Исследование идеологии Развитого Индустриального Общества

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18

как и должно быть. Природа в цвету. Птицы, солнце,

молодая травка, за деревьями видны горы, вокруг никого,

ни радио, ни выхлопных газов. Потом дорога сворачивает

и упирается в шоссе. Я снова среди рекламных щитов,

станций техобслуживания, мотелей и закусочных. Я был

в национальном парке, и теперь я знаю, что все это

было не настоящее. Это был <заповедник>, нечто, со-

храняемое так же как сохраняются вымирающие виды

животных. И если бы не правительство, все эти мотели,

рекламные щиты, закусочные давно бы уже захватили

этот уголок Природы. Я испытываю благодарность к

правительству; оно у нас гораздо лучше, чем прежде...

(3) Метро в вечерний час пик. В людях я вижу только

усталые лица, ненависть и злобу. Я чувствую, что кто-

нибудь мог бы в любой момент вынуть нож - просто

так. Они читают, или, скорее, они погружены в свои

газеты, журналы или книжонки. И все же, парой часов

позже некоторые из них, освеженные душем, разодетые

или одетые во что попало могут чувствовать себя сча-

стливыми, проявлять нежность, непритворно улыбаться

и забывать (или вспоминать). Но, скорее всего, боль-

шинство из них проведут время на каком-нибудь жутком

сборище или дома в одиночестве.

II Одвомеркый челом1

297

III. Шанс альтернативы

Эти примеры могут служить иллюстрацией счастли-

вого брака позитивного и негативного - объективной

двойственности, присущей данным опыта. Эта двой-

ственность объективна, потому что сдвиг в моих ощу-

щениях и размышлениях соответствует тому способу,

которым наблюдаемые факты соотнесены в действи-

тельности. Но, будучи познанным, это переплетение

разрушает гарменизирующее сознание и его ложный

реализм. Критическая мысль стремится определить ир-

рациональный характер утвердившейся рациональности

(который становится все более очевидным) и те тен-

денции, которые приводят к тому, что эта рациональ-

ность порождает свою собственную трансформацию.

<Свою собственную>-поскольку как историческая

целостность она развила силы и способности, которые

сами становятся проектами, выходящими за пределы

нынешней целостности. Как возможности развитой ин-

дустриальной рациональности они связаны с обществом

в его целом. Технологическая трансформация одновре-

менно является политической трансформацией, но по-

литические изменения перерастают в качественные со-

циальные изменения лишь в той степени, в какой они

изменяют направление технического прогресса - т.е.

развивают новую технологию. Ибо утвердившаяся тех-

нология стала инструментом деструктивной политики.

Такие качественные изменения, если бы техника пред-

назначалась и использовалась для умиротворения борь-

бы за существование, стали бы переходом к более вы-

сокой ступени цивилизации. Подчеркивая зловещие

импликации этого суждения, беру на себя смелость

утверждать, что такое новое направление технического

298

9. Катастрофа освобождения

прогресса было бы катастрофой для утвердившегося

направления,- не просто количественной эволюцией

преобладающей (научной и технологической) рацио-

нальности, но скорее ее катастрофической трансфор-

мацией, возникновением новой идеи Разума как те-

оретического, так и практического.

Эта новая идея Разума выражена в суждении Уай-

тхеда: <Функция Разума заключается в содействии ис-

кусству жизни>*. С точки зрения такой цели Разум

является <направлением атаки на среду>, которая вы-

текает из <тройного стремления: (1) жить, (2) жить

хорошо, (3) жить лучше>2.

Суждения Уайтхеда, как нам кажется, описывают и

реальное развитие Разума, и его неудачи. Точнее они

ведут к мысли, что Разум все еще ожидает своего

исследования, познания и реализации, поскольку до

сих пор исторической функцией Разума было также

подавлять и даже разрушать стремление жить, жить

хорошо и жить лучше - или хотя бы отсрочивать осу-

ществление этого стремления, устанавливая для него

непомерно высокую цену.

