Тезисы докладов

Вид материалаТезисы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   22

Памятник Екатерине II в Санкт-Петербурге

Идея поставить памятник императрице возникла ещё при жизни и царствовании Екатерины II. Однако самой государыне задумка оказалась не по душе. Памятник был установлен через столетие, во время правления Александра II, о чем свидетельствует надпись на массивном картуше памятника: « Императрице II в царствование Императора Александра II. 1873 год».

Памятник Екатерине II создан в 1862-1873 годах по проекту скульптора М.О.Микешина. Установлен он 24 ноября 1873 года на площади Островского, в сквере перед Александринским театром. Статую Екатерины II выполнил М.А.Чижов. Её подножие окружают изображения приближённых императрицы, выдающихся деятелей России второй половины XVIII века: А.В.Суворова, П.А.Румянцева, Г.Р.Державина, И.И.Потемкина, В.Я.Чичагова. По названию памятника, сквер перед театром в обиходе называют «Екатерининский» или просто «Катькин садик».

В связи с переносом места установки скульптор Микешин изменил первоначальную версию памятника: его высота была увеличена до 15 метров, изменена форма постамента. Помощником Микешина стал скульптор М.А. Чижов. Мастера переделывали варианты памятника несколько раз. Наконец, в феврале 1865 года модель памятника была высочайше утверждена. Работы над теперь уже четырехметровой статуей Екатерины II были закончены к 1867 году, в июне этого года она была отлита из гипса.

М.О.Микешин получил в награду за памятник орден Святой Анны 2-й степени, такой же орден получил подрядчик, производивший отливку бронзовых скульптур. А.М. Опекушин был удостоен Владимира 4-й степени, а М.А.Чижов - Станислава 3-й степени. В целом работа Михаила Микешина над памятником Екатерине II заняла двенадцать лет.

Екатерина II изображена миловидной женщиной с легкой улыбкой на устах. Во взоре нет строгости и суровости, присущей царственным особам. Голову Екатерины украшает лавровый венец славы, в деснице она держит скипетр - символ державной власти, в левой руке - венок. Её одеяния скрывают очертания фигуры, на плечах порфира, из-под которой ниспадает мантия. Снизу не видны мелкие детали. На одеждах царицы муаровая лента и цепь ордена святого Андрея Первозванного - высшая награда в России.

Прямо под вензелем, у ног императрицы - изваяние её ближайшего советника и друга Григория Потемкина. Его фигура занимает центральное место в группе из трех фельдмаршалов, военачальников Екатерины Великой.

Внимание Потемкина поглощено беседой с Суворовым, непринужденно опершимся коленом на выступ волюты. К их беседе прислушивается фельдмаршал Румянцев, сидящий справа от Потемкина. Он значительно раньше их вступил на путь ратной славы. За обсуждением архитектурного чертежа (возможно, Воспитательного дома или Академии художеств) запечатлены Безбородко и Бецкой. С должным тактом, не теряя чувства собственной значимости, Безбородко внимает Бецкому, который на сорок три года старше его. В следующей группе - два флотоводца, поглощенные беседой. В соседстве Чичагова и Орлова-Чесменского угадывается замысел напомнить об успехах Российского флота на севере и на юге: на Балтике и в Средиземноморье. Фигуры Державина и Дашковой, символизируют искусство и науку, процветавшие в век Екатерины II.

Таким образом, памятник Екатерины II придал одной из центральных площадей Петербурга особую значимость, величие и архитектурную уникальность. Будучи воздвигнутым на фоне Александрийского театра, он сделал эту площадь одним из привлекательных мест Петербурга.


Хабибуллина А. Р., студентка

кафедры источниковедения истории России

исторического факультета СПбГУ.

Научный руководитель - профессор Летенков Э. В.


Английский сатирический журнал Punch как исторический источник

«Мистер Панч долгие годы был успешным господином в мире сатирической литературы. Он, если и не был основателем, то, во всяком случае, уж точно укрепил школу современной сатиры и юмора. Он приобрел имя и славу, пользуясь грандиозным успехом»

(Джордж Ходдер)

Punch - сатирический журнал, издававшийся в Англии с 1841 года, был основан социальным исследователем, журналистом Генри Майхевом и гравировщиком Эбензером Ланделсом. В первое время у журнала было два редактора – Генри Майхев и Марк Лемон, журналист и писатель, который говорил о себе: «Я был создан для Punch, а Punch был создан для меня. Я бы не имел успеха ни в каком другом деле»256. Первоначально журнал назывался The London Charivari (Лондонский шум, гам), так он был назван в связи с тем, что во Франции некоторое время публиковался юмористический журнал под названием Le Charivari (Шум, гам)257.

