Предисловие

Вид материалаДокументы

Содержание


Дух против судьбы
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   27

Дух против судьбы



Религиозный идеализм и повышенный эгоцентризм заставляют нас верить, с одной стороны, в нерушимость мира, а с другой — в наше право его изменить. Мы ослеплены продуктами своей разумности, не понимаем хрупкости экосистемы и даже хрупкости хрусталика своего глаза. Когда мы слышим о чьей-то трагедии, мы всегда говорим себе: а вот с нами ничего подобного не может случиться. Все это там, с кем-то, но только не с нами. Что мы знаем о смерти? По большому счету, лишь то, что смерть — самое яркое свойство жизни. Мы еще дети, которым едва приоткрылись истинные свойства материи. Столетие назад мы узнали, что состоим из набора элементарных частиц. Мы быстро научились управлять энергией деления ядер, но понять, почему кусок скалы, состоящий из таких же атомов, отличается от человека, мы так и не можем.

Я задаю себе вопрос: боюсь ли я смерти? Я стараюсь готовить себя к ней каждый день. Размышляя над тем, что я знаю о жизни, пожалуй, тоже могу сказать себе только то, что жизнь — это самое яркое свойство смерти. Искусственно разделяя жизнь
и смерть, мы наполняем всяческими фантазиями эти две части одного целого. Я испытываю восторг, когда представляю, что нерушимость мира основывается, прежде всего, на неделимости элементарных частиц. Вот он каков, этот истинный уровень неизменности и вечности, уровень орбит электронов и малых энергий! Мой восторг — назло человеческой самовлюбленности. Вечность сосредоточена где-то между галактиками в беспрерывном движении, в этом для меня состоит замысел Божий.

Мы не хотим знать, насколько тонка грань, отделяющая нас от гибели или увечья – так мы защищаем себя от стресса. Нам блаженно в комфорте, блаженно, когда мы дурманим себя иллюзиями защищенности, прячась за окнами городского образа жизни. Системы канализации, отопления и водоснабжения иной раз так заливают мысли, что человек забывает о важности биологизма.
И вот — начинаются душевные поиски по сектам и обществам, по выдуманным мирам или заумным книгам, где никакой пульсации найти невозможно. Человек, вознесенный лифтом на далекий этаж от земли, или утопленный в книжной мудрости, забывает, что истинная культура строится на страдании. Или же наоборот, увлекаясь очевидными свойствами материи, он забывает о невидимых ее гранях, становясь похожим на быка, несущегося в бескрайней саванне.

В нашем мире мало сантиментов, но с чувством хрупкости мира люди испытывают проблемы. Хрупкость осознается больше через собственный опыт, особенно хорошо, когда слышишь глухой хруст сустава, ломаемого тебе в драке. Потом хирурги работают над тобой, потом много дней проводишь в кровати, вокруг таких же удивленных людей, вдруг познавших свою хрупкость в отделении травматологии. Физическая боль не страшна. Преодолевая ее, учишься презирать свое тело, властвовать им и бороться, и с большей решимостью набрасываешься на жизнь. По-настоящему невыносима душевная мука от собственного бессилия, особенно от бессилия изменить тот мир, с которым ты не согласен. На помощь приходит борьба. Она никогда не может быть безнадежной. Даже бессмысленная борьба сама по себе есть прекрасный процесс самопознания. Если борьба, кроме радости приносит еще и страдания, все равно нельзя отступать. Есть в страдании подмеченное еще древними свойство — катарсис, очищение. Всякое страдание указывает путь к совершенству. Жизненная программа человека укладывается в формулу постоянного движения. Объединяя движение и страдание общим знаменателем духа, получаешь путь, наделенный абсолютным вселенским смыслом, путь к совершенству. Я верю, что жизнь — это борьба за восхождение духа. Да, жизнь в России не сахар, но не наслаждением манит Россия, а борьбой.

