Правительственная политика в отношении тяглых сословий в россии второй половины XVI начала XVII в

Вид материала

Автореферат

Содержание Борисов Николай Сергеевич Павлов Андрей Павлович 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19) Общая характеристика работы Степень научной разработанности темы исследования. Объектом исследования Социальные структуры Территориальные и хронологические рамки исследования. Цель исследования Задачи исследования Методология исследования. Научная новизна диссертационного исследования. Практическая значимость исследования. Апробация результатов исследования. Структура диссертации. Основное содержание работы 1.1. «Проблемно-историографический очерк». 2.1. «Крестьянский отказ и поряд: социальные отношения в русской деревне XV–XVI вв. 2.2. «Крестьянские переходы по Судебникам». 2.3. «Посадские люди в первой половине XVI в. и право перехода тяглых людей ... Полное содержание

Подобный материал:

• План-конспект открытого урока по истории России в 11 классе Тема урока: Экономика, 36.42kb.
• Кабытов Экономика России и предпринимательская деятельность во второй половине XVI, 336.46kb.
• Межконфессиональных отношений в Речи Посполитой XVI – XVII вв до сих пор является актуальной, 228.64kb.
• Тема : Нидерландская революция XVI века, 59.76kb.
• Программа междисциплинарного экзамена по направлению подготовки магистров 032300 Регионоведение, 91.64kb.
• Генезис идей социальной утопии в английской общественной мысли второй половины XVII-, 1015.39kb.
• Лекция 2 Смута начала XVII в положение России в XVII, 258.06kb.
• Российское село второй половины XVII начала XX века в парадигме микроистории (на примере, 481.42kb.
• Тобольский манускрипт густава блидстрёма в контексте явлений инструментального искусства, 377.42kb.
• Дата Аттестационная работа Новые иконографические типы в русской иконописи второй половины, 1913.34kb.

На правах рукописи


Аракчеев Владимир Анатольевич


ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА

В ОТНОШЕНИИ ТЯГЛЫХ СОСЛОВИЙ В РОССИИ

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI – НАЧАЛА XVII в.


Специальность 07.00.02 – Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание

ученой степени доктора исторических наук


МОСКВА – 2011


Работа выполнена в Псковском государственном педагогическом университете им. С.М. Кирова


Официальные оппоненты: доктор исторических наук,

профессор

Борисов Николай Сергеевич

доктор исторических наук,

ведущий научный сотрудник

Бычкова Маргарита Евгеньевна

доктор исторических наук,

профессор

Павлов Андрей Павлович


Ведущая организация: ГОУ ВПО «Московский педагогический

государственный университет»


Защита состоится «___» ___________ 2011 г. в 11⁰⁰ ч. на заседании диссертационного совета Д 002.018.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте российской истории РАН по адресу: 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19, ауд. 2.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института российской истории РАН ( 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19)


Автореферат разослан ­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­ «___» _________ 20 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета, Е.И. Малето

кандидат исторических наук


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность темы исследования обусловлена теоретической и практической значимостью вопросов, связанных с функционированием общества, находившегося в состоянии трансформации. Вторая половина XVI в. в истории России – особый период, когда в ее общественно-политическом устройстве были заложены важнейшие новации, радикально изменившие и сущность самого устройства, и вектор развития страны. В этой связи особенную значимость приобретает изучение истории правительственной политики в отношении тяглых сословий, составлявших абсолютное большинство населения страны. Всесторонне исследование обстоятельств, в которых принимались определенные решения, касавшиеся положения крестьян и посадских людей, позволяет, с одной стороны. Приблизиться к пониманию глубинных закономерностей развития российского общества, а с другой – показать алгоритм деятельности правительственного аппарата.

Без выявления отмеченных закономерностей затруднительно вырабатывать стратегию развития современной России, ибо социальная напряженность, высокий конфликтный потенциал в отношениях между стратами общества губительны для него. Без учета исторического опыта невозможно выстаивать эффективную социальную политику.

Обращение в рамках настоящего диссертационного исследования к истории правительственной политики в отношении тяглых сословий обусловлено тем, что именно сословия крестьян и посадских людей составляли «становой хребет» государства, являясь источником налоговых поступлений и исполнителем повинностей, совокупность которых и составляло понятие «тягла». Именно во второй половине XVI в. закладывались принципиальные основы взаимоотношений государства и тяглых сословий, существенно не изменявшиеся до середины XIX в., когда последовательно была упразднена система крепостного права, созданы земские учреждения, прямые налоги были заменены на косвенные. Тот факт, что именно в этот двухсотлетний период возникла Российская империя, успешно решавшая сложные внешнеполитические задачи, свидетельствует о жизнеспособности того типа социума, который сформировался во второй половине XVI в.

Этот период приобретает значение своего рода водораздела российской истории, стоя на котором становится возможным, с одной стороны. Ретроспективно изучить более ранние институты и явления, а с другой стороны, увидеть процесс зарождения новых социальных структур и управленческих практик, в полной мере развившихся в XVII в. Таким образом, без систематического исследования правительственной политики в отношении тяглых сословий во второй половине XVI – начале XVII в. невозможно составить целостную картину исторического развития нашей страны в период позднего средневековья.

Степень научной разработанности темы исследования. Предлагаемая диссертация посвящена трансформации общественного и государственного строя нашей страны во второй половине XVI – начале XVII в. Несмотря на значительные успехи российских историков в деле постижения феноменов и закономерностей общественно-политического развития России XVI–XVII вв., до настоящего времени перед исследователями стоят несколько проблем. В XVI–XVII вв. в России происходят масштабные изменения во всех сферах деятельности общества и государства. Жизнь представителей всех классов проходила в условиях реформ, внешнеполитических и внутриполитических потрясений, переросших в полномасштабную гражданскую войну. Столь насыщенный событиями период времени всегда привлекал внимание российских историков, для многих из которых он стал полигоном для апробации новых научных идей и подходов. Впервые в полном объеме они были сформулированы в трудах В.О. Ключевского, А.С. Лаппо-Данилевского, С.Ф. Платонова еще в 1880–1890-х гг., когда в работах названных исследователей был осуществлен институциональный анализ российского общества XVI–XVII вв.

Представляется, что возможности институционального анализа современной наукой не исчерпаны до настоящего времени, поскольку он позволяет осуществить реконструкцию исторической реальности и механизмов трансформации государства и общества. Период второй половины XVI – начала XVII в. предоставляет уникальную возможность применения институционального подхода.