В качестве главного героя журнала была выбрана кукла Мистер Панч – длинноносый, горбатый персонаж кукольного театра марионеток. Этот герой был завезен во Францию и Англию итальянскими кукольниками в 1660-х годах. К 1700 в каждом английском кукольном представлении участвовали Панч и его жена Джуди. Длинный нос, жестокость, мстительность и коварство стали к XIX веку отличительными чертами Панча. Во Франции его популярность угасла в XIX – XX веке и он перестал быть комической фигурой258. Джозеф Хаттон пишет, что название журнала возникло случайно во время одного из заседаний писателей Punch, которые всегда сопровождались шутками, так скрашивающими встречи литераторов. Кто-то из них сказал, что журнал, как хороший пунш, ничто без чуточки лимона, то есть без Марка Лемона (Lemon). Генри Майхев, сияя, воскликнул: «Отличная идея! Давайте назовем журнал «Пунш» (Punch)!»259

Первый номер появился 17 июля 1841 года. Обложку создал Хеннинг, напечатан же был первый выпуск Джозефом Ластом. Журналистами, принявшими участие в его создании, были Гилберт а’ Баскет, Стерлинг Койн, У. Х. Уилс, Х. П. Гратан260.

Джордж Ходдер в своих «Воспоминаниях» поместил отрывок из статьи первого выпуска «Панча», где говорится о рубриках журнала: в политике «Панч» не отдает предпочтение какой-либо партии; в сфере моды главенствующие позиции будет занимать миссис Панч; «Панч» содержит и рубрику Изящных искусств, Музыки и Драмы, Спорта261. Таким образом, можно судить о широте тематики журнала, это и внутренняя и внешняя политика, и международные отношения, и быт, и культура. Отсюда ценность издания как источника.

Punch выходил каждую субботу и продемонстрировал пример того, как грошовый еженедельный журнал стал одним из самых любимых и обсуждаемых периодических изданий того времени262. Для Punch’а характерно удивительное жанровое разнообразие: это статьи, заметки, карикатуры, песни, басни, гимны, диалоги, пьесы, загадки. Реклама появляется лишь в XX веке, и заслуживает отдельного исследования.

Со временем Punch превращался в своего рода социальный институт со своими особыми учреждениями, традициями. Это относится к так называемым Punch Dinner (Обед Панча), главная практическая цель которого была в расширении взгляда создателей газеты на ход вещей, на формирование гармоничности тона и единства целей, для поддержания тесных связей редактора с читающей аудиторией263. Вторым таким учреждением был Punch Club (Клуб Панча), назначение которого было в обсуждении содержания предстоящего выпуска. Это было менее закрытое объединение, чем первое, в него входили и писатели, и художники, и вообще все те, кому была не безразлична жизнь издания264.

Роль Punch в общественной жизни Великобритании и ее колоний стала поистине великой. Как пишет исследователь истории издания, Марион Гарри Спилманн, Punch занимался образованием английской нации, ведь он был направлен на достаточно широкие читательские слои265. Однако, в 30-е, 40-е годы стиль изображения карикатур значительно упростился. Журнал продолжал концентрироваться на социальной жизни, в последние годы особенно усердно высмеивая жизнь и манеры Америки и континентальной Европы266. Но постепенно на протяжении нескольких лет тиражи уменьшались, до тех пор, пока журнал не вынужден был закрыться в 1992 году после 150 лет существования. В 1996 году египетский предприниматель Мухаммед Аль-Фаид купил права на имя журнала, и он был переиздан позже в этом же году. Но это было уже совершенно иное издание, не приносящее дохода, и в конце мая 2002 года было заявлено, что в очередной раз прекращается публикация Punchа.

Начиная с июля 1841 года, Punch опубликовал более чем 500 000 карикатур, затрагивавших самые разные темы, начиная от Гражданской войны в Америке, заканчивая падением Берлинской стены, изобретением телевидения и радио267.

