Книга стихов
| Вид материала | Книга |
- Рассказ о Юлии Друниной. Чтение её стихов, 159.17kb.
- Книга М. Л. Гаспарова о "гражданской лирике 1937 года", 538.75kb.
- Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащих, 798.13kb.
- Марина Ивановна Цветаева (1892-1941), 39.07kb.
- Литература периода Вов (Открытый урок) Тема урока : «Поэзия войны», 11.64kb.
- 1 книга Список стихов, 30.63kb.
- Литературное объединение им. Лебединского коллективный сборник стихов и прозы коллективный, 2404.54kb.
- Ф. И. Тютчева от его стихов не веет сочинение, 39.06kb.
- Сценарий третьих районных набоковских чтений «страна стихов владимира набокова», 59.94kb.
- 2. Счастливчик, 81.15kb.
Антон НЕЧАЕВ
«Заявление мастеру»
(книга стихов)
2004
§ 1
* * *
Реваз, ты забыл
завет воров?
Тут тебе не Кавказ,
тут Тамбов.
Тут тамариндов нет –
тополя;
здесь земля не твоя –
моя! Подпись: Ахмет.
ШКОЛЯР
Посмотрите на меня, как я учусь:
в истину проникнуть коготком боюсь,
женщину целую, удивляюсь как
у неё на шее вырос алый мак.
Подойду к мужчине, поцелую в глаз,
он, не сомневаясь, мне долги отдаст;
расскажу о грустном бабушке в углу
полного трамвая, с небоскрёб навру,
а она поверит, сунет пирожок:
«Кушай, воронёнок, сахарный дружок!»
* * *
Мальчик упрямый под окнами маму
кличет пятнадцать минут:
сбрось мне, пожалуйста, мама, панаму –
пекло ужасное тут;
мамочка, мячик скинь волейбольный,
радость мальчишьих сердец;
мамочка, мама... Тут недовольный
вышел в халате отец.
ПОКОЛЕНИЯ:
а)
Я знаком с поколением отмечателей
праздников: юбилеи карателей,
дни рожденья родителей, именины,
годовщины кончины,
светла Христова пасха,
уборка картофеля, получение паспорта,
поездка за город, курортный поход –
менее литра не брать на рот.
б)
Поколение старых мальчиков –
это мы; на посты начальников,
либо главных бухгалтеров
чуть не после детских садов
попадали. Однако
наивысшей старости знака
обладатели нынче те,
кто в окно глядит в темноте.
ЗАДЕРЕЕВ
Я подал руку.
Он показал – я не заметил.
– Вот как встречают поэтов! –
сказал я впоследствии.
Оказалось,
у него нету
руки.
ПИСАТЕЛИ В КРАСНОЯРСКЕ
Слепые и беспалые,
контуженные, шалые,
намучившие бред,
окончившие мед.
ПАРА
Иван Иванович гулял по лесу,
не подозревая в себе повесу,
думал про свои старые тапочки,
любовался порханьем бабочки.
А Софья Петровна
ходила упорно
другой стороною луга,
искала покой – не друга;
о глупостях ни намека,
но в них оказалась дока.
Сколько им было лет?
Теперь их на свете нет.
ЗАМЕЧАНИЕ БРИГАДЕ
Конечно, от притирок и укладок
давно бы дом наш выцвел и облез,
но допускать бесчинный беспорядок,
как будто здесь навёл порядок бес,
не следует. Примите это слово,
я верю в вас до четверти второго.
БАНДА
Нашей банды глава,
прозвищем Булава,
царского роду,
любил природу:
вырубил лес
на своей плантации
и засеял плодами
стерилизации
противников и предателей,
а также мозгами
приятелей.
В банде номер второй
отвечал головой
за тактику и стратегию,
а к женскому полу Берию
превосходил страстью:
распялит бабу, как свастику,
и режет её в куски,
засунув в гортань носки.
Четвёртый был исполнителем
поручений деликатного свойства,
должников потрошителем,
не чужд геройства.
Например, если семеро
собирались стреляться,
он заказывал видео
и оркестр для танцев,
а когда шла стрельба,
выделывал па.
* * *
– Как хочется работать, – палач сказал
и инструмент рабочий с полки взял.
– Как хочется покоя, – промолвил кок
и яд крысиный в миску поволок.
