Вопрос в том, перейдет ли эта идея ценности цивилизации из сферы политологической и метафизической в сферу реальной политической практики, поскольку глобализация в той форме, которую она сегодня принимает особенно в работах западных исследователей предстает как одна из форм неолиберальной модели развития, предлагаемая Западом в интересах Запада. Сторонники подобной интерпретации исходят из того, что идеал либеральной демократии невозможно усовершенствовать. Именно такая трактовка глобализации вызывает настороженность и критику со стороны многих исследователей. Т.Н. Мацонашвили в статье «Синдром «усталости демократии»? О кризисных явлениях в европейских демократиях на исходе XX века» доказывает, что «Глобализация создает опасность нарастания разрыва в благосостоянии между государствами – в этих условиях могут утвердиться только те из них, которые имеют в своем распоряжении новейшие технологии и дешевую, но квалифицированную и гибкую рабочую силу. Человеческий капитал приобретает новые грани и аспекты»199. По мнению Г.Ф. Сунягина, в современной жизни востребован человеческий капитал с высокой степенью эфективности: «ныне преуспевают не умные и запретительно-нравственные, а люди, способные быть молодыми и красивыми, умеющие наслаждаться и доставлять удовольствия другим, умеющие использовать дарованное нам природой тело (которое, по большей части, было лишним поводом управления человеком извне через страдание), как универсальный и уникальный инструмент наслаждения, способный легко вступать в деловые и интимные связи и без стрессов выходить из них, умеющее интуитивно угадывать свою удачу и потому имеющим склонность к социальному риску» 200. Это подтверждает идею о том, что ядром и движущей силой глобализации остается Человек, его восприятие происходящего, свое место в этом процессе и ответственность за свои действия. С этим связана актуализация ценностного аспекта глобализационного процесса, анализ универсализации неолиберальных представлений о мире с учетом цены глобализации, ее возможных последствий. В этой связи опасность многих работ по глобализации в том, что их авторы, рассматривая глобализацию как неизбежный процесс, не обращают достаточного внимания на открытость глобализации, наличие альтернативных проектов его развития.

Акцент на объективности, неизбежности усиления глобализационных процессов приводит к тому, что роль политических лидеров, социологов, философов, наполняющих термин «глобализация» новым концептуальным содержанием, игнорируется. Картина глобализации предстает как природный процесс, в котором человеку остается только наблюдать за тем, как происходит процесс глобализации. Между тем, мир глобализируется по определенному сценарию, в глобализационном процессе имеются как процессы самоорганизации, так и процессы, которые направляются политиками на основании рекомендации аналитиков, социологов, философов и других специалистов. Трактуя глобализацию только в парадигме неизбежности, человек перекладывает ответственность с себя на законы истории. Потому необходим более глубокий систематический анализ процессов взаимодействия организации и самоорганизации в формировании глобального мира, учет роли науки, философии, политики, как форм общественного сознания в создании нового образа глобализирующего мира.

Социокультурные аспекты глобализации касаются будущего функционирующих в мире ценностно-мировоззренческих, а потому религиозных, философских воззрений и установок, традиций, ментальностей, этнопсихологических предпочтений. Естественно, речь не идет о том, что «завтра» или «послезавтра» все эти глубинные характеристики различных народов и культур должны резко измениться. Даже самые радикальные сторонники управляемой глобализации сверху понимают консервативность именно этих свойств личности и культурных традиций различных стран и народов. Но в силу взаимозависимости социокультурных ценностей и экономического и политического бытия общества, несомненно, что со временем вопрос о необходимости трансформаций ценностных установок неизбежно будет все больше актуализироваться. Уже сегодня события в Косово, Македонии включают в себя не только политическую и этническую компоненту, но и имеют религиозную составляющую. Это позволяет прогнозировать усиление в будущем напряженности не только в социальной сфере, но и в области нравственной и религиозной. Вот почему не лишены определенного основания идеи С. Хантингтона о возможном столкновении цивилизации на религиозной и культурной основе, если цивилизации не предпримут упреждающих мер. И речь видимо идет не только о столкновениях цивилизации на религиозной основе, но и о возможности столкновения цивилизации на основе социокультурных столкновений. Ведь мир ценностей не сводится только к религиозным ценностям при всей их важности. Задача человеческого сообщества в том, чтобы выстроить такую модель глобализации, которая бы не допустила глобальных катастроф.

