Рассказано ниже, происходит в параллельной реальности, удивительным и непостижимым образом похожей на нашу, иногда так, что становится по-настоящему не по себе
| Вид материала | Рассказ |
- Орифлейм побеждает целлюлит, 151.93kb.
- Даниленко Оксана Васильевна I. лекция, 90.26kb.
- «Анализ почерка как инструмент психодиагностики», 112.45kb.
- А. С. Пушкина "Евгений Онегин" "энциклопедия русской жизни" Сочинение, 47.89kb.
- Фотограф ищет свою картинку. Икогда находит, говорит: да, о’кей, это мое. То есть этот, 155.33kb.
- Курсовая работа на тему: «Я (не) хочу быть похожей на мать», 298.71kb.
- Сложилась такая ситуация, что настоящих специалистов, работающих с энтузиазмом и поднимающих, 188.68kb.
- Что такое сверхпроводимость, 73.86kb.
- О. И. Гацихо о планировании социологического исследования в праве, 111.68kb.
- 150-ти летию отмены, 2986.44kb.
– Вы надеетесь – всерьёз надеетесь – навести вашими методами порядок? Или то, что вы называете порядком?
– Обязательно. Мне жаль, что половина из этих несчастных захлебнется в крови, пока вторая половина – возможно меньшая, чего я вовсе не исключаю, – не поймет, что бесплатно ничего не бывает. Что всё равно придётся работать, что отобрать и поделить не получится. Да и начал я, как вы уже имели честь убедиться, отнюдь не с них... Просто уже довольно поздно сюсюкать. Слишком поздно... Мне действительно жаль, пани Елена. До слёз, до ужаса жаль. Но нет выхода. Поверьте, просто нет. Мы и так делаем все, что можем. Пугаем их изо всех сил, чтобы избежать невинных жертв. Но получается плохо. А ещё всякая мразь путается под ногами – лукашенки всякие, мугабе, ким-чен-иры, и вы постоянно хватаете нас за штаны... А мы ведь не боги, пани Елена. Понимаете? Мы люди...
У Елены мороз пробежал по коже, – столько боли было в его голосе, что она просто не могла поверить своим ушам. И снова поймала себя на мысли, что начинает верить ему. Верить всему, что он говорит... Почти всему. Но мысль о том, что воевать непременно придётся, ей просто ужасно не нравилась. Да, да, всё верно он говорит, но как же можно начать войну?! Такую войну...
– Но вы собираетесь воевать, хотя и проливаете тут передо мной крокодиловы слёзы. И ваша армия готова к войне.
– Вас просто так взбесил наш отказ от республиканских институтов, что вы больше ничего вообще не хотите видеть. Думаете, мы не знаем или не понимаем этого?
– Напрасно вы так считаете. Мы видим, и хорошее мы тоже видим вполне отчётливо. Но мы не собираемся вас за это хвалить, потому что когда хорошо – это нормально. Так должно быть. А вот за то плохое, что вы делаете, мы будем трепать вас совершенно безжалостно...
– Да сколько хотите, – весело оскалился Майзель. – Только, пожалуйста, конкретно и по существу.
– Пожалуйста. Сейчас я вам выдам конкретно и по существу. Вы разве не понимаете, что трёхсоттысячная воюющая армия – это непомерная для нашей страны и нашего народа нагрузка, в первую очередь – демографическая?! Чёрт с ними, с деньгами, я понимаю, что вы их всё равно найдёте...
– Это лучшие солдаты на свете, – улыбнулся Майзель. – Не хуже гуркхов, мы столько сил положили на это...
– Прекратите юродствовать, – рассвирепела Елена. – Они погибают в ваших геополитических игрищах!
