К концепции и программе социально-экономического развития России до 2015 года

Вид материала

Доклад

Содержание 4. Перестройка экономики – 4.1. Приоритеты структурной политики 4.2. Пространственный аспект социально-экономического развития 5. Пересмотр мирохозяйственных позиций России 5.2. Консолидация постсоветского пространства

Подобный материал:

• Распоряжение от 21 апреля 2011 года №185р-п г. Петрозаводск, 15.02kb.
• Закон тульской области о программе социально-экономического развития тульской области, 3839.95kb.
• В торгово-промышленной палате РФ состоялась Всероссийская конференция «Эффективная, 44.38kb.
• Концепция программы социально-экономического развития г. Красноярска до 2020 года, 2348.81kb.
• Российская академия наук к программе социально-экономического развития России в период, 4658.82kb.
• Методические рекомендации по разработке Программы социально-экономического развития, 568.24kb.
• Программа социально-экономического развития иркутской области на 2011 2015 гг. Программа, 2992.86kb.
• Правительство хабаровского края постановление от 13 января 2009 г. N 1-пр о стратегии, 2098.87kb.
• Доклад о результатах и основных направлениях деятельности министерства транспорта, 1143.66kb.
• «Программа социально-экономического развития страны на 2011 -2015 гг новое лицо белорусского, 476.89kb.

^ 4. Перестройка экономики –

императив модернизации страны

Модернизация страны в решающей мере зависит от структурной перестройки её экономики. Без радикального обновления сферы материального производства нельзя вернуть Россию в «клуб» развитых стран. Проверенный способ такого обновления - структурная политика, суть которой сводится к установлению государством приоритетных направлений экономического развития и к применению адекватных средств их реализации. Речь также идёт о систематическом партнёрстве государства и бизнеса, в рамках которого власть посредством экономических стимулов мотивирует участие крупных корпораций и выстраиваемых вокруг них сетей средних и малых предприятий в удовлетворении потребностей общества как такового, добиваясь должной концентрации финансовых, материальных и кадровых ресурсов.

Неизбежная в отсутствие активной структурной политики консервация нынешней экспортно-сырьевой модели роста чревата, кроме прочего, дальнейшей социально-экономической дифференциацией российских регионов, усилением «точечности», «мелкоареальности» пространственной эволюции страны при «люмпенизации» огромных территорий. Противостоящая этим дезинтеграционным процессам эффективная региональная политика государства – необходимая составляющая общей стратегии развития, непременное дополнение курса на осуществление позитивных структурных сдвигов в экономике.


^ 4.1. Приоритеты структурной политики

Активная структурная политика в России не имеет разумной альтернативы. Модернизация экономики, диверсификация ее реального сектора не могут быть осуществлены спонтанно, на основе исключительно механизмов рыночного саморегулирования. Здесь не помогут даже «нулевая» инфляция и идеальный инвестиционный климат вместе взятые. Ставка на эти механизмы не только не привела Россию в «постиндустриальную цивилизацию» и не просто заблокировала реализацию задач позднеиндустриальной модернизации. Она предопределила стремительную деиндустриализацию одной из ведущих промышленных держав мира, инициировав «структурную перестройку наоборот», то есть по существу свела экономику к её сырьевому сектору.

Цена форсированного внедрения в России рыночных устоев оказалась фатальной для её научно-технологического и производственного потенциала. Трансформационная рецессия «съела» больше половины всей российской промышленности. Наиболее глубокий спад охватил высокотехнологичные отрасли обрабатывающей промышленности и военно-промышленный комплекс с его наукоемкими производствами мирового класса, в том числе уникальными, технологиями и высококвалифицированным кадровым корпусом. Сегодня Россия вплотную приблизилась к утрате собственной технологической базы машиностроения и индустрии народного потребления. «Восстановительный» (постдевальвационный) рост не принёс качественных перемен, не остановил процессы примитивизации национального промышленного производства. Объём выпуска машин и оборудования после восьми лет непрерывного экономического роста составляет 47 %, а транспортных средств и оборудования – 55 % от уровня 1990 г. В 2004 г. страна изготовила 32 самолёта и 95 вертолётов на мощностях, которые в конце 80-х годов позволяли ежегодно выпускать 500 самолётов и 300 вертолётов. Если в течение последних 15 советских лет доля машин и оборудования в общем объёме экспорта составляла 15-20 %, то сегодня она не превышает 6-8 %.