СВАРЩИК
Сварщик работает, народ отворачивается,
а арматура не приколпачивается,
не пристаёт, не пришпандоривается.
Сварщик старается, матерится, морщится,
а народ мочится, плюёт на сторону,
покупает говядину и томатную пасту,
и спешит обедать, а тут как проклятый
сварщик связывает железо проволокой.
КЕШОКОВА
Ничего себе кошечка.
Такие щёчки,
попочка,
всегда в брючках,
очки...
А вы всё на Герцена
дрочите,
спрячьте стручки
в зачётки
и шасть к телу,
цены ведь нет ей,
вот это – женщина,
а вы – сморчки!
* * *
Старушки в очереди
спорят о сосисках
и Апокалипсисе:
– Вы покаялись? А вы покаялись?
Шарик глядит сокрушенно
на толстую сумку:
– Вот бы мне суку,
лучше тушёнку.
Мальчишка швырнул булыжник
в окошко павильона,
сторожа отстранённо
шарятся в барадачках;
доцент в очках
ставит «парашу»
и цокает языком:
– Если бы мы вдвоём
порешали задачки...
А то вы всё сами, сами...
Давайте завтра на даче?
«Презерватив с усами».
СТРОЙКА
Цитатами от Матфея
поругиваются евреи,
укладывая лопаткой
цементный плевок над кладкой.
Когда бригадир не пьян
поёт про Азербайджан
и трахает крановщицу,
штудирующую Коран.
ПЕРНАТЫЕ
Зимородок из коры
оловянные шары
да резиновые крылья
от студеного бессилья
вылупляет, торопя,
пока нету глухаря.
А глухарь не хоронится
за стволами, как жар-птица,
хорохорится, хамло,
арестантское хайло.
Хули-хули – у гнезда
голубь голого птенца
чугуном по голове,
чтобы думала за две.
Птицы, цыц! У цапли, б...я,
лямблий целая семья,
тина типа им субстрат,
ну а тетерев кастрат.
ВОДИЛА
Я ехал в дальний город на попутках,
женился каждый год на проститутках,
одну оставил ночью у грузин
в обмен на добросовестный бензин.
Другую обменял на хлеб и карту,
кулек трески и пива «Туборг» кварту,
а третья на ходу меня сдала,
поскольку, не слезая со стола,
давала всем, всегда и повсеместно,
и это мне уже не интересно.
Я с поднятой рукою у сосны:
напарники кому-нибудь нужны?
ТАКСИСТ
Как я напьюсь и поздно возвращаюсь,
неотвратимо с призраком встречаюсь.
Он отстранённо дремлет за рулём,
вместо лица – неприбранный проём
под кепкой. – Дорого берёте!
– Вы в этот час другого не найдёте!
И я поспешно плюхаюсь вперёд,
и он меня по кладбищам везёт,
сворачивает в хмурые больницы,
в притоны, где бродяги и убийцы
приветствуют таксиста моего.
Я с ним хожу. Чужие вижу беды:
не люди – обветшалые портреты,
а реставратор где-то загулял.
Я пью сильней, таксиста бью в затылок:
от этих посещений и ухмылок
избавь меня! А я тебя не звал! –
невозмутимо призрак отвечает
и монтировкой с силою вращает:
теперь плати! Ещё платить, нахал?!
Но достаю покорно из карманов
полтинники, десятки... Мало, мало!
Уйди же прочь, оставь меня, достал!
Поняв, что рассчитаться не хватает,
таксист без возражений уезжает,
а я стою на трассе, одинок,
и плещется на донышке глоток.
ХОЗЯЙКЕ
Конечно, он щенок,
скулит под креслом, ножку
за миг сгрызает в крошку,
рычит на поводок.
Но если приласкать
его, не обижая,
звериная, мужская
в нем вырастает стать.
И он уже рычит
и лает сатанело,
когда мужское тело
в твоей постели спит.
СЕКРЕТАРША
В тесной комнате два стола,
пахнет сыростью из угла,
за компьютером спит она:
еле-еле щека видна.
Кипы дел, дырокол, «Янтарь»,
замусоленный календарь,
сапоги приспустила с ног,
как некстати звенит звонок!
– Приходите сегодня, да!
Я на службе совсем одна.
Документы можно не брать,
будет не о чем рассказать.
На окошко тяжёлый снег,
будто сон, испарившись с век,
превратившись в небесный ил,
сладкой дрёмою повалил.
