Авторы: Станислав Сбарский
| Вид материала | Документы |
- Морской Корпус Героев Севастополя г. Москва Дуэт Подольский Дмитрий, Махонин Станислав, 48.35kb.
- Авторы: М. В, 36kb.
- Авторы: М. В, 27.16kb.
- Смирнов Станислав Алексеевич, регистрационный номер в реестре адвокатов Владимирской, 178.85kb.
- Петрухин Станислав Михайлович, Жеребцов Алексей Юрьевич, Комогорцев Игорь Борисович,, 37.1kb.
- Станислав Гроф "Путешествие в поисках себя", 4809.93kb.
- Станислав Гроф "Путешествие в поисках себя", 4810.26kb.
- Станислав Харин, 560.1kb.
- Станислав Хромов, 1980.26kb.
- Орская навигация, 48.92kb.
1
Ночь. Обычная ночь.
Может для кого-то эта ночь исключительная… Так оно и есть. Кто-то нашел полового партнера (на ночь (исключительную) или всю жизнь). Кто-то слегка выиграл в казино, и прибывает в полной эйфории от этого. У кого-то умер родственник (естественная смерть, убийство, автомобильная авария, самоубийство). Или кто-то умер сам…
Какая-нибудь девчонка лет четырнадцати, рассталась с девственностью, думая при этом: «Наконец-то, все подруги уже давно… а я…». Она выпила перед этим, немного и не мало. Время подходило к лету, и ночью уже тепленько. Они гуляли компанией и посетили некрытую дискотеку, у леса в парке. Лес – это хорошо! Можно уединиться. Пусть и будешь весь грязный после…, но будет что вспомнить. Ей не пришлось полностью лишаться гордости, не пришлось уговаривать парня. Еще сидя за столиком, в интимной темноте, он сунул ей руку под юбку в трусы, когда они целовались. После был еще один танец, еще одна сигарета… «Ну, девочка решайся», – подумала она, и, взяв его за руку, увлекла в лес. Исключительная ночь – она запомнит это на всю жизнь.
Кто-то работает в ночь, возможно грузчиком на складе. Недавно влился в коллектив, и еще немного поражается, когда его напарники начинают бешено беситься под утро. Кричать песни, наобум вспоминать фразы из старых фильмов (« - Как зовут твоего раба? – Антуан.- Антон, принеси нам чего-нибудь, и закусить»), толкаться и смеяться. На разгрузку фуры уходило где-то два часа. Две фуры за ночь. Хорошо, если бы они приезжали подряд. А так приходится терпеть, курить, сидеть, ходить, музыку слушать. И в эту ночь по радио прозвучал сингл, который он не слушал уже… да, именно шесть, именно столько. Исключительная ночь…
Кто-то испытал радость первого поцелуя… Он (или она) боялся… Боялся того, что все узнают о его нецелованности…
Я знаю, как это произошло с девчонкой. Она и пару ее подруг (из которых одна была обязательно лет на пять старше) вечером во дворе занимались «шуточным» гаданием на картах. Перед началом каждого нового раза, одна из них (наша героиня) садились на колоду карт (подсовывала колоду под попу). Вы спросите зачем? И парень, который подошел к ним (их знакомый с самого детства) спросил:
- А зачем ты садишься на карты? - за нее отвечает старшая подруга (Парень, кстати, старше героини всего на два года, но младше «старшей подруги» на три);
- Это чтобы гадание было правдивым.
- В смысле?
- Чтобы гадание получилось, надо чтобы перед раскладом карт на колоде посидела нецелованная.
- Сейчас я это исправлю, - он наклоняется к нецелованной и целует ее сразу в засос. Так получилось из-за того, что она хотела вскрикнуть. За это девчонки коллективно обиделись на него и прогнали. Вечер окончен. Уже ночь, но она не спит. Она думает, думает о… Пусть эти мысли останутся только ее мыслями.
Исключительная ночь…
А так было у парня. Он до этого боялся, что кто-то узнает. Боялся, что никогда не поцелуется… И много другого. Первый поцелуй получился очень смазано. Целуясь, он вообще ни о чем не думал, его просто сжало. Но почти сразу за первым последовали и другие. Они не отрывались друг от дружки минутами, и в перерывах улыбались. А сейчас он идет домой, и для него не существует никаких проблем – счастье окотило его с ног до головы. И он уже знает все тонкости поцелуя, его сердце поет, и он хочет поделиться с миром опытом и радостью.
Исключительная ночь…
Кто-то видел кого-то в последний раз… Или отъезд навсегда, или смерть разлучила… или банальный разрыв между мужчиной и женщиной. В последний раз…
Исключительная ночь…
Кто-то в первый раз напился… И на пороге отец ударом кулака в лицо сбил на пол и так шатающееся тело. Мать привела в чувство, и сопроводила в квартиру. Помогла кое-как умыться, раздеться и уложила в кровать. Лицо болело, и была ненависть к отцу… Ненависть прошла даже быстрее, чем полностью спух синяк. А еще, через время пришло осознание любви и заботы отца к нему. Время и осознание, что эта любовь и забота одни из самых важных на земле. Ночью его разбудило желание пить. Сильно хотелось пить и в туалет. Вставая с кровати, он что-то сбил ногой – бутылка минералки. Это отец поставил. Он попил, сходил в уборную, еще попил. Он, так и не напившись минералкой, лег спать.
Исключительная ночь…
Кто-то летит в самолете. Еще немного подождать, и он увидит тот клочок земли, на который хотел посмотреть с самого детства. Он будет гулять по улицам, пробовать местную кухню. Обязательно выпьет пива на веранде какого-нибудь кафе, и обязательно выкурит сигару. В фонтан будет брошена мелочь (сравнительно много, он не поскупится). Но пока он летит в самолете, и самолет несет его к мечте детства.
Исключительная ночь…
Ночь обычная…
Для Антона эта ночь обычна. Он как обычно пишет. Пишет, склонившись над листом бумаги, набрасывая какие-то слова и предложения в черновик периодически, и выходит на лестничную площадку перекурить.
Для Антона эта ночь обычна не только из-за этого. Он знает о всех этих моментах. Знает о этих исключительных моментах. Когда такой момент происходит, он чувствует, что это где-то произошло. С ним так уже давно – с начала работы над романом. Он замечает разные интересные эпизоды, ему рассказывают о таком, он придумывает их. И грань как бы стирается. Не особо ясно где выдумка, а где, правда… в первую очередь для него. И создается впечатление, что когда он создает что-то в своем воображении, то это может происходить и в реальности, прямо сейчас. Будто не он придумывает это, но видит происходящее «на расстоянии» и в других «красках». Он как бы видит это все насквозь, и одновременно умеет «цепляться» за это – он умеет «зацепиться» за моменты, которые происходят с ним. Но он знает и о «чужих» моментах.
