Собрание сочинений в пяти томах том четвертый

Вид материалаДокументы

Содержание


15. Неедукованый* Киркоров
Au hom du ciel! Это один из моих самых верных слуг, да к тому же еще и фаворит графский. Он разумный и едукованый по-польски...
16. «Попереду Дорошенко»
Ордын-Нащекин в Москву к Алексею Михайловичу: польские требования – перемирие на двенадцать лет на их условиях (владение всем за
Ордын-Нащекин к Алексею Михайловичу: возникли непредвиденные обстоятельства...
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12

^ 15. Неедукованый* Киркоров


Совершенно справедливо, – подхватил Стемковский, – и потому я советую переменить хотя бы атаманов – поставить сотниками верных католиков, рыцарей славного меча, а не схизматов, как Гонта...

^ Au hom du ciel! Это один из моих самых верных слуг, да к тому же еще и фаворит графский. Он разумный и едукованый по-польски...


Михаил Старицкий. «Последние орлы»


* Educated – хорошо образованный (англ.)

Едукарь – дока, смышленый человек (М.Фасмер)


После завтрака мы заказали такси и на выходе оставили ключи горничной.

– Нате, вам вот возвратили, – подала она мне передаренную вчера книгу.

– Неужели сам Филипп? – удивился я.

– Кто его знает, с того этажа принесли. Сказали, что книга антирусская, и вам, мол, непристойно намекать на то, что у него, болгарина, жена – Алла Пугачева – из москалей.

– Вот это попали в историю... Надо было бы хоть самим прочитать... Так там будто бы одни иллюстрации...

– Пусть останется пока у вас, а мы вернемся и заберем, – попросила Татьяна. – Такая большая и тяжелая...

– Да нет, я теперь заберу. Прочитаю сам.

– И фломастер возьмите, внутри лежал.

Татьяна спрятала сувенир от заезжей звезды в сумочку...


Мы ехали к критику Батуре, и я раскрыл возвращенное нам издание. Текст там был в основном как вступительное слово, оно и было вдоль и поперек исписано тем зеленым фломастером. Роскошную сувенирную книгу, напечатанную, как значилось на обложке, в Испании, певцы испортили вконец.

«В стремлении защитить и сохранить независимость своего государства Хмельницкий прибег к покровительству московского царя Алексея, надеясь, что культурное превосходство Украины, о котором свидетельствовали и европейские путешественники, и вселенские патриархи, проезжая по нашей стране, и сами московские иерархи и бояре, и наличие неизвестного для московитов высшего учебного заведения – Киево-Могилянского коллегиума, и простое сравнение едукованых казацких рыцарей с примитивными московскими стрельцами – все это обеспечит особый статус Украины. К сожалению, всего через девять лет после смерти Хмельницкого Левобережная Украина, Киев с прилегающими землями стали бесправным вассалом Российской империи, тогда как Правобережье осталось в составе Речи Посполитой».

Меня в этом абзаце несколько смутило Правобережье под «покровительством» ляхов, «везучее» супротив нашего несчастного Левобережья. Гостей же из России – культурное превосходство Украины и «простое сравнение едукованых казацких рыцарей с примитивными московскими стрельцами». Эти строчки были жирно подчеркнуты, а поперек глянцевого текста, как маркером на заборе, красовалась размашистая надпись. Автора хвалили за смелость и откровенность в углублении познаний о высших и низших этносах, поскольку все его известные предшественники долго мылились, наталкивали читателя на подобные выводы путем долгих и натужных обоснований лишь к концу книги и между слов, а здесь тебе прямо в лоб, да на весь англоязычный мир с первых же страниц...

