Собрание сочинений в пяти томах том четвертый
| Вид материала | Документы |
- Собрание Сочинений в десяти томах. Том четвертый (Государственное издательство Художественной, 2092.28kb.
- Собрание Сочинений в десяти томах. Том четвертый (Государственное издательство Художественной, 1585.13kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 751.72kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 620.01kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 669.46kb.
- Источник: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения, 565.43kb.
- К. С. Станиславский Письма 1886-1917 К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.72kb.
- К. С. Станиславский Письма 1886-1917 К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.19kb.
- Лев толстой полное собрание сочинений издание осуществляется под наблюдением государственной, 1514.85kb.
- Собрание сочинений в четырех томах ~Том Стихотворения. Рассказы, 42.25kb.
20. Гуляйполе
Из-за горизонта выбрело стадо доисторических «бронтозавров». Скелетами, известно... Это бывшие фермы птицефабрики на окраине села, где живет мой брат Антон, который отвезет нас в Харьков, теперь уже завтра. Когда-то он нес здесь вахту на проходной – вон она осклабилась на дорогу голыми челюстями белого остова прежней конторы... Но прокараулил все: местных, огромных, как страусы, индюков затоптали окостенелыми в жидком азоте ногами дешевые американские цыплята...
Значит, мы уже на подъезде к Гуляйполю. Я загадал – кого первым увижу?
...У рынка окликаю знакомую фигуру. Зять Чумак оглядывается – кто? Обнимаемся.
– Я тебя не сразу узнал, – сокрушается он. – Мы сколько лет не виделись?
– После твоего председательствования, кажется, и не виделись. Ты вроде в область потом пошел...
– Вот ты меня в наряде председателя колхоза и вычислил. Областного ранга костюмы у меня износились до нитки, поэтому пришлось стряхнуть моль с облачения еще тех времен. А тогда, видишь, что носили, – поднял он расклешенную лавсановую штанину и покрутил остроносой туфлей, опершись на ее конусный, словно женский, точеный каблук. – Черт его знает, что за мода была. Зато теперь выделяемся из окружающей среды...
Нам с Татьяной сейчас нужно отказаться от всяких предложений и добраться до гостиницы, не то «пойдем по рукам» – там завтракать, там обедать, там ночевать...
– Какие планы? – спрашивает Андрей.
– Завтра в Харьков.
– Галопом, значит... Родительские могилки, родная усадьба, сосед Калюжный...
– Так точно!
– Все ясно! Обедаем у нас, сестра твоя недаром этой ночью какой-то сон видела...
Когда мы располагались в гостинице «Гайчур», из Кустаная позвонила дочь. Она родилась во время нашего гуляйпольского отпуска, поэтому напоминала о сувенире с родины...
Нам показали номер, объяснили права и обязанности обитателей. Затем мы купили цветы в ритуальной конторе.
...Могилки убраны, Калюжные с Тимониными и соседи следят, их дома отсюда видны. Вечером винодела проведаем.
У памятников молчат. У Христича есть записи о вечном.
^ Все эпитафии на кладбищах посвящены мертвым. Мы относим их к бегунам на промежуточных дистанциях, которые стихийной гурьбой донесли эстафету нам. А мы – финалисты. И судьи: разумные, знающие, культурные... Поэтому на входных арках всех некрополей не помешало бы написать и живым. Что-то похожее на рассуждения Льва Гумилева, сына Ганны Горенко, известной в народе как Анна Ахматова.
«И ведь мало кому приходит в голову, что в свое время прошлое тоже было современностью. Значит, видимое постоянство современности – обман, и сама она ничем не отличается от истории. Все хваленое настоящее – лишь момент, тут же становящийся прошлым, а вернуть сегодняшнее утро ничуть не легче, чем эпоху Пунических войн... И как это ни парадоксально, именно современность мнима, а история – реальна».
У кузины моей Александры, супруги Андрея, очень больная мать, и мы обедали в летней кухне. Внучка освобождала стол от учебников, заботливо перекладывая их в ранец.
– А ну, дай, Лариса, дяде свои книги, – предлагает Андрей. – Киев прислал недавно: «юнка» – это девушка, а если парень, то «шляхетный»... Слышал?
– Вообще-то слышал. Региональные особенности языка, в чем здесь криминал?
– В том, что в первую очередь нам теперь «шляхетный» нужно, а «благородный», «великодушный», «вельможный» – это в сторонку, от них малороссийским отдает... А кто до понимания таких материй не дорос, тот – гнилица на украинской ветке...
– А «едукованых» в букваре нет?
– Ты дослушай, – не понял меня Андрей. – Говор у нас на Запорожье шевченковский, загляни в работы нашего односельчанина, академика Владимира Александровича Горпинича. А обзови какого-нибудь здешнего потомственного деда-сечевика «шляхетным», так он кинется на тебя с тем, что под руку попадется, – от шляхетства того их пращуры аж за здешние днепровские пороги драпанули… Между прочим, Шевченко в Киеве напротив института шляхетных девиц жил…
– Потому, наверное, и не женился…
– Потому, наверное, и словом этим не пользовался…
– Ясно. Других вопросов, я вижу, у вас тут нет. Хорошо, что остались те, которые научными конференциями рассматриваются. На сытый желудок…
Неспешная застольная беседа о дне нынешнем то и дело задевает недавнее прошлое. Мало кто из представителей старой гвардии не пошлет вас к чертям собачьим насчет предложения поговорить о реформах на селе. Чумак эту тему старается обойти, поэтому и начал с гуманитарных проблем. К тому же здешние его собеседники-землепайщики без всяких вступительных слов переводят дискуссию на личности, а он, как не крути, олицетворял ту «гвардейскую» номенклатуру, поэтому все свободное время коротает теперь в Доме культуры с менее политизированными доминошниками.
