Тезисы докладов

Вид материала

Тезисы

Содержание Активная стратегия поведения как фактор риска депрессии Экспрессии генов ММР-1 оказался ниже, чем до лечения, – от 0.8 до 13.3 раза выше контроля. При сравнении экспрессии гена ММР-1

Подобный материал:

• Тезисы докладов, 3726.96kb.
• Тезисы докладов, 1225.64kb.
• Правила оформления тезисов докладов Тезисы докладов предоставляются в электронном виде, 22.59kb.
• «Симпозиум по ядерной химии высоких энергий», 1692.86kb.
• Требования к тезисам докладов, 16.83kb.
• Тезисы докладов научно-практической, 6653.64kb.
• Тезисы докладов 1 Межвузовская научно -практическая конференция студентов и молодых, 100.64kb.
• Тезисы докладов и заявки на участие, 104.97kb.
• Тезисы докладов, принятые Оргкомитетом для опубликования в Материалах форума, 788.61kb.
• Тезисы докладов, принятые Оргкомитетом для опубликования в Материалах форума, 1066kb.

АКТИВНАЯ СТРАТЕГИЯ ПОВЕДЕНИЯ КАК ФАКТОР РИСКА ДЕПРЕССИИ

Д.А.Жуков¹⁾, Е.П.Виноградова²⁾

¹⁾ Институт физиологии им. И.П.Павлова РАН, Санкт-Петербург

²⁾ Санкт-Петербургский государственный университет, биолого-почвенный факультет, Санкт-Петербург


Депрессия является одной из актуальнейших проблем современности, являясь самым распространенным психическим заболеванием. Эндогенная депрессия человека успешно моделируется в экспериментах на животных, подвергаемых неконтролируемому стрессу, особый интерес представляют собой модели стресса повседневности. В ранних исследованиях нами было показано, что у линейных крыс с активной стратегией поведения после неконтролируемого электроболевого раздражения формируются депрессивноподобные расстройства.

Целью данной работы было сравнительное изучение влияния введения окситоцина и антидепрессантов для компенсации последствий хронического умеренного неконтролируемого стресса (ХС), вызывающего депрессивноподобное состояние у крыс.

По результатам выработки условного рефлекса активного избегания из 160 животных были отобраны 40 животных с активной стратегией поведения (группа А) и 40 – с пассивной (группа Б). У крыс двух групп были определены уровень тревоги и двигательная активность в тесте приподнятого крестообразного лабиринта (ПКЛ); время неподвижности при принудительном плавании как показатель уровня депрессивности; потребление раствора сахарозы как показатель гедонистического поведения. После этого животных подвергали процедуре ХС. Данное воздей-ствие производилось ежедневно в течение 30 дней. Стресс созда-вали ежедневными изменениями привычных условий существо-вания: лишение корма, лишение воды, наклон клеток, инверсия светового режима, влажная подстилка, скучивание, изоляция. По завершении ХС поведенческие тесты были повторены.

У крыс группы А, в отличие от крыс группы Б, не увеличивалось количество условно-рефлекторных реакций, увеличивалось время неподвижности при принудительном плавании и снижалось потребление глюкозы, у крыс группы Б происходило только патологическое снижение уровня тревожности и слабое снижение потребления раствора сахарозы.

После этого животным опытной группы вводили либо интрана-зально окситоцин (50 мкг) перед каждым из поведенческих тестов, либо антидепрессант бупропиона (в/б, 10 мг/кг ежедневно в течение 14 дней), контрольным – физиологический раствор тем же способом.

У животных группы А ни в одном из тестов не показано изменения поведения под влиянием окситоцина, в то время как у животных группы Б не изменял поведение антидепрессант. У крыс группы Б окситоцин нормализовал уровень тревожности. У крыс группы А показатели тревоги, депрессивности и гедонистического поведения восстанавливались после введения антидепрессанта бупропиона.