Кстати: а о какой Российской империи идет речь в девятую годовщину смерти Хмельницкого? Это 1667 год, канун Андрусовского мира, от которого до империи еще более полстолетия. А это очень существенная деталь: без Украины, с ее геополитическим местом под европейским солнцем, Россия вообще не стала бы империей. В те времена, разоренная смутой, Северной войной, мором и крестьянским бунтом Степана Разина, она сама искала пристанища. Только объединение потенциалов двух самых больших государств континента и их взаимные усилия привели к тому политическому образованию. И социальному тоже: российско-украинские патриции, российско-украинский плебс. Тот просвещенный век остался в документальной хронике, поэтому весь наш народ на ступеньках социальной лестницы зафиксирован поименно, вплоть до Санкт-Петербургского двора, где регистрировали шляхетных. Благодаря этому, немало посреднических контор легко находят родовитые древа для поросли новых Мартынов Борулей либо прищепляет к нему за разумную плату.

Собственно говоря, Переяславская Рада и бурные события после нее стали теперь вопросом сугубо антиномным, ответ на него лежит в плоскости личного мировоззрения, и не стоит ни с кем полемизировать и никого переубеждать. Ведь с категоричностью можно оскоромиться. Как с версией этой познавательной для иностранной аудитории книги: за границей могут не понять, как при добровольном соглашении двух более-менее равновеликих европейских многомиллионных государств, на пороге уже современной цивилизации, одно из них, огромное по площади, без военного нашествия, оккупационного режима, вражеских гарнизонов, окопов и пушек, штурма крепостей и даже иностранных баскаков, через девять лет становится бесправным вассалом другого... Не поймут этого иностранцы, ведь ни средневековая, ни новая, ни новейшая история подобного примера не знали. А если и зарубежье в такую версию поверит, то мы в этой истории, действительно, гроша ломаного не стоим...

Предисловия на грани фола, как правило, анонимны: плюхнет кто-нибудь камень в тихую заводь, чтобы на круги посмотреть... Я перевернул страницу – на обороте подпись классика литературы, лауреата государственной премии. Не спрятался. Как же, помню: киевские князья, Евпраксия, дочь двух народов Роксолана...

К презентации лакированного издания в красочной суперобложке подпряглась наша компания с интересами за рубежом. При случае надо у шефа спросить, потому что заграница – это не уголок двора киевской гостиницы. С таким мировоззрением наторгуем...

Спасибо, правда, этому всемирно известному Филиппу. Вскоре после киевских гастролей он нашей компании козыря в руки даст: в очередном турне прилюдно выматерит ростовскую журналистку, чем подтвердит основной вывод книги об общей неедукованости москалей...


^ 16. «Попереду Дорошенко»,

а позади Тарасенко…


Родословная, на которую натолкнул меня в детстве Старик, материалами пополняется. С Кондратом Тарасенко концы пока что не сошлись, в посреднические конторы я не обращался, у меня самого, без них, об эпохе Андрусовского мира, где братья «засвидетельствовались», набралось два чемодана копий документов, которые, благодаря техническому прогрессу, вмещаются теперь в ту небольшую дискету.

Документ – это все-таки документ! А все истории – Аркаса, Грушевского, Карамзина, Ключевского, Костомарова, Соловьева, Субтельного, Татищева, не говоря уже о произведениях писателей, – это укладка «документальных кирпичей» в сооружение собственной конфигурации. Документы одни и те же, а выводы диаметрально противоположные. Кто как свой дом видит... Под каким углом зрения смотрит...

Относительно родословной мне в архивах еще надо будет покопаться, потому что Кондрат или не Кондрат, а следы Тарасенко где-то там запечатлены... А поскольку так, то меня персонально касается история своего дома – кто о нем ерунду всякую пишет? С одной стороны – мы великие, мы древние, мы храбрые, мы непокорные, мы могущественным султанам Оттоманской Порты дули крутили, дабы сабли об них не поганить, а с другой стороны – нюни: от монголов Батыя до наполовину украинцев Горбачевых все нас, бедных, обижали... Это нашу великую нацию унижает. Я за своими дедами с гордостью признаю соавторство всего, что произошло не только с 1654 года, но и от самого Рюрика.

В моем компьютере только документальный «кирпич».


