Книга стихов

Вид материала

Содержание

Дворец императора
Герострат (новые боги)
Боги меняются
Ремонт гомера
«илиада» по-новому
Брату авелю
Лёгкий завтрак

Подобный материал:

1 2 3 4 5

§ 8

* * *

И я пострадал от попрания прав,

когда, как петух на насесте,

«верлибр» прогорланил и выплатил штраф

за ругань в общественном месте.

* * *

Нынче город мой занемог.

Даже сбитня хлебнуть глоток

не отважится, да и браги,

и войска не верны присяге.

Да из Троицы то ли двух

упразднил по ошибке Дух,

то ль не в ладе Сам со стихией,

Вседержитель слег с миопией.

ПУТАНИЦА

Будда у дуба

думал как будто,

как вдруг,

с облака словно,

яблоко –

бац! – около.

– Закон абсурда, –

выявил Будда

и лег у тополя.

ДВОРЕЦ ИМПЕРАТОРА

Слепые вышли из города

и наткнулись

на груду камней.

Над нею вился

белесоватый дымок.

– Здесь был дворец императора, –

промолвил один из незрячих.

На кромке огромного валуна

мелькнула ящерица.

– Это наши глаза, –

произнес другой невидящий.

– Это наша память, –

откликнулся третий.

– Воля, – сказал четвертый.

– Решительность,

отвага, сноровка, –

пронеслось по рядам.

И огромный тлеющий замок

зашевелился, застонал, заохал,

как больной человек.

* * *

Суки сели на суки,

напружинив кулаки.

К ним с мольбою подойдёшь,

еле целым отползёшь.

И угроза тут пуста –

не подвинутся с куста.

Сладкой ягодою рот –

словно яркий натюрморт.

Потной лысины кавун

не достанет и шатун.

ЧУРАЛОЧКА

Подошел Ивашка

В красной рубашке,

за поясом

четыре термоса.

В первом – вино,

во втором – сукно,

в третьем – сверло,

в четвёртом – мурло

чёртово.

Вином напоил,

сверлом высверлил,

в сукне завернул,

чёрта обманул

* * *

Что-то у него болит,

только он не говорит,

но частенько в час ночной

он идёт ко мне домой,

бред рассказывает, врёт

и украдкой ляжку жмёт.

* * *

После будет светло и тепло,

заискрит проводка,

и электрик придет

разнузданный, как кокотка.

К вечеру – ветчина,

самогон

и походы в баню,

где с тобою Самсон,

а я выбираю Маню.

Телеящик покажет

сплошные дурные вести,

и знакомый расскажет

в слезах о своей невесте:

оказалась такая –

не ожидал.

И ты, кивая,

уйдешь в провал.

«ОКАНЬЕ»

Пора признать литературной нормой

нередуцированный «о»

и «аканье» почесть причудой вздорной,

не накормившей никого.

Отныне самоуваженье

воспрянет с волжским говорком,

к произношенью небреженье

долой прогоним всем мирком.

О – шар земной, яйцо, светило,

гармония, геенна, глаз,

твой тихий стон, когда любила

и общий в унисон оргазм.

РЕАЛИЗМ

Актриса, ничего не заподозрив,

в прожекторах в заманчивую позу

становится и быстрый диалог

ведёт с партнером, спрятанным за кадром;

Почти что хук, подножка, аперкот –

слова кончаются. Нахмуренным солдатом

выходит Смерть на узкий пятачок

между декором и спиной актрисы.

Здесь нет гримёрной комнаты, кулисы,

лишь камера стрекочет, как сверчок.

НА ЧАСАХ

Сойки разлетаются в глазах,

постовые встали на часах;

сапогам отточенные стрелки,

как водой наполненные грелки,

варежки проткнули остриём,

марлей время перебинтовали,

собрались, шеренгу уравняли

и задорно грянули «ура!»,

так что мебель съехала с ковра.

АВИАНОСЕЦ

Гигантский авианосец

без мины междоусобиц

с флотилией на борту

пока что стоит в порту.

