Авторы: Станислав Сбарский
| Вид материала | Документы |
- Морской Корпус Героев Севастополя г. Москва Дуэт Подольский Дмитрий, Махонин Станислав, 48.35kb.
- Авторы: М. В, 36kb.
- Авторы: М. В, 27.16kb.
- Смирнов Станислав Алексеевич, регистрационный номер в реестре адвокатов Владимирской, 178.85kb.
- Петрухин Станислав Михайлович, Жеребцов Алексей Юрьевич, Комогорцев Игорь Борисович,, 37.1kb.
- Станислав Гроф "Путешествие в поисках себя", 4809.93kb.
- Станислав Гроф "Путешествие в поисках себя", 4810.26kb.
- Станислав Харин, 560.1kb.
- Станислав Хромов, 1980.26kb.
- Орская навигация, 48.92kb.
Авлабина
1
( – Да, надо. Мысль интересная. Обязательно сделаем)
(Вечер. Подъезд. Лифт. Со своего этажа вызывает лифт нажатием кнопки. Двери открываются, он входит, нажимает кнопку первого этажа, двери закрываются.
Пододвинув задвижку кодового замка, открывает дверь подъезда. Небо звездное, воздух бодрит. Разводя руки в разные стороны, потягивается, глубоко вдыхает грудью. Хорошо! На часах половина одиннадцатого. Заправил часы назад под рукав. Вынул пачку из-под сигарет. Присел на лавочку у подъезда. Опять встал и вынул зажигалку из кармана джинсов. Открывает пачку: «Отец опять пошутил…». Пачка пуста. «Не дают перекурить перед делом». Ухмылка.
В такое время сигареты можно курить в супермаркете. Далеко и не в том направлении. На трамвайной остановке есть табачный ларек.
Вечерняя прохлада бодрит, ветер отсутствует напрочь. В свете фонарей асфальт вдалеке желтеет, кирпичные стены магазинов тоже и сливаются в одно целое. Кабели, которые проведены с крыши дома на крышу другого дома, в этом свете отдаленно напоминают паутину. Первые ее зачатки.
«Ту-дух - Ту-дух», – вдалеке слышится убегающий трамвай.
«Хочу курить», – эта мысль добавляет скорости шагу).
2
– Ну что у тебя там за глава? – еле открыв глаза, сразу спросил Антон у еще стоящего за порогом Сергея.
– Может, впустишь сначала в дом?
– Извини, проходи, – и, пропуская Сергея, вжался в раму двери. «Если бы не рама, то обязательно упал бы», – подумал Антон. Звонок в дверь разбудил его. Если быть точнее, то его разбудил восьмой по счету звонок. Всю ночь, до половины пятого утра, он писал. Он исполнял обещание, данное себе самому: каждый день по пять страниц. Днем не заладилось. «Ночью писать вообще лучше», – оправдывал он себя. Никто не мешает, никуда не сорвешься. Ну, разве что, на остановку по сигареты. Хотя зачем, они всегда покупаются про запас. Если в пачке остается три-четыре штуки, то Антон докупает обычно целую пачку. «Ненавижу «стрелять» сигареты», – из таких соображений он исходит.
– Так что там ты написал? – опять спрашивает Антон. «Пятнадцать минут десятого», – отмечает, глядя на часы, он и кривит лицо.
– Рукопись на столе, можешь начинать читать. А я пока сделаю нам кофе, – говорит с кухни. – Я поставил чайник, – сообщает Сергей, входя в комнату, смотрит на друга, – ты чего такой не выспавшийся?
– Писал до пяти.
– Лица на тебе нет. Ну, ничего. Кофе взбодрит, я сделаю тебе покрепче. А о чем писал?
– Да так. Идею навеяло наше с тобой собирание.
– Какое?
– Помнишь, мы собирались снять дорогую проститутку?
– Конечно. Я еще отметил, что это хорошая идея и надо это обязательно сделать. И что ты написал?
– Ну, прочтешь – узнаешь. Я еще не закончил. А у тебя там что?
– Не поверишь. С той же идеи.
3
(Вдоль трамвайной колеи шла автомобильная дорога. Купив в ларьке сигарет и перейдя дорогу, он присел на лавочке вдоль аллеи. Хоть на дороге и не было потока машин, а одиноко проезжающие путники, но он все равно дождался, пока загорится зеленый свет пешеходного светофора. «Береженного Бог бережет», – думает он, нажимая кнопку светофора.
– Молодой человек, у вас не будет сигареты, – женский бас из-за спины.
«Не дают спокойно посидеть и покурить», – раздраженно думает он, вырванный из своих раздумий. Молча достает сигарету, оборачивается, протягивая ее.
– Спасибо, – поблагодарил бас. Он не то чтобы поражен, но просто забавно.
«Хорошо, что здесь выбили фонарь и поэтому темно. А вдруг бы узнала? Ну и что», – этот бас он узнал в лицо. Хотя лицо очень изменилось за каких-то шесть-семь лет. Их было три сестры. Разницей в возрасте от года до двух. Между каждой по очереди. Бас – или средняя, или старшая.
«Интересно, что с остальными?» – ему нарисовались похожие судьбы. Да, была симпатичная девчонка. Сейчас ей чуть больше двадцати, а она уже так спилась. Выглядит на все тридцать один, с ней мужик под сорок, такой же бухарик.
«Перед водкой все равны», – с грустью и с напоминанием.
Между тем сигарета истлела. Пачка, сигарета, подкуривает. Первую, как-то пропустил мимо себя.
«Хватит думать о неудачниках. Сейчас будет кое-что повеселее»).
– Как у нас с тобой мысли сходятся, – говорит Сергей. У меня тоже с идеи снять проститутку. Чайник кипит, сейчас будет кофе. Мы тебя взбодрим. Начинай читать, – пошел на кухню. Антон нехотя берет листы, исписанные Сергеем. «А много написал», – бегло перелистывая, думал он.
«Рабочее название: Авлабина или покой нам только снится».
– Ну, ты и впрямь как писатель. Рабочее название, – утрируя, – и, кстати, хорошо звучит. Правда.
– Я так, первое, что в голову пришло, когда дописал главу и посмотрел на первую страницу взял и накатюрил.
– Хватит скромничать, нормально…
«Рабочее название: Авлабина или покой нам только снится».
Шум. Откуда он берется?
Ясна шумиха вокруг скандала. Можно понять. Хочется новых подробностей. Хочется узнать что-то запретное. Как ни крути, запретное востребовано.
«Проводя визит доброй воли, посланники нашей страны еще раз подчеркнули то, как они видят основные направления…».
Не интересно?
И мне тоже. Так, для заполнения пробелов – сойдет. Но, чтобы были пробелы, должны быть и столбы, между которыми образуются пробелы.
Запретное – один из самых непоколебимых столбов. Крепкие, как стальной гвоздь. Может и погнется, но не сломается.
Шум. Шум вокруг такого ясен.
Дальше пояснять не надо?
– Сергей, помнишь в "Тутси" с Дастином Хофманом есть момент: день рождения Тутси; вечеринка на квартире; его друг – режиссер, тоже бедный, рассказывает кучке людей о своих театральных постановках. После спектакля к нему подходит зритель и говорит, что понял его идею, замысел. Действительно, понял. «Мне это не нравится. Больше удовольствия мне доставляет, когда говорят после спектакля, что ни хрена не поняли».
– Да, я прекрасно помню этот момент. Ты описывал его, а он у меня перед глазами стоял.
– Тогда получай удовольствие, мне пока ни хрена не ясно, что ты пишешь.
«Шум. Шум надоедает своей монотонностью. Быстро или не очень, в зависимости от степени монотонности. Тишина также бывает монотонной и без монотонного шума осточертевает.
Не хочется распыляться на мелочи. Но без мелочей никак. Мысли о шумихе – это тоже мелочи. Но, я думаю об этом, по навязанному. От чего такая шумиха? Не пойму.
Помнится, я как-то сам при случайном знакомстве с девушкой сказал ей об этом. «Лучше когда кто-то испортил настроение, чем когда сам себе. Глупо портить самой себе». После этой фразы она быстро «раскололась». Рассказала, кто виновен в ее мимолетном упадничестве. До этого держалась, как партизан.
Чего такая шумиха?
Может, у меня другие жизненные ценности. И из-за этого мне не понять. Хотя, не так глубока мысль и не так проста. И даже не средина.
Шум. Откуда он?»
4
(Свет. Фары. В лицо. Прошло. А ты еще некоторое время не видишь. «Я ослеп… на время». Как это жить на ощупь? Лаская мир… Или мир тебя ласкает? А не все ли равно.
Оступился. Неровность дороги. Движение продолжается. Как мое, так и машин. Фары. Свет. В глаза. Опять не успел убрать лицо.
С пылью проще: ветер подул, увлек за собой пыль, ты встретил ее спиной. Можно храбро – грудью – глупо.
Вижу. Силуэты деревьев вдалеке, манекены деревьев поблизости.
Терпеть нельзя.
Вблизи манекен оказался настоящим деревом.
(Дерьмо пойдет на удобренье).
Деревом с корой, ветками, листьями. Звук… расстегивания ширинки. Как я любил в детстве лазать по деревьям. Бывало, заберешься повыше (для каждого ребенка своя высота), небо уже ближе, облака. На что это похоже? Точно, это совок. Это облако похоже на совок.
Свет фар… Я кончаю. Звук ширинки.
«Еще одно дерево полито у корней благочестивым гринписовцем».
Дерево. Полить. Детство.
Хорошо я тогда спрятался. Ничего не скажешь.
Было лето, и достаточно жаркое. Я был дите. За это лето, период жары – три недели, во двор раза четыре заезжала поливочная машина. Шофер врывался в один из подъездов дома, выходил через час. После его первого появления ребятня ждала его, как манны небесной. Обсаживались все лавочки неподалеку от водобрызгалки на колесах.
Появлялся он. Всегда надевая летнюю шапку, выходя из подъезда. В сердцах у нас наступала эйфория, и детский адреналин щекотал нервы.
Завелся двигатель. Доезжает до последнего подъезда. Разворачивается. Едет к выезду из двора…
По чуть-чуть. Капельками. Напор надувается. Шланг воды. Напор в сторону площадки вдоль всего двора. Мы бежим за напором. Пытаемся сильнее вымокнуть (« – А посмотри, какой я мокрый. - А я как вымок, тоже весь в воде!»). Конец двора – конец воде. Он уехал. Мы всегда его ждали. Может быть, даже больше радовались его приезду, чем желающий помочиться – долгожданному облегчению.
(^ Терпеть нельзя)
Детство было. Полить было. Что-то пропустил. Ах, да. Точно. Дерево.
