Geum.ru

Девятаева Наталья Владимировна

Вид материалаДокументы

Содержание


Производилась даровая раздача оружия
Отметить долгом своим считаю усердие предупредить все нужды сухопутных войск, блестящие распоряжения командовавшего десантной эс
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
Глава № 5

В начале XIX века в Лондоне за действиями России на Кавказе и на Черноморском побережье наблюдали с глубокой тревогой. А горские племена Западного Кавказа, конечно, были совершенно не искушены в вопросах дипломатической борьбы европейских держав. Сталкиваясь с провокационной деятельностью английских агентов, горцы, в силу своей необразованности не могли подозревать, что английское правительство использует их лишь в качестве слепого орудия своей политики в борьбе с Российской империей. Боязнь дальнейшего усиления России была ясно высказана премьер-министром Англии лордом Генри Пальмерстон, который писал в обращении к парламенту: «Что станет с важнейшей артерией английской торговли через Черное море до Трапезунда? Что станет с нашими удобнейшими путями в Индию, если мы не удержим в узде ненасытное честолюбие русского императора?». В 1815 году генерал-майор Портнягин сообщал в рапорте военному министру, что «британская агентура внезапно наводнила горы и сильно мешает генералу Ермолову в его действиях по присоединению Кавказа к России». Среди шпионов, о которых пишет русский генерал, не было штатных сотрудников английского дипломатического ведомства. На Кавказ тогда отправились агенты Трапезундской компании – одного из крупнейших британских операторов на рынках Востока. Трапезундская компания заслала в Адыгею некоего Сефер-бея, который должен был установить контакты с местными князьями, недовольными усилением российского влияния на Кавказе, и подтолкнуть их к выступлению против России. Разжечь новую войну на Кавказе Сефер-бею не удалось, зато он смог организовать неплохой контрабандный канал. Настоящие британские агенты-провокаторы появились на Кавказе в конце 20-х годов XIX века, когда англичанам стало известно о секретном пункте русско-турецкого мирного договора, который обязывал султана закрывать пролив Дарданеллы по требованию российского императора. Огромное влияние, которое Россия приобрела в Турции в 1830-х годах, озабочивало западные державы, в особенности Англию. Отсюда тайные происки, возбуждавшие горцев Кавказа к упорной борьбе. Подобное «сотрудничество» между горцами и английской разведкой (и не одной английской) вынудило Россию начать строительство укреплений. Русские укрепления крепостей и фортов по восточному берегу Черного моря между Анапой и турецкой границей, имели цель отрезать горцам возможность получать из-за границы военные припасы. Возведение этой линии было обусловлено, вмешательством Англии и Турции в наши кавказские дела. Черноморская береговая линия, похоже «не давала спокойно спать» ни Англии, ни Турции, а временами и Франции. И стремилась правящая элита этих стран, всеми возможными, и невозможными силами и средствами уничтожить военные укрепления русских, с помощью горцев. Конечно же, открытая и явная война не нужна была ни одной из европейских держав. Англия пошла дальше всех, банально, так как была богаче всех остальных «доброжелателей» Российской империи; ее орудиями были горцы, бежавшие в Константинополь из страха наказания за грабежи и разбои в Российской империи, или ездившие туда по своим семейным и торговым делам. Затем англичане занялись, вернее, продолжили заниматься своим «любимейшим» делом стали учить горцев, как нужно бороться с русскими. Указывали на то, что надобно горцам соединяться в большие союзы; при этом им обещалась помощь Англии, Турции или египетского хедива и ПРОИЗВОДИЛАСЬ ДАРОВАЯ РАЗДАЧА ОРУЖИЯ и военных припасов.