– Я еще с тех времен знаю Радченко, фамилию он уже тогда оправдывал, – заметил Андрей относительно темы нашего разговора. – Они там были специалистами по выработке решений… Будто до них никто компаса не знал, чтобы теперь стороны света определить...
– Воля говорит о полном банкротстве власти…
– Правильно говорит. Только в виду он имеет не власть, а людей при власти…
– Людей он не упоминал вообще, хотя Кучма здесь, само собой, подразумевался. Я не пойму, что ты здесь разграничиваешь?
– Дело в самой власти, – поднялся из-за стола
Андрей.
Александра забрала Татьяну: показать усадьбу, рассказать виденный сон и обговорить массу всяких других проблем, а мы пошли своим маршрутом по владениям Чумаков.
– Вернее, в балансе власти, – продолжил разговор Андрей. – В наших краях сосредоточен экономический потенциал государства. Народ работает, не расспрашивая, куда что идет. Люди вкалывают как проклятые. А доходит до политических решений, – нас, мягко говоря, стараются от работы не отрывать… Речь не о персоналиях кандидатов, а о распределении функций власти. Произошла политическая специализация некоторых регионов, деление на ломовых и рулевых, а ты говоришь – конференция.
– Киев не регион, а столица, с пропорциональным, стало быть, представительством интересов…
– Я бы так о современном Киеве не сказал… Кстати, о букваре – ты в школу не заезжал? Ей сто тридцать лет исполнилось. Были торжества …
– Телеграммой поздравил…
Приглашение на юбилей у меня было, но я тогда, к сожалению, не попал… Школа главенствует в центре города, поэтому, наверное, в ее первобытных еще строениях закончил начальные классы знаменитый земляк – Нестор Иванович Махно. Через полвека здесь учился я, а вот слова такого – «одношкольники» – нет.
Есть однокашник, то есть одноклассник. Анатолия Гречаного мы встретили по пути в гостиницу. Настоящий гуляйполец – дом в центре, супруга Люба, сам всегда на месте – или во дворе, или на своем заводе… Работают, поддерживают предприятие сельскохозяйственных машин, которое в молодости крепко поддержало их дедов – целинников Таврических степей…
А возле гостиницы на связь снова вышел Журба.
– Никакого Харькова, завтра вечером транспортный авиарейс из Запорожья, россияне ждут. Есть интересные предложения. В пятнадцать часов тебе надо быть в нашем филиале по проспекту Металлургов… В твоей книге вложены адреса и телефоны представительств…
– Николай Тарасович, у меня с вашей книгой осложнения с россиянами были.
Журба насторожился… Выслушал…
– Где ты там такое вычитал?.. Там же вроде бы одни рисунки… Может, ты книгу Кучмы имеешь в виду?
– Какого еще Кучмы?
– Президента нашего, Леонида Даниловича, который книгу издал… Это в ней там есть противовес: «Украина – не Россия».
– А кто подозревает, что мы Россия?
– Не знаю, не читал. Путин, вероятно, не Америка же в названии… А насчет этой – спасибо, что сообщил, а то я для россиян как раз целую стопу приготовил, нужно взглянуть… Мы ее не издавали, мы лишь часть тиража закупили… Я посмотрю: если что не то – то вернем… Или выкинем…
– Это было бы лучше… Алло!.. Ал-л-ло!..
Телефон внезапно умолк, просигналив разряженным аккумулятором.
– У тебя, сынок, ухо крутит или уже сочится? – ковыляет сзади меня бабушка. – Я заговаривать могу…
– Я, мамаша, по мобильнику звоню…
– Смотри-ка… А я думаю, дай помогу человеку, пошепчу… Идет, за ухо держится, кричит…
Для полного счастья – в воротах гостиницы сам Котовский. Забирает к себе в машину какого-то высокого гостя из Киева.
На Котовского мне можно загадывать, кого первым увижу: не было такого отпуска, чтобы я его миновал… В кресле он давно, при всех ветрах здесь собой государство символизирует. Ветра те, правда, больше сквозняк напоминают, ведь нижний уровень власти – буфер наивысшей… Но все это мелочи: главное, что он тоже одноклассник, свой человек и будто бы официальное контактное лицо… Он единит меня с Родиной, ему я могу высказать все… Он меня понимает… Он понимает, что было бы все наоборот – я здешний, а он приезжий – и ничего бы не изменилось. Потому он как бы по-свойски намекает мне: я же не еду к вам со своими советами… Он не намекает даже, мы-то люди умные… А он еще и ехидный со школьных лет…
– Некогда, брат, двигаем! Или будут какие предложения, мы ведь здесь, как говорится, по течению плывем… Как у вас там, в Азии – вода еще есть?..
