Geum.ru

Иштван Рат-Вег История человеческой глупости мудрое слово вступления

Вид материалаДокументы

Содержание


Любовь и рыцарский турнир
Дон кихот любви эпохи рыцарства
Подобный материал:
1   ...   47   48   49   50   51   52   53   54   55
сравнил повествования хроник с дошедшими до нас стихами Руделя и на

основании этого сделал вывод, что это действительный случай.

Такое сверхъестественное обожание свидетельствует, что множество странных

поступков, о которых я собираюсь рассказать, вызваны в рыцарях не

помутнением ума, как у Дон Кихота. Они всерьез переживали все это, всерьез

действовали, а окружающие всерьез воспринимали сообщения о гротескных

поступках.

Таких серьезных обожателей легко было оплести сетью рыцарского флирта. В

большинстве случаев дама немного ломалась, притворялась, заставляла

упрашивать себя, как этого требовали нормы поведения, а потом посвящала в

свои рыцари изнывающего кавалера и сообщала, какими поступками он должен

доказать свою любовь. Бывали случаи, когда госпожа с поистине садистской

жестокостью сама определяла тяжелейшие условия, а мечтательный фанатик без

возражений принимал их. Здесь уже флирт охлаждался до уровня самого

бессердечного кокетства.

Энтони Мери рассказывает историю трех рыцарей и испытания сорочкой. Три

рыцаря искали милость одной дамы. Наконец она решила, что одарит любовью

того из трех претендентов, кто на ближайшем рыцарском турнире будет

выступать в ее сорочке. Да, но надеть ее надо не под доспехи и не на них, а

на голое тело, без всяких доспехов. Это было равнозначно смерти. В лучшем

случае рыцарь мог рассчитывать, что он упадет на землю полумертвым,

исколотым копьями. Двое из трех претендентов приняли мудрое решение и

отказались. Но третий согласился на испытание, настолько поглупел он от

любви и рыцарской чести. Итогом турнира, естественно, стало то, что к даме

его доставили израненным, обливающимся кровью. Он был едва жив, но глаза его

полыхали счастьем. Как это было принято, госпожа устроила большой пир.

Существовала еще одна традиция, согласно которой дама независимо от ранга

сама должна была обслуживать гостей, оказывая тем самым честь герою. По

этому случаю она надела поверх платья перепачканную кровью сорочку и в ней

хлопотала вокруг гостей.

Ношение сорочки на рыцарских турнирах было привычным зрелищем;

естественно, рыцарь носил ее поверх доспехов. В те времена она считалась

талисманом, защищала рыцаря и придавала ему силы. Сегодня мы назвали бы это

фетишизмом. Действительно, именно на это указывает описанный Вольфрамом фон

Эшенбахом случай с отважным Гамуре, который надевал поверх доспехов сорочку

обожаемой Эрцелойд не только на рыцарских турнирах, но и в сражениях. Рыцарь

Куки отправил своей любимой собственную рубаху и попросил, чтобы она спала в

ней. Намного позже Брантом127 в посвященной красивым ножкам главе своей

книги вспоминает о странной традиции. Он заявляет, что был лично знаком со

знатными господами, которые, прежде чем начать носить новые шелковые чулки,

отправляли их своим любимым с Просьбой поносить их дней восемь-десять.

"После этого, -пишет знаменитый коллекционер сплетен, - они начинали носить

чулки сами, получая от этого огромное физическое и моральное наслаждение".

Это произошло с рыцарем Гильомом де Балауном. Королевой своего сердца он

выбрал госпожу Жавэк. Та вняла его мольбам и по всем правилам посвятила его

в свои рыцари. Какое-то время игра в любовь и дальше шла по всем правилам.