До середины XVI в. государственные институты отличались слабой степенью регламентации, их функции не были четко определены и осуществлялись по-разному в отдельных районах страны, и только в 1550-х гг. создается система приказов и вырабатываются общие принципы государственного управления, которые приобретают необходимую системность. В существующих исследованиях историков часто делался акцент на решениях власти, в то время как осуществление этих решений не всегда удавалось проследить из-за отсутствия источников. Это обусловливает необходимость изучения административных практик, применявшихся государственным аппаратом. Особенно масштабными были изменения в положении крестьян и посадских людей. Между тем, изучение положения этих сословных групп, осуществлявшееся вплоть до 1980-х гг., в последние десятилетия стало менее активным.

Особую сложность представляет исследование крепостничества в силу необходимости соблюсти баланс между строгой научностью и ценностным отношением к истории крепостного права. Для нас неприемлема негативная оценка закрепостительной политики как мотивированной исключительно своекорыстными интересами «феодальных землевладельцев». Вместе с тем, мы не уверены и в том, что утверждение крепостничества, особенно в тех изуверских формах, которые оно пробрело в «безумном и мудром» XVIII столетии было фатально неизбежным. Изучение закрепостительных мероприятий правительства второй половины XVI в. позволит выяснить, были они действительно вынужденным шагом правительства, находившего полную поддержку тяглых общин, или же диктовались сословными интересами правящей элиты.

Актуальным является исследование и правительственной политики в отношении посадского населения, которую нужно изучать с опорой на региональные отличия городов и уездов страны. Дискуссионным является вопрос о периодизации истории России XVI–XVII вв. В.О. Ключевский датировал начало нового периода в истории России 1610-ми годами; С.Ф. Платонов также полагал, что Россия вышла из Смутного времени перерожденной на новых основаниях, но переход к новому времени, по его мнению, занял более полувека. Проблема периодизации истории России этого времени не решена до настоящего времени в значительной степени из-за лакун в понимании направленности и смысла изменений в положении тяглых сословий. Все вышесказанное позволяет сделать вывод о целесообразности продолжения изучения российской социально-политической системы второй половины XVI – начала XVII вв.

Объектом исследования является социально-политическая история России во второй половине XVI – начале XVII в., эволюция ее социальной структуры и особенности правительственной политики.

Предмет диссертационной работы охватывает следующие явления и процессы:

Социальные структуры в России середины XVI в.

Изменения в положении крестьян, начало процесса закрепощения тяглого населения.

Земская реформа и состояние сословно-представительных учреждений, эволюция государственного аппарата в период реформ и опричнины.

Территориальные и хронологические рамки исследования. Исследование выполнено на источниках, относящихся к территории России в границах 1584 г. Условия функционирования правительственных учреждений и жизни монастырских корпораций во второй половине XVI в. были таковы, что два комплекса монастырской документации, содержащей фрагменты делопроизводства земских учреждений, дошли до нас от псковских монастырей, а большинство упоминаний «заповедных лет» относятся к новгородским землям. Сказанное не означает, что исследование выполнено на материалах Северо-запада России; наоборот, уникальные материалы, сохранившиеся в коллекциях новгородско-псковских учреждений, позволили выявить общероссийские тенденции в ходе земской реформы и закрепощения. В диссертации подвергнуты исследованию комплексы документов, охватывающие все регионы Русского государства, относящиеся к Замосковному краю и Поморью; единичные источники, относящиеся к западным (Смоленск и прилегающие территории) и восточным (Предуралье и нижнее Поволжье) уездам также привлечены к исследованию.

Основная масса материала и авторских интерпретаций относятся непосредственно к обозначенному в заголовке периоду (вторая половина XVI – начало XVII в). Особенности структурно-типологического метода исследования государства и общества предполагают, однако, необходимость обращения как к более ранним, так и более поздним источникам и социальным явлениям, значительно выходящим за хронологические рамки исследования, обозначенные в названии диссертации. Так, явление крестьянских переходов исследуется, начиная с XV в., а для объяснения особенностей процесса закрепощения в начале XVII в. привлекаются источники, относящиеся ко всему столетию.

Цель исследования – показать на основе изучения таких социально-политических институтов как крепостное право, земские учреждения, приказы, направления эволюции российского общества; как устанавливались более жесткие сословные границы, как соотносилась правительственная политика и такие ее временные феномены, как опричнина, с функционированием социально-политических институтов.

Задачи исследования: 1) выработать отвечающую целям исследования методику работы с источниками.

2) показать динамику и ход закрепостительного процесса в конце XVI в., выявить особенности осуществления режима «заповедных лет».

3) исследовать основания и особенности прикрепления к тяглу двух категорий податного населения – посадских людей и черносошных крестьян.

4) проанализировать ход и результаты земской реформы 1550-х годов и деятельности земских учреждений в 1560–1570-х годах, подвергнув критической проверке традиционные представления о географии земской реформы; исследовать динамику и направленность реформы.

5) проанализировать изменения в структуре общества, воплотившиеся в новациях в правовом положении сословий.

6) исследовать изменения в деятельности центральных правительственных учреждений Русского государства во второй половине XVI в., уделив особое внимание работе четвертей и органу чрезвычайного финансового управления страной – посланникам.

7) показать изменения в государственном строе страны и наметить подходы к определению типологии российской государственности.

Методология исследования. Базовыми принципами исторического исследования, примененными в диссертации, являются принципы научной объективности, историзма и системности. На современном уровне осмысления проблематики диссертации эти принципы были разработаны и апробированы российскими историками XX в. – П. А. Садиковым, А.А. Зиминым, Н.Е. Носовым, С.М. Каштановым и др.

Принцип научной объективности находит свою опору в разработанных еще в 1960-х гг. подходах к изучению актовых и кадастровых источников и реконструкции на их основе направленности общественных изменений и принципов правительственной политики¹. Эти подходы покоятся на методе комплексного анализа источников, который предполагает сопоставление и взаимную проверку данных документов, происходящих из фондов центральных и местных государственных учреждений и церковных корпораций. Поскольку значительная часть источников относится к более позднему времени (конец XVI века), существенно важным является их ретроспективное исследование. Коль скоро особенности источника вызваны его происхождением, процесс анализа с необходимостью должен приобрести институциональные черты, то есть от изучения документа необходимо восходить к изучению государственного учреждения, из недр которого он вышел. Таким образом, источниковедческое исследование будет увязано с конкретно-историческим.

Конкретно-историческое исследование в диссертации осуществлялось с применением как традиционных, позитивистских методов, например, историко-юридического, так и с опорой на герменевтический метод, предполагающий глубинное чтение источника. Со времен С.М. Соловьева и Б.Н. Чичерина внимание историков было приковано к разного рода государственным и общественным институтам. Как подчеркивает П.М. Блау, институты – это исторические продукты, чьи нормы и лежащие в их основе опосредствующие ценности передаются от поколения к поколению, тем самым ограничивая и очерчивая потенциальные сети косвенного обмена. Институты оказывают определенное внешнее давление на индивидов и на различные типы коллективных единиц, увязывая процесс обмена со своими предписаниями и рекомендациями. Таким образом, институты представляют сеть относительно стабильных и общих норм, регулирующих различные типы отношений косвенного и сложного обмена между различными социальными единицами².