Редкость, когда человек может разделить чужую радость, и одновременно умеет радоваться своим «моментам».
Обычная ночь…
Ночь исключительная…
Антон отображает на листе бумаги моменты. А для этого ему надо их пережить. Как минимум пережить в воображении. А грань между реальностью и воображением для нашей физиологии размыта. Грань условна. Ты воспроизводишь события, воспроизведение может начаться с любой зацепки (травинки), и за тем событие, невольно, разворачивается полностью (полноценный пейзаж). Это в твоем воображении, и ты в этом событии одновременно.
Порнографические моменты. Их он так же отображает. И они так же втягивают внутрь события. И это возбуждает…
И ты идешь дрочить в ванну. Антон, во всяком случае, пошел.
(^ Одна из правд жизни, которых и много, и мало)
2
Звук. Сейчас всегда рядом. Вообще нет. Но сейчас! Сейчас. Он и нужен, и нет. Он и есть, и его не существует.
(^ Хотел бы, я понять, что я пишу. Хотя, это не мое дело разбираться в этом. Мое дело писать)
Дело звука – поприсутствовать. Сейчас. И после – в памяти. Так всегда бывает (или только сейчас?): происходит что-то значительное, возможно какой-нибудь физиологический процесс, а это значительное окружает куча мелочей. И эти мелочи «связываются» со значительным, особенно если мелочи необычны. Так мы можем легко провалиться в состояние эйфории, услышав аромат некоего парфюма. Этот парфюм был на человеке, дорогом для нас, в какой-то для нас момент (момент первого поцелуя и одуряющей любви одновременно). Парфюм услышан – мы в том состоянии.
(^ Правда жизни)
(Шум воды, да? Я помню шум воды. Он впечатался настолько глубоко в меня, что так глубоко и не прокапаешь. Это ощущение, этот звук, будет, пожалуй, навсегда со мной.
… Убийство…
Мы знаем много примеров того, как шумит вода (когда). Речка при купании; смывание унитаза; когда чистишь зубы; дети и их брызгалки, их смех, счастье, напечатанное на лице, и кто-то из них, утомившись брызгаться маленькими (детскими) порциями, выносит из дому наполненное ведро и окатывает таких же, как и он забияк из ведра.
(шумит)
^ Вода, много, смех, много, счастье…; можно плюхнуться в фонтан… разумеется пьяным, разумеется в присутствии дам.
Много
(чего?)
примеров шума воды. И все они почти идентичны. Вода – всегда вода. Летом хочется прохладной, зимой – потеплее, но шумит она всегда так же.
… Убийство…
Сквозь года, которые невзирая ни на что проходят…
(А вода шумит также)
Сквозь года мне больно…Эта боль непостоянна, и нельзя сказать что ее нельзя вытерпеть… но она всегда со мной.
^ Близкий человек. Теряем. Болит.
(А мы крепимся, но слезы не сдержать. Но все же молчим. Мужчины не плачут, мужчины скорбят).
Обычный выезд за город. Обычный вечер у воды. Но он необычен! Он иной. Мой друг… Его больше нет, и таких для меня больше нет. Я не верю…
Мы с девушками. Они настоящие девушки, не что попало. Немного выпивки. Из-за того, что выпивка должна присутствовать. В общем, не для питья. Тлеют некоторые поленья, которые (некоторые) уже догорают. Но костер горит ярко. В нашем кругу все видно очень даже ничего. Виден блеск глаз нашей компании. Не всех в отдельности, то, что у всех глаза блестят – это само собой, а некий общий блеск. Мы – это единое целое, и мы «блестим». Но его блеск…
^ Это не опишешь (надо видеть), можно только намекнуть.
Человек в этом мире не один, нас много, нас множество.
(И имя нам легион)
И нет никакого удивления, что мы в этом месте были не одни. И любой выблядок у которого все плохо (по его же вине), увидя блестящую компанию, из чувства зависти захочет напакостить…
^ И напакостили…
Он хорошо плавал.
Он скорбел. Это произошло до этого. И я узрел совпадение дат лишь через пять лет. Был убит его кумир, который пел песни. Я был наблюдателем скорби моего друга в те дни. Это было горе. И лишь через пять лет, когда в СМИ объявляли о пятилетии со дня гибели певца, я осознал, что даты смерти совпадают. С разницей в год…
И к нам, к нашей компании, немного пристала другая компания. Так, без особого дебоша, можно сказать для галочки. Эта компания…, в общем, моральные уроды. Мой товарищ как обычно рассказывал что-то занимательное, при этом находясь в центре внимания (как обычно). Он был наделен поразительной и необъяснимой красотой. И плюс к этой красоте, он обладал харизмой – за ним, как бы, шли люди. Его красота по истине была специфичной. Он нравился не только девушкам, но и парням. Я имею ввиду то, что самцы явно видели его красоту и понимали, что он красив. Понимали, что они ему не соперники. Сколько бы денег у тебя ни было, ты проиграешь ему в игре под названием: «Недорогая любовь». Ибо ему не нужно тратиться, он итак неотразимо красив. А к этому мы еще прибавляем острый ум и меткий язык, явное видение ситуации… в общем харизму. Это ли не один из поводов для зависти. Я и сам очень завидовал, но, по-дружески.
… ^ Шум воды, когда мы вытаскивали его…
… Шум… воды…
И я держался рядом с ним, и это мне давало звание – друг красавчика. И поверьте мне на слово, это очень много, девушек из-за этого у меня хватало.
Тем ребятам явно не понравился он. Он, тот парень, который находился в центре внимания легко и непринужденно. Они лишь попробовали испортить нам настроения, и это у них не вышло. Наш герой легко парировал их колкости, и они отправились ни с чем восвояси, к своему костру.
Прошло время, поленья мерно тлели, успокаивающе хрустя от собственного жара на последних издыханиях. Мы двинулись немного в глубь леска к нашим палаткам, и развели там уже подготовленный костер. До этого мы палили костер близ реки. Костер горел, освещая блеск наших лиц,
(не хватало шума воды)
а он решил пойти окунуться в реке, и наотрез отказался от компании в этом мероприятии. С самого начала нашего перемещения, с тех пор как мы окружили «новый» костер, он сидел какой-то задумчивый и нарочитый, что никогда не было ему свойственно. Я не говорю, что он редко думал. Нет, он соображал на лету. А в этот раз как-то задумался. И я прекрасно помню, что я почувствовал нечто неладное. Что-то как бы говорило мне, предупреждало меня, моя интуиция звенела сиреной… Ах, почему я ее не послушался? Возможно, что-то подобное происходило и с ним, но он тоже не послушался.