Но в один прекрасный день Балаун услышал историю поссорившейся, а потом

помирившейся влюбленной пары; от героя этой истории он узнал интимные

подробности того, насколько сладко примирение. Кавалеру Балауну очень

понравилась история, и он так захотел испытать сладость примирения, что

решил попробовать это со своей дамой. Для начала, правда, надо было

поссориться. Эту задачу славный рыцарь своим тяжелым умом решил таким

образом, что, когда госпожа прислала ему письмо, он просто-напросто выбросил

из квартиры того, кто это письмо доставил. Тогда госпожа лично приехала на

квартиру к рыцарю, чтобы узнать, в чем дело. Кавалер великолепно сыграл роль

оскорбленного мужчины и госпожу также выбросил. Этим должен был закончиться

первый акт любовной интриги. Но в дальнейшем комедия переросла в драму, ибо

госпожа Жавэк и слышать больше не хотела о грубом воздыхателе, и когда позже

тот виновато, с извинениями явился в замок, в ответ она также распорядилась

выбросить его. Несчастный Балаун, потерпев такую неудачу в своих

экспериментах по изучению любви, обратился за помощью к посреднику. Он

попросил одного из друзей заступиться за него перед разгневанной дамой,

объяснить ей настоящие причины игры в ссору и каким-нибудь образом исправить

положение. Друг уехал и вернулся с ответом: "Хорошо, госпожа простит, но в

наказание кавалер Балаун пусть вырвет у себя ноготь на мизинце и пришлет его

в сопровождении стихотворения, бичующего его глупость". Ничто не прольет

более яркий свет на дурацкую романтику эпохи рыцарства, чем то, что

произошло вслед за этим: рыцарь Балаун распорядился немедленно доставить

хирурга, приказал вырвать себе ноготь на мизинце и со слезами на глазах от

боли и от счастья примирения написал требуемое стихотворение. А потом вместе

с другом отправился в замок. Дама ожидала их в воротах, трубадур бросился на

колени, протянул ей свой ноготь и стихотворение, дама, плача, приняла их, а

рыцарь ценой ногтя смог насладиться прелестью поцелуя примирения. Текст

молящей о прощении песни нашел и опубликовал Сент-Палай.

Зная такие случаи, мы легче можем понять балладу Шиллера о брошенной

львам перчатке, которую рыцарь, правда, вынес от них, но после этого бросил

ее в лицо даме. Эту историю, как известно, первым описал Брантом, и, может

быть, такое произошло и в действительности, потому что Брантом для

достоверности приводит еще один случай из собственной практики, когда дама

потребовала от рыцаря, чтобы тот в доказательство своей любви пронзил

кинжалом собственную руку. Кавалер готов был пойти на это, и Брантому

пришлось применить силу, чтобы помешать безумному поступку. Вспоминает он и

случай с кавалером Жэнле, который безмятежно прогуливался с дамой; они были

как раз на мосту через Сену, когда в даму вселился дьявол садистского

флирта, она бросила в реку свой дорогой кружевной платочек и попросила

рыцаря прыгнуть за ним и достать его из воды. Напрасно кавалер объяснял, что

он не умеет плавать, дама обозвала его трусом, после чего тот в отчаянии как

был, бросился в воду. К счастью, поблизости была лодка, и влюбленного

безумца успели своевременно вытащить на берег.


ЛЮБОВЬ И РЫЦАРСКИЙ ТУРНИР


Восторженные признания трубадуров для дамы являлись только тайными

радостями флирта, потому что в те времена считалось неприличным, если поэт в

своих песнях назовет воспеваемую им даму по имени. (Если ее можно было

узнать, ничего страшного, главное, чтобы соблюдались внешние приличия.)

Песни трубадуров были лишь скромной закуской на кухне флирта. Открытый

доступ к богатому столу открывался перед дамами, когда их избранник в их

честь выходил на рыцарский турнир.

Если бы наш современник с помощью новейшей техники мог бы догнать где-то

в космосе картину с изображением событий тех давних лет, он не сумел бы

понять происходящее на таком турнире. На возвышении муж сидел рядом с женой

и спокойно наблюдал, как на арене какой-то рыцарь ломает копья в честь его

собственной жены. Больше того, бывали случаи, когда муж тоже дрался на

арене, причем, может быть, во славу той дамы, которая была женой рыцаря его

собственной жены. Дурацкая история, и понять ее можно лишь в том случае,

если мы знакомы с элементами вышеупомянутого Frauendienst и знаем, что

рыцарские турниры проводились главным образом в честь женщины. Больше любого

своего боевого подвига рыцарь гордился тем, что имеет право назвать себя

слугой женщины. (Французы посвящали себя в "Serviteurs d"Amour".)