Коль скоро социальные коммуникации в России XVI–XVII вв. принимали различные формы, важно определить научные принципы, на основе которых возможно построить типологию этих общественных связей. Исследование функционирования социальных институтов России второй половины XVI – начала XVII в. в диссертации осуществляется на основе принципов системности. В любом крупном социальном явлении, будь то крепостное право или земские учреждения, находил свое выражение не какой-либо отдельный экономический или политический институт, а вся совокупность (система) институтов данного социума в определенную эпоху.

Рассматривая крепостное право как элемент социальной системы, мы, во-первых, исходим из того, что оно было детерминировано как экономической, так и социально-политической эволюцией общества. Во-вторых, мы рассматриваем отдельные социальные явления как интегрированные в системы более высокого уровня и функционировавшие в составе этих систем. Таким образом, в будущем оказывается возможным построение целостной функциональной социально-культурной модели крепостного режима. Исследование, построенное на анализе источников второй половины XVI – начала XVII в., в диссертации вышло на реконструкцию социально-политической системы России этого времени, характеризующейся существенными особенностями взаимодействия власти и общества.

Научная новизна диссертационного исследования. В диссертации впервые в историографии на основе впервые введенных в научный оборот источников осуществлен пересмотр концептуальных основ проблемы взаимоотношения тяглых сословий российского общества с государством. В работе исследовано взаимовлияние радикальных преобразований в жизни посадских людей и крестьян – земской реформы и процесса закрепощения. Убедительно доказывается, что земская реформа охватила гораздо большую территорию, не представленную в дошедших до нас учредительных грамотах и Боярской книге 1556 г. и опиралась на сложившуюся в отдельных землях Русского государства земскую традицию. В работе применены методы комплексного анализа источников, на основе которых получены новые данные о ходе закрепощения в России в конце XVI–начале XVII в.

Практическая значимость исследования. Основные положения диссертации могут быть использованы при подготовке учебных пособий, лекционных курсов и обобщающих трудов по российской истории, социальной истории Восточной Европы раннего Нового времени. Работа демонстрирует возможности неоинституционального подхода. Разработанная в диссертации методика обработки источников может применяться на других материалах того же типа.

Апробация результатов исследования. По теме диссертации опубликованы две монографии (общим объемом 34,5 п.л.) и 48 статей (из них 14 в журналах, рекомендованных ВАК для опубликования основных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук) общим объемом более 36 п.л.). Основные положения и выводы диссертации были изложены в виде докладов на международных научных конференциях, конгрессах, симпозиумах, циклах лекций по истории России в Псковском государственном педагогическом университете, на заседаниях Центра по изучению русского феодализма ИРИ РАН.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и приложений. Во Введении определены отмеченные выше актуальность, цели и задачи исследования, новизна, практическая значимость. В Приложении представлены 40 впервые публикуемых документов XV–начала XVII в., большинство которых впервые введены в научный оборот автором.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В главе I «РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI в. В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ. ИСТОЧНИКИ» раскрыты основная проблематика, достижения и недостатки тех исследовательских позиций, на которые опирается данная диссертация. В этой же главе дан подробный анализ источников, обозначена методика их использования и представлен очерк об их фондообразователях.

Основные трактовки проблем, рассматриваемых в данном исследовании, представлены в параграфе 1.1. «Проблемно-историографический очерк». По тематике и методике диссертация примыкает к современным исследованиям, в центре внимания которых находится социально-политическая история России и ее регионов. Это, в первую очередь, работы, в которых изучается положение тяглых сословий и правительственная политика в отношении к ним. Особенно значимыми для нас являются вышедшие в последнее десятилетие труды Н.А. Горской, Ю.Г. Алексеева, В.Н. Глазьева, Т.И. Пашковой, П.В. Седова, И.О. Тюменцева³. В этих исследованиях удалось проследить структуру общества и эволюцию наиболее значимых общественных и государственных институтов, к числу которых относятся крепостное право, земские учреждения, система местного и центрального управления.

Много нового в наше понимание процессов, происходивших в России XVI–XVII вв., вносят труды медиевистов по истории Западной Европы раннего нового времени. Н.А. Хачатурян подчеркивает несамостоятельность органов местного самоуправления во Франции, включенных в административную систему в фискальном отношении. Создание Генеральных штатов в 1302 г. Хачатурян рассматривает как инициативу, «спущенную» сверху, подобно созыву Земского собора в 1549 г. Признавая, что в России, подобно европейским странам, в XVI в. началось «оформление сословного статуса для некоторых общественных групп», Хачатурян усматривает их превращение в «чины» как часть «государственной системы» посредством «регламентации»⁴.

В трудах П.Ю. Уварова сделан решительный шаг к преодолению унаследованных еще у Аристотеля подходов к реконструкции социальной структуры. Примененная им к изучению французского общества XVI в. «прототипическая» теория социальной классификации позволила отказаться «от предзаданных социальных терминов и категорий, имеющих идеологическую окраску и влекущих за собой длинный историографический шлейф всевозможных коннотаций»⁵.

Настоящая диссертация опирается как на труды по истории русского крестьянства и социальных отношений, так и на исследования правительственной политики. В центре внимания многих историков XIX–XX вв. находились процессы закрепощения; об этом писал И.Д. Беляев, этому же была посвящена новаторская работа В.О. Ключевского «Происхождение крепостного права в России». Ключевский ставил перед собой, на первый взгляд, традиционную для исследований того времени задачу: выяснить, государство или землевладельцы прикрепляли крестьян к земле. Его постановка проблемы сыграла значительную роль в смене угла зрения историков на закрепощение и побудила их пристальнее изучать социальную стратификацию русского общества XVI–XVII вв.

С особенной интенсивностью этот вопрос изучался в историографии XX в., когда к этому побуждала исследователей еще и господствующая методологическая парадигма⁶. Многие исследователи работали под ее минимальным влиянием, к их числу в первую очередь следует отнести С.Б. Веселовского. Крупное эвристическое значение до настоящего времени сохраняют работы С.Б. Веселовского, в которых затрагивается вопрос о положении крестьян в XV–XVI вв. Важное значение для понимания процесса закрепощения имела его монография «К вопросу о происхождении вотчинного режима». Будучи последовательным противником концепции Ключевского о задолженности крестьян как основе крепостного права⁷, Веселовский направил внимание на изучение «того строя отношений, который принято называть сеньориальным или вотчинным режимом, так что именно этот строй отношений и в Западной Европе, и в русской истории образует основу, на которой развивались крепостные отношения»⁸.