И стали появляться англичане, потом поляки, которые выдавали себя перед простодушными дикарями за уполномоченных и посланников. Первым явился на Черноморский берег секретарь английского посольства в Константинополе Уркехарт, туркофил и известный ненавистник русских. Он высадился к шапсугам, среди которых пробыл несколько месяцев, издавая воззвания, возбуждая горцев к военному неповиновению. Воззвание это имело следствием сплочение ближайших племен: они поклялись не вступать ни в какие сношения с русскими, вследствие чего наша меновая торговля, открытая в начале XIX в., временно остановилась, а нападения на линию участились и получили более правильный характер. В результате, в 30-е годы XIX века, сепаратистское движение на Кавказе, с финансовой и военной английской помощью, возродилось с новой силой, стало более организованным и лучше вооруженным, «уроки» английских и турецких агентов горцы усваивали довольно неплохо. В Адыгею отправился Дэвид Уркарт - британский бизнесмен и публицист, по совместительству разведчик. Ему принадлежало авторство фантастического проекта объединения Чечни, Дагестана и Адыгеи в так называемую Кавказскую федерацию, которую должны были контролировать британские торговые фирмы. Другими словами английское правительство стремилось превратить Кавказ в очередную свою колонию. Уркарт и его помощники повстречались с адыгейскими, черкесскими и чеченскими мюридами, в том числе и с имамом Гази-Магомедом, которому британцы гарантировали поддержку, если имам объявит газават (священная война мусульман против неверных). Газават англичане требовали, естественно, очень выборочно, то есть конкретно и именно, для РУССКИХ, то есть следуя подобной логике можно было сделать только один вывод – неверные во всем мире толькол русские. Племянник Уркарта Дэвид Стюарт отправился в Грузию уговаривать тамошних князей организованно выступить против России. Другой помощник Уркарта - трапезундский купец Томас Бейль наладил поставку оружия для воинственных горцев Чечни и Дагестана. Ему удалось доставить в Адыгею более 300 пушек и несколько тонн пороха. Однако во время одного из рейсов шхуна Wixen, перевозившая контрабандный груз оружия по поручению Бейля, была перехвачена русской береговой охраной, что вызвало один из самых громких международных скандалов XIX столетия.

Глава №6

Черкесские и чеченские абреки атаковали несколько русских крепостей, но вскоре переключились на грабеж поселений казаков. Уркарт, Бейль и Стюарт убеждали воинственных горцев не увлекаться набегами на казачьи станицы, а направить свои силы против Черноморской линии береговой обороны, то есть указывали «непонятливым» горцам те цели, ради которых собственного говоря так «старались» англичане, да и турки тоже. Они утверждали, что это позволит британскому флоту войти в Черное море и выгнать русских с Кавказа. В 1839 году британским эмиссарам, наконец, удалось подтолкнуть адыгов к организованному нападению на черноморские базы. В конце 1836г. явился другой английский агент, купец Джеймс Белль, пробывший у черкесов 2 года. Его шхуна "Vixen" с разными товарами была конфискована нашими крейсерами. В начале 1837г. барон Розен, главнокомандующий на Кавказе, получил известие, что Белль с сотрудником газеты "Morning Chronicle" Лонгвортом хочет опять высадиться на берегу Кавказа с разными контрабандными товарами, имея паспорт от английского правительства. Вскоре он действительно появился среди шапсугов и натухайцев, как раз в то время, когда эти более мирные племена начали тяготиться бедствиями войны и уже готовились послать в Константинополь посольство, чтобы узнать, должны ли они ожидать помощи, обещанной английским правительством. Белль их остановил и настоял на том, чтоб черкесы не входили с русским правительством ни в какие переговоры до получения новых распоряжений от английского правительства.

Белль и Лонгворт появились на большом собрании горцев возле реки Пшада и представили ему бумагу, в которой от имени английского правительства советовали горцам явиться к русскому начальнику и объявить, что в сущности Россия никаких прав на них не имеет, как на народ, независимость которого признана всеми; если же и после этого русские не прекратят войны, то дать знать о том в Константинополь, откуда тотчас же отплывет к черкесским берегам флот европейских держав, Турции и Египта, всего до 300 судов с десантом и боевыми припасами. Черкесы обратились к генералу Вельяминову, как их учил Белль, и вслед за тем произвели набеги на всю линию, которые стоили и им, и русским войскам огромных жертв.

