Книга стихов

Вид материала

Содержание

В красноярском курятнике
В нашем клубе
Настоящие шахматы
Вокруг слёз

Подобный материал:

1 2 3 4 5

§ 5

* * *

Киска, лапуля – крышка.

Прости, если можешь.

Видишь, в окошке

трое маячат?

У меня ножик,

а у них пушки.

Собери побрякушки

и давай их сюда

в саквояж.

Ты меня любишь?

Любишь?

Молчишь.

Плачешь?

Мы не расстанемся.

Будет и пляж,

Канары,

но сперва – нары

и даровой вояж.

* * *

Мы пили сок из кошек,

брусникой сверлили бетон,

в щели лесных гармошек

прятали небосклон.

Нам снились красные краны

и замшевые штаны;

запястья полны сметаны,

из тампаксов пацаны,

ослы проходили босы,

на трактор залез косой,

когда города по тросу

скатывались слезой.

* * *

Охотник Тоха

сосёт хот-дог,

прошла эпоха,

и Тоха плох.

Теперь бюстгальтер

вмещает пуд,

и много партий –

ему б одну.

Обман повсюду,

неон, латынь,

и как причуду

берут рубли.

Девчонку Таньку

е...т француз,

и Ванька-встанька

давно обрюзг.

Его подымешь

со сна щелчком,

а он таращит

зрачки кругом,

не узнавая

окрестных мест,

не понимая

зачем он здесь.

* * *

Мой котик,

звони на сотик,

не трое суток,

всего полдня

мы будем в бане,

спроси у Сани,

он тоже будет

наверняка.

Моя малышка,

милашка, пышка,

конечно, пушка

моя со мной,

а ты не дуйся

и не волнуйся,

уже четыре,

а я живой.

Летают брызги...

Ты слышишь взвизги?

Да это рыбы

треска, карась...

Откуда ревность?

Ведь мы не серость

(а ну-ка, Саня,

с Марины слазь)

РУБОП стучится,

может случиться,

что я не встречусь

уже с тобой.

Мы им платили,

они забыли,

и вот, как листья

перед травой,

пред нами встали,

все со стволами,

экипировка

и вся х...я...

Прощай, Татьяна,

пардон, Светлана,

да здесь такое,

не до тебя...

В КРАСНОЯРСКОМ КУРЯТНИКЕ

В красноярском курятнике

крякают ватники,

битники вилами

колют каток,

а Катя-красавица

тятькины яйца

заглотнула в роток.

Турка смолит кальян,

а вертолётчик пьян,

совершает посадку

на минную грядку

и не горит –

то ли жид,

то ли антисемит.

Сенино семя

хранится в сейфе,

а иногда в серой

его козе;

зелень заморская,

порча конторская,

каска шахтёрская,

попик в посте

соединяются разгородкой,

телефонной трубкой короткой,

шушерой на хвосте.

НОЧЬ В ИЮЛЕ

Так беспокойно и темно.

Мохнатым копчиком в окно

стучится ведьма или драк,

мутузят лешего за так,

свиные рыла враз орут,

кого-то пьяного несут

и о бордюры мордой бьют.

Такси подъехало, звонки

мобильные, как ишаки

пустой беседы тащат вьюк,

подростки тискают подруг

и всюду слышен бабий визг,

в нос из подвала запах крыс,

лежалых тряпок, кипятка

как благовест издалека

доходит, рядом на кровать

ложится, не давая спать,

и в довершенье дивных чар

ночных пиликает комар.

В НАШЕМ КЛУБЕ

В нашем клубе пианист играет ночами,

и половые ходят со спермою набитыми тюфяками,

на бильярде катают ручную гранату,

и кельнер к шприцам предлагает бинты и вату.

Девочки прежде, чем рухнут, сначала ахнут;

если кастетом в затылок не ткнут, то в задницу трахнут,

а начнёшь плеваться иль требовать грубо сдачи –

пусть душа твоя рыщет тело в излуках Качи.

КОНЦЕРТЫ

1.

Эта музыка называется диско.

На эстраде я кривой, как сосиска.

Шлюха из подпевки мордою в штаны

пьяная уткнулась, как же ей не сты...

Синтезатор рухнул клавишами вниз,

вокалист над залом неживой повис,

потолок распался, загорелся пол...

А сейчас, ребята, будет рок-н-ролл!

2.

Я разбил гитару и в зал вошёл,

девушку изнасиловал, дозу вколол,

четверых прикончил ножом, шестерых

расстрелял из нагана, на миг затих,

а потом затеял шабаш, пожар,

сам поднялся к плафону, как тот Икар,

и оттуда мочою огонь тушил.