– Погибают, – кивнул Майзель, и лицо его потемнело. – Но они погибают в бою. Хотя мы и делаем невозможное, чтобы это случалось как можно реже, они всё-таки гибнут. Вы думаете, нам нравится это?! Просто нельзя, невозможно иначе... Если бы я мог всех их заслонить... Но они не примут это. Никогда. Это молодые мужчины, пани Елена, они полны сил и желания сделать что-нибудь стоящее и настоящее. И они идут в армию, в спасательные подразделения, в бой со стихией и со всякой нежитью. По-вашему, было бы лучше для них погибать от героина и иммунодефицита?! А экономика не резиновая. Да и не все, в конце концов, способны и хотят стоять у конвейеров и торговать пирожками и галстуками. Есть целый слой людей, которые должны непременно сражаться. Они не могут быть лифтёрами и клерками. Они рождены солдатами и должны ими стать. А если они вынуждены проводить жизнь перед телевизором, они не живут её, а переживают, пересиживают... Они несчастны от такой жизни, они страдают, понимаете, пани Елена?! Как я сам, например. Как вы, наконец. Мы просто даём им шанс...
– Вы просто задурили им головы своими сказками про рыцарей и красавиц, про королей и драконов, про бремя белых... И вместо того, чтобы научить их жить в гармонии с реальностью, вы заставляете их метаться в попытках эту реальность изменить!
– Ну, не могу же я в одиночку этим заниматься, – усмехнулся Майзель. – Я люблю славную мужскую компанию, и солёные словечки люблю, и подраться, и перепить могу, кого хочешь... И не вижу в этом ничего плохого... Не может быть гармонии с реальностью, пани Елена, потому что реальности, как таковой, тоже нет. Есть мы и стихия. И её нужно обжить и переделать так, чтобы было весело, удобно и интересно. А в армии они учатся именно этому. Учатся ответственности и дисциплине, какой в мирной жизни научиться невозможно, всему тому, без чего ваша хвалёная свобода и демократия превратятся в хаос и вседозволенность, войну всех против всех... Уж лучше армия, поверьте, дорогая. Мне самому так не хватает этого опыта, у меня этой школы нет, увы. Зато есть его величество, который всем этим инструментарием владеет просто виртуозно. А я...
– Ну да. Разумеется. Вы известная скромница, пан Данек. Про короля я даже не заикаюсь, с ним всё совершенно ясно. Зато когда наши вояки произносят эту вашу идиотскую кличку, которую вы наверняка сами же и придумали, это звучит, как «его высокопревосходительство», да ещё, как правило, и с придыханием...
– А вот это – самый замечательный комплимент, который мне доводилось слышать, – серьёзно сказал Майзель. – Это может означать только одно: не зря. Всё не зря...
Елена, хотевшая что-то возразить, вдруг замолчала. Чёрт тебя подери совсем, подумала она, как же ты умеешь всё вывернуть, это же просто ужас, что такое... А ещё ужаснее, что мне это нравится, и чем дальше, тем больше... И оттого, что я понимаю это с каждым днём всё отчётливее, мне становится уже совершенно не по себе...
Прага. Июль
Месяц промчался, как один день. В таком сумасшедшем ритме Елене не приходилось нестись ещё ни разу в жизни. Она начала понимать, что вся атрибутика, до сих пор так её раздражавшая – бесшумные чёрные вертолёты, свистящие, как привидения, над головами, сумасшедшая езда с мигалками и сиренами по центральной резервной полосе на красный свет, стремительно взлетающие ворота и вздымающиеся шлагбаумы, самолёты вне всяких расписаний, берущие под козырёк все подряд – что это просто инструменты, без которых заваренная Майзелем крутая каша замерла бы и перестала кружиться. Он словно не и не замечал всего этого. Это было в порядке вещей...
Он даже часов не носил. Телефон, электронное перо и «листок» электронной бумаги, на которой делал какие-то записи от руки. Потом эти записи, кажется, через телефон, попадали в компьютер. Не просто никакой роскоши, – вообще ничего. В отличие от ярлов и самураев, которые вовсе не чурались украшать себя драгоценностями. Самый богатый человек планеты. Плотник какой-то, раздраженно думала Елена, даже зацепиться не за что...