* * *
Лошадь остановилась,
вежливо отпросилась
у всадника помочиться
и отошла за кустик,
а там волчица
грызет с акустик-
хрустом телёнка
и замечает тонко:
здесь не уборная!
– Утверждение спорное, –
думает лошадь,
но не произносит вслух,
отодвигается крупом...
А пастух
оказался глупым.
ГЕРОЙ
Мой герой
ой! –
крикнул вдруг и упал.
Вышел скандал:
герои не падают,
а этот – тряпка,
слабак,
ляпнул что-то
насчёт притяжения
гравитации,
и бац! об пол.
Лоб двухметровый,
корову как-то
пёр на плечах,
выше башни.
То ли шашни
с принцессами довели,
то ль завистники опоили.
Его любили,
а теперь погребли.
ОФИЦЕР
Я вернулся с войны, но мне не хватило.
У многих наотмашь мозги отбило,
а также другие части желудка,
а для меня осколок, контузия – шутка.
И вот на гражданке теперь служу,
в консервной банке блядей вожу,
а коль придавит, то я – охрана,
и в выходные – за атамана.
* * *
Картина водит кистью,
натурщица ушла,
октябрь мордашку лисью
расплющил у стекла;
столяр закончил раму
и в стружке прикорнул,
а живописец даму
к дивану подтолкнул.
* * *
У чечена меч наточен,
острый очень,
чиркнет точно как лучом,
череп катится мячом.
А у русского нагайка...
Соберётся русских шайка
и давай друг друга бить,
а потом горилку пить.
МОЛОДОЖЁНЫ ЧИТАЮТ В ПОСТЕЛИ
Пахнет свежими книгами, чистым бельём.
Не скули, дочитаешь потом.
В ПОЕЗДЕ
Садитесь, гражданка, рядом.
Я вас не обижу взглядом,
рукой не коснусь костюма.
Я за день устал безумно
и кроме, как лечь на полку
и сонные мысли в щёлку
рассматривать, как девчонок,
не хватит моих силенок.
ПЕСНЬ ПОДВОДНИКА
Мне бы молодку
да в подводную лодку,
врубить реактор,
да на экватор.
А там жара
и барракуды,
и крейсера
врага Иуды.
А я по кнопкам
турумбурум,
пока молодка
латает трюм.
ОБЕЗЬЯНКА
Жил в Москве чеченец,
был он совладелец
метро и банка
и была у него обезьянка:
мохнатые лапки
из толстой папки
доставали бумажки,
чесали ляжки.
И каждый день дорогую
хозяин вёз на Тверскую,
показывал ей зверинец
и покупал гостинец.
ЗНАКОМАЯ
Девушка пришла ко мне домой.
– Знаешь, а у этого большой, –
говорила с видом знатока, –
знаешь, а у этого рука
днём и ночью в брюках чешет бен.
У колготок этих двадцать ден –
небольшая, значит, толщина,
ну а мне осенняя нужна.
В губы положила бутерброд,
одеваясь, говорила: вот
так и существую, понимай!
Это ты замкнулся, как далай-
лама, точно дуешься на свет.
Одолжи немного сигарет.
подтяни застежку. Ну, пока!
Через год была она друга-
я: сидела скучная, тиха,
прочитала строчку из стиха,
предложила дёрнуть анаши:
я бы нализалась от души
или бы легла под батальон.
Между прочим, ты в меня влюблён?
ДЕВОЧКА
Шоколад дала кошке,
попугайчику – крошки,
с медвежонком простилась
и отравилась.
Кошку прогнали вон,
попугая – в зоосалон,
а медвежонка – в приют,
там дети его порвут.
МЭТРЫ
Давайте контролировать,
а слежку вуалировать.
Для этого детей
в союз писателей
запишем директивно,
хоть видеть их противно.
Такой же, как и нам,
стандартного фасона
подсунем дуракам
билетик из картона.
Пускай себе живут,
поборются, попишут;
из нас никто не слышит,
о чём они поют.
В БЕСЕДКЕ
В беседке сидят соседки
от каждой лестничной клетки
по делегатке,
грызут конфетки
и шоколадки:
как у вас? Всё в порядке?
Не уехали предки
к бабке?
* * *
Гангстеры любят красивых девушек,
пьют пиво, заботятся о здоровье,
гибнут в молодости, метко стреляют,
пьют пиво, оставляют наследников.