Так расслаблялся я, так я жил.

3.

Панк-рок: бемоль под ноготок

забился пыточной иголкой,

аккорды пошлою наколкой

едва не смяли потолок,

но вокалист босой с балкона

на лбы поклонниц сиганул;

в щепу ушёл последний стул;

зафыркали неблагосклонно

адепты танго и бостона

и, чинно разойдясь по два,

не наблюдали, как братва

не истощаясь, веселится:

харкотиной покрылись лица...

Я спинку кресла обломал

и на подругу наблевал.

ДИКСИЛЕНД

Заждались джаза.

Первые класса

красавицы

мацали нас,

просили джаз,

а мы жеманились:

мальчики

жалуются на девочек,

что те, мол,

мало приветливы,

кокетливы...

– Плевать! Отлили?

Славатеосподи!

Давай: раз, раз, два, три!

В стиле

Сонни Роллинза

или

Оскара Питерсона...

§ 6

* * *

С тех пор, как из края центром,

словно из гривны центом,

стала эта земля,

ни почести, ни рубля

здесь за так не добудешь,

чуть похмелья пригубишь,

и уже скрутили тебя.

ВЫСТРЕЛЫ

1.

Пули от всех предупредительных выстрелов

оседают в облаках, становясь грозою;

сердце из глупого в подреберье выроста

стало душою.

2.

Я тоже дышу. Запевает музыка

и по мне, когда кто-то ушел на роздых;

прежде, чем застрелить преступника,

убивают воздух.

ЖИВОТВОРЯЩЕМУ

Ты больше мне не хозяин.

Отныне необитаем

тобой возведенный риф.

Парит одинокий гриф

над выжженною саванной,

к падали обетованной

помыслы устремив.

ПОПЫТКА

Чтобы понять тишину, надо кричать,

говорить, чтобы быть ближе к безмолвию;

это – только попытка на жизнь убежать,

отодвинуться кровью, любовью

от Эдема, который больничный стол,

где мать меня второпях рожала;

здравствуй, я снова к тебе пришел;

перемени начало!

* * *

Смерть оскорблять

не сметь!

Хоть у неё и прыть –

не успеваешь рыть

и подставлять ямки,

всё-таки такой лямки

не вытянуть никому:

с гордостью и молчанием

к воплям и причитаниям.

* * *

Благодарю за то, что среди смрада, ада,

где тонет в копоти сознания река,

есть идеальное одно, что равнодушно радо

свободе и покою – облака.

ПЕРВЫЕ

Первые

были верные,

стали нервные.

суеверные:

мы не хотим быть первыми,

хотим быть вторыми:

больше вольного времени.

меньше мерзости –

лучше быть нулевыми.

* * *

Береги свою набережную

от безбрежности,

от бешенства женщин,

от нежности.

Русла становятся уже;

береги свою набережную

от ужаса

расширения;

стой в граните,

как галька в сите,

пока уходит вода,

обманывая суда.

ТАМ

Там будет много красивых женщин,

бочонок пива, копчёный хек,

кровавой фильмой экран завешен,

и контролёром – не человек

с акульей пастью,

а та в трико,

что самой лучшей и теплой частью

меня сдавила чуть-чуть в метро.

СОВЕТ

В отношениях со своим приятелем

не будь предателем.

В связях возможных

нет знаков дорожных.

Посему его береги,

словно кругом враги,

хоть кажется, что подруги;

убери в брюки!

АПОКРИФ

Блаженны робкие,

ибо они не пробуют

битв, бурь и парадов,

и вина празднества;

блаженны хлипкие,

ибо их отпихивают

липкие и пытливые,

подлые и торопкие,

но и они блаженны:

блаженны робкие и торопкие,

ибо они лопают

тюльпаны

чужих невежеств;

все блаженны.

* * *

Хороши наши тела,

прелести, привычки.

Только баба замерла

в горестной окличке:

сухостоем тростника,

голубиным маем

от печали навсегда

в память уплываем.

* * *

К людям, как к будущим привидениям,

нельзя относится с пренебрежением:

когда-нибудь он умрёт

и ночью к тебе придёт.

* * *

Восхода не будет.

Трубы взывают зря.

Оленя загнали в овраг,

но не разбудить царя.

Егеря

ругаются тихомолком,

и свора злится –

царю

снится царица.

НАСТОЯЩИЕ ШАХМАТЫ

Настоящие шахматы –

игра без пахоты

пешек, что проклятых, вдоль доски;

без королевской тоски.

В настоящих шахматах нет фигур,

да и клеточный гарнитур

расставлен по площади более непредвзято,

так, что запросто не поставит мата

и гроссмейстер третьеразряднику,

и скакун не подвластен всаднику.

