Содержание: Предисловие к русскому изданию
Вид материала | Документы |
СодержаниеДела личные и профессиональные Теоретические интересы Профессии и две стороны проблемы |
- Предисловие к русскому изданию, 304.63kb.
- Предисловие к русскому изданию, 2977.53kb.
- Предисловие к русскому изданию постижение через сопряжение, 2184.33kb.
- Хейне П. Предисловие к русскому изданию, 9465.34kb.
- Предисловие к русскому изданию, 3882.25kb.
- Предисловие к русскому изданию, 23302.08kb.
- Предисловие к русскому изданию, 7003.78kb.
- За пределами мозга предисловие к русскому изданию, 6134.84kb.
- Предисловие к новому изданию, 3293.79kb.
- Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
нике, и понятия физико-химической системы, проясненного Хен- дерсоном, к пониманию особого характера <живых систем>. Это было важно для более поздней фазы моего интеллектуального раз- вития, которую обычно называют <структурно-функциональной> и которая высшее свое выражение нашла в моей книге <Социаль- ная система> [24]. На дальнейшие мои шаги повлияла постоянно действующая Конференция по теории систем, работавшая при- близительно с 1952 по 1957 г. под руководством доктора Роя Грин- кера в Чикаго. Среди нескольких участников, чьи идеи оказались для меня важными, выделялся биолог, специалист по социальным насекомым Алфред Эмерсон. Все, что он говорил, а также некото- рые из его работ в значительной мере способствовали укреплению моей склонности к гомеостатической точке зрения Каннона. Од- нако его выступления ориентировали меня и, думаю, других в на- правлении тогда только зарождавшихся концепций кибернетичес- кого контроля не только в живых системах, но и во многих систе- мах иных родов. Позднее это стало ведущей темой моих научных исследований. Наконец, Эмерсон выдвинул особенно плодотворную для меня концепцию, во многом закрепившую мое убеждение в существовании фундаментальной непрерывности между живыми системами органи- ческого мира и системами человеческого социокультурного мира". Это была идея функциональной эквивалентности гена и, как он говорил, <символа>. Вероятно, можно иначе сформулировать все это как про- блему генетической конституции вида и организма и культурного на- следия социальных систем. С некоторых пор такой подход приобрел для меня фундаментальное теоретическое значение. ' В дискуссии на конференции в Белладжио. когда я впервые представлял это эссе, был поднят вопрос о серьезности моего обращения к биологии. Я был чрез- вычайно доволен, когда профессор Курт Штерн сказал: <Позвольте мне коротко указать на одну черту Амхерста, которая не каждому известна. В Амхерсте биоло- гию преподавали на очень высоком, даже аспирантском уровне, хотя Амхерст и не присуждал докторских степеней. Там были блистательные люди, и, вероятно, их влияние и должно быть сильнее, чем в любом другом колледже с хорошими, но менее выдающимися профессорами, куда мог бы поступить профессор Парсонс>. Здесь следует напомнить, что обществоведы были вынуждены прибегать к изобретательности и тратить много энергии на отражение поползновений к неза- конному и преждевременному биологическому <редукиионизму>. 213 ДЕЛА ЛИЧНЫЕ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ Книга <Структура социального действия> [23] старта главным по- воротным пунктом в моей профессиональной карьере. Ее основное свершение - доказательство идейной конвергентности четырех уче- ных, которым была посвящена книга. - сопровождалось прояснени- ем и развитием моих собственных мыслей о состоянии западного об- щества, которое было в центре их внимания. Западное общество, ко- торое можно обозначить как капитализм, или как свободное пред- принимательство, а с политической стороны как демократию, явно было тогда в состоянии кризиса. Русская революция и появление пер- вого социалистического государства, контролируемого коммунисти- ческой партией, входили в сферу моих постоянных интересов со вре- мен студенчества. Фашистские движения влияли на мои дружеские связи в Германии. Меньше чем через два года после публикации этой книги началась вторая мировая война и, наконец, к этому времени мир испытал на себе великий экономический кризис 1929-1930 гг. с его неисчислимыми последствиями для всего мира. Мои личные проблемы были обусловлены ростом семьи (трое детей, рожденных с 1930 по 1936 г.) и трудностями обретения достой- ного положения на профессиональном поприще. Хотя тогдашняя си- туация не вполне сравнима с теперешней, но даже и тогда было ано- мально, что я оставался на должности самого рядового преподавателя девять лет - первые четыре года на факультете экономики и послед- ние пять на новообразованном факультете социологии. Я имел не- счастье служить под началом не симпатизирующих мне руководителей: в экономике - покойного X. Бербанка, в социологии - П.