Еще большее научное значение имеет его незавершенная статья 1920-х годов «Исследования по истории слобод в Северо-Восточной Руси», в которой С.Б. Веселовский привел примеры монастырских слобод, пожалованных монастырям князьями. И хотя сам тип монастырской слободки Веселовский не выделил и не изучил, исследователь, тем не менее, верно определил характер слободы как «неустойчивой формы поселения», которое могло менять владельцев и лишаться особых привилегий. «…Уездные слободки с течением времени растворяются в окружающей их среде и входят в состав уездных тягло-административных делений»⁹.

В то же время, в работах Б.Д. Грекова, А.Л. Шапиро и других историков стратификация сельского населения и изменения в ней на протяжении XIV–XVII вв. нередко трактовались механистически, а государство-надстройка представало в их трудах как реторта алхимика, «превращавшее» холопов в крестьян. К середине 70-х гг. XX в. в понимании истории закрепощения крестьян в отечественной науке при всем многообразии концепций сложилась единая исследовательская парадигма, для которой характерны некие общие черты. Во-первых, считается, что в основе процесса закрепощения лежали отношения между светскими и церковными землевладельцами и зависимыми от них крестьянами. Соответственно, все памятники законодательства, от Судебников до Уложения 1607 г., рассматриваются через призму этих отношений. Во-вторых, «заповедные годы» понимаются как «комплекс мероприятий в целях прекращения выхода населения из тягла и для возвращения в тягло крестьян и черных посадских людей»¹⁰. Таким образом, исследователи считают, что все категории тяглого населения в 1580-х гг. подверглись закрепощению одновременно и на одинаковых условиях.

Ключевую роль в изучении процесса закрепощения в России сыграли работы В.И. Корецкого. Основные темы его монографий – введение «заповедных лет», гипотетически реконструируемый указ 1592 г. о полном запрете крестьянских переходов, интерпретация закрепостительной политики начала XVII в. – возникли и исследовались на основе выдающихся архивных открытий автора. Оспоренные сразу тремя исследователями в начале 1970-х гг. (В.М. Панеяхом, Р.Г. Скрынниковым, Г.Н. Анпилоговым), выводы Корецкого до настоящего времени оказывают определяющее воздействие на понимание закрепостительных процессов.

Несколько ранее начального этапа закрепощения в России начали осуществляться преобразования, важнейшим из которых стала земская реформа 1551–1556 гг. В исследовании и этой проблемы решающую роль сыграла статья Ключевского о земских соборах¹¹. Подойдя к истории земских преобразований не с историко-правовой, а с сугубо исторической точки зрения, Ключевский увидел в реформах 1550-х гг. систему преобразований как органов местного управления, так и структур финансового управления. В дальнейшем разработка истории губной и земской реформ пошла по пути текстологического и формально-юридического изучения уставных грамот, осуществленного С.А. Шумаковым. В середине XX в. решающий шаг по пути изучения последствий земской реформы и ее влияния на положение посадских людей сделал П.П. Смирнов¹². Научная значимость его работ состояла в том, что он изучал состояние посадского населения во второй половине XVI – начале XVII в. по редким архивным источникам, в том числе из фондов Оружейной палаты.

Важную роль в изучении реформ 1550-х гг. сыграли труды А.А. Зимина. Однако подлинный прорыв в осмыслении земской реформы и ее последствий связан с именем Н.Е. Носова, комплекс работ которого задал видение этой проблемы на десятилетия. Осуществленный им блестящий анализ Боярской книги 1556 г., текстов земских уставных грамот привнес в науку достоверные и конкретные данные об основных этапах и проявлениях преобразований 1550-х гг. Вместе с тем, в трактовке целого ряда аспектов проблемы Н.Е. Носов не смог избежать типичных для гуманитарной науки того времени клише. Так, в обязанности земских миров уплачивать кормленый окуп Носов усматривал результат «давления» феодалов на правительство, а с влиянием опричнины он связывал упадок земских сословно-представительных начал, относящийся, по его мнению, к концу XVI – началу XVII в.¹³

В исследованиях историков 1980–1990-х гг. тема земской реформы оказывалась либо на периферии разрабатываемой ими проблематики, либо составляла часть широких обобщений. Если о губной реформе в последнее время появилось глубокое и обстоятельное исследование М.М. Крома, то специальных работ, относящихся к земской реформе, после трудов Н.Е. Носова до настоящего времени нет.

В то же время, в исследованиях политической истории Русского государства второй половины XVI – начала XVII в. были поставлены важные проблемы, составившие фундамент дальнейшей исследовательской работы в этом направлении. В первую очередь здесь следует отметить работы П.А. Садикова. Садиков оставил после себя несколько разрозненных исследований, объединенных публикаторами в монументальный том, стержнем которого следует признать мастерски выполненное исследование о четвертных приказах¹⁴. Ему удалось показать, как под влиянием практических потребностей формировался приказной аппарат, существенную роль в котором играли именно судебно-финансовые органы.

Значительный вклад в исследование политической истории России этого времени внесли работы А.А. Зимина¹⁵. В своих концептуальных построениях Зимин исходил из того, что реформы и опричную политику Ивана Грозного необходимо изучать через социальные и классовые отношения. По его гипотезе, разорение страны в результате опричнины и Ливонской войны стало результатом отказа от «политики компромисса», свойственной Избранной раде. Зимин осознавал, что из-за скудной источниковой базы не все его выводы могут быть признаны в равной мере доказательными, но отсутствующий материал источников он виртуозно дополнял гипотетическими построениями.

В современных исследованиях подходы, предлагавшиеся Носовым и Зиминым, все чаще ставятся под сомнение. По мнению А.П. Павлова, «опричнина являлась своеобразной реакцией царя на развитие сословно-представительных тенденций и представляла собой попытку, путем введения чрезвычайного положения, пресечь «своеволие» формировавшихся сословий и поставить существовавшие общественные институты под контроль государственной власти»¹⁶. Автор доказывает это положение анализом итогов опричной политики; такой анализ вполне правомерен, но должен осуществляться синхронно исследованию самой этой политики в отношении земских миров.

Новые подходы в понимании роли государства в России XVI–XX вв. были сформулированы в работах А.Н. Сахарова и М.Е. Бычковой, которые отметили особенности проведения реформ и своеобразие отношений между государством и сословиями¹⁷.

Таким образом, накопленный к настоящему времени материал убеждает в существовании прочного фундамента для дальнейших изысканий в сфере сформулированной темы. Однако в осуществленных исследованиях не были привлечены многие важные источники и не были поставлены существенные проблемы, связанные со становлением российской государственности и эволюцией русского общества в переломную эпоху. Противоположные суждения по поводу обсуждаемой проблемы свидетельствуют, во-первых, о том, что фактическая база, находящаяся в распоряжении исследователей не всегда репрезентативна для умозаключений. Так, ни один из названных исследователей не счел необходимым подробно рассмотреть изменения в положении посадских людей, а о положении крестьян высказываются лишь мнения, основанные на трудах двадцати – тридцатилетней давности. Во-вторых, очевидно, что в современных представлениях о реформе существуют пробелы, соответствующие лакунам в сохранившихся источниках, к анализу которых мы и переходим.