Это было в предпоследний его приезд. Дерево. Я залез на дерево. Мне не хотелось мокнуть, хотелось посмотреть на других, бегущих за струей. И я любил лазать по деревьям.
Я залез высоко (для себя). Машина завелась. Конец двора. Разворот. Напор усиливается от капель до «шланга». Направление. Почему? В этот раз у водителя в кепке струя направлена выше. Почему? Машина приближается. Прямо на меня.
Как и все мои друзья, я так же промок. От воды не убежишь, когда тебя поливают. А дерево даже и не пыталось. Оба дерева).
5
«Благо, едя в машине, монотонности нет, она не преследует: разный пейзаж за окном, хоть и знакомый до боли; разные скорости, от первой и выше; разное дорожное полотно, хотя трясет почти одинаково.
Монотонно ездить все время на лифте, не правда ли? Пойду пешком, тем более живу я на третьем этаже. И лифт не работает. И свет в подъезде не горит. Темно.
Забавно. Идешь и пытаешься услышать следующую ступеньку. Темно. Третий этаж. Мой. Дверь кричит мне в лицо. Помолчи, свои. Открываю дверь тамбура, и свет лампы сразу затыкает ей рот.
Шум. А если его перекричать?
Может быть, он испугается и спасется бегством?
А если это шум около запретного. Около столба, того самого – нерушимого? Может. Все возможно, главное – верить.
Где же я ее бросил?
Если бы я был тем местом, где она лежит, то кем бы я был.
Сейчас найду, не к спеху.
Разделся, повесил вещи в шкаф. Носки в стирку, в кучу, которая полностью никогда не пропадает. Халат. Надел, в нем сразу в стократ уютней. Кресло. Увалился в него. К уютности сразу прибавился еще один порядок (умножить на десять). «Ладно, хорош балдеть. В туалет и после мыться».
Где же я мог ее бросить, как не здесь? В родимой избе-читальне – уборной. Так, вот они. Столбы колонок объявлений. Познакомимся с написанным. Угу. Нашел.
Шум… воды при смывании.
Телефон и мыться. У- у- у-.
– Алло.
– Я попал к прелестной, молодой и спортивной Авлабине?
– Да, – мило замурлыкал женский голосок, – я вас слушаю.
– У меня нет времени на реверансы, так что буду короток и максимально прям. Из объявления я понял, что ваши услуги качественны. Это так?
– Да, – мурлыкнуло в трубке.
– Каков размер гонорара?
– Это обговаривается тет-а-тет, в зависимости от запросов.
– На всю ночь, сейчас.
– Вы один? – деловой мур.
– Да. Я не дурен собой, ухожен. В хорошей физической форме. Извращенческих наклонностей не присутствует.
– Это будет сто пятьдесят долларов.
– Авлабина, записывай адрес.
– Записала.
– Через сколько тебя ждать?
– В течение часа, но ты успеешь соскучиться.
Вот это дожился, описываю себя проститутке».
(Да. А бас даже не может на панель выйти. А такая хорошая девочка была в детстве… В душе она такой же ребенок, и такой же хороший. Хорошим не место у дорог.
(^ Трагизм в порнографии)
Сколько предложить?
Первый блин всегда комом. Я не против кома, но переплачивать не хочется. Пусть комы из денег делают те, у кого их достаточно.
Мне нужен доступный ком.
(почему тогда сам?)
Сам никогда такого не видел, но могу достаточно четко представить себе это. Каждый сможет, хотя это достаточно сложно. Два «любителя» выпить (профессионалы). Одна бутылка (пузырь). Как только один отошел по «неотложным делам», то второй крепко зажал (даже не руками) пузырь губами. И при возвращении первого доказывает: «Так и было. Я не пил. Здоровьем клянусь. Ну, чем хочешь, чтобы я поклялся?» – удар в лицо. Размашистый и неконцентрированный; пропил мастерство. Но по пропитому лицу в самый раз.
(достаточное количество)
Сергею не скажу. Не то, чтобы я сравнивал себя с пьяницей, отхлебнувшим. Далеко нет. Просто так будет лучше. А то мы собирались снять дорогую проститутку, так и собрался я один на дешевую.
Сколько предложить?
Вопрос может показаться простым, смешным и чмошным. Согласен. Но, принимая во внимание задание, которое ей будет дано… Вся чмошность вопроса испепеляется сама собой.
Я сам такого еще никогда не слышал (первый пример в истории), но об этом позже. Мы же не хотим нашим разговором спугнуть ночных мотыльков?).
6
– Все постепенно проясняется, – Антон, отклонился от листов исписанной бумаги. – А где герои – Борис и Тимофей? Признавайся, куда дел?
– Я написал сразу по делу. Потом историю можно будет упаковать, как фривольную трактовку рассказа одного из них.
– Ясно! А кто из них будет вести повествование? Мне просто интересно.
– Неважно. И один, и второй способны такое рассказать. Такими я, во всяком случае, их вижу – такими они выйдут.
– Наши с тобой взгляды в этом схожи. - Вернемся к стаду:
«Помылся. Волосы решил феном не сушить. Сами высохнут. За такие-то деньги. Еще ждать где-то полчаса.
Сделал себе кофе, слабенький. Сердечко надо поберечь. И поберег на балконе с чашкой кофе и сигаретой.
Всегда, когда жду, то курю на балконе. Жду, обычно, приезда такси. Раздается звонок телефона, и девушка сообщает о том, что такси ожидает.
Правильно, что заказал девочку. Тварь я или действительно право имею. Лучше я буду иметь право, чем право… Неважно. В таких случаях нельзя ожидать.
Звонит телефон.
(такси ожидает)
Наверное Авлабина хочет уточнить адрес.
– Да, – бодро.
– Хорошо, что не лег спать, – сослуживец. – Сегодня уже не ляжешь. Срочный заказ. Статья о Фолкнере.
– Я не буду сегодня ничего писать.
– Не обсуждается. Приказ с самого верха. Кроме тебя больше некому.
– Что надо показать?
– Что хочешь: жизнь, творчество У.К.Фолкнера. К семи утра в редакцию, – гудки (У- у- у- у-; частые, повесил трубку).
Шум. В голове. Облом на лице.
Расстраиваться не буду, в этом есть своеобразная изюминка. Сейчас прибудет мисс свежесть за деньги.
Звонок в дверь».
( – Ты спал когда-нибудь с проституткой?
– Нет. Не доводилось. А что?
– Я так подумал, звучит. Сам вслушайся: «Да, я был с продажной девушкой, чисто из интереса. Недостатка женского внимания у меня никогда не было. В один прекрасный день я подумал: надо заплатить за секс. Многие пользуются платными услугами, они проходят через это. Я на эту дорогу не ступал ни разу. Как по ней идти: ухабистая ли она? гладкая? много ли поворотов? спусков и подъемов? штрафуют ли за превышение скорости? Захотелось проехаться по этому хайвэю. Но, впечатлениями я делиться, не намерен, у каждого они свои. Те, кто катаются по платному шоссе, могут не согласиться с моими впечатлениями. Те, кто не выезжал на него, могут либо захотеть выехать, либо не захотеть. Я не хочу подталкивать никого».
– ^ Не очень, но звучно.
– Не правда ли? – обрадовано. – Такое прикольно будет заливать «толпе».
– Да. Но не в каждом случае. Для такого рассказа нужна «подходящая обстановка», так сказать. Но, этот опыт действительно может пригодиться. И, я не буду кривить душой, я бы действительно не против попробовать это. Хотя, как ты говоришь, и не был никогда обделен женским вниманием).
– Подожди, – опять, оторвавшись от чтения, – если я правильно понимаю, а я уверен, что так и будет, он не сможет с ней переспать или перепихнуться из-за работы.
– Не забегай вперед. Читай. Ты все время хочешь узнать развязку, моменты, которые будут. Так не интересно. Помнишь, как вы «Полицейский из Беверли Хилз», первой части, когда они пошли в стриптиз бар. Эдди Мерфи говорит: «Я понимаю, Билли, что ты на работе и из-за этого у тебя не может вставать. Зато я не на работе, и у меня стоит как надо. Билли, расслабься, забудь на время о работе». Примерно такой смысл, не принимая во внимание некоторое. У меня создается впечатление, что ты, когда читаешь, то не можешь проникнуться описанием: порносценами, трагедией, или просто окунуться в водоворот сюжета. Антон, ты не на работе. Расслабься и получай удовольствие от чтения.
– Уговорил, – согласно кивнул.
7
«Дверь. Дверь тамбура. Обе открыл. Вот она свежесть, получаемая за деньги. Может она мне кажется такой из-за того, что я заплачу сто пятьдесят баксов за ночь. Такой ослепительной? Нет. Нет, скорее, как в фильмах и видеоклипах. Ухоженная, хорошо. Одетая, не перегружается ни физически, ни умственно.
- Проходи, ты не ошиблась квартирой, – выглядит, как богиня, есть что-то в ней, дающее думать так. И улыбка красивая, даже не из-за белых, ровных зубов, просто милая улыбка. Какое шумное сочетание: богиня и проститутка, дорогая проститутка. Да, шумит запретность.
– Как мне вас называть? – снимая обувь. – А ничего квартирка. И дом расположен хорошо. Интересно, сам купил здесь жилье или досталось в наследство? Не обманул, действительно, хорош собой, всегда приятней отдаваться симпатичному мужчине. Хотя и в имбицилах есть своя прелесть: он лежит на тебе (пардон, копошиться) и в голову лезет одна избитая мысль, что на тебе сверху тухлый кусок (шмат) сыра или масла, а ты белоснежный хлебушек, еще свежий, пахнущий, так и хочется укусить. Очень веселит мысль о сыре вперемешку с их неумелыми движениями (не всегда не умелыми). А этот мужчина мне уже начинает нравиться. Значит, не посмеюсь я во время секса с ним. Хватит себя обманывать, он тебе понравился сразу после телефонного разговора (любовь с первого разговора?), когда согласился на сто пятьдесят. Обычно жлобы начинают торговаться, даже когда слышат реальную цену – стольник. Да, он мне нравится! Как же его зовут?
– Джек. Джек Восьмеркин, – табачный король-неудачник. – «Восьмеркин» мы с тобой вместе, разумеется, откинем. Так, что Джек, запомнишь?
–Легко. Обычно клиенты просят их называть Уолтерами. Так что вас, Джек, не перепутаю. – Я девочка с зубами. И даже хорошо, так лучше шумит (улыбнулся своей мысли, смотря ей в глаза). Обычная дура не поддержала бы такой юмор, дура дорогая поддерживает.
(шум)
– Меня зовут … – перебил.
– Нет. Нет. Нет. И еще раз Нет. Ты для меня навсегда останешься Авлабиной. Мне будет приятно так тебя называть. Возражения не принимаются.