«Я пойду окунусь, а то что-то жарковато. Нет, я пойду один, - и чтобы никто не оспаривал это желание он добавил, - я собираюсь купаться голым, без свидетелей!» С этим никто спорить не стал. Он встал и направился туда, где берега ограничивали реку. Это был последний раз, когда я его видел, видел живым.
3
О том, что происходило дальше я могу только догадываться. Хотя нет. Постойте. Есть официальная версия, она состоит в том, что он утопился. Тоесть совершил самоубийство. С этим все, кто его знал, были категорически не согласны, мол, такие как он, люди не идут на такие шаги. На это было отвечено, что он мог утопиться вследствии судороги или по какой-нибудь другой причине. Да! Конечно! на глубине в метр! Но как ни прискорбно, если ты не «сильный мира сего», то с официальной версией не поспоришь, приходится мириться, оставляя неимоверный груз в душе. И этот груз давит, с каждым днем прижимая тебя все ближе и ближе к земле, так что в один прекрасный (ужасный) день ты будешь уже ползти на коленях. И со всем этим нельзя ничего поделать.
(«Но слезы не сдержать…»)
Догадка: у реки. Они замечают его. И сразу возникает желание поквитаться. Поквитаться с ним за то, что он лучше. Этого уже достаточно для мести, мести горячей и безъотлогательной. Они замечают его одного. Какой подарок судьбы, неправда ли? Возможно, они даже хотели его… хотели его изнасиловать. Согнуть в спине, двое держат за руки, и, обхватив шею, еще один удерживает за живот, штаны срываются и невозможная радость опоясывает лицо непосредственного насильника. Да и радость «помощников», очередь которой «тасуется жеребьевкой» также велика. Ведь они смогли, у них получилось отыметь красивое и ненавидимое ими создание Божье. Какая радость!… Выродки. И пусть это создание их пола, какая разница? Они все же смогли. И это было бы почетно в их кругу.
- «Ты знаешь, пацаны недавно рассказывали как на вылазке «опустили» одного пижончика.
- Да, я тоже слышал об этом. Они конечно молодцы!
- Да! Я тоже так считаю!»
(Но хрен вам в штанах, а не Шарапов Володя)
Но к счастью эти их желания оказались достаточно глубоки. Так глубоки, что они побоялись признаться в них даже себе лично (пусть и тавтология, какая разница).
Шум воды. В ней он и они. Держат крепко его. И зажали рот. Утопили как кота… И, опять потекла слеза.
Шум воды. Когда мы бросились на поиски. Искали не долго, сразу нашли. Его тело лицом вниз немного покачивалось у самого берега на воде. Мы бросились в воду, думая, что его можно еще спасти, делая искусственное дыхание и массаж сердца, но было уже поздно. Он умер.
(Его убили)
А тот шум воды, когда мы бросились в воду, вытаскивая его, звучит во мне уже долгие годы, прямо как внутренний голос. И его мертвое лицо, желтеющее в улыбке луны, впечаталась в глаза.
* * * * *
Спустя годы. Вечер. Луна и ее кривоватая улыбка. Я и мой, можно сказать, новый товарищ. Можно сказать соавтор. Неспешно возвращаемся по домам вместе. Шум. Шум воды. Тот же. А может, нет? Да и откуда ему взяться, ведь поблизости нет водоема. Мне это чудится. А мой соавтор мне говорит: «Ты не слышишь шум воды?». Я даже ничего не отвечаю, он смотрит на меня, и понимает что: «Да!» но так же в моем лице есть что-то еще. Я не смотрю на него, нет, я смотрю вперед. На товарища…
Сначала шум воды, откуда ему взяться, ведь рядом нет никакого водоема. Нет, сначала луна… И в десяти метрах от меня (и соавтора) стоит он – утопленник. Одет так же как и тогда. Его лицо – лицо утопленника, и луна гладит его. Оно такое же безжизненное, как и тогда. Но оно повзрослело, так же как и мое за эти прошедшие годы. Он смотрит на нас, освещенной луной. Я неуверен, что это не моя галлюцинация, но почему-то мне кажется, что если я спрошу у соавтора, видит ли он живой труп перед нами в десяти метрах, то он обязательно скажет: «Да». И голос его при этом будет до невозможности жуток. Жуток, так же как и то, что происходит во мне. Но я почему-то не боюсь. Ведь это мой друг, хоть и мертвый. Жутко и нестрашно. Он глядит на меня. Стою я ровно, но мышцы торса трясет.
«Вы нужны людям», - безжизненным голосом говорит он, обрывая мои бессмысленные мысли. Тогда я не замечал их. Лишь потом, по прошествии времени, вспоминая происшедшее, я вспомнил и мимолетные мысли. Хотя я неуверен, что они были. Возможно, я придумал их вспоминая. Возможно, я добавил их в своем воображении, как бы заполнил пробел. Ведь, скорее всего у меня тогда не было никаких мыслей. Но мне удобнее думать, что они были.
(Я делаю только так, как мне удобно)
Его голос от безъэмоциональности (он чист, без изъянов, без интонации, с одинаковой паузой между словами, и с очень непривычной ( единственной в своем роде) скоростью произношения) является очень убедительным – истинным, можно сказать. Но все же я уже не верю ни ушам, ни глазам, ни ощущениям… Ни своим, ни чужим. Меня можно понять. Такое не происходит, такого не бывает.
(Я тоже так думал до этого)
И из-за этого на моем лице кретина, оно уже успело приобрести такое выражение, появляется, вероятно, легкое непонимание, неверие. Я говорю легкое, из-за того, что у кретина, на лице ярко выражен лишь кретинизм, и выражен всегда. И любая эмоция, даже самая сильная, может стать лишь оттенком, может попытаться разбавить кретинизм.
Я полностью пропустил весь смысл фразы, точнее послания, пропустил мимо себя. И это отразилось как-то на моем лице. А это мертвое, и от этого беспристрастное лицо, (глаза) отметило это.
Глаза. Луна. Равно. До жути. Но я не успел испугаться. И наверно не успел бы. Он бы не позволил, дружба здесь превыше всего. Хотя, как знать. Глаза. Равно. Смотрят в нас. Насквозь…
«Именно вы двое нужны людям», - вновь зазвучало ЭТО, назвать его голос как-то иначе я не решаюсь, так как это именно ЭТО
(глаза)
пожалуй, то, как звучал его голос, будет вертеться во мне всегда. Но во второй раз, как он заговорил, я очень отчетливо внимал смыслу сказанного, при этом почти, не обращая никакого внимания на то, как это говорится… Да пусть все идет к чертям! я вообще не обращал внимания на то как где когда говорится, я полностью был сконцентрирован на смысле Сообщения. Это было (стало) для меня безоговорочной истиной. Не знаю как это произошло, но это стало для меня полнейшей истиной.
