Geum.ru

Старовойтенко Е. Б. Современная психология: формы интеллектуальной жизни издательство «Академический проект» Москва 2001

Вид материалаРеферат

Содержание


И еще несколько лет мы выполняли наш бессмысленный обряд, прячась от взрослых, как прячется сектант, совершая свое тайное молени
Подобный материал:
1   ...   44   45   46   47   48   49   50   51   ...   77

Чтобы перейти и подробнее остановиться на еще одной и пожалуй самой яркой видовой дифференцировке понятий, нужно отойти от структурного основания и за исходный взять принцип «образования понятий», точнее принцип акмеологической сохранности генетических типов понятий, строящихся качественно различными путями. Здесь необходимо вспомнить обсуждавшееся выше положение о представленности в составе зрелой мыслительной системы, будь то индивидуальное мышление или мышление ставшей культуры, «застывших» элементов всех предыдущих этапов развития мысли, а также о глубоком сходстве культуро – и онтогенеза мыслительной деятельности. Продолжая рассуждения, можно заключить, что в понятийном мышлении современного взрослого индивида относительно свободно функционируют концепты, соответствующие разным фазам интеллектуального культурогенеза и онтогенеза.

Одна из лучших типологий, учитывающих внутреннее подобие индивидуальной и социально-исторической эволюции понятий, принадлежит Л. С. Выготскому. (31) Выделенные им разновидности становящихся понятий хорошо переводятся в план типизации концептов зрелого субъекта мышления.

Самыми генетически ранними следами во взрослом понятийном мышлении являются синкретические понятия. Они формируются способом случайного, ситуативного, ассоциативного сведения логически не соединимых вещей и событий. В синкретическую «связку» могут попасть любые элементы реальности, словно субъект бессознательно убежден, что «все в мире связано со всем» бесчисленным количеством непосредственных отношений. Синкреты обладают огромной силой субъективной убедительности, так как кажутся хранителями таинственного иррационального знания, поднимаемого из глубин души желаниями, эмоциями и фантазиями. Синкретическими элементами понятийного строя взрослого выступают, например, мысле-образные картины экзотических сновидений, необъяснимо влекущие идеи ритуальных, обрядовых и некоторых игровых действий, магические сцепления причин и следствий в «приметах», поэтические агглютинации шутливой «чепухи» и сказочной «небывальщины»..

Максимилиан Волошин упоминает опыт обрядового творчества, описанный его знакомой писательницей. Подобного рода опыты, несомненно синкретического происхождения, таятся в нас, независимо от того, созданы ли они нами в детстве или нам их доверила древность.

«Помню себя совсем маленькой в яркое солнечное утро, зажженную солнцем столовую с накрытым чайным столом, на котором ослепительно сверкают чайные ложечки. Большие еще не встали. Мне сразу бросается в глаза предмет. который я в комнатах никогда не видала: на полу лежит несколько душистых, едва распустившихся березок, и горничная засовывает одну из них в угол за диван.

«Что это? Зачем? Спрашиваю я. Троицин день – объясняют мне. Мне ново и непонятно это слово; оно мне ничего не говорит, я удивительно быстро и радостно связываю оба представления и только оживленно допытываюсь: «всегда так бывает? – «Всегда – говорит горничная – а вот вечером пойдем на реку венки в воду кидать».

Все становится празднично и необычайно в моих глазах. Я хочу помогать расстилать березки, накрывать на стол. Мне дают нести бумажный мешок с сахаром, и я, выпустив его из рук, роняю на пол. Белые кусочки громко рассыпаются и раскатываются по полу, сверкая на солнце. Я стою над ними.

Троицин день… березки…рассыпанный сахар…Все это вместе…

«Знаешь, - говорю я радостно маленькой сестре, - это тоже всегда так надо! Каждый раз, когда будет Троицин день, надо рассыпать весь сахар…Что- то вроде представления о разрушенном сахарном дворце мелькает в моем воображении. Раз в году должны гибнуть все белые сахарные дворцы…

И еще несколько лет мы выполняли наш бессмысленный обряд, прячась от взрослых, как прячется сектант, совершая свое тайное моление.» ( 30, с. 500)

Детство культур и детство современного человека отмечено также развитием понятий-в-комплексах или понятий – коллекций. Такими концептами объединяются предметы, явления, события, которые или вместе объективно участвуют в каком-то практическом действии, или представляют собой различные ситуативные формы одного и того же опытно постигаемого факта, или связаны непосредственным процессом реализации какого-то конкретного предметного желания, или же в совокупности служат материалом для словесного выделения общих свойств, полученных при первичном эмпирическом абстрагировании. Концепт «одежда» объединяет для ребенка только то, что реально носится дома или на прогулке; «игра» требует уединения с посвященными, любимых игрушек, чувства совершающегося таинства и строго ритуальных действий; «страх» означает встречу со свирепой соседской собакой, повторяющийся сон, темноту, оставленность взрослыми.

«Коллекционное мышление» отзывается в нашем взрослом интеллектуальном отношении к миру, когда мы непроизвольно пользуемся приемами обыденного определения вещей, «от века» задействованных в повседневной жизни, хорошо знакомых с раннего возраста, незыблемых в своей очевидности со времен, когда сказки, легенды, предания и простая житейская мудрость окружающих были для нас основным источником знания о жизни. Особой магией обладает для нас логика древних обобщений, касающихся человеческих качеств, которую мы иногда стихийно воссоздаем, не подозревая, что ее искусные образцы появились тысячелетия назад. Разве наши заключения о том или ином человеке не напоминают иногда наборы житейских «черт», объединенных когда – то Теофрастом в знаменитые «Характеры»? Вспомним, к примеру, одно из его понятий – коллекций.