– Возражений нет, Джек, – улыбается, смотря в глаза и наклонив голову вперед. Лукаво. Молодая улыбка – приятная.
Где учишься? – должна где-то учиться, по возрасту.
– Учусь в (название вставьте по вкусу) университете.
– И как?
– Хорошо. Иду на красный диплом.
– Да, такие специалисты нам пригодились бы: неужели я не отъимею ее. Из-за Фолкнера. Из-за Фолкнера, который сам любил много выпить и много баб. Да, вот это дела. Мне уже пора садиться писать статью. Лучше б я тоже напился, как свинья – не пришлось бы писать. «Идешь домой, там спокойно дрочишь, и все хорошо», – дельная мысль. Наверно заставлю Авлабину прибраться в квартире, дорогая домработница. Что прибирать? И так, чисто. Еды полно. Даже не смогу дать ей какое-нибудь задание. «Слышь, Авлабина? А тебя когда не имеют, то, что обычно заставляют делать? А то я ничего придумать не могу». Плачу такие деньги и даже стесняюсь такое спросить. Пошлю ее в ларек за пивом. Смех, да и только.
– Есть какие-нибудь наставления? Может мне надо играть какую-нибудь роль: девочку-подростка; девственницу; актрису; мальчика; вашу … твою, Джек, начальницу или подчиненную; разыграть сцену изнасилования; или самой к тебе приставать;, быть распутной; скромницей…, – перебил.
– Хватит. Есть такое наставление. Вот дверь, за ней комната. В ней есть кровать, стол, на котором стоит компьютер. Я буду сидеть за столом, и работать за компьютером. Ты полностью разденешься и наденешь на себя вязанные шерстяные носки. Наденешь их на ноги. Я тебе их сейчас дам. Ляжешь на кровать, на спину. Ногами ко мне, согнешь их в коленях и раздвинешь. Так минут пятнадцать. Потом можешь спать. Под утро я тебя разбужу. Ясно?
- Как божий день, – несколько скептически. «Надо будет с него деньги за такси еще взять сверху».
(кусок сыра)
(кусок масла)
«Молодец, Джек, хорошо вывернулся. Нашел для нее задание. Домой не отправишь, потребует деньги. Пусть хоть голая на твоей кровати полежит, –
(в носках)
думал он. – Интересно, а она и вправду может все это сыграть!... Кого бы мы отымели: девочку-подростка? Нет. Девственницу – надоело. Начальницу-подчиненную? Это и так происходит. Скромницу? Мальчика? Нет, отымели бы девочку, играющую мальчика… (поток мыслей, дети до восемнадцати покиньте зал!). Хватит».
Наколотил себе кофе. Сел за стол. ПК уже загрузился. Ноги уже раздвинулись.
Плагиат. Почему нет. Слямзить статью, их и так навалом. Сделать мелкое редактирование. Да и вообще, кто в нашей стране будет читать о У.К.Фолкнере?... Найдутся. Будь покоен… У этой девочки есть одна маленькая штучка – дрючка. Писать, я сказал писать.
(сосать)
Боже, я прекрасно помню эту историю. Мне также сильно запомнились лица рассказчика и всех слушателей – шакалы. Ухмылки, самодовольные ухмылки не сходили с их лиц с момента начала рассказа и долго после конца. Как я рад, что вырвался из этого круга. Хотя никогда и не был его звеном. Тогда, рад тому, что максимально отдалился от него.
Эта радость, радость людей слабых и довольных тому, что кто-то похожий на них отомстил. Да, именно отомстил. Как еще это можно назвать. Ведь они такие… Самые лучшие и заслуживают соответствующего.
(шакалы)
По первому требованию им должны давать… то, что они захотят. Не прикладывая никаких усилий. А зачем? Мы же достойны всего. Да, месть. Именно месть. В их глазах это была своеобразная месть. Они смаковали каждое слово, каждый момент, который можно представить, визуализировать.
Подъезд. Именно подъезд. Другое место нельзя придумать, это подходит лучше всего. Почти у входа. Понаглее. На «виду», так чтобы кто-то случайно мог увидеть и этим добавить веса самооценке.
Применение силы. Несомненно. И применение в случае, когда не могут дать отпор. Несомненно, именно так. Появляется ощущение щекотки между лопаток. Наливается самодовольная улыбка. Тебе не могут дать отпор, и ты применяешь силу. Твой единственный аргумент, которым ты-то и пользоваться не умеешь.
Месть. Месть за все. За поучения более умными. «Ничего, мы еще сочтемся», – думаешь ты, пропуская мимо себя слова наставника. Пожимаешь ему руку, говоришь слова благодарности за совет.
(сочтемся, в долгу не останусь)
И тебе спасибо, что выслушал. Такой мальчик понимающий.
(шакал)
Месть. Месть за отсутствие денег. У других много денег. Да как они смеют. Я – лучший. У меня должно быть все. И деньги в том числе. Это предназначено для меня.
(предназначение – жрать падаль, и при рвотных спазмах усилием удерживать ее в себе)
Месть. Да, это солоновато-терпкое слово. Месть за симпатичных девушек (классная соска), которые не проводят ночи не с тобой. Ты был куда лучше ночью с ней в постели (затрахал бы до смерти), чем тот парень (выблядок).
Месть. Соль. Месть за то, что тебе не купили игрушку, которую ты так хотел. ( – Сынок, у мамы нет денег. Это очень дорого. Ты понимаешь? – Хочу. – Папа не зарабатывает столько… – Я хочу, купи). Я хочу. Я и только я. Больше никого нет.
Терпкость. Месть. Месть. Отплатить за каждый прыщик у тебя на лице. За тот гной, который ты выдавливаешь из своего лица каждый вечер, стоя перед зеркалом в ванной. Этот гной – это все, кто не дает тебе жить. Жить так, как тебе хочется. Так, как ты должен жить.
Месть. За смелые мечты. Те, которые ты не открываешь знакомым. Себе тоже. Нельзя доверять и себе. Постоянная зависть, высмеивания других, рожденные завистью. Это приедается и становится твоей сутью. Ты высмеиваешь и себя. Завидуешь себе за смелые мечты. За желание жить так, как ты должен жить. Ненавидишь себя больше остальных. Любишь себя больше остальных. Боишься принести себе боль переменами.
Отплати им. Покажи, как мы их ненавидим. Пусть и не всем сразу. Она передаст им весточку. Тихо, шепотом на ухо. Но этот шепот будет криком раздаваться у них в голове. Мы отплачиваем. Делаем должное. То, что нас принуждают делать. Ненавидим всех и себя.
Подъезд. Место маленькое, но оно разрастется до размеров бального зала в ее шепоте. Он затащил ее в подъезд. Она сопротивлялась, но он применил силу. У него есть на то право. Его вынудили, не стоит об этом забывать.
Это ее подъезд. Она живет на верхних этажах.
Она заслужила это. Одета как кукла; волосы распущены; рядом с ней много модных мальчиков. Она думает, что изменилась. Может и так. Она должна заплатить. Пусть она будет одной из первых, кто вернет должок.
Подъезд. Вырывается. Спокойно. Сила. «– Не волнуйся, платье не помну. – Не надо. – Что не надо? Я же сказал, не волнуйся! – Пусти (держит за волосы). – Я сказал, давай. – Нет (сдавленно и не веря силе своих слов). – Я СКАЗАЛ СОСАТЬ. – Дима, только не это… – Я СКАЗАЛ ДАВАЙ».
(шакалы)
Ухмылки на их лицах.
(микро-победа) (но за ней будут и другие, обязательно)
У них «на улице праздник». Они отомщены, отомщены до тех пор, пока ухмылка не сойдет с их лиц, а она будет долго держаться. Девушку затащили в подъезд и насильно заставляли заняться оральным сексом. Почему нет? В детстве она присутствовала в их компании (компании того парня, что совершал действия по отношению к ней. Слушающие, в том числе и журналист (тогда, в раннем возрасте), дистанцированы от этого, слухом мир полнится).
(слухом)
Игралась вместе с ними. Улыбалась в ответ за дерганье платьишко.
Да как она смеет отказываться и вырываться? Заставь ее.
Да, именно такими были слушающие. Именно так они думали, не зная о своих мыслях. Ухмылка сошла и вернулась ненависть. Ненависть в них, ненависть рядом с ними.
Пусть захлебнуться своей ненавистью. Пусть сдохнут и превратятся в падаль. Превратятся в то, что внутри них».
9
– Слушай, и ты застал эту историю? Поразительно. Я сам слышал это. Недаром говорят, что слухом мир полнится. Мне тогда около пятнадцати лет. Вся орава тоже слушала и смеялась, и я вместе с ними. Но в душе, внутри, было что-то такое… несогласное, протестующее. Как ты описал слушающих, – восторг, – это невероятно. Попал в яблочко, не целясь. Но слышать это описание от мужчины зрелых лет, творческой профессии… Как это ЗВУЧИТ!
– Да, звучит.
(шум)
(Проехала машина. Одинокая. Трасса. Трава растет из земли вдоль дороги. По ней неприятно идти. Напичкана пылью. Придавлена слоем. Она сама производит пыль.
Одинокая женщина. Временно.
У дороги, на бордюре, не голосующая женщина.
(такое в первый раз)
С виду ничего. Посмотрим ближе. Вдруг это манекен. Пока не потрогаю, не поверю.
Трава еще слоистей в пыли. Чем неприятнее идти, тем манекен ближе.
С виду ничего. Будем трогать. Нет другого выбора.
– Что по чем? – заметила меня намного раньше вопроса. Еще до первого слоя пыли. Повернулась на голос, как будто не ожидала. Вопрос не повторяю. Повис.
– Я работаю на сауне или в машине…
– Вдоль дороги ты работаешь. Что по чем?
– Минет – десять, перепихон – пятнадцать (разумеется баксов). И то, и то вместе – двадцать.
– Анальный секс сколько? – из любопытства. Повис.
– Двадцать.
– Ясно. Сколько вся ночь?
– Сорок.
– Отлично. Идем ко мне, – спорить не стала. Увязалась как собачонка. По дороге:
– Идти не далеко, еще минут семь. Я не извращенец. Стая грызунов на квартире тебя ждать не будет. Я один. Деньгами не обижу. Рассказывать тебя о своей жизни заставлять не буду.
– Правду говоришь или зубы заговариваешь?
– Правду. Но подвох есть. Мое желание покажется тебе весьма необычным.
– Бутылку мне всунешь? – смотрит в лицо, понимает ответ. – Самотык? – лицо. – Мне придется тебя самотыком отыметь? – Лицо. – Пальцами? – Лицо. – Помочишься на меня или…
– Не старайся, не угадаешь. Но паяльник тебе в зад вставлять не буду, будь покойна. – Лицо явно изображало заинтригованность. Интрига была вызвана даже не неизвестностью того, что произойдет. Но скорее ситуацией в целом. Она – блядь высшего класса (опыт), и не угадает).