Экономический глобализм по всей видимости столкнется с необходимостью глобализации духовно-нравственных ценностей, что неизбежно усилит общекультурную и общемировоззренческую напряженность в мире. Многое зависит от того, какие формы в дальнейшем примет экономическая глобализация, являющаяся ядром других форм глобализации, и сможет ли западная цивилизация, пытающаяся «приватизировать» процесс глобализации, перейти от попыток навязать миру свое видение будущего к диалогу культур. Без диалога культур современной цивилизации трудно найти новые модели цивилизационного развития, признать наличие других, альтернативных сценариев развития человечества, быть готовым пересмотреть базовые ценности потребительской идеологии.

Подобная постановка вопроса позволяет по-новому взглянуть на противостояние социализма и капитализма и победу капитализма в этом противостоянии. Суть проблемы в том, что на протяжении противостояния этих систем и капитализм и социализм вынуждены были самоорганизовываться, считаясь с тем, как будут восприняты те или иные события в рамках социалистической или капиталистической системы в другой системе. Тем самым были определенные ограничители. Сегодня ситуация резко изменилась. Капитализм не имеет достойной альтернативы. Единственная, но очень мощная альтернатива капитализма, – глобальные проблемы вообще и разрушение природной среды в особенности. Но капитализм все больше пытается игнорировать этот аспект цивилизационного развития.

Между тем по своим интенциям социализм – это альтернатива капитализму. Человечество, лишившись такой надежды, оказывается в определенном отношении в концептуальной пустоте. Создается впечатление, что капитализм с его установкой «прибыль любой ценой», не имеет альтернативы. Отсюда концепция Ф. Фукуямы о «конце истории». Между тем очевидна стратегическая тупиковость современной модели капиталистического развития, необходимость нового прочтения идей демократии, рынка, свободы и других основополагающих ценностей западного общества. Поэтому защищать традиционную модель капитализма в нынешних условиях означает содействовать углублению кризисной ситуации в мире.

Исторически противостояние социализма и капитализма было в определенном отношении полезно обоим участвующим сторонам. Капитализм существенно изменился под влиянием борьбы с социализмом. Социализм объединил огромные массы людей под возможно утопическими, но великими лозунгами и достиг таких высот, которые вряд ли можно было достичь в других менее экстремальных условиях. И хотя эти лозунги были во многом утопичными, но в них люди верили и это вдохновляло их на подвиги. Даже преступления власти, Гулаг, невиданная война не смогли помешать жить идее социализма более семи десятилетий. Теперь, как отметил Гюнтер Граас в речи по случаю присуждения Нобелевской премии «Мы с ужасом видим, что с тех пор как брат капитализма социализм объявлен умершим, капитализм обуяла мания величия и он стал вовсю бесноваться. Он повторяет ошибки своего объявленного умершим брата, догматизируется, выдает за единственную истину рыночную экономику, он опьянен своими прямо-таки безграничными возможностями и делает сумасшедшие ставки, занимаясь всякого рода слияниями в мировом масштабе»201. Вызывает беспокойство тот факт, что капитализм, как и сам в себе задохнувшийся социализм, оказывается не способным к реформированию. Его диктат называется глобализацией. И снова с высокомерием непогрешимости утверждается, что этому нет альтернативы.

Потому к современной управляемой со стороны США и других индустриально развитых стран глобализации применимо выражение А. Хайека о губительной самонадеянности, сказанное им по отношению к социализму. Подобно тому как в эпоху противостояния двух сверхдержав, каждая из этих свердержав старалась, вопреки готовности и желания других стран Азии, Африки и Латинской Америки, выстроить в этих странах социально-экономические и политические отношения, отвечающие их интересам, так и сегодня индустриально развитые западные страны, игнорируя уроки истории вообще и уровень развития других стран, в особенности, требуют от этих стран открытости для построения неолиберальной экономики и принятия в целом западных стандартов бытия. При этом не принимается во внимание тот факт, что у человеческой цивилизации есть своя логика, свой собственный ритм развития.

Суть проблемы в том, что с начала промышленной революции, когда успехом стали считать повышение материального уровня жизни, не удалась никакая другая экономическая система, кроме капитализма. Никто не знает, как устроить успешную экономику на других основах. Капитализм, и только он один, формирует теперь о человеческой личности: чтобы повысить уровень жизни, он использует, по мнению некоторых, жизненные мотивы человека – жадность и корысть. Никакая другая система с ним не сравнится, если надо приспособиться к чьим-нибудь желаниям и вкусам, сколь угодно тривиальным с точки зрения других. В девятнадцатом и двадцатом веке у него были конкуренты, и все они ушли в небытие: фашизм, социализм и коммунизм. Итак, экономически эффективным оказался только капитализм, который смог адаптироваться к изменяющимся условиям, стал широко пользоваться достижениями научно-технической революции для своих целей, сумел победить в «холодной войне», выступает инициатором перехода современной цивилизации на новый постиндустриальный этап своего развития.

