Geum.ru

А. И. Уткин глобализация: процесс и осмысление оглавление Глава первая

Вид материалаДокументы

Содержание


Западноевропейский вызов
Соотношение показателей США и ЕС сейчас и в будущем.
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   19
Глава восьмая


Западноевропейский вызов

Даже самые убежденные сторонники глобализации признают ту истину, что глобализация не замещает и не отменяет геополитики. Несмотря на глобализацию, люди - народы, общины и индивидуумы - привержены своей культуре, своему языку и месту, называемому домом. И они будут петь о своем доме, рыдать о нем, сражаться за него. «Вот почему глобализация не отменяет и никогда не отменит геополитики»394. Более того. Глобализация обостренно предполагает перераспределение глобальной экономической мощи, «а это неизбежно переходит в перераспределение политической мощи»395.

Значительное число реалистов, геополитиков исходит из того, что мощные современные государства вопреки любой степени глобализации сумеют сохранить собственный силовой и экономический потенциал, не раствориться в аморфном глобальном конгломерате. При всей важности глобализировавшегося рынка, национальная политика, а не «невидимая рука рынка» будет определять экономическое развитие мира. «Государство-нация не исчезнет хотя бы потому, что это конечная ценность - крайнее выражение того, чему мы принадлежим - лингвистически, географически, исторически. Нельзя быть целостной личностью в одиночестве»396. Мы считаем справедливым утверждение американского исследователя К. Уолтса о том, что «правительства и народы готовы пожертвовать своим благополучием, если речь идет о преследовании национальных, этнических и религиозных целей»397. Но не за интересы удачливых компаний. Правительства и народы не готовы сдаться на милость компаний-чемпионов производительности в своей сфере.

На протяжении долгой истории человечества не некие абстрактные экономико-политические интересы, а целенаправленные действия правительств формировали (и формируют) экономико-политические блоки, союзы, ассоциации. Без политической воли, без решения соответствующих правительств не было бы создано Объединение угля и стали (1951), Европейский Союз, НАФТА, ОПЕК, АСТЕС и прочие интеграционные предтечи глобального рынка. В то же время продолжавшаяся долгие годы интеграция Восточной Европы не предотвратила дезинтеграции Советского Союза и Югославии. И в будущем интеграция Северной Атлантики, Западного полушария, Восточной Азии будут реализованы лишь в случае, если «менее значимые» страны откажутся от самоутверждения и собственных национальных амбиций. Рассчитывать на это нереалистично.

В плане критики объединительного потенциала не следует также забывать, что лишь сравнительно небольшие страны импортируют и экспортируют значительную долю своего национального продукта. А крупные страны с большим ВНП производят основную его долю на собственном рынке. Именно поэтому такие страны как США, Япония, Германия меньше (точнее сказать сравнительно незначительно) зависят от других стран. Они могут позволить себе роскошь самостоятельных действий, имеют относительно широкий спектр возможностей и вовсе не обязательно зададутся целью привязать свою экономику к геоэкономическим комплексам, чьи интересы могут вовсе не совпадать с их собственными. То есть потенциал независимых национальных стратегий и действий никоим образом не погашен. В этом глобалисты, говорящие о нераздельной общности мира, по мнению критиков, как бы опережают события.

И не следует преувеличивать самостоятельную (оторванную от национальных целей) сущность многонациональных корпораций. При всей их космополитичности практически о каждой из ТНК можно твердо сказать, где ее подлинная штаб-квартира, кому она платит налоги, чей флаг приветствует, какое правительство считает своим. Критики глобалистических теорий указывают, что столь громко декларируемая интернациональность, космополитизм крупных компаний - определение, далеко не всегда соответствующее действительности. Среди ста крупнейших корпораций мира нет ни одной, национальная принадлежность которой была бы не ясна, которая являлась бы просто глобальной. По всем параметрам - размещение инвестиций, месторасположение исследовательских центров, национальность владельцев, держателей акций, менеджеров и дистрибьютеров - четкая национальная ориентация прорисовывается немедленно. Даже технологический уровень корпорации полностью отражает уровень страны принадлежности.