Первые исследования, посвященные Punch, появляются, начиная с последней четверти XIX века, но поначалу о нем пишут, как об «одном из». Это относится к работе журналиста и редактора газеты The Sunday Times, Джозефа Пола Кристофера Хаттона «Журнальный Лондон. Жизнь серий зарисовок знаменитых перьев и газет наших дней», вышедшей в 1882 году, в которой автор, наряду с другими изданиями пишет и о Punch, уделяя пристальное внимание характеристике взаимоотношений в коллективе, личностной характеристике писателей (Уильяма Теккерея, Дугласа Йерольда268). Другим фундаментальным исследованием по истории журналистики XIX века является книга Фокс Бурне «Английские газеты. Главы из истории журналистики», где одним изданиям автор посвящает целые главы (The Morning Chronicle, The Times, The Daily News), о других только упоминает. К последним и относится Punch, которому, однако, автор дает высокую оценку: «Панч» всегда публикует карикатуры, относящиеся к текущим событиям, тем глупостям, которые характерны нашей современности»269. Как мы видим, в этих изданиях авторы пытаются представить нам картину развития английской прессы в целом.

Непосредственно Punch посвящена книга Сиднея Бланчарда «Мистер Панч, его появление и карьера», вышедшая в 1882 году. Автор книги, как нам кажется, попытался рассказать обо всем, что связано с «Панчем», но, не вдаваясь в детали (характеризует основных героев журнала, его писателей и художников, редакторов и издателей), ему не хватает доказательности. Если же говорить об оценке журнала автором, то он подчеркивает, что можно четко выделить время до и после «Панча», школа журналистики совершенно изменилась под его влиянием270; «до этого не издавалось ничего такого же многообещающего и по такой низкой цене»271. Ценным исследованием о Punch является монография писателя, литературоведа Мариона Гарри Спилмана «История Панча», опубликованная в 1895 году, в которой автор опирается на мемуары Джорджа Ходдера272, известного редактора, который был лично знаком с многими сотрудниками Punch, и уже знакомого нам Джозефа Хаттона, который оставил воспоминания о знаменитом редакторе Punch, Марке Лемоне273, на свидетельства сотрудников журнала, на документальные материалы, предоставленные ему дочерью гравировщика Эбензера Ланделса и издательством “Bradbury and Agnew”.

Помимо исследований, посвященных истории журнала, существуют биографические труды о писателях, художниках, издателях, связанных с Punch274. Все больший интерес возникает к изучению отображения конкретных тем, вопросов в журнале (к примеру, книга Чарльза Грейва «История современной Англии мистера Панча»275, Валласа Дути «Церковь на страницах Punch»276). Это объясняется широтой сферы интересов Punchобразование, положение женщин в обществе, религия и церковь, судебная система, спорт, мода, досуг, литература, журналистика, международные отношения, внешняя политика, что еще больше подтверждает наше убеждение, что журнал – ценный исторический источник, ведь он сочетает в себе изобразительные и письменные свидетельства. Однако надо заметить, что в отечественной историографии исследований, посвященных Punch, обнаружено не было.

Образ России, несомненно, появляется на страницах Punch, но вопрос этот мало изучен. Мистер Панч выступает в первую очередь как патриот, всегда защищая интересы и имя Британской короны. Различными художественными средствами создается образ конкретной страны, это возможно благодаря жанровому разнообразию журнала. К примеру, на карикатурах Великобритания чаще всего изображается в виде гордого льва277, Россия традиционно в образе медведя278, а так же двуглавого орла279, который, в зависимости от обострения столкновений с ней может превратиться в жалкого ворона, Османская Империя в виде беспокойной индюшки, петуха280.

Одним из самых излюбленных приемов Punch является игра слов. Очень показательна в этом отношении заметка «Одно и то же»: «The Emperor of all the Russians. L’Empereur de toutes les Ruses»281. Как мы видим, первая фраза написана по-английски и приводится как «Император (The Emperor) всех (of all) русских (the Russians)», вторая фраза по-французски и переводится как «Император (L’Empereur) всех (de toutes) хитростей (les Ruses)». Так вся шутка строится на сходстве звучания двух слов Russians и Ruses, которые имеют разный смысл. В стихотворении «Вся ложь Царя», где речь идет о Николае I, также видим игру слов: «I stand alone, I’ve not a friend, / I’ve not a blessed pal; / I’ve no Allies, and must depend / On lies without the Al»282 (Я остался один, у меня нет друзей, / У меня нет благословенного товарища, / У меня нет Союзов (Allies), и я завишу / От Лжи (Lies) , без Al). Появление подобных заметок и стихотворений связано, безусловно, с событиями, происходившими на театре Крымской войны. Следует подчеркнуть, что внимание к Российской Империи на страницах Punch особенно усиливается с обострением внешнеполитических и международных отношений (Крымская война, Русско-турецкая война, вопрос о разделе Китая на сферы влияния и др.).

