Генезис идей социальной утопии в английской общественной мысли второй половины XVII- начала XVIII вв
| Вид материала | Диссертация |
- Жанр комической поэмы в русской литературе второй половины XVIII начала XIX вв.: генезис,, 872.49kb.
- Томаса Роберта Мальтуса с. 17 Заключение с. 19 Список использованной литературы, 242.28kb.
- Становление синодальной (церковной) историографии старообрядчества: исследования второй, 197.93kb.
- Творчество кристофера смарта и традиции английской духовной поэзии конца XVII первой, 436.59kb.
- Концепция историзма в английской литературной мысли первой половины XVIII века, 62.23kb.
- В век просвещения, 5200.08kb.
- Тема: Культура и быт России во второй половине XVIII века, 60.27kb.
- Тобольский манускрипт густава блидстрёма в контексте явлений инструментального искусства, 377.42kb.
- Правительственная политика в отношении тяглых сословий в россии второй половины XVI, 724.92kb.
- Дискуссия о проблеме рационального обоснования социальной справедливости в западной, 325.5kb.
Научная новизна исследования состоит в том, что оно является первой в отечественной и зарубежной историографии попыткой комплексного научного анализа утопических идей, концепций и проектов политического, экономического и социального реформирования, которые предлагались английскими мыслителями второй половины XVII - начала XVIII веков, выражавшими интересы политически и экономически значимых слоев английского общества: земельной аристократии, финансово-торговой буржуазии. Использование в исследовании политической и социально-экономической мысли второй половины XVII - начала XVIII веков современных философских представлений о сущности и взаимосвязи категорий «утопическое сознание», «утопия» и «утопическое» обогатило методологию, дало возможность углубить анализ источниковой базы исследования и открыло новые подходы к дефиниции и классификации утопических произведений. В ходе работы над диссертацией также была проведена тщательная обработка большого по объему и разнообразного по содержанию материала, исследован широкий спектр источников и научной литературы на русском и иностранных языках, многие из которых только начинают входить в широкий научный оборот отечественных исследователей. Автором было проанализировано и пересмотрено содержание произведений, исследованных отечественными и зарубежными учеными, введены в научные оборот новые источники, а также выявлены элементы утопического в политических, экономических, религиозно-философских трактатах, ранее никогда не относимых к утопическому жанру.
Многие аспекты темы, исследуемые в диссертации, являются первым опытом научной разработки. Так,
- определены сюжетные и жанровые особенности утопических произведений абсолютистской и философско-теологической направленности, установлены объективно-исторические цели их написания;
- доказана экономико-социальная сущность утопических проектов полной занятости, установлена их связь с меркантилистическим учением и предпринимательскими концепциями борьбы с пауперизмом и безработицей в Англии второй половины XVII – начала XVIII веков;
- идентифицированы первые в истории английской утопической мысли XVII века антиутопии и антиутопические сюжеты;
- сформулированы принципы, легшие в основу двух авторских классификационных схем для английских утопических произведений второй половины XVII - начала XVIII веков;
- на основании исследования общественно-политической и социально-экономической мысли предложена и обоснована гипотеза о причинах кризиса утопической мысли в конце XVII — начале XVIII веков.
Положения, выносимые на защиту
1. Возможности разработанной в XX и в начале XXI веков философской теории утопий, позволяющей определить природу, сущность и взаимосвязь таких понятий, как утопическое сознание, утопия и утопизм, открывают качественно новые перспективы для комплексного изучения социальных утопий, утопических идей и проектов.
Положения теории утопий в приложении к общественно-политической, экономической, религиозной литературе второй половины XVII - начала XVIII веков позволяют сделать вывод о яркой выраженности в ней утопической составляющей и развитости утопического сознания в вышеуказанный период. Основные направления утопической мысли этого периода (консервативно-абсолютистское, республиканское и экономико-социальное) взятые в эволюционном развитии, дают целостное представление о путях и методах государственного, религиозного, социального реформирования, которые предлагали мыслители и публицисты, выражавшие интересы политически и экономически значимых слоев английского общества: земельной аристократии, финансово-торговой буржуазии.
2. На основании изучения обширной источниковой базы установлено, что реставрация королевской власти в 1660 году повлияла на сферу утопического сознания, а именно выразилась в появлении значительного количества утопических произведений монархической направленности, написанных в жанре классической социальной утопии. Вскрыта идейная сущность и показано жанровое разнообразие этих утопических произведений, отмечена их связь с классической социальной утопией; отмечен усиливающийся в этом направлении утопической мысли к концу XVII века кризис абсолютистской идеологии, обусловивший идейную несостоятельность данного направления утопической мысли и его стагнацию к концу XVII века.
3. Прослеживая динамику развития республиканской утопии во второй половине XVII - начале XVIII веков, автор отмечает, что, пережив пик популярности в 50-х гг. XVII века, в последующие десятилетия ее идеи развивались в русле так называемого «нео-гаррингтонизма» - политического учения, ставшего идеологическим плацдармом для партии вигов. Общественно-политический и экономический компромисс, сложившийся после Славной революции 1689 года и исключающий всякую рефлексию утопического сознания, довершил кризис республиканской утопической мысли. Она, лишившись идеализма и возвышенности, окончательно перерождается в практическую политико-философскую публицистику и навсегда уходит из английской общественной мысли.
4. Автор предполагает и научно обосновывает, что политические, экономические и социальные катаклизмы второй половины XVII века стали объективной причиной кризиса утопических представлений о возможности создания идеального общества путем реконструкции государственного строя. Этот фактор хронологически сочетался с формированием в рамках развитого меркантилизма представлений о роли человеческого фактора в производстве материальных благ и потенциальных возможностях капиталистического способа производства, что вкупе с объективной необходимостью решения проблем пауперизма и безработицы привело к появлению экономико-социальных утопий. Их сущность сводилась к попытке создания идеального социума в рамках интегрируемых в любое государственное устройство замкнутых предпринимательских ремесленно-аграрных корпораций, функционирующих по принципам акционерных обществ.
5. Анализ морфологических особенностей утопических произведений различного жанра и идейной направленности показал, что в последней трети XVII- начале XVIII веков появляются антиутопии. Это произведения, не просто полемизирующие с отдельными утопическими идеями, но фактически отрицающие саму возможность построения идеального мира и подводящие черту под двухвековыми размышлениями об общественном идеале, о возможности его воплощения в жизнь и о перспективах социума, устроенного в соответствии с этим идеалом. Появление антиутопий и антиутопических сюжетов в политической и социально-экономической мысли не просто характеризует одну из отличительных сторон генезиса утопической мысли, но свидетельствует о чрезвычайной развитости утопического сознания в исследуемый исторический период и о нарастающем к началу XVIII века идейном кризисе социальной утопии. Исторический оптимизм, характерный для классической социальной утопии, с последней четверти XVII века сменяется апатией, выражающейся как в снижении масштабности проектов и в количественном уменьшении утопических произведений, так и в формировании убеждения о невозможности реализации утопического идеала в силу экономических и антропологических причин.
Практическая значимость исследования
Выводы и обобщения, содержащиеся в диссертации, имеют прикладное значение. Материалы работы могут лечь в основу написания специальных разделов при написании монографий, учебников по истории, историографии и философии Нового времени, могут быть использованы при чтении лекционных курсов и проведении практических занятий в высших учебных заведениях.
