Дмитрий Сергееевич Мережковский. Петр и Алексей Дмитрий Сергееевич Мережковский. Антихрист ocr: Tamuh книга
| Вид материала | Книга |
- Дмитрий Сергееевич Мережковский. Юлиан Отступник Из трилогии Христос и Антихрист книга, 4750.12kb.
- Бессонов Б. Н. Дмитрий Сергеевич Мережковский, 563.68kb.
- §Литература, 232.54kb.
- Борис Грызлов Мониторинг сми 3 ноября 2006, 5188.84kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 2881.78kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 2102.04kb.
- Пресс-служба фракции «Единая Россия» Госдума, 3334.64kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 2070.56kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 1957.93kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 1339.42kb.
"Magnus ille Leviathan, quae Civitas appelatur,
officium artis est et Homo artificialis. Великий оный
Левиафан, государством именуемый, есть произведение ис-
кусства и Человек искусственный",- вспомнил он слова из
книги "Левиафан" английского философа Гоббса, который
также утверждал, что церковь должна быть частью госу-
дарства, членом великого Левиафана, исполинского Авто-
мата - не той ли Иконы зверя, созданной по образу и подо-
бию самого бога-зверя, о которой сказано в Апокалипсисе?
Холод разума, которым веяло на Тихона от этой мерт-
вой церкви мертвого Бога, становился для него таким же
убийственным, как огонь безумия, огонь Красной и Бе-
лой смерти.
Уже назначили день, когда должен был совершиться
торжественно в Троицком соборе обряд миропомазания
над Тихоном в знак его возвращения в лоно православ-
ной церкви.
Накануне этого дня собрались на Карповском подворье
к ужину гости.
Это было одно из тех собраний, которые Феофан в сво-
их латинских письмах называл noctes atticae - аттические
ночи. Запивая соленую и копченую архиерейскую снедь зна-
менитым пивом о. эконома Герасима, беседовали о филосо-
фии, о "делах естества" и "уставах натуры", большею частью
в вольном, а по мнению некоторых, даже "афейском" духе.
Тихон, стоя в стеклянной галерее, соединявшей биб-
лиотеку со столовой, слушал издали эту беседу.
- Распри о вере между людьми умными произойти
не могут, понеже умному до веры другого ничто касается
и ему все равно-лютор ли, кальвин ли, или язычник,
либо не смотрит на веру, но на поступки и нрав,- гово-
рил Брюс.
- Uti boni vini nоn est quaerenda regio, sic пес boni
viri religio et patria. Как о происхождении доброго вина,
так о вере и отечестве доброго мужа пытать не следует,-
подтвердил Феофан.
- Запрещающие философию суть либо самые невеж-
ды, либо попы злоковарные,- заметил Василий Никитич
Татищев, президент берг-коллегии.
Ученый иеромонах о. Маркелл доказывал, что многие
жития святых в истине оскудевают.
- Много наплутано, много наплутано! - повторял он
знаменитое слово Федоски.
- В наше время чудес не бывает,- согласился с иеро-
монахом доктор Блюментрост.
- На сих днях,- с тонкой усмешкой заговорил Петр
Андреевич Толстой,- случилось мне быть у одного прия-
теля, где видел я двух гвардии унтер-офицеров. Они име-
ли между собою большое прение: один утверждал, другой
отрицал бытие Божие. Отрицающий кричал: "Нечего пу-
стяки молоть, а Бога нет!" Я вступился и спросил: "Да
кто тебе сказал, что Бога нет?" - "Подпоручик Иванов
вчера на Гостином дворе!" - "Нашел и место!"
Все смеялись, всем было весело.
А Тихону - жутко.
Он чувствовал, что люди эти начали путь, который
нельзя не пройти до конца, и что, рано или поздно, дой-
дут они до того же в России, до чего уже дошли в Евро-
пе: или со Христом - против разума, или с разумом -
против Христа.
Он вернулся в библиотеку, сел у окна, рядом со сте-
ною, уставленной ровными рядами книг в одинаковых
кожаных и пергаментных переплетах, взглянул на ночное,
белое, над черными елями, пустое, мертвое, страшное небо,
и вспомнил слова Спинозы:
Между Богом и человеком так же мало общего, как
между созвездием Пса и псом, лающим животным. Чело-
век может любить Бога, но Бог не может любить че-
ловека.