– Я вот возвращусь, оформлю квитанции, да хлеба вам дадим… Чтобы энергичнее двигалось…
– Сколько вы там его даете… Да и то такой, что давимся тут…
– Полмиллиона тонн уже, загляни в Интернет… И не подавился никто…
– А вас, что, уже там к Интернету подключили?
Пускай Бог простит, но нужно его достать, чтобы заткнулся.
– Не грех постороннего поблагодарить, если он нагнется тебе навстречу и скажет на ухо: дядя, застегнитесь вон там…
– Я вот сейчас дам гостинице задание документы проверить, в каком статусе ты границу пересек… Может, стороною прошмыгнул да вмешиваешься во внутренние дела других государств.
…Кажется, мне и вправду следует разобраться со своим статусом. Я теперь служащий украинского учреждения… Какой я, к черту, посторонний? Если приехал и спросил, так у него должность такая – ответственная… Кому он тогда «отвечает»? Только в организованном порядке и коренным жителям? Так я коренной… Прописка не здешняя? И непосредственного трудового вклада нет? Внесу, распластаюсь относительно хлеба… Мы и раньше это зерно сюда эшелонами перли…
– Николай, а ну погоди, нечестивый…
У Николая скоростное зажигание – он газанул старым «уазиком» так, что уши заложило, и помахал рукой: некогда, через полчаса столичный представитель митинг проводить будет…
^ 21. Полонез украинского
Девушка прибирала номер.
–Телевизор только что перегорел, пока теперь мастер придет… А так покои ваши вельми шляхетные…
– Пани в Гуляйполе из Западной? – спросил я.
– Недавно, – ответила она. – Слышно же… Иногда самой боязно, вдруг кто не поймет…
– Кому нужно, поймет, – сказал я девушке. – Язык у нас один. А диалектов даже в Париже несколько...
Татьяна рассматривает на журнальном столике яркие проспекты дорожных товаров и сопутствующих местных услуг.
– Вот посредники в родословных, – подает она мне один из них. – Обратишься потом к ним относительно Кондрата Тарасенко.
«Все больше должностных лиц и бизнесменов хотят иметь собственный герб. Они заказывают специалистов для «раскапывания» исторических корней и создания геральдических. Стать армигером, то есть владельцем герба, ныне вполне реально. Если заказчик имеет «благородные корни», специалисты обязательно отыщут герб его семьи. Если прославленных пращуров в родословной нет – создадут «бюргерский герб», где на недворянское происхождение владельца будет указывать железный шлем».
– А что я тебе говорил? – ткнул я назад фотографию супруге.
– О чем? – не понимает она.
– О вековом гнете! Вот сейчас все и вылезет! Каждый засветится, кто гнобил! Каждый! Поименно, коленами... Только опять-таки: кто кровопивец или мироед потомственный, а кто династический предприниматель?.. Вранье будет прямо противоположное, теперь вокруг лишь потомки угнетателей будут. Ты думаешь, много армигеров купят себе железные шлемы? Черта лысого, все «благородными» станут...
– Ты со мной никогда на эту тему не говорил. О чем речь?
– Да это я так, сам с собою. Диалог с умным собеседником...
Пока есть свободная минута, нужно глянуть в компьютер относительно «шляхетности», на политический подтекст которой жаловался Чумак. Слова этого здесь действительно раньше не слышали, а теперь прямо тебе везде: в доме напротив предлагаются «шахматные доски фирмы «Днепр-Ант» из дуба и других шляхетных материалов», рекламный буклет в форме бутылки на журнальном столике сообщает о «шляхетном вкусе водки Nemiroff с кислинкой клюквы далеких сибирских болот».
Мне показалось, что слово никакого политического оттенка не имеет, скорее, наоборот, в обиходе оно приняло несколько модный оттенок российской попсовой «крутизны»: «шляхетно» – это «круто»! Так думал я, но мы, эмигранты, ошибаться не должны, нам, эмигрантам, нужно десять раз убедиться, до нас, эмигрантов, ничего не доходит само собой…
Компьютер первое впечатление поддерживает. В ряде случаев «шляхетность» есть мерило высоких помыслов и поступков: «шляхетные программы кандидатов на выборах президента»; «шляхетная акция Зеленого Креста в помощь обществу слепых»; «шляхетный подарок Дому сирот».
Затем, она определяет сорт товаров: «шляхетное пиво «Оболонь»; «вина шляхетного вкуса Дома «Логос»; «Troy – тройская система мер для шляхетных камней» и, отдельно, товарность породы: «шляхетный олень»; «шляхетный британский жеребец по имени Пари-матч»; «шляхетное цыганское животное – конь».
И, наконец, происхождение. Мною подразумевалась наследственность «голубых кровей», но (возможно, в связи с переосвидетельствованием армигеров) попадались лишь признаки цеховой принадлежности: «...романсы о нежной королеве, стыдливых красавицах и шляхетных ворах»; «...шляхетный слуга Моисея» (притча о неразумном сыне, Библ. Пр. 17.25); «Вполне шляхетные янычары» (рецензия М. Бриниха).
Молодежь, о чем свидетельствуют ее компьютерные тусовки на Форуме Серебряного Волка, пока тоже в поисках сущности термина:
– По правилам, шляхетным считается тот, у кого по одной линии было 72 благородных предка. Как интересно, мог быть благородным, скажем, 71-й предок и все предыдущие... Или я что-то путаю?
