Науки и идеологии, демаркации науки и идеологии, идеологизации науки возникла в западных и отечественных исследованиях ХХ века. С трансформацией концепций идеологии изменялись взгляды на вопросы о соотношении идеологии и науки и об идеологичности науки. Следует отметить, что сама проблема идеологии

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3

Н.Г. Баранец, А.Б. Верёвкин

г. Ульяновск

Доктрины и идеология в математике^¹

Тема науки и идеологии, демаркации науки и идеологии, идеологизации науки возникла в западных и отечественных исследованиях ХХ века. С трансформацией концепций идеологии изменялись взгляды на вопросы о соотношении идеологии и науки и об идеологичности науки. Следует отметить, что сама проблема идеологии в науке имеет ярко выраженный идеологический подтекст. Для многих современных отечественных исследователей представление об идеологичности науки имеет негативный характер в силу пережитого исторического опыта. В европейской эпистемологии и социологии знания проблему идеологизации чаще всего рассматривали учёные (Т. Адорно, К. Манхейм, Г. Маркузе, М. Хоркхаймер), находившиеся под влиянием марксистской философии и методологии в контексте социально-ориентированных, преобразовательных теорий. С другой стороны, борьба Р. Арона, Д. Белла и К. Поппера за деидеологизацию общества была продиктована их либеральными взглядами, а также стремлением ограничить идеологическую деятельность государства за счёт возрастания роли науки или технического прогресса. В советской философии тема идеологизации общественной жизни была воспринята на уровне, в позднейшей терминологии Т. Куна, «символического обобщения» марксистской парадигмы. Декларировавшийся принцип партийности предполагал, что любая интеллектуальная деятельность имеет классовый, и, следовательно, идеологический подтекст, осознаваемый или неосознаваемый её авторами. В конце 80-х и начале 90-х годов ХХ века у большинства отечественных философов произошло отторжение марксистских установок, и вопрос идеологии стал рассматриваться преимущественно в негативном аспекте. В 90-е годы в России проведено немало исторических и науковедческих исследований о феномене идеологизированной и репрессированной науки. В основном в них рассматривалась история периода 2050-х годов ХХ века, и поэтому идеологизация науки стала редуцироваться к нарушению автономности научного сообщества в тоталитарном государстве.

В этой статье мы обсудим тему идеологии в науке в более широкой перспективе, иллюстрируя свою концепцию примерами из истории математики  дисциплины, в силу своей специфичности менее подверженной влиянию идеологии. Присутствие идеологии и доктринальности в математике убедительно демонстрируют неустранимость этого компонента из науки.

о проблеме демаркации науки и идеологии

Феномен идеологии за последние два века всесторонне рассматривался в политологии и социологии. В «доклассической» теории идеологии (А. Дестют де Траси, Ж. де Жерандо), изучали происхождение и передачу идей, а идеологию понимали как науку о правилах политического мышления и всеобщем механизме политической деятельности. «Классическая» теория (К. Маркс, К. Манхейм) представляла идеологию как «ложное сознание» и противопоставляла идеологию и науку. В «неклассической» теории (Л. Альтюссер, А. Грамши) отказались от понимания идеологии как ложного сознания, определенного заданными позициями и интересами. Под идеологией стали понимать не систему мыслей, а систему жизненных отношений. Предназначение идеологии теперь представляют различно: это  ликвидация психопатологических напряжений (Л. Браун), разработка глобальной стратегии человечества (А. Винер), обеспечение политических решений (П. Ансар), способность сплачивать людей (Т. Парсонс); превращение идей в социальный рычаг (Д. Белл), ориентация на действие системы убеждений (К. Брахер).