Андрусовский мир – это конец тринадцатилетней европейской войны, пламя которой затлелось в Украине. И окончательное завершение эпохи кровавых религиозных войн средневековья: эти вздыбили континент на столетие. Какие интересы повели на побоище народы и государства под божьими знаменами, один Бог святой знает, а заканчивалось все самоидентификацией европейской пасеки по «ульям веры»: православные – сюда, басурмане – туда, и отдельно латынь, разроившаяся еще и церквями.

...Село Андрусово над рекою Городня между Смоленском и Мстиславским уездами, май 1666 года. Собираются туда коронный канцлер Пражмовский, гетман Потоцкий с панами... Государство у них большое, три года тому назад Ян-Казимир еще ходил в Украину, как за хату, я до десятого класса выкапывал в своем варваровском огороде «боратынки коронные», медяки с его профилем, венком от римских императоров и латинской легендой. Эти граммовые, с ноготь, «клепачи», шелуха прежних солидов, были первыми симптомами болезни Речи Посполитой с безнадежным диагнозом: децентрализация. Скоро уже – на пальцах дни считать можно – Польша вылетит из карты Европы, как чурка с городошного майдана.

С противоположной стороны – Ордын-Нащекин со товарищи... Больная Россия: церковный раскол, бунт Степана Разина, шведы войной на севере, турки с татарами на юге Украины, казна пустая... Нужно выиграть время, Россия больна, но с симптомами полного оздоровления централизацией. В процессы централизации, продиктованные законами борьбы за место под солнцем, подсознанием выживания и сознанием общего выбора, Украина вписалась исторически своевременно. Можно согласиться с тем, что в этот водоворот ее стремительно затянуло, но это дела не меняет.

Царь Алексей Михайлович в Андрусово к чрезвычайному послу Ордыну-Нащекину: собаке недостойно есть и одного куска хлеба православного. Если же оба куска достанутся собаке (Правобережная и Левобережная Украина – прим авт. А.Т.), то будет нам воздаянием преисподний ад, прелютый огонь и немилосердные муки...

^ Ордын-Нащекин в Москву к Алексею Михайловичу: польские требования – перемирие на двенадцать лет на их условиях (владение всем завоеванным) или война.

Алексей Михайлович к Ордыну-Нащекину: предотвратить войну всякими средствами, ни под каким предлогом не отдавать Киев, на требования идти не сразу, а постепенно, чтобы затянуть дело до зимы.

Ордын-Нащекин к Алексею Михайловичу: Польша и Литва хорошо знают, что порубежные города не крепки, войско на их оборону не придет, денежной казны в сборе нет, а что в ней было, то служивым людям роздано, доходы монетным дворам не поступают, в Москве и других городах деньги делать не из чего, поэтому союз с ними мы заключим на их условиях, иначе турок с ханом завладеют всей Украиной.

Алексей Михайлович к Ордыну-Нащекину: за Киев и за здешнюю сторону Запорожья давать деньги, давать пристойно, чтобы ни Киеву, ни Запорожью ни в каких уступках не быть. За другие города деньги давать, платить в польскую казну и комиссарам по 10.000 золотых отдельно, а протоколисту Брестовскому за протокол 10.000 золотых сверху. После всего – дорогие подарки.

Ордын-Нащекин к Алексею Михайловичу: за размежевание по Днепру представитель от комиссаров Иероним Комар бил челом, чтобы сверх обещанных в тайную дачу денег еще пожаловал царь комиссаров соболями, чтобы им можно было хвалиться перед людьми, да еще чтобы вместо обещанных ему ефимков дали золотыми червонными, потому что червонцы легче спрятать, так что и домашние не узнают. Еще Комар сказал, что после выплаты всего протокол подпишут на очередном тридцать первом съезде.

Алексей Михайлович к Ордыну-Нащекину: деньги и подарки отосланы, срочно подписывайте договор о перемирии до июля 1680 года. По окончанию о титулах говорить, малороссийские и белорусские города, которые отходят под корону, должны писаться без ополячивания, дальше видно будет.