(– Да. Действительно. Я полностью согласен с идеей снять проститутку. Можно иметь ее и не думать о том, что она чувствует. Или наоборот, думаешь о ее чувствах, ощущениях. Она отдается за деньги, отдается тому, кто ей, скорее всего, не нравится. Она может любить просто секс. Среди женщин такие встречаются, сплошь и рядом, надо только «расшевелить». Или ты ей нравишься, и она получает от секса с тобой не только деньги, но и удовольствие. Можно думать об этом по-разному. А можно и не думать вовсе.
– ^ Да, можно. Согласись, на хайвэй хочется выехать в хорошей машине, мощной и дорогой?
– Соглашаюсь.
– Снимем дорогую проститутку, относительно. Авлабину.
– Как? Авлабину?
– Авлабину. В газетах объявления. Знакомства: «Познакомлюсь с состоятельным мужчиной для та-та-та, я спортивная, молодая, ухоженная» – дорогие.
– ^ А у дороги тебя не устраивает?
– Если снимать, так снимать. Нехер вдоль дорог шляться).
10
У друзей всегда есть схожие черты или наклонности. Это могут быть абсолютно разные люди. С разными вкусами в одежде, в литературе, в половых предпочтениях. Но общее проскакивает. Как негритенок возьми да и проскочи раз в семь поколений, а ты сиди и думу думай.
Общее до нелепости.
Можно покупать на двух пакет сока, и обнаружить, что вы собрались взять один и тот же вид. Просто и спонтанно.
Бывают разные люди. Между этими разными людьми, если они друзья, свое общее.
Для того, чтобы ракета взлетела, ей необходимо горючее и мощный взрыв, импульс. Так же и в творчестве. Нужен толчок, что-то, что надавит на нужный участок в тебе. У каждого своя зона, в которой происходит толчок (имеется в виду психика). И толчком могут быть разные вещи, как для разных людей, так и для одного. Ещё со временем часто происходит «перемена вкусов».
Один поэт не мог творить без определенного толчка. Очень он его стимулировал. Его толкало лизание ног своей жене во время того, как её имел другой мужчина. Ему попалась хорошая жена. Она быстро отметила, какой ему необходим стимулятор, и умело этим пользовалась. Не только в свою пользу, но и в пользу творчества мужа, по большей части в пользу творчества. И как знать, если бы не она, то мы были бы лишены многих гениальных творений, возможно.
Чужая душа – потемки. А половые фантазии куда темнее. Но, на фоне остальных потребностей они куда ярче. Я думаю, вы прекрасно понимаете, о чем я. И многим творческим людям для раскрепощения необходимы разного рода извращения, унижения, страдания.
У некоторых незатейливых индивидов в связи с этим появляются идеи попробовать запретный порог. «А вдруг я гений и мне просто не хватает толчка?». Но, если тебя не мытарит, не выворачивает наизнанку, а просто тянет любопытство и чувство эксперимента, то ты превратишься в извращенца–неудачника. Ещё более подавленного тем, что творить не получается. Такова жизнь.
В общем, кстати, может быть говорение чего–то ни к чему. А так, чтобы просто сказать.
11
– Слышь, Сергей, – опять оторвавшись от текста, но в этот раз, не начиная читать, – так, мысли вслух. Как мне рисуется продолжение. Наверно, журналист и сам начнет «мстить» Авлабине, жестоко трахая и избивая при этом, – лицо непонимания. – Это самое вероятное продолжение. Обычно, так бывает после таких рассказов. Ну, знаешь: один парень в начале фильма говорит о том, никого и никогда не убьет. Проходит час фильма, и его руки в крови, неважно, как он к этому пришел, – лицо понимания и одновременно насмешки. – Ну, или после сравнишь это с чем–то, используешь, как метафору.
– Нет. Я это в дальнейшем тексте не использую для накручивания возбуждения. Ясно, что смысл для этого очень подходящий и человек, читая, кипит. Но это – просто осуждение выродков. Не больше, не меньше.
«Туфли. Кроссовки. Одежда. И запах. Особый. Он сводит с ума. Внутри всё начинает чесаться
( из–за щекотки). Очень приятно, аж передёргивает. Приятно передёргивает.
Большой. Сильный. Добрый, очень добрый ко мне. С другими жесткий. Не подпускает к нам близко других. Может с легкостью поднять и опустить. Подбросил. Щекотка.
Глаза. Они могут на мгновение стать всем, заменить всё. И при этом есть ощущение, что они могут пропасть навсегда. Не хочу.
(плакать)
Вот они, глаза. На моих почти слёзы. Не пропадайте навсегда, я не хочу. Вы для меня сейчас всё.
Улыбка. Сверкнула.
(щекотка)
От неё веет добром и счастьем. Запах. Он распространяется и на эти качества.
Руки. Аккуратные и большие одновременно. Могут подбросить, поднять и опустить с легкостью. И могут невзначай застегнуть маленькую пуговку на рукаве рубашки. Они берут и подбрасывают.
(щекотка)
Кожа. Упругая. Впитывающая в себя меня, когда я прижимаюсь. Не хочет отпускать. А я не хочу отстраняться. Запах, не похожий ни на что. Он один такой. Только у него. На лице кожа другая. Она пахнет выбритостью. И колется.
(щекотка)
Уходит и возвращается. Наступает праздник при возвращении. Траур при уходе. Он всегда возвращается. Мы этому всегда рады. И Даша тоже. Она хоть и линяет, но мы её все любим. Она ласковая. И выгибается, когда её гладишь.
Он говорит, что Даша типичная попрошайка. Ластится только тогда, когда хочет выклянчить чего–нибудь вкусненького. Это не так. Даша ласковая и мы её все любим.
Он так говорит о ней, но всё равно с улыбкой. Улыбка есть и в глазах. Он улыбается ими. Наверное, человек, который ни разу не видел улыбки глазами, очень несчастен.
(плакать)
Но, я вижу её. Она рядом. У меня праздник.
Я стараюсь не болеть. Чтобы улыбка не сходила с его глаз. Так всегда бывает, когда я больна. Он улыбается мне губами, а глазами нет. Мне это не нравится. Я стараюсь не болеть.
Он меня гладит по голове. Неважно, больна я, или нет. И в первом, и во втором случаях. Я как Даша, изгибаюсь (еле заметно) и трусь о его руку (еле заметно). Опять вспушил мне волосы. Зачем? «Мне это не нравится»,– говорю я. А на самом деле нравится. Когда он пушит, я аж сжимаюсь, так мне щекотно. По всему телу. Я отхожу, делая обиженный вид. Но, скоро возвращаюсь. Мне это нравится, у меня от этого щекотка.
(плакать)
Когда он заболел, то улыбка из глаз пропала у всех. Мы его лечили. Он нас успокаивал: «Всё хорошо». Но это было не так. Улыбка в его глаза вернулась только через пять дней. Она сразу просияла и у нас.
Я рассказывала Даше о том, как волновалась. Больше никому. Ему не буду. Не хочу волновать. Мне очень нужна улыбка в его глазах.
Запах. Не дыма, а каких–то остатков от него. Он курит на балконе, открывает раму. Опирается локтями на перила и высовывается в вечернюю темноту. Только вечером. Ни разу не видела, чтобы он курил дома, на балконе, когда светло.
Из комнаты не так. С улицы лучше. Уголек иногда набухает и его силуэт. Большой. Он курит и смотрит, не знаю куда.
Запах. Щекотка есть и от него. Он закрывает раму. Заходит с балкона в комнату. Проветренный запах сигарет. Щекотка.
Ещё было много щекотки на море. Он катал меня по воде на руках. Когда поворачиваешь, вода с боку в лицо. Я щурюсь, он улыбается. И глазами.
Он лучше всех открывает консервные банки. Окурки складывает в них. После выкидывает. И арбуз режет. Когда он отрезает и дает мне дольку, она такая сладкая. Сок течет у меня по лицу и по телу, он смеется.
(плакать)
Потом сок засыхает и стягивает. Мне это не нравится. Он смачивает тряпку и протирает меня. Больше не тянет.
Он делает лучший шашлык. Вымачивает мясо. «Чтобы было мягким и сочным», – говорит он. И машет листом, сбивая огонь. Дым (не сигарет). Много дыма. В мою сторону. Попадает в глаза. Моргаю. Тру пальцами. Глаза слезятся. Он смеется.
(плакать)
Голос. Он щекочет мне уши. Я не могу почесать внутри. Приходится тереть. Приятно слышать всё, что он говорит:
– Будешь смотреть с нами телевизор?
– Буду, папа.
– Ну, тогда залезай между мной и мамой. Будем тебя щекотать…
Было это пятнадцать лет назад. Я не вспоминала об этих моментах лет десять.
Почему вспомнила сейчас? – Авлабина хочет плакать, но слез нет. Скорее…
(щекотка)»
12
(Когда что-то ешь, так не хочется делиться. Вроде ничего особенного.
« – Что это у тебя, шоколадка?
– ^ Именно.
– Оставь кусочек.
– Хорошо», – и «шо» шипит в тебе. Глухо, однородно шипит. Ты доедаешь до момента, когда надо остановиться… и передаешь из рук в руки свой кусок. Именно свой кусок. Как от сердца. Ты улыбаешься, и у тебя на лице начинает шипеть улыбка.
(Хо–ро–шо–ш–ш–ш)
Заказывать двух? Он на это не пойдет. Делиться, оставлять?
(Ш–ш–ш)
Придется обмануть (обмануть?). Нет, не говорить всей правды. Умалчивать. Если бы делать это вдвоем, умолчать не получилось бы. Вряд ли понял бы меня. Да и к идее взять задорого он отнесся не особо одобрительно.
^ Я не обманываю, но действую по обстоятельствам).
(Подъезд. Лифт. Когда был перед подъездом, в этот раз, пачка сигарет была почти полна. В лифте не один. В этот раз.
Дверь. Ключи. Её вперед не пропускаю. Иду первым. Банкет за мой счет.
Для многих людей основным показателем о товаре или услуге является цена. Это верно. Иначе судить не получается. В случаях, когда ты не разбираешься в товаре или услуге. Когда твои знакомые не разбираются. Когда не ходят слухи. Остается только цена.
Не разбираясь в товаре, из предложенных вариантов мы думаем, что лучше тот, который дороже.