(Посмотрел бы я на Вас в такой ситуации)
«Вы двое нужны людям…, - и как бы бросая собаке кость, он добавляет, указывая направление нашей нужности, чтобы мы по причине нашего кретинизма долго не искали, - Вы будете писателями».
Глаза. Луна. Равно. Нам уже все Равно. Молчаливый возврат по-домам нам не запомнился. В голове не было ни единой мысли, и окружающая информация (маршрут, местность, прохожие, встречный транспорт) прошла как-то мимо нас. Было лишь ощущение. И я, и мой соавтор ничего не боялись. Было ощущение некой полной безопасности. Ощущение того, что с нами теперь ничего худого произойти не может. Теперь мы нужны людям! Теперь мы будем писателями!
^ Возвратившись по-домам, мы (как мы выяснили в разговоре при встрече) почти сразу уснули. Сон был по-детски легок… мы проспали больше суток…
Но, не смотря на все это, шум (плеск) воды, которую расплескивало его вытаскиваемое из воды мертвое расслабленное тело, со мной).
4
Шумит вода. Где-то за окном луна, колит своими лучиками в эту до боли обычную и неизвестную ночь. Голова наполнена до отказа образами. Антон сжимает рукой свой вставший член. Когда пишешь порно сцены, то возбуждаешься. И иногда надо «разряжаться». И также когда мастурбируешь, можно «создать» интересную порно сцену. Создать не напрягаясь, она сама придет в голову в процессе мастурбации. Исключительно мастурбации.
(Если во время секса ты думал о чем-то, то это вообще не секс. Хуже чем секс!). (Не факт, но звучит умно!)
Вообще, для творческой работы необходим мощный эмоциональный стимулятор. Во время творческого процесса, творец расходует колоссальное количество энергии, особенно эмоциональной. От этого и часты эмоциональные истощения у творческих людей, особенно в конце работы над чем-то, когда это что-то уже окончено и организм понимает, что теперь ему «можно болеть». И уж поверьте мне на слова (проверять не советую): эмоциональное истощение, куда похлеще физического. Физически можно отдохнуть, отоспаться, отъесться… А откуда черпать эмоции? Да, черпать эмоции сложная задача. Это можно делать, пробуя что-то новое, переживая необычные ощущения. Или вспоминая свой предыдущий опыт, как хороший, так и плохой.
К чему название главы «Есения»? Это Вы вполне вправе спросить. Антон сейчас стоит (и у него стоит) у ванны, в которую бежит из крана вода, в руке у него эрекцированый член (свой). На дворе ночь, что-то около двух. И выходит, что уже сегодня у него встреча с Есенией, вечером. После их случайного знакомства прошел день, и Антон позвонил ей договориться о встрече. Как выяснилось, она с ним встретится не могла, из-за отъезда из города на пару недель.
«Ты не думай, пожалуйста, что я тебя обманываю, потому что не хочу с тобой встретиться, - говорила по телефону милым голосом она. Этот голос был до такой степени приятен, что Антон невольно словил себя на мысли, что ему приятно слышать ее голос, даже слушая отказ от встречи, - я, правда, уезжаю из города где-то на две недели. Как приеду, я тебе обязательно позвоню, и мы обязательно встретимся». Он был очень удивлен такой откровенностью: откровенностью в плане, что девушка говорит об обязательности звонка и встречи, показывая тем самым большое желание встретиться. Обычно девушки «ломаются», набивая себе цену. Но ее прямота нисколько не удешевила ее, а скорее подняла цену, если уместно так здесь выразиться.
Спустя примерно две недели Есения позвонила Антону, чему он был очень рад. Они договорились о встрече, которая произойдет уже сегодняшним вечером. В те две недели, пока Есении не было в городе, а он с ней еще ни разу не общался, не считая мимолетного знакомства, Антон подыхал. Очень давило расставание с Яной. Он писал ночами роман, и его очень волновало качество написанного им. Так же он боялся о том, сможет ли он написать нужное количество. Ему было очень плохо. Плохо до той степени, которую не выразишь. Это то, что не покажешь на бумаге словами. То, что не услышишь читая. То, что не почувствуешь держа книгу в руках. Возможно из этого «плохо» он черпал эмоции для творчества.
(^ А если честно, то так оно и было)
Дней через десять после расставания с Яной, после «посиделок» Антона с Сергеем в кафе, где они решили писать книгу, после знакомства с Есенией, Антон стоял на улице.
(Дождь. Мелкий и резкий. Мелко и резко сечет в лицо. Холодно. Синее небо видел каждый. Губы его сейчас с синевой. Холодно. Дом. Вечер. В окнах горит свет. На улице темно. Нет никого. Кроме него. Многоэтажка (шестнадцать этажей). На восьмом живет она. «Хозяйничает, наверное», - решает он, по тому, как ее голова иногда мелькает в окне кухни. Макушка любимой видна хоть пару секунд в окне. Дождь в лицо)
Он стоял в пятидесяти метрах от дома Яны. Был вечер и дождь. Иногда он видел мелькающую в окне кухни ее макушку. Под дождем он весь промок, но не заболел после. О чем он при этом думал, и зачем ему это было нужно, известно лишь ему, а может и не известно.
Такое поведение было для него не вновь, имеется ввиду эмоциональное состояние, это с ним не наступило после того, как Яна его бросила. Еще до этого он мог уйти в депрессию без повода с точки зрения окружающих, и с весьма веским поводом с его точки зрения. Уйти в депрессию надолго – месяц, два. Это характерно для творческих людей. И это при его необычной повседневной веселости и озорстве в нормальном состоянии, щелчок – и депрессия. Согласитесь, со стороны выглядит странновато. Но у Антона не было отклонений, это была его потребность. Изначально он не понимал, зачем ему это, но с момента решения писать роман он четко понял, зачем природа наградила его таким «механизмом» существования. Он явно был творческим человеком.
Он только начал мастурбировать, сделал первых пару движений рукой. И остановился, замер. Затем выключил воду, и возвратился за свой письменный стол. Со стороны это напоминало, будто он вдруг вспомнил о своем долге, долге писать жизнь, ведь вокруг так много происходит, а он в удовольствие себе онанирует, манкируя своими обязанностями. Пусть он это делал для «творческого куража», но все же.