Ещё не блестят отсеки,

ещё в невеселом свете

команда большой страны

не выдраила полы.

Ещё не пришли на базу

герои залить заразу,

ещё Ледовитый друг

довольных не греет рук.

Ещё на закате солнце

уныло молчит и трётся

удавкой о горизонт,

у шкипера просит зонт.

Ещё длинношеей шваброй,

с трудом выдыхая жаброй

устойчивый перегар,

матрос обновляет бар.

Здесь будет кутить начальство,

когда наконец отчалит

из гавани никуда

непризнанная страна.

И будет на фоне Кырска,

как высосанная сосиска,

болтаться имперский флаг,

фронтон загоняя в мрак,

над будкою исполкома

так истово-бестолково

в расцвеченной вышине,

тревогу внушая мне.

Охотничья эскадрилья,

подергиваясь от всесилья,

взлетит на поиск врагов,

как вырвавшись из оков.

Где только её скрывали?

Какие плуты и врали

до времени берегли

её на краю земли?

Свободу в глуши народу!

Свободу, кричи, свободу!

А то самого запрут,

пожрут и вином запьют.

Голодному треба мяса,

а мы остаемся – масса,

и я – это часть ея,

как живности часть свинья.

§ 9

ИСААК

Господь меня убережет,

я это знаю, в это верю;

когда отец безликим зверем

меня на капище волок,

к Нему с отчаяньем взмолился,

и Всеблагой ко мне явился

и улыбнулся, а отцу

швырнул с презрением овцу.

ГЕРОСТРАТ (НОВЫЕ БОГИ)

Я мечтаю славу Герострата

превзойти, окурком супостата

подпалить великую святыню,

оскорбить божонка иль богиню.

Но куда не сунусь с зажигалкой –

всюду одиозные весталки,

нищие, горбатые, кокотки,

бультерьер с винтовкой и в пилотке.

БОГИ МЕНЯЮТСЯ

Боги меняются, не умирая.

Непостоянна участь земная

и для вельможных чванных господ

с необозримых горних высот.

Кошка, корова, резная болванка,

женщина, тугрик, параметры танка,

сонная одурь, храп и ленца

рыщут жреца.

ПЕНЕЛОПЕ

1.

Пенелопа, пока еще муж далеко,

постели мне постель, принеси молоко

и овечий творог, маслины подай

и работою ткацкой себя не терзай.

Посиди хоть немного со мной просто так,

словно нет женихов, и с тобой Телемак,

словно дом не постигли позор и нужда,

словно море спокойно, и ты молода.

2.

Пенелопа, попа пока не провисла

от сиденья за пряжей,

пока слюна не прокисла,

и шея ещё лебяжьей

кажется и прельщает,

пока женихи смущают

тебя петушиным чванством,

повремени с жеманством.

Смотри,

кошку дохлую

жизнь подложит,

и Улисс не поможет.

ПЕНЕЛОПА

А всё-таки сомненье остаётся.

Глаза его. Приметы все совпали.

Он точно так же движется, смеётся

и вел себя в постели как в начале,

но всё-таки... Прости мне, Зевс, слова:

мне кажется, я лучшего ждала.

ДАВИД

Красавица на крыше вдалеке,

похожая на самку леопарда,

иль отраженье в солнечных лучах,

иль королю невидная корона?

Как звать её? Вирсавией. А тот,

что копошится во дворе с оружьем,

он жив ещё? Я более не царь

и дремлют интересы государства?

АВРААМ

Авраам привёл в Красноярск Исаака.

– Посмотри, мальчонка, какая срака!

А какие ляжки у той козы,

аж морским узлом заплелись усы.

Хорошо, что поблизости нету Сары,

а по городу бары всё да базары,

и законники лупят по рёбрам звонко.

Ой, сыночек, боюсь, не найдём ягненка.

ОДИССЕЙ (первая версия)

Пропусти меня в Итаку,

мистер Посейдон!