Казалось, что там, в этом мертвом небе - мертвый Бог,
который не может любить. Уж лучше бы знать, что совсем
нет Бога. А может быть и нет? - подумал он и почув-
ствовал тот же самый ужас, как тогда, когда Иванушка за-
плакал, а поднявший над ним нож Аверьян усмехнулся.
Тихон упал на колени и начал молиться, глядя на
небо, повторяя одно только слово:
- Господи! Господи! Господи!
Но молчание было в небе, молчание в сердце. Беспре-
дельное молчание, беспредельный ужас.
Вдруг, из последней глубины молчания Кто-то отве-
тил - сказал, что надо делать.
Тихон встал, пошел в свою келью, вытащил из-под
кровати укладку, вынул из нее свой страннический ста-
рый подрясник, кожаный пояс, четки, скуфейку, образок
св. Софии Премудрости Божией, подаренный Софьей; снял
с себя кафтан и все остальное немецкое платье, надел
вынутое из укладки, навязал на плечи котомку, взял в
руки палку, перекрестился и никем не замеченный вышел
из дома в лес.
На следующее утро, когда пора было идти в церковь
для совершения обряда миропомазания, Тихона стали ис-
кать. Долго искали, но не нашли. Он пропал бесследно,
точно в воду канул.
По преданию, апостол Андрей Первозванный, прибыв-
ший из Киева в Новгород, приплыл в ладье к острову
Валааму на Ладожском озере и водрузил здесь камен-
ный крест. Задолго до крещения Руси, два инока, препо-
добные Сергий и Герман, придя на Русь от стран восточ-
ных, устроили на Валааме святую обитель.
С той поры теплилась вера Христова на диком севере,
как лампада в полуночной тьме.
Шведы, овладев Ладожским озером, разоряли Валаам-
скую обитель много раз. В 1611 году разорили ее так,
что не осталось камня на камне. Целое столетие остров
был в запустении. Но в 1715 году царь Петр дал указ
о возобновлении древней обители. Построена была малень-
кая деревянная церковь, во имя Преображения Господ-
ня, над мощами св. чудотворцев Сергия и Германа, и
несколько убогих келий, в которые переведены были ино-
ки из Кирилло-Белозерской пустыни. Лампада веры Хри-
стовой затеплилась вновь и было пророчество, что уже
не угаснет она до второго пришествия.
Тихон бежал из Петербурга с одним старцем из толка
бегунов.
Бегуны учили, что православным, дабы спастись от
Антихриста, подобает бегать из града в град, из веси в
весь, до последних пределов земли. Старец звал Тихона
в какое-то неизвестное Опоньское царство на семидесяти
островах Беловодья, где в 179 церквах Ассирского языка
сохраняется, будто бы, нерушимо старая вера; царство то
находится за Гогом и Магогом, на самом краю света,
откуда солнце всходит. "Ежели сподобит Бог, то лет в
десять дойдем",- утешал старец.
Тихон мало верил в Опоньское царство, но пошел с бегу-
ном, потому что ему было все равно куда и с кем идти.
На плотах доехали до Ладоги. Здесь пересели в сой-
му - утлое озерное суденышко, которое шло в Сердоболь.
На озере застигла буря. Долго носились по волнам и
едва не погибли. Наконец, вошли в Скитскую гавань Ва-
лаамской обители. К утру буря утихла, но надо было
чинить сойму.
Тихон пошел бродить по острову.
Остров был весь гранитный. Берега над водой подни-
мались отвесными скалами. Корни деревьев не могли ук-
репиться в тонком слое земли на граните, и лес был
низкий. Зато мох рос пышно, заволакивал ели, как пау-
тиною, висел на стволах сосен длинными космами.
День был жаркий, мглистый. Небо - молочно-белое,
с едва сквозившею туманною голубизною. Воды зеркаль-
но-гладкого озера сливались с небом, так что нельзя было
отличить, где кончается вода и где начинается воздух;
небо казалось озером, озеро - небом. Тишина - безды-
ханная, даже птицы Молчали. И тишину нездешнюю, успо-
коение вечное навевала на душу эта святая пустыня, суро-
вый и нежный полуночный рай.
