Науки и идеологии, демаркации науки и идеологии, идеологизации науки возникла в западных и отечественных исследованиях ХХ века. С трансформацией концепций идеологии изменялись взгляды на вопросы о соотношении идеологии и науки и об идеологичности науки. Следует отметить, что сама проблема идеологии

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3

К определению понятий

Субъект занимает идеологичное положение в обществе, потому что все социальные институты построены в соответствии с общественными материальными и духовными потребностями, а их воспроизведение и функционирование обеспечивается системой идеологических отношений. Идеология  это часть мировоззрения, отвечающая за социальную, политическую и национальную (или родовую) идентичность человека и выражающая систему значимостей, обеспечивающих стремление к удовлетворению потребностей. Идеология объединяет людей на основе воспринятых идей, формулирует и распространяет ценности, могущие стать социальными нормами, даёт образ мира, его интерпретацию и подходы к его познанию, прогнозирует и моделирует будущее через идеалы и программы, направленные на их реализацию. Идеология играет важную роль, воздействуя в процессе социализации на когнитивные структуры, задающие интерпретацию общественных явлений. Она может иметь осознаваемый или неосознаваемый характер, и выражает интересы социальной группы принадлежности индивида.

Носителями идеологий могут быть не только классы, но и представители отдельных страт, профессиональных сообществ, религиозных или этно-национальных общностей. Идеологические отношения складываются либо под управлением общественного субъекта, либо стихийно неинституциональным способом регуляции, посредством морали, традиции или обычаев. Утверждение идеологических отношений всегда практически обусловлено. Идеологию отличает «экспансизм», стремление её носителей доказать свои преимущества перед иными социальными группами и получить политические, экономические или социальные преференции, а причастность к государственной власти позволяет распространить свою идеологию, сделав её доминантной. Господствующая идеология реализуется через многочисленные инструменты (семью, образование, религию, СМИ, партии, искусство, философию и др.) и охватывает повседневность индивидов, подчиняя их существующему порядку.

Идеология в науке это не простое явление, проявляющееся на разных уровнях, но группа разных по своему происхождению явлений, отличающихся по объему, охвату, внедрению, направленности и влиятельности на социальную и концептуальную жизнь научного сообщества. Есть внешняя по отношению к научному сообществу идеология (социально-политическая идеология), являющаяся частью государственной политики, направляемой для контроля всех общественных институтов, в том числе и науки. Её возрастающее значение определяет стремление государства к интенсивной идеологизации. Процесс распространения и внедрения в жизнь научного сообщества политической идеологии, когда он имеет целенаправленный характер, называется идеологизацией. Его влияние, в большей степени, касается социальной жизни научного сообщества, и в меньшей степени связано с реальным формированием и развитием научных идей. Идеологизация в науке проявляется в нарушении принципов автономности научного сообщества и привлечении вненаучных авторитетов и сил для разрешения научных споров, подкупе общественного мнения, пренебрежении нормами научного этоса и оценки научных аргументов. Это результат деформации ценностей, организующей научную деятельность – вместо поиска нового, полезного и истинного (доказательного) знания, главным мотивом становиться статусная самореализация, доказательство своей правоты любой ценой с нарушением правил не только научной, но и человеческой морали. Проникновение политической идеологии может осуществляться как прямым государственным влиянием, вмешательством в жизнь дисциплинарных сообществ, так и привлечением административного ресурса в научные дискуссии группами учёных  либо сторонников «новой науки», либо их противников, защищающих «старую» парадигму против «обновленцев» или «ревизионистов».

Существует внутренняя, собственная идеология научного сообщества, имеющего определённые задачи, цели и систему ценностей, ради которых оно борется за общественные ресурсы. В достаточно последовательном виде она проявляется в классическом позитивизме,  О. Конт заложил контуры идеологии научного сообщества, а полноценное выражение она получила в концепции «открытого общества» К. Поппера. Идеология научного сообщества определяет самоидентификацию учёных, регулирует их деятельность внутри научного сообщества и во внешних взаимодействиях с государством и обществом, влияет на иерархию ценностных предпочтений, и может косвенно влиять на направление научной деятельности, мотивировать позицию в научных дискуссиях, когда решаются не столько научные, сколько этические проблемы.