Видовая классификация привлеченных к исследованию источников и принципы их анализа, осуществляемого с целью решения поставленных исследовательских задач, раскрываются в параграфе 1.2. «Документальная база работы и методы ее источниковедческой критики». Источниковая база работы охватывает всю совокупность сохранившихся от XV – начала XVII в. документов, среди которых доминируют делопроизводственные материалы (законодательные акты, уставные и жалованные грамоты, отписи, кадастры). Большая часть документов уже введена в научный оборот, значительная их часть представлена в академических публикациях, а многие из используемых в книге источников имеют длительную историю изучения и комментирования; в то же время, 32 документа из фондов РГАДА, ОР РГБ, Архива СПб ИИ РАН, ОР РНБ впервые вводятся в научный оборот в настоящей диссертации. В их числе особо следует отметить наиболее ранние по хронологии акты: грамоту с прочетом в. кн. Ивана Васильевича на Устюг наместнику кн. Ивану Александровичу и тиуну Кузьме Коробьину 1462–1474 гг.¹⁸, выпись из писцовой книги Псковской земли 1510 г. письма Ивана Константиновича Сабурова и Ивана Тимофеевича Зезевитова¹⁹.

Уникальные документы второй половины XVI в., такие как указная грамота Ивана IV в Соль Вычегодскую выборным властям и всем усольцам об облегчении по их челобитью кормленого окупа «за волостелин доход» от 25 января 1559 г.²⁰, указная грамота Ивана IV выборным земским судьям Великого Устюга 1559 г.²¹, «обыскные речи» жителей Березовского ряда Деревской пятины о бегстве крестьян И. Непейцына с упоминанием «заповедных годов» 1588 г.²², позволяют существенно дополнить известную в науке сумму свидетельств о земской реформе и процессе закрепощения. Некоторые из них, например, уникальные акты из фондов псковских церковных корпораций составляют целостный комплекс, впервые в науке позволяющий реконструировать деятельность земских органов самоуправления во второй половине XVI в.²³

С целью реконструкции правового положения крестьян во второй половине XV – первой половине XVI в. нами привлекались к исследованию акты о крестьянских переходах, которые изучались в сопоставлении с другими актовыми материалами, характеризующими статус и структуру земельных владений. Исследованные в диссертации акты договорно-законодательного вида несут важнейшую информацию о правовом положении тяглого населения. В интерпретации формул этих актов решающее значение имеет позиция исследователя в вопросе о репрезентативности грамот о запрете переходов. И.И. Смирнов, И.Я. Фроянов, Ю.Г. Алексеев и А.Л. Шапиро полагают, что подобные акты выдавались в порядке исключения: или в силу влиятельности Троице-Сергиева монастыря, или по причине чрезвычайных обстоятельств. Подобный подход представляется небесспорным, а источниковая база для столь ответственных выводов явно недостаточна, поскольку жалованные льготные грамоты выдавались не только монастырям, но и светским лицам, чьи архивы сохранились фрагментарно. Не может считаться верной источниковедческой посылкой и рассмотрение всех противоречащих концепции документов как исключений из правила²⁴.

Оба уникальных документа о запрещении выхода крестьянам, которые названные исследователи трактуют как исключения, происходят из хорошо сохранившегося фонда Троице-Сергиева монастыря. Если учесть, что документальные фонды других монастырей сохранились фрагментарно, а указные грамоты не были связаны с земельными пожалованиями, нет ничего странного в том, что подобные документы из фондов других монастырей не сохранились. Гораздо более целесообразным нам кажется, все же допустить вероятность утраты аналогичных документов из фондов других монастырей. В таком случае цель исследования должна заключаться в поиске определенных закономерностей в происхождении подобных документов, что осуществлено в соответствующих разделах диссертации.

Следующий разряд актов договорно-законодательного вида составляют уставные грамоты наместничьего управления и земские. Они содержат материал как по истории земской реформы, так и по истории закрепощения. Грамоты земского управления можно разделить на два типа: собственно уставные, к которым относятся Плесская грамота 1551 г., Мало-Пинежская и Важская грамоты 1552 г., Переяславские грамоты 1555 г., Устьянские грамоты 1555 и 1622 г., Двинская грамота 1556 г., грамота Луцкой Пермце 1555–1558 гг., Торопецкая грамота 1590 г.; и судные, к числу которых принадлежат Переяславская грамота 1556 г., грамота замосковной Вохонской волости 1561 г., Устюжно-Железопольская грамота 1614 г. К отдельному разряду принадлежит разводная грамота Ужгицкой волости 1559/1560 г., постановлением которой устанавливалась самостоятельность волости в вопросах тягла по отношению к земским властям Вымского уезда.

В диссертации рассмотрены источники важнейшей для исследования правительственной политики категории – законодательные акты. Помимо хорошо изученных Судебников и боярских приговоров исследованию подвергнут один из ключевых правовых памятников в историографии закрепощения – Уложение 9 марта 1607 г., дискуссии о подлинности которого длятся уже более двух столетий. Наиболее сомнительной по содержанию частью Уложения является введение к документу. Введение, согласно замыслу составителей Уложения, представляет собой историческую справку, составленную якобы в Поместной избе для доклада перед царем и боярами, но эта справка напоминает фрагмент летописи.

Наряду с предельно общими характеристиками царских указов во Введении представлены оценки крестьянской политики правительств рубежа XVI–XVII вв. Представляется, что такой уровень обобщения исторического опыта был немыслим в начале XVII в., и неуместен в тексте законодательного акта. Уникальность лексики и терминологии вводной части Уложения, а также особенности его структуры приводят к выводу об искусственно сложившемся составе лексики введения. Вводная часть уложения 1607 г. представляет собой умелую компиляцию из законодательных и нарративных памятников XVI–XVII вв., выполненную Татищевым или его корреспондентами, собиравшими древние рукописи.

Из делопроизводственных документов одним из наиболее ранних является Боярская книга 1556/57 г. «Боярская книга» – это условное наименование одного из сложнейших источников середины XVI в., данное ему архивистами XVIII в. Как можно считать доказанным, Боярская книга в действительности не принадлежит к числу позднейших боярских списков и книг. Н.В. Мятлев и А.В. Антонов считают ее книгой раздачи денежного жалованья служилым людям государева полка, по форме наиболее близкой к десятням разборного типа²⁵. Близким к их мнению была точка зрения С.Б. Веселовского, считавшего «Боярскую книгу» «книгой общего смотра служилых людей, произведенного московским правительством в 1556 г. в Серпухове»²⁶. Иное мнение высказал Н.Е. Носов, который считал этот источник книгой раздачи денежного жалованья детям боярским, чья очередь на получение кормлений подошла в 1555/56 г. Как показал исследователь, структура Боярской книги соответствует ее предназначению – процедуре раздачи денежного жалованья, и поэтому ее текст разбит на статьи в соответствии с денежными окладами²⁷.