Проблему демаркации научного знания и идеологии в 30–70-е годы ХХ века обсуждали несколько поколений представителей франкфуртской школы и постпозитивистов. В 1937 году вышла статья М. Хоркхаймера «Традиционная и критическая теория», определившая направление размышлений представителей франкфуртской школы. Он проанализировал теории общества и отметил их идеологичность. Традиционные теории озабочены воспроизведением доступного, и следуют образцу наук о природе, используя восходящий к Декарту понятийный аппарат. Главная их цель  образование согласованной системы понятий и подведение предметного содержания под мысленные конструкции. Теория – взаимосвязанная система предложений о предметной области, но некоторые из них служат основой для выведения всех остальных. Чем меньше число главных принципов в отношении к их следствиям, тем теория обозримее и совершеннее. Её реальная значимость состоит в том, что выведенные предложения согласуются с наблюдениями. В отношении к исследуемым явлениям теория всегда остается гипотезой. Теория  знание, организованное в форме, дающей возможность его использования для наиболее обстоятельной характеризации фактов^¹, она играла и будет играть ведущую роль в овладении природой. Общепринятое представление о теории, по Хоркхаймеру, есть фиксация определенной исследовательской практики. Оно абсолютизирует одну из возможных форм исследования: «То, что учёные в различных областях рассматривают как сущность теории, в действительности соответствует их непосредственной задаче. Управление физической природой и определёнными экономическими и социальными механизмами требует именно такой организации научного материала. Однако, поскольку понятие теории становиться самостоятельным и лишённым социально-исторического обоснования, оно превращается в особую идеологическую категорию»^¹. Стандартная форма исследования  продолжение общественного производственного процесса, и задаётся общественной потребностью. Поэтому теория, принимающая существующее положение вещей, есть скрытая апологетика существующих общественных форм.

Таким образом, традиционная теория есть особая форма идеологии, которая скрывает подлинные общественные проблемы. Таким теориям противостоит критическая теория, имеющая другую логическую структуру. Понятия критического мышления детерминированы категорией противоречия, что ведёт к разрушению дедуктивной связи понятий, отрицает подведение единичного под общие законы. Критическая теория представляет человека как субъекта и творца истории.

В 1947 году вышла совместная работа М. Хоркхаймера и Т. Адорно «Диалектика просвещения», в ней они частично отходят от марксизма и критики капитализма, исследуя технологическую рациональность. Авторы критиковали научный и философский разум Нового времени с антисциентистских позиций. По их мнению, наука и философия Просвещения интересуются не уникальными процессами, а лишь общими, повторяющимися, что вводит принцип повторения. Неправда Просвещения не в его аналитическом методе, не в редукции или в рефлексии, но в том, что для него «всякий процесс с самого начала является уже предрешённым». В итоге, мир упаковывается в систему категорий и математических абстракций: «Когда некой математической процедурой неизвестное превращается в неизвестное того или иного уравнения, на нём, тем самым, ставится клеймо давно и хорошо известного, ещё до того, как устанавливается его значение. Природа, как до, так и после квантовой теории, является тем, чему надлежит быть постигнутым математическим образом; что тому противится, всё неразложимое и иррациональное подвергается травле со стороны математических теорем»^². Математические процедуры становятся ритуалом мышления и превращают живые мыслительные процессы в «вещественные» инструменты. Возникает математическая, научная мифология, за которой скрыто господство одних людей над другими. Просвещение учреждает единство мышления и математики. В результате математика «спускается с цепи, превращается в абсолютную инстанцию». Мышление превращается в автоматический процесс. «Затмение разума» проявляется в философии – позитивистская и прагматическая инструментализация разума расценивается как заслуга научной мысли.

Освобождение человека от господства и подчинения возможно на пути развития критики и «самокритики». Но, современное технологическое общество предлагает свои ценности и модели поведения, создает потребности и язык. Из стремления к доступности остаются только простые ценности, блокирующие инициативу и творчество, а человек приучается к пассивному восприятию информации. Культурная индустрия упрощает и стандартизирует образ жизни и мышления. «Культур-индустрия» есть идеология, диктующая свои требования «просвещенному» человечеству. Воспитанный в системе ценностей Просвещения человек живёт в идеологичной действительности. Наука сформировала просветительский способ мышления и внесла вклад в идеологизацию реальности. Она  часть идеологизированного культурного мира и потому сама идеологична.

