3. Мышление, структурирующее означаемое и устанавливающее его связи со знаком, придает данной связи прозрачность, однозначность. Все, что в предмете немыслимо, не осознано, слово-знак исключает из своего содержания. Язык классической рациональности как самый типичный знаковый код придерживается только границ мышления и в движении своих значений развертывается в виде дискурсии, оперирующей терминами, нормативными категориями и понятиями, употребляемыми по общему соглашению. В дискурсии господствуют чистая мысль и чистый язык, то есть язык представляет мысль так, как мысль представляет себя сама. Слово-знак не нуждается в комментарии, толковании, прозрении, то есть герменевтических усилиях, и рассматривается по критериям истинности, точности, общезначимости представленной в нем мысли. Означающее и означаемое взаимно предопределены и создают пространство дискурсии, где все субъекты лингвистически подобны друг другу и могут согласно помыслить о предметах – референтах. Речь в форме концептуально отточенной, грамматически безупречной связи словесных знаков осваивается индивидом преимущественно в академическом обучении и при овладении интеллектуальными профессиями, где естественны и необходимы сциентистские, технократические, информационно – рационалистические установки.
4. Но и в тех областях знания, где господствует договоренность о строгом словоупотреблении, индивид находит свободу означения. Слова – знаки пропускают в свои содержания элементы далеких значений или сами удаляются от изначальных значений под влиянием переосмысления. Они могут плавать между смежными значениями, отмечая актуально привилегированные. Слова меняют форму произнесения и написания и в этом обновлении что-то приобретают или теряют в содержании.
Оказываясь знаком концептуальной парадигмы, слово вдруг становится всепроникающим и всеобъемлющим, привлекая к себе огромные массивы означаемых. Или, разоблачая себя как знак, слово обращается в символ, находя и причудливо определяя иррациональные свойства чуждых референтов ( «бабочка» притязает на означение души – девушки – крупной снежинки – летящего листа – цветка – ночной страсти – скоротечности жизни и т. д.) Или, связываясь со «знаковой фигурой» культуры, социума, времени, слово начинает занимать исключительное место в массовой и индивидуальной дискурсии, становясь в ней основным инструментом либо нового упорядочения, либо новой стихийной игры значений. Например, имена «Билл Гейтс» и «Джордж Сорос» повсеместно употребляются как центрирующие множество идей о культурном единении и исключительных индивидуальных достижениях. Или, прямо расставаясь со своими прежними значениями, слова становятся знаками иносказаний, выражая обратные содержания. Слово «гениальный», обесцененное льстивыми сцеплениями с посредственными референтами, все чаще приобретает ироническое, то есть оппозиционное значение. Во всех перечисленных случаях слово расстается с ролью «прозрачного знака для идеальной мысли» и напоминает о своих других, константных в жизни культуры и личности функциональных свойствах
Слово – имя.
В этой своей роли слово конституируется вместе с развитием в качестве знака, дополняя и компенсируя интеллектуализацию речи. Если знак призван удерживать безличные нормативные обобщенные характеристики предмета, то имя должно подчеркнуть индивидуальность единичных референтов. В культуро – и онтогенезе слово – имя обособляет познаваемые единичные предметы, активно утверждает их собственное бытие и указывает вместе с тем на их высокую личную значимость для субъекта. Будь-то ребенок, по-своему именующий любимую игрушку, или целый народ, присваивающий Имена своим кумирам, слово позволяет им оставаться в границах воспринимаемой и субъективно проживаемой реальности.
Основные положения о слове – имени содержатся в экзистенциальной, феноменологической и психоаналитической концепциях языка (М. Хайдеггер, Ж-П Сартр, А. Камю, А. Виттенштейн, Ж. Лакан, Э Кассирер, П. Рикер, М. Мамардашвили и др.) Кратко передадим их суть..
- Имя не стремится придерживаться только категориальных определений предмета и его чистого значения. Оно, индивидуализируя значение, возвращает предмету неповторимую специфику, которая может быть дана аффективно и перцептивно или в воображении и фантазии. Образно – эмоциональное содержание придает имени характер «образного слова». В своей зрелой форме имена живут в риторическом, поэтическом, мифологическом и эпическом пространствах языка.
- Имя, появляясь в связи с исключительным вниманием субъекта к какому – то предмету, может генерализоваться на предметы, субъективно напоминающие исходный. Причем, именование существенно отличается от о-значения тем, что схватывает не категориальное, общепонятное, осознанное сходство, а «сродство», связанное с ситуативными, мимолетными ассоциативными впечатлениями и переживаниями, глубинными смутными интуициями, бессознательными побуждениями индивида. Поименовать, значит превратить абстрактно существующее-для-всех в существующее-для-себя и, создав свой словесный мир, посвятить в его тайную эстетику других.
– С именованием связан феномен личного внутреннего присвоения предмета. Последний феноменологически наделяется качествами «быть моим», «быть частью моей жизни, «быть частью меня самого», «быть частью моей души», а следовательно, и свойством быть «зависимым от моего произвола». В этом акте сращивания с предметом мы откликаемся на проснувшийся в нас бессознательный древний призыв одушевлять предметный мир, вбирать в себя силы, свойственные внешним объектам, отождествлять себя со значимым объектом и одновременно придавать ему собственные черты, быть уверенным в своей таинственной связи с ним. К именованию проложен путь от стихийного анимизма, тотемизма, фетишизма и магии. Имя и возвышает, и подчиняет объект субъекту. Если объект – другой человек, это ставит его в двойственную позицию по отношению к именующему: превосходства и присвоенности..