Антон сел за стол, его лицо отражало непонимание происходящего. С виду он сам не понимал, что с ним происходит, пусть ничего и не происходило. Но он точно знал, что он сейчас делает. Он взял чистый ярко-белый лист бумаги, лицо его и его движения были все также заторможены, как если бы он находился в состоянии легкого транса. Он в нем, скорее всего и был, замечая своим вниманием только то, что происходит у него в голове. На столе стоит лампа, ее желтый свет пачкает белый лист. Антон берет ручку с красными чернилами и пишет ею посреди листа:
«Не бойся количества», - он, возможно, осознал, что напишет нужное для романа количество страниц.
«Не бойся качества», - и в качество своей рукописи он поверил.
«Бойся себя», - это подчеркивает, что он творец и качества, и количества, и только от него все зависит. И отпустив немного места, к этим трем фразам он добавляет четвертую – финальную. Эти фразы значили много для него. Эти фразы «разогревали» его, и кормили эмоциями. Эти фразы он впоследствии использовал для настроя всегда. А вот четвертая – финальная:
«Я не хочу с ним быть…»
(ее слова)
Даже сейчас, когда он написал это красными чернилами по белой бумаге ему стало нестерпимо больно… Но все-таки:
«Не бойся количества,
Не бойся качества,
Бойся себя.
Я не хочу с ним быть…»
(ее слова)
5
Написав строки, которые много для него значили и придавали неведомые творческие силы, Антон писал, лишь изредка отлучаясь из-за стола в туалет, или умыться, или перекурить, примерно до семи утра. Затем он рухнул на кровать и проспал до трех дня. Его разбудило желание помочиться. Идя в уборную, он бросил взгляд на часы, времени оставалось маловато. С Есенией он встречался в шесть, а ему надо было еще поесть, привести себя в порядок, и добраться до места встречи, которое было в центре города под памятником на площади.
Антон помочился, и, чувствуя, что ему хочется еще спать, решил прилечь на пару минут. Он лег и закрыл глаза, тело полностью расслабилось. Он открыл глаза и посмотрел на стену. На стене весел портрет Сергея Александровича Есенина. Антон очень любил его стихи, и очень уважал Есенина, как личность. Сфокусировав зрение, и четко рассмотрев портрет, всмотревшись в поучающие голубые глаза великого поэта, Антон сразу потянулся в кровати, это было очень приятно, и пошел разогревать себе завтрак, который являлся очень поздним обедом.
Он поел и направился в душ.
«Мне сегодня встречаться с новой девушкой. Я не свыкся с этим. И как себе себя вести? Так же как с ней нельзя, а как тогда? Не знаю, - теплая вода брызгала из душа Антону в лицо, когда он подставлял его под струю. При этом волосы его струей смывало назад, они были у него не очень длинные, но их все равно смывало назад. Это было приятно. Мысли, его блуждали так же, как и волосы под струей. - Как будет воспринимать? Она хорошенькая… нет! она умопомрачительно красива! Не было ни дня за те две недели, которые ее не было в городе, чтобы я не вспоминал ее. На нее можно вэдрочнуть… в ней есть что-то развратное, что-то в ее облике… улыбке и глазах. Как же мне вести себя с ней. И имя ее Есения. А я очень люблю Есенина. Эта созвучность послана мне чудом. Может у меня с ней что-то получится в плане отношений. Она мне нравится, и это было бы хорошо. Я не хочу быть один долго. Уже полмесяца прошло! Мне нужна женщина… Как же мне себя с ней вести? Ладно. Отбросим. Пусть я ничего не испорчу, и все пойдет хорошо. Она откровенно по телефону почти прямо сказала, что я ей понравился. Мы с ней не маленькие, и, возможно, будем сегодня наконец-то трахаться. Если я хочу это, то и она тоже жаждет, чтобы я ее поимел. Но не это главное… Нет! Это! И мне надо это сделать так, чтобы она запомнила это на всю жизнь. Как же мне это сделать? Возможно, надо ее шокировать, чем-то разнообразить секс? – Струя воды теперь не попадала на него, он вышел из под нее. Теперь на него попадала другая струя. Ему на ногу. На немного отставленную вперед ногу. Он мочился себе на ногу…- Я знаю, что сделать!»
(^ Ты знаешь, что он сделает. Ведь так?)
(Ни хрена ты не знаешь)
6
Антон по обыкновению приехал к месту встречи на пять минут раньше. Ни в коем случае не из-за того, что боялся опоздать к Есении. Дело было даже и не в Есении, он бы не боялся опоздать к любой девушке. Он любил приходить вовремя. Так он себя приучил, и считал это хорошим тоном. Еще он умел ждать, хотя и не любил это. Умение ждать было к нему привито во время обучения на военной кафедре, и, пожалуй, это единственное, что там привили. Однажды Антон прождал, опаздывающую на встречу с ним девушку, пол часа. Согласитесь, это долго. И вообще лучше не ждать больше пятнадцати минут человека, с которым ты виделся до этого только раз, при знакомстве. Если девушка опаздывает на долго, то ей, скорее всего, на тебя плевать, и она из чувства забавы играет с тобой.
(тобой)
Он прождал ее пол часа, она появилась, рассыпаясь в извинениях и объяснениях своего опоздания. Она спросила: «Долго ждешь?». На это Антон спокойно ответил: «Не я ждал, а ты ждала, пока добиралась». Такой ответ ее ошарашил, и, вероятно, запустил мысли в другом ключе. И, не отдавая себе отчета, она сразу стала вести себя с Антоном, как с сильной личностью. Он поступил с ней прозаично и в тоже время достаточно тривиально.
(^ Первое правило уличной драки: забудь о боли и отплати за каждую обиду, которую тебе нанесли)
И вряд ли кто-то его осудит, ведь со своим врагом, как известно, надо поступать так, как он хотел поступить с тобой. Антон сразу после того, как они встретились, пригласил ее в кафе, где в течении трех часов методично напаивал ее спиртным. Затем, когда они покинули пределы кафе, я говорю «покинули», так как действительно его покинули – он крепко держал ее под руку, чтобы она не шмякнулась, и он посадил ее в такси. Когда она задала вопрос о месте их направления, Антон подчеркнуто любезно, но без издевок, ответил: «В одно тихое место, где мы с тобой спокойно сможем выпить кофе». Кофе он ей так и не предложил, и с утра, кстати, тоже, когда в семь утра заставил ее впопыхах собираться, аргументируя это своим уходом по делам. После того, как он ее выпроводил, он лег дальше спать, и проспал до двух часов дня. Всю ночь, вплоть до пяти, у себя дома он безжалостно ее «драл». Это, кстати говоря, заметно ее протрезвило. Так что Антон умел ждать, когда знал чего и зачем он дожидается.