Апробация результатов исследования.
Основные положения и выводы диссертации изложены в двух монографиях, учебном пособии, 34 статьях и тезисах докладов всероссийских и международных конференций, проходивших в университетах Москвы, Ярославля, Нижневартовска, Нижнего Новгорода, Рязани и других городов. Общий объем публикаций составил 56 п.л.
Структура диссертации соответствует цели и задачам исследования и состоит из введения, трех глав, заключения и списка источников и литературы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обоснованы актуальность и степень изученности темы исследования, определены объект и предмет проведенного исследования, описана его источниковая база, охарактеризованы новизна и практическая значимость результатов, полученных автором, сформулированы цель и задачи работы.
В первой главе «Консервативно-абсолютистская утопия второй половины XVII - начала XVIII веков» автор характеризует консервативное направление утопической мысли в контексте политико-социальных явлений и процессов, характеризовавших вышеуказанную эпоху.
В первом параграфе «Проблемы происхождения и прерогатив королевской власти в трудах идеологов английского абсолютизма XVII столетия» анализируются работы теоретиков английского абсолютизма XVI-XVII вв., служившие идеологической основой для консервативно-абсолютистских утопий. Автор показывает, как в трудах Э. Р. Фильмера, Т. Гоббса, Э.Г. Кларендона интерпретировался широкий круг проблем, связанных с осмыслением природы государства, функций власти, поиском моделей социально стабильного государственного устройства, сравнением различных форм политического устройства и т.д. Не ограничиваясь выявлением и изучением проблем, являвшихся предметом политической дискуссии данного периода, автор воссоздает историческую обстановку и оценивает степень влияния исторических событий на спектр и интерпретацию дебатировавшихся вопросов.
Для возвращения популярности идее абсолютной монархии тори необходимо было укрепить свою идейную платформу и заполнить идеологический вакуум новыми теориями - соответствовавшими духу времени, отвечавшими на основные вопросы политической философии. Одной из самых амбициозных попыток сторонников Стюартов создать концепцию происхождения государства стала публикация в 1680 году «Патриарха» Р. Фильмера, теорию которого впоследствии характеризовали как «единственную, заслуживающую быть названной теорией божественного права в самом строгом смысле слова»71.
Однако исторический момент был упущен: в обществе периода поздней Реставрации не осталось сколь-либо значительных и влиятельных социальных групп, идеологическим знаменем которых могла бы стать эта логически совершенная теория абсолютизма. Во всей совокупности идей «Патриарх» оказался слишком консервативным, теоретически соответствующим настроениям самого правого крыла партии тори. Его апологеты утверждали, что необходимо доверять тому принцу, которого посылает Бог; что даже парламент не может ни ограничить власть короля, ни, тем более, лишить его этой власти. Однако, на практике выступая за неограниченную монархию, подавляющее большинство тори все же не желало отказываться ни от собственности, полученной после революции, ни от активного участия в политической жизни Англии, что наилучшим образом продемонстрировали события 1689 года.
Доводы, приводимые апологетами абсолютизма, внешне выигрывали по сравнению с аргументами сторонников теории естественной свободы и общественного договора. Они утверждали, что общественный договор — миф, что нет ни одного свидетельства заключения подобного договора, что не было, нет и не будет правительства, созданного на основе полного согласия всех людей. Надо признать, что их доводы довольно точно соответствовали историческим реалиям, но ни Кларендон, ни Фильмер не понимали, что на потенциал и привлекательность теории общественного договора не влияет отсутствие солидной доказательной базы или сомнительность ее достоверности с точки зрения истории. Абсолютизм проиграл, причем произошло это не в 1680 году, а гораздо раньше, и Фильмер со своей теорией сорокалетней давности уже не мог его реанимировать. Доктрина божественного происхождения власти была обращена в прошлое, а теория общественного договора — в будущее, где абсолютизм с его порождениями станет анахронизмом; в будущее, в котором государство будет восприниматься не как данность, а гарант неприкосновенности прав общества — в целом, и отдельно взятой личности — в частности.
Однако патриархальная теория Фильмера достаточно долго пользовалась значительной популярностью, особенно в среде пророялистски настроенной высшей аристократии. Благодаря этому, в период Реставрации (1660-1689) и после Славной революции появились произведения, авторы которых, используя жанровые возможности социальной утопии, пытались доказать жизнеспособность общества с монархическим государственным устройством.
Во втором параграфе «Сюжетные особенности и идейные истоки консервативно- абсолютистских утопий последней трети XVII века» анализируются причины появления и характерные особенности консервативно-абсолютистских утопий. Во второй половине XVII века еще существовали роялистски настроенные слои общества, представительные и политически влиятельные. При отсутствии серьезных политико-философских трактатов, теоретически обосновывавших преимущества абсолютной монархии, все большую роль начинают играть произведения утопического жанра — размышления об идеальных, существующих лишь в воображении их авторов государствах с монархической формой правления. Проанализировав анонимную «Новую Атлантиду», «Историю севарамбов» Д. Вераса, «Сияющий мир» М. Кавендиш, «Возрожденную античность» Ф. Ли и др., автор диссертации показывает, как выглядел идеальный социум – его политическая, социально-экономическая, религиозная организация - в представлении сторонников абсолютной монархии. В результате автор приходит к выводу, что консервативное направление политической мысли Англии перемещается в рамки утопического жанра. При этом представления о происхождении и прерогативах института абсолютной монархии, аргументы, направленные против теории народного суверенитета и общественного договора, ничем существенно не обогатились и вплоть до конца столетия оставались на идейном уровне, заложенном Фильмером более полувека назад.
Консервативно-абсолютистские утопии оказались практически единственным типом утопии, продолжавшим жанровые и сюжетные традиции классических утопий Т. Мора и Ф. Бэкона. Как правило, сюжет абсолютистских утопий включал в себя следующие элементы: путешествие, нахождение некоего неизвестного, изолированного территориально, экономически и исторически социума и следующее за этим описание его общественно-политического и социально-экономического устройства (чаще всего данное в форме диалога). В своей совокупности эти составляющие присущи анонимной «Новой Атлантиде», «Скидромедии» А. Леграна, «Истории севарамбов» Д. Вераса, «Возрожденной Античности» Ф. Ли и «Блистающему миру» М. Кавендиш.
Авторы рассмотренных утопий не внесли ничего кардинально нового в область политической философии, однако их обращение к жанру утопии дало возможность на ментальном уровне предложить альтернативный абсолютистский вариант развития Англии. Основной задачей авторов консервативно-абсолютистских утопий была попытка взять идеологический реванш за 1649 год, когда англичане на практике отвергли патриархально-монархическую теорию, выступив в роли народа, дающего и отнимающего власть. Авторы утопий пытались доказать возможность создания жизнеспособного социума с абсолютистской формой правления, основанного на принципах рационализма. Высказывая неглубокие, политически ангажированные идеи, они вместе с тем стремились к рациональному обустройству жизни на всех уровнях — политическом, экономическом, религиозном, военном, юридическом, бытовом. Они верили, что существует единый для всех естественный гармоничный порядок, который представлен во всем сущем, в том числе в умах и душах людей. Их утопии — социум рациональной гармонии, организованный в полном соответствии с патриархально-абсолютистскими идеалами.