А.В. Антонов в обоснование своей точки зрения указал на ряд «слабых мест» в построениях Носова. По его мнению, тот факт, что в «Боярской книге» встречаются упоминания о том, сколько «людей» тот или иной служилый человек должен был выставить «в полк» говорит о том, что записанные в книгу люди были членами этого формирования. Проблема интерпретации выражения «в полк» состоит в том, что любое крупное подразделение русской армии, а не только «государев полк» именовалось таким образом. Второй контраргумент Антонова состоит в том, что «зафиксированная источником динамика процесса распределения кормлений и отметки о выходе территорий из кормленного оборота противоречат мнению Носова» о том, что в книгу были внесены лишь те служилые люди, чья очередь на получение кормлений подошла в 1555/56 г.²⁸

Приведенные суждения свидетельствуют о существенных разногласиях в осмыслении текста источника, которые, как нам представляется, все же были если не устранены, то, по крайней мере, объяснены в исследовании Носова. Носов обратил внимание на ряд ремарок в тексте книги, не оставляющих сомнения в ее уникальности и принадлежности к ведомству кормленых дьяков. Носов совершенно справедливо указал, что вопреки мнению Мятлева Боярская книга никак не может быть сопоставлена с десятнями, ибо в отличие от десятен объединяет в одной раздаточной ведомости служилых людей более 30 уездов²⁹.

Его конечный вывод пока представляется наиболее аргументированным: «Боярская книга 1556 г. не может быть причислена ни к тому, ни к другому типу источников и в ней как бы в потенции мы находим элементы как будущих боярских, так и кормленных книг, а сам она представляет собой в известной мере механическое объединение верстальных десятен и списков на кормленное верстание; перед нами еще не установившийся тип документа, а первый образец освоения московским приказным аппаратом новой и несколько необычной для него сферы деятельности»³⁰. Понимание Боярской книги как результата деятельности кормленных дьяков в период отсутствия четвертных приказов снимает многие вопросы исследователей, стремившихся отнести этот источник к одному из известных типов документов.

Второй разряд делопроизводственных материалов, составивших источниковую базу диссертации – документы земского делопроизводства в коллекциях монастырских актов. В своем выступлении на защите диссертации Н.Е. Носовым Л.В. Черепнин говорил: «Автор был лишен возможности воспользоваться документами архивов местных земских и приказных изб XVI в., ибо они утрачены»³¹. К настоящему времени ясно, что выдающийся знаток русских феодальных архивов поспешил со своим заключением: в настоящей диссертации в научный оборот вводятся две небольших, но представительных коллекции монастырских актов, содержащих фрагменты земского делопроизводства³². Коллекция из 17 документов псковского Пятницкого с Бродов монастыря представляет первое из этих собраний. Помимо традиционных для такого рода собраний документов (заемные кабалы, порядные записи, указные грамоты, купчие), коллекция содержит уникальные акты: отписи земских денежных сборщиков и сотских, земских даньщиков, засадских старост и других лиц выборного земского управления³³.

Второе собрание уникально и в количественном отношении, и по обстоятельствам его обнаружения в ходе реставрационных работ в церкви Сергия с Залужья в Пскове. Среди источников этого документального клада из 66 актов второй половины XVI–XVII вв. преобладают отписи настоятелей двух монастырей – Сергиевского и Варваринского, а также отписи «приимщиков» и других лиц земской администрации³⁴. Таким образом, 83 документа из фондов псковских монастырей позволяют впервые показать особенности функционирования земских органов управления в крупном административном центре России.

В качестве одного из основных источников в диссертации использованы обыскные и отдельные книги Новгородской приказной избы³⁵. Источниковедческий анализ обыскных и отдельных книг преследовал своей целью раскрыть структуру и понять логику составителей документов, упоминавших «заповедные годы». Конкретная источниковедческая задача состояла в определении места, занимаемого в структуре книги актом с упоминанием «заповедных лет», и проверкой гипотезы Р.Г. Скрынникова. Этот исследователь определил грамоты как «разрозненные», а употребление в них термина «заповедные годы» считал случайным, поскольку, по его мнению, приказы редко и неохотно пользовались этим термином и чаще всего обходились без него. Опровержение или подтверждение этой гипотезы может повлечь за собой разные интерпретации процесса закрепощения: либо как прикрепления к тяглу на ограниченных территориях путем практических распоряжений, либо как целенаправленной политики, осуществлявшейся на большей части территории страны.

В диссертации был осуществлен пересмотр источниковой базы и создана новая объяснительная модель процесса закрепощения. Упоминания о «заповедных годах» содержатся в трех делопроизводственных книгах, составленных в Новгородской приказной избе. Это сложные по составу сборники, состоящие из разнотипных документов, в числе которых отдельные, отписные, отказные и ужиные книги, относящиеся к разным пятинам Новгородской земли. Входящие в состав этих сборников делопроизводственные книги Деревской пятины составлялись с октября 1584 по июль 1585 г., и с ноября 1587 по май 1590 г. по указанию дьяков Новгородской приказной избы Саввы Фролова и Семена Емельянова.

По результатам обысков и отделов дьячки погостских церквей составляли запись обыскных речей или отдельную выпись. Большая часть этих документов – 43 акта поместного права – были выписаны выборными губными старостами Деревской пятины В.И. Мусиным и А.М. Бунковым. В изученных нами книгах Деревской пятины содержатся 64 таких записи: 70 обыскных, 35 отдельных и 3 дозорных. Д.Я. Самоквасов, М.А. Дьяконов и Г.Н. Анпилогов обнаружили в трех вышеперечисленных книгах и опубликовали 10 документов с упоминанием «заповедных лет».

При исследовании сборника № 16935 нами была обнаружена еще одна «обыскная выпись», составленная 11 апреля 1588 г. во время обыска в Березовском ряду о сбежавших «в заповедные годы» крестьянах И. Непейцына³⁶. Таким образом, на самом деле «заповедные годы» упоминаются в 11 новгородских документах. Как показано в диссертации, материалы обысков о крестьянах Кропоткина, Непейцына и Пестрикова предназначались для суда и по проведении обыска использовались в судебных слушаниях в Новгороде весной 1588 и зимой 1589–1590 гг.