С осени 1837 года среди горцев Западного Кавказа начали действовать два английских агента: капитан Морринг и лейтенант Иддо. Они приплыли к берегам Кавказа на двухмачтовом английском судне, нагруженном военными припасами. Установив связь с Беллем и, собрав нужные сведения, они вскоре отправились в Константинополь. Эти агенты, наряду с пропагандой среди горцев против России, вели разведку природных богатств Кавказских гор. Выполнив возложенное на него поручение, лейтенант Иддо «…отправился в Англию с образчиками серы, свинцовых и других металлических руд, найденных в горах». Результаты, добытые лейтенантом Иддо, видимо, сильно заинтересовали правящие круги Англии. Это видно из того, что вслед за ним на английском судне «Роберт» была отправлена на Кавказ группа английских военных инженеров. Об этой экспедиции сообщил Н.Н.Раевскому адмирал Лазарев. По сведениям, которые Лазарев получил от русского посланника в Константинополе Бутенева, английские инженеры в Константинополе, имели тесные связи с Лонгвортом. Одновременно, они установили связи с Сефер-беем и получили от него рекомендательные письма к горским князьям. Не ограничиваясь агитацией среди горцев против русских властей, английские агенты организовали доставку на Кавказ крупных партий военного снабжения. Для того чтобы избегнуть захвата их русскими крейсерами, английские корабли перегружали доставленный груз в портах Малоазиатского побережья Турции на мелкие суда, которые и доставляли его затем горцам. Как видно из предписания военного министра гр. Чернышева Раевскому (датированного 20-м августа 1838 года), при покровительственном попустительстве паши Белль завел целую эскадру из шести «…мелких судов или лодок, которые, отправляясь при хорошем ветре из Самсуна около вечера, достигают обыкновенно Черноморского побережья в ночь следующего дня». В 1853 году Ф. Энгельс, анализируя историю развития отношения между Турцией и Россией, писал: «До тех пор, пока традиционная политика сохранения любой ценой status guo и самостоятельность Турции в ее нынешнем состоянии будет руководящим принципом западной дипломатии, девять десятых населения Европейской Турции будет видеть в России свою единственную опору, освободительницу, своего мессию».

Глава №7

Как мы помним, очередная русско-турецкая война 1828—1829 гг. завершилась 2 сентября 1829 года заключением Адрионопольского мирного договора, статья 4 которого гласила: «...а равно весь берег Черного моря от устья реки Кубани до пристани Св. Николая включительно пребудут в вечном владении Российской империи». На всем побережье находилась только турецкая крепость Анапа и развалины крепости Суджук-кале. Однако, английская и французская пропаганда приводила сведения далекие от действительности. В 1836г. Александр Бестужев-Марлинский, который, как мы помним, был декабристом и восторженных чувств к царским властям не питал, находясь в отряде генерала А. А. Вельяминова, писал своим братьям: «...Нелепости, помещаемые в английских и французских газетах, переходят за позволение. Например, недавно в “Journal de Francfort” написано, что мы взяли после жестоких потерь цветущий город Суджук-кале, ключ Кавказа, интересное дело Суджук-кале это срытый редут, где нет приюта даже двум пастухам и занят был нашими войсками без единого выстрела. По этому же размеру извещают иногда и о разбитии нас. Эти газеты хуже персидских сказок, а информация в них откровенная ложь…».

