А. И. Уткин глобализация: процесс и осмысление оглавление Глава первая
Вид материала | Документы |
СодержаниеЭкономический подъем. Идейное самоутверждение. |
- Философия техники история и современность Оглавление Часть первая Общие основания философии, 4109.54kb.
- Гидденс Энтони Ускользающий мир, 1505.14kb.
- Глобализация и глобальные проблемы мировой экономики часть 1 глобализация, 493.34kb.
- Е. А. Баллаева гендер и глобализация: теория и практика международного женского движения, 1090.2kb.
- Глобализация: понятие, этапы, противоречия, оценки, 325.76kb.
- В. А. Гребенников оглавление часть первая общие вопросы детской анестезиологии и реаниматологии, 7418.31kb.
- Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 1589.66kb.
- Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 5106.96kb.
- Георгий Мандзаридис Глобализация и глобальность: химера и истина, 1783.24kb.
- Ответы на вопросы обучающего тура id40, 531.26kb.
Китайский вызов лидеру глобализации
Глобализация воздействует на самую населенную страну мира двояко: доступ на глобализированный рынок резко увеличивает материальные возможности страны. В то же время самоутверждение в собственном регионе противопоставляет КНР лидеру глобализации.
В марте 1996 года два американских авианосца вошли в Тайваньский пролив, недвусмысленно давая Пекину понять, что его вооруженное выступление против Тайваня будет отбито при помощи самой могучей державы мира. В эти напряженные дни корреспондент «Нью-Йорк Таймс», сидя на ресторанной площадке на крыше одного из пекинских домов, беседовал с одним из ведущих китайских экономистов. Сможет ли КНР позволить себе выступление против Тайваня? Ответ китайского экономиста был недвусмысленным: нет, континентальный Китай не может себе этого позволить. Ведь в этом случае прекратится поток американских инвестиций в КНР, остановится развитие страны «и будет погребена наша единственная возможность сравняться по уровню экономического развития с остальным миром»475. Китай не может атаковать Тайвань, не ставя под удар свое экономическое развитие в глобализированном мире.
В эру глобализации Китай и Тайвань оказались в ситуации взаимного гарантированного экономического уничтожения. Во время обострения взаимных отношений в 1999 году индекс фондовой биржи Тайваня опустился на двадцать пунктов. А индекс биржи Пекина понизился на сорок процентов. Согласно журналу «Фар истерн икономик ревью», общие инвестиции тайваньских фирм в китайскую экономику составили в 2000 году 46 миллиардов долларов в 46 тысячах различных фирм. Напомним, что Тайвань является производителем и наиболее крупным для всего мира поставщиком тринадцати критически важных компонентов в производстве компьютерной техники, а в ряде случаев является монополистом в их производстве. Могут ли США с безразличием смотреть на эту державу, теснейшим образом связанную с США глобалистскими узами?
Но еще более весомыми являются связи Китая с союзником Тайваня - Соединенными Штатами. В период между 1990-1999 годами на США приходилось 40 процентов китайского экспорта. Китай заработал за этот период на американском рынке более 65 млрд. долл. - половину всех доходов от своей зарубежной торговли. Встает вопрос: решила ли глобализация проблему взаимоотношений самой мошной экономико-политической силы мира и ее с наиболее быстро растущим восточноазиатским соперником? Рассмотрим этот вопрос подробнее.
Подъем Азии
В свете глобализационных процессов самые большие перемены в мировом раскладе сил будут в ХХI веке происходить на азиатском направлении. Именно сюда, на берега Тихого океана смещается центр мировой экономической активности. Именно здесь реально появление на горизонте нового соперника Америки, борющегося вначале в региональном масштабе, а затем логикой противостояния поднимаемого до глобального уровня. Речь идет о Китае, опекаемом американцами в первые полтораста лет существования Соединенных Штатов, затем ставшего лютым коммунистическим противником, а с 1972 года урегулировавшего свои отношения с Америкой. Труд полуторамиллиардного населения будет направлен здесь на создание потенциально самой большой в мире экономики.
