Книга, недостойная второго прочтения, недостойна и первого

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
тержневую душу, как на гвоздь, все свои беды и слёзы. А твои муки, твой поиск останутся только при тебе и только для тебя.

И сколько раз я за свою жизнь слышала эти слова! Не перечесть! Но у каждой души есть свой предел прочности...

Так вот, в этой Ленке было что-то такое, с чем я ещё никогда не сталкивалась, но из-за чего не получила свою, уже так привычную, победу в нашем первом раунде. Таким образом, вопрос: “кто из нас первый”? остался без ответа. Впервые в моей жизни.

В столовой, за чашкой кофе, мы разговорились. Оказалось, что она тоже, как и моя Наташка, была ленинградкой, а в шахматную секцию записалась только, чтоб отвязаться от физкультуры. Мы проговорили недолго, но и этого мне хватило, чтобы понять многое. Я пригласила её зайти к нам в общагу, пообещав познакомить с Иркой Леповой и сыграть на гитаре. Она не возражала, и мы расстались.

По пути домой, я думала о Ленке. И пришла к выводу, что она не только во многом была мне ровней, но даже казалась как бы взрослее и опытнее меня. И... нет, никак не хотелось употребить это неприятное для меня слово “умнее”. А что самое удивительное, -- я почувствовала к ней уважение. К какой-то там девчонке, моей ровеснице! Это просто изумляло, потому что было впервые. Любить, но, всё же чуточку презирая, свысока, как Андрей Болконский Пьера – это было нормально. Но быть на равных! И даже признавать превосходство! Я была сбита с толку. Но мне это невозможно понравилось!

Наступил, наконец, день обещанного собрания. До моего любимого праздника Нового Года оставались считанные дни. Настроение было прекрасным, и я с энтузиазмом поехала с Наташей на эту встречу.

Мы долго ехали на метро и потом ещё с полчаса добирались на автобусе. А место, куда мы приехали, могло с одинаковым успехом быть и пригородом Москвы, и Киева – один из новых микрорайонов Ленинграда. Квартира тоже была стандартной, но уютной и аккуратно, со вкусом обставленной. Ребят было семеро, плюс мы с Наташкой. Все, кроме Соколова, были приблизительно одного с нами возраста и все – парни, удобно устроившиеся в креслах и на диване. Только Виктор стоял. Видно было, что он только что им что-то говорил и прервался, чтобы поприветствовать нас. Все поздоровались и мы сели.

---------Наташу вы уже знаете. С ней – её подруга, наш новый товарищ, которая здесь по моему приглашению и я лично за неё гарантирую. Пусть послушает, о чём идёт речь, а потом сама свободно решит, по пути ей с нами или нет. Есть возражения?

---------Так она ещё совсем ничего не знает? Может, всё-таки лучше сначала объяснить ей, в чём тут дело, а потом уж знакомить её со всеми нами? -- сказал какой-то прыщавый, осыпанный перхотью, как мукой, худой очкарик.

Он мне очень не понравился.

---------Я же сказал, что ручаюсь за неё, - в голосе Виктора зазвучали резкие, холодные нотки. – Разве этого не достаточно?

А он мне положительно понравился. И понравилось, как он с ними со всеми разговаривал. Разумеется, больше никаких возражений не поступило.

---------Кто этот плешивый? - спросила я шёпотом у Наташки.

---------Хозяин квартиры, зовут его Артур Туров. Хороший парень, только очень любит порисоваться, показать всем, какой он умный. Учится на втором курсе университета.

Тем временем Соколов, взяв в руки тетрадь, продолжил прерванную нашим приходом речь.