Таким образом, у крыс группы А после ХС выявлена классическая триада депрессии: агедония, нарушение обучаемости и двигательное торможение, которая исчезает после двухнедельного введения антидепрессанта. У крыс группы Б изменения поведения, вызванные ХС, имеют другую структуру и компенсируются введением окситоцина, а не антидепрессанта.

Следовательно, окситоцин играет ключевую роль в нейрохими-ческих механизмах восстановления после стресса только у живот-ных с пассивной стратегией поведения. Восстановительная терапия после действия неконтролируемого хронического стресса должна определяться в зависимости от стратегии поведения индивида.

ИЗМЕНЕНИЕ ЭКСПРЕССИИ ГЕНОВ ММР-1, -2, -9 В КОЖЕ ПРИ ТЕРАПИИ ПАЦИЕНТОВ С ПСОРИАЗОМ С ПОМОЩЬЮ НИЛИ

И.М.Корсунская¹⁾, Э.С.Пирузян²⁾, В.В.Соболев²⁾, С.А.Брускин²⁾, М.Т.Миннибаев¹⁾, А.Л.Пирузян¹⁾

¹⁾ ЦТП ФХФ РАН

²⁾ Институт общей генетики им. Н.И.Вавилова



Используя метод ПЦР в реальном времени, мы изучали изменение уровня экспрессии генов ММР-1, -2, -9 в пораженной псориазом коже по сравнению с непораженной у 12 больных до и после лечения лазерным излучением низкой интенсивности (НИЛИ) с длиной волны 1,27 мкм (коротковолновая часть инфракрасного диапазона).

После лечения методом НИЛИ уровень экспрессии гена ММР-1 оказался ниже, чем до лечения, – от 0.8 до 13.3 раза выше контроля. При сравнении экспрессии гена ММР-1 до и после лечения наблюдалось достоверное снижение у всех пациентов, кроме пациента 7 (уровень экспрессии гена после лечения оказался недостоверно выше). Достоверность отличий между выборками составила p<0.005. Среднее значение изменения уровня экспрессии гена после лечения оказалось повышенным в 4.1±1.0 раза, в среднем уровень экспрессии гена снизился по данной выборке в 3.6–9.6 раз.

Увеличения экспрессии гена ММР-2 после лечения у пациентов не было обнаружено, а у 45 % наблюдалось снижение. В среднем уровень экспрессии гена увеличился по данной выборке в 1.1–2.2 раза, однако отличие между выборками не является достоверным (p=0.10).

Воздействие лазерным излучением низкой интенсивности снижает уровень экспрессии гена ММР-9 в псориатической коже по сравнению с видимо непораженной кожей от 0.13 до 2.7 раза выше контроля. При сравнении экспрессии гена ММР-9 до и после лечения наблюдалось достоверное снижение у всех пациентов, кроме 6-го и 8-го пациентов (уровень экспрессии гена после лечения оказался недостоверно повышен). Значимость отличий между выборками составила p<0.05. Среднее значение изменения уровня экспрессии гена после лечения оказалось повышенным в 1.2±0.2 раза, в среднем уровень экспрессии гена снизился по данной выборке в 1.7–4.5 раза.

При сравнении изменения экспрессии генов ММР-1 и ММР-9 после воздействия на кожу низкоинтенсивного лазерного излучения наблюдалось достоверное снижение (р<0.05) экспрессии этих генов, в среднем в 6 и 3 раза соответственно. Уровень экспрессии ММР-2 повысился, но достоверного отличия не было обнаружено (p=0.10).

Полученное нами повышение экспрессии генов ММР-1 и ММР-9 может быть связано с наличием в промоторах их генов сайтов связывания транскрипционного фактора NF–kB [Fanjul-Fernández M., 2010], отличающегося повышенной активностью при воспалительном псориатическом процессе. После лечения уменьшается активность NF–kB и, соответственно, снижается экспрессия генов матриксных металлопротеаз.