Возможность модернизации, развития по пути интенсивного роста с сохранением собственной идентичности, стала реальной после изобретения конвейерного производства, «убивающего» как раз то, в чем Запад был так силен – самостоятельность, инициативность, индивидуализм, творческое начало в труде, поиски оригинального решения. Оказалось, что конфуциански воспитанная молодежь приспособлена к новым обстоятельствам упорного труда. Шанс, данный Фордом в Детройте, подхватила Восточная Азия, иная цивилизация, иной мир. Для истории привыкшего за пять столетий к лидерству Запада это радикальный поворот. Если у Запада есть Немезида, то ее зовут Восточная Азия - именно этот регион, получит исторический шанс в XXI веке.
Экономический подъем. Америке понадобилось 47 лет, чтобы удвоить свой ВНП на душу населения. Япония это сделала за 33 года, Индонезия за 17, Южная Корея за 10 лет. Темпы роста экономики КНР в 80-90-у гг. составили в среднем 8% в год. Средний темп прироста ВНП азиатских стран превышает 6% в год, а у Запада он равен 2,5-2,7 %. Феноменальный экономический рост позволил азиатам сделать за несколько десятилетий то, на что Западу понадобились столетия. Около 2020 года Азия будет производить более 40 % мирового ВНП476. На Азию будут находиться 16 из 25 крупнейших городов мира. Именно в этом регионе за последние годы построены шесть (из семи всех созданных в мире) атомных реакторов.
Есть много оснований согласиться с футурологом Дж. Несбитом, определившим подъем Азии как “безусловно - самое важное явление в мире». Немалое число экспертов, таких как Р. Холлоран, полагают, что подъем Азии «лишит Запад монополии на мировое могущество. Модернизация Азии навсегда переделает мир”477. К 2050 г. на долю Азии придется, если экстраполировать современные тенденции, примерно 57% мировой экономики. Из 6 величайших экономик мира 5 будут азиатскими. Согласно прогнозу ЦРУ после Китая с 20 триллионами валового национального продукта, второе место займут США - 13,5 трон долл. Далее идет Япония - 5 трлн, четвертое место - Индия 4,8 трлн, затем Индонезия - 4,2 трлн, Южная Корея - 3,4 трлн и Таиланд - 2,4 трлн долл. И Азия не остановится на достигнутом. Тенденция такова: в 1995 году валовой национальный продукт Соединенных Штатов был равен совокупному продукту Японии, Китая, Индонезии, Южной Кореи и Таиланда вместе взятых. Через двадцать пять лет американский валовой продукт (который удвоится за это время) будет составлять менее 40% общего продукта указанных стран.478
Идейное самоутверждение. Наряду с экономическим подъемом впервые в мировой истории нового времени происходит энергичное утверждение азиатской культуры как имеющей не только имеет равные права на уважение, но по многим стандартам выше западной. Идеология «Азия для азиатов» имеет долгую и устойчивую традицию. «Запад должен признать, что долгая эра контроля над Азией внешних для Азии держав - когда величайшая военная сила в Азии была не азиатской - быстро подходит к концу».479
По мнению многолетнего сингапурского премьера Ли Куан Ю, общинные ценности и практика восточноазиатов - японцев, корейцев, тайваньцев, гонконгцев и сингапурцев явятся их самым большим преимуществом в гонке за Западом. Работа, семья, дисциплина, авторитет власти, подчинение личных устремлений коллективному началу, вера в иерархию, важность консенсуса, стремление избежать конфронтации, вечная забота о “спасении лица”, господство государства над обществом (а общества над индивидуумом), равно как предпочтение “благожелательного” авторитаризма над западной демократией, - вот, по мнению восточноазиатов, “альфа и омега” слагаемые успеха в XXI веке. Появились даже идеологи “азиатского превосходства”, призывающие даже Японию отойти от канонов американского образа жизни и порочной практики западничества, выдвигающие программу духовного возрождения, “азиатизации Азии” как антитезы западного индивидуализма, более низкого образования, неуважения старших и властей. Динамичный современный лидер Восточной Азии совмещает передовую технологию со стоическим упорством, трудолюбием, законопослушанием и жертвенностью обиженного историей населения.