Сохранившиеся обыскные книги губных старост с упоминанием «заповедных лет» являются копиями, или противнями с обыскных речей. «Речи» оперативно отправляли в Новгород для судебных слушаний с ямщиком или самим заинтересованным помещиком, а «книги» находились на стану в Едрове до истечения календарного года. Но дела о беглых крестьянах Б.И. Кропоткина, И. Непейцына и Т. Пестрикова, видимо, безвозвратно утрачены. А материалы обысков в книгах губных старост являются самостоятельным документальным комплексом, полно отражающим деятельность Мусина и Бункова. Таким образом, в результате источниковедческого исследования удалось заново интерпретировать источники, что позволило предложить новые объяснительные модели процесса закрепощения.

Исследование документальной базы работы основано на применении всего арсенала методов, разработанных в европейском и российском источниковедении: классификации, сплошной обработки информации, хронологического и диахронического сопоставления. Поиск и введение в научный оборот новых источников осуществлялось на основе методов архивной эвристики. Все вышеназванные методы позволили осмыслить процесс отражения в памятниках права эволюции в положении тяглого населения, показать специфику отражения положения социальных групп в текстах с разными функциями – кадастрах, законодательных актах, делопроизводственной документации, нарративных источниках. Значительное внимание в диссертации уделено лексике источников, в которой отражаются представления участников исторических событий об обществе, социальной иерархии, власти. При анализе источников рассматриваются такие понятия, как «старожильцы», «заповедные годы», старые места», с помощью которых власть закрепляла в общественном сознании сложившуюся социальную иерархию.

В главе II «ТЯГЛОЕ НАСЕЛЕНИЕ В СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ РОССИИ СЕРЕДИНЫ XVI в.» показаны ключевые структуры аграрного социума, порождавшие новые отношения зависимости. На этом материале продемонстрированы столкновения государственных, земских и частновладельческих интересов, вылившиеся в преобразования середины XVI в.

Проблема предыстории закрепощения тесно связана с правом перехода крестьян, которое исследовано в параграфе 2.1. «Крестьянский отказ и поряд: социальные отношения в русской деревне XV–XVI вв.» Крестьянский отказ принадлежал к числу институтов обычного права, и как таковой использовался в течение всего периода существования сельской общины в различных формах, но впервые упоминается в источниках только в середине XVI в. Указные грамоты великого московского и удельного белозерского князя трактовали спорные вопросы переходов крестьян: их время и условия. В советской исторической литературе эти акты зачастую истолковывались в контексте закрепостительных мероприятий княжеских «правительств», осуществлявшихся в процессе решения «крестьянского вопроса». Цель исследования состоит в поиске определенных закономерностей в происхождении подобных документов. В связи с этим необходимо решить две задачи: во-первых, исследовать состояние землевладения и статус владений, получивших грамоты и, во-вторых, изучить характер действия указных грамот и других княжеских актов.

Осуществленный в диссертации анализ этих документов показал, что все четыре акта о крестьянских переходах, выданных великим московским князем, относятся к владениям либо в недавнем прошлом имевшим статус слободы, либо находившимся в уездах, насыщенных колонизуемыми землями, где интенсивно ставились слободы. Внутренней жизнью слободы, в том числе правом принимать или не принимать тяглецов, распоряжались ответственные налогоплательщики. Именно их интересы затрагивала проблема ухода льготчиков и новоприходцев. Таким образом, великокняжеские пожалования права вывода тяглецов или запрета их перехода было связано в первую очередь с отношениями в сфере фиска. Можно ли рассматривать право вывода тяглецов, жалуемое князем монастырю или слободе как свидетельство прикрепления крестьян и жителей промысловых слобод?

Если бы удалось доказать, что бежецкая и углицкая грамоты 1455–1462 гг. сохраняли свое действие, например, до принятия Судебника 1497 г., это было бы равнозначно признанию факта частичного закрепощения вотчинных крестьян. Однако привлеченный в диссертации наличный материал свидетельствует о том, что такого рода запреты носили временный характер, и прекращали свое действие после нового описания. В частности, указные грамоты, выданные в последние годы правления Василия II, сохраняли действие до описания 1460-х гг., которое должны были провести сыновья великого князя согласно его духовной.

Проблема законодательного оформления права крестьянских переходов рассматривается в параграфе 2.2. «Крестьянские переходы по Судебникам». В диссертации раскрывается важная проблема крестьянских переходов, подвергшихся правовому регулированию в Судебниках в конце XV – первой половине XVI в. В исторической науке (С.Б. Веселовский, А.Л. Шапиро, Ю.Г. Алексеев) разнообразные аспекты этой проблемы (выплата пожилого и его дифференцированный размер) рассматривались, как правило, в контексте отношений между крестьянином и вотчинником. Однако понятие Судебников «отказ из волости» можно понимать и как переход крестьянина из одной административной единицы в другую, и как уход из волости дворцовой или черносошной. В диссертации приведены аргументы в пользу второго варианта прочтения текста. Стоящий в ст. 57 и 88 на первом месте оборот «из волости» недвусмысленно свидетельствует о том, что законодатель имел в виду в первую очередь интересы государства, контролировавшего в первой половине XVI в. огромный фонд дворцовых, оброчных и черносошных земель.

Очевидно, что крестьяне уходили не только от землевладельцев, но и из черносошных и дворцовых волостей, и процедура отказа распространялась на все категории крестьян. Отказ крестьян в середине XVI в. проходил двумя способами: в то время как интересы черных крестьян представляли выбранные волостью «отказщики», помещики отказывали черных крестьян самостоятельно. Очевидно, что и пожилое уходившие крестьяне платили в одном случае черной волости «в столец», в другом случае – землевладельцу. Закон о Юрьевом дне нужно рассматривать в контексте противостояния черносошных волостей и феодалов. Такой подход позволяет иначе интерпретировать природу пожилого.

Поскольку черносошные крестьяне не несли феодальных повинностей, ясно, что сопоставление величины повинностей крестьян в пользу землевладельцев в денежном выражении и пожилого не позволяет раскрыть его происхождение. Крестьян владельческих и черносошных объединяли лишь их обязанности по отношению к государству, и именно в фискальной политике последнего целесообразно искать источник происхождения интересующей нас нормы. В диссертации осуществлено сопоставление объема государственных налогов, приходившихся на рубеже XV–XVI вв. на крестьянский двор, с размерами пожилого. Сумма пожилого в 2,5 – 5 раз превышала размер тягла в денежном выражении, и, таким образом, пожилое полностью покрывало все траты, которые волость или землевладелец несли для выполнения тягла.