Таким образом, популярность Punch, тематическое и жанровое разнообразие издания делают его важнейшим источником по истории международных отношений, который заслуживает тщательного изучения.



Смирнова М. А., соискатель

кафедры источниковедения

исторического факультета СПбГУ

Научный руководитель – профессор Н. И. Приймак


К вопросу о «шведском» происхождении

петербургских купцов Ертовых

Социальный состав петербургского купечества неоднократно становился предметом специального изучения283. В частности, в ряде монографий и статей поднимался вопрос об иностранном компоненте в рядах столичного купеческого сословия284. Для Санкт-Петербурга, крупнейшего портового города страны, выяснение данного вопроса имеет первостепенное значение: именно в столице проживало и занималось торговлей наибольшее число иностранцев. При этом предприниматели из других стран могли оставаться гражданами своего государства и в Санкт-Петербурге сохраняли статус иностранцев, а могли принять российское подданство и стать полноправными петербургскими купцами. Подобная линия поведения была характерна для многих преуспевших в России иностранных торговцев, заинтересованных в расширении масштабов своей предпринимательской деятельности. Обосновавшись на берегах Невы в XVIII в., многие из них породнились с местными купеческими семьями, выучили русский язык и в конце концов ассимилировались. Поэтому немало столичных купеческих родов XIX в. восходили к выходцам из-за рубежа.

История петербургского купеческого рода Ертовых не стала предметом специального изучения. Самым известным представителем рода был Иван Давыдович Ертов (1777-1842). И. Д. Ертов служил в лавке своего родственника Т. И. Ертова, а затем на протяжении семнадцати лет был бухгалтером у хлеботорговца А. И. Касиковского, однако он более известен благодаря своей литературной и научной деятельности285. И. Д. Ертов был мемуаристом, автором сочинений по всеобщей истории, астрономии, философии, членом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, знакомым А. С. Пушкина286.

Однако вокруг его фамилии и отчества существует путаница. Так, в ряде справочных изданий отчество И. Д. Ертова неверно указано как «Данилович» (в некоторых изданиях указаны оба отчества). На ошибочность этого варианта и справедливость именования И. Д. Ертова «Давыдовичем» указывают автограф его мемуаров, а также записка его сына, речь о которых пойдет ниже. «Давыдовым сыном» именовал себя и брат И. Д. Ертова, петербургский купец Михаил Давыдович Ертов, в прошении, отложившемся в составе дел Петербургской купеческой управы, ныне хранящихся в Центральном государственном историческом архиве г. Санкт-Петербурга287. (Сам М. Д. Ертов (1770/71-1848) состоял в столичном купечестве 1 гильдии, а затем вошел в сословие потомственных почетных граждан)288.

Составителями каталога воспоминаний и дневников, хранящихся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ), его фамилия в рукописи мемуаров была прочитана как «Ершов» и только позднее исправлена на «Ертов»289. Действительно, написание автором буквы «т» очень похоже на «ш», а фамилия «Ершов» более характерна для русского купца. Кроме родового прозвища, напоминающего скандинавское, на шведские корни Ертовых указывает их семейное предание.

Обратимся к источникам, позволяющим пролить свет на происхождение рода Ертовых. Мемуары И. Д. Ертова - «Житие раба божияго Ивана Давыдова сына Ертова самим им писанное» - были созданы купцом в 1826-1837 гг. Рукопись входит в состав Основного собрания рукописной книги ОР РНБ и представляет собой автограф, 81 л., формата F, в переплете, текст написан черными чернилами, листы пронумерованы автором290. В 1833 г. И. Д. Ертов издал мемуары анонимно в сокращенном виде под заглавием «Русский Кандид, или Простодушный»291. Наконец, в 2004 г. усилиями Т. В. Артемьевой в альманахе «Философский век» была осуществлена полная публикация рукописи «Жития»292. Обращаясь к потомкам, И. Д. Ертов записал воспоминания о событиях своей жизни, проанализировал собственные поступки, раскрыл взгляды на многие волновавшие его философские, мировоззренческие и религиозные проблемы.