Техническая оснащённость его труда поражала Елену. Такого количества компьютеров, такой информационной насыщенности ей прежде не доводилось видеть ни в какой другой компании из тех, где ей доводилось бывать. Она не понимала, как это происходит, – просто любая затребованная Майзелем информация так быстро оказывалась перед его глазами и была столь исчерпывающей, что становилось понятно, почему его решения в подавляющем большинстве случаев столь безошибочны. Она начинала представлять себе, какой масштаб и разветвлённость должна иметь сеть экономической, политической и военной разведки, находящейся в его ежечасном, ежесекундном распоряжении, в полной боевой готовности 24 часа в сутки и 365 дней в году. Она только начинала представлять, какие гигантские средства требуются для содержания этой сети. И что без государственных ресурсов и государственной поддержки – безоговорочной и никому и ничему не подотчётной – ни эта сеть, ни вся его деятельность не стала бы возможной...
Их разговоры прекращались на полуслове, потому что ему опять срочно нужно было куда-то мчаться. Он никогда не брал её с собой, ссылаясь на их самую первую беседу и соображения повышенной секретности. Возможно, это и было так на самом деле, – Елене не хотелось это выяснять. Она подозревала, что есть ещё какая-то причина.
– И вы утверждаете, что извлечение прибыли из всего этого для вас неважно?
– Ну почему же... Экономическая эффективность стоит в наших проектах далеко не на последнем месте. Просто потому, что нерентабельный проект – это как лежачий больной: жизнь вроде теплится, а толку чуть. Кроме того, нам нужны дешёвые ресурсы, а получить их из-за рубежа без экономически эффективных схем весьма затруднительно...
– Неужели колонии могут быть рентабельными?
– Да никакая это не колония, что вы повторяете бредни всяких недоумков, в самом деле... Даже странно слышать это от вас. Хотите, съездим вместе в Намболу? Я покажу вам наши разработки прямо на месте.
– С превеликим удовольствием. А что делают ваши – то есть наши – войска в Мали и на Африканском Роге? Новая колония? Сольем в экстазе Сомали с Эритреей?
– Нет. Отрежем Африканский Рог от исламского влияния и арабской инфильтрации. Поставим людские ресурсы, которых там в очевидном переизбытке, на службу делу. Накормим, обучим, оденем и заставим работать, а не шляться по пустыне и жевать колючки. Там нет никакой возможности создать рентабельное сельское хозяйство, способное прокормить такую прорву людей. При нынешнем уровне ирригационных и климатических технологий, конечно же. Как и в Мали... Мы работаем над этим, но мы не боги... Значит, надо отселить оттуда два-три десятка миллионов, создать им условия для экономической деятельности... А Европа – не резиновая, да никто и не собирается целенаправленно создавать в Европе условия для интеграции людей, тем более – таких количеств... Вот мы и занимаемся этим.
– Ничего себе задачка...
– А что же вы думали, дорогая? Мы в игрушечки играемся? Или мне каждого бегающего по пустыне человечка ловить и объяснять, чего я от него хочу, и что это будет для него самого замечательно? Мне необходимо чудо вроде разошедшихся вод Чермного моря, чтобы сдвинуть с места такие массы людей, священники, толкующие это чудо, и войска, способные обеспечить по возможности гладкую передислокацию...
– Вы ненормальный!!! – вне себя, заорала Елена, вытаращившись на Майзеля. – Вы представляете себе, сколько детей, стариков и женщин потеряются, умрут, погибнут во время такой... передислокации?!?
– А сколько их умрёт, если мы этого не сделаем, в ближайшие два-три года от чудовищной засухи, длящейся второе десятилетие с двумя перерывами на год?! Через пять лет? Через десять? В операционную и на стол! И резать немедленно!
– Но ведь этим людям, для того, чтобы выжить, нужно всего-навсего полкилограмма кукурузной муки и литр воды в день! Да с вашими средствами...
– Погодите, погодите, моя дорогая. Мы с вами будем раскатывать на «Мерседесах» и развлекаться в казино в Монте-Карло, а этим людям – три лепешки и стакан воды в день?! Какой потрясающий гуманизм, просто прелесть!
– Послушайте, я совсем не это...