В этих условиях именно перед капитализмом, как социально-экономической и политической системой глобализирующегося мира, встают принципиальные вопросы, связанные с будущим, когда цивилизация ведомая капиталистическими ценностями, вынуждена отвечать за кризисное экологическое состояние и тревожную динамику демографических процессов. Победив социализм, капитализм оказывается ответственным за стабильность в мире, в котором усиливаются социальные, национальные и религиозные противоречия.

Естественно, что можно на все эти вопросы не обращать особого внимания, делая вид, что они касаются других неиндустриальных стран и потому-де это их проблемы, а не проблемы индустриально развитой части мира. Сегодня развитые страны так и поступают, поскольку в странах, принадлежащих к так называемому «золотому миллиарду», указанные вопросы стоят не столь остро, как в других регионах мира. Однако подобное игнорирование острых проблем, во-первых, трудно объяснить другим народам в условиях глобализации, усиливающейся взаимосвязи культур и государств, а во-вторых, в силу особенностей этих проблем в конечном итоге такая политика отразится и в этих странах.

Капитализм, который часто отождествляется с индустриализмом, воспроизводит свои ценности и в условиях, когда мир существенно изменился и перед ним стали качественно иные проблемы, чем раньше, а именно, глобальные, наиболее опасным из которых по мнению многих специалистов, является экологическая. Гражданское общество, личная независимость индивидов, вещная зависимость и другие базисные принципы капиталистической цивилизации успешно функционируют в современной индустриально-развитой части мира, но не могут справиться с ухудшающейся экологической ситуацией в мире. Тем самым капиталистическая экономика приходит в противоречие с потребностями сохранения окружающей среды пригодной для жизни. Не случайны в этой связи многочисленные работы о системном кризисе современной цивилизации, под которой в первую очередь подразумевается западная индустриальная цивилизация, апокалипсические настроения о конце мира, навеянные не только концом столетия и тысячелетия, но и фундаментальными реальными проблемами современного общества. При этом технологическая трансформация капиталистической индустриальной цивилизации в постиндустриальную цивилизацию вносит значительные изменения в существующий образ мира, но не меняет ее базисно-экономические и ценностные основания, поскольку капитал остается основной движущей силой этой цивилизации.

Индустриальная цивилизация подчинила капиталу не только социальные отношения, но и природу, и это одна из причин глобального экологического кризиса. Это обстоятельство было отмечено уже Римским клубом. Если современные тенденции роста численности населения, индустриализации, загрязнения природной среды, производства продовольствия и истощения ресурсов будут продолжаться, в течение следующего столетия мир подойдет к пределам роста. Результаты исследования, опубликованные под названием «Пределы роста» привлекли большое внимание и послужили основанием новых более полных моделей. Новые исследования свидетельствовали о том, что необходимо изменение образа жизни современного человека. Тогда же было показано, что технологические новшества могут лишь отодвинуть во времени принципиальные трудности, которые ожидают человечество при продолжении существующего образа жизни.

В этой связи принципиальным является экономическая стратегия общества и мотивы хозяйственной деятельности человека. Проблема в том, что технологические возможности человека развиваются быстрее, чем политические и социальные институты и ценности. Опасность дальнейшего продолжения нынешней стратегии экономического развития не только в ее несовместимости с потребностями сохранения окружающей среды, расхождения с экологическим императивом, сформулированным на Конференции по окружающей среде в Рио-де-Жанейро, но и в том, что подобная стратегия объективно ведет к обострению социальной напряженности в мире, обогащению богатых и обеднению бедных стран.

Ситуация осложняется тем, что некоторые страны игнорируют глобальность экологической, демографической и других общепланетарных проблем, стараясь использовать свои информационные, технологические, финансовые возможности для того, чтобы решить экологическую проблему за счет других менее развитых в экономическом и технологическом отношении стран. Это приводит к тому, что сам процесс глобализации начинает вызывать настороженность у других стран. Утверждения Ньюта Гингрига о том, что «только Америка может вести за собой мир. Америка остается единственной глобальной, универсальной цивилизацией в истории человечества... Без энергичной американской цивилизации на нашей планете будут множиться варварство, насилие и диктатура»202, отражает отношение США к происходящим в мире глобальным общественным трансформациям. Приведенная точка зрения Н. Гингрига разделяется многими политическими деятелями США203. Подобная позиция изложена и в работе известного американского политолога Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска». Об этом пишет и другой американский политолог Ч. Краутхаммер: «наиболее поразительной чертой мира после холодной войны стала его однополярностъ... С грядущими поколениями, возможно, и появятся великие державы, равные Соединенным Штатам. Но не сейчас. Не в эти десятилетия. Мы переживаем момент однополярности»204.

