Методические рекомендации по использованию государственной символики

Вид материалаМетодические рекомендации

Содержание


Я. польшинскии
Трижды отважный
Из окружения
Наследники минина и пожарского
Слеза командира
А. коноплянникова
"И мы схлестнулись в рукопашном..."
Карелия ПОДРЕЗОВА
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Я. ПОЛЬШИНСКИИ

КОСТРЫ ПОД ЧАЛТЫРЕМ

Ох, как они, сволочи, горели под Чалтырем! Тогда от наших зениток на прямой наводке для фрицев спасения не было. А мы прицеливались прямо в перекрестие, то бишь в кресты на башнях. Мы тогда восемь штук подожгли. Больше соваться с этого направления на Ростов они уже не посмели.

А у нас после этого боя руки так и чесались еще раз сразиться, - кто тогда знал, что зенитка как противотанковое орудие здорово эффективна. Но ведь и небо надо было защищать, - гаубицу в зенит не задерешь!

А вообще-то, я - исконный зенитчик, влюбленный, можно сказать, в это дело. Перед самой войной закончил Севастопольское училище зенитной артиллерии и в звании лейтенанта и в должности командира взвода был направлен в 485-й зенитно-артиллерийский полк. Мы тогда прикрывали с воздуха нефтеперерабатывающие заводы в Туапсе. Потом - промышленные объекты Ростова-на-Дону и, в первую очередь, железнодорожный мост, имевший стратегическое значение. Потом -Армавир и Махачкалу, потом - Грозный, по которому "Люфтваффе" наносил массированные бомбовые удары. У них мало что получилось. ... И все же - как они, сволочи, горели под Чалтырем!


В. Копылов

ТРИЖДЫ ОТВАЖНЫЙ

Биография у меня по тем временам была не блестящая. Отца, Копылова М.В., в 1936 году постановлением тройки УНКВД Воронежской области, без предъявления обвинения по какой-либо статье УК РСФСР, упекли в ИТК сроком на 5 лет. И лишь в феврале 1996 года по заключению прокуратуры Липецкой области реабилитировали за отсутствием состава преступления. Моя мать, Копылова Д.Н. и мы -семеро несовершеннолетних детей, носили клеймо семьи врага народа.

Как сын врага народа был исключен из школы. С 1937 года по 1941-й работал на стройках в гулагах НКВД. В 41-м самовольно ушел из лагеря НКВД № 168, который был неподалеку от г. Рыбинска. А тут и война грянула.

Белинский В.Г. говорил: "Можно не любить и родного брата, если он дурной человек, но нельзя не любить отечества, какое оно ни было"... До обид ли было, когда враг топтал нашу землю? Стал думать, чем помочь Родине? А чем можно помочь, если тебе нет и четырнадцати, а образование - лагеря НКВД?

Устроился пастухом-гуртовщиком. Как раз на Смоленщине требовался человек, чтобы угонять гурты скота в северную часть СССР. И тут мне снова крепко не повезло: в один из дней налетела фашистская авиация и разбомбила гурты. Это было страшное зрелище...

Вскоре я прослышал, что в Смоленске для защиты города из добровольцев создается сводный рабочий отряд. Записался в него. Так и оказался в самом пекле войны.

Рабочий отряд совместно с частями 129-й стрелковой дивизии оборонял северную часть города. А линия фронта проходила через город, по реке Днепр. Немцы по нескольку раз в день пытались форсировать Днепр. Но воины и ополченцы стояли насмерть и каждый раз не позволяли врагу зацепиться за берег.

Помню, как фашистам однажды удалось вырваться на берег и захватить территорию кладбища.

На другой день утром всех нас подняли в атаку. Это был ужасный бой. Крики, стоны, грохот, взрывов гранат, треск автоматов, обрывки команд на нашем и чужом языках- все слилось в сплошной гул, который не смолкал около трех часов.

Фашисты были выбиты с кладбища и сброшены в Днепр. Цена этой победы велика: земля была устлана трупами немцев и наших бойцов.

В том бою и я получил ранение, попал в медсанбат 129-й стрелковой дивизии. А после излечения был зачислен в один из полков этой дивизии. С ним и дошел до г. Орла.

4-го августа 1943 года началось наступление на г. Орел. Первыми ворвались на его улицы воины 5-й, 380-й и нашей 129-й дивизий. Весь день шли уличные бои. К вечеру наши войска овладели восточной частью города, вышли к Оке и на плечах отходящего противники начали форсирование реки.

Уличные бои в Орле были очень сложными и тяжелыми. Горели и рушились дома города. Чадили подбитые танки. На мостовых и асфальте улиц-дымные султаны разрывов снарядов и мин. И среди этого огня и дыма - красное полотнище нашего полкового Боевого Знамени. Оно вселяло какую-то необыкновенную силу, подхватывало бойцов, и мы шли за ним, презирая смерть.

Боевые Знамена в критические минуты боя на улицах Орла выносили и другие полки 129-й дивизии. Все они получили наименование Орловских.

На рассвете 5 августа Орел был освобожден от фашистских захватчиков.

5 августа была одержана и другая победа - освобожден Белгород.

В ознаменование этих двух побед в Москве был произведен первый в истории Великой Отечественной войны артиллерийский салют.