По массовой продукции обрабатывающей промышленности Россия уступает не только зарубежные рынки, но и рынок национальный. В стране ослабевают перспективы перехода к инновационному типу развития: инновации внутри страны становится некому потреблять, поскольку исчезают отрасли, способные трансформировать их в продукцию конечного потребления. Критического уровня достиг износ основных фондов в промышленности. Его средний уровень здесь превышает 50 % при коэффициенте обновления более чем втрое более низком, чем в 1990 г.

В такой ситуации пора прекращать дискуссии о «целесообразности» или «нецелесообразности» активизации государственного регулирования экономики, если, конечно, не отождествлять с ним произвольное вмешательство госорганов в действия предпринимателей, т.е. возведение искусственных административных барьеров, принудительные поборы с бизнеса и коррупцию чиновников. Уж если ставятся задачи модернизации экономики, включая её диверсификацию и восстановление международной конкурентоспособности отечественных несырьевых производств, у страны просто нет другого пути, нежели переход к активной структурной политике, предполагающей выбор приоритетов развития и способов их реализации.

Действительно дискуссионными являются вопросы о критериях выбора этих приоритетов, равно как и об оптимальных комбинациях инструментов их реализации. Приведем некоторые концептуальные соображения на этот счёт.

Во-первых, вряд ли существует совершенный и не зависящий от субъективных устремлений механизм определения приоритетов структурной перестройки экономики. Как нет совершенного рынка, обеспечивающего оптимальную аллокацию ресурсов, так нет и идеального, «научно обоснованного» государственного механизма выявления потребностей общества в той или иной структуре экономики. Даже в странах с самым высоким уровнем развития гражданского общества и плюралистической демократии выбор структурных приоритетов может существенно отклоняться от теоретически оптимального, ибо на нём всегда сказывается влияние тех или иных партикулярных интересов. Однако чем демократичнее общество, тем при прочих равных условиях быстрее будет замечена ошибка в расстановке приоритетов. Исторический опыт показывает, что присущий любому обществу социальный иммунитет, как правило, гораздо быстрее «срабатывает» при демократическом порядке правления, чем при авторитарном, динамичнее сигнализирует о необходимости модификации установленной иерархии целеустановок.

Хуже всего, если государство вообще отказывается от выстраивания структурных приоритетов по соображениям ложно понятой экономической свободы. Тогда за счёт средств налогоплательщиков зачастую реализуются, в сущности, нелегитимные предпочтения, формируемые главным образом в соответствии с лоббистским потенциалом носителей тех или иных групповых либо в буквальном смысле частных интересов. Развивающаяся в таких условиях «экономика привилегий» на порядок менее социально справедлива, чем та, где потребность в изменении структуры народного хозяйства открыто формулируется правительством и затем обсуждается и утверждается парламентом, даже если впоследствии возникает необходимость в её коррекции.

Во-вторых, в приоритеты структурной и промышленной политики следует закладывать те направления развития, применительно к которым Россия ещё сохраняет конкурентные преимущества – реальные или теперь уже в большей мере потенциальные. Часть таких приоритетов очевидна: нефтегазовый, лесной и рыбопромышленный комплексы, производственно-экспортный потенциал которых, однако, сам подлежит модернизации, включая радикальную диверсификацию; ракетно-космическая индустрия и авиапром; атомная отрасль; производство вооружений; энергетическое машиностроение – традиционное в советский период средоточие «двойных» – гражданских и военных – высоких технологий; судостроение; транспортное машиностроение; ряд «нанотехнологических» направлений, в том числе в биологии и генной инженерии. Однако этот вопрос в целом подлежит тщательному системному изучению, причём соответствующая «инвентаризация» должна быть осуществлена с участием научных коллективов, включающих представителей экономических и естественных наук.

В-третьих, следует признать, что Россия имеет шанс выстоять в глобальной конкуренции, лишь скоординированно оперевшись на два укрупнённых, «интегральных» приоритета, связанных с «новой» или «инновационной» экономикой, с одной стороны, и «старой», сырьевой экономикой, – с другой. Пропорции между ними подлежат целенаправленному регулированию исходя из долгосрочных национальных интересов. «Инновационный» сектор, разумеется, не может быть лишь некоей «пристройкой» к сырьевому. На ограниченных бюджетных вливаниях его не развернуть. Придётся сформировать у самих сырьевых корпораций сильную мотивацию к диверсификации и к переливу капитала в высокотехнологичные сферы – перерабатывающие и машиностроительные. Задача, учитывая очевидную инерционность и политический «вес» сырьевого сектора, непростая, но решаемая. Для её выполнения необходимо, чтобы применительно к народному хозяйству в целом были разработаны перспективные (на 5-10 лет) приоритетные направления развития техники, технологии и НИОКР, а в рамках этих направлений – выявлены актуальные проблемы, подлежащие решению с помощью бюджетных ресурсов. Важно также составлять индикативные планы и немногочисленные, но ресурсно обеспеченные федеральные целевые программы, и строго под эти планы и программы вводить стимулы и гарантии для предприятий-участников.