Также имеется личная идеологическая позиция ученого, могущая отличаться от политической идеологии и расходиться с идеологией современного ему научного сообщества. Она влияет на выбор направления научной деятельности, на оценку социальных и научных действий коллег. Личная идеологическая позиция ученого всегда имеет существенное значение и влияние, если он работает в социо-гуманитарной сфере. Ранее, в периоды научных революций, когда изменения в научной картине мира носили мировоззренческий характер, личная идеологическая позиция учёного была значима в его научно-исследовательской деятельности, что особенно касалось астрономов, физиков и биологов.

Следует отметить существование доктрин в научном сообществе,  концептуальных позиций его представителей, задающих представление учёных о предмете, направлении и способах научного поиска, определяющих оценку научных идей. Доктрины включают в себя не только научные гипотезы, теории и методологические принципы, но также философско-методологические, ценностные компоненты, имея активно-мотивирующую функцию. Доктрины определяют концептуальные предпочтения в науке, выбор стратегии и методов исследования, экспертные оценки, то, что включается в традицию и становится объектом трансляции. Доктрины в исторической перспективе были религиозно-философскими, научно-философскими и научными. В зависимости от периода развития науки и степени сформированности дисциплин, изменялись распространение доктрины и её претензии на универсальность. Доктрина  это не только учение, научная или философская концепция, но система взглядов о предметном поле науки, функциях, задачах, пределах, формах ведения научной дискуссии, конвенциях и ценностях, принятых в данном дисциплинарном сообществе. Целенаправленное распространение в научном сообществе научной, религиозно-философской или научно-философской доктрины есть процесс индоктринации, наиболее существенно и продолжительно влияющей когнитивную деятельность учёных.

В отечественной эпистемологии и философии науки понятие доктрины не было распространено. Чаще используются такие понятия как стиль мышления, парадигма или дисциплинарная матрица. Нам представляется важным показать, как эти понятия соотносятся между собой.

Понятие «стиль мышления» было введено в 1930-х годах польским философом Л. Флеком и позднее было расширено из первоначального значения. Для Флека стиль мышления характеризует коллективный характер познания, означая «готовность к направленному восприятию и соответствующему пониманию того, что воспринято»^¹, совокупность характерных черт мышления ученых, система ориентаций на идеи и методы. В.Н. Порус, проанализировав возникшие подходы к пониманию стиля мышления, отметил возможность рассмотрения этого понятия в методологической, социологической, социально- и личностно-психологической «проекции»^². Л.А. Микешина исследовала стиль научного мышления как исторически сложившуюся, устойчивую систему общепризнанных методологических нормативов и философских принципов, которыми руководствуются исследователи в данную эпоху. По её мнению, в стиле научного мышления выделяется некая матрица, фиксирующая и структурно-организующая логико-методологические нормативы познания  это онтологические представления и понятия, гносеологические представления, логико-методологические нормативы, задающие идеалы теории, метода, факта и научный язык^¹.

Несомненно, для эпистемологии и науковедения введение понятия «стиль научного мышления» позволило выявить новые аспекты в функционировании коллективного сознания ученых, представить некумулятивистские закономерности познавательной деятельности. Но, необходимо признать, что в методологическом и социологическом смысле это понятие все-таки есть искусственный, абстрактный концепт, не воспринимаемый самими учёными с достаточной чёткостью. Учёные, рефлексировавшие по поводу истории своих наук и особенностей научного творчества, использовали это понятие преимущественно в эстетическом, личностно-психологическом смысле, как характеристику способа получения знания (стиля научной деятельности), связанную с особенностями функционирования мозга и системой убеждений, взглядов и установок, приоритетных стереотипов. Например, А. Пуанкаре разделял учёных на «логиков» (Евклид, Гаусс, Эрмит, Вейерштрасс) и «синтетиков» (Риман, Клейн, Понселе). В.А. Стеклов писал: «По этой классификации к первому типу должны принадлежать и наши знаменитые математики П.Л. Чебышев, А.Н. Коркин, Е.И. Золотарев и А.М. Ляпунов. Но это деление не касается существа дела, а только способа изложения добытых им результатов. Одни не публиковали ничего из своих откровений, которых не могли доказать строго логическим путем и, не сомневаюсь, не мало новых идей и истин унесли с собой в могилу, другие, как Пуанкаре, не стеснялись сообщать во всеобщее сведение свои открытия, созданные исключительно путем интуиции, но еще не доказанные….»^²