Пятьсот лет спустя после прихода Васко да Гамы в Индию (1498), вслед за экономическим самоутверждением начал смещаться баланс вооружений между Западом и Востоком. Десять азиатских стран вошли в мир глобализации с баллистическими ракетами. Создаваемые рядом азиатских государств технологически совершенные системы потенциально угрожают западным позициям в Азии. Мир ступил не в эру «после холодной войны», а в период «после Васко да Гамы», когда «западное военное превосходство тает по мере того как индустриализация и новоприобретенное богатство Азии позволяют ей совершить военное обновление, которое внешней силе превозмочь будет чрезвычайно трудно».480
Азия обращается к “незападным обществам” с призывом отвергнуть англосаксонскую модель развития - подвергается сомнению вера в свободу, равенство и демократию, подаваемые Западом непременным условием геополитического успеха. В Восточной Азии критически относятся к стремлению “забыть прошлое» ради результатов развития в будущем. Огромный развивающийся мир от Средней Азии до Мексики должен воспринять не уникальные западные догмы, а реально имитируемый опыт Азии. “Азиатские ценности универсальны. Европейские ценности годятся только для европейцев”481.
Лидер региона
В Азии явственно обозначился лидер - после столетий своего рода летаргии Китай поднимается на ноги, начав с 1978 г. впечатляющее вхождение в индустриальный мир. Конфуцианский мир цивилизации континентального Китая, китайских общин в окрестных странах, а также родственные культуры Кореи и Вьетнама именно в наши дни, вопреки коммунизму и капитализму, обнаружили потенциал сближения, группирования в зоне Восточной Азии на основе конфуцианского трудолюбия, почитания властей и старших, стоического восприятия жизни – т.е. столь очевидно открывшейся фундаменталистской тяги. Поразительно отсутствие здесь внутренних конфликтов (при очевидном социальном неравенстве) – регион лелеет интеграционные возможности, осуществляя фантастический сплав новейшей технологии и трациционного стоицизма, исключительный рост самосознания, поразительное отрешение от прежнего комплекса неполноценности. Он успешно совмещает восприятие передовой технологии со стоическим упорством, традиционным трудолюбием, законопослушанием и жертвенностью обиженного историей населения. Возможно, Наполеон был прав, предупреждая Запад в отношении Китая. Если экономический подъем, начавшийся в 1978 году не прервется, то влияние Китая на расклад сил в Азии - и в мире в целом - будет расти.
В 1950 году на Китай приходилось 3,3 процента мирового ВВП, в 1992 году уже 10 процентов, а по прогнозам на 2025 год - более 20%. Согласно прогнозу Всемирного Банка Развития импорт “Большого Китая” (КНР, Гонконг, Тайвань) составит в 2002 г. 630 млрд. - значительно больше, чем у Японии (521 млрд. долл.). Китай получит весомую экономическую и политическую поддержку со стороны богатых и влиятельных диаспор в Сингапуре, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Маниле, Джакарте. Конфуцианский мир Китая и китайских общин в окрестных странах обнаружил потенциал взаимосближения. Общие активы 500 самых больших принадлежащих китайцам компаний в Юго-Восточной Азии 540 млрд. долл. Отметим торговый дефицит США в товарообмене со всеми странами Азии. Торговля с Китаем станет для Запада, и в частности, для США, фактором стратегического значения.