– Это, это. Да, я могу десятилетиями кормить этих людей овсом, пропущенным через лошадь, и поить их мутной тёплой водичкой из лужицы. И десятилетиями они будут размножаться и умирать, как насекомые. Хорошенькая перспектива... А ведь это люди, пани Елена. И я верю... Нет, я знаю – они достойны куда лучшей судьбы. И мы дадим им возможность эту судьбу осуществить. И не полкило муки станут их долей. А совсем другая, яркая жизнь, полная событий, испытаний, побед и захватывающих прорывов духа. А не жевание бетеля и полубессознательные совокупления в очереди за мукой под огнём бандитов, грабящих продуктовые конвои...
– А вы уверены, что они хотят другой жизни?
– Уверен, что нет. Они просто не знают, что другая жизнь существует. И что её можно хотеть. И что её нужно хотеть, потому, что они люди, а не насекомые. Ну, ничего. Я здесь именно для того, чтобы объяснить им это. И вам заодно.
– Я просто поверить не могу, что вы это на самом деле собираетесь... уконтропупить!!! Сколько же километров предстоит им пройти пешком, чтобы войти в вашу землю обетованную, которую вы для них приготовили! И где?!
– В Намболе.
– Что?!? – опять завопила слегка было успокоившаяся Елена. – Пять или шесть тысяч километров?!? Нет, вы точно все белены объелись!!!
– Ну-ну, всё не так мрачно. Мы хорошо подготовились. И вовсе не собираемся заставлять их топать пешком. Ещё каких-нибудь семь-восемь месяцев, и можно начинать... По миллиону в год примерно. Или по два. Или по пять... Бой покажет.
– Хорошо. Допустим. И чем вы их собираетесь там занимать?
– Нефть. Алмазные рудники. Другие полезные ископаемые. Сельское хозяйство. Строительство. Работы полно. И когда мы завершим эту операцию, мы получим мощнейший геополитический противовес стремительно исламизирующейся Нигерии, с пятьюдесятью миллионами приставленного к делу христианского населения, первоклассной – для Африки, разумеется – инфраструктурой и сильной, целеустремлённой элитой, которая целиком и полностью обязана нам абсолютно всем. И с уровнем жизни людей, на порядок выше, чем у соседей. И с этого плацдарма будем двигаться дальше.
– Н-да... А как же Монте-Карло на берегах Лимпопо?
– Будет вам и белка, будет и свисток, дорогая. Всё будет. Только не сразу. Я бы взял сразу, но приходится, увы, частями...
– Я хочу посмотреть на это.
– Обязательно, дорогая. Я же сказал – скоро полетим.
– А какое чудо вы имеете в виду?
– А вот это – и есть настоящий секрет, дорогая. Какое же это будет чудо, если я стану трезвонить про него на каждом перекрестке!
– С ума сойти. А дальше?
– Что – «дальше»?
– Какой следующий проект? Китай? Россия?
– И Китай. И Россия. И Индия. А потом – Луна.
– Луна?! Какая... какая Луна?!
– Та самая, пани Елена. Которая светит по ночам.
– И... И... и что вы там собираетесь делать?!
– Добывать изотоп гелия, без которого наши термоядерные электростанции не смогут работать. На Земле его запасы просто смехотворно малы. Поэтому придётся на Луне, – он печально вздохнул и улыбнулся немного смущённо.
– Вы... вы действительно сумасшедший, – тихо проговорила Елена. – А на это где вы возьмёте средства?!
– Америка, Россия, Япония, мы. И Индия с Китаем. Такой проект не потянуть в одиночку. Ну, я, на самом деле, не очень хочу это сейчас обсуждать. Это довольно отдаленная перспектива...
– И вы считаете, что такое возможно?
– Ах, дорогая, да обязательно! Нет ничего невозможного для людей, целенаправленно и солидарно занимающихся каким-нибудь делом. Проблема в том, что этим делом может запросто оказаться какая-нибудь мерзость. Вот я и слежу за тем, чтобы этого не происходило... Все мерзости, так уж и быть, я сделаю сам, чтобы было потом, на кого свалить, – Майзель снова оскалился.