Наследники любят красивых девушек,
предпочитают блондинок с пышными формами,
но здесь им приходится спорить с кавказцами,
тем нужна обязательно «бэлая».
Легавые охотятся на тех и других,
и третьих ловят, и кто попадется,
с кавказцами пьют, с гангстерами играют в рулетку
и сами не знают, какой они ориентации.
* * *
Я – дальнобойщик;
тикает дождик,
пру на Туран,
стиснув карман.
Там в магазине
лох на дрезине
весит этил,
жердь проглотил.
Но не доехав
ста километров
глупый штурвал
я оторвал.
Мчусь беззаветно,
в хаос ракета
так не летит,
вольный джигит
так не гарцует,
как мой КАМАЗ
катит на вас.
ДЕКАБРИСТ
давайте возьмём
нашу совесть и
помножим её на сто
тысяч и далее на миллион
а также возьмём
наше чувство Родины
ответственность, мощь
душевных порывов, грозу
мечтаний, в конце концов
опыт...
трон ни к чему тут,
и владыки смешны,
церкви ничтожны,
суд никчёмен, непродуктивен,
наука и учебные институты...
дьячок в приходе
наставляет мальчонку
аз буки веди
а за стеной – гумно
молотят рожь
бабы с оголёнными икрами
вяжут скирды, в лицах
голубизна.
я хотел бы выйти на площадь
и палить напропалую
как молнией с неба,
но повешен Пушкин,
расстрелян Каховский,
и Радищев утопился на
склоне лет в озере.
– Сей семена, – написал
Евгений Абрамович,
а они во множестве
растут и сами,
в Сибири особенно.
СЮЖЕТ
Объектив камеры
уткнулся в колени мамины,
потом поднялся к плечам
и дальнозорким очкам.
Смущаясь, она твердила:
«Я очень, очень любила,
но всё выходило так,
как будто я первый враг».
Вы слышите рёв машины:
внизу привезли грузины
капусту, денатурат
на химпродуктовый склад,
дежурная по вокзалу
рыскающим по залу
родителям вздорных чад
твердила придти назад
и уточнить приметы;
за изгородью одеты,
обриты у рюкзаков
когорты призывников.
КАК ЭКРАН
Раскрыто чисто поле, как экран
плохого телевизора в деревне,
где всё семейство проволочкой древней
усиливает качество программ;
родитель безуспешно гоношится,
а всё семейство ждёт и не ложится.
* * *
Мой друг был токарем, потом
работал радиомонтёром.
Потом техническим трудом
побрезговал и волонтёром
решил податься в ВДВ,
в кино его забраковали,
он месяц жил у бабы Вали,
у бабы Сони на харчах,
потом где стремя, где подпруга
разузнавал, едва не счах...
А может, он моя подруга?
О.СВЕШНИКОВУ
1.
Бредут бедняги на завод,
и каждый с нежностью несет
под робой теплую литру,
чтоб отдыхалось поутру.
И в этой пристальной толпе,
как акробат – на голове,
я независимо иду,
переживая на ходу:
о сколько сохнет впереди
ромашек на моем пути,
и сколько клонится гвоздик,
и сколько душится музык
процессией унылых дней,
о, сколько ветрености в ней!
2.
Напрасно ты считаешь, дорогой,
что каждый пролетарий – брат родной.
А коли я не выношу завод,
то я авантюрист и обормот.
А если я стихи не так пишу,
так то бутадиеном не дышу.
Я, кстати, и к крестьянству равнодушен,
так, значит, я невежествен и скучен?
МАЛЬЧИК
Мальчик забрёл ко мне в дом,
маленький мальчик с подбитым крылом.
Я его в комнате теплой раздел,
лечь под простынку строго велел,
тазик принес ему с мыльной водой,
миску поставил с молочной лапшой,
градусник дал и с клубничкой чаёк,
куртку развесил и на пол прилёг.
Долго не грелся малыш у меня,
выскользнул тихо, луком звеня,
перья пригладил и в небо взлетел,
что-то сказать напоследок хотел,
но не расслышал я слова того,
так и не знаю о нём ничего.
ПИЛИГРИМ
Широкая дорога
ко мне идёт от Бога,
но я по ней ни локтя
не пробегу, ни ногтя.
Я пилигрим отныне,
поскольку по пустыне
я предпочёл движенье,
не сразу возвышенье.