Я помню, какое ликование было в тот вечер у жителей города и у воинов частей и дивизий, освободивших город. А мне в тот вечер приятнее всего было сознавать, что и я к этой победе причастен, что отдал для нее все, что только мог.

Среди наград - три медали "За отвагу". Их ценю выше всех наград.

А внукам скажу: "Любите Россию, ее я штыком защищал".


Полковник в отставке М. ХОРЕЕ

ИЗ ОКРУЖЕНИЯ

Командиром огневого взвода я стал в сороковом году в неполных двадцать лет. Хозяйство - нешуточное - три "гаубушки" (так мы ласково называли свои орудия). А уж как холили их! Действительно, как милых сердцу голубиц.

Война застала на летных учебных стрельбах в лагерях. Наш 360-й гаубичный артиллерийский полк РГК вступил в бой уже 24-го июня на территории Латвии. Немцы лезли тогда на нашу землю, как оглашенные, не считаясь с потерями. Наш дивизион под командованием Героя Советского Союза капитана Большакова не часа не сидел без работы, -фашисты наступали, а мы были вынуждены все время маневрировать и бить по их позициям и колоннам резерва.

В конце концов противнику удалось окружить наше соединение 27 июля. Но уже на следующий день было пробито "окошко" для выхода из окружения,. Я получил задачу разыскать отставшую группу бойцов, чтобы вывести их из окружения. Не удалось, да и неразберихи в тот период было очень много. Я со своим разведчиком еле-еле избежал пленения и все-таки вышел в распоряжение батальона прикрытия под командованием капитана Ковалева - 60 бойцов. Но немцы уже сумели захлопнуть "окошко". Начался наш рейд по тылам фашистов...

Внезапно и дерзко нападали на небольшие гарнизоны, добывали там оружие и боеприпасы. Было очень трудно... Однако, к этому времени чувство страха как-то притупилось. Да и наша форма, оружие и документы, которые были с нами, придавали уверенности в своих действиях. И мы дрались отчаянно.

Отряд вышел из окружения удачно, на участке, где противник сплошного фронта не имел. Командир построил всех нас в колонну по три, после чего мы пересекли широкое поле, перешли из одного леса в другой между двумя деревнями, занятыми противником. И вскоре были в расположении своих кавалеристов. Убедившись, что мы при оружии и с документами, они нас накормили и даже угостили чаркой.

По приказу командования 33-й армии несколько артиллерийских частей, находящихся на доукомплектовании, заняли оборону по реке Торопа, а мне выделили 100 бойцов и приказали выдвинуться вперед на пути вероятного движения танковой колонны, чтобы нанести ей максимальные потери.

Отряд окопался вдоль дороги по обеим сторонам, имея связки гранат и бутылки с горючей смесью. И вот через несколько дней проследовала разведка, и за ней колонна танков с десантом пехоты. Мы тогда дождались немцев и, как говорится, "клещами" одновременно нанесли удар. Все загорелось - и танки, и лес. Начался шквальный автоматный огонь. По замыслу каждый солдат, выполнив задачу, должен был пробираться в пункт сбора. Но пехота противника начала преследование отходивших групп отряда. Сделав огневую завесу, нам удалось оторваться, но собрались не все...

Прибежав к спасительной нашей обороне, мы обнаружили, что там уже хозяйничает противник, который фланговым ударом вдоль железной дороги захватил город и вышел в тыл. Мы оказались в критическом положении, но просто посчастливилось скрытно пройти по задам деревни и углубиться в спасительный лес. Там мы перевязали свои раны (я тоже был легко ранен в руку).

Через несколько дней мы вышли к Западной Двине.

Для меня начальный период войны закончился.


А. ПАНФИЛОВ, партизан Великой Отечественной

войны,

председатель Совета ветеранов

56-й армии

ЭТО БЫЛО В 41-М...

"Об одном прошу тех,

кто переживет это время:

не забудьте".

Октябрь был на исходе. Хваленая танковая армия гитлеровского генерала Клейста, беспрепятственно прошедшая по дорогам Европы, все еще топталась в районе поселка Чалтырь.

Со своего наблюдательного пункта Клейст отчетливо видел, что за его танками на донской земле клубится не европейская пыль, а тянутся черные шлейфы едкого дыма. Генерал негодовал. Он вводил в бой все новые и новые силы, лавины вражеских танков и бронемашин с черными крестами наседали на передовые позиции наших войск.

Воины 56-й Отдельной армии генерала Ф.Н. Ремезова, преодолев так называемую "танкобоязнь", смело встречали их. В танки летели гранаты, бутылки с горючей смесью, меткий огонь из орудий вынуждал врага откатываться назад. Изматывая превосходящие силы противника, части и соединения донских формирований героически защищали подступы к столицу Дона - городу Ростову.

А в Синявке, занятой фашистами 20-го октября, гулял их "новый порядок". На покосившихся заборах появились приказы немецкого коменданта: "... За хранение оружия - расстрел..., за помощь партизанам - расстрел..., за скрытие коммунистов и евреев -расстрел..."

"Расстрел..." - это слово оцепеняюще действовало на людей, заставляло подальше прятаться, покрепче запираться. Улицы Синявки опустели.

-Смотрите, смотрите, - переносилось из хаты в хату. - Верка Хабачиха с немецкими офицерами разъезжает. Переводчицей нанялась.