А. Сорокина. Мое продвижение на уровень ассистента состоялось только в 1936 г., и не по инициативе Сорокина, а (поименно) Э.Ф. Гея, Э. Б. Уилсона и Л. Хендерсона, которые все были <внештатными профессорами> факультета социологии. Первый вариант <Структуры социального дей- ствия> к тому времени уже существовал и был известен начальству и всем ведущим преподавателям. Но я был не вполне уверен, что хочу остаться в Гарварде даже и на должности ассистента. В этом критическом для меня 1937 г. я полу- чил очень хорошее предложение извне. Так как Гей в 1936 г. получил отставку и уехал в Калифорнию, я обратился к Хендерсону - не к Сорокину. В те дни, до введения системы комиссий ad hoc. Хендер- сон поставил вопрос прямо перед президентом Гарвардского универ- ситета Конантом, который, конечно с согласия Сорокина, предложил * Я женился в 1927 г. на Хелен Уокср, с котороп познакомился как студент- сокурсник в Лондоискои школе экономики. Она много лет работала в Гарварде. еще совсем недавно - в администрации Русского исследовательского центра. 214 мне еще существовавшую тогда должность ассистента, назначаемого на второй срок, при этом определенно пообещав постоянное место профессора через два года. На этих условиях я и решил остаться в Гарварде. Я уже отметил, что в интеллектуальном плане имел очень хорошие отношения с Тауссигом, Шумпетером и Геем. Вышеупомянутый кри- зис случился вскоре после окончания моих исключительных отноше- ний с Хендерсоном. Я знал его по руководимому им семинару, посвя- щенному Парето, и в других качествах еще до того, как предложил ему в связи с моим утверждением в должности ассистента рукопись моей книги для критического отзыва. Вместо обычного краткого отзыва он встретился со мной (думаю, в основном в связи с тем, что в ней обсуж- дались взгляды Парето) и начал длинный ряд приватных занятий у себя дома, что-то около двух часов дважды в неделю в течение почти трех месяцев. Во время этих занятий он проходил со мною рукопись пара- граф за параграфом, разбирая главным образом разделы о Парето и Дюркгейме. Маршалла он проскочил очень быстро и совсем не вни- кал в .мою трактовку Вебера. И в личном, и в интеллектуальном плане это был экстраорди- нарный опыт. Знавшие Хендерсона будут помнить его как трудно- го человека, который мог быть догматичным и в политике (где он оставался заведомым консерватором"), и во многих научных во- просах, что выражалось в несправедливом (по моему суждению) отношении ко всем социологам, кроме одного или двух. Но он имел огромные знания о науке, особенно на уровне философии науки и природы теории, и если человек выстаивал под его напо- ром и не позволял себя подавить, то Хендерсон оказывался чрез- вычайно проницательным критиком, очень полезным в решении как раз моих интеллектуальных проблем. Я в полной мере исполь- зовал благоприятные возможности этого общения и почти год по- святил пересмотру текста, внести поправки в который убедили меня дискуссии с Хендерсоном'". ' Так. он был крайне враждебен к президенту Рузвельту, политику которого я лично в общем поддерживал. "' Заметим, что тогда, как и теперь, преобладающим девизом было <Публи- куйся или погибай'> и что конформизм и приспособленчество выражались в том. чтобы публиковаться как можно скорее и как можно больше. Могу засвидетельст- вовать. что советы, которые я получит от старших сотрудников в Гарварде, нс подходили под эту формулу. Все единодушно советовали потратить столько вре- мени, сколько надо. чтобы выдать самую лучшую работу, на какую ты способен. Конечно, это очень помогало, что такие люди. как Хендерсон. Гсй и Уплсон. знали о том, что я делал, и просматривали отдельные куски. Еще один старший по возрасту критик, кого надо упомянуть добрым словом. - это покойный А.Д. Пок. Как всегда при встрече с выдающимися личностями, не обошлось без некой подспудной реакции на Хендерсона. Он был рыжебород и заглазно имел широ- В эти ранние гарвардские годы помимо прочего я приобрел важ- ный опыт общения со сверстниками, а со временем и с учащимися. Группа младших преподавателей факультета, встречавшихся достаточно регулярно, включала Эдварда Мейсона, Сеймура Харриса, Эдварда Чемберлена и в течение какого-то времени экономиста Карла Биге- лоу, специалиста в области политического управления Карла Фрид- риха и историка Крейна Бринтона. С движением в сторону социоло- гии, которое приблизило меня к сфере психологии и социальной антропологии, я ближе познакомился с Гордоном Олпортом, не- давно возвратившимся в Гарвард из Дартмута, и Хенри Марром. В антропологии особенно значительными были два моих современ- ника. Первый -У. Ллойд Уорнер, привлеченный к преподаванию в Гарварде главным образом Элтоном Мейо, который под началом Хендерсона направлял исследование, заказанное чтобы получить в итоге исследование местных общин, ставшее в конце концов широко известной <серией исследований