Позвольте с этим не согласиться. Частично. Бывают и вариации. Иногда производители или датели услуг намеренно завышают цену (втридорога). Достаточно известным примером является частная практика самого Зигмунда Фрейда. Когда он начинал трактовать психоанализ, у него плата за прием была невысока. Приземлена. Что он сделал? Так больше продолжаться не могло. Фрейд жаждал известности и, само собой, денег. Он поднял цену непомерно. Этим он как-бы поставил свою услугу в класс для избранных, тех, кто мог позволить себе такую дороговизну. И дело пошло… Богачи стали пользоваться предлагаемой услугой.
«– Что новенького?
– Был на приеме у Фрейда.
– Да, я слышал о нем и его психоанализе. Бедным туда вход закрыт.
– Именно.
– И какие у тебя впечатления?
– Ну, что я могу сказать? Он открывает для меня меня самого. Я все больше начинаю понимать себя.
– Тебе понравилось?
– Да.
– Я, пожалуй, тоже запишусь к нему на прием.
– Поторопись. У него большая очередь».
Дорогая проститутка и дешевая. Есть ли разница? Радикальная? Неуверен.
Немного не хватает Фрейда. Возможно, он приоткрыл бы меня для меня? А, может, и нет?
В любом случае то, что я хочу сделать с продажной девушкой, вряд ли поймет Сергей. Я сделаю это один. Ему об этом не буду говорить. Есть ряд причин).
13
«Шум шумел, деревья гнулись.
Чего я на это обратил внимание? Удивить чем-то меня сложно. Что в этом удивительного?
Даже не особо удивляет обсуждение двумя мужиками за тридцать.
(Мудаками)
« – Да, прикольно. Я воспользовался твоим советом, и оценил это. Я даже говорю тебе спасибо за совет, а благодарю за совет я редко. Ты и сам это знаешь.
– А ты прекрасно знаешь, что я плохого не посоветую. Это, действительно, освежает кровь, проветривает её. И мозги работают более расковано. Впрочем, зачем я это говорю? Ты теперь и сам это прекрасно знаешь».
– Ничего особенного. В этом ничего особенного. У каждого свои стремления. Рыбак нашел рыбака.
Зацепило другое. Подтолкнуло к действию, так вернее. Они проболтали об этом всю вечеринку. Я знаю это наверняка. Болтали у меня над ухом. Двое уже состоявшихся мужчин, как мальчишки, весь вечер говорили о снятии проститутки. Надоедает… и все же цепляет.
Шумит.
(^ Яблоко. Запретное. Сияет солнце… И она сияет. Сияет, когда я её вижу. Когда её нет в пределах видимости, я её вижу и она сияет.
Страшно. Я её боюсь. Догадываюсь почему.
– ^ Привет!
– Привет, – хорошо, что она прошла дальше.
Чего я боюсь? Я уже не маленький. Маленький. Кому я вру?
Я хочу её видеть. Не хочу, чтобы смотрела на меня.
Дрожь. Бросила взгляд.
Ни о чем не могу думать. Мыслей нет. Их, как и не было. Пустой стакан.
^ Говорить с ней? Языка нет.
Одно мычание. В голове. Края стакана переполнены этим мычанием. Стакан стоит у меня на голове. Я не двигаюсь, а не то стакан упадет. И мычание стекает по мне: по волосам, лицу, одежде, телу. Мычание заливает мне глаза, я ничего не вижу. Я весь мокрый от него, в обуви хлюпает при ходьбе. Когда она рядом, она моего возраста.
^ Лучше встать и уйти. Нельзя. Нельзя двигаться. Стакан упадет с моей головы. Приходится мокнуть.
Я выжимаю иногда одежду. Когда полностью промок. На других девчонках. Может они при этом тоже мокнут.
^ Я их обижаю. Почему? Я догадываюсь.
Когда я полностью промокаю, я уже ничего не вижу. Глаза залиты. Я не вижу её сияния. Оно мне вспоминается, когда я один. Ненавижу себя за это. За невозможность видеть её сияние.
^ Она присела на корточки. Склонила голову. Рвет цветы. Берет цветок в руку, и он тоже сияет. Только не поворачивайся. Не поворачивайся в мою сторону. Я начну мокнуть
(стакан)
и перестану видеть сияние.
Тонкая. Соединяет голову и тело. Шея. Будь с ней осторожна…
«Я тебя боюсь», – наверное, говорит мой взгляд, когда она издалека смотрит мне в глаза. Я отвожу глаза в сторону. Не хочу мокнуть. Я полностью мокрый уже.
А если бы мы шли рядом… вместе. Держать её за руку… не могу. Или смогу. Нет, я хочу, но не смогу. Не могу и не хочу… делить её на части. Для меня она – одно целое. Как солнце, и тоже сияет.
^ Тучи. Закрывают сияние. Я могу закрываться от сияния руками, сам виноват. Тучи.
Устала. Бежала с горки и шмякнулась на асфальт. Кровь… Красная (туча). Кровь из её ободранной коленки. Она оглядывается по сторонам, видит сочувствующие лица и начинает плакать.
^ Не хочу, чтобы она видела сочувствующие взгляды.
(если бы она могла промокнуть и не заметить их)
Хочу улыбнуться ей. Сразу после её падения. Она тогда не будет плакать. Нет сочувствующих взглядов. Не могу. Почему? Догадываюсь. Я был мокрым, и все подсохло на мне. Кожа лица стянута.
^ Тучи.
Дождь проходит быстро. Он обложной. Выливает всё до последней капли. Быстро. Всходит солнце. Сияет… Я мокрый.
Пусть я и не мокну, когда у неё тучи, и она не сияет… Это хуже, кожа стянута. Лучше мокнуть. Тогда можно дотянуться хоть до её сияния. Я не тянусь. Кого я обманываю? Сияние ласкает меня, и само собой ставит мне чашку на голову. Я обездвижен. Сияние. Переполняет чашку. Я… Вы знаете.
Она не доступна для меня. Я маленький. Я сам не допускаю себя к ней. Это хуже всего. Она переезжает. Больше я её никогда не увижу. Грузовик. Она садится в кабину. В кузове вещи. В кабине водитель, по середине мать, она с краю. Отец во второй машине. У неё на коленях коробка.
Она сияет очень сильно. Вся мокрота на мне высохла, кожу не тянет. Я даже прогреваюсь в этих лучах. Меня рвет к ней. Я хочу бежать. Иду. Машина трогается. Коробка на коленях, на её фоне шея кажется ещё тоньше…
Двадцать лет (плюс-минус) прошло, ни разу об этом не думал. Я ненавидел её… она уехала. Я ненавидел себя… ненавидел.
^ ХРАНИ ЕЁ ГОСПОДЬ.
Я вспомнил об этом, и с меня… упал какой–то груз. Отвалился. Как будто не на чем висеть)».
– Ну, я понимаю о Джеке, – говорил Антон.– Возможно, ты пережил такое же. Но мысли Авлабины об отце… Как ты это написал?
– У меня не было того, что было у Джека. И, конечно, того, что было у Авлабины. Я поставил себя на их место, и это как – бы выплеснулось из меня. Но. Но я не испытал облегчения как он. Скорее. Скорее я отдал что-то свое, и теперь тоскую об этом.
– Классно сказал. Долго придумывал и тренировался перед зеркалом?
– Да пошел ты! – очень обиделся, тоскует.
– Извини. Я плохо пошутил.
– Да ладно. Обидеть, – уже бодрей, – художника может каждый, а вот понять…
14
(Квартира. Мы внутри. Одни. Один на один. Я кладу деньги на антресоль у входной двери. Ее лицо показало облегчение: «Значит точно заплатит». «Не раздевайся», – говорю голосом врача. Откуда такие замашки? Не знаю.
Веду в комнату за талию. Как хочу.
– Это стол. Это стул. Знаешь, во время войны, Великой Отечественной, широко ходил лозунг: «Не болтай!» – кивает. – У тебя будет иная задача. Умеешь сидеть с открытым ртом? – Кивнула. Ей все равно что делать. Деньги на бочке.
Беру чистые листы, кладу на стол. Ее руками сую под стол. Сажусь на стул. Подвигаюсь к столу.
(к ней)
Привстаю. Спускаю штаны. Голый по пояс, снизу.
– Берешь мой член в рот, смотришь мне в глаза (Я сказал Давай)
(выполняется впервые в мире, мировой рекорд. Внимание зрителей приковано к атлету)
Взяла. Смотрит.
– Не соси. Просто держи во рту, – у меня набух. Беру лист. Начинаю писать. Смотрит в глаза. Сергей бы этого не понял.
Я. Я как Джим Моррисон. Только ему отсасывали, когда он пел в студии. У меня своя студия, и свои песни.
«Пой поэт, пой…»
Набух и тепло. Интригует. Запомню на всю жизнь. А глаза то, глаза. Аж на лоб полезли. И это я ее, еще и не начиная "иметь". А если бы начал? Полопались бы. Вот какой я самец. Какой самец, такой и путь.
Прошло сорок минут. Написал пять строк. Ее глаза полопались, глазная жидкость вытекла. Она прикрыла пустоту веками. Я не против.
(^ Мировой рекорд, – звучно начинает фразу комментатор)
Ничего не пишется. Ступор. Не у меня одного. У нее тоже. Она уже обслюнявила мне всю мошонку.
(Вкусно пахнет, аж слюнки текут)
Надо это как-то закончить. Еще чуть подожду. В общей сумме два часа. Наверное после этого в жизни уже ничего не напишу за этим столом. Ее голова лопнула. Мой член опустился минут через пять после начала
(установления Мирового рекорда)
Сейчас опять поднялся. Я ее хочу. Он поднялся и надул ей голову. Надо кончать. Ждать не буду.
– Вылезай, – сказал после того, как отодвинул от стола стул и встал
(не член)
с него.
Молча. Все делает молча. Вылезла. Вытерла рот платком. Идем к выходу. Она без спроса на кухню. Наливает себе стакан воды и выпивает его залпом. Второй. Берет деньги и кладет в сумку. Обувается.
– Я говорю спасибо тебе. Ты мне очень помогла в творческом плане.
(а говорил, что не будешь врать)
(по обстоятельствам)
Молча смотрит на дверь. И я уже молча открываю. Она выходит. И уходит не оборачиваясь. По ступенькам.
(мировой рекорд установлен)
15
(Вернулся за стол. Ступор. Надо закрыть двери. Встаю, иду по коридору в прихожую, закрываю обе двери.
«Очень помогла…» – интересно звучало (у ступора начинают появляться мысли). Опять стол. Сажусь за него. Сумбур в голове. Все вспоминаю, переживаю заново. Но кусками, и не по – порядку. Её глаза смотрели мне в глаза. До тех пор, пока не сдулись. Потом сдулась и голова. Дальше у меня встал и надул ей голову.
(очень помогла)
Опять встал.
