М. М. Бахтин: черты универсализма

Вид материалаДокументы

Содержание


Логос периода
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   39
^

Логос периода



Таким образом, процесс говорения – это действенный переход от массы к разделению труда, от медузы – к существам с определенными членами, от хаоса – к общественному порядку, переход как начало и конец, приказание и отчет о его выполнении, как спряжение, звательный падеж и склонение. Мы становимся людьми лишь тогда, когда мы, животные, возвышены до уровня членов общности. Поэтому неопределенное наклонение и именительный падеж – это исключения в нашей речи, точно так же, как мне представляется исполненным смысла обращение «Парменид» в звательном падеже, а «Парменид» в именительном падеже кажется мне странным или неприличным. Логос, действующий в настоящих мужах, – это единство приказания с сообщением о его выполнении, оракула – с изложением предсказанного; соответствует ли призванный звательному падежу обращения, оборачивается ли он и говорит ли: «Вот я», или возносится, чтобы притвориться глухим, _ таковы основные процессы, которые я рассматриваю. Логос соединяет предложения, относящиеся к различным временам, но имеющие дело с одним и тем же и именно поэтому впервые создающие единое время для многого. Так что Логос действует скорее в предложении, чем в одном слове; два сообщения, далеко отстоящие друг от друга во времени, действуют на меня сильнее, чем самый длинный абзац. Если издается закон, то я должен осмыслить целый ряд процессов, а именно, обвинений, защит и приговоров, происходящих на основе закона, прежде чем я смогу убедиться, что понимаю закон. Логос – это единственное Всеединство, тогда как вещи разделены среди многих миров, а мужчины и женщины имеют свои особые тела. Таким образом, для взрослых язык – это единственный действительный мир. Мы охвачены этим миром так же, как охвачены долгим путешествием туда и обратно, путешествием сквозь эпохи, климаты и периоды жизни, и охвачены еще до того, как мы поймем первое слово, услышанное нами в начале путешествия. Лишь суждение, противоположное первоначальному, высказанное в конце действия, сообщает смысл суждению, высказанному в его начале. Если бы действие не предписывалось никаким словом, то такое действие оставалось бы бессмысленным до тех пор, пока после его окончания о нем не было бы вынесено некоторое суждение. Тот, кто хотел понять мир, должен был вслушиваться в первое называние по имени своей возлюбленной первым влюбленным и в последнее упоминание имени при погребении. Все разговоры, происходящие между этими двумя точками отсчета, должны быть объяснены, исходя из этих процессов, таким образом, мы бы ничего не понимали, если бы капля времени не могла открыть нам море времени. Поскольку для Зевса тысяча лет – что один день, то один день может дать понять, как проходит тысяча лет. Я, как египтяне, рассматриваю тайну года на примере мировых периодов, и в тайне человеческого возраста в 30 лет и его подразделений обнаруживаю месяц с его четырьмя неделями. Лишь потому, что в коротких сроках мы воспринимаем долгие сроки, исходя из растянутого во времени выполнения должностных обязанностей, мы познаем часть этого мира. Но в коротком промежутке времени должна целиком проявиться связь между обетованием и исполнением всех отдельных суждений. Врачи, ремесленники, корабельные капитаны должны охватывать весь период времени прежде, чем они смогут понять даже мельчайшую частность. Тот, кто хочет выдубить руно, растягивает его, трет, расчесывает, промывает, снова растягивает.1 Но второе растягивание – это новое начало, и дети думают: «Ну, это я уже знаю, это он уже делал в самом начале». Но каждый кожевник знает, что это действие – уже конец. На окружности первая точка является и последней. Тот, кто дает определение процессу «растягивания» или точке окружности, обожествляет пустое слово, и вместо Логоса он влюблен в logoi, те в слова Он хочет иметь эти слова вне периода, и так процессы становятся для него словами в словаре. Напротив, для кожевника периоды, состоящие из последовательности растягивания, промывания, расчесывания – это один Логос. Таким образом, период – это единство, внутри которого только и получают свой смысл отдельные слова и предложения. Только взаимосвязь проясняет смысл каждого отдельного слова. Ни одно предложение ничего не означает, ни одно определение не имеет силы, ни одно слово не имеет смысла, если на окружности времени нет сопряжения начала и конца. Начало должно было стать концом, конец – началом, чтобы взрослые понимали друг друга. Поэтому я и написал, что Логос – это эра. Взрослые понимают друг друга лишь тогда, когда они могут создать для себя одно и то же время. Тот, кто говорит: «Добрый день!»; встречает человека, имеющего с говорящим одновременный опыт вставания и укладывания спать. Лишь тот, кто знает, что такое «кровать» или «утро», понимает, что мы имеет в виду, говоря: «Добрый день!» или «Спокойной ночи!». Таким образом, период – это маленькое мироздание для всех высказываний внутри него. В периоды удачных или неудачных дней каждое слово имеет смысл в связи с ведущейся беседой. Но вы входите в уютный зал и говорите: «Давайте поговорим о добродетели». Вы сплетаете венок речи вокруг одного слова, тогда как меня учит украшенный венком год. В итоге вы предоставили всего лишь словарь, окружающий первое слов. Но различные сочинения попадают нам в руки в различное время, и это были те руки, для которых круговорот наших действий представал в виде одного Логоса. Таким образом, период – это условие «книжного слова». Предложение что-то означает, закон имеет силу, поскольку они в своей пространственно-временной области включаются в симфонию. Логос – это эон.2 Это означает, что взрослые понимают друг друга лишь тогда, когда они могут создать для себя одно и то же время. Ибо в нем каждое слово истолковывает само себя. Ваше прославление покоя и праздности идет по пути, противоположному пути правителя сквозь эру. На первое место вы ставите буквы, а на второе – слово, над ними надстраиваются предложение, синтаксис и стиль. Вам кажется, что такое построение может быть удачным. Ибо у вас есть время. Поскольку вас не отвлекает никакая должность, в которой вы могли бы проверить свою мудрость, то вы не опасаетесь оторвать друг от друга начало и конец периода, например, предсказание о битве и отчет о ней, помолвку и бриллиантовую свадьбу, военную присягу и дезертирство, и все определить по отдельности. Вы можете спокойно отвлечься от начала и конца, скажем, от основания Эфеса, благодаря которому я стал правителем, и разрушения Трои, благодаря которому я могу цитировать Гомера. Вы пребываете в исихии, безмятежности души. И в этой безмятежности, не соотнесено со временем, вы камень за камнем выстраиваете здание школьного знания – от алфавита до поэтики и риторики.