Критическую теорию общества продолжил разрабатывать Ю. Хабермас. Он собирался создать социальную модель, минимизирующую конфликты общественных интересов. В либеральной модели, по его мнению, была предложена идея свободной коммуникации. Общественность состоит из частных лиц, не ведущих прямой политической деятельности, но имеющих политическое влияние. Но государство, научившись манипулировать в этой сфере, исказило характер самой общественности, и то, что обеспечивало диалог, свободную дискуссию, стало идеологией. Наука, религия и мораль принимают навязанные государством задачи. В результате научно-технический прогресс стал идеологической силой и основным рычагом антидемократизма. В статье «Практические следствия научно-технического прогресса» 1969 года Хабермас, анализируя систему, включающую исследование, технику, производство и управление, выявляет её функциональную ограниченность. Производительная сила науки изменила базис жизни человечества, хотя сам базис остался непроницаем для осмысления, а наука не стремиться выйти за свои пределы, чтобы изменить жизнь и поднять её на новую ступень. В XVIII веке философы считали, что наука, распространяясь путем просвещения, приведёт к моральному прогрессу. В XIX веке надежды на преобразование социальных отношений и на освобождение человека связывали с развитием техники. В современном обществе роль науки и техники огромна, но люди уже не связывают с ними прогрессистских надежд. С развитием науки и техники в западноевропейском обществе изменилось соотношение сил. Борьба пролетариата против капиталистической эксплуатации, насилия и отчуждения лишилась исторической цели, так как силу набрал другой антиэмансипационный фактор – экономическое принуждение сменилось идеологическим. В конфликт с общим эмансипационным интересом человечества вступила технократическая идеология, которую обслуживает наука и чьим инструментом является эмпирико-аналитическое знание. Технико-инструментальный интерес является существенной помехой для реализации общественного консенсуса. Сочетание политического вакуума, ослабления социальных институтов, кризис социокультурной жизни, распространение «совокупного позитивистского сознания», фетишизация науки, возрастание значения практической компоненты науки создают искушение свести науку исключительно к техническому управлению, «технически» овладеть обществом и историей. Вместо эмансипации посредством научного знания предлагаются инструкции по управлению процессами. Востребованы не те теории, которые обращаются к сознанию общающихся граждан, а те, которые дают рекомендации управляющим по манипуляции. Действие отождествлено с управлением. Так научно-технический прогресс из средства освобождения превратился в средство поддержания господства и его идеологического обоснования. Хабермас поддерживает Маркузе в том, что наука и техника взяли на себя функции легитимации власти.

Поскольку от науки и техники зависят многие стороны общественной жизни, технократы представляют развитие общества обусловленным научно-техническим прогрессом. Предмет изображается так, будто имманентные закономерности этого прогресса порождают зависимости, которым должна следовать политика, обслуживающая функциональные потребности системы. Когда эта идея укрепляется в общественном сознании, пропагандистская ссылка на роль техники и науки объясняет тезис о том, что демократический процесс волеизъявления себя изжил и должен быть заменен плебисцитом, ограничивающимся решением по поводу состава управленческого аппарата^¹. Эта технократическая идеология отвлекает общество от коммуникативного действия и заменяет его научной моделью. Технократы стремятся отрегулировать отдельные институты и в перспективе все общество так, что бы они работали на саморегуляции. Авторитарное государство будет заменено технико-оперативным государством. В связи с укреплением в социальной практике шаблона решать любые задачи как технические, произошло сращение науки и производства, укрепилось административное управление, использующее все достижения науки и техники, а «технократическое сознание» проникло глубже, чем прежние идеологии.

Представители франкфуртской школы, рассуждая об идеологичности научного знания, прежде всего, имели в виду идеологичность социальных теорий. Но, по мере укрепления идеи о гипер-идеологичности реальности и особой роли науки и техники, принявших на себя государственные задачи, из-за осознания изменений капиталистического общества и роли в нем технократической элиты, они приходят к заключению об идеологичности научно-технической деятельности вообще.

Некоторые их положения оспаривались критическими рационалистами. Этот спор имеет косвенное отношение к нашей теме, но он выявляет сущностное различие в понимании значения науки и её идеологической нейтральности. В полемике, начавшейся в октябре 1961 на Тюбингенском конгрессе «Логика социальных наук» Немецкого социологического общества, впоследствии названной «Позитивистским диспутом», участвовали Т. Адорно, К. Поппер, Ю. Хабермас и Г. Альберт. В концепциях Адорно и Поппера было много общего, что вызвало разочарование слушателей, желавших увидеть различие между их школами: оба противостояли специализации и бюрократизации научного поиска, критиковали структуры закрытой мысли и тотальные системы, осуждали низведение разума до некритического социально-технологического института. Противоречие их было обусловлено идеологическими, политико-философскими предпочтениями: Поппер называл себя догегельянским просветителем и либералом, Адорно  критическим марксистом.