Впрочем, поставленные этими утопистами задачи остались не реализованными, и сами утопии не вызвали сколь-нибудь заметного общественного резонанса. Причины этого определяются тремя основными факторами. Во-первых, сокращалась социальная среда сторонников неограниченной монархии. Во-вторых, идеологическая креативность этих утопий оказалась ничтожной, а предлагаемые ими модели идеальных социумов были обращены в прошлое, ценности которого в общественном сознании к концу XVII века оказались полностью девальвированы. И, наконец, абсолютистские утопии не предлагали позитивных моделей экономического развития общества и каких-либо эффективных путей решения актуальных для реставрационной Англии социальных и религиозных проблем.
В третьем параграфе «Англо-американская философско-теологическая утопия второй половины XVII - начала XVIII веков» рассматриваются произведения, в которых атрибутика утопического жанра становилась лишь художественным приемом для популяризации идей об организации религиозной сферы жизни общества и решения философско-теологических проблем. Образцами подобных утопий являются «Возрожденная античность» Ф. Ли, «Новая Атлантида» Дж. Гленвиля, «Королевство Басаруа» американца Дж. Моргана.
В англо-американской религиозной утопии явственно прослеживается тенденция, выражающаяся в том, что авторы все увереннее и чаще связывали идею построения нового идеального мира с творческими и интеллектуальными способностями самого человека, а не с божественным провидением и с неподвластным человеческому разуму замыслом. Цель, которую ставили перед собой мыслители, заключалась либо в реформировании постулатов религии и возвращении ей первозданной чистоты, как у Гленвиля, либо в создании принципиально нового вероучения, как у Ли. Общим же в их устремлениях было утопическое желание примирить разум и религию и, тем самым, приблизить время, когда «все нации будут жить в мире и дружбе по законам справедливости, а в мире будут процветать добродетель и благочестие»72. Автор диссертации демонстрирует, что, протестуя против застывших догм, религиозные утописты сами продолжали испытывать их влияние. Казалось бы логичным, чтобы одним из краеугольных камней, ключевым компонентом учения о тождественности религии и разума стало положение о необходимости свободы совести. Однако этот маленький шаг оказался непреодолимой пропастью и для Гленвиля, и для Ли, стоявших на позициях абсолютной монархии с ее традиционной атрибутикой и не допускавших даже мысли о либерализации общественной и религиозной жизни. Создав теории, которые были призваны раскрепостить человеческое сознание, они делали их обязательными для всех, и тем самым подчас просто заменяли одни догмы на другие. Гораздо более консервативное «Королевство Басаруа» Дж. Моргана, напротив, продемонстрировало постепенное смягчение доктрин ортодоксального кальвинизма и проникновение в него представлений о целесообразности толерантности в вопросах веры и стало примером эволюции европейской теологии, утопической традиции и библейской символики в североамериканской литературе
Четвертый параграф «Социальные антиутопии и сатира последней трети XVII - начала XVIII веков» посвящен утопическим произведениям, в которых абсолютизм описываемого общества является не идеалом, а объектом критики. Во-первых, использование авторами произведений сюжетных и жанровых возможностей утопии проистекало из желания избежать нежелательного цензурного давления. Во-вторых, по мере роста общественного разочарования в режиме Реставрации консервативно-абсолютистская утопия из позитивной постепенно превратилась в негативную. Авторы подобных произведений конструировали идеальные социумы по законам и принципам, предлагавшимся идеологами абсолютизма, следили за процессом их развития и показывали полученные социальные результаты, отражая свое отношение к системе монархического государственного устройства. Именно такое «нежелательное» общество представлено в «Острове Пайна» Г. Невилля, в «Плавающем острове» Р. Хэда и в «Острове удовольствия» Э. Уорда. Монархические антиутопии, словно в кривом зеркале, отразили идеальные миры М. Кавендиш, Ф. Леграна, Ф.Ли, позаимствовав у них арсенал описательных средств и внешнюю атрибутику, но при совершенно противоположном смысле. Сочетание двух утопических приемов: отрицание возможности построения идеального (в данном случае абсолютистского) общества и перемещение созданного социума в искусственно созданные условия, - дает автору возможность классифицировать данные произведения как монархические или абсолютистские антиутопии.
Самым ярким образцом монархической антиутопии стал «Остров Пайна» Г. Невилля. С литературной точки зрения Невилль предложил сюжетный ход, впоследствии блестяще использованный Д. Дефо: герои произведения оказываются и живут в изоляции на необитаемом острове. Перо Невилля нарисовало воплощенную идиллию вольнодумно-абсолютистского толка — место, где отсутствуют любые табу; где из человеческого существования полностью исключено понятие «труд», презренный удел буржуазии и низших классов; где не надо доказывать патриархальное происхождение власти, так как правитель в буквальном смысле слова является прародителем своих подданных. Спустя несколько десятилетий ситуация кардинально меняется. Неограниченная свобода оборачивается ханжеством, а «побочным» эффектом отечески-патриархальных отношений между монархом и народом оказывается деспотизм. Иными словами, Г. Невилль, с одной стороны, отрицал возможность создания идеального общества, а, с другой, представил созданный своим воображением социум в исторической перспективе.
Вторая глава «Генезис идей республиканской утопии во второй половине XVII - начале XVIII веков» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Джеймс Гаррингтон и республиканская утопия Английской буржуазной революции» исследуется этап зарождения английской республиканской утопии, хронологически ограниченный рамками буржуазной революции. В центре внимания автора – «Республика Океания» Джеймса Гаррингтона, в которой доказывалась необходимость установления в Англии республики с позиций экономического детерминизма, исходя из особенностей сложившегося в стране баланса земельной собственности. Развивая свою концепцию, Гаррингтон предлагал введение специальных законодательных механизмов для закрепления этого баланса, а, следовательно, и для экономического обеспечения стабильности республиканского устройства. Политические гарантии стабильности философ видел в увязанной с имущественным цензом избирательной системе, в разделении на уровне государственных институтов процессов разработки и принятия законов, а также в ротации членов законодательных и исполнительных органов власти. По сути, Гаррингтон, используя популярный жанр утопии, предложил программу конкретных политических и социально-экономических реформ, которые сводились к адаптации политической системы страны к складывавшимся экономическим условиям. Утопические произведения республиканской направленности, в частности, анонимный трактат «Хаос», «Скромное прошение» У. Спригга и политическая публицистика конца 1650-х годов скорее дискутировали, чем развивали идеи Гаррингтона.
Автор диссертации предпринимает попытку вычленить те идеи, которые, с одной стороны, делали вышеуказанные проекты утопией, то есть исключали возможность их реализации как в ходе революции, так и в последовавшие за ней десятилетия, и те, которые несли в себе теоретический потенциал, обусловивший их влияние на общественно-политическую мысль последней трети XVII - начала XVIII веков. В результате автор приходит к логическому заключению о том, что, будучи утопическими в смысле практической реализации, республиканские утопии революции содержали множество плодотворных и корректных идей:
- влияние распределения собственности на форму государственного устройства;
- необходимость разделения законодательной и исполнительной властей;
- необходимость подконтрольности силовых структур законодательной власти;
- возможность политического и социального реформирования общества в условиях свободного предпринимательства и при использовании достижений научно-технического прогресса.