Тихону вспомнилась песня, которую певал он в лесах
Долгомшинских:
Прекрасная мати-пустыня!
Пойду по лесам, по болотам,
Пойду по горам, по вертепам...
Вспоминалось и то, что говорил ему один из Ва-
лаамских иноков:
- Благодать у нас! Хоть три дня оставайся в лесу,-
ни дикого зверя, ни злого человека не встретишь - Бог
да ты, ты да Бог!
Он долго ходил, далеко отошел от обители, наконец
заблудился. Наступил вечер. Он боялся, что сойма уйдет
без него.
Чтоб оглядеться, взошел на высокую гору. Склоны
поросли частыми елями. На вершине была круглая поля-
на с цветущим лилово-розовым вереском. Посередине -
столпообразный черный камень.
Тихон устал. Увидел на краю поляны, между елками,
углубление скалы, как бы колыбель из мягкого мха, при-
лег и заснул.
Проснулся ночью. Было почти так же светло, как
днем. Но еще тише. Берега острова отражались в зер-
кале озера четко, до последнего крестика острых еловых
верхушек, так что казалось, там внизу - другой остров.
совершенно подобный верхнему, только опрокинутый -
и эти два острова висят между двумя небесами. На кам-
не среди поляны стоял коленопреклоненный старец, не-
знакомый Тихону - должно быть, схимник, живший в
пустыне. Черный облик его в золотисто-розовом небе был
неподвижен, словно изваян из того же камня, на котором
он стоял. И в лице - такой восторг молитвы, какого ни-
когда не видал Тихон в лице человеческом. Ему казалось,
что такая тишина кругом - от этой молитвы, и для нее
возносится благоухание лилово-розового вереска к золо-
тисто-розовому небу, подобно дыму кадильному.
Не смея ни дохнуть, ни шевельнуться, он долго смот-
рел на молящегося, молился вместе с ним и в бесконеч-
ной сладости молитвы как будто потерял сознание -
опять уснул.
Проснулся на восходе солнечном.
Никого уже не было на камне. Тихон подошел к нему,
увидел в густом вереске едва заметную тропинку и пу-
стился по ней в долину, окруженную скалами. Внизу была
березовая роща. В середине рощи - лужайка с высокой
травою. Невидимый ручей лепетал в ней детским лепетом.
На лужайке стоял схимник, тот самый, которого Ти-
хон видел ночью,- и кормил из рук хлебом лосиху с
маленьким смешным сосунком.
Тихон глядел и не верил глазам. Он знал, как пугливы
Лоси, особенно самки, недавно отелившиеся. Ему казалось,
что он подглядел вещую тайну тех дней, когда человек и
звери жили вместе в раю.
Съев хлеб, лосиха начала лизать руку старца. Он осе-
нил ее крестным знамением, поцеловал в косматый лоб
и проговорил с тихою ласкою:
- Господь с тобою, матушка!
Вдруг она оглянулась дико, шарахнулась и пустилась
бежать, вместе с детенышем, в глубину ущелья - только
треск и гул пошел по лесу-должно быть, учуяла Тихона.
Он приблизился к старцу:
- Благослови, отче!
Старец осенил его крестным знамением с такою же
тихою ласкою, как только что зверя.
- Господь с тобою, дитятко. Звать-то как?
- Тихоном.
- Тишенька - имечко тихое. Откуда Бог принес? Ме-
сто тут лесное, пустынное, чади мирской маловходное -
редко странничков Божьих видим.
- В Сердоболь плыли из Ладоги,- отвечал Тихон,-
сойму бурею прибило к острову. Вчера пошел в лес, да
заблудился.
- В лесу и ночевал?
- В лесу.
- Хлебушка-то есть ли? Голоден, чай?
Ломоть хлеба, который взял с собою Тихон, доел он
вчера вечером и теперь чувствовал голод.
- Ну, пойдем-ка в келью, Тишенька. Чем Бог послал,
накормлю.
О. Сергию - так звали схимника,- судя по сильной
проседи в черных волосах, было лет за пятьдесят; но
походка и все движения его были так быстры и легки, как
у двадцатилетнего юноши; лицо-сухое, постное, но тоже
юное; карие, немного близорукие глаза постоянно щури-
лись, как будто усмехались неудержимою, почти шаловли-
вою и чуть-чуть лукавою усмешкою: похоже было на
то, что он знает про себя что-то веселое, чего другие не
знают, и вот скажет сейчас, и будет всем весело. Но, вме-
сте с тем, в этом веселье была та тишина, которую видел в
лице его Тихон во время ночной молитвы.