Проблема также состоит в том, что понятие «стиль научного мышления» в методологическом и социологическом наполнении в большей степени разработано на материале естествознания, а точнее  истории физики, а механическое перенесение типов стилей научного мышления на другие области науки оказывается непродуктивно. В математике выделяют особые стили рассуждения  «геометрический», «алгебраический» и «аналитический» или способы решения научных проблем – «интуитивный» и «формальный». М.А. Розов в статье «О стиле в науке» отмечает, что «стиль»  «это такая совокупность признаков, которая отличает деятельность одного человека от деятельности другого безотносительно к технологическим особенностям этой деятельности… Стиль это нечто побочное по отношению к основным задачам деятельности, это проявление многоплановости этой деятельности и её результатов.. Если выражаться метафорически, то стиль – это нечто похожее на почерк. Возможны тексты, отличающиеся по содержанию, но написанные одним и тем же почерком, возможен один и тот же текст, но написанный разными почерками»^¹. Стиль может передаваться от учителя к ученикам или от поколения к поколению на уровне образцов, но наука специально не аккумулирует этот опыт.

Рассуждая о стиле, С.С. Демидов фактически дает два определения этому феномену. Во-первых, он понимает стиль в математике «как совокупность математических средств и идей, характерных для работ какого-либо математика, математической культуры (если речь идет о временах достаточно от нас удаленных), школы или направления»^². Более широкое определение стиля выражается через фундаментальные категории, ориентированные на глубинное понимание сути математики и математических структур, целей и задач математического творчества, её методов – по сути совпадает с определением доктрины. Пример, которым Демидов иллюстрирует, как он считает, стилистические расхождения петербургской и московской математических школ, есть, скорее, пример доктринального расхождения. Для петербургской школы (П.Л. Чебышев, Г.Ф. Вороной, Е.И. Золотарёв, А.Н. Коркин, А.А. Марков, А.М. Ляпунов, В.А. Стеклов) характерны ориентированность на прикладные исследования, стремление к строгому и эффективному решению математических задач (построению алгоритмов, позволяющих доводить решение задачи либо до точного числового ответа, либо для пригодного приближённого решения) и стремление к простоте используемых средств. Для этой школы было присуще определённое недоверие к новым направлениям в математике, а общее осмысление математики осуществлялось в позитивистском духе. Представители московской школы (Н.В. Бугаев, Д.Ф. Егоров, Н.Е.Жуковский, Н.Н. Лузин, П.А. Некрасов, К.М. Паттерсон) питали склонность к геометрическим конструкциям и философии, причем антипозитивистской направленности. Они осознанно искали новые темы и методы на передовых малоисследованных рубежах, поэтому их привлекла теория функций действительного переменного и теория множеств Г. Кантора. Как пишет С.С. Демидов, «в основе конфронтации лежали серьёзные идеологические противоречия», а на наш взгляд, противоречия доктринальные, которые проявлялись в терминологии (так, москвичи говорили – «теория функций действительного переменного», а петербуржцы – «вещественного переменного»), в отношении к неприкладным исследованиям (москвичи развивали дифференциальную геометрию, а петербуржцы эту тематику игнорировали), в оценке новых направлений (москвичи интересовались теорией Кантора, а петербуржцы относились к ней негативно), в отношении к философским спекуляциям (москвичи интересовались и допускали философские рассуждения в своих математических работах, а петербуржцы дистанцировались от философии).