Эти идеи, потенциально реализуемые в исторической перспективе, направленные на решение актуальных политических, экономических и социальных проблем, получили дальнейшее развитие в политической публицистике второй трети XVII - начала XVIII веков.
Во втором параграфе « Эволюция идей Джеймса Гаррингтона в общественно-политической мысли эпохи Реставрации (1660-1689)» анализируется состояние республиканской мысли в тридцатилетие, последовавшее за реставрацией монархии.
Реставрация монархии в 1660 году положила конец существованию английской республики, но не республиканской мысли. Однако сам факт восстановления монархии знаменовал идейный кризис республиканизма в целом и требовал от политических философов буржуазно-дворянской ориентации адаптировать положения теории Гаррингтона к изменившимся историческим реалиям, причем делать это приходилось в условиях жесткого политического и цензурного давления. Именно совокупность всех этих факторов объективно исключала возможность появления в реставрационный период утопических произведений республиканской направленности. Более того, перед сторонниками теории земельного баланса Гаррингтона стояла задача теоретически найти и методологически обосновать форму политического устройства, наиболее оптимального для складывавшегося в период Реставрации распределения собственности. Совершенно понятно, что решение столь прагматичных задач было практически несовместимо с утопическим творчеством и утопическим моделированием. Вследствие совокупности всех этих причин в период Реставрации республиканская утопия трансформировалась в рациональную политико-философскую публицистику.
Исходное положение теории Гаррингтона о взаимосвязи баланса земельной собственности и формы государственного устройства стало в реставрационный период отправной точкой идейных исканий политических философов республиканской ориентации, наиболее значимыми фигурами среди которых были О. Сидней и Г. Невилль. Идеологическим фундаментом, на котором Сидней и Невилль возвели пирамиду своих общественно-политических и философско-этических идей, стали теоретические положения «Республики Океании» (о ношении оружия как обязательного условия участия в общественно-политической жизни государства, об отношении к регулярной армии, о роли добродетели в политике, о пагубном влиянии роскоши, о необходимости территориального расширения государства).
Так, сохраняя убежденность в обреченности института абсолютной монархии, будучи на личностном уровне ярым противником роялизма, О. Сидней все же оказался в полной мере отрезвлен Реставрацией и последовавшими за ней событиями и уже не был уверен в грядущем триумфе республиканизма. Он отказался от идеи Гаррингтона о создании «бессмертной республики» — постоянной, функционирующей без сбоев политической системы, застывшей на определенном хронологическом отрезке. В отличие от Гаррингтона, убежденного в необходимости аграрного закона, Сидней не считал нужным вводить в модель государственного устройства законодательные барьеры, ограничивающие права личности. Одновременно Сидней, обращаясь к нравам английского средневековья, увидел, что и в условиях феодальной монархии «яростно боровшиеся за власть средневековые короли с уважением относились к правам своих подданных». Именно с легкой руки Сиднея в идеологии вигов утвердилась традиция восхваления английской готической (ограниченной) монархии как оптимального и, что немаловажно, жизнеспособного государственного устройства. Это, с одной, стороны, противоречило установкам Гаррингтона, а, с другой, вдохнуло в них новую жизнь и обеспечило длительное существование.
Г. Невилль был гораздо ближе к Дж. Гаррингтону, а его трактат «Возрожденный Платон» являлся не чем иным, как попыткой с помощью ретроспективного анализа истории сформировать конкретную доказательную базу для теории баланса собственности Гаррингтона. Мыслитель предлагал план эволюционных политических преобразований, суть которых заключалась в «ограничении королевской прерогативы в тех делах, которые касаются наших жизней, свобод, состояний»73. Очевидно, что предлагаемые Невиллем реформы, однозначно свидетельствовали о смене его политических пристрастий в пользу конституционной монархии.
Таким образом, и Сидней, и Невилль, руководствуясь различными мотивами, независимо друг от друга пришли к общей идее об оптимальности смешанной государственности — конституционной (ограниченной) монархии, которая оптимальным образом учитывала бы интересы новых собственников и обеспечивала один из основных принципов буржуазного либерализма — независимость собственности от власти.
Третий параграф «Республиканизм и утопическая мысль Раннего Просвещения (1689-1714)» посвящен судьбе английского республиканизма и республиканской утопии после Славной революции 1689 года. По-прежнему краеугольным камнем республиканского учения оставались классические тезисы Гаррингтона о зависимости формы политического устройства от характера распределения земель, об обладании земельной собственностью, как обязательного условия участия в политической деятельности. Но именно в этот период республиканизм окончательно трансформируется в вигскую идеологию. Первоочередная задача вигских теоретиков заключалась в том, чтобы, во-первых, подвести идеологический фундамент под сложившийся после 1689 года режим конституционной монархии, во-вторых, — доказать легитимность пребывания на английском престоле Вильгельма и Марии, в-третьих, — доказать конституционный характер революции 1689 года. Для этого они активно использовали творческое наследие Дж. Гаррингтона, освободив его от самых слабых постулатов — требования установления республиканской формы правления как единственно возможной для сложившегося в Англии баланса земельной собственности и от идеи обеспечения политической стабильности посредством ограничения размеров собственности. Таким образом, Славная революция стала своего рода рубежом, перейдя который, английский республиканизм сохранил форму, но утратил внутреннюю сущность. «Если в период Реставрации еще можно было говорить о наличии республиканских идей в собственном смысле этого слова, то после Славной Революции эти идеи постепенно растворялись в вигской политической идеологии, которая по сути дела не допускала никаких изменений в политическом строе Англии по республиканскому образцу, хотя и заимствовала многие идеи буржуазной революции»74.
Судьба английского республиканизма предопределила и судьбу республиканской утопии, которая, пережив короткий период расцвета, сошла с политических подмостков. Идеальная республика Гаррингтона и конституционная монархия образца 1689 года оказались бесконечно далеки друг от друга, хотя в видении «новых республиканцев» они слились в единое целое. Идеал (хотя и несколько урезанный) получил практическое воплощение, а англичане, по выражению Джона Тренчарда, сделались «счастливыми гражданами империи законов, а не людей и мнений»75, и потому необходимость обращаться к литературному жанру утопии отпала сама собой.
Утопия предполагает описание общества лучше и совершеннее, чем то, в котором живет автор, а английская конституционная действительность после 1689 года превзошла самые смелые ожидания «новых республиканцев». Единственная республиканская утопия конца XVII - начала XVIII веков «Свободное государство Ноландия» (1701г.) проникнута сухим прагматизмом и, не в пример «Океании» Гаррингтона, абсолютно лишена возвышенного идеализма, скорее напоминая проект конституционных преобразований. В данной утопии нет и намека на художественный вымысел, — лишь здравый смысл и холодная беспристрастность, помноженные на математические расчеты, что отразило дух эпохи Просвещения, поднявшей разум на недосягаемую высоту и сделавшей его мерой всех вещей.
В третьей главе « Английская экономико-социальная утопия во второй половине XVII - начале XVIII веков» исследуется английская утопическая мысль, чья специфика была связана с направленностью на решение конкретных социально-экономических проблем посредством возможностей капиталистического способа производства. Вскрыта экономико-социальная сущность таких проектов, установлены факторы, определяющие их утопичность, показана их связь предпринимательскими проектами занятости.