^ Ордын-Нащекин к Алексею Михайловичу: возникли непредвиденные обстоятельства...


Сложности у поляков, действительно, возникли значительные. Не у тех поляков, которые взятку брали, а у короля и высшей знати. На землях Левобережья, теперь короной оставленных, поместья Конецпольских давали 300 000 золотых ежегодной прибыли, Потоцких – 200 000, Вишневецких – 100 000... Был подан список других владетельных сенаторов и шляхты. Король выразил надежду, что царь милостиво это дело рассудит. Кроме шляхты служивой, с этих, теперь уже земель Руси, побежала шляхта «посполитая» – мелкота всякая, но недвижимостью на нашем извечном Левобережье она все-таки владела. Тут уже не просили, а требовали компенсации убытков – 3 000 000 ежегодно за весь период перемирия. Вот тогда, мол, ваша милость, наш король протоколы утвердит.

Алексей Михайлович к Ордыну-Нащекину – да кто же это столько шляхты и когда аж за самый Днепр пустил? И сколько ее тогда на Правобережье? На него у нас никаких денег не станет... Чтобы в геенне огненной не кипеть, надо с силами собираться...

Такого продолжения диалога царя с чрезвычайным послом не зафиксировано. Но оно было...


После Андрусовского мира правобережный гетман Петр Дорофеевич Дорошенко, в близких родичах которого была фамилия Тарасенко, присягнул Алексею Михайловичу. По его смерти нужно было переприсягать новому царю – Федору Алексеевичу. Для исполнения этой – то ли церемонии, то ли процедуры – в Чигирин с грамотой из Москвы отбыл стольник Деремонтов, но доехал он лишь до Батурина, ставки левобережного гетмана Ивана Самойловича. А тот вельможного посланца в стан Дорошенко не пустил, сообщив при этом, что предыдущий царь повелел правобережному чигиринскому гетману быть у него, Самойловича, в подчинении. И привезенную грамоту переписать нужно – того Дорошенко по отчеству царю величать негоже.

Узнав об этом, Дорошенко ответил, что попович Самойлович силой его не возьмет, потому что за ним князь Ромодановский и запорожцы.

Запорожский атаман Сирко относительно своей поддержки высказался двояко: придет на Запорожье Дорошенко – пускай будет Дорошенко, а если опередит Самойлович – то пускай будет он. Но грозился отрубить голову посланнику Самойловича и зайти к нему самому в тылы с полковником Петром Рославцем из Стародуба, если их не будут к царю допускать.

Иван Самойлович пошел с войском на Чигирин проверить, возьмет он или не возьмет того Дорошенко, но Петр Дорофеевич апеллирует к Федору Алексеевичу. Царь распорядился выразить Дорошенко свое уважение, а кампанию Самойловича прекратить.

Самойлович сообщает царю, что Дорошенко – союзник султана. А царь в это время рассматривает жалобы протопопа нежинского Симеона Адамовича и того самого стародубского полковника Рославца на самоуправство Самойловича в его землях. В тот же день царская почта получила письмо и от Самойловича лично, в нем он жаловался на полковника, который вышел из-под гетманского «регимента». Самойлович хотел его переизбрать, а он убежал в Москву.

Москва втолковывает беглому Рославцу, что он, полковник, ниже гетмана, нужно возвратиться и извиниться. И отправляет с ним стольника Алмазова, чтобы без обиды пояснить батуринскому гетману необходимость помириться с полковником, который дал слово, что будет подчиняться…

– Э, нет, – встал поперек Самойлович, – это не тот человек, это подстрекатель…. Это он надоумил протопопа Адамовича жалобы на меня писать…

А тут объявлена общая мобилизация полков Ромодановского, Самойловича, Голицина, Косогова и Полуботка – турки идут при поддержке Дорошенко…