* * *

От казны до казни

много безобразней

жить, чем от козы,

соли и золы

до высокой залы,

где вассалы злы.

* * *

Махровым цветом храмы расцвели

по всей России, розовою охрой

шагнули в пыль ступнёю серой, сохлой

и вот уже закашлялись в пыли.

Со всех сторон громоздкие молитвы,

сильнее ненависти и опасней бритвы,

придвинулись и режут на корню

едва родившуюся благостность мою.

ХРАМЫ

Храмы похожи на черепа блаженных.

Я не френолог, но если смотреть внутри:

вспышки икон, лики свечей священных

не позволяют мысли извне придти.

Я не Христос и не Богомама с папой,

я воскресать смею, но не могу;

колокола мягко надели шляпы

и зазвенели девками на лугу.

Экскурсовод тычет указкой в темя,

словно Илья-богатырь в сказочный лоб копьём;

нынче безумных прячут в халат на время;

коли полюбишь – в храм уходи вдвоём.

СРАЖЕНЬЕ

1.

Со дня рожденья идёт сражение,

но рано ль, поздно – войска совершат предательство.

И человек умирает от ощущения

страшного издевательства.

2.

Многое пройдено, многое позабылось,

собственное достоинство не курочит стены,

и Бог, являя благую милость,

праведников уводит за миг до измены.

* * *

Живи и ненавидь.

Того не может быть,

чтобы любовью двигались светила.

они, как ледяные пятаки,

и движутся, пожалуй, от тоски

и в хороводе охают плаксиво.

ВОКРУГ СЛЁЗ

Убегающий хариус,

слеза Севера,

седой архивариус,

вместивший в темя

табуны хана,

чумы тунгусов,

вопли шамана,

кольчуги урусов.

Свинцовая проволока,

дождевая капля –

растянутая до обморока

бирюзовая цапля.

Напряженное поле

электролиний,

диск, искрящий на воле,

бьющийся алюминий.

Взвод наизнанку

вывернутых шинелей,

волн, спозаранку

поваливших на мели.

Толп непокорных

брызги и ряби,

рев метеоров

на эстакаде

жижи бесцветной.

Там поплавки

вздрагивают ответно

выпученными глазами

трупы на камень,

кинутый мальчуганом.

Вековой ставень,

столетний мрамор,

не торопясь, кочуют

по сантиметру к устью.

Бродяги ночуют,

глядя на заводь с грустью,

не мечтая развлечься

мощным Левиафаном

на саянских предплечьях,

пятки за океаном.

Факелом предстоящим

из глубины коросты

земной, огоньком ледащим,

чуть обжигая звезды,

словно скудельник глину,

поднимается духом

повелитель реки

для затравки скотину:

юношей и старушек

требуя грозным рыком.

И теснясь, и толкаясь

на жертву фанзы

бредут выше, чем в девять

этажей и в двенадцать.

ЗМЕИ

С неба падают змеи

и, шипя, как евреи,

уползают, виясь,

в катакомбы и грязь.

Изумрудною шкурой,

золотистой фигурой,

малахитом блестят

и ужалить хотят.

* * *

Генералы кушают души.

Рациона их не наруша,

невозможно прикрыть войну,

потому и идём ко дну.

Не влезая в кормушки власти,

в стороне от такой напасти,

в шмотках, с деньгами, начеку

быть положено чуваку.

НОЧЛЕГ

Пустота осенней воды

налила до краев следы

путника, ищущего ночлег

в веренице дрог и телег.

Влага смородинового куста

утолила страстью его уста

и закрыла наглухо плёнкой век,

чтоб во сне обрёл ночлег человек.

КАЛЕНДАРЬ

Когда посмотришь сверху на кусок

картона, на котором блок за блоком

записан вперемешку с гороскопом,

весь год, как перепутанный клубок,

то кажется, что можно дотянуть,

и злотерпенье будет не напрасным,

пока актер с испитым носом красным

не всадит свежей очередью в грудь.

§ 7

ЛУЧ

У меня отобрали луч,

а я думал, что он живуч

и способен рассеять толщи;

я его не увижу больше,

и зачем я его открыл?

Только логово засветил.

* * *

Сдавили уста,

что выступила краснота,

заставили поперхнуться

глазом на кромке блюдца,

выдворили из люкса;

море – ярмо моллюска.

* * *

Белые прозрачные дома,

а внутри скукоженная тьма:

черепа старух-пенсионерок,

и десятиклассник-недомерок

пробует от плитки подкурить

и не хочет жить.