В определении функции Разума Уайтхедом термин

<искусство> включает элемент решительного отрица-

ния. Разум в его применении к обществу был, таким

образом, резко противопоставляем искусству, в то время

как искусству была дарована привилегия быть несколь-

ко иррациональным - не подчиняться научному, техно-

логическому и операциональному Разуму. Рациональность

I A. N. Whitehead, The Function of Reason (Boston: Beacon Press, 1959),

P. 5.

2 Ibid., p. 8.

II' 299

III. Шанс альтернативы

господства разделила Разум науки и Разум искусства,

или нейтрализовала Разум искусства посредством инте-

грации искусства в универсум господства. Это было

действительное разделение, ибо вначале наука включала

и эстетический Разум, и свободную игру, и даже безум-

ство воображения и преображающую фантазию; иными

словами наука занималась рационализацией возмож-

ностей. Однако эта свободная игра сохраняла связь с

преобладающей несвободой, в которой была рождена и

от которой абстрагировалась; и сами возможности, с ко-

торыми играла наука, были также возможностями осво-

бождения - возможностями более высокой истины.

Здесь - изначальная связь (в пределах универсума

господства и нужды) между наукой, искусством и фило-

софией. Это осознание расхождения между действи-

тельным и возможным, между кажущейся и подлинной

истиной, и попытка познать это расхождение и овладеть

им. Одной из первоначальных форм его выражения

было различие между богами и людьми, конечностью

и бесконечным, изменением и постоянством'. Нечто из

этой мифологической взаимосвязи между действитель-

ным и возможным все же осталось в научном мыш-

лении, продолжая направлять его к более рациональной

и истинной действительности. Так, математика счита-

лась действительной и <хорошей> в том же смысле,

что и платоновские метафизические Идеи. Каким же

образом развитие первой впоследствии стало наукой,

тогда как развитие последних оставалось метафизикой?

Наиболее очевиден тот ответ, что научные абстракции

в значительной степени возникали и доказывали свою

' См. главу 5.

300

9. Катастрофа освобождения

истинность в процессе реального покорения и прео-

бразования природы, что было невозможно для фило-

софских абстракций. Ибо покорение и преобразование

природы происходило по закону и порядку жизни,

который философия пыталась трансцендировать, под-

чиняя его <благой жизни>, подчиняющейся иному за-

кону и порядку. Причем этот иной порядок, который

предполагал более высокую степень свободы от тяже-

лого труда, невежества и нищеты, был недействитель-

ным как на заре философской мысли, так и в процессе

дальнейшего ее развития, в то время как научная мысль

по-прежнему была применима ко все более могуще-

ственной и всеобщей действительности. Естественно,

что философские понятия конечной цели не были и

не могли быть верифицированы в терминах утвердив-

шегося универсума дискурса и действия и, таким обра-

зом, оставались метафизическими.

Но если ситуация такова, то случай метафизики и

особенно случай значения и истинности метафизиче-

ских высказываний - случай исторический. Т.е. истин-

ность и познавательную ценность таких высказываний

определяют скорее исторические, чем эпистемологи-

ческие условия. Подобно всем высказываниям, претен-

дующим на истинность, они должны быть верифици-

руемы; они должны оставаться внутри универсума воз-

можного опыта. Этот универсум никоим образом не

сосуществует с утвердившимся универсумом, но рас-

пространяется до границ мира, который может быть

создан посредством преобразования утвердившегося, при-

чем средствами им же предоставляемыми или отвергае-

мыми. В этом смысле зона верифицируемости возрастает

301

III. Шанс альтернативы

в ходе истории. Таким образом, спекуляции по поводу

Благополучной Жизни, Благополучного Общества, По-

стоянного Мира приобретают все более реалистическое

содержание; на технологической основе метафизическое

имеет тенденцию становиться физическим.

Более того, если истинность метафизических выска-

зываний определяется их историческим содержанием

(т.е. степенью определения ими исторических возмож-

ностей), то отношение между метафизикой и наукой

является строго историческим. В нашей собственной

культуре все еще считается само собой разумеющейся,

по крайней мере, та часть сен-симоновского закона трех

ступеней, которая утверждает, что метафизическая ста-

дия цивилизации предшествует научной стадии. Но

является ли эта последовательность окончательной? Не

содержит ли научное преобразование мира свою соб-

ственную метафизическую трансцендентность?