Что и как переводила Хабачиха, история не сохранила. А вот то, что именно в эти дни гитлеровцы уничтожили синявских патриотов -коммуниста Ивана Гусенко, комсомолку Тамару Парфентьеву, здесь помнят и поныне. Синявцы еще оплакивали страшные смерти своих земляков, как на их глазах, недалеко от железнодорожного моста через речку Донской Чулек фашисты расстреляли разведчицу неклиновского партизанского отряда «"Отважный-Г"- комсомолку Тосю Аникееву.

О ней, о первой женщине-партизанке, казненной фашистами на донской земле в 41-м, о ее боевых товарищах и пойдет мой рассказ.

Антонина Степановна Аникеева, по мужу Родина, родилась в Синявке, в дружной трудовой семье. Здесь она училась в школе. Здесь вступила в комсомольскую ячейку. Здесь прошла ее юность. Затем она переехала в Ростов. Работала на бумажной фабрике. Когда началась война, и муж Тоси ушел на фронт, она возвратилась в Синявку. Некоторое время жила в семье сестры Носачевой Анны. Узнав об организации в Неклиновском районе партизанского отряда, не раздумывая, поехала в районный центр - село Покровское.

Первый секретарь райкома партии Александр Пахомович Даниловский встретил ее приветливо, хотя лежавшие прямо на столе плащ, папка с бумагами говорили о том, что он куда-то собирается ехать.

-А, землячка, заходи, заходи! Зачем пришла? - Даниловский внимательно слушал взволнованные слова Тоси:

-Не могу оставаться в стороне. Возьмите в отряд.

...Снаряды уже рвались на синявских улицах, когда секретарь райкома на баркасах и рыболовецких катерах увел свой отряд с территории синявского рыбозавода в приазовские плавни. Ушла с отрядом и Тося. В густых зарослях камыша и топких болотах плавней была создана партизанская база.

Установив связь с командованием 56-й Отдельной армии и командиром 14-го отряда водного заграждения Азовской флотилии майором Цезарем Куниковым, партизаны приняли решение о ведении совместных боевых действий.

Едва над приазовскими плавнями спускались сумерки, как из партизанского лагеря по дорожкам, проторенным в зарослях камыша и осоки, уходили в дозоры группы партизан и моряков-куниковцев.

Тося получила серьезное задание: разведать расположение немецких огневых точек.

К поселку Морской Чулек добралась на рассвете. В развалинах колхозных построек дождалась наступления темноты, а затем направилась в Синявку. Оттаившая за день болотистая почва займищ местами проваливалась. Ноги промокли и закоченели. Ее знобило. Но Тося шла, внимательно осматривая все вокруг, запоминая расположение замаскированных камышом огневых точек фашистов, склады горючего и боеприпасов.

До мазанки Ивана Герасимовича Евтушенко, служившей у партизан явочной квартирой, Тося добралась в полночь. Жена Ивана Герасимовича помогла Тосе переодеться, обсушиться. А крепкий чай, настоянный на шиповнике, вернул ей силы.

...Под видом меняльщиков Тосе вместе с Евтушенко удалось пробраться в район водокачки на железнодорожной станции.

Анна Твердова, узнав в меняльщиках своих с плавней, пригласила в хату, напоила молоком. И, как бы мимоходом, разглядывая принесенные ими вещи, рассказала, что в развалинах водокачки у немцев оборудован пост. Но из-за заморозков по ночам они больше отсиживаются по хатам. Пожгли все запасы дров. Грозятся вырубить плодовые деревья.

-Железнодорожный мост, - продолжала Твердова, - что недалеко от Крутой балки, охраняют полицаи. На территорию станции немцы никого не пускают. Там у них какие-то склады. По косогору над станцией немецких постов нет. Я это хорошо знаю.

Собрав нужные сведения о враге, Тося, как и было договорено, через связных на хуторе Мельниково сообщила их в штаб партизанского отряда.

.. Темная октябрьская ночь висела над Синявкой. Холодный низовой ветер пробирал до костей. Временами срывался мокрый снег. Под покровом темноты группа партизан и моряков-куниковцев переправилась на правый берег Мертвого Донца в районе синявской железнодорожной станции. Владимир Мовцесов с группой моряков направился к развалинам водокачки. Иван Ющенко и Александр Рымарь с моряками - к железнодорожному мосту. Без единого выстрела часовые были сняты, и яркая вспышка в западной стороне Синявки осветила небо. Это был взорван железнодорожный мост у Крутой балки. Эхо взрыва отозвалось в плавнях и послужило сигналом к началу дерзкой вылазки партизан и моряков.

Восемь боевых катеров отряда водного заграждения под командованием Куникова, подойдя по реке Мертвый Донец к развалинам водокачки, прямой наводкой стали расстреливать стоящие на станции вагоны с боевой техникой и снаряжением. Несколько снарядов попало в бензохранилище. Словно мячи, подпрыгивали окутанные огнем бочки с бензином. Взрываясь, они несли смерть фашистам.

-Полундра! Вперед! - донеслось с церковной площади. Длинные автоматные очереди моряков и партизан заглушили одиночные выстрелы перепуганных фашистов. Это группа партизан Михаила Носачева и моряки-куниковцы завязали бой в центре Синявки. Обнаружив замаскированные во дворах танки, партизаны и моряки выводили их из строя, а сам Носачев с группой бойцов подобрался к дому, где размещался штаб танковой дивизии. Раздался взрыв, и красное пламя, будто ждавшее этой минуты, охватило весь дом.