По оценке Всемирного банка Реконструкции экономика КНР превращается в четвертый мировой центр экономического развития мира эпохи глобализации (наряду с США, Японией и Германией). Валютные резервы Китая составляют 91 млрд. долл., уступая в мире по этому показателю только Японии и Тайваню. Отметим огромное положительное сальдо торгового баланса КНР в торговле с США - импорт из Китая “отнимает” у США 680 тыс. рабочих мест. В состав КНР вошел Гонконг - тринадцатый по объему торговый партнер США.
Возвышению Китая будет способствовать обширная и влиятельная китайская диаспора. Китайцы составляют 10% населения Таиланда и контролировали половину его ВНП; составляя треть населения Малайзии, китайцы-хуацяо владеют практически всей экономикой страны; в Индонезии китайская община не превышает 3% населения, но контролирует 70% экономики. На Филиппинах китайцев не больше 1%, но они владеют не менее 35% промышленного производства страны. Китай явственно становится центральной осью “бамбукового” сплетения солидарной, энергичной, творческой общины, снова увидевшей себя “срединной империей”.
Менталитет Китая
Китайские политические лидеры в своих публичных речах предпочитают вместо термина «глобализация» использовать термин «модернизация». В этом есть свой культурный резон. В памяти китайцев еще свеж исторический урок того периода, когда Китай был введен в международное сообщество пушками кораблей девятнадцатого века - глобализация представляет собой для китайцев нечто, чему Китай упорно сопротивлялся и что Запад Европы и Америка ему навязали. В популярном китайском шоу родители говорят по телефону сыну, оканчивающему университет в США: «Ты вымыл немало посуды для американцев. Теперь мы хотели бы, чтобы кто-нибудь из американцев приехал к нам и начал чистить нашу посуду»482.
Исходя из общего опыта мировой истории, следует предвидеть стремление новой силы пересмотреть прежний баланс сил, который сформировался в то неблагоприятное для Китая время, когда он был слаб. Китай провозгласил, что “стремление к многополярному миру является растущей тенденцией... Китай готовит себя к роли одного из центров будущего многополярного мира”483.
Экономические и политические амбиции нового Китая уже ощутимы в Юго-Восточной Азии, Центральной Азии, на Дальнем Востоке, в акватории Южно-Китайского моря. Новый Китай, - полагают американские исследователи Р. Менон и Э. Вимбуш, - «будет более склонным к проекции своей военной мощи за пределы своих границ для достижения желанных для себя целей. Мощь Китая будет расти в равной - или большей пропорции к ослаблению мощи Соединенных Штатов».484 “В Китае ожил, - пишет Р. Холлоран, - менталитет Срединного Царства, в котором другие азиаты видятся как существа низшего порядка, а представители Запада как варвары”485. К. Либерталь из Мичиганского университета, полагает, что “китайские лидеры обратились к национализму чтобы укрепить дисциплину и поддержать политический режим”486. Западные аналитики начинают сравнивать подъем Китая с дестабилизирующим мировую систему выходом вперед кайзеровской Германии на рубеже XIX-XX веков. О подъеме Китая как стратегическом мировом сдвиге говорят геополитики Р. Эллингс и Э. Олсен: “Китай рассматривает себя в качестве естественным образом доминирующей державы Восточной Азии, что бы китайцы ни говорили. Китай следует этой политике шаг за шагом и, в отличие от Японии, оказывающей преимущественно экономическое влияние, он, по мере того, как становится сильнее, стремится осуществлять, помимо экономического, политическое влияние”487.