Но на этот раз Елена не поверила, что ему весело.
Прага. Июль
Елена старательно соблюдала принцип «погружения». Первый раз, когда она напросилась с ним вместе в бассейн, Майзель пожал плечами, как только он умел, усмехнулся:
– Дорогая, я там не купаюсь. Я плаваю. В это время беседовать довольно затруднительно...
– Ничего. Я тоже люблю плавать. А когда ещё представится возможность бесплатно поплескаться...
– Не имею ничего против. А купальник у вас с собой?
– Как вы выражаетесь, – обязательно...
– Пойдёмте.
Вертикальный, потом горизонтальный лифт... Горизонтальные лифты она вообще впервые в жизни увидела в «Golem Interworld Plaza». По её убеждению, такого вообще больше нигде не существовало. Она спросила Майзеля об этом. Он кивнул утвердительно:
– В корпорации эта роскошь тоже не всем доступна. Руководители подразделений и отделов – да. А обычные сотрудники пользуются только вертикальными лифтами. Здание огромное, а мне нужно везде успеть...
– Вы тщательно отрабатываете вашу легенду о всесилии и всеведении...
– Авторитет, дорогая, легко потерять, но так трудно заработать! Вот мы и пришли.
Она вышла из раздевалки к бассейну. Майзель стоял на первом уровне вышки. Елена смотрела на него во все глаза. У него была на редкость впечатляющая мускулатура. Настолько впечатляющая, что у Елены, обычно довольно скептически относившейся к мужским прелестям, шевельнулось нечто вроде восхищения. И это были не распухшие сокровища культуристов: не объём, а именно рельеф поразили Елену, – мышцы, перевитые сухожилиями и туго натянутые на скелет. И на нём не было ни следа растительности, словно на статуе. И кожа его была такого роскошного, золотисто-оливкового цвета, хотя вроде бы не пользовался он никакими соляриями. Зато Елена была беленькая, как сметанка...
Он помахал Елене рукой и прыгнул. И вошёл в воду красиво и мягко, почти без брызг. Это тоже было здорово, – Елена даже позавидовала.
Короткими сильными гребками он подплыл к бортику и, отфыркиваясь, как морской лев, поманил Елену:
– Смелее, дорогая! Вода тёплая, вам понравится...
Елена подошла к лестнице. Он смотрел на неё в упор, и в глазах его плясали весёлые чертенята. И что-то ещё было в его глазах...
Она была именно такая, как он и представлял себе. Ещё тогда, когда впервые увидел её, и когда захлестнуло его мгновенным приливом жаркой волны желания... Мягкие и в то же время отчётливые линии сильного, узкого в кости, с тонкой жировой прослойкой, тела, с длинными, безупречной формы ногами, с мраморно-прозрачной кожей... Порода, с восхищением подумал Майзель. И едва ли не физически ощутил, как ляжет ему в ладонь её грудь, – не большая и не маленькая, а именно такая, как нужно... Как у девушки, и соски так отчётливо проступают сквозь чашки купальника... Мой размер, подумал он, чувствуя, как опять застучал пульс в висках. Г-споди, да что же это такое?!.
– Что это вы так на меня уставились!?
– У вас потрясающая фигура, пани Елена.
– У вас тоже.
– Я, между прочим, серьёзно, – Майзель, как показалось Елене, даже обиделся.
– Спасибо. Приятно, что вы умеете обращать внимание на такие мелочи...
– Ну, я не назвал бы это мелочью. Кто знает, согласился бы я столько времени проводить в вашем обществе, если бы мне не было это так приятно. Мне нравится, что вы так чудесно выглядите. Это чрезвычайно льстит моему мужскому самолюбию, – Майзель прямо смотрел на Елену и улыбался.
– Пан Данек, мы, кажется, договаривались...
– Напомните.
– Что вы не будете даже пытаться подбивать ко мне клинья, – у Елены предательски заалели мочки ушей. Она надеялась, что достаточно далеко стоит от Майзеля, чтобы ему было легко это заметить.