Общепризнанно, что целью классических социальных утопий является обеспечение для возможно более широкого круга членов социума справедливого, с точки зрения утописта, потребления общественных благ. Для реализации этой цели утописты периода революции создавали модели политического, правового, религиозного и экономического переустройства общества, как правило, связанные с демонтажем существующих институтов государственности, то есть предлагали реформировать общество политическими методами. Еще один путь к созданию и дальнейшему функционированию совершенного и справедливого общества в представлении плебейско-крестьянской утопической мысли Нового времени заключался в экспроприации и перераспределении собственности. Однако события революционного периода 1640-1650 гг. с одной стороны показали, что решить социальные проблемы исключительно политическими методами не представляется возможным, а, с другой, окончательно закрепили распределение собственности. В этих условиях утопические мыслители обдумывают пути построения идеального общества, то есть общества внутренне стабильного, гармонизирующего интересы различных социальных групп. Но такая гармония в теории достигалась не посредством трансформации политических институтов, а исключительно методами социального реформирования с использованием возможностей капиталистической экономики. А так как рассмотрение любых социальных вопросов в рассматриваемый период предполагало учет огромного количества бедных людей, составляющих большую часть потребительского общества Англии, то в центре внимания утопистов оказывается проблема, дестабилизирующая английское общество, - проблема нищеты и безработицы.
В первом параграфе «Предпринимательские концепции борьбы с пауперизмом и безработицей в Англии второй половины XVII — начала XVIII веков: сущность и причины появления» автор делает краткий экскурс в историю проблемы (с XVI века), характеризует суть государственной стратегии борьбы с пауперизмом, сводившейся к финансированию нетрудоспособных и принудительному трудоустройству физически полноценных пауперов. Тем не менее, подобная стратегия не устраивала предпринимателей, которые справедливо полагали рост налогов в пользу бедных обременительным и снижающим рентабельность бизнеса, а также пауперов, в коллективном сознании которых постепенно складывалось понимание востребованности их трудового потенциала, расцениваемое обществом как испорченность и желание паразитировать на честных тружениках и помощи государства. К тому же огромная армия безработных была очагом социальной напряженности, способной в любой момент привести к дестабилизации общества и нарушению гражданского правопорядка.
Востребованность трудовых ресурсов в капиталистическом производстве, наличие огромного числа безработных, не имеющих мотивации включаться в трудовую деятельность, неэффективность государственных методов стали причинами появления со второй половины XVII века огромного количества трактатов, памфлетов, проектов трудоустройства безработных и социального обеспечения недееспособных слоев населения. Главной теоретической основой, на которой строились практические предложения, стал меркантилизм, в последней трети XVII века вступивший в свою позднюю стадию. Одним из его фундаментальных положений становится признание квалифицированной трудовой деятельности человека существенным фактором формирования товарной и меновой стоимости продукции. Изучая и осмысливая процесс производства и реализации товаров в рамках капиталистического способа производства, меркантилисты выходят на уровень рассмотрения индивидуальных производственных отношений наемного работника и работодателя. Им становится понятен рыночный и конкретно ролевой характер их отношений: относительная пассивность работника, просто продающего свой труд, и абсолютная необходимость активной деятельности предпринимателя-буржуа: наем нужного количества рабочих требуемой квалификации, организация их труда, установление заработной платы, формирование цены и реализация товара. Именно такое, базирующееся на положениях позднего меркантилизма, представление о предпринимательской деятельности становится идейной основой проектов «трудовой занятости» и определяет существо содержащихся в них предложений.
Предпринимательские проекты можно условно разделить на две группы. Большинство авторов можно охарактеризовать как «традиционалистов», а их проекты – как «чисто предпринимательские». Стратегия борьбы с пауперизмом М. Гэйла, Дж. Чайлда, Дж. Локка, Т. Фермина, в целом, основывалась на тех же принципах, что и государственная политика. Подобные проекты отличали убежденность в испорченности и лености бедняков и их моральной обязанности трудиться для национального блага, ярко выраженный мотив принуждения, а также поиск путей одновременного трудоустройства и профессионального обучения пауперов. Формы организации, предлагаемые традиционалистами, несмотря на их разнообразные вариации, - работные дома, богадельни, «школы трудолюбия» - являлись не чем иным, как усовершенствованием, поверхностной коммерциализацией государственной системы.
Авторы, произведения которых мы охарактеризуем как «проекты с элементами утопического», осознавали, что пауперизм - это такое многогранное и сложное явление, что устранить его можно не административно-силовыми методами, а лишь задействовав экономико-социальные механизмы. Примером может служить проект «Рассуждение о бедных» Р. Норта. Автор предлагал отменить малоэффективные законы, использовать деловую заинтересованность работников и повышать их профессиональный уровень, привлекать пауперов к трудовой деятельности через свободный рынок спроса и предложения и даже обеспечивать материальным достатком и социальной защитой. Предложения Норта позитивны в части призыва к постепенной отмене устаревшей законодательной базы, революционны и в то же время утопичны идеей усиления экономической независимости безработных и пауперов. Сама идея наделять земельной собственностью восходит к крестьянско-плебейским мечтаниям, но у Норта земельный надел - не альтернатива участию в промышленном производстве, а гарантия экономической независимости и безбедного существования. Иными словами, Норт выдвинул утопичную по реализации, но позитивную по существу идею: отменить обременительное для предпринимательства налоговое бремя статутов о бедных, а минимальную социальную защиту неимущих переложить на них самих, обеспечив их для этого земельной собственностью. Тем самым, он предложил свой вариант разрешения противоречия между растущими безработицей и налогами для пауперов, с одной стороны, и недостатком рабочей силы сфере капиталистического производства, с другой.
При всем многообразии оттенков предпринимательских проектов борьбы с пауперизмом и нищетой в них начинает проявляться абсолютно нехарактерная для государственной политики концепция индивидуализации бедняка. Конечно, эта концепция выражена с различной степенью отчетливости у разных авторов, но, как общая тенденция, она косвенным образом свидетельствует о влиянии просветительских идей на экономико-социальную мысль Англии конца XVII — начала XVIII веков.
Во втором параграфе « Экономико-социальные утопии во второй половине XVII - начале XVIII веков» исследуются произведения, определяемые автором как «экономико-социальные утопии». Эти проекты были построены на идее привлечения государственного или частного акционерного капитала для создания замкнутых аграрно-ремесленных сообществ, члены которых одновременно были бы обеспечены и работой и социальными гарантиями. Их авторы ставили перед собой задачу использовать экономический потенциал капиталистического способа производства не только для трудоустройства пауперов. Они решали более масштабную задачу — использовать доходы от коллективной деятельности экономически изолированного сообщества (общины, коммуны, товарищества, корпорации) не только для оплаты индивидуального труда, но и для равноправного обеспечения жилищных, медицинских, образовательных и социальных потребностей каждого члена такого экономико-социального анклава.