В XXI веке североатлантическая зона получит полнокровного соперника. “Китайцы станут равными американцам и европейцам в высоких советах, где принимаются решения о войне и мире”488. И делается это не путем модернизационной амнезии. В Китае очевидно “движение к основам” - активное восстановление Великой стены, более патриотично настроенные учебники, критика язв капитализма, новый культ Конфуция. Премьер Сингапура Ли Куан Ю оценил подъем Китая следующим образом: “Размеры изменения Китаем расстановки сил в мире таковы, что миру понадобится от 30 до 40 лет, чтобы восстановить потерянный баланс. На международную сцену выходит не просто еще один игрок. Выходит величайший игрок в истории человечества”489
Такие цивилизации как восточноевропейская, латиноамериканская, индуистская, хотя и проходят определенную фазу самоутверждения, не проявляют открытой враждебности по отношению к западной цивилизации. Но в Восточной Азии Китай, Япония и движущийся в этом смысле параллельно мир ислама занимают в начале 21 века все более жесткую позицию в отношении Запада. Характерна китайская уверенность в себе и стремление преодолеть исторические препятствия на пути к национальному возвышению. Новый мировой гигант уже сейчас смотрит на Запад без всякой симпатии. Более того, антизападничество и, прежде всего, антиамериканизм становится частью национального самоутверждения и даже самосознания. У руководителей и интеллектуалов Китая складывается мнение, что после “благожелательности Запада” 70-80-х гг. в дальнейшем мир посуровел в отношении Китая, иссякло желание помочь в его развитии.
В Пекине зазвучали аргументы о “теряющей влияние державе, отчаянно стремящейся предотвратить взлет Китая... Менталитет США не позволяет им отказаться от навязывания своей политики, которая нечувствительна к внутренним проблемам Китая”490. Ставшая бестселлером книга “Китай может сказать нет” призывает бороться с культурным и экономическим империализмом США, бойкотировать американские продукты, требовать компенсацию за такие китайские изобретения как порох и бумага, ввести тарифные ограничения на импорт американских товаров, наладить союзные отношения с Россией на антиамериканской основе. В Пекине говорят о необходимости проведения нефтепроводов из Центральной Азии в Китай с тем, чтобы избежать возможности блокады Америкой и Японией морских путей доставки, т.е. избежания стратегической зависимости.491 (Китай с 1993 года стал «чистым» импортером энергии, он лидирует в растущем азиатском спросе на энергию и все более заинтересован в увеличении своей доли нефти из Персидского залива).
В будущем Китай сам защитит себя после двухсот лет унижений. Дэн Сяопин был своего рода гарантом китайской сдержанности, после него сторонники “концепции самоутверждения” получают новый шанс. На китайском политическом горизонте не видно фигур прозападной ориентации, зато открыто проявляют себя сторонники жесткости. Такие действия США как активизация вещания на “Радио Свободная Азия” раздражают руководство КНР, подходы США и Китая приходят в противоречие. В закрытом китайском документе 1992 г. говорится: ”Со времени превращения в единственную сверхдержаву США жестоко борются за достижение нового гегемонизма и преобладание силовой политики - и все это в условиях их вхождения в стадию относительного упадка и обозначения предела их возможностей.” Закрытые партийные документы КПК характеризуют США как подлинного врага Китая. Президент КНР Чжао Цзыян заявил к 1995 году, что “враждебные силы Запада ни на момент не оставили свои планы вестернизировать и разделить нашу страну”. Министр иностранных дел КНР Цянь Цичень заявил перед ежегодным собранием лидеров АСЕАН в 1995 г., что США должны перестать смотреть на себя как на “спасителя Востока... Мы не признаем посягательства США на роль гаранта мира и стабильности в Азии”.
США, по мнению китайских лидеров, пытаются “разделить Китай территориально, подчинить его политически, сдержать стратегически и сокрушить экономически”492. Начальник генерального штаба НОАК генерал Дзан Ваньян осудил “вмешательство американских гегемонистов в наши внутренние дела и их откровенную поддержку враждебных элементов внутри страны”. Член Постоянного комитета Политбюро КПК Ху Интао обличил противника: “Согласно глобальной гегемонистской стратегии США их главный враг сегодня - КПК. Вмешательство в дела Китая, свержение китайского правительства и удушение китайского развития - стратегические принципы США”. Его коллега по Политбюро Дин Гуанджен: “США стремятся превратить Китай в вассальное государство”493. В аналитической работе “Может ли китайская армия выиграть следующую войну?” говорится: “После 2000 г. азиатско-тихоокеанский регион постепенно приобретет первостепенное значение для Америки... Тот, кто овладеет инициативой в этот переходный период завладеет решающими позициями в будущем... На определенное время конфликт стратегических интересов между Китаем и США был в тени. Но с крушением СССР он выходят на поверхность. Китай и США, фокусируя свое внимание на экономических и политических интересах в азиатско-тихоокеанском регионе, будут оставаться в состоянии постоянной конфронтации”.