Но вот в небо взметнулась одна за другой красная и зеленая ракеты. Сигнал к отходу. Когда партизаны и моряки, принимавшие участие в боевой операции, погрузились на катера и отчалили от берега, фашисты, оправившись от замешательства и получив подкрепление, открыли по ним огонь. Потопить катера им не удалось, предутренний туман окутал приазовские плавни.

Дерзкая вылазка в тыл врага моряков-куниковцев и неклиновских партизан 2 ноября 1941 года является первой встречей гитлеровцев в открытом бою с донскими партизанами. Позже партизаны и моряки-куниковцы еще не раз совершат рейды в тыл врага, нанося ему урон в живой силе и технике, но этот первый, ноябрьский яркой страницей вошел в историю борьбы народных мстителей Дона против немецко-фашистских захватчиков.

Во время налета уничтожено девять танков и серьезно повреждены пять. На перегоне Синявка-Приморка взорван железнодорожный мост. На станции Синявка сгорело двадцать пять вагонов с боеприпасами, пострадало от огня инженерное оборудование и материалы для строительства оборонительных укреплений. Сгорел дом, где помещался штаб танковой дивизии.

Из рассказов немецких солдат, прибывших в Синявку, Тося узнала, что часть войск, из числа рвущихся к Ростову, командование перебросило в Недвиговку и Синявку для борьбы с партизанами. Получив от комсомольцев-подпольщиков сведения, что в районе железнодорожной станции в опорный пункт обороны немцы превращают камышитовый завод, что по косогору над Смирновским садом установлены пушки, оборудованы склады боеприпасов, Тося заспешила в отряд. Собранные разведданные для подстраховки она передала связному в хутор Мельникове

...В полночь Тося ушла из Синявки. К партизанам своего отряда на этот раз она не дошла. На рассвете в поселке Морской Чулек отважная разведчица была схвачена фашистами и привезена в родную Синявку. На допросе ее пытали, но ничего не добились. Ее расстреляли у железнодорожной насыпи.

...Когда войска 56-й Отдельной армии перешли в контрнаступление под Ростовом, моряки-куниковцы и партизаны нанесли удар в тыл фашистских войск в районе Синявки. Сигналом к бою послужила взметнувшаяся в ночное небо красная ракета. Тишину разорвали автоматные и пулеметные очереди. И, будто стараясь заглушить их, заговорили пушки моряков-куниковцев.

-Это вам, фашисты, за нашу сестренку Тосю Аникееву, - приговаривал партизан Владимир Мовцесов, подавая снаряды краснофлотцу Павлу Потере.

...Под натиском наступающих частей Красной Армии враг отступил от Ростова на шестьдесят - восемьдесят километров. Над донской столицей городом Ростовом и десятками населенных пунктов, в том числе и Синявкой, 29 ноября 1941 года снова взметнулись красные флаги нашей любимой Родины.

Более 60 лет прошло с тех героических дней, но в благодарной памяти людей навсегда сохранятся подвиг партизанской разведчицы Антонины Аникеевой, названной синявцами "Донской Зоей", героические рейды в тыл врага отряда моряков под командованием Цезаря Львовича Куникова и партизаны отряда "Отважный-Г, организатором и душой которого был первый секретарь Неклиновского райкома партии Александр Пахомович Даниловский.


В. АНАНЬЕВ, майор в отставке бывший ополченец, профессор

НАСЛЕДНИКИ МИНИНА И ПОЖАРСКОГО

Народное ополчение - это патриотическое движение народа, который грудью встает в тяжелую годину на защиту своей Родины от чужеземных захватчиков. Это особый вид воинских формирований. Создание такого войска подчеркивает справедливый, подлинно народный характер войны.

В ряды ополченцев вступали не по приказу, а добровольно. Как известно, в истории России неоднократно случалось, когда на борьбу с иноземными захватчиками кроме воинов шли народные ополченцы. Так было на поле Куликовом, на льду Чудского озера. Гнали врага с родной земли ополченцы Минина и Пожарского. Возмездие от народного ополчения испытали на себе войска Наполеона, Но наибольший размах народной мести падает на Великую Отечественную войну 1941-1945г.г. Именно в ту лихую годину народное ополчение стало массовой формой участия народов Советского Союза в вооруженной борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Наследники Минина и Пожарского смело выступили на защиту советского государства.

Всего в стране уже в начале Великой Отечественной войны подали заявления о вступлении в ополчение около 4 млн. человек. Это позволило сформировать 60 дивизий и 200 отдельных полков. В боевых действиях участвовало только 36 дивизий и несколько полков. В том числе и Ростовский полк народного ополчения, входящий в состав 56-й армии, как 222-й стрелковый полк. Вот о нем мне и хочется рассказать. К 25 июля 1941 г. о зачислении в ополчение в Ростовской области было подано около 20000 заявлений, из них более 3-х тысяч от женщин. Командиром Ростовского полка народного ополчения был назначен заместитель директора одного из заводов города М.А. Варфоломеев, комиссаром - герой гражданской войны П.А. Штахановский. Полк состоял из 3-х батальонов и двух специальных рот. С января 1942 г. полк уже имел две артиллерийские батареи, минометную, автоматчиков, связи, санитарную роты и несколько отдельных взводов (разведки, саперный, комендантский и...музыкантский). Численность полка возросла до 3100 человек.