Кроме того, система регулирования допуска международных транснациональных корпораций к отечественным сырьевым ресурсам и сферам высокого платёжеспособного спроса должна создавать стимулы для их участия в реализации российских промышленных приоритетов.

В-четвёртых, ряд приоритетов современной промышленной политики должен носить не отраслевой, а межотраслевой характер, в связи с чем должны быть выделены направления техники, технологии и НИОКР, объединяющие более или менее однородные классы технических средств и технологий того или иного поколения. Используя эффект кооперации организаций разных отраслей, современная промышленность проектирует, создаёт и тиражирует сложные технико-технологические системы, стратегически важные с позиций жизнеобеспечения общества и поддержания национальной безопасности. Такие проекты обычно характеризуются высокой степенью затратности, большими инвестиционными рисками и, разумеется, длительным производственным циклом. Иначе говоря, они не могут быть осуществлены без систематической господдержки из-за «слабых рыночных стимулов». Однако именно способность производить подобные системы удерживает ту или иную страну в ряду ведущих мировых индустриальных держав.

Есть еще один важный аспект выбора приоритетов структурной политики. Если в её сферу попадают обычные, «частные» товары и услуги, не имеющие прямого отношения ни к фундаментальным потребностям общества, ни к обеспечению его безопасности, научная экспертиза призвана обосновывать беспристрастные дифференцированные оценки соответствующих промышленных отраслей (подотраслей, производств). Ранжирование их по степени отдаленности от международных стандартов конкурентоспособности даёт рациональную базу для принятия решений относительно оказания этим отраслям специальной государственной поддержки. Желательно также, чтобы такая поддержка давала значительный внешний эффект, инициируя рост деловой активности и занятости в сопряжённых производствах.

Если же субъекты структурной политики имеют дело с вышеупомянутыми системами, отставание от международных стандартов конкурентоспособности и другие рыночные параметры не должны приниматься во внимание. Здесь приоритеты определяются иерархией иных ценностей, которые не поддаются квантификации. Речь, стоит повторить, идёт о целенаправленной государственной поддержке межотраслевого процесса проектирования, создания и тиражирования целостных систем, обеспечивающих жизнедеятельность общества и нейтрализацию внешних и внутренних угроз его безопасности. С этой специфической позиции, очевидно, следует оценивать начавшийся процесс интегрирования отечественных предприятий в технологические цепочки, контролируемые ведущими ТНК. Одна из важных задач при выборе структурных приоритетов здесь состоит в минимизации негативных последствий включения страны в глобализационные процессы.


^ 4.2. Пространственный аспект социально-экономического развития

Для такой страны как Россия, с ее территориальными, демографическими, природными и иными характеристиками, любой социально-экономический прогноз не может считаться полноценным без учета фактора пространственного развития. В мировой экономической мысли распространен стереотип «точечной экономики», или «экономики без размеров», исходя из которого и национальная экономика привычно рассматривается как монообъект. «Пространственная экономика» предлагает другую парадигму: экономика России – пространственно неоднородный организм, функционирующий на основе вертикальных (центр – регионы) и горизонтальных межрегиональных экономических, социальных и политических взаимодействий и входящий в систему мировых хозяйственных связей. Путь России – поиск устойчивой целостности в региональном многообразии при усиливающемся неодинаковом воздействии глобализации на разные части национального пространства.

Полноценная стратегия социально-экономического развития России должна учитывать все пространственные аспекты и отражать их во всех направлениях госу­дарственной политики. Главные цели стратегии территориального развития – укрепление единого экономического пространства, политической целостности и безопасности страны при гармоничном развитии всех регионов на основе их оптимальной специализации в национальном и мировом разделении труда.

На характер новой стратегии развития России сильнейшее влияние будет оказывать исключительная неоднородность и неравномерность развития ее пространства: в европейской части (25% территории) проживают 79% населения; к югу от линии «Санкт-Петербург – Киров – Иркутск – Хабаровск» на 26% территории страны проживают 95% населения; в европейской части производятся 74% валового регионального продукта (ВРП) страны и сосредоточены более 80% производства обрабатывающей промышленности, зато в Сибири и на Дальнем Востоке выпускаются две трети продукции добывающей промышленности.