Перед Российским правительством встал вопрос о заселении Черноморского побережья. Уже в следующем, 1830 году капитан артиллерии Российской армии Георгий Васильевич Новицкий, переодевшись черкесом, провел разведку земель натуханцев и шапсугов. В мае он осмотрел бухту Суджук-кале и составил сухопутную карту местности. В 1831 году императором Николаем I рассматривался вопрос о строительстве укреплений на Черноморском побережье Кавказа. Начальником главного морского штаба князем А. С. Меньшиковым был подготовлен обстоятельный доклад, в котором, в частности, было сказано: «...Суджук-кале довольно прикрыт от морского волнения рифом, идущим от западной оконечности залива и, имеет глубину достаточную для судов самого большого ранга: но вход тесен и не при всяком ветре войти, или выйти из него можно. Грунт при том дурной и береговой северо-восточный ветер свидетельствует столь же сильно, как и бора у Адриатическим берегов, куда при действии сего ветра, ежели не ошвартованы вплоть к северо-восточным берегам, подвергаются обыкновенно крушению, быв выброшены на противоположную сторону залива. Расстояние между входами в Геленджике и Суджук-кале едва ли превышает 20 верст, следовательно, владея Геленджиком, мы имеем в своих руках и лежащий позади Суджук-кале..». На основании этого доклада было решено основать укрепление в Геленджикской бухте. К 5 июля 1831 года в Суджукской бухте собралась эскадра Черноморского флота под командованием капитана 2 ранга Г.И. Немтинова. В составе: фрегатов “Тендос” и “Эривань». Бригов “Меркурий”, “Кастор”, “Пегас” и “Ганимед”. Катера “Жавронок”, канонерских лодок “Барсук” и “Беспокойная”. Парохода “Молния”, пароход “Молнию и канонерские лодки, вышел в Анапу, где проводилась погрузка войск. К 20 июля был закончен ремонт брига “Меркурий” в Суджукской бухте и 23 июля весь отряд собрался в Геленджикской бухте. Четыре дня выбирали место для основания укрепления, и 28 июля 1831 года был высажен десант, основавший укрепление Геленджике. Однако, жизнь настоятельно требовала основания российского поселения на берегах Суджукской бухты. В 1832 году в письме от 27 июля к военному министру графу А. И. Чернышеву командир Отдельного Кавказского корпуса граф И. Ф. Паскевич писал: "... В отношении дальнейших предприятий, от коих будет зависеть последующее утверждение и безопасность края. Исполнить Высочайше предназначенное переселение в Анапу малороссийских казаков, учредив, если найдутся средства, подобные поселения в Геленджике и Суджук-кале...". В 1834 году капитан-лейтенант В. И. Полянский, командир брига " Пегас", пишет докладную записку на имя главного командира Черноморского флота и портов вице-адмирала М. П. Лазарева о трудностях борьбы с контрабандистами, в которой обосновывает необходимость постройки укрепления в Суджукской бухте: “... Укреплению в Суджукской бухте должно иметь не менее 16 крепостных орудий. Помещать в себе 1000 человек гарнизона; 4 полевых орудия и 2 единорога необходимы при сих войсках, ибо при первоначальном занятии даже рубка дров не обойдется без перестрелки, впоследствии они будут служить охранением при пастьбе порционного скота и казенных лошадей…”. В июле 1836 года Новороссийский и Бессарабский губернатор граф М. С. Воронцов на корвете “Ифигения” и пароходе “Петр Великий” произвел личное обозрение черкесских берегов с целью ознакомления с краем. Причиной вояжа было решение царя возложить ответственность за торговлю и с черкесами и абадзинцами на Керчь-Еникальского градоначальника под ведением Новороссийского генерал-губернатора. А.А.Воронцов писал в своих записках: «между тем, собирая сведения и расспросы о местностях, я почувствовал, что одно лишь личное обозрение может дать более или менее справедливое понятие о крае. Который столь мало известен и столь интересный во всех отношениях». Генерал Воронцов 14 июля осмотрел Суджукскую бухту и лагерь отряда генерала А. А. Вельяминова, строившего укрепление Кабардинское на мысе Дооб. В докладной записке на имя императора Николая 1 М. С. Воронцов писал: "... нельзя не любоваться красотой и безопасностью Суджук-кальской рейды... Три или четыре флота могут здесь совершенно и во всякие времена поместиться В руках великой державы местность сия неминуемо будет со временем играть большую роль...". В следующем, 1837 году сам император на пароходе “Колхида” посетил укрепление Геленджик и крепость Анапу. В предписании от 9 ноября 1837 года начальника Главного Морского штаба главному командиру Черноморского флота и портов о подготовке и порядке проведения Черноморским флотом десантов на побережье Кавказа в 1838 году, основание укрепления в бухте Суджук-кале не предусматривалось. Вместо этого, в сентябре третьим десантом предлагалось основать второе укрепление в Геленджикской бухте. Но экспедицию 1838 года возглавил генерал-майор Н. Н. Раевский. Полностью его должность называлась так: командир главного действующего отряда на Восточном берегу Черного моря со стороны Геленджика, не путать с отрядом генерала Симборского, действующего со стороны Сочи. Николай Николаевич Раевский 12 июля на реке Туапсе на пароходах “Колхида” и “Громоносец” прибыли командир Отдельного Кавказского корпуса генерал-лейтенант Е. А. Головин и командующий войсками на Кавказской линии генерал-лейтенант П. X. Граббе. После осмотра строящегося укрепления, которому было присвоено имя Вельяминовское в честь генерала А. А. Вельяминова, умершего от болезни в 1837 г., оба генерала вместе с Н. Н. Раевским отправились в Суджукскую бухту. Сейчас уже не установить, какие доводы приводил Николай Николаевич, но он убедил в своей правоте командиров. Генерал-лейтенант Е. А. Головин 16 июля направил рапорт военному министру: “...осмотрев во всей подробности Суджукскую бухту, я удостоверился, что во всех отношениях, изложенных генерал-майором Раевским, она заслуживает преимуществ... Крепость при устье реки Цемес будет важнейшая из всех прибрежной линии, как по своей местности, так и для связи с другими крепостями…». Этот рапорт послужил основанием для Высочайшего повеления от 20 августа 1838 г.: «Иметь при устье реки Цемес главный порт или пристань для береговой нашей эскадры». 29 августа Н. Н. Раевский получил два пакета из Санкт-Петербурга. В одном из них были поздравления от военного министра с присвоением Николаю Николаевичу воинского звания генерал-лейтенант и награждением его орденом Белого Орла. Кроме того, в нем было официальное предписание № 5273 от 20 августа 1838 г. военного министра, где было сказано: “...Его Императорское Величество, рассмотрев предположения генерала Головина и мнение Вашего Превосходительства, на котором оно основано, согласно с оным Высочайше Повелеть соизволил дабы Ваше Превосходительство, по окончании устройства укрепления на Шапсуго, отправился с вверенным Вам отрядом в Суджукскую бухту для занятия устья реки Цемес…». Во втором пакете была копия с предписания № 5274 от 20 августа 1838 г. на имя главного командира Черноморского флота и портов вице-адмирала М. П. Лазарева: “...Если местность при Цемесе будет найдена генерал-лейтенантом Раевским соответствующей сим условиям, то вместе с возведением укрепления ему представлено приступить к нужнейшим по устройству пристани работам. Его Императорское Величество Высочайше соизволяет, что бы в указании сих работ на месте и в самом их производстве было оказано со стороны Вашей генерал-лейтенанту Раевскому возможное содействие и помощь...”. Подготовка к десанту началась.