– ^ В мире еще много грабель, на которые не ступала нога человека... Черт его знает, потому что свои предки мне известны только до пятого колена...
Молниеносная система поиска находит в солидной по объему поэме Лины Костенко «Маруся Чурай» (теперь уже прошлое столетие) всего один случай использования этого слова в положительном значении, и в трех других – в отрицательном. В одном из них с тогдашних позиций исторического реализма:
^ Які шляхетні прізвища тут панські! –
Бидловські, Козәбродські, Себастьянські.
Яка в них гідність чуәться велика! –
Рох Яблоновський і Тадеуш Пика.
А во времена Шевченко (это уже позапрошлое столетие) компьютер действительно находит только «шляхетство». В «Гайдамаках» оно в десяти случаях. Но слово это ближе к антониму шляхетности, оно собирательно обозначало врага-поляка.
– О том, что происходило на Украине в 1768 году, рассказываю, – написал Кобзарь в прозаическом предисловии к поэме, – так, как слышал от старых людей.
Старые люди говорили, что восставшие украинские гайдамаки
^ Чуть не целый год шляхетской
Кровью заливали
Украину…
(перевод А.Твардовского).
Поэтому от себя Кобзарь дописал: «Сердце болит, а рассказывать нужно: пускай видят сыновья и внуки, что родители их ошибались, пускай братаются снова со своими врагами. Пускай рожью, пшеницей, как золотом покрытая, не разделенной останется навеки от моря и до моря – славянская земля».
Короче говоря, при жизни Шевченко это слово современного значения не имело, кроме положения императорского «Табеля о рангах» для украинского шляхетного дворянства, приравненного к «столбовому». Русское название идет от переписанной в столбец родословной субъекта. Украинский же термин Анатолий Железный – он уже десять лет публично занимается этой темой – относит к польскому «szlachetny». Относит безошибочно, в его пользу в этом случае свидетельствуют все толковые словари. Чего, кстати, не скажешь о некоторых других предположениях Железного...
Полонизмов в украинском языке действительно немало: игнорировать общую историю не следует, как и пугать себя, кстати, языковой экспансией Польши. Я уже утверждал, что тюркских слов у нас больше. Это досадное обстоятельство нас так волнует, так тревожит, так беспокоит, что все, кому я о нем сообщал, говорили: ты смотри... И шли себе своей дорогой дальше...
Железный дает команду: «Стоять смирно! Слушать!».
Слушать, известно, нужно его. Ведь куда, – спрашивает он, – можно идти с 528 полонизмами в смеси с русизмами под названием «украинский язык»?
Приблизительно такой вывод можно сделать из его «Краткого словаря польских заимствований в украинском языке» в публикации «Происхождение украинско-русского двуязычия в Украине».
Как явление эти изыскания – закономерность. Упомянутый уже Бузницкий в своей книге «Мироновский меридиан» ввел в украинский язык такое слово – «крайнюки». Из моих текстов компьютер его вычеркивает и вместо него вставляет «краснюки», как вид каких-то грибов... Значит, не прижился неологизм председателя колхоза. Жаль... Так вот, одни крайнюки пишут, что язык наш – самый древний в мире, от Адама. А значит – от Бога, ведь известно, кто Адама учил... Крайнюки на другом полюсе должны обязательно написать, что язык не древний, а наоборот, ведь у крайнюков нет середины – вот в чем глубинная мудрость этого слова. Вот Железный и написал – у так называемых украинцев...
И вполне естественный вопрос о статусе русского языка, который, якобы, таким способом ставится, имеет заведомо тупиковый результат, потому что суть дела переведена в плоскость национальной полноценности. При такой повестке дня никто за стол не сядет... А поскольку о статусе русского языка заботится не только Железный, но и еще несколько миллионов украинских граждан, то возникает закономерное в таких случаях подозрение относительно обыкновенной провокации. Я, правда, так не думаю: к провокационным выводам иногда приводит дезинформация.
Темой полонизмов в нашем языке следует сбалансировать проблему тюркизмов, о которых уже шла речь. Но сначала следует сказать о русизмах...
«Настав май...
Дерева біліли цвітом, запах з них розносився далеко-широко воздухом... Двері отворилися і ввійшла женщина... Ллялось світло великими струями... Свобідно... Вечеряли в сумраці... Гробова тишина... Впрочім, через минуту...».
Блистательная Ольга Кобылянская... Вероятно, самая современная из украинских писателей своего времени, одна из тех, кто востребован сегодня, что есть наивысшим критерием таланта. Тонкая, чувствительная и впечатлительная натура, с идеализированным взглядом на мир, она является образом и воплощением высокой женской сентиментальности в бурном жизненном море – если и изменяется на нашей земле что-то к лучшему, то только от целительства таких душ. Душа писательницы вылилась в слово – интеллигентное, мелодичное и точное в глубоких поэзиях ее психологической прозы. Значительная часть произведений Кобылянской написана на немецком языке, она свободно цитирует французские, румынские и польские тексты. Хотя писательница и была инициатором создания в 1894 году феминистского «Общества русских женщин на Буковине», но в ее произведениях я что-то не припоминаю строчек на русском языке. Да и не в этом дело: не оттуда заимствованы «русизмы» в приведенных выше отрывках из «Valse melancoligue». И никакие они не «русизмы», а славянизмы: живой еще – где больше, где меньше – материал общего праязыка.