На развитой стадии индустриальной цивилизации

научная рациональность, преобразованная в полити-

ческую власть, становится, по-видимому, решающим

фактором в развитии исторических альтернатив. Воз-

никает вопрос: не обнаруживает ли эта власть тен-

денции к своему собственному отрицанию - т.е. к со-

действию <искусству жизни>? Тогда высшей точкой

применения научной рациональности, непрекращаю-

щейся в современном мире, стала бы всеохватная меха-

низация труда, необходимого в плане социальном, но

репрессивного в индивидуальном плане (<необходимое

в плане социальном> здесь включает все операции,

которые могут быть выполнены машинами более эф-

фективно, даже если эти операции производят предметы

302

9. Катастрофа освобождения

роскоши и безделушки, а не предметы первой необ-

ходимости). Но эта стадия была бы также целью и

пределом научной рациональности в его существующей

структуре и направлении. Дальнейший прогресс означал

бы скачок, переход количества в качество, который бы

открыл возможность существенно новой человеческой

действительности - а именно, жизни в свободное вре-

мя на основе удовлетворения первостепенных потреб-

ностей. В таких условиях научный проект сам стал бы

свободным для внеутилитарных целей и для <искусства

жизни> по ту сторону необходимости и роскоши гос-

подства. Иными словами, завершение технологической

действительности было бы не только предпосылкой, но

также рациональным основанием прансирндирования тех-

нологической действител ьн ости.

Это означало бы переворот в традиционных отно-

шениях между наукой и метафизикой. В результате

научной трансформации мира идеи, определяющие дей-

ствительность в понятиях, отличных от понятий точных

или поведенческих наук утратили бы свой метафи-

зический и эмоциональный характер, и стало бы воз-

можным проектировать и определять вероятную дей-

ствительность свободного и умиротворенного суще-

ствования именно с помощью научных понятий. Их

разработка означала бы больше, чем эволюцию преоб-

ладающих наук. Это затронуло бы научную рациональ-

ность в целом, которая, таким образом, утратила бы

связь с несвободным существованием и означала бы

идею новой науки и нового Разума.

Если завершение технологического проекта пред-

полагает разрыв с господствующей технологической

303

III. Шанс альтернативы

рациональностью, то этот разрыв в свою очередь зависит

от продолжительного существования самого техничес-

кого базиса. Ибо именно этот базис сделал возможным

удовлетворение потребностей и сокращение тяжелого

труда - и остается базисом ни больше, ни меньше как

всех форм человеческой свободы. В его реконструкции -

т.е. в его развитии с точки зрения различных целей -

и состоит, по-видимому, качественное изменение.

Я подчеркнул, что это не означает возрождения духов-

ных или иных <ценностей>, которые должны дополнять

научную и технологическую трансформацию человека

и природы*. Напротив, историческое достижение науки

и техники сделало возможным перевод ценностей в

технические задачи - материализацию ценностей. Сле-

довательно, на карту поставлено переопределение цен-

ностей в технических терминах как элементов техно-

логического процесса. Становится возможным действие

новых целей, как технических, не только в применении

машин, но и в их проектировании и создании. Более

того, новые цели могли бы утверждать себя даже в

построении научных гипотез - в чистой научной тео-

рии. Наука же могла бы перейти от квантификации

вторичных качеств к квантификации ценностей.

Например, можно рассчитать минимум труда, с по-

мощью которого (и степень, до которой) возможно

было бы удовлетворение жизненных потребностей всех

членов общества - при условии, что наличные ресурсы

будут использоваться для этой цели без ограничения

иными интересами и без помех накоплению капитала,

См. главу 1, особенно стр. 24.

304

9, Катастрофа освобождения

необходимого для развития соответствующего общества.

Иными словами, исчислению поддается достижимый

уровень свободы от нужды. Или можно высчитать сте-

пень, в которой при тех же самых условиях может быть

обеспечена забота о больных, немощных и стариках -

т.е. высчитать возможность уменьшения беспокойства,

свободы от страха.

Теперь препятствия, которые стоят на пути мате-

риализации, могут быть определены как политические

препятствия. Индустриальная цивилизация достигла

точки, когда, учитывая стремление человека к чело-

веческому существованию, абстрагирование науки от

конечных (final) причин устарело с ее собственной

точки зрения. Сама наука сделала возможным включить

конечные причины в сферу науки в собственном смыс-

ле. Общество,

должно рассматривать проблемы финальности* (finalite), оши-

бочно полагаемые этическими, а иногда религиозными, как техни-

ческие вопросы посредством роста и расширения технической

сферы. Незавершенность техники создает фетиш этих проблем и

подчиняет человека целям, которые он мыслит как абсолютные

В этом плане <нейтральный> научный метод и тех-

нология становятся наукой и технологией исторической

фазы, которая преодолевается своими собственными

достижениями - которая пришла к своему решитель-

ному отрицанию. Вместо того, чтобы оставаться от-

деленными от науки и научного метода предметами

субъективного предпочтения и иррациональной, транс-

цендентальной санкции, метафизические некогда идеи

Gilbert Simondon, /ос. cit. р. 151; курсив мой.