Таково противостояние глобализму на уровне вопроса о мнимой наднациональности международных корпораций. Но критика глобализации все более активно спускается и на микроуровень, на уровень отдельных соседских общин, городских и пригородных сообществ. Коммунитаристы видят в глобализации антитезу небольшим комьюнити, соседским общинам, которые, с их точки зрения, являются основой подлинной демократии и охраны прав граждан. Мировые рынки, ввиду их колоссальной отдаленности, подрывают ответственность граждан - базис, на котором зиждется современная демократия. Никакая система трудовой мотивации не в состоянии заменить здравые соседские общины. Выступающий с подобными идеями американский политолог Р. Барбер, называет мир глобализации виртуальным миром МакУорлд, который пытается заменить реальный мир фикциями консьюмеристской культуры. Пока аннигиляция национального в противостоянии с космополитическим бизнесом неубедительна. Силы глобализации еще не обесценили мощь государств, чьи лидеры еще в состоянии действенно воспользоваться своим политическим контролем.

Парадоксально, но именно в то время, когда глобализаторы произносят похоронные речи над Вестфальской системой независимых государств, Соединенные Штаты самым очевидным для всех образом увеличивают свою мировую мощь и влияние, укрепляя свое национальное лидирующее положение в сфере информационных и прочих современных высоких технологий. Даже коллапс нескольких развивающихся стран говорит прежде всего о силе тех, кто подобному коллапсу противопоставляет свою национальную мощь. Ее скопление в зоне Северной Атлантики бросается в глаза.

Самые убежденные апологеты атлантизма признают, что «у многих западноевропейцев глобализация порождает глубокое чувство зависти и раздражения в отношении Соединенных Штатов ввиду того, что Америка оседлала лучше других тигра глобализации и потому что в складывающейся ситуации жертвам глобализации представляется, что США попросту бичуют каждого замешкавшегося. Вводите Интернет, уменьшайте размер предприятий и маршируйте под американские мелодии в мир быстрого развития»398.

С точки зрения глобализационного объединения атлантическое направление останется наиболее приоритетным для США в ХХI веке. Причины очевидны - в Северной Атлантике сосредоточена самая большая экономическая и военная мощь мира. Здесь, на двух берегах Атлантического океана живет самое образованное и квалифицированное технологически население - около 800 млн. человек (13 процентов мирового) - привыкшие к мировому лидерству представители единой цивилизации, общего исторического и культурного наследия. В их руках мировая наука и огромные индустриальные мощности. Примерно уже сто лет Запад производит две трети промышленного производства мира. (Пик пришелся на 1928 год - 84,2 %. В дальнейшем подверглась падению и доля Запада в мировом промышленном производстве - с 64,1 % в 1950 году до 48,8 % в 2000 году - грандиозная, определяющая доля).

Среди 500 крупнейших компаний мира в 1999 году 254 компании были американскими и 173 - западноевропейскими. Вместе они составляют абсолютное большинство (на долю чемпиона Азии - Японии приходится лишь 46 компаний)399. Можно смело предположить, что США и Западная Европа еще очень долго в ХХI веке будет главным средоточием центров высокой технологии, науки и эффективного производства. Не менее внушительно смотрится Запад и в военной сфере. Армии Запада, оснащенные наиболее совершенной военной техникой - самый мощный военный конгломерат в мире400.

Для сравнения участия в глобализации Соединенных Штатов и Западной Европы специалисты предлагают сравнить четвертьвековой давности список 25 ведущих американских и западноевропейских компаний со списком 25 ведущих компаний этих регионов на сегодняшний день. различие между региональными списками будет воистину потрясающим: в Западной Европе 25 лидеров сохранили свои позиции, а в США большинство лидеров будут новичками. венчурный капитал в одном лишь штате Массачусетс превосходит венчурный капитал всей Европы. в Америке группа людей с 50 тыс. долларов может через несколько дней создать компьютер “Эпл”, а в Европе таких примеров нет. Американская сторона гораздо эффективнее воспользовалась возможностями глобализации. Рынки капитала сегодня в США гораздо эффективнее, чем в любой другой стране.