Я с мечом ходил в атаку,

грабил Илион.

Тьму троянок обесчестил,

деточек пожёг,

возвращаюсь бодр и весел,

в парус ветерок.

Знаю, вымахал сыночек,

жёнка заждалась.

Привезу ей в дар платочек,

али я не князь?

Лишь бы встретила радушно

сыром, пирогом...

Что ещё скитальцу нужно?

Ах, ну да! Конечно, нужно,

но потом, потом.

ОДИССЕЙ (версия вторая)

Итак, в Итаку!

С боем как-нибудь

на родину прорваться к Телемаку!

Но кто-то усмехается: забудь!

Забыть очаг и двор, отца и сына,

обязанности царские, жену?!

Лопочет голосок неумолимо:

не двигайся, сиди на берегу.

Но там стада, холмы... Я там хозяин,

а здесь я собиратель неудач!

Вдали от дома сгину я, печален...

Ты чей-то бог? Пожалуйста, не плачь!

Я не боюсь. Волна необорима,

но стоит плыть навстречу синеве

от крови прочь, от копоти и дыма

к отчаявшейся собственной вдове.

РЕМОНТ ГОМЕРА

Гомера мир не умер. Перетёк

он плавно в Рим, надел стальные цепи

империи и стал, как пламя в склепе –

худеющий, чадящий огонёк.

Так и трепещет в ковах государства,

меняя лишь названья и пространства,

и скоро в список родин, наудачу

тесня какой-нибудь там Хиос, Колофон,

пролезут Заозерный или Ачинск,

с рожденья акведук и аквилон

считающие родом динозавров;

но предрассудком тщетно не томясь,

они впрямую пролагают связь

от табунов киргизов до кентавров.

«ИЛИАДА» ПО-НОВОМУ

Ахейцы почесали уши:

плоды сомнительные службы

вдали от тёплых островов

их не прельщали; звон щитов

и толкотня на колесницах,

потери, липкие девицы

увечья, триппер, сифилис

мгновенно в умных пронеслись

мозгах, приученных к расчету,

и корабли вернулись к порту.

БРАТУ АВЕЛЮ

Нет, я ни в чем не виноват!

Адам слегка обчистил сад,

гадюке Ева предалась,

не ведая, чей это князь.

Я не был там, не ел змею,

огрызок не пускал в струю

Евфрата, с первою женой

я не лежал, само собой.

Плесни вина и верь мне, брат,

что я ни в чем не виноват.

ДЕЛЁЖ

Один серебреник получат небеса

за то, что в окружение посла

отправили глаголить ультиматум,

а там его побоями и матом,

и униженьем встретила толпа,

чьи вожаки, преступное содеяв,

получат остальные двадцать девять.

§ 10

ЧОК

Надо так прижать друг к дружке

алюминиевые кружки,

чтобы смялись в плошки дужки,

а блестящие борта

онемели возле рта.

СКОВОРОДА

Сковорода на мешанину цеха

похожа: там, давясь от смеха,

лук репчатый и перец анекдот

заваливают слушателям в рот,

там помидора кожица с белком

перебирают смачно кто на ком,

а кто под кем; там лафтаки бекона

киндзу сквозь проходную отстранённо

несут, как дефицитный инвентарь,

и мрачно подхалтуривает гарь.

УТРЕННЕЕ

В ухе окурок и просьба на сладкое

пива стакан, устояние шаткое,

мало подмоги от стен миража,

а от вчерашнего куража

стыд и сонливость;

явственно слышен лишь хрюк математика

по-за-в сортире. Вот перистальтика!

* * *

Муха хамит,

дрыхнуть мешает, вяжет

трелью пространство; что-нибудь, может, скажет?

Только жужжит.

Тряпку возьму, бывшую прежде шёлком,

хлопну по потолку, током

в ответ шибанет, зрачок

лампы потухнет, сверчок

прошелестит за стенкою, где проводка,

и муравьи по крупу сползут, словно в палец плётка.