К числу подобных проектов, определяемых автором диссертации как экономико-социальные утопии, относятся «Защитник бедных людей» П. Чемберлена (1649), «Предложенный способ, как сделать бедных в нашем и других королевствах счастливыми» П. Плокхоя (1659), «Предложения по организации Корпорации труда» (1696) Дж. Беллерса. Утверждая равенство всех членов сообщества как в правах, так и в трудовом долге, авторы экономико-социальных утопий, во-первых, признавали возможность праздного богатства, не демонизируя его как социальное зло. Предпринимательские сообщества П. Чемберлена, П. Плокхоя и Дж. Беллерса, индифферентные форме государственности, отводят праздным богачам роль потенциальных инвесторов и потребителей излишков. Наиболее детально эта концепция продумана в корпорациях Беллерса, которые на основе капиталистического способа хозяйствования обеспечивают свои потребности и выплачивают дивиденды частным инвесторам, вложившим свои средства либо в формирование стартового капитала, либо финансировавших последующее развитие сообщества. Во-вторых, утописты считали, что дух коллективизма постепенно искоренит многие негативные качества человеческой натуры. Эта идея лежит в основе принципов совместной деятельности, на которой делается акцент в «маленьких республиках» Плокхоя и в «корпорациях труда» Беллерса, пронизанных идеями коллективизма - совместным трудом и досугом, тщательной регламентацией и унификацией быта, строгой дисциплиной, призванной поддерживать высокий моральный настрой общинников. Еще одна характерная черта проектов П. Чемберлена, П. Плокхоя и Дж. Беллерса заключалась в том, что они не расценивали свой идеал социальной справедливости как единственно возможный и обязательный для всех. Вхождение в их сообщества, как они неоднократно подчеркивали эти мыслители, - есть результат, во-первых, добровольно-осознанного выбора, а, во-вторых, тщательного отбора, равно учитывающего личностные характеристики и профессиональную квалификацию претендентов.
Наряду с утопиями П. Чемберлена, П. Плокхоя и Дж. Беллерса в конце XVII - начале XVIII веков появляются два анонимных произведения «Эссе об адептах» (1698) и ««Annus Sophiae Jubilaeus» (1700). В них предлагался способ решения проблемы безработицы и пауперизма посредством создания изолированных аграрно-промышленных корпораций материально и социально равноправных трудящихся с использованием в качестве гарантов экономической стабильности мистических носителей высшего знания – адептов. Очевидно, что подобный подход, равно как и полуфеодальные методы регулирования хозяйственной деятельности и бросающееся в глаза копирование «Утопии» Т. Мора, исторически архаичны. Однако попытка решения экономических и социальных проблем беднейших слоев общества без трансформации политического устройства и сложившегося в Англии конца XVII века распределения собственности, сделанная в «Эссе об адептах» и «Annus Sophiae Jubilaeus», ставит эти произведения в один ряд с экономико-социальными утопиями П. Чемберлена, П. Плокхоя и Дж. Беллерса.
Говоря о характерных чертах экономико-социальных утопий, необходимо отметить недостаточно глубокое понимание их авторами механизмов функционирования капиталистической экономики. Во-первых, они недооценивали роль частнособственнической мотивации деятельности и явно гиперболизировали потенциал общественного труда. Такой труд позволяет обеспечить лишь минимум потребностей и при этом полностью исключает стремление к дальнейшему совершенствованию окружающей действительности, что в конечном итоге ограничивает динамизм экономического развития, приводя к экономической, а затем и социальной стагнации. Во-вторых, расходование предпринимателем даже незначительной в процентном отношении части прибыли для социального обеспечения работников, крайне нерационально, так как вследствие этого повышается цена на производимую продукцию, что, соответственно, оказывает негативное влияние на рентабельность и конкурентоспособность предприятия. Совершенно очевидно, что практическая попытка решить проблемы безработицы и нищеты, основываясь на подобном подходе, заранее обречена на неудачу или, в лучшем случае, на кратковременный успех, так как, противореча законам капиталистической экономики, базируется исключительно на энтузиазме и энергии одного или ограниченного количества человек. Это блестяще продемонстрировали проведенные в конце XVI - начале XVII веков социальные эксперименты Р. Воана, основавшего в 1604 году в Золотой Долине (на границе Англии и Уэльса) производственное содружество, которое он описал в трактате «Проверенные и долговечные системы водоснабжения…. а также демонстрация проекта для выгоды государства, и Херефордшира в особенности» (1610)». Содружество успешно функционировало, принося существенные прибыли своему создателю, но после его смерти (точная дата неизвестна) владения перешли к его дальним родственникам, лишенным предпринимательской инициативы и далеким от понимания того, какие экономические выгоды сулит социальный эксперимент провинциального реформатора. Содружество постепенно приходило в упадок, окончательно распавшись в годы революции и гражданской войны, и в Золотой Долине не осталось следов ни ирригационных систем Воана, ни того, что напоминало бы об его уникальных экономико-социальных экспериментах.
Третий параграф «Басня о пчелах» Б. Мандевиля: сюжетные особенности и идейное своеобразие первой экономико-социальной антиутопии» посвящен творчеству знаменитого английского мыслителя начала XVIII столетия Бернарда Мандевиля. Корпус произведений Мандевиля, связанных с небольшим стихотворением «Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными» (1705 г.), стал чрезвычайно важной вехой в контексте генезиса утопической мысли Англии второй половины XVII - начала XVIII веков. Расширенное издание, впервые опубликованное в 1714 году и переизданное в 1723 году, вошло в историю философской и экономической мысли под названием «Басня о пчелах, или пороки частных лиц, блага для общества».
Рассмотрение основных сюжетных ходов, использованных Мандевилем в его памфлете, сквозь призму современной теории утопии позволяет согласиться с гипотезой А.Л. Субботина и отнести «Басню» к жанру «антиутопии», то есть произведения, отрицающего возможность создания идеального социума и описывающего негативный тупиковый мир, возникающий в динамическом развитии искусственно смоделированной утопистом ситуации. В «Басне» рассказывалась история богатого пчелиного улья, в котором процветали промышленность, торговля, наука, который славился своими законами и военной мощью, но одновременно был рассадником широчайшего спектра человеческих пороков. Когда же обитатели улья, устав от беспрерывного обмана, взмолились богам, чтобы те сделали их честными, их просьба была удовлетворена, но и жизнь в улье изменилась до неузнаваемости. С ограничением потребностей жизни свернулись целые отрасли производства, пришли в упадок ремёсла, искусство и торговля. Лишившийся былого торгового и военного могущества, улей подвергся нападению «коварных соседей» и выстоял лишь ценой полного разорения.
В трактатах, дополнивших «Возроптавший улей», Мандевиль сформулировал свою концепцию происхождения морали и добродетели, и, что немаловажно, изложил свои взгляды на вопросы экономической теории и представил программу решения наиболее актуальных социальных проблем. Начав свой анализ с положения о том, что национальная экономика пребывает в состоянии депрессии, Мандевиль сосредоточился на поиске путей стимулирования экономической активности, снижения безработицы и пауперизма. И здесь центральное место занимает его представление о трате как важнейшем средстве стимулирования занятости населения. Такой подход к вопросам потребления и понимание стремления человека к максимально полному удовлетворению своих потребностей самым непосредственным образом подводили Мандевиля к анализу того, как эти естественные интересы людей соотносятся с процессом экономического развития.