Янки-Сити>. Когда Уорнер променял Гарвард на Чикаго, его заменил Клайд Клак- хон, молодой социальный антрополог, совершенно независимый от группы Хендерсона, но сотрудничавший с нею. Он стал близким дру- гом Марри. В дальнейшем Олпорт, Марри и Клакхон составили ядро пропагандистов эксперимента, получившего название <Социальные отношения>. С середины 30-х годов началось также мое общение с аспиранта- ми, некоторые из которых со временем получили преподавательские назначения. Самым важным и единственным в своем роде был Ро- берт Мертон, который входил в первую когорту аспирантов в области социологии, но после него пришли Кингсли Дейвис, Джон Райли и Матильда Райли, Робин Уилльямз, Эдвард Деверу, Лоуган Уилсон, Уилберт Мур, Флоренс Клакхон и Бернард Барбер. Именно они со- ставили неформальную группу, которая собиралась по вечерам в моем учебном кабинете в гической теории, когда я был еще рядовым преподавателем. ко известное прозвище Красная Борода. Мои сидения с ним происходили далеко за полдень, и, как правило, я шел прямо домой и рассказывал своей жене, что говорил Красная Борода. Помню, как я беспокоился, что мои дети подхватят кличку и при случае в глаза скажут Хендерсону: <Это вы Красная Борода, о котором толкует наш папочка?> Большая удача, что между первым и окончательным набросками этой статьи появилась книга <Л. Хендерсон о социальной системе> под редакцией Бернарда Барбера. Она содержит большую часть социологических писаний Хендерсона с длинным и информативным введением Барбера. В нем подробно изложена исто- рия вовлечения Хендерсона в мир гарвардского обществоведения и академическое общество. 216 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ ПОСЛЕ <СТРУКТУРЫ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ> Завершение <Структуры социального действия> было радостным событием, хотя в то время я не задумывался о том, какой отклик в научной среде получит эта книга". Теоретическая схема, которая по- зволила мне доказать тезис об идейной конвергентности разных мыс- лителей, явно еще не выработала свой ресурс, но существовало сразу несколько альтернатив, какой следующий шаг делать с ее помощью. На конференции в Белладжио, где я впервые заговорил о такой пер- спективе, возникла большая дискуссия, почему я не захотел самооп- ределиться как экономист. Ко времени, когда <Структура социально- го действия> близилась к окончанию, вопрос частично был уже ре- шен фактом моего перевода с экономического факультета на новый, социологический. Несмотря на дружеское расположение Тауссига, Гея и Шумпетера, я совершенно уверен, что в Гарварде я не мог бы рас- считывать на большое будущее в пределах экономической науки. Но в основном я и сам не хотел связать свою научную карьеру с этой дисциплиной и ретроспективно вижу главную причину этого в моей <пропитанности> сначала веберовскими, потом дюркгеймовскими идея- ми (время 3. Фрейда тогда еще не пришло). Хотя тогда я не собирался навсегда порывать с моим интересом к экономической теории, фак- тически впоследствии это тем не менее произошло, я все же уже ясно понимал, что не хочу быть исключительно экономистом, во всяком случае не больше, чем был им Вебер. В моей жизни был еще один интересный эпизод, который на от- носительно позднем этапе мог вновь повернуть меня, по меньшей мере в более отдаленной перспективе,, в сторону экономики. После моего формального перехода в социологию Шумпетер организовал маленькую дискуссионную группу с участием молодых людей, в боль- шинстве своем аспирантов, по проблемам природы рациональности. После нескольких собраний он предложил мне нацелить группу на создание книги, в которой он и я должны быть, самое малое, соредак- " Возможно, меня извинят, если я скажу, что хотя впервые чувствовал себя безмерно счастливым, когда удалось опубликовать книгу без субсидии, а потом и переиздать ее в 1949 г., она тем не менее продавалась свыше тридцати лет в значи- тельных количествах. Как раз тридцать лет спустя после первого появления вы- шло издание в мягкой обложке, которое разошлось хорошо. Этим я прежде всего обязан Иеремии Каплану (который практически олицетворял издательство Free Press>) за его смелость в осуществлении перепечатки 1949 г. и за хлопоты. связанные с нею и с рядом других моих публикаций. Без Каплана и его главного советника Эдварда Шилза. вероятно, не случилось бы (по крайней мере так ско- ро) послевоенного процветания социологического книгоиздания, которым я от- части успел воспользоваться. 