Доктрина, в отличие от парадигмы или дисциплинарной матрицы, имеет выраженный рефлексивный момент, это понятие характеризует осознанную позицию учёного в отношении тех методов и идей, идеалов и норм, которыми он руководствуется в научной деятельности. Именно в моменты формирования новой концепции и методов, пока они ещё не признаны, а дисциплинарная матрица не сформировалась, мы имеем дело с находящимися в фазе осмысления доктринами, либо в силу задач формирования, либо отстаивания позиций. По определению Т. Куна, в дисциплинарную матрицу входят четыре компонента. «Символические обобщения»  «выражения, используемые членами научной группы без сомнений и разногласий, которые могут быть без особых усилий облечены в логическую форму». «Метафизические части парадигмы»  общепризнанные предписания и убеждения в концептуальных моделях. Ценности, подразделяемые на те, что касаются предсказаний, и те, что используются для оценки теорий, в целом определяющие ценности и идеалы науки. Парадигма  образцы конкретных решений проблем, «с которыми сталкиваются студенты с самого начала своей подготовки в лабораториях, на экзаменах или в конце глав используемых ими учебных пособий»^¹. Обобщая и резюмируя эпистемологические дискуссии по поводу парадигмы, В.Н. Порус определил её как «образец рациональной деятельности ученого, принятый и безоговорочно поддерживаемый научным сообществом; в соответствии с этим образцом формулируются и разрешаются концептуальные, инструментальные и математические задачи. Содержание парадигмы зависит от характера научной дисциплины, степени её зрелости, структуры фундаментальной научной теории, разработанности математического аппарата, методологического оснащения, экспериментальной техники, а также от явных и неявных традиций исследовательской работы, передаваемых от поколения к поколению ученых»^². Содержание научной парадигмы выражено в трудах признанных лидеров научных школ и направлений и закреплено в учебниках и программах подготовки научных кадров. Парадигма функционирует как «дисциплинарная матрица», т.е. набор предписаний (законы фундаментальных теорий и определения основных понятий, «метафизические компоненты», ценностные критерии предпочтений) относительно решения конвенциональных задач.

Можно предположить, что понятие доктрины содержательно пересекается с понятием дисциплинарной матрицы, когда мы имеем дело с уже сформированной доктриной, ставшей частью научной традиции, воспроизводимой и транслируемой в системе образования. Доктринальная позиция имеет выраженное эмоционально-ценностное наполнение, принадлежность к той или иной доктрине имеет идентифицирующее, мировоззренческое значение для ученого.

Идеология в науке

Внутренняя идеология научного сообщества, имеющего собственные задачи, цели и систему ценностей, для реализации которых оно борется за ресурсы и предпочтения, возникла вместе с самой наукой как социальным институтом, состоящим из групп учёных, имеющих разные мировоззренческие и концептуальные позиции, но объединённых этосом научной деятельности и представлениями о целях науки и идеалах научного знания. Реформация привела к изменению в системе образования, возник новый тип университетов в протестантских княжествах Германии,  именно там сложилась присущая нынешнему университетскому научному сообществу система ценностей. «Пуритане разработали свою систему ценностей: полезность, рациональность, антитрадиционализм, индивидуализм и аскетизм. Этот комплекс ценностей способствовал непреднамеренному по преимуществу стимулированию современной науки»^¹. Мертоновский этос науки, включающий императив универсализма, коллективизма, бескорыстия, организованного скептицизма – идеальная модель научной деятельности с XVII века.

Идеология в науке связана не только с ценностными предпочтениями, но и с принципиально значимыми сверхценностями, то есть идеалами, ориентирующими научное творчество и задающими его систему оценок. Ими являются «истина», «новизна» и «полезность» научного знания, моделирующие поведенческую стратегию, заставляя делать выбор, зачастую противоречащий личному интересу и потребностям. Они создают иерархию ценностей, в которой жизнь, удобства и получение удовольствий стоят ниже открытия нового, истинного и полезного знания. В истории науки немало примеров учёных, жертвовавших положением, благополучием, здоровьем или жизнью в поиске и отстаивании нового знания.