Служба эта принималась настолько всерьез, что госпожа сама провожала

каждый раз рыцаря на арену, держа в руке тонкую цепочку или шелковую ленту,

прикрепленную к узде коня.

В 1468 году в честь супруги Карла Смелого при бургундском дворе был

устроен большой рыцарский турнир. Рыцари следовали один за другим, и вдруг

на арене появилась странная процессия. Впереди на небольшой белой лошади

восседал карлик, за ним слуги волокли огромный замок. Сделанное из дерева

сооружение имело четыре башни, соединенные высокими крепостными стенами.

Стены начинались от самой земли, так что нельзя было рассмотреть, что

скрывается в замке. Карлик остановился перед балюстрадой, за которой

расположились дамы, и начал читать петицию, звучавшую следующим образом:

"Ваши Высочества герцогини и милостивые государыни! Рыцарь, являющийся

пленником своей госпожи, шлет вам нижайший поклон. Он заточен в этом замке,

и лишь доброта и милость госпожи могут освободить его. Именно поэтому он

обращается к вам, высокочтимые и милостивые герцогини и прочие дамы, с

просьбой обсудить его петицию. Может быть, среди вас окажется и та, которая

разрешит рыцарю выйти из замка. Рыцарь надеется, что, посоветовавшись, вы

выпустите его из тягостной неволи, ибо в противном случае он не сможет

принять участие в турнире" и т. д.

Их Высочества герцогини и прочие дамы приняли решение выпустить рыцаря из

неволи. После этого карлик огромным ключом открыл ворота деревянной

тюрьмы-замка, и, к приятному удивлению дам, оттуда выехал некий рыцарь по

имени Росси, в полном снаряжении, верхом на богато украшенном скакуне.

В ходе турнира рыцарь носил на шлеме или пике залог любви, полученный от

дамы. Залог этот был каким-либо предметом дамского туалета: лента, шарф,

перо, браслет или другая деталь женской экипировки. Они и были знаменитыми

талисманами, известными в эпоху рыцарства под названиями "faveurs" или

"emprises d'amour". Иногда в пылу битвы "faveur" отрывался; в этом случае

дама с трибуны бросала рыцарю другой. В одном рыцарском романе повествуется

о случае, когда в свирепом единоборстве господа рыцари один за другим теряли

свои значки, а дамы в волнении бросали им на арену все новые и новые

талисманы, срывая со своих тел то, что попадало под руку. Так что, когда

турнир закончился, они в ужасе обнаружили, что сидят перед хохочущей

публикой обнаженные до неприличия.

Муж в свою очередь обязан был радоваться, если рыцарь его жены одерживал

победу, даже если при этом он сам бывал выбит из седла. Такой была мода, и

ничего против нее нельзя было сделать. А законы моды нам известны. Если по

ее команде юбка должна была удлиниться, она не успокаивалась до тех пор,

пока не обрастала шлейфом; если же мода диктовала юбке, что той следует

стать шире, она мгновенно превращалась в кринолин128.

Так выродилась и мода на "Frauendienst". Прекрасной традицией была клятва

рыцаря защищать женщину, прекрасен, хотя немного и причудлив институт

странствующих рыцарей, которые отправлялись куда глаза глядят, чтобы

защитить лишенных законных прав сирот и вдов; однако диктатура моды быстро

испортила это прекрасное начинание. Однообразие рыцарских турниров не

удовлетворяло беспокойные души. Для завоевания благосклонности дам надо было

придумать что-нибудь новенькое.

Так, новым считалось, если в честь благородной дамы рыцарь усложнял для

самого себя правила турнира. Некоторые оставляли открытыми кисть, руку или

ногу, демонстрируя тем самым, что его личный ангел-хранитель лучше всяких

доспехов защитит открытую часть тела. Во времена герцога Сентре в Париж

прибыл неизвестный рыцарь. Согласно данному им обету на правой руке выше

локтя и на правой ноге на щиколотке он носил золотые браслеты, соединенные

длинной золотой цепью. И от подобного юродства не отказывались, если даже

речь шла о серьезной битве. Фруассар129 в своей хронике вспоминает юных

английских рыцарей, которые в 1336 голу пришли воевать на французскую землю.