В Ростовском полку народного ополчения мне довелось служить в качестве связиста 2-го батальона. В конце июля 1942 года полк вынужден был совместно с другими частями Красной Армии оставить Ростов-на-Дону. Из него была выделена группа в составе около 300 человек во главе с заместителем командира полка Н. Скачковым.

Группа действовала самостоятельно. Запомнился мне бой в районе станции Тенгинской на реке Лабе, где ополченцы сдерживали натиск вражеских танков. Группа имела батарею 45 мм орудий и противотанковые ружья. Вражеские танки были остановлены. Три гитлеровские боевые машины уничтожены, пехота рассеяна. Но в этом бою погибло немало наших ополченцев.

В августе 1942 года на базе полка ополчения было сформировано три особых отряда для борьбы с немецкими войсками. Первый отряд состоял из солдат и офицеров нашего 2-го батальона, где я был связистом. Командиром отряда был назначен А.С. Катаев (кстати, его именем ныне названа улица в Ростове-на-Дону). Комиссаром стал С. Борисов и начальником штаба Я. Ребайн.

И вот наш отряд, насчитывающий 360 солдат и офицеров, занял оборону в 10 км от поселка Траволевор. Небольшой по составу отряд делал огромную работу. В него входило шесть стрелковых взводов, а также взвод разведки, хозяйственный и другие. Командовал взводом разведки Е. Голвинов. Разведчики, действуя под управлением начальника штаба Я. Ребайна, нанесли на карту района все лесные дороги, которые гитлеровцы могли использовать на подходе к высотам «Лысая», «Гейман» и другим важным участкам обороны. Благодаря этим сведениям, личный состав стрелковых взводов стал ежедневно устраивать засады на лесных дорогах и наносить фашистам существенный урон.

Больше того, разведчики отряда стали добывать и передавать очень важные необходимые сведения о противнике даже в штаб 18-й армии. Была также установлена связь с отрядом партизан в районе Ходыженской. Солдаты и офицеры проявляли постоянно мужество и отвагу. Так, в операциях стрелковых взводов во время засад отличились младший лейтенант Модин, бойцы-ополченцы Виноградов, Глейзер, Поляничко, военфельдшер Мирвоза и другие.

Мало кто знает, что в нашем отряде провел более 20 дней журналист С. Борзенко (в будущем Герой Советского Союза). Он много писал о боевых действиях первого отряда ополченцев в армейской газете "Знамя Родины".

Успешно воевали и другие отряды. В конце сентября 1942 года немецко-фашистские войска перешли в наступление. Все три отряда были направлены в распоряжение 383-й Шахтерской дивизии. Вражеские подразделения захватили господствующую высоту «Гейман». Командир дивизии генерал К.И. Провалов приказал первому отряду выбить немцев с высоты. Отряду придали роту морской пехоты.

Ополченцы продолжали нести ощутимые потери. Так, при выходе команды на исходные позиции при бомбежке были ранены ополченцы Е. Логинов и Н. Трейлих.

Несмотря на потери, командир отряда Катаев разработал великолепный план штурма. Он разделил отряд на две части, во главе которых поставил Я. Ребайна и С. Борисова. Стремительным ударом отряда сопротивление противника было сломлено, приказ по взятию высоты был выполнен. Однако гитлеровцы с таким положением дела не смирились, и отряд несколько дней отбивал нахрапистые атаки немцев. В результате этих боев отряд понес большие потери. Из строя выбыло более половины бойцов. Героически погиб командир отряда А. Катаев, ранены командиры С. Борисов и Я. Ребайн.

Ростовские ополченцы, в составе полка принимали участие в боях в горах Кавказа до конца октября 1942 года. Многие погибли или были ранены. Из вышесказанного видно, что наши ополченцы покрыли себя славой не только в боях за Ростов-на-Дону в ноябре 1941 года, но и в сражениях с врагом в горах Кавказа. В конце октября из трех тысяч бойцов полка, состоящего исключительно из ростовчан, в строю осталось около 200 человек. После этого полк был расформирован. Солдаты и офицеры продолжали службу в других воинских частях. Многие из ополченцев участвовали в боях до конца Великой Отечественной войны, вернулись в г. Ростов-на-Дону и плодотворно работали.

Например, в 1943 году вернулся в город Я. Ребайн, где прожил до конца жизненного пути (1996 г.). Почти четверть века он был главным архитектором Ростова-на-Дону и восстанавливал из развалин послевоенный город. Ныне на доме по Газетному переулку, где была квартира Ребайна, укреплена в его честь мемориальная доска.

А вообще город Ростов-на-Дону по-достоинству оценил ратные подвиги своих ополченцев. После Великой Отечественной войны в городе был создан Совет ветеранов полка, средняя школа № 33 получила имя полка ополченцев, в ней создан Музей полка. На всех зданиях города, где формировались подразделения полка, помещены мемориальные доски. 15 улиц города носят имена героев-ополченцев, отдавших свою жизнь в боях за Ростов-на-Дону. В частности, есть улицы Варфоломеева, Штахановского, Текучева, Катаева, Арефьева, Саши Чабанова и другие. В городе имеется площадь и улица имени полка ополчения. В Ростове-на-Дону проживает ныне 14 ополченцев.