Приметно следующее: банкротство в Западной Европе - каинова печать для разорившейся компании. О ней с горечью вспоминают в третьем поколении. Банкротство в США - заурядная вещь; банкротов привечают, потому что считают, что они получили очень полезный опыт, без которого невозможны нововведения. В Кремниевой долине полагают, что банкроты “всегда лучше и умнее благодаря своим несчастьям. И им - как это ни парадоксально - легче собрать деньги в следующий раз, потому что люди говорят: “Он обжегся в своем первом предприятии? Уверяю вас, он кое-чему научился, и я ставлю на него деньги”401. 300 тысяч рабочих мест на предприятиях высокой технологии разоряются и создаются вновь.

И в Америке меньше смотрят на происхождение. В Кремниевой долине 1786 компаний с капиталом в 12,6 млрд. долл. и 46 тысячами рабочих, управляются индийскими и китайскими иммигрантами.

Три тенденции

Но, как только объединяющее напряжение холодной войны в 90-х годах начало спадать, в отношениях между двумя западными регионами, Северной Америкой и Западной Европой, обнаружились несоответствия в позициях, выявилось частичное взаимонепонимание и все более отчетливое различие в интересах. Три глубинные тенденции проявляют свою силу.

Первая: достаточно резко определилась в различиях темпов экономического развития. В Соединенных Штатах с 1992 года начался бум, позволивший стране совершить большой скачок вперед, “добавив” на протяжении первого президентства Клинтона к своему валовому национальному продукту долю, примерно равную валовому национальному продукту всей объединенной Германии, а во второе президентство Клинтона - объем экономической мощи, равный ВНП Японии. США закрепляют свои позиции на фронтах научно-технической революции, а страны Европейского Союза пока не могут восстановить темпы своего экономического роста. В США самый низкий за последнюю четверть века уровень безработицы - 4,2%, а в Западной Европе самый высокий - 12 процентная безработица. Безработица в Германии превысила уровень 1933 года, когда Гитлер взял власть в стране, критикуя бездействие властей в отношении безработицы.

Отличие США от западноевропейского экономического пространства заключается в том, что американские фирмы на протяжении 1990-х годов прошли через своего рода чистку - сокращая контингент занятых, оптимизируя производство, связывая производственный цикл компьютерной сетью, устанавливая новое оборудование, «дерегулируя» производство, реструктурируя его, вырабатывая новые отношения с финансовыми учреждениями, воспринимая новую технологию. Новая система налогообложения в США стимулирует «рисковое» производство, поощряет капиталовложения в новые отрасли. Самоудовлетворение Америки достигло такой степени, что министр финансов Л. Ламмерс по-своему перефразировал знаменитую фразу Ф. Рузвельта: «Единственное, чего мы должны бояться - это отсутствие самого страха».

Ничего подобного Западная Европа не совершила. После взаимного открытия рынков стран ЕС она потратила десятилетие на политическое сближение и расширение - на Маастрихт, Амстердам, Ниццу, увеличивая численность союза и пытаясь выработать новую квазифедеральную структуру. Она не оновила производство, не регенерировала технологию и менеджмент. В ней не появилось своих Кремниевых долин. Фактом является, что 40 тысяч молодых и талантливых французов сегодня живут в Северной Калифорнии, в обширной зоне вокруг Сан-Хосе, столицы Кремниевой долины. В этих специалистах весьма нуждается сама Франция, но Америка создала беспрецедентные и не подверженные конкурентному оттоку условия для талантливых и предприимчивых.

Вторая - усиливается различие в направленности интеграционных процессов. Оба западных центра предпринимают активные усилия по консолидации близлежащей периферии, что естественным образом будет способствовать размежеванию направленности их интеграционной политики, центра приложения национальных усилий. Создав Ассоциацию свободной торговли Северной Америки (НАФТА), Вашингтон стал видеть свое будущее связанным с Канадой и Мексикой - непосредственными соседями по континенту. Западноевропейские же столицы укрепляют северное направление западноевропейского интеграционного процесса (включив в свой состав скандинавские Швецию и Финляндию), и всей своей мощью разворачиваются к Восточной Европе, где бывшая ГДР (а теперь новые пять земель Германии) вместе с Австрией становятся форпостами воздействия на Центральную и Восточную Европу.