Подобная интерпретация происходящего накладывает отпечаток на глобальные трансформации, отношение других народов и стран к глобальным проблемам. Как отметил А.А. Гусейнов: «Запад, особенно США, конечно, злоупотребляет идеями универсализма, глобализма»205. Подобное злоупотребление усиливает недоверие в мире, увеличивает разрыв уровней доходов, качества жизни между богатыми и бедными странами. А.И. Неклесса, опираясь на статистику ООН, отмечает, что «за последние десятилетия соотношение уровней доходов богатых и бедных, «золотого» и «нищего» миллиарда планеты не только не сократилось, но заметно увеличилось: с 13:1 в 1960 г. до 60:1 в настоящее время»1. При этом характерно во многих отношениях и то, что «по сравнению с серединой столетия совокупный объем потребления, судя по тем же оценкам ООН, вырос приблизительно в 6 раз. Однако 86% его приходится сейчас на 1/5 часть населения, на остальные же 4/5-оставшиеся 14%»2. Более детальный анализ подобных процессов показывает, что наряду с «золотым миллиардом» существует в мире и «голодный миллиард», поскольку «в настоящее время примерно 1,3 млрд. людей живут в условиях абсолютной нищеты»206.

Все это свидетельствует о сложности процесса глобализации, который является своеобразным новым вызовом современной цивилизации, единстве глобальных проблем и функционировавших формационных структур – социализма и капитализма, которые имеют общую индустриальную направленность. Индустриализм же не считается с возможностями природы. Все это свидетельствует о необходимости новых сценариев цивилизационного развития.

Начиная с 90-х гг., когда не стало Варшавского договора, социалистического лагеря и СССР, вектор мировых событий пытаются определить США со своими союзниками. После победы в «холодной войне» США изменили свою стратегическую линию на международной арене, начав реализацию политики «расширения» сфер влияния в мире. В окончательной форме новую концепцию «Стратегия национальной безопасности расширения и участия» Б. Клинтон представил в конгресс в июле 1994 г. Тем самым начинается новый этап, связанный с переходом от политики «сдерживания коммунизма» к политике расширения сообщества стран, живущих по западным образцам. Согласно новой доктрине в стратегии расширения и участия «должны сочетаться широкомасштабные задачи по укреплению демократии и рынка с традиционными геополитическими интересами США»207. Последнее имеет принципиальный характер, поскольку речь идет не только о расширении сферы демократии и рынка, но и расширении сферы геополитических интересов США. Более того, видимо не будет преувеличением утверждение, что в новой стратегии демократия и рынок становятся инструментами достижения геополитических целей США.

Практическая реализация стратегии расширения и участия происходит в основном в трех направлениях: экономическом, политическом и военном. Однако, это только узловые, «несущие» конструкции стратегической доктрины. На самом деле идеи этой стратегии находят отражение во всех сферах жизни общества. На нее работает огромная новейшая информационная машина, ей служат развитая индустриальная технология, современная система образования и наука. В целом можно заключить, что, бросая вызов современному миропорядку, лидирующие индустриальные страны Запада во главе с Соединенными Штатами, пытаются использовать складывающуюся ситуацию в мире для решения своих геостратегических задач. Для этого они используют и свои успехи в области новейшей информационной коммуникационной технологии и доминирование в области экономики и превосходство в военной области и т.д. Между тем подобная стратегическая установка радикально расходится с концепцией устойчивого развития.

Одна из серьезных опасностей, которая предостерегает человечество, – попытка индустриально-развитых стран мира интерпретировать глобализацию как вестернизацию и стремление к однополярному миру. Опасность подобной трактовки глобализации в том, что она может помешать найти решение сложнейших эколого-глобальных проблем, поскольку, во-первых, вестернизация несовместима или плохо совместима с социокультурынми традициями Востока, и, во-вторых, стремление к однополярности плохо сопрягается с идеями открытого общества. Последнее приходит в противоречие с интересами человечества в условиях глобализации. В период возрастания кризисных процессов в мире попытка использовать глобализацию для расширения своего влияния в мире еще больше дестабилизирует ситуацию на планете, приближает возможность столкновений цивилизации.