Страх за собственную жизнь заставляют человека уверовать в судьбу. Как и любое самомнение, представление о личной судьбе — это индивидуальная слабость. Порой она маниакальна: человеку свойственно придавать настолько огромное значение своей жизни, что ему кажется, что кем-то она предопределена. Истоки подобных мыслей ведут в темное прошлое, когда твердь земная представлялась центром Вселенной. Языческий фатализм держал человека покорным природе. Особенно наивными мысли о судьбе кажутся, когда вчитываешься в хронику войн, пожиравших сотни тысяч и миллионы жизней, где понятие одной жизни низводится до тысячных долей сухих цифр статистики. Над личной судьбой возвышается коллективная трагедия десятков тысяч, погибших в Хиросиме или Нагасаки1.

Тысячи жизней наполняют энергией общность, точно так же, как число атомов, связанных гравитацией, предопределяет, будет ли небесное тело планетой, или будет горячей звездой. Человек связан с семьей, семья с народом, народ с материком, материк с планетой, планета с солнцем, солнце с галактикой – и так все в мире связано в единое целое. Человек подчинен единому ритму космоса через череду матрешек, каждая малая матрешка подчинена большей. Научное знание долгое время пугало нас воинственным атеизмом. Но именно знание срывает сегодня материалистическую завесу с нашего разума, сбитого с толку марксистским материализмом. Усилием воли человек способен полностью избежать подчиненности. Встав на путь борьбы, можно повлиять на судьбу матрешки-матери, особенно в различные ее кризисные периоды2. На худой конец можно совершить бегство. Здесь я подчеркиваю именно значение воли, свойства человека, мало объяснимого с материалистических позиций. Вера и естественная наука органически соединяются в голове джинна, синтезируя его основное оружие — волю. Джинн не фаталист и не атеист, он практик, но питающийся мистической надеждой алхимика. «Знаешь ли ты, что завтра случится, и что сегодня до вечера», — спрашивает князь Глеб Святославович волхва в древнем Новгороде. Так рассказывает нам «Повесть временных лет» о бунте 1071 г. в Новгороде, подстрекаемом языческими волхвами. «Знаю все», — отвечает тот. «А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?» — уточняет князь Глеб. Стоят они в тишине посреди площади, окруженной народом. По одну строну мятежные горожане, по другую епископ в облачении и дружина князя. «Чудеса великие сотворю», — отвечает волхв. Князь выхватил из-под плаща топор, «разрубил волхва, и пал он мертв». Люди разошлись. Топор князя — вот главный аргумент против фатализма предсказателя. Воля князя и есть судьба этих двух.

Мы часто бываем рады оправдать свое бездействие, свалив ответственность на высшие силы. Это от немощности. Истинные поступки вершатся по благородству. По настоящему умеет прощать только сильный. Где же взять силу? Степень веры в себя позволяет нам побеждать: дух куется борьбой, рожденный дух начинает движение и ломает все гороскопы, победы дают больше силы и дерзости творить поступки. Поступки влекут еще больше борьбы.

Послушайте, наконец, как надламываются кости собственной Родины, услышьте ее боль, наберитесь ожесточения к себе и наполнитесь решимостью действовать. Пусть ваш мозг прорежет невыносимая мука, пусть заработают ваши сердечные мускулы. Ведь можем мы преодолевать притяжение Земли, значит, подняться с колен — это так же естественно для человека, как полететь для жаворонка. Хоть одной каплей жертвенности, наверное, можно разбавить свою бесценную кровь. Родина, с тебя начинается жизнь! Я впитал в себя твой язык, перенял твой характер — твои четыре не похожих друг на друга времени года. Мне только не хватает твоей любви, иногда кажется, что тебя нет рядом. Где найти твои ласковые глаза и твою верную руку? Но может быть, я неверно истолковываю свою роль в отношениях с Родиной? Я чту в ней мать, взамен мне хочется материнской любви и убежища. Пора бы представить Родину в другом образе. Нам, русским, пора воспринять на себя роль старшего брата, или сестры. Того старшего, который опекает своего подопечного, защищает его кров, целомудренность, ведет по кочкам непроходимых болот как ответственный и требовательный наставник. Россия — древняя, как высохшее и могучее древо, но в тоже время она чрезвычайно юна и прозрачна, как молодой побег на его ветке.