«Русскими» в названии общества Кобылянской именовались, между прочим, западные украинцы, послевоенные переселенцы из Карпат в наше Запорожье, помнится, тоже так себя называли. Как и Богдан Хмельницкий. – Стал я самодержцем русским, – говорил он. – Лядская земля пропадет, а Русь будет господствовать скоро, в этом году!
Кое-кто настойчиво предлагает резекцию «пророссийских» языковых атавизмов и рудиментов, как воспаленного аппендикса, но культурно-исторический путь нации – не желудочно-кишечный тракт. Направления, так сказать, и функции несколько не те... Не выбросить ни исторические события, ни биографии, ни литературные произведения. Разве что выскрести что-то удастся вместе с частичкой жизни народа и дыханием той эпохи...
Лексические новации иногда напоминают следы служебных ботфортов на узорчатом ковре национальных традиций. Под сапог попала историческая Малая Русь, то есть Русь младенческая, Русь изначальная, Русь Киевская, Русь Украйная – «украйный», то есть краеугольный камень всего исторического строения, – а за ней Малороссия; в глазах мировой общественности – утверждаю как эмигрант – это отдало известное преимущество современной России в области правопреемственности культурного наследия исконной Руси, ее литературы и самого «Слова о полку Игореве»…
Нейтрализует, спасибо, вмешательство в языки сам язык. Он плохо поддается политическому декретированию, о чем свидетельствует тысячелетнее существование в нем матерщины, с которой безуспешно боролась церковь, «Домострой», «Моральный кодекс строителя коммунизма» и здравый смысл нормальной части общества вообще...
Политизация «русизмов», этого органического остатка первичного лексического материала, и причисление их к разряду памятников Российской империи оставляет место для подвигов крайнюкам, они картинно, под бумажными пулями прыгают на амбразуры.
...Небольшое воинственное племя латинян когда-то сделало свой язык мировым, его, «мертвый» уже, для общего развития выучил в свое время Богдан Хмельницкий. «Вечный город» был вечным государством: метрополия – это Рим. Все остальное за семью римскими холмами до самых окраин империи – провинция. Победное шествие латинян обеспечило триумфальное шествие речи.
Исторический шлях украинского языка за сравнительно небольшой промежуток времени от старославянского диалекта к общеукраинскому был намного сложнее, о чем и свидетельствуют всевозможные перманентные дискуссии.
Я думаю, что на этом пути недостаточно еще исследован феномен Большого Казана трех восточнославянских языков, в котором на общей кухне двора Великого Княжества Литовского варился его государственный язык из смеси украинского, белорусского и российского. Причем, сначала без западного польского компонента, ведь за время правления православных Гедиминов, вплоть до самого Якова Александровича, Литва всеми силами, в том числе военными, успешно противостояла экспансии римско-католической Польши на всех направлениях. Это потом тот Яков, сын Ольгерда-Александра и Юлианы Тверской, добавил в Большой Казан польские ингредиенты, поскольку в 1385 году женился на принцессе Ядвиге, перекрестился, стал Ягайлом и породил польско-литовскую династию католиков Ягеллонов. Кто и сколько из Большого Казана с того времени зачерпнул – этот вопрос еще не до конца изучен.
Далее, господствующая в двадцатом столетии психология стерильности до сих пор позволяет научно игнорировать феномен совокупного действия трех украинских порубежных территорий как двуязычных регионов. Матрицей была приднепровская сердцевина в изоглоссах полифонии украинско-польской, украинско-российской и украинско-тюркской сфер, а потом – энергичной Малороссии; из-под двойного, тройного наложения ареалов в центрально-украинской зоне наслоений и возник базисный лексический продукт современной речи.
И, наконец, я убедился в несостоятельности потуг прояснения путей восточно-, западно- и южнославянских перекочевок слов в те времена (в отличие от эпохи праславянских начал) будто бы специфической для одной языковой группы структурой префиксов, флексий, хорошо еще, что не всяких там ярчиков да кендемов...
Все типы морфем также общеславянские, регионально разнится лишь частотность их использования. Достаточно залезть в язык одному суффиксу, и по «образу и подобию» вам, как когда-то Бузницкий, предложат выбор по желанию, потому как всем ясно, что за образец своего творения председатель артели взял аналог на букву «г»... Был бы, как говорится, корень подходящий. Корни слова наиболее стойкие, как исконные славянские основы...
Железный в 528 полонизмах усматривает каркас и принцип строения украинского языка. Поскольку этих полонизмов у нас нет, ополячены мы крайне плохо – в детстве приезжих панов (у нас все тогда были «товарищами») я совсем не понимал. Затем, по молодости, я выписывал ведущие европейские спортивные издания, и польский «Пшегленд спортовы» поначалу давался мне труднее, чем немецкая «Sportzeitung». И лишь потом, как говорил Горбачев, «процесс пошел», ведь наш и польский языки породнены изнутри, а не извне. Как и другие братские: сам Михаил Сергеевич не раз прилюдно демонстрировал свой уровень виртуозного владения мовой… Да и тот же гуляйпольский зять наш, сибиряк Тимонин, в конце концов...