Турки не появились, Косогов с Полуботком заехали в Чигирин к союзнику султана – Дорошенко, передали ему «увещевательную» грамоту от царя. Дорошенко «увещевался»… Кондрат Тарасенко с генеральным писарем войска Запорожского Воехевичем обратились к Ромодановскому с Самойловичем за гарантиями относительно сохранения здоровья и имущества Дорошенко в этом замирении…

Самойлович с двумя тысячами сопровождения возвратил Дорошенко знамя, бунчук и булаву, которую тот было сложил, и с чувством доблестно исполненного перед всем казачеством долга возвращался в Переяслав. Но Воехевич, служивший у Дорошенко, сообщил ему о том, что обиженный протопоп Симеон Адамович от имени Рославца прислал к ним казака Дубровского с крестом, на котором они поклялись убить Самойловича, потому что народ и царь хотят его, Дорошенко.

Дорошенко взял да переслал все это вместе с клятвенным крестом Самойловичу. Рославец упал ему в ноги…

Дело передели в военный суд, а Дорошенко пригласили в Москву для принесения, в конце концов, повторной присяги. Самойлович старался этому воспрепятствовать, выдвигал веские причины, в том числе и подготовку к военному суду, где Дорошенко – главный свидетель… Но тут пришел указ царя – оставить старого Дорошенко в покое.

Батуринский суд в присутствии архимандрита черниговского Голятовского, игумена киевского Дзыка и трех протопопов в январе 1677 года приговорил Рославца с Адамовичем к смертной казни. Царь из Москвы через Самойловича тут же их помиловал. Духовные лица сказали светским: «со своим полковником делайте что хотите, а мы своего пострижем». Протопоп Адамович заявил, что сам этого за грехи желает, но, не вытерпев затем тесноты монастырского затвора, передумал и решил дать новые свидетельства. Бунчужный Леонтий Полуботок собрал для слушания в Чернигове большое собрание из духовных и светских лиц, где расстрига-протопоп дал подписанное заявление: «Мы решили, чтобы, убив гетмана, жить не под царской рукой, а поддаться хану».

Знакомый уже стольник Алмазов в феврале прибыл в Батурин с заданием отправить Дорошенко в Москву. Колебания Самойловича снова были долгими: обрадуются поляки, которые боятся союза Дорошенко с султаном, появится поле для «плевельносеятельных слов» Сирко, а главное – будет угроза его чести, ведь на него, Самойловича, упадет подозрение, что он своих сдает. Но уже 20 марта Дорошенко предстал пред царем. Думный дьяк (это уровень нынешнего министра) объявил прощение всех его грехов, связанных с турецко-татарскими договоренностями.

…Весной, в сезон походов на Украину, турецкий султан вместо Дорошенко провозгласил гетманом Юрия Хмельницкого, который известил об этом Запорожье грамотой: Я сейчас здесь в плену, но наияснейший цесарь турский, трех частей мира властелин, который грешных больше прощает, нежели наказывает (берите пример с меня!), даровал мне свободу, ублажил меня своей милостью и князем малороссийским утвердил. Георгий Гедеон Венжик Хмельницкий, князь малороссийский, вождь Войска Запорожского.

Гедеон Венжик с Ибрагим-пашой встали под Чигирином четвертого августа, потребовали добром отдать ключи от города и одновременно рыли под его стены подкоп. Но их дипломатия наткнулась на отказ, а копатели – на дикий камень. В это время подошли князь Ромодановский с гетманом Самойловичем, операция их, как говорится, удалась: под Чигирином остался весь провиант «турский», артиллерия и четыре тысячи убитых янычар.

Экспедиция князя с гетманом позволила Самойловичу доказать Москве рубежное значение Чигирина и речки Тясмин в обороне от басурманов и просить для этого дела инвестиций. – Это будет защита для всей Украины, – писал гетман царю.