(Помоги себе сам)
16
«Страхи. Есть много страхов родом из детства. Это могут быть не страхи, как таковые, просто их так называют. Это скорее вещи, которые нас ограничивают. Не дают дышать полной грудью. Тяжелая обувь, не дающая прыгать по-максимуму вверх. Одежда из некачественного материала, не дающая дышать телу. Так это можно назвать. Можно и иначе.
Со временем эти ограничивающие вещи могут «отступить на второй план», а то и вовсе отвалиться. И в связи с уходом неких комплексов, мы можем испытать иные ощущения в связи с той ситуацией.
Здесь не имеется получение ребенком некоего травматического опыта: испуга, вид похорон, увидеть, как пьяный отец избивает мать (после насилует); на глазах у младшей сестры обижают брата, который на немного старше неё; смерть любимого животного; реальная угроза смерти для себя или близкого человека. Получая такого рода опыт, ребенок может приобрести неотреагированные эмоции – в нем есть эмоция в момент происшествия, но он на неё не реагирует, это примерно так. Такие вещи зависают в бессознательном и ограничивают, ну, разумеется, не всегда. О плохих вещах остается плохое мнение.
Мы говорим о доброкачественных ситуациях, в которых человек по каким-то причинам испытывает дискомфорт. Ограничения ребенка смешны для взрослого, они отпадают. И с течением времени оценки меняются, придавая иную трактовку происшедшему. И воспоминания о ситуациях, в которых испытывался дискомфорт, начинают вызывать другие эмоции. Такой перенос происходит и с положительными ситуациями. Мы их вспоминаем, но испытываем при этом не мление, а нечто другое. Мнение постоянно переходит в другую эмоцию, не сразу.
Не надо верить никогда на слово. Лучше убедиться самому, чтобы быть уверенным в чем-то раз и навсегда. Попробуйте вспомнить что-нибудь из детства… Отметьте, как поднимается… и опускается ваша грудная клетка при дыхании… Как голова немного кивает в такт с дыханием… Как то, что на вас одето… Чувствуется вашим телом… Как все вокруг отходит… на второй план… Как ваши глаза бегут по буквам… Как поднимается и опускается грудь… И ваши веки иногда моргают… И в это время по телу может разлиться… чувство комфорта… И вы уже замерли…
А теперь можно попробовать… вспомнить какой-то кусок из детства… Возможно, это будет первое, что придет в голову… или что-то еще… Возможно, перед тем, как вспомнить что-то, вам придется чуть подождать… Может, как–то иначе…
И вспоминая этот момент… приблизьтесь поближе… Каковы переживания там… Сильны ли они… С чем связаны… Немного подумав об этом… вы можете вернуться к чтению… В том индивидуальном… и удобном вам ритме…
Продолжаем. Схожи ли те эмоции, которые были тогда, с теми, которые возникли бы сейчас? Вам видней, можете не отвечать.
17
( Ну, что? Лежим. Ноги раздвинуты. Вязаные носки – моя единственная одежда. Но в них я все равно не чувствую себя голой. Забавно.
Всё, как обычно. Кровать, я на ней. Голая. Ноги раздвинуты.
Когда на мне мужчина, я сплю. Он своими движениями выпихивает меня из сна. Я изображаю страсть. Выпихивает сильнее и довольней.
Сейчас никто не выпихивает. Свечение, исходящее от монитора, не в счет. Можно спать, никто не выпихивает… Да. Я обязательно засну. Конечно. Годами приучала себя не спать ночью, а сейчас засну. Сколько было ночных клубов? Сколько квартир клиентов? И все это ночью. Нет, заснуть, явно не получится.
Чем Джек занимается?... А, может, он мне не заплатит!? Так, выкинь такие мысли из головы. Обязательно заплатит. Он, скорее всего, человек творческий. Так он ловит свою музу. Ему во время работы необходима голая баба в шерстяных носках, с раздвинутыми ногами, лежащая на его кровати. А, может, это не его кровать? Может, он спит в другой комнате, и эта кровать предназначена исключительно для таких, как я. В любом случае, я ему нужна и он мне заплатит.
Творческий человек.
Я помню одного, с творческим подходом… Приехала. Поднялась, позвонила в дверь. Пригласил в квартиру. Угостил шампанским. Немного поболтали. Разговариваем, достает член и начинает мастурбировать. Само–собой, разумеется, дрочит и говорит дальше. Как ни в чем не бывало. Тоже не подаю вида. Говорим. Мастурбирует. Придвигаюсь, по дивану к нему, ближе. Медленно. Протягиваю руку к его ноге. Кладу ладонь на внутреннюю часть бедра. Глажу. Веду к мошонке.
– Тебе помочь, – мило и со слабостью в голосе.
Смотрит мне в глаза. Рука все так же гуляет. Не ясное выражение на лице. Скорее, без выражения.
– Раздевайся и становись раком. Я сейчас подойду, – вышел из комнаты.
Раздеваюсь. Медленно и гладя своё тело при этом. Это хорошо возбуждает. Это так пикантно. Разделась. Коленями стала на кровать. Уперлась локтями. Рукой глажу между ног, пропустив руку вдоль тела. Начинаю дышать возбужденно и иногда тихо ахаю. Для себя, это возбуждает.
– Я же сказал, не на четвереньки, а раком. – В руке флакон со смазкой. Он голый. Во второй – член.
Стала раком.
У дивана, там удобнее. Облокотилась локтями на спинку. Смазал мне всю промежность гелем для сношения. Смазал добротно. Штука очень скользкая. Если пролить на пол, то можно поскользнуться.
(выпихивать будет со свистом)
Стоит сзади с правого бока от меня.
Член в руке, рука гуляет (головку члена тоже смазал). Левой ладонью водит мне по промежности. Размазывает и скользит. Половые губы раздвинуты, улыбка широкая. Пальцы «ненароком» попадают по клитору (ахаю тихо) и в вагину. Поверхностно. Пальцем начинает водить по анальному отверстию. Вокруг и по (волосинки считает). Мне даже нравится.
(^ Расслабься и получай удовольствие)
Немного всовывает (выпихивает меня) палец в анус. Чуть-чуть. Покрутил. На одну фалангу. Рука гуляет. Вторая.
По нему чувствуется, что возбуждается, ловит свою волну. Засовывает палец на половину.
(в зад)
Повертел, поковырялся.
Почти высунул, осталась одна фаланга. Стремительно всовывает полностью.
(не спать)
Медленно вертит. Сдал немного назад (на фалангу). Давит на стенки. Прощупав, начинает трахать пальцем.
(дорвался наконец)
Время. Рука гуляет. Вторая.
(^ Кто за добавкой?)
Вставляет второй палец. Трахает. Время. Сумбур. Вынимает пальцы. Подставляет член к заднему проходу. Всовывает (не весь) головку. Пытается пропихнуть дальше.
(^ Так кто за добавкой?)
Не получается. Член начинает обмякать. Моей вины нет. Я была за. Всеми своими членами. Даже не начала подаваться вперед, когда он вставлял.
Просто сам обмякать начал.
(^ Во дела: кошка мышку родила)
Вместо пениса опять засунул пальцы, сразу оба. Трахает (ахаю). Рука гуляет. У меня там внутри очень тепло, даже жарко. Рывками. Трахает рывками… Кончает… мне на заднюю часть бедра.
Сперма теплая. Стекает по ноге. Щекотно.
Поковырялся двумя пальцами во мне. Еще пару прогулок рукой. Рука пошла домой, хватит гулять по члену (время позднее).
Пальцы вынул.
Сперма по коленному сгибу. Щекотно.
Творческий человек. Этот нет. Джек творческий человек.
Джек. Из всех Джеков в голову лезет, по памяти, только Николсон (и Восьмеркин).
(Джек. Ситуация: подъезд, лавочка у него. Сижу на лавочке. Около одиннадцати дня. Тепло. Около лета. Пожилая женщина (около за шестьдесят) выходит из ободряющей прохлады в жестокий мир жары, увенчанной ярким солнцем – из подъезда во двор. Ей на встречу (на встречу жизни, дающей прохладе) идет ровесница (обе рядом со смерпиракой ходят). Поздоровались, искренне (уже настораживает). Идущая в подъезд поинтересовалась, куда направляется вторая. Ответ:
– ^ Та в ЖЭК пойду, за квартиру платить)
Уже три. Бандитская группировка.
Щекотка.
(принесла нелегкая)
Неважно откуда.
В разных местах.
Как обычно. Как тогда… Приятно… и неловко. К черту неловкость, я же не полностью голая…
Но до чего хорошо. Я млею. Я палаю. Себя я искусаю. К черту стихи и неловкость. Хорошо. Мне хорошо.
Пещерные люди. Познавшие радость огня. Знающие, что он может разбушеваться, не остановишь.
(плевать, пусть бушует)
Огонь – нежный цветок. За ним глаз да глаз. Он криком требует ухода. Необходимо прикармливать. С руки. Будешь нарушать правила, он обидится и уйдет. Не уходи, мы будем плакать.
Щекотка. Сдобренная пламенем. Не требуется кормежки с руки. Сама себя, самой собой питает. Нельзя контролировать (не хочется). То разгорается, то притихает. Чтобы опять разгореться, но уже неожиданно. С сюрпризом… и пышным букетом жгучих красных роз. А шипы могут и уколоть. Уколоть до крови. Крови горячей, красной… своей крови.
(Он действительно меня не хочет? Я действительно здесь как мясо, которое не отобьют молотом? Странная поза. В такую меня еще не ставили. Мне в ней неудобно. Из-за первого раза? Не знаю… Не хочу знать. Мне в ней не удобно. Это… «Поза, ты неудобная. Ясно тебе?» Я не хочу в ней стоять, лежать, сидеть… не ХО-ЧУ.
^ Если так. Пусть будет так. Я верю своим желаниям. Мои желания – это я, но более цельное. Кому еще верить, если не себе – цельной?
Я должна сменить позу. Почему должна? Но ведь эта мне не нравится. Глупо делать противные вещи. Лучше делать то, что «по душе».
^ Я буду менять позу)
Откуда взялся огонь, поддерживающий щекотку? Или она держит его на плаву? Не хочу… знать. Я буду чувствовать.
Отпустило. Надолго ли? Вряд ли. Опять прилив? Еще нет. Это отдых, передышка? Или томительное ожидание? И то и то вместе – быть не может. Может. Возбудилась. Без видимых причин. Может из-за долгого перерыва в сексе? А ведь организму требуется. Вот организм и вопит.
Лучшая шутка месяца. Долгий перерыв в сексе (ха-ха). Нет. Что-то другое. Что же? Не хочу знать. Хорошо. Мне хорошо.