217 торами, если не соавторами. Помню, что. не отказываясь определен- но, по крайней мере сразу, я реагировал на предложение весьма сдер- жанно и, по сути, позволил этому проекту постепенно умереть. Мне самому не вполне ясны мои тогдашние мотивы, но думаю, что нее дело в смутной потребности почувствовать свой формальный разрыв с экономикой относительно завершенным. ПРОФЕССИИ И ДВЕ СТОРОНЫ ПРОБЛЕМЫ РАЦИОНАЛЬНОСТИ Реально я задумал предпринять исследование определенного аспек- та профессий как социального явления. Это решение логически выте- кало из сочетания моего интереса к природе современного индустри- ального общества с концептуальной схемой, в рамках которой я пытал- ся его понять. Эмпирически было почти очевидным, что <ученые про- фессии> начали занимать выдающееся место в современном обществе, тогда как в идеологической формулировке альтернативы <капитализм- социализм> они вообще не упоминались. В самом деле, то, что теперь привычно называется <частным, неприбыльным> сектором деятельнос- ти, организованным на профессиональном принципе (ц отличие, на- пример, от семейного уклада), при идеологическом подходе выпадало из рассмотрения. Оглядываясь назад, можно утверждать, что обе идео- логические позиции отстаивали версии <рационального преследования собственных интересов>: по капиталистической версии, обоснованной утилитаристской мыслью, - это интерес индивида в удовлетворении своих потребностей; по социалистической версии - это интерес кол- лектива (согласно линии рассуждений, идущих от Т. Гоббса и Дж. Ос- тина) в максимизации удовлетворения общественных потребностей. Внутри этой проблемной области я выбрал исследование некото- рых аспектов медицинской практики. Думаю, что такой выбор имел достаточные <технические> основания, но объясняется также и лич- ными мотивами. Определенно, какую-то роль играло мое прошлое отречение от биолого-медицинской специальности, которое как бы компенсировалось ролью социолога, исследователя медицинской прак- Я уже отметил выше, что на последнем курсе принял окончательное реше- ние идти в общественную, а не в биологическую науку. Мое переключение на обществоведение (первоначально на экономику в узком смысле) было связано и с моим отцом, который, пока я искал свои путь. оставался преподаиателем и адми- нистратором. Когда я был студентом, мои отец занимал пост президента College> в штате Огайо. Он начинал свою карьеру конгрегационистским священ- ником и основательно включился во влиятельное тогда <сониалыю-евангелист- ское> движение, которое, как стало ясно теперь, много сделало для зарождения социологии в США. 218 тики с ее возможностью сочетать оба интереса. Правда, группа Хен- дерсона-Мейо тоже повлияла на это решение. Сам Хендерсон имел медицинскую подготовку, хотя никогда не практиковал, и свою пре- подавательскую деятельность в Гарвардском университете он начал на медицинском факультете. Он объединил свои медицинские и со- циологические интересы в знаменитой статье <Врач и пациент как социальная система> [13], в которой изложил подход, очень близкий мне по духу. Неудивительно, что я должен был посоветоваться и с Хендерсоном, и с Мейо (но также и с У.Б. Канноном) о моих планах. Все трое сильно подкрепили мое собственное ощущение потенциаль- ной плодотворности такого исследования. В своем исследовании, по- мимо подробного разбора литературы, я предполагал использовать ме- тоды включенного наблюдения и интервью. Полупубличный харак- тер медицинской практики в современных больницах позволил де- лать многое в духе первого метода: с законным (хотя и не медицин- ским) титулом доктора и в белом облачении совершать больничные обходы, наблюдать операции, присоединиться к службе помощи на дому Медицинского центра Тафтса и т.п. (Возможно, теперь, с рос- том интереса к этическим сторонам исследования такой легкий об- ман пациентов сочли бы неэтичным.) Другим источником данных была серия интервью с довольно большим числом врачей, выборка кото- рых была осуществлена по типам практики. Был еще один важный момент, определивший направление моего исследования. То было время, когда идеи о значимости психосомати- ческих связей в организме человека начинали овладевать интеллекту- альной элитой в медицине (типичными представителями которой, воз- можно, были терапевты Массачусетской больницы общей практики, где я провел много времени). Такая ситуация сложилась в результате распространения психоанализа и того обстоятельства, что профессор психиатрии названной больницы, Стенли Кобб, недавно стал главным основателем Психоаналитического института в Бостоне. Группа Хен- дерсона-Мейо также очень интересовалась этим и родственными направлениями мысли (они были поклонниками Пьера Жане, но.одно- временно и Жана Пиаже). Решающим событием для меня стал разговор с Э. Мейо о моих интересах в области медицинской практики, в ходе которого он прямо спросил, насколько хорошо я знаю работы 3. Фрейда. Я вынужден был ответить, что только очень фрагментарно. Тогда он настойчиво пореко- мендовал мне прочитать Фрейда более серьезно и в полном объеме. К счастью, у меня было достаточно свободного времени благодаря долж- ностному отпуску ассистента, и я последовал его совету. 'Было уже слиш- |