Поппер в докладе «Логика социальных наук» доказывал идею единства научного метода. Для него научный метод  это метод решения, контролируемый самой строгой критикой. В естественных и социальных науках существует одинаковая методологическая процедура: формулируется проблема, предлагается решение, оно критикуется, подтверждается или опровергается. Любая теория описывает явление в некоторой перспективе. Объективность теории заключается в её контролируемости и потенциальной опровергаемости. Объективность есть атрибут теории и факт общественного контроля, в то время как беспристрастность может быть приписана только личности. Поппер заявлял, что условием развития научного сообщества и общества являются свободные, состязательные дискуссии, которые приведут к теоретической когерентности.

Вопреки Попперу, Адорно утверждал, что любые дискуссии будут искажены господствующими структурами, а теоретическая когерентность будет выполнять идеологическую функцию, маскируя социальные противоречия. Обязательным условием для разрешения теоретических противоречий является социальное освобождение. В докладе «К логике социальных наук» он указывал на различие между естественными и социальными науками, отражающее несовпадение предметов и методов – это исторически сложившаяся традиция. Познавательный идеал когерентного объяснения нельзя признать адекватным, так как он зависим от категориальных структур. Специфика социальных наук, изучающих общество, которое в одно и то же время рационально и иррационально, систематично и нерегулярно, диктует выбор особой методологии.

Социальная наука имеет дело с внутренне противоречивой ситуацией. С одной стороны она исходит из того, что либеральное общество есть общество свободы и равенства. С другой стороны, принципиально оспаривает истинность содержания категории либерализма, так как очевидно неравенство между людьми, порождённое и поддерживаемое властями. Это противоречие не преодолеть, корректируя содержание определений и проводя эмпирические разграничения. Социолог, реализующий попперовскую программу, добьётся ложного результата, так как сочинит теоретическую псевдореальность не соответствующую действительности. Сама по себе организация социальной науки и методологической процедуры не является гарантом истины.

Адорно рассматривает правильное отношение к идеологии как условие понимания социальных наук. Соглашаясь с Поппером в критике социологии знания (В. Парето, К. Манхейм), он отмечает разницу в понимании того, что есть идеология. Социология знания размывает различия между истинным и ложным сознанием и выдает это за прогресс научной объективности. Есть скрытый субъективизм социологии знания, который разоблачает Поппер. Но по существу он критикует тотально деградировавшее понятие идеологии, а не концепции идеологии.

В работе «Негативная диалектика» 1966 года Т. Адорно заявил, что позитивизм есть род идеологии. Позитивизм борется с идеологией и мифологией, и при этом идеологизирует и мифологизирует инструментальный разум науки, служащий сохранению репрессивного общества. Позитивистская редукция научной активности к логическим механизмам верификации и фальсификации, «познавательный пуританизм»  есть «симптомы регрессии буржуазного духа».

Спор Адорно с Поппером продолжили Хабермас и Альберт. Хабермас излагает своё понимание роли науки и специфики социальных наук в статьях «Аналитическая теория науки и диалектика» (1963) и «Против позитивистски-ополовиненного рационализма» (1964). Естественно-научное познание связано с рациональным контролем над наблюдением, с измерением, манипулированием, то есть, с особым познавательным интересом, выражающимся в господстве над природой. В естествознании манипулятивные методы допустимы, в социальных же науках они не должны применяться, так как при исследовании общества должны применяться не гипотетико-дедуктивные конструкции, а герменевтические экспликации смысла. Социологическое исследование есть часть общественной реальности, его предпосылками являются «жизненно-исторически центированный социальный мир», культура и образование исследователя, имеющего опыт жизни в обществе. Жизненный опыт определяет гипотетико-дедуктивные построения исследователя. Опыт в социальных науках не всегда сводим к контролируемому наблюдению. Поэтому в социальном знании возможны нефальсифицируемые научные модели. Коммуникацию и ситуационное сознание индивидов нельзя уловить абстрактными моделями, необходим герменевтический анализ, позволяющий за субъективными смыслами выявлять объективность исторических закономерностей и социальных институтов.