Ставя в центр своей концепции о движущих силах экономического развития частные интересы всех участников экономической деятельности, Мандевиль не верил ни в спонтанный порядок, зарождающийся из эгоистичных действий людей, ни в идею естественной гармонии между ними. Мыслитель неоднократно подчеркивал, что человеческий эгоизм может стать катализатором деловой активности и средством приумножения экономической мощи лишь в руках искусного политика, задающего правила игры. «Прошу прощения, если слова частные пороки, общественные добродетели когда-либо задели добропорядочного человека… частные пороки лишь в руках умелого политика могут превратиться в общественные добродетели».76
Заслугой Мандевиля было то, что он увидел сбалансированные границы государственного участия в регулировании экономики, которые давали возможность расширить отраслевое поле промышленного и аграрного производства, способствовали росту занятости, не устанавливали искусственные барьеры вхождения в бизнес и при этом не отступали от фундаментальных принципов меркантилизма. За счет стимулирования государством предпринимательской активности должно быть создано такое количество рабочих мест, которое обеспечит полную занятость, но при этом бедные должны получать зарплату, не превышающую прожиточный минимум и «должны постоянно тратить то, что они получают»77. Таким образом, у бедняков появляется стимул к постоянному труду, а в экономике создаются дополнительные потребительские ниши. Одновременно с этим сохраняются внутренние механизмы, препятствующие размыванию имущественных и социальных барьеров, так как Мандевиль считал нежелательным переход бедняков в категорию более состоятельных членов общества.
Мандевиль, безусловно, относится к числу мыслителей реформаторского плана. Квинтэссенцию его теории можно выразить в следующих положениях.
- понимание личностных интересов как движущей силы экономического развития;
- необходимость полной трудовой занятости бедняков и пауперов и попытка решения этой проблемы за счет стимулирования предпринимательской активности, как основного потребителя переизбытка рабочей силы;
- необходимость социального расслоения общества по имущественному признаку.
Практическая реализация этих положений, вполне возможная в рамках существовавшего в конце XVII — начале XVIII веков политического устройства, по мысли Мандевиля, стимулировала бы экономическое развитие Англии и способствовала решению ряда социальных проблем. И в этом смысле произведения Мандевиля имеют экономико-социальную направленность.
Вместе с тем предложенное мыслителем видение путей развития экономики и борьбы с безработицей и пауперизмом в идейном смысле существенно шире и исторически прогрессивнее, чем концепции Дж. Беллерса, П. Плокхоя и П. Чемберлена. Мандевиль предлагает пути реформирования экономики страны в целом, справедливо полагая, что следствием этого станет сокращение безработицы как социального явления, авторы же экономико-социальных утопий пытались улучшить социальные условия бедняков, создавая замкнутые сообщества. Если П. Плокхой и Дж. Беллерс персонифицируют работающих (т.е. фактически пассивных участников процесса производства) индивидуумов, то персонификация Мандевиля выходит на уровень предпринимателя (активного участника процесса производства), в личностном интересе которого мыслитель видит движущую силу экономического развития в масштабах государства.
В заключении автор формулирует выводы диссертационного исследования.
Вторая половина XVII – начало XVIII столетий явились одним из самых насыщенных периодов в контексте развития английской утопической мысли. В истории Англии утопический жанр никогда не пользовался такой популярностью, а утопия не была столь распространенной формой выражения мыслей, настроений, чаяний; формой, к которой равно обращались представители различных социальных групп, носители полярных друг другу политических, религиозных и экономических интересов.
Проведенное комплексное исследование корпуса утопических произведений второй половины XVII - начала XVIII веков дало возможность вычленить три магистральных направления развития утопической мысли второй половины XVII - начала XVIII веков, положив в основу типологизации форму политического устройства идеального социума, которую выбирают авторы утопий.
Первую группу утопий, авторы которых отдавали предпочтение монархическому государственному устройству, корректно определить как «консервативно-абсолютистские» или «консервативно-монархические» утопии. Так, период Реставрации стал временем настоящего расцвета для данного направления утопической мысли, доказывающего возможность рационального обустройства жизни в политической, экономической, религиозной, военной, юридической и социальной сферах при монархическом государственном устройстве. Однако политические реалии Реставрации отрицали пропагандируемые в утопиях этого типа идеи, и наряду с апологиями монархического государственного устройства, появляются два типа утопических произведений, в которых абсолютизм описываемого общества становится либо повествовательным фоном, либо объектом критики. К первой подгруппе относятся утопии философско-теологической направленности, авторы которых с целью укрепления королевской власти пробовали предложить новые религиозные концепции, потенциально способные конкурировать в сфере религиозного сознания с англиканством, с одной стороны, и с опасным, по их мнению, для общества пуританским сектантством. Наиболее яркими образцами таких религиозно-абсолютистских утопий являются «Антифанатическая религия» Дж. Гленвиля и «Возрожденная античность» Ф.Ли.
Для авторов второй подгруппы данной группы утопий характерно критическое отношение к абсолютизму и монархическому государственному устройству. Их усилиями позитивная консервативно-абсолютистская утопия превращается в негативную. В результате Г. Невилль и Э. Уорд рисуют не идеальное, а, наоборот, «нежелательное» общество, превращая утопию в ее антитезу — антиутопию. А «Плавающий остров» Р. Хэда, в столь минимальной степени использующий утопическую атрибутику, что и к утопии вряд ли может быть отнесен, трансформируется в блестящую сатиру. В целом же появление антиутопий можно рассматривать как одно из свидетельств кризиса утопической мысли.
Второе магистральное направление утопической мысли представлено произведениями, авторы которых были сторонниками республиканской формы правления. Автор рассматривает те республиканские утопии, в экономическом базисе которых лежат капиталистический способ производства, признание частной собственности и личных свобод. Пережив короткий расцвет в 1650-е годы, в эпоху Реставрации идеи республиканизма развивались в русле «нео-гаррингтонизма», крупнейшими теоретиками которого стали Г. Невилль и О. Сидней. Сохраняя приоритет основных республиканских ценностей Дж. Гаррингтона, они отказались от постулата о возможности их реализации исключительно в рамках республиканского государственного устройства, и тем самым вдохнули новую жизнь в гаррингтоновскую теорию, сделав ее основные положения эффективным инструментарием практической политики.
В то же время следует отдавать отчет в том, что республиканизм как целостная политическая идеология после событий Славной революции и по мере становления конституционно-монархической формы государственного устройства теряет своих сторонников и идеологов, а республиканская утопия фактически исчезает. Основная причина этого кроется в том, что общественно-политические отношения, установившиеся в Англии после Славной революции, являлись полностью приемлемыми и комфортными для королевской власти, земельной аристократии, нового дворянства, крупной и средней финансово-промышленной буржуазии. Поэтому не актуальной становится задача теоретического построения и выбора оптимальной формы государственного устройства, а также объективно отсутствуют условия для появления утопий, сопоставимых по своему масштабу и смысловой нагрузке с «Океанией» Дж. Гаррингтона. Несколько произведений, которые условно можно отнести к жанру республиканской утопии, появляются только в начале XVIII века. В их числе анонимная утопия «Свободное государство Ноландии» (1701 г.), «Беседа, касающаяся правильного регулирования правительства» Э. Флетчера (1703 г.). Однако по своему масштабу, идейному наполнению и общественному резонансу эти утопии заметно уступали «Океании» Дж. Гаррингтона, которая становится достоянием политической мысли.