Конечно, неоднородность – необходимое общее свойство любого, в том числе мирового, экономического пространства, объективно требующее концентрации и централизации производства, территориального разделения труда и т.п. Она может усиливаться при появлении новых точек роста, очагов выпуска высокотехнологичной продукции и т.д., поэтому борьба за абсолютное выравнивание социально-экономического развития в принципе абсурдна. Однако если пространственная неоднородность ведет к возникновению депрессивных территорий, выпадающих из единого экономического и гуманитарного пространства, она становится препятствием для проведения единой и успешной государственной социально-экономической политики, а в условиях России ставит под угрозу ее государственную целостность.

Вызовы XXI века – необходимость ускорения экономического роста на новой качественной основе, новые требования к социальной сфере, ужесточение экологических требований, усиление зависимости российских регионов от мирового хозяйства – создают для национального экономического пространства и новые сложные проблемы, и новые возможности. Полноценная стратегия социально-экономического развития России должна учитывать все пространственные аспекты и отражать их во всех направлениях государственной политики. Главные цели стратегии территориального развития – укрепление единого экономического пространства, политической целостности и безопасности страны при гармоничном развитии всех регионов на основе их оптимальной специализации в национальном и мировом разделении труда.

После кризиса 1998 г. увеличивается число регионов с растущей (преимущественно непрерывно) экономикой. Но и это пока не позволяет преодолеть тенденцию усиления дифференциации регионов по уровню экономического развития. Так, максимальное различие величины ВРП на душу населения среди 88 наблюдавшихся регионов достигало в 2002 г. 69,5 раза. Распределение регионов по этому показателю асимметрично: выше среднероссийского уровня находилось только 23 субъекта. В 2003 г. в 18 регионах этот показатель был более чем вдвое ниже среднероссийского, хотя в 1994 г. таких регионов насчитывалось 7. В результате, согласно имеющейся статистике, Россия занимает первое место в мире по межрегиональной социально-экономической дифференциации, причем на уровне муниципальных образований выявляются многократно бóльшие различия по сравнению с региональным уровнем.

Самое общее объяснение сохранению таких диспропорций состоит в том, что на стадии роста в рыночной экономике сильнее действуют региональные различия конкурентоспособности производителей: регионы, получившие конкурентные преимущества, уходят «в отрыв» (Москва, нефтегазодобывающие регионы), а отстававшие ранее регионы начинают отставать еще больше. Получаемая ими госпомощь решает главным образом текущие социальные задачи, но не стимулирует ускорение экономического развития. Их надо подтягивать (но не «выравнивать»), что требует более действенного инструментария экономической политики, прежде всего – усиливающего инвестиционную и инновационную активность.

Целостность экономической системы, ее экономическую конкурентоспособность ослабляют нарушение внутренней связанности (интегрированности) экономического пространства. К 1998 г. интенсивность межрегионального товарообмена в России по отношению к ВВП снизилась вдвое, растущий импорт вытеснял отечественных производителей.

Девальвация рубля стиму­лировала рост межрегионального оборота отечественной продукции, однако в последние годы интеграционная тенденция вновь замедляется - снова главным образом из-за укрепления рубля и быстрого роста импорта. Приме­ром может служить Дальний Восток: на товарообмен с российскими регионам там приходится лишь 4% его экономического оборота и ­18% – на внешнюю торговлю. Экономическая привязка региона к странам АТР сейчас примерно в 4,5 раза выше, чем ко всему экономическому пространству России. Стало правомерным говорить о фрагментарности экономического пространства Рос­сии, тогда как понятие «единое экономическое пространство» для сегодняшней России – большая условность.

Соседство с развитыми или быстро развивающимися странами дает контактным российским регионам экономические преимущества, но создает и немало проблем. Нельзя не заметить интереса мирового сообщества к малозаселенным территориям России, поэтому нужно выработать национальную концепцию включения этих территорий в международное сотрудничество.

Включение России в процесс глобализации должно исполь­зоваться для усиления внутренней экономической интеграции. Особое значение могут иметь проекты трансконтинентальных коммуникаций, прохо­дящих по территории России.