В заключение хочется сказать, что народные ополчения в трудном для страны 1941 году сыграли свою заметную роль в защите Советского Союза от немецко-фашистских захватчиков. Наиболее существенно это проявилось в боях под Москвой, при обороне Ленинграда и Сталинграда. Ростовские ополченцы в составе 56-й армии внесли свой вклад в одну из первых крупных наступательных операций Красной Армии в Великой Отечественной войне - в боях за Ростов-на-Дону. Честь вам и слава, дорогие мои друзья-ополченцы. Живите те, кто выжил. И не забудем никогда тех наших товарищей, кто пал на полях сражений за Родину.


Анна СПИРИДОНОВА

СЛЕЗА КОМАНДИРА

Она, слеза командира, тогда значимее и важнее была, чем даже орден. А наш командир - майор стоял перед строем после боя и впервые сказал не "товарищи солдаты", а "девчата". И - отвернулся, чтоб не показывать свою слабость. Да и не слабость это была, а обыкновенное чувство мужчины, увидевшего в бою девчонок-солдат.

Да, девчонками мы были, с косичками и без начесов. Некогда было их делать.

А командир плакал... Он сумел в себе все унять, а мы, смазливые девчушки, были благодарным ему только за то, что выжили...

Честно говоря, очень хотела об этом написать. "Не могу забыть этот момент, когда мы оставили город, не могу скрыть, мы плакали, звали в трудностях матерей, Бога просили, чтоб он помог нам, чтоб мы не попали в плен. Мы падали при бомбежках и закрывали лицо, прижимались к земле, и как хотелось, чтоб земля расступилась и сохранила нас насмотревшихся на изуродованные лица. При отступлении, когда нас собрали, многих недосчитались, пали смертью храбрых, не посрамив свою Родину и родных. Когда мы собрались в определенном пункте, старшина нас построил, подошел к нам командир полка майор Котлевич Альфред Яковлевич. Мы были все грязные, оборванные, потеряли материальную часть, в крови. Если сами не ранены, то выносили товарищей. Пока более менее успокоились... Комполка сказал:

-Сегодня вы оставили свой родной город, где вы родились, учились.жили. И вы не знаете, что с вашими близкими. Но придет время, мы разобьем врага в его логове, и у вас будет возможность все понять. Вернетесь вы домой с Победой. Вам люди будут в ноги кланяться, за ваш героизм и мужество. Вы перенесли такую тяжесть, что порой не под силу и мужчинам.

Обратился к старшине:

Накормить, сводить в баню, обмундировать, выдать материальную часть.

Это был Воронежский фронт...

Школа и улица названы именем нашей однополчанки Лидии Рябцевой, которая сбила два самолета и погибла сама. Но жива память о тех, кто в 1942 году смело и мужественно сражался за свой родной и любимый город Воронеж.


А. КОНОПЛЯННИКОВА

ЭТО БЫЛА СТРАШНАЯ НОЧЬ

Моя военная служба началась летом 1942 года. Поезд с эвакуируемыми ростовчанами неподалеку от станции Куберле был подвергнут жесточайшей бомбардировке немецкими самолетами. Все сгорело - вещи, документы, продукты. Нас спасло чудо: выпрыгнув из вагонов, убежали в степь. Наши войска отступали, и я пошла с ними. Меня зачислили медсестрой во фронтовой госпиталь. Это и стало началом армейской жизни.

Армия через Калмыцкие степи шла к Сталинграду. Запомнилась страшная жажда. В округе, на 80-100 километров, не было воды, и нам давали на одного раненого лишь по кружке в день.

Остановились под Сталинградом. Мороз до 40 градусов. А у меня -30 тяжелораненых бойцов. Их надо было накормить, перевязать, обиходить и хату, в которой лежали, натопить. Топила буржуйку досками, которые отрывала от разрушенного рядом другого дома.

Буржуйка не справлялась с морозом, и чтобы не замерзли раненые, ее приходилось топить на полную мощь. Это и привело к беде. Среди ночи по хате вдруг заплясали блики. Глянула на трубу и обомлела: труба раскалилась, и от нее начался пожар. Сбить пламя было не в моих силах. Быстро подняла раненых. Те, кто мог передвигаться, помогали более тяжелым. Выносили постели, одежду. Сама я металась, как угорелая. Сколько раз вбегала в горящую хату и выбегала из нее уже и не припомнить. Об опасности как-то не думалось.

Все мысли были сосредоточены на одном: как спасти бинты, медикаменты, нехитрое госпитальное имущество, одежду раненых, Документацию и главное - людей.

Потом мы стояли у пожарища, согреваясь его теплом. Немцы начали обстрел. Но мы уже не обращали внимания ни на вой снарядов, ни на грохот разрывов. Словом, это была страшная ночь...

Можно рассказать и о боях за Мелитополь. Тяжелые были деньки. Наш госпиталь был рассчитан на прием 200 человек, а в нем оказалось не меньше 2000. Мы еле успевали их накормить один раз в сутки. Они были и в хатах, и в сенях, и даже на завалинках. День и ночь отправляли их в тыл. Много было тяжелых моментов.

Путь нашей армии был от Сталинграда, через Ростов, Донбасс, Крым, Белоруссию, Литву и Латвию, там и закончился в июне 1945 года.