Он был удивлен, когда меньше чем через минуту после его появления он увидел Есению, идущую к нему. «Интересно, она тоже пунктуальная или не хотела опаздывать из-за меня?», - подумал Антон, и в своем мимолетном размышлении он больше хотел склоняться к тому, что она не хотела, опаздывать из-за него.
- Привет! - еще с расстояния сказал Антон Есении, делая к ней встречные шаги.
- Привет! - так же бодро сказала она. Ее шаг был неспешный, а лицо красиво заполнила улыбка. - Ты тоже не любишь опаздывать? - с улыбкой спросила она, когда подошла.
- Да, - спокойно ответил Антон, разуверившийся в своем предположении сразу.
- Теплая погода, не правда ли? Давай прогуляемся по парку?- ее голос был слегка с хрипотцой. Хриплость была естественной, не от болезни.
- Давай подышим воздухом, - бодро согласился он, и они протяжно пустились вдоль аллеи на встречу своему счастью!
7
Еще при знакомстве Антона привлекла в Есении ее естественность. На ней не было много макияжа, самая малость. Она была просто, но со вкусом одета. Ей не нужно было маскироваться и прятаться за макияжем и модной одеждой. Она была прекрасна сама по себе. Среднего роста. Небольшая и немаленькая грудь, в самый раз. Немного кудрявые волосы, шатенки. Стройные ноги, плавно переходящие в изысканную талию. Задница, которую хочется схватить. Карие глаза…
Когда Антон ее увидел впервые, он подумал: «Само совершенство!» - и превозмогая сильное смущение и то, что у него, трясутся ноги, пошел с ней знакомиться. «А вдруг завтра война, а я даже не попробовал с ней познакомиться?» - это он повторял у себя в голове, когда шел к ней.
И сейчас, при их встрече, она выглядела так же просто, со вкусом, и естественно. Джинсы, джинсовая куртка, простенькие, но явно качественные кроссовки, средних размеров сумочка, и те же Карие глаза…
Антон, разговаривая с Есенией, частенько смотрел по сторонам, она его как-то, знаете ли, ослепляла. Вокруг в парке было много народу, и неудивительно – это была суббота. Парк и в будние дни при соответствующей погоде был забит молодежью, а о выходных и говорить не приходится. Они долго и мягко говорили ни о чем. И это было очень приятно. Так бывает, когда люди нравятся друг другу, когда они еще мало знают друг о друге, но уже нравятся.
- Я так хорошо выспалась, - удовольствие было в ее глазах при произнесении этого. Вообще она говорила вкусно, смакуя слова, получая удовольствие от этого, не являясь при этом болтушкой. - И сны такие приятные снились…- она мечтательно сделала паузу. - Меня разбудил дневной свет, ну который сквозь окна. Нет, правда, так приятно было вставая с постели видеть в окне солнце. А ты как, выспался?
- Да…- он сделал паузу задумавшись. - А сны я не вижу уже года два…- обоюдная пауза.
(^ А кто видит?)
- В глубоком сне спишь – с деланной завистью, после небольшого раздумья сделала вывод Есения.
- А первое, что я увидел, - с усмешкой говорил Антон, - как проснулся – Есенина. Портрет Сергея Есенина.
- У тебя в комнате висит портрет Есенина? - говорила она, явно давая понять, что оценила его вкус.
- Кого же еще вешать на стену, если не Есенина. Я тебя не смущаю? - Антон решил перейти к более активным действиям.
- Нет, - немного удивлена.
- А ну, дай пощупать пульс, - она дала ему, на неторопливом ходу руку. Он взял ее, и стал делать вид, что считает удары. Они все так же продолжали идти. Он взял ее за руку, как обычно парень берет девушку за руку, прогуливаясь. Она посмотрела на него, он уверенным голосом пояснил:
- Хотел взять тебя за руку, для того и пульс щупал.- Она рассмеялась, но по-доброму. Антон почувствовал себя сконфужено. Он вообще немного был не в своей тарелке рядом с этой молодой женщиной. Но ничем это не показывал, держался на высоте. Почти прекратив смеяться, теперь уже пояснила она:
- Тебе не надо прибегать ко всяким «хитростям» - она произнесла «хитростям» в насмешливом тоне. - Просто возьми руку, если тебе хочется. Пойми, ты мне понравился, я кому попало, свой номер телефон не даю, - закончила пояснять она. Услышав это, Антон решил пойти ва-банк:
- Хочешь, проснувшись увидеть портрет Есенина? - спросил он, и добавил. – Поехали ко мне, - в этой ситуации от Есении он ожидал два варианта ответа: либо да; либо нет. Внутренне он даже зажмурился, ожидая скорой и неизбежной развязки. Но, услышав ее ответ, он удивился, и уже не в первый раз.
- Нет, поедем ко мне, - уверенно сказала она.
- Почему?- исключительно машинально вырвался у него от удивления вопрос.
- Не хочу быть как шлюха, заказанная на дом.
8
- Ты живешь одна или твои родители куда-то уехали? - войдя в квартиру спросил Антон. Дом, в котором жила Есения, находился не так далеко от местожительства Антона. Его это радовало, он мог добраться к ней пешком за пол часа, а пользуясь транспортом и того быстрее. Это была многоэтажка. Она жила на четвертом этаже в двухкомнатной квартире. Обстановка в квартире была очень приятная, и с первого взгляда чувствовалось присутствие интеллигенции.
- Это квартира дедушку с бабушкой…- отвечала она, снимая обувь в прихожей. Она при этом наклонилась, куртку она сняла до, ее еле-кудрявые волосы свесились вниз, закрывая лицо, а на животе при этом не образовалось ни одной складки. Антон не мог оторвать от нее взгляда. Сняв обувь, она выпрямилась, и добавила, - я теперь здесь живу… почти постоянно. Будешь чай?
- Да! Если можно черный с двумя ложками сахару.
Пока Есения пошла на кухню Антон изучил немного квартиру, пройдясь как воришка по комнатам, и вошел в кухню.
- Я тут немного освоился по квартире, - начал он. Есения куражилась над чаем и бутербродами. - А где все фотографии? Я имею ввиду, а почему нет ни одной фотографии тебя или твоих родственников? - она ответила не сразу, но перемены в ее поведении не было.
- Когда я переехала сюда жить… когда бабушка и дедушка погибли… я поубирала все фотографии. - Наступила непродолжительное молчание. Его прервал Антон. Вкрадчивым, немного тихим, уверенным, доверительным голосом он спросил:
- Хочешь об этом что-нибудь рассказать? - до этого она стояла у стола, нарезая хлеб и намазывая его маслом, а теперь присела на стул немного ссутулясь при этом. Он уже сидел на стуле, и сразу принял такую же позу, как и она. Пока она говорила, он мягко смотрел ей в лицо, ненавящего ловя взгляд.