Попперовская концепция «открытого общества», заявляющая о приоритете этики научного сообщества и полезности её распространения – характерное выражение идеологии научного сообщества. «Открытое общество», в понимании Поппера, слепок с идеального сообщества учёных, не успокаивающегося на полученной картине мира и стремящегося получить более достоверное знание. Объединяющим началом здесь является идеал объективной истины, ради которого противники становятся сотрудниками. Основной движущей силой «открытого общества» является не порождаемая свободой ответственность, а состязательность, преобразованная в самосознание сотрудничества для общего дела. «Открытое общество» создаётся и управляется на основе разума, но инстинкты и эмоции в нём присутствуют, не определяя характера отношений. Такое общество исключает насилие и авторитарное воздействие со стороны институтов и отдельных личностей. Поппер восторженно заявляет: «Если мы мечтаем о возвращении к своему детству, если мы испытываем искушение опереться на других и таким образом быть счастливыми, если мы стремимся уклониться от задачи нести свой крест гуманности, разума и ответственности, если мы потеряли мужество и хотим избавиться от напряжения, то нам следует найти опору в ясном понимании того простого выбора, перед которым мы стоим. Мы можем вернуться в животное состояние. Однако, если мы хотим остаться людьми, то перед нами только один путь  путь в открытое общество. Мы должны продолжать двигаться в неизвестность, неопределенность и опасность, используя имеющийся у нас разум, чтобы планировать, насколько возможно, нашу безопасность и одновременно нашу свободу»^¹. Поппер выразил идеологию западноевропейского, англо-саксонского научного сообщества. В работе «Негативная диалектика» Адорно, оппонент Поппера по вопросу демаркации науки и идеологии, заявит, что сам позитивизм есть род идеологии. Позитивизм ведет борьбу с идеологией и мифологией, идеологизируя и мифологизируя инструментальный разум науки, служащий сохранению репрессивного общества. Позитивистская редукция научной активности к логическим механизмам верификации и фальсификации, «познавательный пуританизм»  есть «симптомы регрессии буржуазного духа».

Идеология научного сообщества позволяет его представителям консолидировано выступать и отстаивать свои интересы, утверждать о полезности своей деятельности, что актуально из-за влияния ненаучных видов знания. Примером проявления идеологии научного сообщества является создание в ноябре 1998 года «Комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований при Президиуме РАН», с целью борьбы за интересы науки против лженауки.

Способы проникновения внешней идеологии в жизнь научного сообщества достаточно разнообразны. Идеологизировать научную деятельность могут как сами представители научного сообщества, так и внешние к нему субъекты. Проводниками идеологизации в науке могут являться:

1) представители «новой науки», которые под лозунгом строительства «новой науки», обращаются к власти за ресурсной поддержкой. Это, прежде всего, основоположники «новой науки», которые в борьбе со «старой наукой», с представителями другой парадигмы, используют идеологизированную лексику и риторику политической дискуссии;

2) представители «старой» или «нормальной» науки, которые просят поддержки у власти с целью сохранения традиции;

3) некоторые учёные апеллируют к власти, указывая на носителей научной концепции, по их мнению, противоречащей идеологическим или философско-мировоззренческим позициям государства;

4) государство может вмешиваться в научную дискуссию, поддерживая какую-то позицию, для усиления своего присутствие и коррекции идеологического заказа науке.

В 20-30–е годы в СССР был весь спектр идеологизации. Жизнь математического сообщества оказалась пронизана идеологическими влияниями, проникшими в него в силу амбиций, стремления к перераспределению влияния, и вряд ли ради искренней веры в заявляемые идеи.

Печально известное дело Н.Н. Лузина^¹ имело причиной борьбу между молодым и старым поколением математиков за социальные привилегии, престижные места в математическом сообществе. К власти за поддержкой обратились сторонники новой науки – «пролетарской» топологии. Власть, в лице проводника линии партии в науке Э.Я. Кольмана, постаралась освободиться от старых и нелояльных профессоров-идеалистов, имевших научный авторитет, никак не компенсировавший их мировоззренческую чуждость. К тому времени выросло поколение идеологически преданных молодых и сильных математиков.

Открытая политизация дискуссий в математике началась в 1928 году. В ленинградском математическом обществе по инициативе преподавателей математики ЛГУ, образовалась группа «левых» для борьбы с «правыми»^². В академию наук были выдвинуты Н.М. Гюнтер и И.М. Виноградов, что обострило противостояние группировок внутри математического общества.

От Московского математического общества были рекомендованы Н.Н. Лузин и Д.Ф. Егоров. Для снятия противостояния В.И. Вернадский предложил даже провести Лузина по отделению философских наук. В итоге в 1929 году И.М. Виноградов и члены-корреспонденты С.Н. Бернштейн, Н.М. Крылов, Н.Н. Лузин были избраны академиками АН СССР по отделению физико-математических наук (математике), а члены-корреспонденты Д.А. Граве и Д.Ф. Егоров были избраны почетными академиками. Математик, член-корреспондент с 1924 года Н.М. Гюнтер академиком избран не был.