Как тогда. Мне двенадцать. Первая неосознанная мастурбация. Не мастурбация, баловство. На мне платьице, желтоватое. Белые гетры и красные туфли. Детский голос девочки. Деревня, в которой живет бабушка. От мамы. Нелюбимая. На дворе. На стирке сижу. Тепло и даже жарко. Напилась воды из колодца (крыжаной). Мои ручки попали… попали на платье… между ножек. И мнут, не хотят останавливаться. А хорошо по всему телу. Тогда было неясно почему. Сейчас ясно, почему тогда. Неясно почему сейчас.
Хорошо. И не надо дрова подкидывать. Вечный двигатель.
А соски-то вздыбились как… как нос, когда смотришь на небо. И между ног (какая словесная, вульгарная мягкость) на пизде как-то…
(запах)
Запах. Тот самый (щекотка или огонь), что и тогда…
И запах. И хорошо. Что выбрать? О чем думать? Запах… запах, как от отца. А теперь хорошо.
А…
18
А не пойти бы перекурить? Для этого надо встать (кому) со стула.
(^ Хватит читать, надо перекурить)
Посмотреть на «почти обнаженную» Авлабину. (Она лежит у меня за спиной в метре, а ее «влага» в полутора метрах, учитывая длину согнутых в коленях ног). Пройти мимо, к балкону. Возьми со стола сигареты. И зажигалку.
Не пишется. Не мудрено. Совсем не пишется… Все эти роли, обычного секса уже мало. Побольше им необычного, видите ли.
Да пошли они…
Балкон. Хорошо. Открыл раму, свежий воздух. В сравнении свежий. Для меня свежий, остальное не волнует. Пусть эстеты постоянно думают, что их окружает испорченная дальше некуда среда. Хорошо. Воздух свежий. На таком и дым в легкие мягче втекает, не цепляется.
Эстеты. Да пусть они обрыгаются.
Эстеты. Не нравятся им «грязные» вещи. Да какое им дело? Фрейд попробовал все, и то, что ему не понравилось, обозвал извращением. Практичный дядька. Исследователь, докапывается до истины.
(Девочки отворачивались, кривили лицами, на словах осуждали и поносили по чем зря. Порывались даже встать и уйти (в неизвестном направлении).А порнушку та смотрели! Ай-я-яй)
«Как можно заниматься сексом при свете, наблюдать животные проявления?»
Хорошо!
Обоюдные ласки?
Хорошо!
Ртом?
Хорошо!
(Самые грязные места на теле это анус и рот).
Анальный секс? – с возмущением.
Хорошо!
Свингерство?
Отлично!
Групповой секс? – шепотом (Пупковой)
Отлично!
Педофилия?
Ужасно. Это болезнь, – с грустью.
«Смешивание крови» (отец – дочь, брат – сестра, сын – мать)?
Более часто, как раз, встречается у эстетов.
Зоофилия?
И здесь эстеты тук как тут.
Вибраторы и другие игрушки для «приправы», чтобы было поострее?
«Глупая, смешная побрякушка».
Женщина всовывает палец, предварительно смачно его облизав, в зад половому партнеру и тот буквально плачет от радости, когда эякулирует?
А хорошо раньше поступали!
Раньше, в «домах высшего света». Как раз там, где находятся эстетские сгустки.
Дочерям обрезали клитор,… самый порочный клочок кожи на их теле. И поделом. Человеку, осуждающему плотские утехи (это одно из самых широких направлений их деятельности) не нужен клочок с огромным количеством нервных окончаний (сгусток).
Мысли. Мысли, это только мысли. Но они визжат в моей голове. Хотят вырваться наружу, как дитя антихриста, дабы явить миру ужас.
Пусть эстеты узнают эти мысли. Это будет как если бы они обрыгались (а делается это нагибаясь буквой «Г», (хотя они, возможно, делают это иначе)) и после их взгляд метнулся на свою блевотину (свою – звучит очень лично) и… пошла вторая порция. Прямо на первую. Внутренне подогретая еда.
(Морг. Патологоанатом. К нему подходит второй (оба писаные красавцы во всех смыслах). – Что ешь? – второй у первого. – Да, кашки решил поклевать. Угощайся. – Дает вторую вилку. Едят молча. Невзирая на обилие человеческих трупов вокруг, аппетит хороший. Второй у первого: – А чего холодная каша? – Лень было разогревать. А труп уже остыл. – В смысле? – перестает жевать. – Я ж эксгумировал, внутри каша. Ну и начерпал целую тарелку. – Второй вырыгивает все, что съел (и до этого тоже) прямо на тарелку и убегает (наверное, к источнику воды). Первый удивленно сводит плечи и продолжает трапезничать.
– ^ Люблю подогретенькое)
Блевотина в этот раз идет еще и носом. Остаются куски в пазухах. Долго не получается их высморкать. Не из носу, не в глотку втянуть…
Изменился мой настрой. Время идет, шлагбаум ему не перекроешь.
Тогда я так не думал. Откуда взяться таким мыслям тогда? Ребенок.
Почему же она мне вспомнилась?
«Эстеты, берегите головы», – подумал Джек и бросил с балкона окурок. – (^ Лучше, если попадешь за шиворот)
Стул. Компьютер. Многим девочкам не нравится как от меня пахнет табачным перегаром. А этой? Этой не может не нравиться. Работа – ублажать. Блаж. Именно это я и чувствую.
(дышу этим)
Воздух пропитался и стал тяжелым. Нет, эластичным. Вдыхаю его продолговатости. Вносят толчки в меня. Выдыхаю, но толчки остаются. Толчки мои. Толкает и снаружи и изнутри. Все это резонансом сходится по середине.
(между ног)
(Я был один. Вставал и до этого. В этот раз иначе. Был один. Предоставлен себе. Встал. Твердо и не опускается. Напрягаю… Приятно. Сжимаю ноги и напрягаю. Так же. Прилег на кровать. На спину. Не лежится. Рывком перевернулся на бок и упал на живот. Уперся в кровать. Боком. Он стоит поперек тела. Двигаю тазом, трусь о кровать. Прогибаюсь в кровать, напрягаю его и трусь.
^ Приятно. Ощущения приятности как упереться в стену всем корпусом, она вот-вот рухнет, не проламывается. Чего-то не хватает…
Стягиваю штаны и трусы. На свободе. Осматривается по сторонам. Лежу на спине. Пячусь к подушке. Подушку высоко кладу на спинку. Почти сижу. Беру руками. Начинаю мять. Ай, как приятно.
(по рукам тебя бить надо)
Мну. Хорошо. Сжимаю. Прижимаю к ногам, к животу, самому нижу живота. Хорошо. Стена не падает. И так приятно в нее упираться. Тремя пальцами откатываю шкурку. Закатываю назад. Приятно. Заново…
(Не суй руки под одеяло)
Двигаю тремя пальцами. Откатываю – закатываю. Не могу остановиться. Начинает греться и тереть. Набираю в три пальца другой руки слюну. Слюнявлю головку. Не трет.
(Держи руки сверху, на одеяле)
Опять трет. Слюна. Хорошо. Пальцы не остановишь. Весь сжался,… Кроме него.
^ Кончаю. Без спермы. Ее в организме еще нет. Удобрять пока нечем.
(пальцы не остановить)
Стоит, после не опускался. Второй раз. Идентично, и получилось даже лучше. Когда кончал, лицо скорчилось (Знаю). Пальцы не остановишь, его не опустишь. Третий раз.
^ Пришли родители).
Чего же я так возбудился? Я не один, как в детстве. Именно. Что за вопросы? У меня за спиной лежит, раздвинув ноги, почти голая девушка. Ее так и хочется прижать к себе, ощутить мягкость ее кожи, податливость форм. Прижать сильно, аж хребет сломается, настолько она хороша.
Нет. Не это. У меня была уйма таких (немного преувеличиваю). Может то, что нет времени с ней сблизиться, а надо писать. Мысли идут сумбуром. Их даже нет, они проходят рядом. Истинно лишь ощущение «толчков». Толчки во мне, мысли где-то рядом. Не заметила ли Авлабина мое возбуждение? Ведь она должна в этом хорошо разбираться. От её глаз, в которых таится похоть, ничего не утаишь.
Разворачиваю голову. Лежит.
(не у меня)
Промежность – первое, на что обратил внимание. Хотел посмотреть только в лицо. Но нет. В промежности у нее все хорошо^ . Тонкая шея. Тонкая шея, погруженная и зажатая, так выглядит еще тоньше, в толстое, мягкое, пуховое одеяло… цвета спелой сливы.
19
Фолкнер Уильям Катберт, тысяча восемьсот девяносто седьмого года рождения. Младше Сергея Александровича Есенина на два года. А прожил на тридцать пять лет больше.
Лошадь. Умереть при падении с лошади круче, чем помереть на бабе.
«Ну что ж, приступим», – так я сказал моей первой половой партнерше.
Заголовок: «Смерть может запомниться». Стиснув зубы, пишет статью.
Он на взводе. Она на взводе.
У каждого своя причина. И, по сути, одна. Недаром случай свел в одну комнату.
(Шум)
Время около четырех утра. Выпрямился, хрустя позвонками. Встал. Вышел из комнаты. По звуку, поднял трубку телефона. Заказывает такси.
– Натягивай трусы, снимай носки. Такси скоро будет. Вот деньги. Мне пора спать. – Начала одеваться. Оба в смятении, возбуждены.
«Глупо сейчас начинать ее иметь… Это как надышаться перед смертью. Лучше уйти красиво. Точнее выставить. Держим марку».
Вышли в прихожую.
20
Всю ситуацию с Авлабиной Сергей описал правдиво (и к бабке не ходи). Подробности перенесены документально. Она лежала, он писал (Роман). Что его касательно, так он ее просто захотел. Захотел часа в два ночи. Держал марку и начал выпроваживать под утро.
Вопрос: почему не сказал Антону?
Прихожая.
Наклоняется обуваться. Полу-боком, полу-спиной, ко мне. Глубоко наклонена. Одна нога, опорная, полностью прямая. Вторая, обуваемая, согнута в колене. Немного. Прямо говоря: берет за душу вид такого.
(хватает за член)
Из такой позиции бросает, смотря в глаза взглядом с вызовом:
– Я не надела трусики…
Член стоял и до этого. Теперь начали использовать по назначению. Можно сказать: встал только теперь.
Не разогнулась. Подошел. Одну руку положил Авлабине на спину. Второй стянул все со своего таза. Сообразительная девчонка. Стала на колени и жадно вцепилась (впилась) ртом в член. Почти глотает. Великолепная техника. Можно потерять сознание, играя в ее игру.
– Смотри мне в глаза, – глаза были закрыты.