Необходимо иметь в виду, что предельные параметры роста национальной экономики во многом зависят от локальной ограниченности различных ресурсов, от особых региональных условий. Вместе с тем анализ показыва­ет, что достаточно высокие темпы экономического роста могут поддержива­ться во всех без исключения макрорегионах России - при условии реали­зации в них крупных инвестиционных проектов и политики ускоренного повышения уровня жизни населения этих макрорегионов (федеральных округов). Это, однако, невозможно без неусыпного проявления заинтересованного внимания государства.


^ 5. Пересмотр мирохозяйственных позиций России

5.1. Совершенствование внешнеэкономических подходов

Во внешнеэкономической политике России за последние 15 лет произошли весьма серьезные изменения, не поддающиеся однозначной оценке. Однако важнейшим фактором, определяющим экономическую стратегию России в условиях ее ослабления, является то обстоятельство, что ситуация, при которой 2,5% населения Земли владеют 14% суши и примерно 50% природных ресурсов, по мнению наших конкурентов, с течением времени становится все менее естественной и превращается в растущий раздражи­тель для внешнего мира, а для самой России – в источник широкого спектра беспокойств и напряженностей. Ослабить такие напряженности можно либо поделившись имеющимися ресурсами с мировым сообществом, либо заметно увеличив долю своей экономики в мировом хозяйстве и в мировом экспорте. По расчетам, выведение статуса России на уровень мировой державы потребовало бы увеличения ее суммарного экспорта примерно в пять раз, а это достижимо не ранее 2030 года. Тогда экспорт российских товаров, услуг, инвестиций по каждому из основных их видов будет занимать около 10% мирового экспорта.

В настоящее время экспорт выше этого показателя достигается только по нефти и газу, хотя некоторые ощутимые резервы для соответственного увеличения имеются и по ряду товаров более глубокой переработки, – например, алюминиевые сплавы, оборудование для атомной промышленности, энергетическое и авиакосмическое и др. Увеличение экспорта впятеро к 2030 году означает его наращивание по 6,8% в год – до суммы около 1,4 трлн. долларов в ценах 2005 г. К 2015 г. может быть превышена половина этого уровня за счет увеличения экспорта более наукоемкой продукции.

Важную роль в переходе к инновационной экономике играют возможности импорта, которые сейчас в основном обслуживают текущие нужды потребительского рынка. Около 40% импорта приходится на продовольственные и промышленные товары индивидуального потребления, на закупки инвестиционных товаров – менее 20%, а технологий – всего 0,6%. Закупки по последним позициям необходимо увеличить в 2-2,5 раза, но это возможно лишь при согласованных действиях в рамках государственно-частного партнерства и жестком контроле за расходованием средств.

Важным источником роста может стать участие в мировых инвестиционных потоках. Но в стране сложился дисбаланс между сбережениями и инвестициями: не находящий применения внутри капитал вывозится государством и частным сектором с малой прибылью, хотя большинство российских отраслей испытывает нехватку инвестиционных средств. Наметившиеся сдвиги не решают пока эту проблему. Россия в то же время становится и субъектом иностранных инвестиций. Однако в этом вопросе нет четкой стратегической линии на взаимодействие государства и предпринимателей, – как и в отношении вывоза капитала.

Распределение направлений внешнеэкономических связей России сейчас вряд ли можно считать оптимальным с точки зрения экономической безопасности. Нашим интересам на будущее больше отвечало бы сбалансированное соотношение наших связей с тремя основными мировыми центрами экономической мощи: ЕЭС и США с Канадой, СНГ с ШОС и АТР. Это позволит привлечь значительные инвестиционные и технологические ресурсы, обеспечить участие стран АТР в освоении Северо-Востока России, содействовать обновлению транспортной и энергетической инфраструктуры, наращивать международные транспортные услуги и т.д.

Особое место занимает вопрос об отношениях с ближайшими соседями. К сожалению, сегодня нам предстоит заново формировать былое кольцо дружественных государств. Представляется, что присоединение России к ВТО поможет решить многие вопросы по организации внешнеэкономической деятельности страны. Реформирование механизма такой деятельности необходимо и каждому субъекту Федерации.

^ 5.2. Консолидация постсоветского пространства

Политические и экономические отношения России со странами СНГ ныне переживают системный кризис; уходит в прошлое лидирующее положении России в регионе бывшего СССР. Новые политические элиты в странах СНГ многим обязаны американским и европейским партнерам, поэтому на пространстве СНГ Россия сталкивается с жесткой конкуренцией. Ведущие мировые центры силы заявляют о наличии собственных интересов в этом регионе, и они не намерены согласовывать их с российской стороной.