27 декабря 1929 года на конференции аграрников-марксистов И.В. Сталин произнёс речь, в которой отметил отставание теории от практики и призвал к «повороту в политике партии». Это стало командой, как для «философского фронта», так и для математического. Одной из вех этого поворота было смещение в 1930 году Д.Ф. Егорова с поста директора Института математики и механики Московского университета. Выдающийся учёный и администратор Егоров открыто демонстрировал свои религиозные убеждения и неприязнь к новой власти. Его место занял «красный профессор» О.Ю. Шмидт, призвавший сотрудников Института перестроить работу на марксистской основе.

В июне 1930 года на Первом всесоюзном съезде математиков Егоров, продолжавший придерживаться своей позиции, выступил против отправления от имени съезда математиков приветствия в адрес XVI съезда партии, проходившего в то же время. В сентябре 1930 года Егорова арестовали по делу Всесоюзной организации «Истинно-православная церковь». После ареста Егорова Московское математическое общество оказалось под угрозой закрытия. Руководство общества осудило контрреволюционную деятельность Егорова и провело реорганизацию, избрав своим председателем Кольмана.

Арест Егорова устрашил Лузина, он перестал участвовать в руководстве обществом и покинул университет. Он уехал в Ленинград, перейдя в Математический институт имени В.А. Стеклова и возглавив там отдел теории функций. В Академии наук он возглавил математическую группу. После ареста Егорова идеологическая компания затронула и Лузина, так как один из её лидеров Кольман^¹ высмотрел враждебный дух в мировоззрении представителей старой Московской философско-математической школы (Н.В. Бугаева, П.А. Некрасова), с которой связал философско-религиозные идеи Егорова, Флоренского и Лузина.

«Инициативная группа» захватила Математическое общество. Исключение Егорова было результатом совместных действий «пролетарского студенчества» и «красных профессоров». С 1932 года президентом Московского математического общества стал П.С. Александров, а главным редактором «Математического сборника»  О.Ю. Шмидт. Александров был в хороших отношениях с заведующим Отделом науки МК партии Кольманом. Им удалось не пропустить Лузина на Международный конгресс математиков в Цюрихе и обеспечить присутствие там молодых руководителей Московского математического общества. Но с переводом в 1934 году Академии наук и Математического института в Москву и восстановлением практики присвоения научных степеней позиции Лузина вновь усилились, он возглавил математическую квалификационную комиссию. Его основным противником стал бывший ученик Александров^¹, уже создавший оригинальную школу в новой дисциплине  топологии. Главный редактор «Правды» Л.З. Мехлис получил одобрение на кампанию за воспитание советского патриотизма у отечественных учёных^¹, в которой с подачи Кольмана и Александрова объектом нападок был избран Лузин. В анонимной статье, предположительно авторства Кольмана «О врагах в советской маске» Лузина объявляют замаскировавшимся врагом, ведущим подрывную деятельность, что выразилось: 1) в систематическом написании Лузиным похвальных отзывов на заведомо слабые работы («линии на засорение советской математической науки людьми неподготовленными»); 2) в публикации важнейших своих результатов на Западе и лишь второстепенных  в советских изданиях; 3) в присвоении результатов собственных учеников (называются М.Я. Суслин и П.С. Новиков); 4) в подсиживании и изгнании из Академии наук «действительно талантливых молодых учёных».

В Математическом институте имени В.А. Стеклова на собрании научных работников 3 июля 1936 года была осуждена «гнусная антисоветская деятельность Лузина». Было принято решение обратиться в Президиум Академии наук с предложением снять Лузина с постов председателя группы математики Академии и председателя Математической квалификационной комиссии, а также члена Академии. Собрание настаивало на необходимости усилить группу математики Академии, пополнив её новыми членами. Инициаторы действия получили желаемое на выборах 1939 года,  академиками стали С.Л. Соболев, А.Н. Колмогоров и Н.Е. Кочин, членами-корреспондентами А.О. Гельфонд, Л.С. Понтрягин и А.Я. Хинчин.