---------В Советском Союзе конституционные свободы живут только на бумаге. Я имею в виду гарантированные нам основным законом страны свободы совести, печати и слова. Могу привести такой пример. Моя дальняя родственница решила покрестить своего первенца. Муж был согласен. Выбрали церковь вдали от города, договорились с попом и поехали. Крещение прошло благополучно, но кто-то, видимо, их заметил, узнал и донёс куда следует. Оба работали в театре и, хочу это подчеркнуть, никогда не состояли в партии. В результате, -- потеряли работу, комнату в общежитии, очередь на квартиру и остались без средств к существованию. Работу они так и не нашли, и вынуждены были уехать из города, начав всё сначала. Вот вам, реальная картина свободы совести. А о свободе слова и говорить не приходиться. Достаточно посмотреть на нас. Никому и в голову бы не пришло собраться не здесь, в этой квартире на окраине города, вечером, заходя и выходя по одному, а в центральном парке Ленинграда, днём, удобно рассевшись на скамеечках!

Он приостановился, пережидая раздавшийся смех ребят.

---------Не лучше обстоит дело и со свободой печати, - вновь заговорил Виктор, - Представляю, где бы я оказался, если бы попытался прийти в типографию и попросить напечатать там пару страничек моих мыслей!

Он сделал короткую паузу и продолжил уже другим, более резким и холодным тоном:

---------Диктатура рабочего класса подло подменилась диктатурой верхушки власти. Достаточно взять работы Ленина, чтобы убедиться в том, что я прав. К середине 70-х годов на базе партийно-хозяйственной номенклатуры сформировался новый класс советской буржуазии. Этот антагонистический класс, обладая всей полнотой власти, стал паразитировать на эксплуатации рабочих и крестьян, а также, советской интеллигенции. Над страной нависла угроза демонтажа социализма, т.е., ползучего контрреволюционного переворота. На основании этих выводов, я решил начать политическую борьбу в защиту завоеваний социалистической революции.

Он много цитировал из Ленина, Солженицына и из работ Сахарова. В то время мне ещё не были знакомы последние два имени, но было ясно, что их работы в нашей стране были запрещены. Я слушала внимательно, стараясь успевать за его мыслью и анализировать сказанное вместе с ним. Но очень скоро вынужденно сдалась, признав своё полное поражение: я отстала и, практически, уже ничего не могла ни впитать, ни отложить в моей памяти. Всё о чём он говорил, было для меня совершенно новой и ни разу ни с кем не опробованной темой для размышлений.

Но речь его была красивой. Быстро и чётко произнося фразы, Виктор не останавливался ни на секунду, не заикался и не прятался за сорными словами, выигрывая тем самым время, чтобы подумать и подобрать подходящее слово. Было ясно, что всё, что он сейчас высказывал, был плодом не одного дня его размышлений.

Мне нравилась его горячая убеждённость и непоколебимая уверенность в своей правоте. Когда человек так искренне убеждён в своих мыслях, он, волей-неволей вызывает к ним уважение и, как минимум, любопытство. И мне страшно захотелось понять его. Тогда я решила подойти к нему в конце собрания и попросить у него его тетрадь. Хотелось самой, в тишине и без спешки, внимательно прочитать всё, что там было написано, и попытаться разжевать и проглотить.

По лицам же остальных ребят, оказалось невозможным разобрать что-либо, кроме немого обожания. Я так и не уяснила, понимали они своего лидера, или только делали вид, что понимали. Но сидели все серьёзные и внимательные, не спуская с него восторженных глаз. И Наташка тоже.

Виктор говорил более двух часов. В конце своей речи, сказал:

--------Здесь собрались взрослые, ответственные ребята. Каждый из нас прекрасно понимает, что ему грозит, если о наших мыслях, наших книгах узнают люди в серых шинелях. Прежде, чем перейти к конкретным предложениям о дальнейших действиях, я ещё раз прошу всех подумать и окончательно решить: по пути ему с нами или нет. Кто сомневается или боится, пусть лучше сразу уйдёт, прямо сейчас. Никто его не осудит.

Все переглянулись, но никто не шевельнулся.

---------Кто это - люди в серых шинелях? - шёпотом спросила я Наташу.

---------Ты что, не знаешь? - она очень удивилась, -- Это же кагэбишники!

Я ахнула. Мысли вихрем понеслись в моей голове. О чём только я не передумала в эти несколько секунд! И об опасности, и о маме, и об институте, и о тюрьме, и о Сибири!


Чтобы получить остальные страницы этого тома, обратитесь к автору.