ТАКТИКА

Насекомые отчаялись и бросились нападать:

в икры вгрызались, засели в кровать,

поджидая жертву под простыней, одеялом.

Простаку засыпающему апокалипсическим карнавалом

показался полночный приступ крылатых, усатых зверей.

Пострадавший с криками еле дополз до дверей

и выскочил в коридор, призывая помощь,

но никто не откликнулся не потому, что полночь

давно наступила, а потому что сон

вечный укутал всех, кто влюблён, разведён,

состоит при власти или бедняк стабильный.

Насекомые, задействовав корпус мобильный,

занялись молниеносной ликвидацией неприятелей,

предварительно покарав предателей.

ВИЗИТ

Опять наблевано в толчок;

отторгнутый смывной крючок

в перегородку бьёт игриво;

Наташка Бязева красива,

братва мусолит косячок,

употребляя торопливо

на кухне пиво – благодать!

Опять повесился Кусаев,

и чуркестанцы, отдыхая,

махлу устроили опять...

Я уезжаю невзначай

и приезжаю ненароком,

а то б ходил с подбитым оком

и рассыпал по марле чай.

А так, когда и звезданут,

пока судьба меня шатает,

ушибы быстро заживают

и к кривотолкам не ведут.

* * *

Сидит ребёнок на колонке

проигрывателя у входа

в спальню, серые обои

и тараканий отсвет штор;

над косяком портрет болонки,

покойной бабушке в угоду

прилепленный, соседи-гои

и алкоголик-зубодёр.

Отдам аппаратуру брату,

исправлю ветхую ограду,

пока совсем не разнесли;

стада, которые пасли

мои изнеженные пальцы,

из мыслей обратились в пяльцы,

плету портвейном по крови.

Уток опух, скрипит станок,

я уступил бы, если б смог.

УТРО

Звенит в шкафу будильник.

Сосед достал напильник

и начал им водить,

чертей во мне будить.

Я слушаю прилежно,

как он хлопочет нежно,

и безмятежно сплю –

я тишь в душе таю.

* * *

Мужика рвало в углу.

Развалился на полу,

растопырив ножки, стол –

я пивка попить пошёл.

Мне рассказывал братан

про красу заморских стран,

доедая пирожок,

номерка катал кружок.

Чертыхаясь, второпях

баба, оголяя пах,

кружки наши приняла,

но залог не отдала.

А друган ушёл в запой

и меня не взял с собой,

дрался, бегал нагишом...

Он уже за рубежом.

* * *

Так тяжело скрипит кровать –

соседям невозможно спать.

Коль взгромоздишься на жену,

ты нарушаешь тишину.

Так и лежишь не шевелясь,

на трескотню попасть боясь,

и только гладишь, не дыша,

где гаснет женская душа.

* * *

Зажатый в трубы Енисей

урчит, мурлыкает на кухне

и не желает вынуть хвост

на дно посудины из крана;

сегодня приготовил рис,

помоем миску для салата,

шурша, струя упала вниз,

рекою бывшая когда-то.

ЛЁГКИЙ ЗАВТРАК

Превосходный паштет,

телячьих котлет

добрых полсотни,

умерив вопли,

спешат на штурм;

за ними кур

отряд задастых,

свиней грудастых

на флангах встали корпуса:

«за мать! За родину! Отца!»

И на поляну вышли танки –

консервы рыбные из банки;

раблезианский аппетит

зубам верховным не вредит.

§ 11

ДОМ

Я с детства мечтал свой собственный дом

иметь: двухэтажный с большим потолком;

просторные комнаты, лепка, камин –

я в доме таком проживаю один.

Но средств не хватало, и в долю приняв

приятеля, денег повсюду заняв,

я начал строительство: сварка, бетон,

новейшая плитка, чугунный балкон.

Поднялся красавец за год особняк,

но мысли тяжёлые гложут меня:

панель расписная, бассейнчик, витраж,

но только не мой дом выходит, а наш.