Глава №8


Кавказские горцы, чаще всего, если ни сказать, что всегда банальный разбой, грабежи и прочие бесчинства, маскировали под красивую и романтическую цель – борьба за независимость. И поощрялось все это Англией и Турцией ради многовековой цели владычицы морей – не допустить Россию к Черному морю, дабы через него и «духу русского не было» в Средиземном – стратегическом для англичан регионе. И многовековые рабы Османской империи, где за деньги, где за возможность безнаказанно творить свои зверские бесчинства, а где и попросту одураченные, выполняли поставленную цель и сами не понимали, как глупа и нелепа для самих же кавказских народов исторически обреченная на провал борьба с Россией.

Кавказские горцы умирали и убивали во имя чужих и, естественно неведомых для них, целей. Безграмотному народу неприученному думать и анализировать, поработителей «слегка» неверно указали. Так как господа, хозяева и поработители были у кавказских горцев – турки и уж никак, по определению никак ни русские. Но в отличие от турок, русские были и остаются «неверными» и установка, еще в Коране заложенная (газават) – сработала отлично! И поэтому в тот день и час, когда русские корабли прибыли к берегам будущего Сочи их ожидали воинствующие горцы, благословленные и одушевленные турецкой и английской агентурой. Готовые умирать и убивать, резать «неверных»! Но совершенно не готовые жить и трудиться, работать на благо самих же себя и своей Родины.