Каждый из них завязал себе один глаз, в таком виде они отправлялись в бой,

потому что у себя на родине они дали клятву своим прекрасным дамам, что

будут сражаться с завязанным глазом, пока каким-нибудь героическим поступком

не докажут свою храбрость.

Когда странствующий рыцарь в символизирующем его цветущую молодость

боевом снаряжении зеленого цвета отправлялся на поиски приключений, он

действительно мог совершать те глупости, над изображением которых смеется,

качая головой, сегодняшний читатель "Дон Кихота" Сервантеса. Но вряд ли он

знает, что все это в эпоху рыцарства так и происходило - с кровавой

серьезностью.

Со временем судьба беззащитных женщин была оттеснена на задний план.

Странствующий рыцарь стремился сделать более громкой славу своей госпожи.

Это свершалось следующим образом: оказавшись на территории других рыцарей,

он рассылал вызов, приглашая всех рыцарей на битву "ради любви к своей даме"

(pour I'amour de sa dame). Такое письмо было полно любезностей. Вызывающий

на битву просил противника представить его милости своей дамы, а также желал

ему насладиться с его дамой всеми радостями любви. После обмена любезностями

они сходились в схватке и пытались проломить друг другу череп pour I'amour

de sa dame.

Победитель не довольствовался одной славой. Рыцарские традиции узаконили

и сделали обязательным и странное условие, согласно которому побежденный

рыцарь должен был явиться к даме победителя и предложить ей себя в рабы.

Невыполнение этого условия было равнозначно исключению из рыцарских рядов.

Неаполитанская королева Иоанна оказала честь одному знатному господину из

Мантуи, пригласив его на танец во время бала во дворце. Благородный рыцарь

пришел в восторг от такой чести и немедленно дал обет: он отправляется

незамедлительно в чужие страны и не вернется до тех пор, пока не пришлет

королеве двух побежденных рыцарей. Ему удалось выполнить задачу, но

королева, как это было принято, милостиво приняла пленных рыцарей и вернула

им свободу.

Об одном еще более нелепом случае рассказывает Вулсон де ла Коломбьер.

Некий рыцарь дал обет завладеть портретами тридцати дам, чьих кавалеров он

победит в поединках. Этот достойный предшественник Дон Кихота распорядился

нарисовать на его щите портрет обожаемой дамы и отправился на поиски

приключений. Каждого встречающегося ему рыцаря, который не соглашался

признать, что его дама не так прекрасна, как нарисованная на щите госпожа,

он вызывал на поединок. Побежденный рыцарь обязан был разрешить, чтобы

портрет его дамы был нарисован на щите победителя. По слухам, рыцарю удалось

за один год собрать тридцать портретов.

Всю эту дикую бессмыслицу нельзя записать на счет одних только рыцарей.

Как ни опьяняла их безбрежная романтика, они не были бы так одурманены ею,

если бы их не поощряли на это женщины. Женщинам приятно было изгонявшее

скуку обожание, которое приятно тешило их тщеславие. Госпожа соседнего

замка, может быть, и выше по рангу, зато мой рыцарь собрал больше портретов,

в большем количестве стран носил мои цвета и совершал более знаменитые

глупости. Провансальский граф Рене, король Неаполя и Сицилии, также был

большим любителем турниров, устраиваемых в честь прекрасных дам. На его

гербе была изображена жаровня, полная горящих углей. Этим он хотел выразить

страстную любовь к даме своего сердца. Все это прекрасно, сравнение очень

даже мило, но что же было мехами, которые поддерживали жар в сердцах

рыцарей?

О настоящей любви не могло быть и речи, ибо любящая женщина боится за

своего любимого, и уж, если и приходилось отпускать его на серьезную войну,

она не будет добавлять себе волнений, отправляя его на авантюрные

приключения, где легко можно сломать шею.

Роль мехов в данной ситуации играл все тот же флирт.