– И что? Неужели я пообещал?
– Да.
– Не может быть.
– Совершенно точно.
– Наверняка я сделал это, чтобы усыпить вашу бдительность. Но если вы ещё раз меня попросите...
– Я вас прошу.
– Хорошо, дорогая. Чего хочет женщина, того хочет Б-г, – Майзель оскалился и, откинувшись назад, нырнул спиной и поплыл. Очень быстро.
Елене пришлось сильно изменить не только свой распорядок дня, но и стиль жизни. И режим питания, потому как уходить от него на обед было довольно неудобно. Пришлось перейти на японскую кухню... Следовать драконовскому ритму Майзеля можно было, лишь обладая незаурядным здоровьем. Елена всегда следила за собой: массаж, гимнастика, бассейн, косметический салон – всё это было для неё вполне обычным повседневным делом. Её жизнь требовала от неё всегда быть в форме. Но Майзель... Он, видимо, обладавший от природы крепким организмом, минимум дважды в день, если не было ничего срочного и экстраординарного, проплывал в бассейне по нескольку километров. И с пяти до шести утра, прослушивая новости и сводки, проводил в фитнесс-студии. Угнаться за ним было просто нереально. Елена отважно пыталась сделать это, но быстро поняла, что ей не потянуть. Она продолжала упорно ходить с ним в бассейн и бегать по электрической дорожке, пока Майзель занимался на каком-то умопомрачительной сложности спортивном агрегате. И ловила на себе иногда его удивленно-одобрительный взгляд. И ей было приятно. Гораздо приятнее, чем она могла и хотела себе признаться...
У него в подчинении было множество женщин. Невероятно много для полувоенной, как уже было Елене понятно, организации, какой являлась «Golem Interworld». Все молодые, моложе Елены или примерно её ровесницы, ухоженные, подтянутые, иногда даже красивые и всегда – обаятельные и улыбчивые. Не с дежурными оскалами секретарш, а с настоящими, человеческими улыбками. И, удивительное дело, – он вовсе не игнорировал их женскую сущность, не старался сделать вид, что это просто сотрудники в юбках. Нет, он говорил комплименты, и улыбался, и целовал ручку, и трогал за локоток, и гладил по спинке, и заглядывал в глаза. Она уже знала, что дальше этого не идёт, но, видимо, и этого было достаточно, – все его подчинённые-женщины просто взлетали при его появлении. И готовы были свернуть горы, чтобы он так посмотрел или погладил. Он словно говорил каждой из них: ты умница и красавица, я от тебя без ума, а теперь иди и покажи, на что ты способна! И они показывали. Они, кажется, вовсе не воспринимали его, как конкретного мужчину, с которым у них может что-то произойти. Скорее, как некую эманацию чистого мужского духа, излучение, которое расходилось от него во все стороны. Это даже не было психологической манипуляцией, как, может быть, у кого-то другого, это была суть натуры, и женщины чувствовали это безошибочно...
Когда она завела с Майзелем разговор на тему женской эмансипации, то узнала о нём такое, от чего у неё едва не отвисла челюсть:
– Ну, во-первых, женщины, как специалисты – если они хорошие специалисты – много предпочтительнее мужчин...
– Это почему же?
– Потому что женщина – это операционная система с параллельной многозадачностью, – усмехнулся Майзель, – а мужчина, в лучшем случае, с вытесняющей, а то и вовсе шестнадцатибитная ДОС... Женщины выполняют несколько дел одновременно и все – одинаково успешно и тщательно. Хотя и не обязательно быстро... Женщина – это просто вторая версия программы Человек, издание, так сказать, дополненное, переработанное и улучшенное, в определенном смысле... Кроме того, для женщин карьера – соображение второго, а то и третьего порядка, как и деньги. Для них важна социализация, востребованность, ощущение собственной привлекательности, – прежде всего как женщины, а затем уже как профессионала... Мы не говорим об исключениях, пани Елена, исключения есть, были и будут всегда, но речь не о них. Вы согласны?