Б.ПИСАЧЕНКО,

полковник в отставке

"И МЫ СХЛЕСТНУЛИСЬ В РУКОПАШНОМ..."

"Я только раз видала рукопашный. Раз - наяву. И тысячу - во сне. Кто говорит, что на войне

не страшно, Тот ничего не знает о войне". Юлия Друнина

Тот бой я вряд ли забуду до конца жизни. Но уже то, что просто посчастливилось выжить тогда, до сих пор кажется мне невероятным везением. Или провидением божьим... Мы не знали тогда, что нашему 676-му стрелковому полку суждено было первому начать битву, вошедшую в историю под названием Сталинградской. Мы первыми переправились через Дон, броском оторвались от основных сил и сразу попали в сущее пекло.

Первые большие потери батальон понес в боях между хуторами Прониным и Перелазами в двадцатых числах июля. Вечерний бой был кратковременным, без атак со стороны немцев. Они вели обстрелы из артиллерийских орудий и минометов. В это время я находился на КП батальона в окопах, отрытых ранее. Комбат Танцура, ставший к тому времени капитаном, радовался, что бойцам не придется рыть окопы, и что линия обороны позволяет задержать противника хотя бы кратковременно. Но немцы неожиданно в ночное время начали наступление на позиции батальона, ведя огонь трассирующими пулями из автоматического оружия. Эффект был ошеломляющим: казалось, что все огненные трассы устремлены на тебя. Нервы не выдерживали, и роты одна за другой начали отходить к хутору Перелазы.

Комбат Танцура и старший политрук Мартышкин ринулись к отступающим и, угрожая оружием, чернея от гнева, пытались остановить бегущих. Только к утру на речушке Куртлак им удалось организовать оборону. Утром появились немецкие бронетранспортеры и стали разгружать пехоту, которая тут же разворачивалась в цепь, готовясь к атаке. К этому моменту я только успел протянуть связь с командиром 1-й роты старшим лейтенантом Артилом Струа и видел собственными глазами, как цепи войск сходились в рукопашной. Командир роты был впереди своих бойцов. Я видел его строчащим из автомата по наступающим немцам. Личным примером он вселял мужество в души солдат. В боевых порядках 1-й роты появился и сам комбат, и когда немцы предприняли очередной штурм нашей обороны, он был рядом с нами, ведя огонь из пистолета ТТ на близкой дистанции. Немцы бросали против нас все новые силы, и все же мы сумели продержаться до вечера Потери были очень большими: убитых хоронили прямо в окопах и артиллерийских воронках. Мы отходили в сторону станицы Клетской, ведя бои в полном окружении. Моральный дух нам поднимали танкисты, у которых уцелел тяжелый танк KB, три тридцатьчетверки и одна танкетка. Они тоже пробивались к станице Клетской в надежде прорвать кольцо окружения и выйти к Дону

23 июля в полдень разразилась сильная гроза, хлынул ливень. Гром небесный смешался с грохотом земным. При поддержке танкистов мы вели наступление на станицу Клетскую. Плотный минометный огонь немцев не дал нам возможности прорвать их оборону. Наши танки начали гореть, атака захлебнулась. И все-таки нам удалось выбить немцев из первой линии окопов, а дальше сил для наступления не хватило. Слишком велики были потери...

Стоя в окопе, я видел станицу, ее окраинные дома. Уцелевшие танки стали разворачиваться и уходить от артогня. Немцы перешли в контратаку, земля сотрясалась от взрывов, пролетали, чудом не задевая меня, осколки снарядов. Я перебегал из окопа в окоп, ложился на землю Рядом со мной валились на землю, поднимались и снова падали бойцы 2-го батальона. В это время появился верхом на расседланном коне начальник штаба батальона и стал скакать вдоль отступающей цепи, требуя занять оборону и прекратить отступать. Его выпученные от гнева глаза на почерневшем лице, матерные слова, пистолет в руке не предвещали ничего хорошего, но вот разрыв мины - и лошадь с наездником рухнули на землю...

После того боя прекратил существование наш взвод связи, погиб командир взвода - "Саша из Краснодара". Мы потеряли двуколку вместе с пегим конем, катушками, кабелем и "сундуками". От взвода осталось всего лишь несколько связистов. Комбат Танцура закрепил меня за собой, как вестового, а остальных бойцов передал в роты. Но всех оставшихся в живых едва ли можно было набрать на один взвод.

Отрезанным друг от друга войскам приходилось действовать самостоятельно. Никто не знал, какими силами и средствами располагают соседи, кому и от кого ждать помощи. Управление между частями было потеряно. Вот и приходилось Танцуре и комиссару батальона Мартышкину, выводившим остатки подразделения от станицы Клетской и занимающим временную оборону на степной речушке Куртлак, долго решать, в каком направлении пробиваться к своим. В таком же положении оказывались группы отбившихся от частей солдат. Когда комиссар и комбат приняли решение прочесать камышовые заросли, нежданно-негаданно из камышей вышли около пятидесяти солдат, сержантов и даже два лейтенанта. Все они были из разных частей, в основном - из 33-й стрелковой дивизии. Наш батальон сразу получил солидное подкрепление по численности, превышающей всю выводимую Танцурой группу. Все скрывающиеся в камышах были вооружены и имели достаточный боезапас.