Денег на фортификацию Чигирина требовалось много, Москва от турков стояла далеко, но государство уже стало единым. Согласие было дано, и Ромодановский с Самойловичем сели за «осмечивание» проекта. Но в следующем году войска пяти турецких пашей и крымского хана снова привели на чигиринский престол Хмельниченко под титулом уже князя сарматского… На этот раз три подкопа под город турки прорыли…

Жертвы были такие, что начались поиски перемирия. С этой целью в Запорожье прибыл, как будто по происхождению подобранный, дьяк-дипломат Емельян Украинцев. Мирное соглашение с турко-татарами заключили на двадцать лет.

Можно было передохнуть…

Но заканчивался срок действия Андрусовского мира. Самойлович после соглашения с Портой до конца дней решительно отговаривал Москву от пролонгации всяких союзов с поляками.


Вы что-нибудь поняли в собранной мною хронике?

Согласен: отсутствие наличия, как говорят ревизоры, – в данном случае какой-либо общей власти в тогдашней Украине, – можно было бы отобразить конкретнее, написать: чего не было, того не было. А вот земля наша была, и люди наши были, были фигуры, которыми эта хроника пестрит, – такие вот, как говорят, реалии…

И хотя в моем калейдоскопе, надо признать, преступно принижена роль народных масс, я, прежде всего, вижу здесь действующих лиц той переломной эпохи, а не бесправных вассалов. Оскопленная история о нашем народе с фигурантом Кондратом Тарасенко, братом самого гетмана Петра Дорофеевича Дорошенко, возможным моим пращуром или пусть даже однофамильцем, для меня оскорбительна. Может, нам так персонально и надо писать – вы о своих предках, а мы со своими как-нибудь сами…

Что сделали мои деды, пусть хотя бы и с вашими «вассалами»? Государство они нам сохранили, вы же видите, какие стихии на батьковщине нашей бушевали…


Фигурой, которая признавалась гетманом на обоих берегах Днепра, был Иван Самойленко под фамильным казацким прозвищем Самойловичей. В обстановке расцвета демократии: «кто какое слово скажет, так к нему сразу же пристанут», «они бы здесь по десять гетманов за год перевыбирали», он удерживал вожжи на крутом вираже. Недооценка этого великого для Украины человека объясняется партийностью истории нашей эпохи и неоднозначностью его эпохи, которая трагически оборвала и саму жизнь гетмана.

Дорошенко был устранен из верховной номенклатуры Украины в критической ситуации по элементарному правилу теории руководства и народной мудрости относительно двух голов в одном казане. Если бы не это профилактическое мероприятие, биться этим двум головам между собой до последнего казацкого чупруна. Посидев в Москве под «премногою государевою милостью», Петр Дорофеевич пойдет воеводой в Вятку… В гипотетическом случае его гетманства вместо Самойловича абсолютно ничего бы в нашей истории не изменилось. Быть с Россией и одновременно самостийным в то столетие было не альтернативой, а нереальным желанием. Альтернативными были две эти персоны великих украинцев, противоречия между ними иногда проявлялись в сугубо пропагандистских шагах, где Дорошенко зарекомендовал себя гроссмейстером «турецкого гамбита».

Иван Дмитриевич Сирко (Серко) больше известен как автор (или главный редактор) того самого знаменитого письма запорожцев турецкому султану. Фигура настолько колоритная, что не было, как говорят, дня без доноса царю о его очередном предательстве…

Москва на компромат долго не реагировала, но из-за порогов писали люди настойчивые, и повидал украинец Сибири, хотя возвратился досрочно как специалист по войне с турками… Некоторые объяснения кошевого атамана относительно подозрения к нему со стороны Москвы свидетельствуют, что на сомнительные компромиссы с турками он шел в безвыходных ситуациях, ради спасения запорожского войска. Таких случаев, к сожалению, становилось чем дальше, тем больше…

Кондрата Тарасенко, за отсутствием биографических сведений, можно отнести к типичным представителям широких казацких кругов. Благодаря им, «ой, на горі», не переставали сеять и жать жнецы. Не упомянутые здесь, но известные всем те самые «народные массы», хлеборобы-кормильцы наши. Съездите в село – они там, на месте. И в городах тоже они, только немного уже другие…