В 1993 г. группа высших офицеров Народно-освободительной армии Китая (НОАК) обратились к Дэн Сяопину с письмом, требующим прекратить политику “терпимости, терпения и компромиссов по отношению к США”. В том же году общенациональное совещание представителей вооруженных сил и партии КНР приняло документ, осью которого явилось следующее положение: “Начиная с текущего момента главной целью американского гегемонизма и силовой политики будет Китай... Эта стратегия будет осуществляться посредством санкций против Китая с целью заставить его изменить свою идеологию и склониться в пользу Запада посредством инфильтрации в верхние эшелоны власти Китая, посредством предоставления финансовой помощи враждебным силам внутри и за пределами китайской территории - ожидая подходящего момента для разжигания беспорядков, посредством фабрикации теорий о китайской угрозе соседним азиатским странам - сеяния раздора между Китаем и такими странами как Индия, Индонезия и Малайзия, посредством манипуляции Японией и Южной Кореей с целью склонить их к американской стратегии борьбы с Китаем.” Решение США укрепить военные связи с Японией и Австралией было названо в Китае “сдерживанием”.
Это самоутверждение получило отклик в окружающих странах. Находясь с визитом в Индии, премьер-министр Малайзии М. Мохаммад в декабре 1996 г. заявил, что “странам Юго-Восточной Азии не нужна американская военная поддержка... Мы не можем больше находиться в зависимости от настроений и доброй воли более экономически развитых членов мирового сообщества и должны сами решать проблемы, связанные с развитием национальных экономик. Страны Азии должны объединить усилия в борьбе за свои общие цели, главная среди которых состоит в том, чтобы занять достойное место на мировом рынке”. В Юго-Восточной Азии Китай может рассчитывать на политически и культурно близкую КНДР; более благожелательным становится Сингапур, Малайзия явно дрейфует в китайском направлении, Таиланд готов проявить лояльность по отношению к новой силе в Азии.
Директор Института США Китайской Академии наук (и бывшая переводчица Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая) Зи Зонгуан постаралась дать двусторонним отношениям в эпоху глобализации обобщенную оценку: ”Мы видели в американо-китайских отношениях больше спадов, чем подъемов. Их можно назвать хрупкими... Главным фактором здесь является американское отношение к превращению Китая в модернизированную, относительно сильную страну... Хотя официальные заявления остаются одними и теми же, по-прежнему стоит вопрос, до какой степени сильный Китай позволителен в сознании американцев. Америке кажется, что Китай развивается слишком быстро и его становится все труднее контролировать. Другими словами, ускорение китайской модернизации не всегда может видеться благоприятным для американских интересов. Многие в Китае полагают, что Америка вооружилась новой формой политики сдерживания, что она желает создать потолок китайскому развитию... В пользу этого говорит американская интерпретация американо-японского договора безопасности и инициированный Соединенными Штатами проект противоракетной обороны театра военных действий в западной части Тихого океана”494.
Этот китайский специалист, выступая в США, отметила растущее желание Америки сохранить преобладающее влияние в определении глобального развития в наступающем столетии. “Идея Pax Americana встроена в американское стратегическое мышление. Факт роста Китая рассматривается как потенциальный вызов американским стратегическим намерениям... Соединенные Штаты взяли на себя роль не только полицейского, но и судьи. Но кто будет судить о поведении самой Америки?”495.