Одной из специфических черт исторического развития Англии второй половины XVII - начала XVIII веков становится тот факт, что по своему удельному весу и влиянию на общественную жизнь и общественное сознание экономические факторы становятся соизмеримы с влиянием факторов политических и религиозных. У исторических событий и процессов появляется новое измерение — экономическое. Это обстоятельство вкупе с разочарованием в политических способах реконструкции общественного устройства стимулировало появление утопических проектов, авторы которых пытаются решить социальные проблемы с использованием возможностей капиталистического способа производства. Данное направление утопической мысли характеризуется автором как экономико-социальное, а его отличительной особенностью в рамках выбранного принципа классификации, является индифферентность авторов к форме политического устройства государства
Если правительство и авторы предпринимательских проектов пытались найти и устранить не причины социального дисбаланса, а его симптомы, такие, как безработица, обнищание масс, бродяжничество, то потенциал утопий, в силу специфики утопического сознания, которое не ограничено рамками рационального и абстрагировано от сиюминутной реализуемости, в решении социальных проблем оказывается неизмеримо выше. Утопические мыслители шли дальше сиюминутного прагматизма меркантилистов, пытаясь решить более масштабные задачи — не только обеспечить работой, не только повысить уровень материального достатка, но и за счет доходов от коллективной деятельности в равной степени обеспечить потребности в жилье, в образовании, в медицинском и социальном обслуживании всех членов трудового коллектива.
Однако при всей своей социально-экономической масштабности проекты П. Чемберлена, П. Плокхоя и Дж. Беллерса, безусловно, являются типичными утопиями. И в наибольшей степени это проявляется в их экономической несостоятельности, обусловленной тем, что попытка использовать доходы предпринимательского сообщества для финансирования любых, не связанных собственно с производственной деятельностью, программ безальтернативно приводит к уменьшению рентабельности производимых товаров. Другими словами, в условиях свободного капиталистического рынка и «маленькие республики», и «корпорации труда» окажутся для акционеров низкоприбыльными, а то и убыточными предприятиями и будут постоянно пребывать на грани банкротства. Исторический факт, что практическая реализация предпринимательских сообществ чрезвычайно редка, а положительные прецеденты создания подобных сообществ (например, сообщества ремесленников Р. Воана в начале XVII века или коммуны Р. Оуэна в конце XVIII века) всегда оказываются в большей или меньшей степени филантропическими, то есть основанными на благотворительной деятельности и энергии энтузиастов, служит практическим доказательством корректности нашей точки зрения.
Еще одним утопичным положением экономико-социальных проектов является попытка решения социальных проблем не путем индивидуального распределения льгот, а посредством реализации коллективных программ. Ретроспективный анализ результатов социальной деятельности, например, в сфере пенсионного и в сфере медицинского страхования свидетельствует о сравнительно большей эффективности индивидуального подхода в распределении социальных гарантий. И уже совершенно утопическими выглядят надежды и Плокхоя и Беллерса на то, что улучшения социальных условий жизни, коллективный труд и быт постепенно искоренят худшие качества человеческой натуры, сделают людей более нравственными, а, следовательно, более трудолюбивыми и умеренными в потреблении, что превратит коммуны в процветающие, постоянно множащиеся предприятия. Практическая несостоятельность надежд на усовершенствование человеческой природы была блестящим образом показана Б. Мандевилем, который в своей антиутопии «Басня о пчелах» доказал, что именно в антропологическом по своей природе стремлении людей улучшить личные условия жизни, даже за счет ущемления интересов других индивидуумов или социума в целом, кроется потенциал экономического развития общества. Более того, в двухвековой ретроспективе генезиса утопической мысли «Возроптавший улей» видится идейной антитезой «Утопии» Т. Мора: Мандевиль показывает принципиальную несовместимость высокого гуманистического мира социального равенства, мира религиозных или общественных нравственно-этических идеалов с реальным экономическим развитием общества вне зависимости от формы государственности. Капиталистическая экономика, определяющая сущность буржуазных общественных отношений, оказывается асоциальной по своей природе: собственно стремление преуспеть в конкурентной борьбе - двигатель капиталистического способа производства, выводит понятие «имущественное и социальное равенство» за границы экономического пространства и делает решение социальных проблем всегда вторичным.
Определение сущностных различий трех направлений английской утопической мысли второй половины XVII - начала XVIII веков, позволяет классифицировать весь корпус утопических произведений не только в зависимости от отношения авторов к форме государственного устройства утопического пространства, но и в координате методов, которые выбираются утопистами для реализации идеала. Данная схема позволяет проследить динамику развития утопической мысли на протяжении двух столетий с момента выхода в свет «Золотой книжечки» Т. Мора. Т. Мор, сохранив монархическое государственное устройство, предложил в «Утопии» свою экономическую модель общества имущественного равенства и социальной справедливости за счет установления общественной собственности на средства производства; в этом ракурсе его произведение - типичная «экономическая» утопия. Концептуальный подход к реформированию несовершенного окружающего мира, предложенный Мором, копировался в утопических проектах его последователей в течение более чем столетнего периода в силу того, что в общественном сознании идея создания мира социального равенства и справедливости ассоциировалась не с демонтажем существующей системы государственности, а, скорее, с ее реконструкцией. Только ко второй трети XVII века социальный кризис достиг такого масштаба, что его разрешение стало видеться только в плоскости радикальной политической инженерии.
Действительно, общественно-политический и социальный кризис начала XVII века, а затем революционные катаклизмы были столь сильными социальными раздражителями, что зреющее во всех слоях общества недовольство «сегодняшним миром», желание его разрушить и построить «идеальный мир» трансформировалось в появлении в 1650-х годов «политических» утопий. В представлении того времени монархическая форма государственного устройства исчерпала свой потенциал социального реформирования, и решение всего комплекса экономических, политических и социальных проблем страны виделось возможным только при республиканской форме государственности. При этом значение экономического уклада, хотя в отдельных произведениях он прописывался весьма детально, отходит на второй план. Однако по мере спада социального напряжения и достижения социального согласия между политически и экономически значимыми слоями английского общества после Славной революции 1689 года политическое обустройство Англии даже при всех его существующих недостатках перестает быть негативной реальностью, и позитивные политические утопии практически исчезают. Развивающаяся по восходящей спирали утопическая мысль вновь приобретает экономическую направленность, пытаясь использовать преимущества капиталистического способа производства для создания теперь уже небольших общин или товариществ, материальные и социальные потребности членов которых обеспечиваются в соответствии со стандартами, прописанными в «Золотой книжечке» Т. Мора.
На протяжении второй половины XVII века постоянно возрастает нацеленность утопий на практическую реализацию, достигая своего максимума в экономико-социальных проектах «маленьких республик» П. Плокхоя и «корпораций труда» Дж. Беллерса. Однако ни отказ от политических революционных методов, ни использование экономического потенциала капиталистического способа производства не дает, как это блистательно доказал в своей антиутопии Б. Мандевиль, надежды на утверждение в обществе имущественного и социального равенства и гуманистических принципов.