Они подошли к отвесной гранитной скале. За ветхим
покосившимся плетнем были огородные грядки. В расще-
лине скалы - самородная келья: три стены - каменные;
четвертая - сруб с оконцем и дверью; над нею - почер-
невшая иконка валаамских чудотворцев св. Сергия и Гер-
мана, кровля - земляная, крытая мохом и берестою, с де-
ревянным осмиконечным крестом. Устье долины, выходив-
шее к озеру, кончалось мелью, нанесенной ручьем, который
протекал на дне долины и здесь вливался в озеро. На бе-
регу сушились мережки и сети, растянутые на кольях. Тут
же другой старец, в заплатанной сермяжной рясе, похожей
на рубище, с босыми ногами, по колено в воде, коренастый,
широкоплечий, с обветренным лицом, остатками седых во-
лос вкруг лысого черепа,- "настоящий рыбарь Петр",-
подумал Тихон,- чинил и смолил дно опрокинутой лодки.
Пахло еловыми стружками, водою, рыбой' и дегтем.
- Ларивонушка! - окликнул его о. Сергий.
Старик оглянулся, бросил тотчас работу, подошел к
ним и молча поклонился Тихону в ноги.
- Небось, дитятко,- со своей шаловливой усмешкой
успокоил о. Сергий смущенного Тихона,- не тебе одному,
он всем в ноги кланяется - и малым ребяткам. Такой
уж смирненький! Приготовь-ка, Ларивонушка, трапезу, на-
кормить странничка Божьего.
Поднявшись на ноги, о. Иларион посмотрел на Тихона
смиренным и суровым взглядом. Всех люби и всех бегай -
было в этом взгляде слово великого отшельника Фива-
отец (евр.).
идского, преподобного аввы
Арсения.
Келья состояла из двух половин - крошечной кур-
ной избенки и пещеры в каменной толще скалы, с обра-
зами по стенам, такими же веселыми, как сам о. Сер-
гий - Богородица Взыграния, Милостивая, Благоуханный
Iвст, Блаженное Чрево, Живодательница, Нечаянная Ра-
дость; перед этою последнею, особенно любимою о. Сер-
гием, теплилась лампада. В пещере, темной и тесной,
как могила, стояли два гроба с камнями вместо изголо-
вий. В этих гробах почивали старцы.
Сели за трапезу - голую доску на мшистом обрубке
сосны. О. Иларион подал хлеб, соль, деревянные чаши с
рубленой кислой капустой, солеными огурцами, грибною
похлебкою и взваром из каких-то лесных душистых трав.
О. Сергий с Тихоном вкушали в безмолвии. О. Ила-
рион читал псалом:
Вся к Тебе, Господи, чают, дати пищу им во благо
время.
После трапезы о. Иларион пошел опять смолить лод-
ку. А о. Сергий с Тихоном сели на каменные ступень-
ки у входа в келью. Перед ними расстилалось озеро, все
такое же тихое, гладкое, бледно-голубое, с отраженными
белыми круглыми большими облаками - как бы другое,
нижнее небо, совершенно подобное верхнему.
- По обету, что ль, странствуешь, чадушко? - спро-
сил о. Сергий.
Тихон взглянул на него, и ему захотелось сказать всю
правду.
- По обету великому, отче: истинной Церкви ищу...
И рассказал ему всю свою жизнь, начиная с первого
бегства от страха антихристова, кончая последним отре-
чением от мертвой церкви.
Когда он кончил, о. Сергий долго сидел молча, закрыв
лицо руками; потом встал, положил руку на голову Тихо-
на и произнес:
- Рече Господь: Грядущаго ко Мне не изжену. Гряди
же ко Господу, чадо, с миром. Небось, небось, милень-
кий: будешь в Церкви, будешь в Церкви, будешь в Церк-
ви истинной!
Такая вещая сила и власть была в этих словах о. Сер-
гия, что казалось, он говорит не от себя.