Решение Вашингтона связать свою судьбу с демографически и экономически растущей Мексикой и другими латиноамериканскими странами довольно решительно меняет само этническое лицо Соединенных Штатов, еще более укрепляет латиноамериканский элемент в североамериканской мозаике. В то же время ассоциация с Восточной Европой делает этнически иным западноевропейский конгломерат. В обоих регионах ослабевает “объединяющая нить” англосаксонско-германского элемента, теряющего позиции как в североамериканском “плавильном тигле”, так и в западноевропейской конфедерации народов. Меняющееся этнополитическое лицо США и Западной Европы (как и направленность их непосредственных политико-экономических инициатив) отнюдь не сближают два региона Запада.

Третья - различная геополитическая ориентированность. Соединенные Штаты после окончания холодной войны нацелены (если судить хотя бы по рассекреченному в 1992 году меморандуму Пентагона об американских стратегических целях) на “глобальное предотвращение возникновения потенциальной угрозы США, на сохранение американского преобладания в мире”. Западная же Европа все более видит свои интересы именно в пределах Европы, ограничивая себя в оборонных функциях Средиземноморьем и новой линией по Бугу и Дунаю. Подчеркнутый глобализм США и не менее акцентированный регионализм ЕС ставят два западных центра на принципиально отличные друг от друга позиции.

Эти различия акцентируются военным строительством в двух регионах. Соединенные Штаты лишь незначительно сократили военное строительство (по сравнению с пиком десятилетней давности), а Западная Европа по военным изысканиям и модернизации отстает от своего старшего партнера на порядок. Проекция силы для США - глобальный охват; проекция силы для Европейского Союза ограничена Гибралтаром, Балканами, Прибалтикой, Скандинавией. И это отличие акцентируется настоящей революцией в военном деле, делающей для США необходимыми (а для ЕС недоступными) такие элементы военного могущества как тотальное слежение со спутников, электронная насыщенность вооруженных сил, электронная разведка по всем азимутам, двенадцать авианосных групп, новое поколение авиационной техники - все то, что в американской специальной литературе называют SR + 4С (слежение, разведка плюс командование, контроль, оценка, компьютеризирование). По рангу военного могущества США поднялись на огромную высоту и свой военный рост они отнюдь не “связывают” только с участием в Североатлантическом Союзе. Различная степень развитости индустриально-научный потенциала в военной сфере ставит два региона Запада на разные ступени военно-стратегического могущества.

Кумулятивный эффект трех указанных процессов однозначен: Соединенные Штаты и Европейский Союз видят себя в мире отлично друг от друга, различно воспринимают существенные мировые процессы, неодинаково формулируют свои интересы и в целом дрейфуют не друг к другу, а скорее в различных направлениях.

Европа усомнилась в том, в чем она была всегда уверена - в своей культурной состоятельности. Германский аналитик Й. Иоффе замечает: «Америка - другая. Она владеет, доминирует и стремится определить всеобщие правила... Соединенные Штаты владеют самой совершенной военной машиной в мире. Она на класс выше в военной технологии. На этом фронте Китай, Россия, Япония и даже Западная Европа не могут надеяться на равенство с Соединенными Штатами. Люди рискуют жизнью, пересекая океаны, чтобы попасть в Соединенные Штаты, а не в Китай. Не так уж много людей стремится получить магистерскую степень в Московском университете или одеваться как японцы. К сожалению, все меньше студентов хотели бы учить французский или немецкий языки. Английский с американским акцентом становится мировым языком. Этот тип мощи - культура движется впереди рынка - зависит от ее приятия или неприятия. На этой арене даже взятые вместе - Европа, Япония, Китай и Россия не могут соревноваться с США. Равным образом любой консорциум университетов не может лишить трона один Гарвард»402.