В тот день на нашем участке обороны было сравнительно спокойно. Разведгруппа противника вблизи не обнаружила, но южнее отчетливо слышался гул напряженного боя. Комбат решил, что это от Калача на Бузиновку наступают наши части, спешат нам на помощь, только по этой причине он отдал приказ двигаться к Бузиновке, навстречу своим.

Наблюдавшие в бинокли за ходом боя комбат и комиссар поняли, что северный фланг был занят немцами. Оттуда они вели огонь по наступающим. Комбат заметил, что в тыл наступающим двигалась цепь пехоты и вела на ходу огонь. Бронетранспортеры с пехотой стали появляться с южной стороны. Оценив сложившуюся ситуацию, Танцура приказал батальонному комиссару и мне переместиться на левый фланг, поближе к тому месту, откуда велся обстрел, и передать команду по Цепи: "В атаку!"

Разгорелся бой, какого я никогда в жизни не видел. Мы шли грудь на грудь, в упор расстреливая немцев, а немцы - нас. Несколько раз сходились в рукопашной. Немцы не ожидали, что мы, как и они, начнем атаку с тыла. Безысходность нашего положения придавала нам силы. Никогда не забуду того рукопашного боя. Я видел искаженные ненавистью лица своих врагов: вот один из них во френче, подпоясанном широким поясом с металлической бляхой, на которой начертано готической вязью: "Gott mit uns" ("С нами Бог"), в серо-зеленых гетрах и ботинках с подковами бежал, держа винтовку с примкнутым штыком. Я тоже приближался к нему со штыком, нацеленным ему в грудь. Мы сошлись в неистовой схватке. Он был сильнее, да к тому же к нему на помощь устремился немец в пилотке, долговязый и широкоскулый. Я почувствовал удар прикладом по голове. Если бы ни каска, не писать бы мне этих воспоминаний. Я отбивался, не чувствуя боли: левая рука была проткнута штыком, передние зубы выбиты прикладом, второй удар штыком прошел, касательно груди, нанеся резаную рану. Если есть Бог на небе, то это он отвел мою смерть. Крови я потерял много, сознание помутилось, голоса людей отдалялись, потом совсем исчезли. Я впал в беспамятство.

Потом, уже в госпитале, тот бой возникал в моей памяти какими-то неимоверно яркими, даже слепящими вспышками: шипящие рядом трассы, взъяренные лица, штыки, бляха немца перед глазами, крики, стоны, хрипы... Падающие ребята... Наше "Ура!"... Соленый вкус крови во рту, которую выплевываешь вместе с яростью... Руки, сомкнутые на щетинистом кадыке фашиста, мои руки...

Все схлестнулись в рукопашном. Вспоминать-то и то страшно!


Карелия ПОДРЕЗОВА,

бывший санинструктор

1133 стрелкового полка


Со школьной парты - НА ПЕРЕДОВУЮ

Война застала меня восьмиклассницей. Наивной и мало в чем сведущей. Глаза еще только открывались на жизнь, когда над страной черной тучей повисла беда. Пришлось очень быстро взрослеть. И взрослость эта предполагала непосредственное участие в защите своей Родины, своего города, своего дома, своей школы.

Весной и летом сорок второго в здании ростовской школы № 47 был оборудован госпиталь. Сидеть и скорбить над своей неудавшейся юностью не было в правилах моего поколения. Не было и моим правилом. Я пришла в госпиталь, чтобы ухаживать за ранеными, чтобы помогать людям. И очень быстро всему научилась. Впрочем (это я теперь осознаю), милосердию не учатся, оно у нас в крови.

Я еще в десятилетнем возрасте потеряла свою мать. И отец, Георгиевский кавалер и красный партизан в гражданскую, можно сказать, благословил меня на это: "Жизнь, дочка, всегда спасала женщина. Так что, давай, оправдывай свое предназначение".

Война, конечно, мужское дело. А вот ее изнанка, как правило, достается нам, женщинам. Насмотрелась я тогда, наплакалась... Когда встал вопрос об эвакуации госпиталя, и я упросила комиссара взять меня с собой, в суматохе переправы потерялась. И осталась совсем одна, без вещей и денег, в тоненьком летнем платьице, но с комсомольским билетом и пропуском в госпиталь в качестве официальных документов.

После долгих мытарств прибилась к тылам 339-й Ростовской стрелковой дивизии, - она отходила тогда в предгорья Кавказа. Меня зачислили санинструктором в учебный госпиталь. Правда, очень скоро с одной из маршевых рот попала на фронт, в самую катавасию.

Помню первый ночной бой. Ад кромешный!.. Взрывы, трассеры по небу, опять взрывы... И - вдруг чей-то стон рядом. Все страхи - в сторону, человек ранен и молит о помощи. Я нашла бойца, перевязала его и вынесла в укрытие. Он потом сказал: "Спасибо, сестричка..." Сколько их потом было, братишек моих!

После трудной и голодной обороны мы, наконец, перешли в долгожданное наступление, освобождая кубанские станицы Холмскую, Ахтырскую, Агинскую. В этих боях я получила и первое ранение, и первую награду.

Потом много чего было, - три года на передовой. Когда война закончилась, мне было только двадцать. А вот до сих пор помню, как кинулась на стон раненого, как тащила его, как перевязывала. И как он улыбнулся: "Спасибо, сестричка..."