Подсчет иноязычных заимствований принято вести инвариантами – основными лексемами семантических гнезд, а не морфологическими, как у Железного, формами: «умова-розмова-мовити-замовити»… Своим списком полонизмов Железный приписал соседям исключительное право почти на все коллективное славянское языковое приданое, на которое поляки сами, видимо, вслух не претендуют. Скажем, на приоритет в таких вещах, как вапно («гробъ повапленный» – побеленный известью, церк. – слав., Библ. Мф. 23; 27), век, верста, батог, кошт, кресало, опричь («опричнина», руск.). Делить по нациям и народам общеславянские праформы и производные от них слова – дело неблагодарное, чаще всего здесь одеяло тянут на себя или «репаные», или невежды.
Первенство полонизмов Железный выводит по схеме: польский оригинал – украинское заимствование – русское значение либо калька. И препарирует, например, человеческий «век». Как будто бы он польский «wiek», а потом уже украинский «вiк», русские же ограничиваются «возрастом», поскольку «век» у них – не иначе как «столетие».
Но здесь тот самый случай частотности, ведь это «польско-украинское» слово есть в пушкинских стансах:
^ Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.
«Переживет нас этот дуб так же, как пережил отцов наших», – полагает поэт. Представить себе Пушкина строками: «переживет этот дуб мое столетие недостопамятное, как пережил он предыдущее столетье отцов» лично мне не удается. Отцы и дети – современники в столетиях, а сами столетия, даже при дубовом взгляде на историю, в ее скрижалях незабвенны… В «земли Залесские», в Москву к Пушкину «век» пришел не из-за Вислы, а из Киева: «в княжихъ крамолахъ веци человекомъ скратишась» («Слово о полку Игореве»).
Такую же операцию проводит Железный по линии «Ваlamut» – «баламут» – «волокита, повеса». Но, да простит меня исследователь, баламут, как говорится, он и в России баламут. Многие звенья таких цепей можно смело менять местами, тому же «баламуту» авторитетные этимологические словари отдают определенный украинский приоритет использования перед белорусским, польским и русским аналогами. Потому что в этом случае существует четвертое звено – тюркское, которое континентальными и приморскими тропами из глубины веков связано как раз с Украиной. «Баламут», по Р. Девлетову, на языке крымских татар обозначает «сеющий беспокойствие», «подстрекатель», «бунтовщик», «обманщик».
Относит к полонизмам Железный и лексемы «планетарного» пользования: «гума» – «Gummi» (нем.), «кухоль» – «Kuffel» (нем.), «парасолька» – «Parasol» («у солнца», фр.), «брутальний» – «Broot» («грубый», англ.), «ваги» – «Waage» («весы», нем.), «гак» – «Haak» («крюк», голл.), «шпиталь» – «Spital» («госпиталь», нем.), «варта» – «Warte» («стража», нем.), тот же самый кирпич, то есть украинская цегла, «Ziegel» (нем.)…
Перечень этот и дальше достаточно монотонный, несколько интереснее тема разве что такого «полонизма», как «индюк».
...Византийский император Юстиниан І (483-565 гг.) для нас веха истории – это он построил храм Святой Софии в Константинополе, предтечу христианства на Руси (теперь там, правда, главная стамбульская мечеть). Присутствие сановных киевлян на ее церковных службах, как пишет Нестор, обусловило выбор Владимира Святого в пользу православия, а потом сподвигла Ярослава на возведение Софийского храма в Киеве.
Другим известным богоугодным деянием Юстиниана, большей частью под давлением жены, монофизитки Федоры, в молодости цирковой всадницы, стало доказательство теологического постулата относительно плоскости земли, потому что от «тружеников моря» язычников-финикийцев с давних пор шла «ересь» шарообразности: они видели, что из водной глади вначале вырисовываются сигнальные верхушки маяков да пики прибрежных скал. Проверить, кажется ли это от морской болезни или так оно и есть, снаряжалась научная экспедиция Космы. Она проплыла вокруг Индии, после чего путешественник в книге «Христианская топография» подытожил виденное компромиссом науки с Федорою: земля, она как бы горбатая, но все же плоская. За что и удостоился титула Kosmas Indikopleustes, то есть Косма Индикоплов.
...До каравеллы Колумба, то есть до 1492 года, «индиками» именовались обитатели Индии (Индикии, ст. слав.), причем не только славянами. Когда Европа, наконец, поняла, что колумбов материк – не противоположная сторона Индостана, не Вест-Индия, а земли Америки, то была вынуждена разобраться с выводком «индиков» на двух уже континентах. Азиатская их популяция стала «индусами», а американские аборигены – индейцами... Прежнее название осталось с тех пор за завезенной в Европу вест-индийской птицей – индюком, а также за растительной краской «индико, индиго», широко известной теперь благодаря классическим джинсам.
И «краска» в украинском – «барва» – тоже весьма интересна. В отличие от Железного, к польским приоритетам я бы ее не отнес, потому что в ней выразилась общеславянская нелюбовь к латинскому «фе». В заимствованном из немецкого «Farbe» оно рокировано нами с переднего плана и заодно заменено на традиционное, а потом вообще выброшено «хве»: фарба – барфа – бархва – барва... Зато возник маленький шедевр: вместо тяжелого фабрично-заводского индустриального духа – дуновение цветущих лугов...
