Старовойтенко Е. Б. Современная психология: формы интеллектуальной жизни издательство «Академический проект» Москва 2001

Вид материала

Реферат

Содержание Встань, раба божия! Взыдет Филат… Окна откроет… Двери раскроет… Кликнет и скажет: тоска! тоска!

Подобный материал:

• Старовойтенко елена борисовна культурная психология личности монография издательство, 3608.26kb.
• А. В. Брушлинского и О. К. Тихомирова и современная психология мышления. Тезисы, 507.63kb.
• Международная научно-практическая дистанционная конференция «Современная психология:, 13.06kb.
• Общая психология, 288.18kb.
• Программа дисциплины «Психология творческой личности» для направления 030300. 62- «Психология», 535.66kb.
• Пособие для логопедов Москва 2001 бек 74. 3 Удк 371. 927, 514.36kb.
• «Академический Проект», 5943.67kb.
• Текст взят с психологического сайта, 4864.55kb.
• 117279, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 55а; тел, 171.2kb.
• Психология лидера издание третье, исправленное и дополненное ннбф "Онтопсихология", 2605.04kb.

- Поименованный предмет имеет властную притягательность, влияние на субъекта, и, ощущая это. субъект или «вживается» в него, или оживляет его, или сообщает ему особенные жизненные силы, или приписывает сверхъестественные возможности. Трудно найти лучшее подтверждение этой власти, чем воспоминание К. Юнга об одном из впечатлений детства.

«У стены был склон, на нем, выступая из земли, стоял камень – МОЙ КАМЕНЬ ( выделено авт.) Часто, сидя на камне, я погружался в странную метафизическую игру; выглядело это так: «Я сижу на этом камне, я на нем, а он подо мною». Камень также мог сказать «я» и думать: «Я лежу здесь, на этом склоне, а он сидит на мне.». Дальше возникал вопрос: «Кто я? Тот ли, кто сидит на камне, или я – камень, на котором он сидит?» Ответа я не знал и всякий раз, поднимаясь, чувствовал, что не знаю толком, кто же я теперь. Эта моя неопределенность сопровождалась ощущением странной и чарующей темноты, возникающей в сознании. Я не сомневался в том, что этот камень был тайным образом связан со мной. Я мог часами сидеть на нем, завороженный его загадкой.» ( 152, с. 36)

- Слова становятся именами, когда мы опосредуем и завершаем ими внутренние процессы поиска объектов собственных сильных влечений, стремлений, желаний Имя оценивает и предопределяет отношения к объекту с точки зрения его соответствия доминирующим побуждениям субъекта. Иногда, родившись в динамике желания и прикрепившись к нему, имя переносит внимание субъекта с объекта на объект, фиксируя в них качества, не замечаемые другими людьми; в этом смысле слово освещает скрытое, затененное во множестве объектов, утверждая их новые авторские «категории». Так, увлекающаяся женщина выделяет среди людей класс «моих мужчин». Имена как отметки фигур желаний, прозвучавшие в присутствии других, могут стать для них приглашением разделить стремления именующего и принять влияния именуемых.

- Имя как репрезентация объекта желания имеет непосредственное отношение к тому, что феноменологи называют «симулякрой». М. Мамардашвили, интерпретируя жизнесостояния прустовских героев, рассматривает ее как целостное и устойчивое аффективно – образное впечатление, которое, вследствие своей предельной субъективности и фантастичности, отделяется от объекта и, закрепившись в магическом для личности имени, предпосылается любому восприятию данного объекта. Она существует виртуально, до каждой новой встречи со сверхценным объектом, а при его появлении в луче взгляда и сознания субъекта тут же оказывается в потоке активности, идущей от субъекта к объекту. Симулякра – это и имя, и образ, и желание, и чувство, наложенные на человека или вещь в акте непосредственного проживания. ( 93, с. 369)

– Имя может приобрести такую самостоятельность, что нивелирует значимость объекта, с которым было первоначально слито. Оно само становится «вещью» или «существом», которым субъект оперирует, рассчитывая непосредственно, будто речь идет о предметном взаимодействии, изменить что – либо в реальности: создать, исцелить, уничтожить и т. д. С этой воображаемой бытийной автономией слов - имен связаны древние ритуалы заклинаний и заговоров. Один из них потрясающе описан Иваном Буниным.

«Барышню била лихорадка, она готова была покатиться в судорогах на пол, когда, сидя в сумерках в спальне, ожидала появления на пороге Клима…И вот он проходил мимо нее, развязывая на ходу платочек с какими-то колдовскими косточками. Затем из спальни раздавался в гробовой тишине его громкий, необычный голос:

• Встань, раба божия!

Затем на доску, положенную на пол, ставили барышню с выкатившимися от ужаса глазами и похолодевшую, как покойник…И вдруг он начинал странным, отдаленным каким – то голосом:

- Взыдет Филат… Окна откроет… Двери раскроет… Кликнет и скажет: тоска! тоска!

- Тоска, тоска! – восклицал он с внезапной силой и грозной властью. – Ты иди тоска во темные леса, - там твои мяста! На море, на окияне, - бормотал он зловещей скороговоркой, - на море, на окияне, на острове Буяне лежит сучнища, на ей серая рунища…

И все чувствовали, что нет более ужасных слов, чем эти, сразу переносящие душу куда – то на край дикого, сказочного, первобытно – грубого мира. И нельзя было не верить в силу их, как не мог не верить в нее и сам Клим, делавший порою прямо чудеса над одержимыми недугом.» ( 24, с. 254)

- Имя, покидающее свой конкретный референт, но при этом не обращающееся в подобие вещи, может эволюционировать в символ. Так происходит, когда оно начинает влиять на многих людей и использоваться многими для определения своего оценочного отношения к аналогам поименованного.. В этом процессе имя как бы возвращает себе статус «знака» и свойства распространенности, общепринятости. Например, какое-то литературное именование приобретает такую силу внушения, что притягивается ко всем предметам, имеющим ассоциативное или иррациональное сходство с исходным референтом. И вновь заимствуя из вариаций Мамардашвили на прустовские темы, возьмем его упоминание имени «бал черепов». Оно дается Марселем торжественному собранию его постаревших знакомых – парижских аристократов, приобщенность к кругу которых долгие годы была его вожделенной целью, а в зрелые годы – предметом самоиронии. Имя здесь указывает на возраст собравшихся, их принадлежность к старинным фамилиям, их утраченные в современном мире клановые позиции, их роль хранителей древнейших, почти уже потусторонних традиций, их мистическую связь с миром тьмы, где душами владеют не прикрытые земным обычаем страсти к богатству, лжи, власти. Это имя легко переносится в план кодовой характеристики реальных ревностных хранителей устаревших взглядов, или могущественных раньше лиц, отстраненных от дел, но не оставляющих свои амбиции, или бывших властьпредержащих, избалованных вседозволенностью, одним словом, всех, кто, вопреки времени, хочет всегда править свое торжество в эпицентре жизни.