Пошел я к приятелю, честно сказал,

чтоб он без препятствий мне долю отдал,

но только приятель качнул головой:

и я, было, шёл к тебе с просьбой такой.

Я с детства мечтаю свой собственный дом

иметь: двухэтажный с большим потолком;

просторные комнаты, лепка, камин –

я в доме таком проживаю один.

Взяла нас кручина, и день ото дня

мрачней и мрачней он глядит на меня,

я тоже невесел, возьмусь за ружьё,

а мой компаньон заряжает своё.

* * *

Когда ты шёл, тебя толкнули в спину.

Ты обернулся, но удар в лицо

тебя на наст колючий опрокинул,

и лёгкие наполнились свинцом.

Ты отдыхал, пока с тебя снимали

пальто и пояс, рылись в портмоне;

беспомощные в воздухе торчали

ступни, ещё здоровые вполне.

Один за откатившуюся шапку

другому сто червонцев предлагал,

а третий учинить задумал драку

за то, что его первый обокрал.

Мигалкою забрезжила машина,

и восвояси убрались друзья,

чтоб без помехи бравая дружина

покойника взвалила на себя.

ИГРА

Я ввожу себя в компанию женщин.

Их восемь, язык подвешен:

болтают без умолку о погоде,

мужиках, тряпках – всё в этом роде.

Троих убираем. Остаётся пятеро.

Я выступаю в роли молчаливого патера:

смотрю в сторону, смеюсь сардонически,

и женщины глядят на меня критически.

Снова долой троих. Теперь нас трое.

Двоих разденем. Хор «эвое»

запел, ему подтянул с амвона

Иоанн Креститель скрипами сотового телефона.

Сиськи одной больше, чем вся другая.

То ли набиты чем, то ль судьба такая.

Слепо сосок трется о губ помаду

Я умаляюсь, простор обрезая взгляду.

Кнопку нажмём, сменим программу.

Ткнём себя в сказочную панораму

буйного леса, мастерских листьев, краба

формы военной и матюгов из штаба.

Будут стрелять. Ставят, спеша, мишени.

Взвод безразлично мушкой ведёт по тени

птицы, летящей с криком за гору.

Мишени требуют генерала, но спору

заводить с объектами не было приказанья,

и капает жижа из маленьких пор, названья

которой не помнят солдаты, а может, его и нету,

но где-то и как-то пивали текилу эту.

ПОДСНЕЖНИК

Из тощего сугроба пятерня,

приветствием ошеломив меня,

и спутницу заставила отпрянуть

и голосом промолвить оловянным:

«О Боже, ужас! Уведи меня!»

И по тропинкам тающего дня

мы долго отчужденные бродили...

– А может, это пальцы были

исчезнувшего друга твоего? –

встревоженная спутница сказала

и про себя упрямо повторяла

про узкое запястье и браслет.

А друга у меня и вправду нет.

ВЕНДЕТТА

Я предал друга своего,

а он меня продал,

тогда я ливер из него

куделью намотал.

А он интригой заволок

в преступные тиски,

меня подвёл под потолок;

как струны на колки,

судьбу и веру натянул,

но я не отступил,

я утопил его жену

и выродков убил.

Пускай он будет отвечать,

ведь тоже не слабак,

права он выучил качать,

а погибать за так?

ЛОШАДИ

Доброе утро, лошадь,

ситцевая в горошек!

Я подневольный тоже

в упряжи, под дугой,

ну а сверху молодчик

расписной колокольчик,

издеваясь, лопочет,

дребезжит надо мной.

Мне бы с вами командой

за хозяйской баландой,

гогоча, подпевая,

словно часть удалая,

но по-разному в стойло

поступает к нам пойло:

я, порой забываясь,

за овес принимаюсь.

§ 12

ЗАЯВЛЕНИЕ МАСТЕРУ

Мастер, от имени всех поделок

из папье-маше, чернил и опилок,

недодуманных, разобранных заготовок,

не касались коих долото и рубанок,

заявляю: мы требуем равнопра...

Blog

Книга стихов

Содержание