Реагируя на ситуацию, 7 июля 1936 года под председательством А.Е. Ферсмана собралось первое подготовительное заседание Комиссии АН СССР по делу академика Лузина. В составе комиссии были: вице-президент Академии Г.М. Кржижановский (председатель), академики А.Е. Ферсман, С.Н. Бернштейн, О.Ю. Шмидт, И.М. Виноградов, А.Н. Бах, Н.П. Горбунов, члены-корреспонденты Л.Г. Шнирельман, C.Л. Соболев, П.С. Александров и проф. А.Я. Хинчин. Наиболее негативное отношение к Лузину в ходе работы проявили его бывшие ученики Шнирельман, Александров, Хинчин, а также «политически активные» Шмидт и Соболев. Бернштейн открыто поддержал Лузина, сочувствовали ему Виноградов и Бах, проявляли лояльность Кржижановский, Горбунов и Ферсман. Но попытки академиков смягчить негативные последствия и отделаться мягкой резолюцией натолкнулись на сопротивление противников, выдвигавших более тяжкие обвинения и настаивавших на исключении Лузина из АН, как приносящего вред советской науке. Сохранилось письмо Лузина неуказанному вождю, по-видимому, к Сталину, после которого настрой комиссии изменился, и был принят мягкий вариант резолюции, не содержащий обвинения в антисоветской деятельности.

В деле академика Н.Н. Лузина не было идеологии в концептуальном плане, а идеологическая риторика использовалась для достижения личных неидеологических целей. Дело Лузина было поводом указать учёным, где следует публиковать свои работы, и что по своей направленности им лучше быть практически полезными, прикладными. В исследованиях отмечалось, что дело было прекращено из-за сложности доказательства «вредительства» на столь абстрактном и малоидеологизированном материале. Кольман и его группа не очень хорошо представляли лучшую математическую школу, что плохо служило кампании о приоритетности русской науки. «Молодые математики» рвались к постам в математическом сообществе и использовали идеологическую риторику для прикрытия своих нескрываемых целей. Вполне идеологическую позицию занимал Сталин, желавший контролировать отечественную науку и превратить АН в «штаб советской науки». Поэтому он внял мнению академиков, защищавших Лузина (П.Л. Капица, В.И. Вернадский, Н.С. Курнаков, Н.В. Насонов).

Между тем были и «внутренние» попытки идеологизировать математическую деятельность, не приведшие к успеху. В 1930 году на первом Всесоюзном съезде математиков в Харькове, инициатором которого выступил Украинский институт математических наук, возглавляемый С.Н. Бернштейном, состоялась дискуссия о применения метода диалектического и исторического материализма к истории и обоснованию математики, а также «внедрения этого метода в собственно математическое исследование». Главными оппонентами были сторонник диалектического метода М.Х. Орлов^¹ и противник этого С.Н. Бернштейн^², полагавший, что между диалектикой и математикой нет точек пересечения. После съезда Бернштейна сняли с должности директора института, и его место занял Орлов. Но, будучи профессором Харьковского физико-химико-математического института, Бернштейн опубликовал в институтской многотиражке статью против распространения диалектического метода в математике, который ведёт к математическому скудоумию. Метод материалистической диалектики можно было бы принять, если с его помощью не хуже, чем математическими методами решается какая-то математическая задача, но таких нет. Математика, в отличие от философии, имеет ясные и работающие методы. А постоянные философские дискуссии показывают, что у этой дисциплины нет единства и ясности, и поэтому внедрение диалектико-материалистического метода в математику не принесёт пользы науке. Кроме того, математика внеклассова и внеполитична, поэтому математики разных убеждений могут совместно работать над одними проблемами, дополняя друг друга.