- Они попали в автомобильную аварию. Это было два года назад. Они вдвоем разбились насмерть. Я их очень любила… - она замолчала, ей было нелегко говорить.
- Ты их очень любила, - повторил он ее слова. - Наверное, и они тебя очень любили. Может расскажешь мне об этом? - она еле-уловимо на миг, оживилась, вспоминая о чем-то приятном, и сразу заговорила:
- Когда я была еще маленькой, я этого не помню, мне об этом много раз рассказывали родители, я заболела. И постоянно некому было, как надо ухаживать за мной, я тогда уже ходила и разговаривала. Дедушка очень мной гордился, - ее мимика и голос приобрели детсковатые оттенки, - я очень рано начала говорить. Когда детки постарше меня еле мямлили, я уже связно говорила. Дедушка, он был тогда еще молодым, выходил на улицу со мной гулять, а у подъезда сидели другие бабушки и дедушки, я здоровалась со всеми. И дедушка гордо шел со мной по улице. Я заболела, мама и папа работали, и в детсад из-за болезни меня на пару недель перестали водить, дедушка взял отпуск за свой счет и ухаживал за мной… - она замолчала. Еще во время рассказа несколько слезинок скатилось по ее щекам. И сейчас скатывались. Видимо раньше ей было не с кем поговорить об этом. Антон ее внимательно слушал, а теперь встал со стула, подошел к ней, сидящей, и плотно прижав ее лицом к своей груди, обнял.
9
Они набросились друг на друга одновременно. Есения успокоилась, выплакавшись в грудь Антона. Она искренне поблагодарила его за тепло и понимание. Они выпили чай с бутербродами. Беседовали и много смеялись на кухне, в которой горел свет лампы, и были темны окна от вечера. Потом они пошли в комнату, так как чай уже был выпит. И только войдя в залу, в которой была спальная кровать, принялись страстно целовать друг друга. Страсти не было предела, их тела буквально трусило в объятиях. Они мяли друг друга руками, получая удовольствие от того, что щупали, и от того, что их щупают. Еще приятней им стало, когда они полностью разделись, и могли ощущать телом оголенное тело. Они вмялись в постель, продолжая целоваться. Вставший член Антона упирался в бедро Есении. Она, отодвинув ногу, пропустила его между бедер, и стала, двигая тазом водить по нему влагалищем, плотно сжимая ногами.
Они одурели от страсти.
В воздухе был запах страсти.
Их просто снесло неизвестно куда.
Он ей вставил, и бурно отымел ее извивающееся тело. Она лишь стонала. От чрезмерного возбуждения он кончил через пару минут. У него из головы вылетело полностью то, что он придумал, принимая душ дома, к сексу с ней. Трахаясь с ней, он не думал ни о чем. Ей тоже очень понравилось.
Когда он кончил, они опять начали горячо целоваться сквозь отдышку. Теперь их тела были влажными и горячими, так что обжигали одно другое. Еще через минуту он вынул из нее обмякший член и повалился на кровать рядом с ней, раскинув руки и глядя, как и она, в потолок. Когда Антон отдышался, ему вдруг захотелось прочесть стих, и он начал читать первый вспомнившийся. И лишь начав, понял, что выбор стиха не очень удачен к данной ситуации. Явно не то, что надо. Но он не остановился:
«Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.
Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?
Знаю я – они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.
Пусть твои полузакрыты очи
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень
Утопая в дальнем дорогом.
Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь, -
Как случайно встретились с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.
Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.
И когда с другим по переулку
Ты пройдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.
Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер…»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».
И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь, -
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь».
(4 декабря 1925
С.А.Есенин)
Дочитав стих до конца, Антон не знал какой реакции ожидать от Есении. Но в этот раз он решил внутренне не зажмуриваться, будь что будет. Немного помолчав, как бы проглотив до конца еду и ощутив послевкусие, Есения спокойно сказала:
- Не тот стих, который прочитан, а тот, что с выражением, - … Антон был очень удивлен ее фразе. Он прочел стих очень хорошо, и ее слова, стало быть, были комплиментом.
Есения села, Антон за ней. Встала с кровати, порылась в вещах Антона, которые лежали, как и ее, на полу, нашла среди них его белую майку, надела на себя. Затем они молчаливо понимая друг друга пошли на балкон, который был в комнате. Антон захватил с собой сигареты и зажигалку.
Время было уже вечернее, но погода стояла хорошая, теплая. И когда они, открыв окна стекленного балкона, облокотились на перила локтями и высунули головы в воздух, на их оголенные тела приятно лег теплый воздух. Они молчали, но молчание не давило, а «гладило». Глядя в вечернюю пустоту города, сдобренную светом окон квартир и магазинов, Есения неожиданно и мягко произнесла, не глядя на Антона, а как-бы самой себе:
- Сегодня такие красивые звезды на небе, что даже… слезы наворачиваются…
Эта фраза была сказана к месту, она разрядила обстановку и увела мысли обоих неведомо куда. Теперь они наслаждались видом неба и прилегающих окрестностей. Так продолжалось пару минут, и они оба уже окончательно отдышались. Вдруг Есения отошла от окна и, прислонившись спиной к стене у двери балкона, сказала:
- Дай сигарету, - Антон достал из пачки сразу две штуки, одну протянул Есении, и прикурил ей ее зажигалкой. Ее сигарета занялась огнем, и сразу, как Антон убрал пламя зажигалки, перестала. С того момента, как Антон начал читать стих у Есении было счастливо задуманное выражение лица. Сейчас она затягивалась дымом, облокотившись спиной к стене в майке, которая толком прикрывала только ее грудь, и выражение ее лица было счастливо-похотливое.
- А ты чего не подкуриваешь, - спросила она у Антона, который стоял у окна, повернувшись к Есении, глядел на нее, и мял в руках сигарету.
- Отставь ногу на порожек, - сказал он, глядя ей в глаза. Между комнатой и балконом был невысокий порог.
- Хорошо,- она ставит одну ногу на порог, он подходит к ней. Она не сводит с него глаз, в которых чувствуется что-то шаловливое. Он сует фильтр сигареты ей между половых губ и осторожно водит им там. Она при этом откидывает голову немного назад, нагнувшись корпусом чуть вперед, так что ее волосы, струясь по спине достают до поясницы. А нога, которая стоит на порожке согнутая в колене, стоит на пальчиках. Аккуратно вынув фильтр, он взял сигарету в рот и прикурил. Он опять стал у окна, повернувшись к Есении. Они курили молча, иногда понимающе улыбаясь друг другу, и строили глазки. Докурив, они, уже понимая во многом друг друга без слов, занялись сексом на балконе. Есения высунула голову и грудь в майке в ночь за окном, при этом стоя нагнувшись.