Альберт критиковал Хабермаса в его исходном утверждении, что естествознание имеет лишь «технический познавательный интерес», нацеленный на овладение природой. По-существу, Хабермас сам придает науке инструментальное истолкование, обвиняя других в неправильном представлении науки и служении репрессивному обществу. Кроме того, он неверно представляет отношение естественнонаучного знания к повседневности. Не только социальные, но и естественные науки отталкиваются от знаний в «жизненном мире», хотя уже с XVII века теоретические модели естествознания противоречат данностям «жизненного мира». И в социальных науках, построенных на гипотетико-дедуктивных моделях, сходная ситуация. Естествознание и социология строятся из всеобщих утверждений, проверяемых опытно, а если теория состоит из недоступных проверке утверждений, то она не может считаться научной. Нельзя обвинять учёных в том, что они слуги «репрессивной цивилизации» и «технического интереса». Наука от Коперника до Эйнштейна рождается из удивления и свободного поиска и ей всегда присущ «эмансипационный интерес».

Особое место в этом споре имело обсуждение вопроса о ценностях и оценочных суждениях, заложенное М. Вебером. В очерке «Объективность социально-научного и социально-политического познания» (1904) он изложил своё понимание вопроса о ценностях в научном знании, дифференцировал социальную науку, как высказывания о фактах и политику, как ценностные суждения. Ценностные суждения «в конечной инстанции основываются на определенных идеалах, следовательно, имеют субъективное происхождение», так как выбор ценностей осуществляют «по своей собственной совести и своему личному мировоззрению». Науки о природе свободны от ценностной ориентации, а науки об обществе ещё не освободились от неё. Поэтому исследования учёных социогуманитарных наук должны быть подчинены «критическому обсуждению» ценностей и возникающих на их основе идеалов и мировоззрений. Обсуждение проблемы «свободы от ценностей» было связано со стремлением освобождения социального знания от социальных предпосылок и классовых интересов и созданием свободной от «мировоззрений», или точнее идеологий, науку. Для Вебера мировоззрение (идеология) в социальном знании выступает как субъективная предпосылка, затуманивающая научную аргументацию в определении причинных связей между фактами. Мир ценностей иррационален, мировоззрения и идеология не совместимы с научным знанием. Учёный должен быть свободен от ценностей и идеологий.

Поппер, в отличие от Вебера, полагал истину ведущей научной ценностью, но не единственной. Научную деятельность нельзя освободить от вненаучных приложений и оценок. Поэтому одна из задач научной критики и дискуссии  борьба со смешением ценностей и различение чисто научных ценностных вопросов об истине, релевантности, простоте и т. д. от вненаучных. Изгнать вненаучные ценности из научной деятельности дело практически невыполнимое, так как «лишить ученого партийности невозможно, не лишив его одновременно человечности». Учёному нельзя запретить оценивать, «не сломав его ранее как человека и как ученого». Поппер утверждает, что наши мотивы и научные идеалы, опираются на вненаучные, и часто религиозные, оценки. Без эмоций и ценностных предпочтений ничего не начинается и не развивается, даже наука. Проблема не в том, что объективность и свобода от ценностей практически недостижимы для отдельных учёных, а в том, что они сами являются ценностями.

Совмещая идеи Вебера и неопозитивизма, Т. Гейгер заявлял о противоречивости идеологии и истины. По его мнению, в социологии знания неправильно объясняется причина ложности идеологического сознания. Её видят в социальной обусловленности мышления, в субъекте познания. Но, исходя из этого, нельзя понять причину несовместимости научного и идеологического. Которая заключается в том, что сознание не даёт представить вещь объективно, представляя субъективно, в идеологическом аспекте. Это приводит к преувеличению значения идеологии. При демаркации науки и идеологии необходимо использовать позитивистский подход, в котором ключевое значение имеет понятие «высказывание», являющееся переработкой наблюдений по правилам логики. Наука и идеология имеют дело с различными системами высказываний. Предметом науки являются верифицируемые и фальсифицируемые высказывания о фактах, теоретические положения, касающиеся познавательной действительности, то есть совокупности чувственно воспринимаемых предметов и явлений, находящихся в пространственно-временных отношениях. Идеологические высказывания сводятся к ценностным, атеоретическим суждениям. Они чужды действительности, так как сводятся к оценкам. Ценностные суждения субъективны и выражают чувственно-эмоциональное отношение человека к предметам, приписывают свойства предметам и создают псевдообъективную реальность. Идеологическими являются философские, этические и социально-политические понятия и суждения, выражающие стандартизированные ценностные суждения. Общественное мнение, образование, культура превращают индивидуальные ценностные суждения в коллективные. Ценностные суждения есть словесные выражения субъективных ощущений и эмоций людей, лишены теоретико-познавательного смысла и относятся к сфере «идеологии». Гейгер полагал, что идеология является псевдотеорией, паратеорией или чуждой теорией^¹. Она не ложна с логической точки зрения, так как есть иллюзия действительности. Ценностные, идеологические суждения противоположны объективному познанию, истине и науке. Идеологическое знание субъективно и неистинно, и потому является главной помехой на пути социального познания. Имея псевдотеоретическую форму, идеология вносит в науку субъективизм. Основная задача в очищении науки и её языка от идеологического влияния, в «критике идеологии».