В ответ на это выступление Орлов раскритиковал Бернштейна как руководителя института: «Казалось бы, что институт должен был занять видное место в разработке проблем марксистско-ленинской методологии математики, основываясь на соответствующих теоретических работах Маркса, Энгельса, Ленина и увязывая свою теоретическую работу с революционной практикой социалистического строительства. Такие надежды тем более имели основания, что руководитель института – известный всему научному миру выдающийся учёный... Только вместо такого почетного места, которое должны были занять институт математических наук и его руководитель, они заняли совсем другие позиции. Акад. Бернштейн ведет активную борьбу против марксизма-ленинизма, прикрываясь лозунгами аполитичности и непартийности. Но, как всегда в таких случаях, эти лозунги припрятывают враждебную нам политическую линию. И действительно, обосновывая аполитичность, непартийность и надклассовость математики, акад. Бернштейн становится на вполне определенные идеологические позиции, характеризуемые как реакционная философия воинствующего эклектицизма. Еще на Всероссийском математическом съезде 1927 года акад. Бернштейн проявил свои методологические ярко антимарксистские взгляды. Но наиболее четко он сформулировал их в статье, посланной в начале 1931 г. в многотиражку Харьковского физико-химико-математического института»^¹. Орлов доказывал, что диалектика имеет общезначимый характер, и потому может быть внедрена в математику. Математика партийна, как и любая иная наука  есть «идеалистическая» математика Гильберта и «субъективно-идеалистическая» теория множеств Брауэра.

Бернштейн, несмотря на давление, каяться отказался и остался при своем мнении, которое молчаливо разделяло большинство математиков. У сторонников диалектизации математики не хватило математического авторитета для осуществления своей программы, а одного административного ресурса для этого оказалось недостаточно.

Личная идеологическая позиция может иметь значение при выборе тематики исследований и экспертной деятельности. Так, О.Ю. Шмидт^², будучи убеждённым марксистом и носителем новой идеологии, имел особое представление о том, что такое наука и каковы её задачи^¹. В «Курсе лекций по истории естествознания» (после 1930), он утверждал, что наука не является самодостаточной деятельностью, находя источник развития в практике. Все задачи, решаемые наукой, возникают при развитии промышленности, торговли и транспорта. Наука является одним из орудий борьбы «передового класса» с церковью и реакционными классами. Научные открытия совершаются в условиях практической в них потребности, а не из-за внутренней логики научного развития. Наука развивается вместе с обществом и в рамках доминирующих идеологий. Смена идеологических установок приводит к революционным изменениям в науке. Шмидт нуждался в самооправдании для алгебраических занятий,  в то время наиболее абстрактных в математике. Он сформулировал идею о том, что высшая алгебра является прикладной дисциплиной, если её «прикладывать» к другим областям математики. Для развития алгебры в 1930 году Шмидт организовал первый научно-исследовательский кафедральный семинар в МГУ, до сих пор имеющий важное значение в этой области знаний. Но работа в теории групп не спасала даже такого искреннего марксиста от идеологических обвинений. С.А. Яновская^² заявила, что Шмидт отступал от «классово-партийного анализа», тогда как марксисты-статистики «сумели действительно не только говорить о внедрении диалектического материализма в математику, но и нащупать, как это нужно делать»^³.

Для Шмидта, не идеологического работника в науке, как Кольман^¹, а крупного и оригинального математика, оценка места учёного в науке была неотделима от идеологической позиции. Например, основной заслугой Коперника была не сама его теория, а удар, нанесённый церкви; Галуа более ценен своими революционными взглядами, чем алгебраическими достижениями.

Доминирующая в науке группа, в силу административного положения, может пытаться сформировать критерии оценки научной работы, ретранслируя общую идеологическую установку государства. Шмидт в докладе «О Подготовке к Международному математическому конгрессу 1932 г.» определил правила оценки работы буржуазных математиков и критики их направления так: «выявить генезис данного направления (или научной отрасли); происхождение из таких-то задач практики или других частей математики, из попыток преодолеть (или обойти) такие-то трудности; идеологическая установка направления (школы) в начале, ее эволюция; отметить случаи захвата идеализмом материалистических вначале направлений; идеологическая борьба направлений внутри направлений, ее маскировка; имеет ли направление осознанную идеологию или неосознанно имеются за такой-то разновидностью идеализма, механизма; как на данном направлении проявился кризис естествознания (математики) эпохи империализма; как отразился современный мировой кризис капитализма; научные результаты направления, их ценность для практики и теории; отвечает ли мода на данное направление его действительной ценности, чем эта мода обусловлена; в заключение дать развернутую оценку направления, отметить, что может быть нами использовано и при какой переделке и что должно быть отброшено»^².

Blog

Содержание