Апрель месяц в Сочи – это очень непредсказуемый весенний месяц. Бывает, что радует он по настоящему весенней, теплой погодой. Солнышко ласково пригревает, пахнет молодой зеленью, цветами и шумит море, гладкое сине-зеленое море. Блестит, переливается и зовет золотистая дорожка, морская дорожка и, кажется, вот так бы и окунулся в эту райскую гладь. И примет оно – теплое, приятное и родное – море, но морская вода, конечно, в апреле месяце довольно холодная. Но солнце светит, теплое и ласковое солнце и хорошо на сердце и, теплым весенним деньком под ярко-голубым Сочинским небом вы, всем своим существом понимаете, как прекрасна юная красавица весна! И вечный, великий, жизнеутверждающий праздник - праздник возрождения природы и души человеческой. И все самые светлые, чистые и сумасшедшие мечты, вам кажется, нет, нет вы - точно знаете, все реальность, все, все сбудется. А все плохое, все неприятности, горести и беды – уйдут, канут, и спрячет их прошлое, укроет надежным черным шелком забвения и не пустит в наши сны, вестников дурных воспоминаний и померкнут краски, и размоет черты врагов и наших собственных ошибок.

Но бывает и довольно часто и другая картина. Серое, низкое небо, которое, если бы не державшие его величественные горы, упало бы в темные, грязные и бурлящие воды Черного моря. Нептун, хозяин и господин, похоже, не в духе и разбушевался не на шутку и желает затопить все прибрежные земли, но, но не в силах. Волны огромные и ревущие тянет, тянет неведомая, странная и страшная сила обратно, обратно в море. И злится Нептун, негодует. И свистит не по-весеннему холодный и сырой ветер, и гнет, вековые деревья и раскачиваются они и завывают тоскливую, унылую песню, и машут своими обнаженными, сиротливыми руками-ветками. И такая тоска беспросветная, смертная тоска и не вериться, что будет весна и солнце и дарить оно радость и свет, надежду и веру в лучшее!

Но 13 апреля 1838 года был как раз теплым и ясным, настоящим весенним днем. В 15:00 русская эскадра прибыла к устью реки – Сочи. Корабли выстроились в две линии неодинаковые по количеству морских судов. Самая длинная линия была ближе к берегу и в ее центре были выстроены три линейных корабля: «Екатерина», «Чесма», «Златоуст» именно на них была возложена важная и очень ответственная миссия – уничтожить и не дать ни малейшего шанса агрессии англо-турецких вассалов.

Невысокий берег расступался и образовывал широкую долину, по которой текла горная речка. В глубине долины зеленели лесистые горы, а еще дальше сверкали снежные вершены. Вдруг на флагманском судне поднялось несколько флагов, часть матросов бросились вверх по снастям убирать паруса, а другая завозилась у орудий, спешно их заряжая. Между тем корабли перестроились в две колонны, боевые корабли прикрывали собой транспортные суда. В три с половиной часа с флагмана был дан сигнал открыть с военных судов огонь по берегу, усеянному завалами и занятому неприятелем. И вот, взвились новые флаги, открылись боевые люки, выдвинулись орудия и, началась частая бомбардировка видневшегося на возвышенной террасе берега аула. После бомбардировки, казалось, ничего живого не могло там остаться. В это веем со стороны транспортных судов обращенной к морю спускались лодки и в них садились войска, назначенные в десант. Наступила торжественная минута! Орудийная стрельба смолкла, все ванты судов разукрасились разноцветными флагами, раздались звуки гимна, который звучал величественно и торжественно, возвещая новым землям о приходе славянских хозяев, хозяев, которые превратят этот край в один из самых высокоразвитых районов России. В четыре часа первое отделении десантных войск было уже на берегу. Ступив на твердую землю наши войска, начали выстраиваться в две колонны. Одна из них, состоявшая из двух рот Эриванского полка, должна была наступать между рекой Сочи и возвышенностью, где находился аул, а другая из двух рот Мингрельского карабинерского полка наступала на ту же возвышенность, пользуясь лесистым оврагом, расположенным южнее по берегу.