И так далее, и тому подобное... До конца списка Железного... А первыми по алфавиту в нем стоят «агенция» и «генерация» – слова латинские, слова языка, который умер задолго до того, как мир что-то более-менее вразумительное узнал о Польше как таковой. Суффикс «-ция» тоже из апеннинского сапога, из той же «конституции», ею, между прочим, именовали внутреннее устройство своих объединений еще первые христиане Рима...
В некоторых случаях романская лексика зафиксирована в Польше раньше других соседних языков, но пришла она в наши словари не оттуда, а путем синхронной адаптации новых терминов в двуязычной польско-украинской среде, которая с давних времен существовала «государством в государстве».
Все разнообразие украинского языка выражается преимущественно своими старославянскими основами. Скажем, на одни диалектные «ваганы» – «корыто», от скандинавской «деревянной посуды», – приходится несколько собственных синонимов:
корыто – корнь (ст.-слав.) – деревянная емкость («с южной стороны львовской ратуши в 1598 году появилось корыто – мерка для зерна»);
колода (ст.-слав.) – деревянная емкость, дуплянка, улей;
ночвы – нъщви (ст.-сл.);
ясли (ст.-слав.)...
«Ясли» в одном случае – корыто для скота, но «яслями» украинцы чаще называют само стойло, отдельный хлев, то есть место содержания скота. Второй случай с «корытом» даже и связывать неудобно: это заведение для существования детей, а не только лишь их кормления.
Все значения «яслей» – от «яса», как «еда» – в славянских (и некоторых других) формах «ести», «есть» омонимичны: они означают и «есть», и «быть». И «яство» и «естество»…
Я ем – следовательно, я существую?..
Всем нам известно духовное озарение Рене Декарта в конце «темного» средневековья: «я мыслю, следовательно, существую», которое утверждает предположение еще оратора древности Цицерона – «жить – значит мыслить». Древность, вероятно, противопоставляла свой постулат менее одухотворенной первобытности, обеспокоенной более злободневным вопросом: чем наполнить пустой желудок?
Еда, впрочем, и теперь служит гарантией существования.
Этимология доказывает различное происхождение «яства» и «естества»... Может, ошибается?
Попадалась мне работа кого-то из рижан с обоснованием национальных приоритетов происхождения обоих слов. Но прибалтам здесь, как говорят, много чести – эти понятия на побережье их бассейна пришли по суходолу. Из того ареала балто-славянской языковой общности, в котором мы ищем следы первичных корней. На парадах суверенитетов о подобных «национальных приоритетах» трубили все, кому не лень, но надо заметить, что до сулейменовской «тюркославистики» балтийская вода действительно была (да и до сих пор есть) наиболее подходящей средой для ученых в тупиковых ситуациях: в нее погружено немало этимологических концов с неразвязанными узлами.
...Пускай пути отдельных романских заимствований лежали через Варшаву или другие тамошние исторические центры. Но тогда нужно признать, что тюркизмы – «пещера», «кош» и многие другие – со списка полонизмов Железного нужно исключить: в Польшу они пришли через степь, через наше Таврические поле, которое этими тюркизмами кишмя кишит. Я, скажем, по фронтовым обстоятельствам, родился, по сути, в том же Башауле (Бас-ауле, то есть «главном ауле»), которым до нескольких переименований было нынешнее гуляйпольское Доброполье. Напротив, по другую сторону Гайчура, доживает последние дни хутор Куркулак, или «длинная стена», которой и кажется из заболоченной низины луга круто подмытый глинистый берег под его крайними хатами. Да и сам Гайчур, как говорят, тоже хорош...
Украинско-тюркское двуязычие идет из древности. Оно знало эпоху сватов-половцев, татаро-монгольское средневековье, крымско-турецкое соседство новых времен. На землях Украины совсем недавно, по меркам жизни государств, закончилась продолжительная история «всесильной» Золотой Орды: западный фрагмент ее, тюркоязычная Ногайская Орда, дошла до времен Малороссии, а город Ногайск – памятником почти до наших дней. Был он осколком супергосударства, которое потрясло мир, создало условия, при которых Киев станет Украиной, Москва – Россией, а вся Европа – мореходной, проворной и более осмотрительной в отношении всякой угрозы… Но «Карфаген должен быть разрушен», и с 1964 года уникальный на карте планеты Ногайск пополнил серийную топонимику прибрежных стран и народов, став еще одним Приморским.
…В средние века запорожское казачество было активным евразийским звеном, о чем свидетельствуют освоенные ими и переданные в лексику континента разрозненные тюркизмы, а также осведомленность сечевиков в вопросах этого языка. Известно, что в ночных нападениях на польские лагеря, для создания эффекта совместного навала, часть войска Петра Дорошенко с криками «Аллах акбар!» имитировала команды и разговоры басурман. Кстати, эта тактика вызывала польские дипломатические ноты и подпитывала легенды относительно проосманской позиции гетмана.
Отдельно надо сказать и о «бурштине» из словаря Железного: за этим названием янтаря – явления и тенденции трех четвертей века советской цензуры, которая сыграла как негативную, так и позитивную роль. Первое регламентировало мысль, второе – язык; второе и привело к становлению единых литературных норм как в самой литературе и журналистике, так и в науке, образовании, культуре, производстве и других сферах. Единая лексикография была лоцией в море пестро районированных наречий восточной и западной «акваторий».