* * *

Чёрные дыры наших голов

впитывают энергию Злов и слов,

превращают ослов

в сословия, а волов

в плодовитых гигантов.

А стрелки наших курантов

перекрутились жгутом;

будущее – потом,

и держится на сержантах.

* * *

С тех пор, как день стал девочкой и замер,

пронзая воздух, изощряясь в па,

все ночи, как насильники из камер,

уставились. Кудлатая толпа

конвоя в нерешительности сникла,

предчувствуя разрыв и порчу цикла.

* * *

Щи погуще, баба пощелястей,

песня да шипучка – это ли не счастье?

Разве только водка, дача на запоре,

нагишом молодка

в головном уборе.

ТОЧКА

Как ты дошёл до края,

не спутался в пути?

Я видел только точку

на тропке впереди.

Но как ты не ошибся,

не сбился, не пропал?

Я видел только точку,

в неё и наступал.

Ну что это за диво,

попробуй, расскажи!

Волна, травинка, слива

и камни-голыши.

Горошки у стручочка

повыгнули бока...

А где же, где же точка?

Да там же где была!

* * *

Снег в Сибири пахнет сиренью,

смехом, ссадиной на плече,

спермою и постелью...

Животом на свече

плавишься, совершая

фрикции, как червяк

тужится, удирая

от крючка. Не удерёт никак.

ЛИФТ

Я вошел в лифт и запутался в кнопках.

Поднимался наверх, но заехал в другое здание.

Вызвездило. Тучи, как шапочки на головках

детских. Рассеянное внимание

сосредоточилось на сверхстранных субъектах

в белых мантиях. – Вы хотите попасть обратно?

– Очень хочу! Параметры в клетках

дисплеев увеличились многократно.

Неожиданно всё погасло. Мы погибли? Мы погибаем?

Меркли экраны, разоблачались сотрудники.

Тишина повисла опешившим попугаем,

в колее Вселенной смирились и смолкли путники.

* * *

В недвижном воздухе рука

деревенеет, словно цапля;

берёзы корни в облака,

как нож в подбрюшье дирижабля,

вонзили... С завистью: и мне б

найти поддержку в вышине.

* * *

А что пребудет в конце?

Цепь слов? Слог? Голос?

Соло одинокого голубя

над мира равниной?

Ни нотой единой

ненарушимая тишина?

А еще что?

Палач, страна –

мягкое тесто,

да лобное место?

ДОСТИЖЕНЬЕ

В день войти, извинившись,

закашлявшись, простудившись,

терпенье утратив, кредит,

да и молва стыдит

за якобы прегрешенья...

Где же тут достиженье?

В день войти...

* * *

Волки ходят стаей,

а медведи – сами.

А когда невмоготу,

напускают немоту –

прячутся в берлогу,

сладко лижут ногу:

до того тоскливы

мишкам коллективы.

* * *

На улице сорок, но их не выпить.

А вот напряжению проще выбить

последние пробки, не понимая,

что чем сильней суета живая

в подъезде, за стенкою, на площадке,

то тем смешнее устроить прятки.

* * *

Притча

о чётках.

Их было четырнадцать.

Первые семь

подарили мне сёстры,

другие семь –

звезды.

МЕЛЬНИК

Сердца колос хмурый мельник

мелет медленно в муку.

Мира горнего насельник,

я спуститься не могу,

дабы вытащить обломки

из-под пресса плоти тонкой,

жернова скрипят ужасно,

сердце сгинуло напрасно.

РАДОСТЬ

Радость пришла ко мне, принесла тепло,

подняла юбку, открыла своё нутро,

а потом со мною во тьме, позабыв слова,

еле-еле дышала, жива едва.

Этой радости больше я не встречал,

сколько в хмурый дом локтём не стучал,

сколько не бросал я песок в окно,

не открыла дверь она всё равно.

МОЛОЧНЫЕ

Молочные в Москве и Петербурге

различно пахнут: квасом у Невы,

сосисками, рокфором, пепси-колой.

На Гоголевском запах коньяка,

салфеток, баклажанов и укропа...

А в Красноярске пахнут колбасой,

собаками, туркменами и водкой...

Всего вкусней в Сибири молоко!

* * *

Низкой-низкой повиликою

с осторожностью великою

по дорожке в темный лес

ухожу искать чудес,

ухожу, но сердце знает

то, что пламя догорает.

ПРОВОДЫ

Так скоро стали уходить,

что кажется вот-вот...

«Батяня, я ходил отлить

в жалючку у ворот...»

Вареники слепила мать,

от дум робеет отрывать,

пошла садить морковь...

Теперь не время отдыхать;

они уходят отливать

всё чаще – кровь.

Blog

Книга стихов

Содержание