США и ЕС проводят политику сдерживания, недопущения политической реинтеграции в СНГ под эгидой новой России. Вопреки многолетним декларациям единство экономического пространства в границах бывшего СССР не складывается. Процесс дезинтеграции получает все новые импульсы, как извне, так и изнутри отдельных стран. Главные экономические интересы большинства стран лежат сейчас вне СНГ, что рождает активную переориентацию традиционных торгово-экономических связей. Доля внутрирегионального экспорта в совокупном экспорте стран СНГ неуклонно снижается – с 32,2% в 1996 г. до 20,6% в 2005 г. Объединяющая роль России в торговле СНГ слабеет. Только для Белоруссии и Молдовы экспорт на российский рынок критически важен.

Неудачными оказываются многочисленные попытки России экономически интегрировать страны СНГ, как в составе всех 12 государств, так и в более узких региональных группировках. Практика «разноскоростной интеграции» далеко разошлась с декларированными целями, а модели региональных союзов, взятые из европейского опыта, не привились на постсоветской почве. С конца прошлого века в Содружестве пролегает водораздел между «пророссийскими» и «прозападными» региональным союзами. На стадии зоны свободной торговли буксует экономический союз ЕврАзЭС – его создание максимально отвечало бы интересам России, и он мог бы стать основой системы евразийской региональной интеграции. Созданы не только организация ГУАМ, но и «Сообщество демократического выбора» балто-черноморских государств, цели которых существенно расходятся с целями СНГ и России.

Проблема будущего СНГ обостряется, ряд стран ставит вопрос о роспуске этой организации. Однако в этом случае ареал российского влияния будет резко сужен, Россия утратит статус региональной державы и часть международного авторитета. Это означает, что необходимы новые подходы к отношениям со странами СНГ, существенный пересмотр концепции и модели региональной интеграции.

В ситуативной политике России в отношении стран СНГ главное место всегда занимали ценовые преференции, однако проведение политики было непоследовательным, и это лишило эффективности идею создания альтернативных группировок – Союзного государства с Белоруссией и ЕврАзЭС. Белоруссия – главный союзник и партнер России – получала в виде прямых и косвенных дотаций от России намного меньшие суммы, чем Украина. Сейчас в политике России стал учитываться внешнеполитический курс соседей по СНГ. Нарушение интересов России влечет лишение финансо­вой подпитки. Взят на вооружение «принцип прагматизма», идет переход на рыночные принципы в торгово-экономических связях. Это выглядит оправданным, поскольку огромные финансовые вливания в страны СНГ не принесли видимых политических дивидендов. Однако российская помощь и не была обусловлена встречными политическими требованиями – глубокий просчет в российской политике постсоветского периода, особенно в сравнении с западными странами и международными финансовыми организациями. Вместе с тем новый подход, справедливый и выгодный в смысле получения кратковре­менных выгод, разрушает последние «привязки» соседей по СНГ к российской экономике и не предлагает ничего взамен. Нарушаются стратегические интеграционные интересы России.

Значение стран СНГ для России в последние годы возрастает, но при этом ясно, что стратегия интеграции применительно к странам СНГ не может быть универсальной и впредь ее целесообразно дифференцировать. Необходимо перейти к консолидации постсоветского региона вокруг России, гибко сочетая политику интеграции с ближайшими союзниками с отношениями партнерства и экономического сотрудничества с остальными странами («российская политика соседства»). СНГ должно быть сохранено, но оно не должно восприниматься его членами как альтернатива развитию внешнеэкономических связей на других направлениях. Следует отказаться от взгляда на Содружество как инструмент однополюсной интеграции, от противопоставления евразийского и европейского направлений внешних связей. Соответственно нужно обновить Договор об СНГ с возможной корректировкой названия организации. Нужно поддерживать тесные связи с Белоруссией, избегая чрезмерно жестких конструкций интеграции. Обновленное СНГ может стать одним из важных звеньев в будущей схеме многополярного мира.

Странам ЕврАзЭС может быть предложено «привилегированное сотрудничество», с государствами ГУАМ может развиваться «политика добрососедства», например, по формуле «НТО плюс» – дополняя международные правила торговли преференциями в сферах повышенного интереса партнеров друг к другу. Сотрудничество в треугольнике Россия – ЕС – СНГ способно ослабить конфронтацию со странами ГУАМ и усилить интеграцию на Южном Кавказе. Целесообразно было бы активнее вести политику культурной экспансии и формирования общего информационного и культурного пространства СНГ, используя, в частности, опыт Британского Совета или Французского Альянса в бывших республиках СССР.