Лингвистическое наследие изолированных территорий, как результат исторически несправедливого деления одного народа, имело также свои диалектические плюсы.
На рубеже ХIХ века, в более благоприятных условиях Западной Украины, украинский язык, кроме основной своей функции, удерживал, формировал и развивал понятийный аппарат наук эпохи «технического переворота». Именно совместное достояние восточных и западных земель обеспечило требуемый уровень общеобразовательной и высшей школы, вхождение государственного языка в сферу управления и современных технологий. Казахстан в этом отношении имеет пока что более сложную ситуацию.
Диалектизмы нашего языка вычесывались (универсальная для всех грамот процедура) гребенкой централизации: общеукраинские газеты, радио, телевидение, издательства, научные учреждения… Вычесывались комиссионно: что взять, а что вычеркнуть как нелитературное – одобряли протокольно, а решения циркулярно отсылали на места.
За зеленым сукном сидели живые люди, кто ближе, кто дальше, кто-то председатель, кто-то – секретарь, а кто просто рядовой… Что-то перевесило в «ночвах» над другими обозначениями «корыт», хотя все версии были исторически корректными. В вариантах c «пчелой» (Олена Пчилка – псевдоним матери Леси Украинки) приоритет отдали «бджоле», трудновато произносимому гибриду старославянского «бьчела» с польским «pszczola».
Велись дискуссии относительно морского каменья, которое в степях Украины не попадается: бурное море выбрасывает его лишь на побережье Польши, Литвы и Латвии... Чье название утвердить? Известно – буреносный «бурштин» братьев-поляков, а не «дзинтарс» – «янтарь» из непонятной речи литвинов.
Комиссии по правописанию существуют и поныне. Но теперь их решения менее эффективны, не хватает цензурных рычагов… Фонтан приватной прессы – надо ожидать – вовлечет в оборот не только директивные, но и более распространенные лексические нормы, которые, видимо, будут отличаться от требований сверху.
Исходя из всего вышесказанного, можно порекомендовать Железному издать свою работу в Польше как словарь украинизмов в их языке… Если такой жест соседи не поймут, то по тем же причинам, что и мы: не существует международных лингвистических игр в одни ворота, а есть взаимодействие культур и языков. Даже у австралийских аборигенов в ожерельях из кабаньих клыков на шее, законсервированных тогда еще на уровне достижений австралопитеков, мир заимствовал «кенгуру».
Некоторые ученые, как нам уже известно, доказали, что самый древний на земле язык – украинский.
Практическая польза этого вывода очевидна – по нему можно определить национальность и ареал обитания авторов концепции. Осталось выяснить, какой лексический материал они отрабатывают, ведь видимых или слышимых слов первородного языка в тлене колен не осталось вообще. В одних языковых семьях их жизнь продолжительнее, в других короче, но возраст всех до единого современных слов индоевропейской семьи – два тысячелетия. А далее за этой грядою времени – реликтовый гул языковых праформ праафразийского и праевропейского, в котором трудно уловить хотя бы понятные морфемы, не то, что членораздельные слова.
Эпоха письменности свидетельствует: от Рождества Христова – на наших, можно сказать, глазах – каждый из индоевропейских языков изменился практически полностью. А за три таких, известных человечеству периода, языки трансформировались настолько, что реконструировать их праформы на уровне нынешних достижений этимологии невозможно. Находить там целые украинские речения библейского Адама или даже современника Иисуса латинянина Овидия – это, скорее, еще одно подтверждение нашего чувства юмора, о чем свидетельствуют труды одессита, поляка по происхождению, Михаила Красуского и его теперешних продолжателей.
В славянских побегах индоевропейского древа за два тысячелетия в живых осталось единственное изо всех слов, то самое «есть» как «быть», «жить», «существовать». Оно общее для многих языковых ветвей, поэтому и предлагалось отказать прибалтам в приоритетах. Наука признает, что это «есть», «ist» – наидревнейшее индоевропейское слово вообще, но происхождение его, первичное значение установить уже не в состоянии. Ровесников, не то что пращуров, не осталось…
Так, может, это «есть» все-таки двуединое? «Іst», «есть», «еs», «ә», «іs», «іz», «ҝжа» в их взаимосвязи – как «быть», «существовать», «жить», «есть»?
Я ем – следовательно, я существую?
Олжас Сулейменов, вспомним, предлагал исследование слов не только внутри той или иной языковой семьи, но и на глубинных пересечениях индоевропейской, алтайской, афроазиатской семей… Семей немало, к тому же все они многодетны: это сколько же всяких других этимологических перекрестков… Вот где та, неподнятая целина, которая станет полем для будущего урожая! А для начала из множества вариантов – тюркославистика Сулейменова.
...Реликтовое «ist» он связывает с древнегреческой богиней жизни и плодородия Ист (персидская Изида), преемницей египетской богини Ишт (ІІ тыс. до н.э.). В Египет ее культ пришел из Передней Азии, где в IV–III тысячелетии до рождества Христова поклонялись богине жизни, земли и плодородия Иштар как кормилице...
Версия логически привлекательна. Если это так, то мы пользуемся словом, дошедшим до нас со времен библейского Вавилона, форма и содержание которого все те же, что и шесть тысячелетий тому назад... Фантастическое продление знаний...
От Иштар идет и само понятие древности – История.