( - Становись раком.
- Как? - после паузы:
- Как пол моют.
- А! Нагибатся.)
Антон овладел ею сзади.
После, изнеможенные сексом и пережитым новым, они увалились на кровать. Есения спихнула одеяло на пол, и достала из шкафа простыню. Ею они и укрылись, погода действительно была теплой, да и вдвоем спать намного жарче, чем поодиночке.
10
Они оба быстро уснули, плотно прижавшись телами. Антон почувствовал себя очень приятно, когда с утра проснулся сам, а не от звука ненавидимого им будильника. Такой роскоши с момента начала работы над романом он себе позволить не мог. Еще не открывая глаз он понял, что уже утро. Сквозь закрытые веки было светло.
Он открыл глаза, и, повернув голову на бок, увидел сидящую на стуле Есению и нежно смотрящую на него. Простыни на нем не было, а он лежал на кровати полностью голый.
(^ Есения смотрит как я сплю)
В этот момент он понял, что она смотрела на него спящего, и любовалась им. Он как-то мгновенно пропитался большим обилием эмоций: сначала он представил, что она испытывает к нему, что она его любит; затем он испытал фейерверк чувств к ней. Это то, что не покажешь на бумаге. То, что не услышишь читая. То, что не почувствуешь, держа книгу в руках. Есения в один миг стала для него настолько дорога, что он подумал про себя:
«^ Что я могу дать этой девочке? Ничего. Что я могу взять у этой девочки? Все».
И после этой мысли, после яркого прилива чувств, ему стало как-то грустно.
- Хорошо, что ты проснулся, а то я уже собиралась тебя будить, - нежно говорила она, смотря в его глаза. - Уже десять утра и мне пора уходить на тренировку, -… Антона как холодной водой окатило… После этих ее слов он сразу же вспомнил, как сам выпроваживал девушку у себя из дому, пользуясь дурацким предлогом. И ему стало очень горько… он влюбился в Есению, а теперь она его выпроваживает. «Ну что ж, такова жизнь», решил про себя он и приободрился. Но Есения продолжила говорить:
- Я хотела тебя предупредить перед уходом, сидела-смотрела на тебя спящего, так не хотелось тебя будить. А если ты сегодня ничем не занят, и если хочешь… - она сделала небольшую паузу, - можешь подождать меня, я буду часа через четыре, а может и раньше! И весь день, и всю ночь мы проведем вместе. - Он сделал размышляющий вид, хотя заранее знал, что ответит:
- Хорошо! - не скрывая радости выпалил он. Вставая со стула, и уже на ходу она сказала:
- Можешь воспользоваться моей зубной щеткой и банными принадлежностями. Не возражаешь, что я надела твою майку себе под свитер.
11
Их отношения не прерывались. Они часто виделись, все время, радуясь друг другу. Это и есть, пожалуй, счастье.
Счастье тяжело (невозможно) показать на бумаге, а случаи, которые будут интересны Вам, переполняли их отношения. Поэтому мы попытаемся Вам продемонстрировать только самое «горячее» из накопившегося за то время, пока Антон и Сергей писали роман.
Как-то раз, уже месяца через два после начала отношений с Есенией, Антону вспомнилось кое-что. Он вспомнил о Яне. Он вспомнил, как она делала ему минет. Не один конкретный раз, а вообще. Вспоминая это, он подумал, что она крала его удовольствие. Он не мог описать это как-то конкретно, но основная его мысль была такой: «Не сосет! А делает вид, что сосет». «Она и вправду как бы делала вид, всегда боялась обслюнявить сильно.
Не хочу это даже вспоминать!»
Как-то раз, когда Есения делала Антону минет, а он при этом стоял курил, он прервал ее:
- Слушай, подожди, - она прекратила и посмотрела на него. - Держи сигарету. Можешь повесить колечко дыма мне на член, - сказав это они оба рассмеялись… а колечко она со второй попытки повесила.
Вообще, в сексе у них было полное понимание, и безграничье. Есения своеобразно себя вела. Когда она была сверху, то она это делала так, что создавалось моральное впечатление, что все равно ты ее трахаешь, а не она «скачет».
Они очень любили друг друга. Одним из тех моментов, которые Антон запомнит на всю свою жизнь, был момент, когда он пришел к Есении, они тогда были вместе около месяца. Они прошли на кухню, а она ни с того ни с сего обняла его крепко-крепко, и он почувствовал, как сильно-сильно бьется ее сердце сквозь грудь… А сам Антон часто по ночам, когда спал дома один, думал, что спит с ней и прижимал к себе и ласкал свое одеяло, обильно слюнявя его спящими поцелуями…
Он вставляет ей в зад (проходний). Говорит она: «Не надо в зад» - и у него в голове возникла и сразу пропала мысль: «Ее голос чарует даже когда отказывает в сексе». Она не сопротивлялась, и не была против, скорее это было сказано, чтобы еще больше разгорячить его.
Есения была воспитана во всех нужных планах. Она совала палец в зад Антону, когда он кончал, трахая ее в миссионерской позиции. Она делала это раза два в месяц, специально снимая маникюр.
12
Но вернемся к их первому свиданию, которое затянулось чуть больше, чем на сутки. Он не остался у нее на ночь, надо было идти домой и работать над романом. Причину он ей не пояснил, лишь сказал, что нужно идти домой.
Когда с утра Есения ушла, она ходила на тренировку по фехтованию, и, кстати говоря, те две недели, пока ее не было в городе, она провела на спортивных сборах и соревнованиях, где командно они заняли первое место. Она вернулась, как и обещала, чуть раньше, чем через четыре часа. Весь день и вечер они дико трахались… Семь раз… Около одиннадцати вечера Антон пошел пешком домой. В общем, в полночь он уже сидел дома за письменным столом и писал. Где-то через пол часа ему захотелось. Он пошел в ванную, включил воду и начал мастурбировать.
(^ Раз номер восемь)
Душем смыл со стенок ванной липучую сперму, обмыл член.
Опять пишет. С руки не смыл. Да и немного было. Уже подсохло. Пишет до утра, с мелкими перерывами. Пишет рукой в сперме…
Окончив, он повалился на кровать. Засыпая на ходу. Уже в бреду. Видит портрет и думает:
«^ Есенин смотрит, как я сплю… Есенин видит мои сны»
(Есения)