- Будь милостив, отче! - воскликнул Тихон, припа-
дая к ногам его.- Прими меня в свое послушание, благо-
слови в пустыне с вами жить!
- Живи, дитятко, живи с Богом! - обнял и поцело-
вал его о. Сергий.- Тишенька - тихонькой, жития наше-
го тихого не разорит,- прибавил он уже со своею обыч-
ною веселою улыбкою.
Так Тихон остался в пустыне и зажил с обоими стар-
цами.
О. Сергию - так звали схимника,- судя по сильной
проседи в черных волосах, было лет за пятьдесят; но
походка и все движения его были так быстры и легки, как
у двадцатилетнего юноши; лицо - сухое, постное, но тоже
юное; карие, немного близорукие глаза постоянно щури-
лись. как будто усмехались неудержимою, почти шаловли-
вою и чуть-чуть лукавою усмешкою: похоже было на
то, что он знает про себя что-то веселое, чего другие не
знают, и вот скажет сейчас, и будет всем весело. Но, вме-
сте с тем, в этом веселье была та тишина, которую видел в
лице его Тихон во время ночной молитвы.
Они подошли к отвесной гранитной скале. За ветхим
покосившимся плетнем были огородные грядки. В расще-
лине скалы - самородная келья: три стены - каменные;
четвертая - сруб с оконцем и дверью; над нею - почер-
невшая иконка валаамских чудотворцев св. Сергия и Гер-
мана, кровля - земляная, крытая мохом и берестою, с де-
ревянным осмиконечным крестом. Устье долины, выходив-
шее к озеру, кончалось мелью, нанесенной ручьем, который
протекал на дне долины и здесь вливался в озеро. На бе-
регу сушились мережки и сети, растянутые на кольях. Тут
же другой старец, в заплатанной сермяжной рясе, похожей
на рубище, с босыми ногами, по колено в воде, коренастый,
широкоплечий, с обветренным лицом, остатками седых во-
лос вкруг лысого черепа,- "настоящий рыбарь Петр",-
подумал Тихон,- чинил и смолил дно опрокинутой лодки.
Пахло еловыми стружками, водою, рыбой' и дегтем.
- Ларивонушка! - окликнул его о. Сергий.
Старик оглянулся, бросил тотчас работу, подошел к
ним и молча поклонился Тихону в ноги.
- Небось, дитятко,- со своей шаловливой усмешкой
успокоил о. Сергий смущенного Тихона,- не тебе одному,
он всем в ноги кланяется - и малым ребяткам. Такой
уж смирненький! Приготовь-ка, Ларивонушка, трапезу, на-
кормить странничка Божьего.
Поднявшись на ноги, о. Иларион посмотрел на Тихона
смиренным и суровым взглядом. Всех люби и всех бегай -
было в этом взгляде слово великого отшельника Фива-
идского, преподобного аввы ' Арсения.
Келья состояла из двух половин - крошечной кур-
ной избенки и пещеры в каменной толще скалы, с обра-
зами по стенам, такими же веселыми, как сам о. Сер-
гий - Богородица Взыграния, Милостивая, Благоуханный
А в в а- отец (евр.).
Цвет, Блаженное Чрево, Живодательница, Нечаянная Ра-
дость; перед этою последнею, особенно любимою о. Сер-
гием, теплилась лампада. В пещере, темной и тесной,
как могила, стояли два гроба с камнями вместо изголо-
вий. В этих гробах почивали старцы.
Сели за трапезу - голую доску на мшистом обрубке
сосны. О. Иларион подал хлеб, соль, деревянные чаши с
рубленой кислой капустой, солеными огурцами, грибною
похлебкою и взваром из каких-то лесных душистых трав.
О. Сергий с Тихоном вкушали в безмолвии. О. Ила-
рион читал псалом:
Вся к Тебе, Господи, чают, дати пиш,у им во благо
время.
После трапезы о. Иларион пошел опять смолить лод-
ку. А о. Сергий с Тихоном сели на каменные ступень-
ки у входа в келью. Перед ними расстилалось озеро, все
такое же тихое, гладкое, бледно-голубое, с отраженными
белыми круглыми большими облаками - как бы другое,
нижнее небо, совершенно подобное верхнему.
- По обету, что ль, странствуешь, чадушко? - спро-
сил о. Сергий.