На страницах мемуаров купец уделил внимание и происхождению своего рода. В первой главе «Родословие» он упомянул некий документ, представляющий собой «просьбу» его прадеда, согласно которой около 1690 г. его предок «вышел из шведских границ» и поселился на берегу Онежского озера293. Сам автор подошел к сведениям источника критически: он утверждал, что никто из его предков не владел карельским языком, поэтому «надобно думать, что прадед мой был русской, но по каким-либо обстоятельствам назвавшийся выходцем из-за границы»294. Далее мемуарист писал о своем отце, Д. Я. Ертове, его торговых занятиях и записи в петербургское купечество в 1768 г. К моменту рождения сына Д. Я. Ертов «торговал на бирже для заморского отпуска салом, свечами, льном; имел мореходные суда» и состоял купцом 2-й гильдии295. Таким образом, мемуарист поставил под сомнение шведское происхождение своего рода, однако не сумел найти объяснение появлению легенды.

Позднее приведенные И. Д. Ертовым сведения о прибытии предков в Санкт-Петербург из Олонецкой губернии нашли отражение в ряде исследований его биографии. Так, например, В. Н. Шикин отмечал, что его «прадед – выходец из корел»296.

Важное значение для выяснения «шведского» происхождения И. Д. Ертова имеет письмо его сына, И. И. Ертова, редактору журнала «Исторический вестник» С. Н. Шубинскому297. Мотивами к написанию письма в феврале 1887 г., по словам И. И. Ертова, стало прочтение им заметки Н. С. Лескова о родовых прозвищах, опубликованной в «Историческом вестнике» в июне 1886 г. Приложив к письму краткую заметку о родословии Ертовых, автор отметил: «Думаю, что не лишним будет по этому случаю вспомнить о давно забытом теперь человеке, некогда имевшем имя в литературе как историка и мыслителя»298.

И. И. Ертов задался тем же вопросом, что поставлен в заглавии статьи, - не странно ли встретить подобную фамилию у чисто русского человека? А также отметил, что встречал различное ее написание: «отец писал Ертовым, другие родственники пишут с оборотным “э” и даже Гертовыми, иностранцы большей частью произносят “Эрдгоф”»299 (в частности, брат И. Д. Ертова, М. Д. Ертов, в прошении Санкт-Петербургским городовым старостам от 27 марта 1818 г. написал свое имя «М. Эртов»300). Подобно отцу, И. И. Ертов знал предание о своем шведском происхождении. Он также сослался на некий документ времен Петра I, в котором значилось, что два брата «Яшка да Ивашка по прозванию Ертовы, выходцы из-за Свейской границы, просят об отводе им земли для поселения»301. И, вслед за отцом, подверг сомнению достоверность данного сообщения. Выяснив, что предки поселились в Олонецкой губернии и вскоре основали раскольничий скит, И. И. Ертов иронично заметил: «Хороши, значит, были шведы!»302. В ходе дельнейших рассуждений автор пришел к выводу, что его предки были стрельцами и, выдавая себя за шведов, прятались от преследований, а заодно уклонялись от необходимости платить двойной налог с раскольников303. Подтверждение этому он видел в убежденном старообрядчестве своих предков (лишь И. Д. Ертов в 18 лет перешел в православие и то, по словам его сына, для возможности получить образование).

Таким образом, И. И. Ертов вслед за своим отцом попытался развенчать миф о шведском происхождении его предков. Конечно, доскональное изучение генеалогии этого купеческого рода – предмет отдельного исследования. Однако интересен сам факт обращения Ертовых к изучению собственного происхождения. Интерес купцов к истории своих предков, попытки восстановить генеалогию и проследить происхождение рода - показатель формирования менталитета торгового сословия. При доминировании семейных форм купеческого предпринимательства устойчивость рода была залогом его экономического благополучия304. Наконец, в желании изучать свои корни можно видеть осознание купцами собственного значения в экономической и общественной жизни страны и стремление заявить о своих гражданских правах.



Генералова А.В., студентка

кафедры источниковедения истории России

исторического факультета СПбГУ.

Научный руководитель - профессор Летенков Э.В.