К тому ж в песках небесных,
для мещанина пресных,
кроме фронтов холодных,
не встретите свободных.
Ведь даже пеликаны
свои лелеют страны,
и грузные гагары
слетаются в базары.
И голуби – посланцы
под крышами, засранцы,
без спросу поселились,
надолго огнездились.
Вдали от бед лавины
под трели окарины
я шествую по дюнам
холодным и угрюмым.
Или, забавы ради,
как змей ползу по вади,
а вдруг, уткнувшись в плеву,
я обрюхачу Еву?
* * *
Женщина – повадка, ляжки – мороженое
ягодицы – птицы, спина – земляника.
Сладкое пирожное в треугольник вложено,
в горошинах платье, жалобная книга
под шляпкой полощется, пиши что хочется!
Слёзки – серёжки, шелушится кожица.
Ущипни за шейку, аж тушь взъерошится!
Обними – отличница, отойди – двоечница.
МОЙ ДЕДУШКА
(портрет)
Дедушка сочинял стихи
из коммунистической чепухи.
Он не знал, что ленин постреливал дичь,
водку пил, произносил спич.
Он хотел сказать, что ильич – Господь,
как Христос, облекший харизму в плоть,
он хотел сказать, что давно пора
водрузить вождя посреди двора
каждого, бюстик на каждый стол,
он не знал, бедняк, что ильич – осёл.
Он радел душой к повороту рек
(увлекающийся был человек)
воспевал Сибири родной красу,
умилялся веточке на весу
и в лугах букашку, слепой, найдя,
восхищён был цельностью бытия.
* * *
Бонапартия в Красноярске
эксцентричностью корсиканской
изумила местная рать:
он пошёл до Стрелки гулять,
а ему продавец арбузов
косорылый, точь в точь Кутузов,
предложил галифе продать.
ПОКОЛЕНИЯ
Поэтом прежде молодым
считался тот, у кого в шевелюре дым
клубился, и щеки стали корой,
кто зубы рассеяно за столом поправлял рукой.
А нынче поэт «молодой» постарел, бубнит,
что каждый глухарь теперь из себя пиит,
и дочку дебелую утром ведёт в танцкласс,
а после уроков ей книгу стихов издаст.
ВЕДМЕДЬ
Мёд
из глубоких сот
сердца смирного моего
рой слов
несёт
уста усладить карги.
Вот хозяин тайги,
может быть, он спасёт,
в ульи вернёт
народ трудовой
и трутней.
Я бы ему на лютне
сыграл
и заделал джигу
и в пасти залил аджику.
ДИАСПОРА
На берегу Невы
не мы.
Не мы (напишем поименно)
на берегу Гудзона.
Семья печального еврея
глядит в чеканку Енисея:
– Я иль раскольник или пьян –
где Иордан?
ГАРШИН
Мы вместе с тобой шагали
по пыльным дорогам Болгарии.
Ты молча смотрел и вдумывался,
но только больше обугливался.
И вот, когда на привале
вы фляги свои достали,
и я, как немой свидетель,
уселся со всеми вместе,
тебя, мой брат, разорвали
без лишней тоски-печали.
Там выжил один лишь я
и скорбно ушел в поля.
ПОЛКОВНИК
Пьяный полковник
плеснул клоповник,
брюки уляпал,
кисло заплакал:
в армии пить
не разрешают,
морды лупить
не позволяют,
но на запрет
глупый плюю,
можно ли, нет –
выпью и бью.
* * *
Проститутки сутками топчутся в переулках,
в состоянии ступора испражняются в пруд;
сутенёры-лисы на дамских булках
сладкие сочни себе пекут.
Ну что, Клава, бачишь – орава?
Доведи ребят до супернакала,
чтоб была Шипка иль Балаклава,
в общем, куча-мала...
МИЗАНТРОП
Если вижу – ненавижу,
а не вижу, то люблю.
Ближе городу Парижу
конкурента не терплю.
Да и в солнечном Париже
с дромадером, под чалмой,
не взыщите: кто такой
не отвечу, разобижу.
* * *
Отец-цветок
сердце
вырвал,
продал кусок
один – целителю,
другой – девушке,
а третий забыл, и сам
только шмеля к губам
прижал: тсс! тише!
Так и молчит,
а осень проходит,
а сердце его бродит
где-то, болит...