Превращение США в единственную сверхдержаву заставило страны ЕС задуматься над своей ролью в будущем. Задуматься над тем, какую роль они себе готовят в будущем - младшего помощника Соединенных Штатов или более равноправного партнера? Выбор существенен - быть младшим партнером Соединенных Штатов или постараться занять позицию более равноправного партнера? Оба варианта развития событий нельзя исключить: согласно первому два берега Атлантики расходятся, согласно второму общая цивилизация и общие интересы заставят Америку и Европу сблизиться.

Вызов ЕС

При всех вышеуказанных слабостях совокупная мощь западноевропейского ядра Европы все же приближается к классу американских показателей. В 1999 году валовой продукт Европейского союза составил 19,8 % общемирового, уступая только американскому (20,4 %).403 Крупнейшие западноевропейские столицы ищут пути восстановления своей геополитической значимости, они пытаются поднять свой вес как и за счет активизации собственной стратегии, так за счет объединения усилий. Предпосылки этого объединения уже созданы. «Формы противодействия гегемонии в коалиции, - полагает С. Хантингтон, - сформировались еще до окончания холодной войны: создание Европейского союза и единой европейской валюты. Как сказал министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин, Европа должна создать противовес доминированию Соединенных Штатов в многополюсном мире.»404

Объединив в Европейском Союзе силы, западноевропейцы могут в любой момент снова обратиться к геополитике. Огромные территории, многочисленное население, необъятные ресурсы, высокая степень технологической изощренности, внутреннее социальное и политическое единство, эффективная военная машина, способность проецировать свое могущество в самые отдаленные районы планеты и волевая готовность осуществлять эти воинские операции, административная способность быстро принимать решения и реализовывать их - вот что будет характеризовать узкую группу могучих держав, которые через несколько лет (десятилетий) могли бы трансформировать однополярность в биполярность.

Западная Европа находится в самой середине долговременного процесса экономической и политической интеграции, которая постепенно снижает значимость внутренних границ, которая постепенно создает центральную власть Европейского Союза. Тенденция такова, что ЕС постепенно превращается в соперничающий с гемоном центр - пятнадцать членов ЕС создают подлинную критическую массу; распространение ЕС на восток Европы как бы склоняет баланс (в негласном и заочном соревновании с США) в пользу Европы. Европейский Союз уже стал организацией большей, чем конфедерация, и, в обозримом будущем ЕС возможно станет европейской федерацией. Огромный торгово-политический блок ощутил свою силу и не намеревается отдавать другим жизненно важные и прибыльные позиции.

И, как пишет Зб. Бжезинский, “возникновение подлинно политически объединенной Европы представило бы собой базовое изменение в мировом распределении сил”405.

Экономический соперник. Западноевропейская интеграция дала Европе новый шанс. Совокупная экономическая мощь Западной Европы приближается к американским показателям - 19,8% общемирового валового продукта (США - 20,4%).406 Население Европейского союза - 380 млн. человек - на 40% больше американского, и тенденция преобладания по демографическому показателю сохранится на долгие годы. ”Евроленд, - пишет американский экономист Ф. Бергстен о будущем потенциального соперника, - будет равным или даже превзойдет Соединенные Штаты в ключевых параметрах экономической мощи и будет во все возрастающей степени говорить одним голосом по широкому кругу экономических вопросов... Экономические взаимоотношения Соединенных Штатов и Европейского Союза во все более возрастающей степени будут основываться на основаниях равенства”407.

Таблица № 7 Соотношение показателей США и ЕС сейчас и в будущем.