Продолжив Гейгера, Э. Топич доказывал несовместимость идеологии и науки. Он преследовал традиционно демаркационную цель – проанализировав общественно обусловленные отклонения от истины, исключить их из научного знания. Он решает эту задачу, разграничивая высказывания о фактах и ценностные суждения. Таким образом, по его мнению, можно достичь научного, свободного от ценностей и идеологии, познания. В критике идеологии нужно разделять когнитивные и ценностно-нормативные части идеологических систем, для исключения «ценностного стандарта», то есть, политической, мировоззренческой и моральной позиции создателей идеологических систем, уподобивших свои ценностные суждения утверждениям о фактах. Ценностные представления возникают из стремления преодолеть «ценностную иррациональность фактического мирового хода» и составляют определённую систему мировоззрения. Ценности, нормы и идеалы являются органической частью сознания, но когда они перемещаются из политической сферы в научную и становятся причиной пристрастных оценок, они несут заблуждение, и должны быть исключены. Очищение науки от ценностных суждений должно происходить с учётом социально-экономического контекста, с использованием эпистемологических и семантическо-логических критериев. Идеологические суждения передаются «пустыми формулами», которые в силу бессодержательности нельзя верифицировать и фальсифицировать. Поскольку Топич преимущественно анализирует социальное познание, то его примерами «пустых формул» являются  «бытие», «прогресс» и «разум», оправдывающие любые политические теории и ценности. Объектом его критики является марксизм и построенные с его помощью социальные теории: «Следует преодолеть концепцию об особых качествах рабочего класса как субъекта познания и дисквалифицировать мифологическую веру в «высшие знания»»^¹. В 60-е годы Топич вместе с С. Липсетом и Д. Беллом выступил за деидеологизацию общества. Поскольку социальные противоречия смягчились из-за повышения уровня жизни за счёт достижений научно-технического прогресса, социальная философия должна способствовать деидеологизации, критикуя идеологию и сдерживать её манипулятивное действие.

Социальные причины и функции идеологии анализировал ученик Поппера Альберт. По его мнению, государство использует идеологию, чтобы «грабить арсенал научного мышления для оправдания своих целей»^². Центральным компонентом идеологии являются ценностные суждения, «замаскированные под высказывания о фактах». Догматизм в социальных науках проистекает от смешения познания и ценностей. Главным результатом критики идеологии должна стать свободная от ценностей социальная наука. Альберт поддерживал вклад позитивистов, и особенно Гейгера, в решение проблемы демаркации идеологии и науки^³. Недостаток гейгеровского подхода он видел в ограниченности только языково-логического анализа дефиниций, приводящего к смешению эпистемологического и социологического уровней. Сам тезис о незаконности с познавательной точки зрения ценностных суждений является познавательно незаконным. Исходя из принципа критической проверки, следует отвергнуть догматизацию высказываний, а предложенное Гейгером решение проблемы демаркации апеллирует к теоретико-познавательной догме. Попытка решения проблемы демаркации посредством логической характеристики категорий высказываний не принимает во внимание контекст интерпретации высказываний. Гейгеровский подход лежит в рамках логицизма, с социологической точки зрения ничего не дающего для объяснения феномена идеологии. Альберт утверждал, что проблема демаркации науки и идеологии должна обсуждаться в познавательно-критическом, социологическом и психологическом аспектах.