Взятие земель, на которых в будущем будет построен город Сочи, было одним из самых тяжелых операций по всей Черноморской береговой линии. Это объясняется довольно прозаичными причинами, как мы помним, именно у берегов будущего Сочи находился порт от которого отходили контрабандистские суда, отправлявшиеся в Турцию с живым грузом невольников и наркотиками, именно в этот порт приходили суда их Константинополя с оружием для горцев от турецких пашей и английских эмиссаров, последних так же доставляли суда подходя именно к этим Бергам. Именно по этой причине горцы так рьяно, отчаянно не щадя жизней своих сражались за этот берег. За стратегически важный для них берег!

Много русских легло при высадке десанта, и между ними храбрейший Змиев, человек, чей славный подвиг мы, потомки, просто обязаны знать и помнить. Змиев, офицер морской артиллерии героически, самоотверженно боролся и бился до последней капли крови и сил своих физических. Когда все солдаты обслуживающие пушечное орудие, пали вокруг него он не переставал заряжать сам орудие и стрелял в неприятеля удачно, пока кровь из ран не истощила его, но и тогда непобедимая моральная сила его не оставила. Он обхватил орудие одной рукой и с саблей в другой оставался защищать, ожидая подкрепление. Налетевшие горцы искрошили его шашками на самом орудии, но подошли казаки и отбили у них пушку, и это было последний, но такой важной наградой для Змиева.

Обратимся к еще одном свидетельству боевой операции на территории будущего города Сочи, к свидетельствам генерал-лейтенанта русской армии Рукевича, 13 апреля 1838 года от участвовал в операции, будучи рядовым новобранцев, взглянем на «дела давно минувших дней» глазами не просто очевидца, солдату, рядовому солдату, именно на плечи рядовых выпадают самые тяжелые испытания и именно их взгляд зачастую бывает самым объективным, так как видят они самую страшную, жуткую и правдивую сторону войны. Вот, что поведал Рукевич, вот какие свидетельства он оставил нам, потомкам людям которые живут, и будут жить в веках грядущих: «Мне в качестве охотника – разведчика довелось идти с мингрельским полком. Мы, охотники, определив колонну, первыми со стороны оврага с криками «ура» ворвались в аул, бабы пленив горцев, еще раз предложить им принять подданство Российское, но аул был безлюден. Серьезное настроение солдат сменилось шутливым, и многие занялись ловлей кур, а я стал привязывать на длинный шест цветную тряпку, чтобы, подняв ее, как флаг, возвестить о занятии нами, несколькими разведчиками, аула Вдруг сзади раздался болезненный, душераздирающий крик, за ним другой…Оглянувшись, я увидел страшную картину: словно из – под земли выросшие человек 30 горцев бешено сновали между нашими солдатскими и рубили их шашками и резали кинжалами (вести переговоры о принятии подданстве российском у горцев «настроения» не было – прим. автора). Собраться в кучу для отпора было уже поздно. Мы четыре оставшись в живых человека, стали отступать к обрыву над морем. Обиваясь штыком, я ринулся пятисаженной высоты сквозь куты колючек, вниз и упал на песок берега. Когда я пришел в сознание, то обнаружил, что все у меня цело, но окружающие рассказали мне о драме, которая произошла в овраге с основной колонной. На нее из-за деревьев напали массы горцев, и только вмешательство подоспевших на звуки боя эриванцев прекратило резню, которую утроили горцы по отношению к русским войскам. К вечеру аулом мы овладели».

После удачной операции генерала Симборский отмечал храбрость своих солдат, пытаясь выделить особо отличившиеся части: «Войска наши, участвовавшие в этом деле заслуживают похвалу и одобрение. Храбрость одушевляла всех и каждого. Причем строгая справедливость требует сказать то же самое о милициях и флоте, разделившись, все труды и опасности…

Отметить долгом своим считаю усердие предупредить все нужды сухопутных войск, блестящие распоряжения командовавшего десантной эскадрой контр-адмирала Артюкова…»