ДОН КИХОТ ЛЮБВИ ЭПОХИ РЫЦАРСТВА


До нас дошла невероятно интересная рукопись XIII века. В ней рассказывает

о своей жизни рыцарь Ульрих фон Лихтенштейн. Естественно, он делает это не

собственноручно, ибо славный рыцарь хотя и сочинял прекрасные любовные песни

и входил в число лучших миннезингеров своего времени, писать не умел.

Историю своей жизни, как и свои песни, он диктовал писцу.

Официальная история культуры с некоторым пренебрежением проходит мимо

мемуаров кавалера Ульриха и уделяет им очень и очень мало внимания. Почему?

Потому что рыцарь Ульрих был самым абсолютным, а точнее, самым примитивным

почитателем женщин, какого только видел свет. Он был реальным

предшественником рожденного фантазией Дон Кихота. Серьезная, бородатая наука

стесняется заниматься пресловутым героем любовных авантюр. А ведь она не

права, ибо на какие бы крайности ни шел ослепленный любовью рыцарь,

крайности эти были рождены модой своего времени, а моду нельзя обходить,

рисуя портрет эпохи.

При изучении истории флирта приключения рыцаря Ульриха вообще являются

бесценным кладом. Перед нами открывается подробное и полное описание флирта,

сделанное в странном и малоизвестном произведении. Это - приложение к

теоретическому анализу флирта, то есть средневековый флирт на практике.

Рукопись хранится в Мюнхенской государственной библиотеке. Ее название:

"Frauendienst". Что это означает, мы уже знаем130.

Ульрих фон Лихтенштейн был богатым господином из Штирии131. Его биография

связана и с венгерской историей. В 1246 году он принимал участие в битве при

Лайте против короля Белы IV132 и очень живо описывает, как было найдено тело

австрийского герцога Фридриха, нашедшего смерть от венгерского оружия.

Рыцарь Ульрих скончался в 1276 году. Надгробие на его могиле сохранилось,

оно известно тем, что на нем якобы выбита самая старинная запись на немецком

языке.

Биографы обычно начинают характеристику героя такой банальной фразой:

"Уже в юности у него определились наклонности, определившие дальнейшее

течение его жизни" и т. д. Эту фразу великолепно можно использовать в

отношении рыцаря Ульриха, ибо уже в юности он влюбился в одну знатную даму,

постоянно крутился возле нее, и, бывая в качестве благородного пажа в ее

покоях, он всегда выпивал воду, в которой обожаемая дама мыла руки.

О какой даме идет речь, выяснить с абсолютной точностью нельзя. Из

биографии ясно только, что это была дама очень высокого ранга; по, некоторым

данным можно было сделать вывод, что речь шла о жене правящего в те времена

австрийского герцога Леопольда.

Когда кавалера Ульриха в Вене посвятили в рыцари, он посчитал, что пришло

время предложить, как это и было принято тогда, свою службу даме сердца. Но

рыцарь не имел возможности так легко приблизиться к ней, как паж, поэтому

ему пришлось искать посредника. Посредничество взяла на себя одна из его

теток, которая была подругой дамы высокого ранга. Начался обмен посланиями.

Рыцарь Ульрих направлял даме песни собственного сочинения; та принимала

песни, даже хвалила их, но всегда отвечала, что рыцарь ей не нужен, и

господин Ульрих пусть даже не мечтает, что его услуги будут приняты. Другими

словами, госпожа уверенно следовала правилам флирта: отталкивать, но при

этом и поощрять, дабы несчастный влюбленный постоянно терзался сомнениями.

Гордая госпожа однажды так заявила его тетушке: "Если бы твой племянник и

был бы равен мне по рангу, все равно он не был бы мне нужен, потому что у

него очень некрасиво выпирает верхняя губа". Дело в том, что природа

наградила господина Ульриха толстой верхней губой, которая по размеру была в

два раза больше нормальной.

Когда тетушка передала эти слова, господин Ульрих недолго терзался

сомнениями. Он приказал запрячь коня и поскакал в Грац. Там он разыскал

лучшего хирурга и предложил ему большие деньги, если он поможет освободиться

от излишества на губе. Хирург согласился сделать операцию и успешно ее

проделал. Наркоз в те времена не был известен, и хирург хотел связать