Идеологические высказывания имеют особую управляющую роль, которую следует изучать, выявляя мотивы социальных связей, политических программ и практических решений. В современных условиях наблюдается усиление политизации науки не только социо-гуманитарной, но и естественной сферы, так как её результаты используются в решении практических задач. Поэтому для достижения идеала свободной от ценностей науки необходимо очистить её от «балласта криптонормативных идеологических представлений». Достигнуть свободы от ценностей возможно через применение принципа «проверяемости» высказываний и освобождения от идеологического способа мышления, характерного для социальных наук. Источник идеологии в социальных науках, и консервативных, и революционно-коммунистических концепций, лежит в философской традиции немецкого классического рационализма, который базируется на принципе «достаточного основания», когда всякое утверждение должно быть оправдано указанием на позитивную его причину. Альберт полагал, что таким основанием можно оправдать любое утверждение. Признав классическую идеологию, исходящую из принципа достаточного обоснования, нет возможности проводить различие между идеологией и познанием, так как эта методология допускает в качестве практикуемого решения проблемы ценностей только ссылку на скрытую догму. Всякое оправдание на основе этой установки сводиться к основанию, авторитет которого несомненен и должен переноситься дедуктивным, индуктивным и кумулятивным способом на признанные достоверными положения и факты. Альберт полагал, что догматическая модель рациональности, находящая выражение в соответствующей интерпретации научного метода, является образцом идеологического мышления. Для оправдания требуются разные способы переноса, но это не сказывается на характере метода, нацеленного на достижение достоверности и законности, посредством апелляции к обладающей безусловным авторитетом инстанции. Суть методологии критической проверки в том, что место оправдания здесь заступает перманентная критика, что должно привести к замене идеологического стиля мышления, характерного для «классической» науки. Следовательно, проблема критики идеологии предполагает критику классической модели рациональности. Перед критикой идеологии есть задача минимизации иррациональности социальной жизни, посредством оптимального использования методов критического мышления для формирования общественного сознания. Это предполагает выработку рационального решения проблемы поведения и стиля мышления, соответствующего критической модели рациональности. Необходимо обучение методам, позволяющим составить независимое мнение и распознавать стратегии «иммунизации», «сокрытия истины», «затуманивания и просветления». В результате в обществе повышается иммунитет по отношению к несущественным типам аргументации, но увеличивается восприимчивость к подлинной и существенной критике. Значение критики идеологии ещё и в том, что она нацелена на исправление социальных и политических предрассудков, не выдерживающих критики с позиций сегодняшнего знания.

Однако, получить свободную от оценок науку невозможно, поскольку нет непогрешимой инстанции, гарантирующей очищение сознания от всех социально действенных заблуждений, ошибок и пристрастий. В процессе развития наук, начиная с физических и математических дисциплин, происходит их трансформирование из оценивающего рассмотрения в свободный от оценок анализ. Научная работа может быть ориентирована целью познания реальности, её структур и связей, а также целью преобразования этой реальности, что предполагает осознание и оценку фактов и связей.

Догматизм имеет «защитное» социальное значение, которое нельзя игнорировать. Социальная группа с системой догматических убеждений имеет «иммунитет» против влияния инакомыслия, разрушительных идей и информации. Цель установления догм – утверждение авторитетов, способов решения проблем и отрицание альтернатив. Догмы препятствуют свободному рациональному обсуждению альтернативных решений, а их существование и функционирование обеспечивается «институтом веры». Поэтому вера в адекватность определённых решений проблем становиться защищаемой традицией обязанностью, закрепляемой логическими, психическими и социальными стратегиями. Это начинается с воспитательных практик, защищающих от альтернативных взглядов, и простирается до управления взрослыми и их защиты от других групп.

Критические рационалисты рассматривали феномен идеологии в науке, анализируя, по преимуществу, социальные науки. Их позиция кажется доказательной и очевидной. Социально-гуманитарные теории, строясь на ценностных суждениях, включающих мировоззренческие и идеологические предпочтения авторов, неизбежно идеологичны. Но рассуждения критических рационалистов не избежали идеологичности потому, что сами относятся к области социальной философии. По всей видимости, идеология в науке  явление более сложное и имеет множество проявлений, оказавшихся вне сферы обсуждения франкфуртцев и позитивистов, поскольку обе стороны занимали идеологически мотивированные позиции в вышеупомянутых дискуссиях. Важно заново ответить на ряд вопросов, позволяющих увидеть новые грани в этой проблеме. Что такое идеология? Как проявляется идеология в науке? Когда зарождается идеология научного сообщества? Чем отличается идеологизация от индоктринации? Что такое научная доктрина, и какова её структура?

Blog

Содержание