(Ответ:
«Скажу Антону, по-братски, обо всей ситуации. И что? Ничего хорошего. Узнает. Будет завидовать. Зависть, само собой, быстро выдохнется. Но и такая мне ни к чему. Говорить не буду. Решим. Так что и не пытайтесь отговорить»).
Широко распахнула их. Все также жадна на дело. Истинный дегустатор. Трясутся колени, почти.
(у меня)
Взгляд не отводит. Ей нравится смотреть, какое удовольствие она доставляет. Заглатывает глубоко. Спазм. (Мои руки у меня за спиной). Закрывает глаза.
– В глаза смотри, – на них влага. Так работают только любящие. Владеет техникой. Такой минет, я вижу в первый раз, особый.
– В глаза мне, в глаза, – природой в голову заложено. Взгляд убирать. А может ей неловко? Может.
(три предупреждения, дальше стреляем на поражение)
Убрала взгляд. Спрятала глаза за веки. За волосы. Поднимаю ее, как Мюнхгаузен себя из воды. И раком к антресоли.
Убираешь взгляд. Мы уберем его полностью. Трусики и вправду не надела. А может, у нее их и не было? Шелуха!
Всовываю.
Стонет она:
Как же я этого ждала, – писька пламенем горит.
* * * * *
– Правда? – скептически кидает Антон.
– Конечно! Ты о чем?
– Где Авлабина радостно говорит, что ждала секса.
– И что не так с этим местом?
– «Не верю», как говорил Паниковский.
– Не соврешь – не расскажешь, – самодовольно, ведь он-то знает силу написанного не понаслышке.
* * * *
Писька пламенем горит (опять стихи). Динамично. Очень. И она, и я этого ждали. Это пришло. Как оазис, подошел к нему, и будешь пить, за уши не оттащишь. В динамике один минус. За волосы поставил раком. Отпустил волосы, надел презерватив. Ждала меня, как объезженная кобыла лихого седока. Оправдал ожидания. Галопом. Пустил галопом. Укатал в мыло. И дерзко сменил изъезженную кобылу в первом же трактире.
Кончил. Вряд ли вместе. Не уверен, что она вообще кончила. Ей просто хотелось «факта».
– Иди, такси ждет. Карета подана, кучер дремлет на козлах. На такси добавить?
– Обойдусь, – довольно и навеселе, – держи. – Протягивает пятьдесят долларов.
– Ты мне платишь?
– Нет. Услуги стоят сто. Я тебе возвращаю твое. – И выпорхнула канарейка за пределы клетки.
Курю. Сидя. Наслаждаюсь, пуская «олимпийские кольца». Докурил. Прохаживаюсь по комнате. Думаю только о случившемся, иного нет. Иное – выдумка бородатых старцев, забивающих свои курительные трубки копеечным табаком. Улыбка на лице, не прогонишь. Вцепилась как жена в кормильца. Есть с чего улыбаться, не правда ли? Вернула деньги, удивительно! Обманула в начале с ценой, правда жизни. Запомнится надолго сей, скромный эпизод.
(^ Лохи танцуют ламбаду, а мы танцуем читу-дриту)
Грандиозно, невероятно, сверхэкстраординарно. Суй любой преувеличивающий эпитет – не ошибешься. Можешь не целиться, вокруг одни яблоки.
Как я ее?
Да, эффект и вправду велик. Минуты триумфа ласкают мне грудь.
Почиваю на лаврах.
Смотри в глаза…
За волосы…
Как кобылу загнал в мыло…
А походка-то, какая? Пошла по-английски, а ножки-то съезжались, то разъезжались. И мытарило из стороны в сторону. Не я должен об этом вспоминать. Определенно. Она. Даже не должна, ей некуда деваться, будет думать обо мне… Может даже целую неделю (приземлено).
Как кобылу…
Сижу на диване, голова запрокинута.
За волосы…
Напряжение.
(где?)
Смотри в глаза…
Рука обхватывает его. Массирует. Полная готовность. Мастурбирую, глаза закрыты, думаю о (вспоминаю) галопе. Реальности сливаются и я опять там
(в ней)
* * * * *
– Антон, – отрывает от чтения Сергей, – и где то, что ты написал?
– Там, можно сказать, пока только план-конспект.
– Давай. Посмотрю. Интересно.
* * * * *
Натягиваю ее волосы, несильно. Она тянет голову вперед, так больнее. Рука, тянущаяся за спину ко мне. Прижать меня к своей заднице. Так полнее. Отставленная в сторону, слегка, нога и согнутая в коленке. Так естественнее и глубже.
Я там.
(в ней)
А что она сейчас делает? А если тоже… Да. Именно мастурбацией занимается. Как и я. Мы опять вместе. Это был даже не акт, а шедевр.
(триумф продолжился)
Сама предложила. Напросилась. Вернула «лишнюю» часть. Ее стоны и сбивчивое дыхание. Сам сбил, старался, скорее для себя. Это не мастурбация, а продолжение акта.
А может она специально так себя вела: предложила, вернула деньги… Чтобы заказал еще раз?
(недолго музыка играла…)
Нет. Категорическое нет. Мне так удобней думать… Значит – нет.
(у меня в душе звенит тальянка)
А потом она узко сдвигает ноги, без просвета. И напрягает мышцы. Скорее для себя, чем для меня. Это и подначивает. Каждый раз, сталкиваясь с ней передом. Отпружинивая от напряженных ягодиц. Хватает рукой (которая из-за спины) за бедро и сжимает. Мне больно, терпимо. Двигаюсь быстрее, сжимает сильнее и…
Кончаю.
(теперь сам в мыле)
21
Произошедшее решил написать. Великолепная информация для ума. Антону понравится. Главное, чтобы не догадался, что я это делал. Зависть – вытоптанные цветы.
Сумбур. Агония. Сумбур и Агония. На лист ложатся слова, обрывки мыслей, мини-анализ. Все выходит из меня. Выходит безвозвратно. Выходя, не останавливается рядом. Уходит за линию горизонта, на то безопасное расстояние, с которого я не смогу пристрелить. На листе лежит то, что наделено инстинктом самосохранения. В меня не вернется – во мне смерть. То, что на листе, такого во мне больше нет… и не будет. Часть, микро-кусочек, откололась от «хозяина». Как сперма, покидая организм при эякуляции. Такой уже не будет, будет другая.
Писал. Вспоминал.
За волосы…
Как жеребицу галопом в мыло…
В глаза смотреть…
Сдобрил мастурбацией. Возбудился…
(был там)
И увлек за собой течение. Такой спермы больше не будет, будет другая.
Лучше…
22
– Да, – наделено уймой эмоций.
– Дочитал? – спросил уже давно дочитавший Сергей.
– Да, – третья часть эмоций от уймы.
– И чего дакаешь? Чего это мы дакаем?
– Ты прав. Даканье здесь неуместно. Лучше крякать. Кря, кря.
– Говори, не томи душу.
– Вдумайся, что ты написал. Просто вдумайся. Я признаться сначала подумал, когда начал читать, что ты снял Авлабину. И без меня. Но сейчас я уверен, что это не так. Она «напрашивается» на секс? Чушь. Отдает «лишние» деньги? Муть. Из этого куска правда – это как его посетила мысль: «А может она специально, чтобы ее еще раз заказал?». Вот это ближе к истине. А то, Авлабина, возжелала, детские воспоминания… – обрывает:
– Если бы я написал без воспоминаний, то ты точно сказал бы – брехня. В то, что она «захотела» чисто из чувства недосягаемости, не поверил бы.
– И в том, и в этом варианте не верю. Не ВЕ-РЮ.
– Знаешь, - заходит из далека, – говорят, что о человеке можно судить по его кумиру. Так же по его любимой сказке. Еще по его друзьям. Много теорий. Я считаю, что можно еще делать суждения о человеке по его героям. По тем, о ком он пишет. Ты не веришь в написанное? Не веришь в то, что проститутка захотела? Я тебе скажу почему. Потому, что у твоего героя так не было. А почему у него так не было? И у тебя, и у меня есть общее в написанном – человек хочет творить (писать) в «экзотических» условиях. Почему у твоего героя не так? Да потому, что он дебил, с большой буквы Дебил. Какая нормальная баба что-то захочет после двух часов с хуем во рту? Сам прекрасно знаешь ответ: количество таких стремится к нулю. Иными словами их нет на синем шаре.
(«Прав, сука», – скрипя зубами и с улыбкой на лице)
– Да. Ты, наверное, прав, – сдержано.
– В любом случае, мне приятно слышать любую критику, – отстраненно.
– Знаешь, Сергей? А концовка мне понравилась. Такая, – подбирая слово, – жизненная…
23
«Шум. В моем мире появляется редко. Но метко. Заказать решил, наслушавшись краем уха знакомых. И очень даже ничего получилось, на старые та дрожжи. Шум. Глухота. Что лучше? После этой ночи могу заверить, что шум может быть очень приятным.
Шум. Идея. Решимость. Действия. Неожидаемое удовольствие. Когда тебя желает проститутка, заказанная тобой, то это круче прыжка с парашютом. Это круче прыжка без парашюта. Это приятное падение. И ты знаешь, что разобьешься. И почему-то, тебе хочется разбиться именно о скалы у моря. И буйная волна за пару заходов смывает всю твою кровь. И скалы опять в первозданном виде.
Один миг. Никаких отголосков после. Но и ничего лишнего.
Пусть шумит. Это даже на пользу.
(^ Солнце, воздух и вода не помогут никогда. Только ранний онанизм укрепляет организм)
Шум. Откуда он взялся?
Опытный водитель, водитель со стажем, часто в пути может впасть в состояние транса. Все приемы отточены да автоматизма, и вмешательство сознания является излишним. Голова наполняется далекими (и в то же время очень близкими) мыслями. Происходит обдумывание.
Джек, припарковав машину и заглушив мотор, вышел из транса. Вышел из машины. Вошел в здание, открыв дверь. Похлопал себя по карману: «Дискета со статьей на месте».
Второй этаж.
– Привет, ранняя пташка, – в унисон протрубили вчерашние создатели шума, – чего в такую рань?
– Работу привез, – гонорический смех.
(откуда смех?)
– Чего смеетесь, – новая волна смеха захлестнула их. Отсмеявшись, один вымолвил, сквозь слезы счастья:
– О Фолкнере?
– Именно.
– Не обижайся. Мы над тобой подшутили.
– Надо было писать о Хемингуэе?
– Нет. Ничего не надо было писать.
(все уже написано (украдено) до нас)
– Мы специально вчера жужжали весь вечер о Авлабине
(наступает осенение, резкое).
Ты повелся. Заказал ее. Приятель с телефонной станции подсобил, мы подслушали твой звонок. Ну, дальше и позвонили тебе, сообщить о статье, без которой пшеница не взойдет.
(мелкое хулиганство)».