В исследовании предложено также объяснение дифференцированного размера пожилого, зависящего от места и срока проживания крестьянина; доказывается гипотеза о происхождении четырехлетнего срока выплаты пожилого из порядка землепользования, характерного для трехпольной системы, и норм обычного права. Введение пожилого как обязательной компенсации волости или землевладельцу за ушедшего тяглеца стало особенно актуальным в конце XV в., когда почти полностью прекратились земельные пожалования монастырям и предоставление податных льгот землевладельцам. С ликвидацией податного иммунитета и изменениями в слободском праве партикулярное феодальное право стало трансформироваться в общегосударственное. Частные распоряжения князей уступили место общегосударственному праву крестьянского отказа и поряда, отразившемуся в Судебниках.

Проблема формирования сословия посадских людей изучена в параграфе 2.3. «Посадские люди в первой половине XVI в. и право перехода тяглых людей». С целью изучения этого вопроса в диссертации, во-первых, рассмотрена эволюция правового положения княжеских «служебных» людей и жителей государевых слобод, а, во-вторых, подвергнуты анализу источники, свидетельствующие об изменении правового положения населения бывших вечевых городов. Показано, что процесс распада «служебной организации» происходил путем выдачи промысловым слободам бобровников, рыболовов уставных грамот наместничьего управления, уравнивавших их права с правами посадского населения. Положение «черных людей» бывших вечевых городов также было унифицировано с положением посадского населения Северо-восточной Руси путем ликвидации их права собственности на дворовые и пригородные земельные участки с конфискацией документов на право владения землей «в одерень» и переводом в категорию оброчных земель.

Эти изменения в положении посадских людей, однако, не привели к ущемлению для них права переходов. В исторической науке первой половины XX в. высказывались суждения о том, что во второй половине XVI в. тяглые люди рассматривались как «крепкие тяглу» и не пользовались правом перехода. В диссертации рассмотрены аргументы, опровергающие это концептуальное построение. Судебник 1550 г. не прикреплял посадских людей к тяглу; и в ст. 91 Судебника, и в гл. 98 Стоглава норма права о сведении тяглецов с монастырских слобод была вектором однонаправленного действия. В диссертации раскрыт генезис предписаний Мало-Пинежской и Важской уставных грамот о свозе тяглецов из-за монастырей; установившийся порядок объясняется гомогенным характером земских учреждений, созданных на Пинеге и Ваге по уставным грамотам 1552 г.

Отсутствие служилого землевладения в Поморье имело своим следствием то, что черносошные земли не были отделены в фискальном отношении от монастырских земель, составляя единый податной округ. Земские власти Мало-Пинежской волости и Важского уезда постарались закрепить в грамотах норму Судебника о свозе тяглецов, и даже добились расширительного толкования ст. 91, распространив ее действие на черных крестьян, составлявших единую «кость» с посадскими людьми. Таким образом, объясняется парадокс законодательства 1550-х гг., предписывавшего ограничения в переходах исключительно для посадских людей и черносошных крестьян.

Состояние архаичной для середины XVI в. системы кормлений рассматривается в параграфе 2.4. «Институт наместников накануне земской реформы». В современной историографии институт наместников и волостелей справедливо рассматривается как архаичная для середины XVI в. система управления, однако вопрос о том, насколько она была жизнеспособна, спорен. Не вполне проясненными до настоящего времени являются следующие аспекты проблемы: на каких территориях были распространены кормления с боярским судом, был ли институт наместников единственной формой управления на местах, в чем состояло существо постановлений Земского собора 27–28 февраля 1549 г. о судебной компетенции наместников. Взаимоисключающие суждения высказывались исследователями во многом потому, что институт наместников изучался вне связи с такими важными явлениями, как формирование дворянского сословия, изменения в фискальной политике, эволюция холопства, оформление приказного аппарата.

Продвижение в исследовании проблемы возможно, если исследовать институт кормлений не изолированно, а как элемент социально-политической системы. Исследование показало, что уже в первой половине XVI в. традиционная система кормлений подвергалась трансформации, связанной с коммутацией кормов. Введенная в научный оборот указная грамота Ивана III предоставила недостающие факты для анализа административно-хозяйственной деятельности наместников.

С принятием Судебника 1550 г. компетенция кормленщиков была ограничена в ст. 64, но существо этого ограничения до настоящего времени является предметом дискуссии. Большинство исследователей предполагали, что дети боярские были выведены из подсудности наместников. В диссертации изучены иммунитетные грамоты служилым людям на их поместья в северо-западных, западных и приуральских уездах, выданные в конце XV – первой половине XVI в. Они составлялись по особому формуляру, отличавшемуся от формуляра грамот, выдававшихся служилым людям Замосковного края. Поскольку волостели и наместники бывших новгородско-псковских земель обладали правом боярского суда, они должны были обладать расширенной компетенцией в сфере суда и над местными служилыми людьми.

Кормленщики правили в районах, где московская власть не имела глубоких корней и, в сущности, являлись главными доверенными лицами великого князя. Поэтому несудимые жалованные грамоты служилых людей этих территорий содержали существенные изъятия из общероссийского иммунитетного права, передавая суд над детьми боярскими в руки наместников. В сущности, к помещикам окраинных уездов перешла лишь судебная власть над их крестьянами, что, конечно, было немаловажно для установления вотчинного режима. Но личный судебный иммунитет служилые люди этих территорий не получили, причем можно предположить, что в составе поместного дворянства России удельный вес служилых людей, лишенных судебного иммунитета, был немалым.

Значение ст. 64 Судебника 1550 г. как раз и заключалось в снятии этого противоречия и уравнении детей боярских всех городов и уездов в судебных правах. «Вопчие» грамоты должны были ликвидировать разнобой в личных грамотах служилых людей «разных городов». Правительство сделало решительный шаг в преодолении региональных различий, и служилые люди были выведены из-под судебной власти наместников. В унификации правовых норм и создании единого правового пространства на территории страны и состояла одна из главных задач Судебника 1550 г.

Объяснение загадочных формулировок ст. 64. содержится в тексте Рыльской уставной грамоты 1549 г., которая предполагала подсудность детей боярских наместнику отнюдь не только в разбойных делах, но и в гражданских исках и мелких уголовных правонарушениях. Служилые люди получили довольно существенную привилегию, избавившую их от необходимости выходить по таким делам на судебный поединок с тяглыми людьми. Составитель судебника, делая акцент на обороте «детей боярских судити наместником по всем городом», стремился указать на всеобщность новой процессуальной практики, выводившей детей боярских из обязанности участия в поединках с тяглыми людьми.

В середине XVI в. государственный строй России был архаичным, поскольку ему не хватало институциональной связи с населением, отсутствие которой компенсировалось широкими полномочиями кормленщиков. Власть наместников с боярским судом в миниатюре копировала власть государя, усвоив такое ее важное качество как синкретичность – слитность, нерасчлененность административных, судебных и фискальных полномочий. Простираясь над обществом в формах трансцендентного господства (делегирование наместником своих судебных полномочий собственному холопу-тиуну), власть наместника не проникала в толщу тяглых миров.