США ЕС-15 ЕС-27 ЕС и Турция

Население 273 млн 380 млн 480 млн 545 млн

ВНП 9,3 трлн долл 8,5 трлн 9,2 трлн 9,6 трлн

ВНП на душу 31,5 тыс долл 21 тыс 15 тыс 14,8 тыс

Воен. р-ды 290 млрд долл 170 млрд 222 млрд 230 млрд

Воен расходы 3,4 % 1,85% 2 % 2, 0 6%

как % ВНП

Общий экспорт 0,9 трлн долл 2 трлн 2,2 трлн 2,23 трлн

Доля экспорта 16,5 % 37 % 40 % 40,7 %

в мировом

Общий импорт 0,76 трлн 2 трлн 2,15 трлн 2,17 трлн

Доля импорта 13,5 % 36 % 38 % 39 %

в мировом

Источники: Тhe World Factbook (Wash.,CIA, 1999); Direction of Trade Statistics. Wash. IMF, December 1999; The World in 2000. Economist Statistics. London, 2000; “The National Interest”, Summer 2000, p. 18.


Реальная жизнь в подвергающейся суровой экономической конкуренции североатлантической зоне в принципе поглощает сантименты и требует выбора, от которого зависит уровень экономического подъема и трудовой занятости стран-участников. На этом поле глобальной экономической битвы ощущается тенденция к выбору пути самостоятельного от США развития. Римский договор, Маастрихт, переход к единой валюте, реанимация Западноевропейского союза как возможной основы сепаратной военной системы - этапы долгого пути, ведущего к существенной самостоятельности. «Европейцы, - пишет английский журнал «Экономист», - желают укрепить свою мощь до такой степени, чтобы суметь отделить себя от Америки. Нигде в мире нет такой силы, которая могла бы продемонстрировать столь мощный волевой акт».408 Они ищут пути восстановления своей значимости за счет активизации собственной стратегии и за счет объединения усилий.

Европейское стремление к международной независимости понятно: Западная Европа значительно больше чем Соединенные Штаты зависит от внешнего мира. Общая торговля с внешним миром у ЕС примерно на 25% больше, чем у Соединенных Штатов и вдвое больше, чем у Японии. Доля экспорта в германском ВНП равна 25%. Доля экспорта в ВНП Франции и Британии - 18%, Италия - 15%. (Доля экспорта в ВНП США - 7%). Европейский союз осуществляет безостановочную торговую экспансию. Заключив соглашения об ассоциации с 80 странами, он намерен увеличивать свою значимость как торгового блока, как источника инвестиций, как мирового культурного центра.

Формы противодействия гегемонии сформировались: создание Европейского Союза как сопоставимого по экономической мощи государства, введение единой европейской валюты, конкурирующей с долларом, создание зон собственного влияния. Как сказал министр иностранных дел Франции Ю. Ведрин, «Европа должна создать противовес доминированию Соединенных Штатов в многополюсном мире».409 А американский аналитик У. Пфафф и не сомневается: «Европейский Союз является единственным действующим лицом на мировой сцене, который способен бросить серьезный вызов Соединенным Штатам - и он почти наверняка бросит этот вызов».410 Этот вызов не обязательно будет иметь характер военной угрозы. Речь пойдет прежде всего о интенсивной экономической конкуренции, к ходе которой, как пишет У. Пфафф, «Соединенные Штаты вовсе не обязательно выиграют - ни одна сторона вероятнее всего не выиграет - но политические последствия такого соревнования приведут к окончанию доминированию Америки в будущей международной системе».411

Лидеры Западной Европы наметили создание центра автономного информационного общения. Итальянская и германская информационные компании практически слились, а “Бритиш телеком”, “Дойче телеком”, “Франс телеком” и испанской “Телефоника” стремятся создать свой электронно-коммуникационный мир. (Напомним, что телекоммуникации через несколько лет оттеснит автомобильную промышленность в качестве лидирующей мировой отрасли; на эту отрасль придется - 267 млрд. долл. в 2003 году.). Подобные же процессы происходят в западноевропейском авиационном сотрудничестве и в ряде других сфер.

Слабое место выдвигающей исторические претензии Европы ослабление ее рабочей силы. За прошедшую четверть века США создали несколько миллионов рабочих мест, а Западная Европа - почти ничего. Если такая ситуация продлится еще два-три десятилетия, то шансы ЕС бросить вызов США будут ослаблены.