* Т.е. проблемы, связанные с конечными причинами (целями).

305

III. Шанс альтернативы

освобождения могут стать истинным объектом науки.

Но это развитие ставит перед наукой неприятную задачу

политизации, которая заключается в том, чтобы рас-

познавать научное сознание, как политическое сознание,

а научное предприятие, как предприятие политическое.

Ибо преобразование ценностей в потребности, конечных

причин в технические возможности является новым

этапом в покорении угнетающих, непокоренных сил и

общества, и природы. Это акт освобождения:

Человек освобождается из ситуации своего подчинения фи-

нальности всего, научаясь создавать финальность, организовы-

вать <финализированное> целое, которое он подвергает суж-

дению и оценке. Человек преодолевает порабощение путем со-

знательной организации финальности.'

Однако, конституируя себя методически как поли-

тическое предприятие, наука и технология преодолева-

ют свою нейтральность, вследствие которой они были

подчинены политике и вопреки своим целям функци-

онировали как политические инструменты, и входят в

новый этап своего развития. Ибо технологическая пере-

оценка и техническое господство (mastery) над конеч-

ными причинами есть созидание, развитие и исполь-

зование ресурсов (материальных и интеллектуальных),

которые освобождены от всех частных интересов, ме-

шающих удовлетворению человеческих потребностей и

эволюции человеческих способностей. Другими сло-

вами, это рациональное предприятие человека как че-

ловека, как человечества. Технология, таким образом,

обеспечивает историческую коррекцию преждевремен-

ного отождествления Разума и Свободы, в соответствии

I IKd., р. 103.

306

9. Катастрофа освобождения

с которым человек мог стать и оставаться свободным

в процессе самое себя увековечивающего производства

на основе угнетения. Но в той мере, в какой технология

развилась на этой основе, такая коррекция никогда не

может быть результатом технического прогресса per se.

Она включает в себя также и политическую перемену.

Индустриальное общество владеет инструментом для

преобразования метафизического в физическое, вну-

треннего во внешнее, событий в сознании человека в

события в сфере технологии. Такие пугающие фразы

(и реальность) как <инженеры человеческих душ>, <пе-

рекачка мозгов> (head slirinkers), <научное управление>,

<наука потребления> дают набросок (в убогом виде)

прогрессирующей рационализации иррационального, <ду-

ховного> - отказа от идеалистической культуры. Ибо

перевод ценностей в потребности есть двоякий процесс:

(1) материального удовлетворения (материализации сво-

боды) и (2) свободного развития потребностей на осно-

ве удовлетворения (нерепрессивной сублимации). В

этом процессе отношение между материальными и ин-

теллектуальными способностями претерпевает фунда-

ментальное изменение. Свободная игра мысли и вооб-

ражения предполагает рациональную и направляющую

функцию в реализации умиротворенной жизни человека

и природы. И тогда идеи справедливости, свободы и

человечности обретают свою истинность и становятся

совместимыми с чистой совестью на единственной поч-

ве, где это когда-либо было для них возможно,- в

удовлетворении материальных потребностей человека

и рациональной организации царства необходимости.

307

III. Шанс альтернативы

<Умиротворенная жизнь>. Эта фраза довольно бедна,

чтобы подытожить в форме одной ведущей идеи запрет-

ный и осмеянный конец технологии, скрытую первопри-

чину научного предприятия. Если бы эта первопричина

была материализована и стала бы эффективной, Логос

техники открыл бы универсум качественно иных отно-

шений между людьми и между человеком и природой.

Но в этом месте необходимо сделать строгое пре-

достережение (caveat) - предупреждение против лю-

бого технологического фетишизма. Такой фетишизм

(идеи будущего всемогущества технологизированного

человека, <технологического Эроса>, и т.д.) был в по-

следнее время распространен преимущественно среди

марксистских критиков современного индустриального

общества. Зерно истины в этих идеях требует подчер-

кнутого разоблачения мистификаций, выражаемых ими.

Техника, как универсум инструментальностей, может

увеличить слабость человека так же, как и его мощь.

На сегодняшнем этапе он, возможно, еще более бессилен

Blog

Исследование идеологии Развитого Индустриального Общества